Текст книги "Дарю тебе сердце"
Автор книги: Нэн Райан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
Глава 6
Кэтлин переодевалась к самому важному вечеру в своей жизни, внутри у нее все пело от радостного возбуждения. Пока Ханна застегивала на ней крючки синей бархатной юбки, она тихонько напевала и улыбалась, глядя на себя в зеркало. Какая жалость, что приходится прятать тонкую батистовую рубашку под блузкой! Кэтлин положила руки на талию и повернулась кругом, представляя, что бы сказал Доусон, если бы увидел ее без блузки. Она вдруг поняла, что пройдет всего несколько недель и Доусон увидит ее не только без блузки… При этой мысли Кэтлин густо покраснела.
Кэтлин приколола на воротник небольшую старинную брошь с камеей, доставшуюся в наследство от бабушки Ховард. Когда Доусон подарил ей эту блузку, Кэтлин подумала, что такой изящной у нее еще не было. Правда, отец сказал, что джентльмену не полагается дарить молодой леди одежду, но Кэтлин в ответ возразила, что они любят друг друга и скоро станут мужем и женой.
За окном уже темнело. Кэтлин рассчитывала, что разговор Доусона с ее отцом прошел гладко и скоро они будут поздравлять друг друга. Сгорая от нетерпения увидеться со своим женихом, она выпорхнула из комнаты и поспешила в гостиную, но нашла там только мать. Увидев дочь, Абигайль улыбнулась:
– Ты прекрасно выглядишь, дорогая.
– Ты тоже, мама. А где отец? Он что, еще не готов?
– Твоего отца нет дома, ума не приложу, что могло его задержать.
– Ты хочешь сказать, что его и днем не было дома? – воскликнула Кэтлин.
Едва она успела произнести эти слова, как открылась входная дверь и в дом вошел Луи. Кэтлин бросилась навстречу отцу.
– Папа, ты видел Доусона?
– Девочка моя, – Луи мягко высвободился из объятий дочери, – может, ты дашь мне сначала войти и согреться?
– Папа, ты встречался сегодня с Доусоном? – не отставала Кэтлин. – Он с тобой поговорил?
Луи с грустью посмотрел в глаза дочери.
– Дорогая, боюсь, у меня для тебя плохие новости. Я был в городе и слышал, что Блейкли сегодня вечером покидает Натчез.
– Этого не может быть! Доусон обещал, он…
– Доченька, – Луи обнял Кэтлин за плечи, – я прождал его весь день, но он так и не появился. Я и сам озадачен не меньше тебя.
Кэтлин оттолкнула отца и закричала:
– Это неправда! Доусон меня любит, он хочет на мне жениться! Это какая-то ошибка!
Абигайль подошла к дочери.
– Отец не стал бы тебя обманывать. Прошу тебя, не расстраивайся, на Доусоне свет клином не сошелся, у тебя будут другие поклонники.
– Нет! – Голос Кэтлин сорвался на визг. – Он не уедет, я его не отпущу! Я сама к нему пойду!
Она выбежала в холл, распахнула дверь гардероба и набросила на плечи голубую шерстяную накидку с капюшоном.
– Ты никуда не пойдешь! – отрезал Луи. – Не выставляй себя дурой! Блейкли, вероятно, уже поднялся на свой пароход и…
– Я пойду на пристань и задержу его! Это какое-то недоразумение, я должна с ним поговорить… – Кэтлин была близка к истерике.
Луи Борегар решительно взял дочь за руку:
– Юная леди, вы не выйдете из этого дома!
Кэтлин высвободила руку и бросилась к выходу. Уже в дверях она крикнула:
– Я иду к нему, и вы меня не остановите!
Яростно сверкнув голубыми глазами, она выскочила в темноту.
– Дэниел! – закричал Луи. – Быстрее, ты должен пойти за ней!
– Слушаюсь, мистер Борегар. – И негр поспешил за Кэтлин, даже не остановившись, чтобы взять пальто.
Абигайль заплакала:
– Луи, почему вы ее отпустили?
– Ну, ну, дорогая, все будет в порядке.
– Но что, если…
– Уверяю вас, я обо всем позаботился. Доусон не женится на нашей дочери. Через несколько недель она и не вспомнит про этого бродягу, так что не забивайте свою хорошенькую головку всякой ерундой. – Луи поцеловал жену и снисходительно улыбнулся: – Не пора ли нам пообедать?
Кэтлин забилась в угол коляски, по щекам ее лились слезы. «Почему Доусон уезжает? Ведь он меня любит, – думала она. – Наверняка произошло какое-то недоразумение».
Едва коляска остановилась, Кэтлин спрыгнула на пристань, побежала к «Моей Дайане» и стала подниматься по сходням. Услышав шаги, Сэм вышел посмотреть, кто там.
– Мисс Кэтлин, что вы здесь делаете?
– Сэм, – Кэтлин схватила лоцмана за большую черную руку, – ради Бога, скажите, Доусон здесь?
– Здесь-то он здесь, – очень мрачно отвечал Сэм. – Но только он в ужасном настроении, на всех кричит, ругается…
– Где он? Я должна его видеть.
– Ох, мисс Кэтлин, вряд ли вам стоит с ним встречаться. Как бы чего не вышло…
Не слушая возражений, Кэтлин побежала к трапу, ведущему к каюте Доусона.
– Пошел прочь, Сэм! – рявкнул изнутри Доусон, услышав ее робкий стук.
Кэтлин толкнула дверь и вошла внутрь. На большом письменном столе тускло горела единственная свеча. По каюте были разбросаны чемоданы. Доусон сидел за письменным столом, сжимая в одной руке стакан, в другой – полупустую бутылку виски. Кэтлин ужаснулась, увидев выражение его лица – холодное, жесткое. Он медленно поднялся из-за стола и посмотрел на Кэтлин с таким видом, будто видел впервые:
– Что вам нужно?
Кэтлин бросила накидку на кушетку и шагнула к нему.
– Что мне нужно? Я хочу знать, что происходит!
Он равнодушно пожал плечами.
– Ничего. Просто я решил уехать, разве это запрещено законом?
– Это какая-то нелепость! – Голос Кэтлин сорвался на крик. – Вы же меня любите, мы собираемся пожениться. Вы не можете уехать!
– Не кричите, Кэтлин, у меня голова болит.
– Голова болит? Да вы пьяны!
– Пока не пьян, но надеюсь скоро дойти до нужной кондиции.
– Доусон, любимый, я…
– Нет, Кэтлин, – холодно возразил он. – Я вас не люблю. Некоторое время вы меня забавляли, но это прошло. Как видите, женщины – вроде шампанского. Свежее искрится и щекочет нос, но быстро выдыхается. Наши отношения выдохлись. Все кончено.
Кэтлин было больно и обидно, но она не собиралась сдаваться. Подойдя еще ближе, она привстала на цыпочки и прошептала:
– Вы меня любите, Доусон Блейкли. – Она поцеловала его в губы. – Я знаю, что любите.
– Это бесполезно, Кэтлин, вы только напрасно тратите время. Я вас не люблю и никогда не любил. – Он подтянул к себе стул с высокой прямой спинкой, сел, расставив ноги, и сложил руки на груди. – Почему вы не уходите?
Кэтлин смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых застыла боль, и не могла поверить в происходящее.
– Я заставлю тебя меня полюбить, – сказала она с вызовом и начала расстегивать верхние пуговицы белой кружевной блузки.
Взгляд Доусона был прикован к ней, но он хрипло пробормотал:
– Кэтлин, не делайте этого.
Она продолжала расстегивать блузку. Доусон пытался отвести взгляд, но это оказалось выше его сил. Теперь она стояла в тонкой батистовой нижней рубашке с голубыми лентами. У него захватило дух.
– Ради Бога, Кэтлин, прекратите. У вас что, гордости нет?
– Гордости? – Она подняла на него печальный взгляд. – Нет, больше не осталось. Я тебя люблю и не позволю тебе уйти.
Кэтлин повела плечами, и рубашка упала на пол. Когда ее изящные ручки взялись за пояс юбки, он не выдержал и накрыл их своими. От этого прикосновения слезы Кэтлин вдруг сменились рыданиями. Доусон медленно притянул ее к себе, усадил на одно колено и принялся гладить по голове, успокаивая. Рыдания стали постепенно стихать. На мгновение закрыв глаза, он простонал:
– Боже, прости меня!
Как только пылающие губы Доусона коснулись нежной молочно-белой кожи ее груди, его покинули остатки здравого смысла, весь мир перестал существовать, кроме близости его возлюбленной. Доусон покрывал нежное тело Кэтлин обжигающими поцелуями, и в ней поднималась волна прежде не испытанных ощущений.
– Я знала, что ты меня любишь, – прошептала она.
– Я молюсь на тебя, – прошептал в ответ Доусон, продолжая покрывать поцелуями ее грудь. Он старательно избегал касаться соблазнительных розовых пиков, чтобы окончательно не потерять контроль над собой, хотя уже решил принять то, что она предлагает.
Кончиком языка он стал обводить контуры ее трепещущих губ, пока Кэтлин не стало казаться, что ее рот заключен в кольцо огня. Наконец губы Доусона оторвались от ее рта и стали ласкать бархатистую кожу щеки. Кэтлин стало жарко. Доусон обвел языком очертания маленького уха и хрипло прошептал:
– Кэтлин, моя Кэтлин! Я люблю тебя, ты будешь только моей!
Доусон больше не думал о будущем, он был уверен в одном: он любит эту прекрасную девушку, и она должна принадлежать ему. Сейчас он снимет одежду с ее изумительного тела и насладится его сладостью.
– Доусон, – дрожащим голосом проговорила Кэтлин, – скажи, что все, что ты мне наговорил, неправда. Ведь на самом деле я тебе не надоела…
– Любовь моя, – перебил Доусон, целуя в шею, – сейчас я покажу тебе, что чувствую.
Его рот требовательно прижался к ее рту, и у Кэтлин все поплыло перед глазами. Доусон привлек ее к себе. Шершавые волоски, покрывающие его крепкую грудь, щекотали нежную кожу ее груди. Поцелуи Доусона становились все настойчивее. Не отрываясь от ее рта, он подхватил Кэтлин под коленки и понес на кровать. Когда он начал раздевать ее, его руки дрожали от нетерпения, а Кэтлин стояла неподвижно, как послушная маленькая девочка. Близость ее обнаженного тела сводила с ума, ему очень хотелось смотреть на нее, восхищаясь ее красотой. Но вместо этого Доусон нежно поцеловал ее в шею и стал медленно разворачивать к себе.
Кэтлин вдруг застеснялась, быстро юркнула в постель и натянула простыню до самого подбородка. Доусону удалось лишь мельком увидеть то, о чем он мечтал, но и этого хватило, чтобы кровь вскипела в нем. Он мысленно приказал себе не торопиться. Нужно действовать медленно и осторожно, чтобы не спугнуть Кэтлин.
Он присел на край кровати и сначала снял только рубашку и ботинки, затем придвинулся к Кэтлин и положил руки по обе стороны от ее дрожащего тела.
– Любимая, посмотри на меня, – прошептал он.
По-прежнему сжимая в пальцах край простыни, Кэтлин несмело приоткрыла глаза и встретилась с его страстным взглядом.
– Доусон, – прошептала она с дрожью в голосе, – я тебя люблю, но я… боюсь.
Он стал перебирать ее шелковистые волосы.
– Не бойся, любовь моя, это же я, твой Доусон. Тебе нечего меня бояться. Господи, как же я тебя люблю!
Он медленно наклонился и коснулся ее губ своими. Вскоре Кэтлин уже самой хотелось, чтобы поцелуи стали более глубокими, более страстными, более долгими, и она стала в нетерпении покусывать его нижнюю губу, просовывать язык ему в рот, страстно стремясь к большей близости.
– Доусон, о, Доусон, пожалуйста… – выдохнула она.
Только тогда Доусон слился с ней в долгом поцелуе. Кэтлин отвечала ему с такой же неистовой страстью. Казалось, этот поцелуй длился целую вечность. Когда Доусон оторвался от нее, Кэтлин лежала с закрытыми глазами, ее губы припухли, лицо пылало. Он склонил голову к ее груди. Кэтлин блаженно вздохнула. Ободренный ее реакцией, Доусон начал обводить языком круги вокруг соска, следя, чтобы не причинить боль. Глаза Кэтлин широко распахнулись. С ее губ невольно сорвался стон восторга:
– Доусон, о Доусон!
Не поднимая головы, он продолжал втягивать ртом набухший и затвердевший пик, его поцелуи становились все более жадными.
Очень долго Доусон ограничивался только тем, что целовал ее губы и грудь. Он довел Кэтлин до такого состояния, что она беспокойно заметалась под ним, бедра непроизвольно задвигались. Страстно шепча ей на ухо ласковые слова, Доусон сдернул простыню и положил руку на ее живот. От прикосновения его пальцев Кэтлин вся затрепетала. Доусон лег рядом с ней и снова стал целовать.
Кэтлин забыла обо всем, кроме Доусона и его ласк. Его рука легла на внутреннюю поверхность бедра, потом медленно двинулась вверх, нежно лаская самые чувствительные места. Кэтлин застонала и крепче обхватила его за шею.
– О Доусон…
– Милая, позволь мне любить тебя.
– Я не могу… я не знаю…
– Можешь, милая, я тебя научу, только доверься мне.
Он продолжал ласкать ее. У Кэтлин пересохло в горле, взгляд затуманился от желания, все тело охватил огонь. Она хотела его, хотела всего, что может дать ей его любовь. Покрывая поцелуями ее раскрасневшееся лицо, Доусон вскочил с кровати и одним движением освободил свое до боли возбужденное тело из оков одежды.
Кэтлин чуть-чуть приоткрыла глаза. Ее взгляд скользнул по его сильному, загорелому, откровенно возбужденному телу.
– Люби меня, Доусон.
Заглянув в глубину ее доверчивых глаз, он прошептал:
– Кэтлин, я люблю тебя больше жизни. Пока я жив, я всегда буду любить тебя.
– Я тоже люблю тебя и никогда не полюблю другого.
Он убрал с ее щеки прядь светлых волос и предупредил:
– Мне очень жаль, дорогая, в первый раз будет больно.
Он лег на нее и осторожно вошел в мягкое, податливое тело невинной девушки, еще не знавшее мужчины. Кэтлин вскрикнула. Доусона затопила волна любви и раскаяния. Целуя ее, он прошептал:
– Любимая, прости меня.
От острой боли у Кэтлин выступили слезы на глазах, но она только крепче обняла его за шею и прошептала:
– Все в порядке, любимый…
В крепких мужских объятиях она вскоре почувствовала, что боль прошла. Теперь она испытывала наслаждение даже более острое. Целуя ее шею, Доусон начал медленно двигаться в ней. Прислушиваясь к новым ощущениям, Кэтлин задвигалась ему навстречу. Она чувствовала, как внутри нарастает какое-то непонятное напряжение, настойчиво требующее выхода. Доусон умело направлял ее к вершине. Когда же наконец произошел взрыв – великолепный, головокружительный, потрясший все ее существо, – он стал целовать ее дрожащие пересохшие губы. Хотя у него было много женщин, никогда в жизни он не испытывал ничего подобного. Для него это наслаждение было таким же новым и пугающим, как и для этой молодой девушки. Доусон впервые держал в объятиях ту, которую по-настоящему любил.
Когда экстаз прошел, Кэтлин устало разжала руки. Доусон лег рядом с ней на кровать и прошептал:
– Я даже не представлял, что такое блаженство возможно.
– Я тоже, – тихо откликнулась Кэтлин.
Она доверчиво склонила голову на его широкую грудь. Несколько блаженных минут они лежали молча. Доусону хотелось хоть чуточку дольше побыть с любимой женщиной. В глубине души он понимал, что пытается навсегда запечатлеть в памяти каждый изгиб прекрасного тела, подарившего ему минуты неземного блаженства. Он медленно погладил ее полные груди, узкую талию, плоский живот, длинные стройные ноги. К сожалению, его счастье скоро кончится.
* * *
– Когда, Доусон? – тихо спросила Кэтлин.
– Что «когда», милая?
– Когда мы поженимся? Я не хочу ждать, а ты? Давай поженимся прямо сегодня, сейчас.
Кэтлин почувствовала, как его тело напряглось. Он мягко отстранил ее от себя.
– В чем дело, Доусон?
– То, что произошло, ничего не меняет. Я уезжаю.
Кэтлин видела, как шевелятся его губы, но не могла вникнуть в смысл сказанного. Казалось, слова доносятся откуда-то издалека. И вдруг ее словно прорвало.
– Обманщик! – закричала Кэтлин и начала молотить кулаками по его груди. – Я тебя ненавижу! Ты сам говорил, что любишь меня!
Доусону с трудом удалось поймать ее руки. Она пыталась вырваться, но он держал ее, тяжело дыша от напряжения. Вскоре ее силы иссякли, и она рухнула на него, отказавшись от борьбы. Доусон чувствовал, как ее слезы капают ему на грудь, но даже не пытался успокоить.
Кэтлин медленно встала с кровати и стала одеваться. Доусон смотрел на нее, но молчал. Закончив, она повернулась к нему:
– Оказывается, я тебя совсем не знаю. Ну и пусть, ты для меня больше не существуешь. Я тебя ненавижу!
Через несколько секунд он услышал торопливый стук ее каблучков по сходням. Доусон медленно встал, подошел к письменному столу и выдвинул средний ящик. Достав маленький футляр, обшитый голубым бархатом, нажал на кнопку и открыл его. Там лежало обручальное кольцо с бриллиантом. Доусон вынул его и, сжав в кулаке, поднялся на палубу.
– Капитан Доусон! – Навстречу ему спешил Сэм. – Ничего не случилось? Я слышал, как мисс Кэтлин кричала, а потом она выбежала от вас вся в слезах и…
Не обращая на негра внимания, Доусон прошел на нос парохода и бросил через плечо:
– Растапливай котлы! Мы отплываем.
Опираясь о перила, он стоял на том самом месте, где они с Кэтлин стояли в ту ночь, когда она впервые поднялась на борт. Он даже не заметил, что пароход стал медленно отходить от пристани. Он сознавал только одно: после сегодняшней ночи он полюбил Кэтлин Дайану Борегар еще сильнее, но больше ее не увидит. Доусон смотрел вниз потухшим взглядом. Медленно оторвав от перил руку, он разжал кулак. На ладони лежало обручальное кольцо. Бриллиант казался таким же темным и безжизненным, как его сердце. Доусон опустил руку, кольцо соскользнуло в холодные темные воды Миссисипи. Все кончено.
«Моя Дайана» разрезала носом темную воду, а ее капитан Доусон Харп Блейкли стоял на палубе понурив голову. Тело его сотрясалось, но не от холода. Он плакал.
Глава 7
В это время в особняке Сан-Суси Луи Борегар мерил шагами библиотеку. Перевалило за полночь, а Кэтлин еще не вернулась. Неужели Доусон пересказал Кэтлин их разговор? Маловероятно, он ведь понимает, что абсолютно все, что было сказано, говорилось всерьез.
«Может, Доусон Блейкли уговорил ее бежать с ним? Если так, я их из-под земли достану, – думал Луи. – Но нет, этого не может быть. Вероятно, она его не застала. Но в таком случае где она пропадает столько времени?»
Луи налил себе щедрую порцию бурбона и остановился у камина. Осушив стакан, он задумчиво уставился в огонь, думая о том, что, если Кэтлин все узнает, она его возненавидит.
Луи покачал головой и сказал вслух:
– Я сделал это ради Кэтлин, потому что я ее люблю и желаю ей добра.
Он уже не раз пожалел, что отпустил дочь из дома. Но ее было невозможно остановить. Луи хотел, чтобы Доусон сам сказал, что не любит ее. Тогда вся ненависть достанется Блейкли. Луи почти не сомневался, что его план сработал. Но где же Кэтлин?
Стук копыт за окном вывел его из задумчивости. Луи бросился к двери и, распахнув ее, увидел, что Кэтлин медленно бредет к дому. Не замечая холода, Луи выбежал навстречу, и она разрыдалась у него в руках.
– Девочка моя, не плачь.
– Ты был прав, папа, – сказала Кэтлин, всхлипывая, – Доусон меня не любит и никогда не любил. Он сказал, что я ему не нужна.
– Мерзавец! Я готов убить его своими руками! В жизни не встречал такого бесчестного типа! Бедное дитя! Пойдем в дом, девочка, ты замерзла, тебе нужно посидеть у огня.
Луи проводил рыдающую дочь в гостиную и помог ей снять накидку.
– Мне ужасно жаль, что так получилось. Мне казалось, что Доусон Блейкли в тебя влюблен. Выходит, он морочил голову и нам, и тебе. Дорогая, расскажи, что случилось, что он тебе сказал?
– Ничего не случилось. Он уехал, вот и все. Я прошу никогда больше не произносить при мне имя Доусона Блейкли. А сейчас я пойду спать. Спокойной ночи, папа.
Кэтлин вышла из комнаты и устало двинулась вверх по лестнице.
Как только она скрылась из виду, Луи вздохнул с облегчением. Его план сработал отлично. Теперь его драгоценная дочь в безопасности, Блейкли навсегда исчез из ее жизни. Правда, один вопрос не давал Луи покоя. Почему Кэтлин отсутствовала так долго?
Глава 8
Кэтлин поднялась к себе, разделась и легла в постель. Сейчас ей хотелось только одного: уснуть и никогда не просыпаться. Доусон ее не любит, он оказался жестоким и бесчестным человеком. Как она вообще могла полюбить такого?
– Доусон Блейкли, я тебя презираю! Я буду презирать тебя до самой смерти! – сказала Кэтлин в темноту.
Она повторила это вслух несколько раз, но почему-то от этого оказалось мало толку. Перед глазами все время стояло лицо любимого. Она снова и снова вспоминала его гибкое смуглое тело, как они вместе содрогались в любовном экстазе, создавшем между ними новую связь, которую, казалось, уже не разорвать.
– Я тебя ненавижу!
Кэтлин уткнулась лицом в подушку и снова разрыдалась. Она ненавидела Доусона, но одновременно ее терзала такая тоска по нему, о существовании которой она до сегодняшней ночи даже не подозревала.
Ханна лежала без сна в своей маленькой комнатке. Она слышала, как вернулась Кэтлин, ложь, которую ей сказал отец. Может, пойти к девочке, рассказать, что она подслушала? Но тогда хозяин ее убьет. Нет, решила Ханна, лучше промолчать. Доусон Блейкли покинул Натчез, пройдет совсем немного времени, и Кэтлин его забудет.
Сомнения еще долго мучили негритянку, и ей удалось заснуть только под утро. Ей снилось, что Кэтлин превратилась в седую иссохшую старуху. Грозя скрюченным пальцем, она кричала на Ханну: «Это ты во всем виновата! Ты искалечила мне жизнь! Ты знала, что я никогда не забуду Доусона, но не помогла мне! Я тебя ненавижу!»
Ханна проснулась на рассвете с таким чувством, будто и не ложилась вовсе. Сон не принес ей отдыха, и у нее возникло предчувствие, что отныне ей никогда не знать покоя.
За завтраком Абигайль сказала мужу:
– Меня очень беспокоит Кэтлин. Вот уже три недели, как этот человек уехал, а ей все не становится лучше. Боюсь, сердце ее разбито. Что же нам делать? Может, стоит пригласить врача?
– Я тоже об этом думал, но что мы ему скажем? Что наша дочь умирает от любви к какому-то никчемному прощелыге? Нет, врач тут не поможет. Придется подождать, пока она придет в себя. Вы же знаете нашу Кэтлин, ее ничто не занимает надолго.
– Ханна, убери поднос! – Кэтлин недовольно посмотрела на няньку. – Я же тебе сказала, что у меня нет аппетита!
– Мисс Кэтлин, золотко, вам надо поесть, вы неважно выглядите. Ну скушайте хоть немножко, – уговаривала Ханна, искренне волнуясь за свою питомицу, которая только и делала, что целыми днями смотрела в огонь.
– Зачем мне есть? Какая разница, хорошо я выгляжу или плохо? Мне все равно.
– Кэтлин Борегар, вы не можете так говорить! Вам никогда не было все равно, как вы выглядите, так что давайте-ка я расчешу вам волосы, наденьте красивое платье и спуститесь вниз.
– Я не собираюсь есть и, уж конечно, не спущусь вниз! Почему до тебя никак не дойдет, что я хочу, чтобы меня оставили в покое? Я прошу только об одном: чтобы ты и все остальные перестали ко мне приставать. Неужели я хочу слишком многого?
У Ханны выступили слезы на глазах. Она отвернулась не в силах видеть свою любимицу в таком состоянии, вытерла глаза краем фартука и с удрученным видом вышла из комнаты. Поднос остался нетронутым. Так продолжалось не первый день, и никто не мог повлиять на Кэтлин. С каждым днем Луи и Абигайль все больше тревожило состояние дочери. Абигайль так разволновалась, что сама на несколько дней слегла. Луи мысленно спрашивал себя, не совершил ли он роковую ошибку, избавившись от Доусона. Время от времени он поднимался в комнату дочери, но всякий раз встречал только холодный, отчужденный взгляд и слышал просьбу оставить ее одну.
– Капитан Доусон, откройте!
– Уходи! – крикнул Доусон и швырнул в дверь пустой бутылкой. Сэм печально покачал головой. Доусон уже несколько дней не показывался из каюты, а когда Сэм спросил, куда следует взять курс, рявкнул, что ему плевать.
Доусон сидел за письменным столом. Несколько дней он не брился, не переодевался, почти ничего не ел. Единственное, что ему было нужно, это спиртное. Когда у него кончалось виски, он орал во всю глотку:
– Сэм, у меня кончилось виски! Тащи сюда бутылку!
Сэму ничего не оставалось, как направить «Мою Дайану» в ближайший порт и послать кого-нибудь из матросов за спиртным. После этого он стучался в дверь капитанской каюты, держа наготове бутылку, и говорил:
– Капитан, по-моему, вам пора кончать пить, вы плохо выглядите.
Метнув на него свирепый взгляд, Доусон жадно выхватывал у него виски и отвечал:
– Занимайся своим делом, а меня оставь в покое.
Сэм понуро возвращался в рулевую рубку, чтобы продолжить бессмысленное занятие – бесцельно водить пароход вверх и вниз по Миссисипи.
Как-то утром, вскоре после восхода солнца, негр снова услышал голос капитана:
– Сэм, иди сюда!
Лоцман поспешил на зов и увидел, что дверь в каюту открыта. Доусон стоял у иллюминатора. Кажется, впервые за несколько недель он был трезв.
– Скажи, где мы находимся?
– Примерно в десяти милях к северу от Нового Орлеана.
– Хорошо. Заходи в порт. Я решил отправиться в Европу.
– Но, капитан, а как же ваша плантация? Пароходы? Что мне с ними делать?
– Мне все равно. Хочешь – продай, хочешь – затопи.
В больших глазах Сэма промелькнула обида, и Доусон тут же пожалел о своей грубости.
– Прости, я знаю, что в последнее время со мной очень трудно. Пока меня не будет, пожалуйста, позаботься о пароходах. – Помолчав, он вздохнул и добавил: – Обещаю, что, когда вернусь, со мной будет легче. Я любил ее, Сэм, по-настоящему любил.
– Знаю, капитан.
Прошло шесть недель, но Кэтлин по-прежнему отказывалась выходить из спальни. Как-то днем Ханна застала ее лежащей в кровати. Девушка выглядела несчастной и печальной, но в ее облике появилось что-то новое.
– Что случилось, золотко?
– Ох, Ханна… – Кэтлин всхлипнула. – Ты должна мне помочь.
– Вы же знаете, мисс Кэтлин, я все сделаю ради моей девочки. Ну же, дорогая, расскажите, что случилось.
Кэтлин посмотрела на няньку:
– Я… о Господи, что же мне делать? Кажется, я беременна!
– Матерь Божья! – Негритянка обняла ее своими большими пухлыми руками и принялась покачивать, как в детстве, приговаривая:
– Не волнуйтесь, золотко, Ханна позаботится о своей девочке.
Наконец Кэтлин немного успокоилась.
– Ханна… может, в бараках у рабов есть кто-нибудь… Я должна избавиться от этого ребенка.
Темные глаза негритянки вспыхнули.
– Даже не думайте об этом, мисс Кэтлин! Как вам только в голову пришло, что я соглашусь на такое?
– И все равно нам надо поскорее что-нибудь придумать.
– Мы обязательно придумаем, золотко.
Закрыв за собой дверь, Ханна прислонилась к стене. «Это я во всем виновата. Нужно было махнуть рукой на мистера Борегара и рассказать девочке правду. Что же ей теперь делать?»
Прошло несколько часов, когда Ханна с удивительным для ее габаритов проворством влетела в комнату Кэтлин.
– Золотко, вставайте с постели, я нашла выход! Нам поможет молодой доктор, который сидит сейчас в гостиной.
– Ах, Ханна, не нужен мне никакой доктор! Ты хочешь, чтобы о моей тайне узнал весь город?
– Нет, золотко, не хочу. К вашим родителям пришел в гости доктор Ремберт Питт, а с ним его молодой племянник, высокий красивый блондин и не женатый. Нам его сам Бог послал. А теперь вставайте живее, вам нужно хорошо выглядеть.
Кэтлин медленно встала и стала одеваться к ленчу.
