Текст книги "Союзники (Флот - 4)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– То же самое случилось на Земле, – сказал Баляфр Триангулер бесцветным, уставшим голосом.

Я разглядел жесткую щетину на впалых щеках и синяки под налитыми кровью глазами.

– В конце мелового периода, на который приходился расцвет динозавров, в планету врезался астероид. Поднялось столько пыли и пара, что десятки лет Земля была окутана пеленой. Большинство солнечных лучей отражалось, и день казался сумерками. Зима продолжалась бесконечно долго. Растения, в том числе и морские, погибли, так же как и планктон, и животные, которые им питались, и хищники, которые охотились за этими животными. Три четверти видов, а то и больше, вымерли. Включая амнитов, которые водились еще задолго до динозавров, и сами динозавры тоже вымерли. Осталось лишь несколько видов рептилий и птиц.

– Знаю, – сказал я, – и тогда у млекопитающих появился шанс. Многие из них выжили. Прежде они играли небольшую роль, а сейчас наступило время их расцвета. А потом появились мы.

– Правильно, – кивнул Баляфр. – Но появление гуманоидов не было предопределено. Миллионы случайных явлений могли помешать этому, и тогда на Земле воспроизводились бы лишь растения и звери.

– А знаете ли, друг мой, – поднял он вверх костлявый палец, – что в позднем меловом периоде динозавры уже стояли на пороге разумной жизни? Это были уже не медлительные ящерицы. Многие из них имели хорошо развитую нервную систему. Теплокровные составляли большинство. Самыми развитыми были дромеозавры, двуногие, ростом примерно с человека, с крупным мозгом и зачатками рук.

– Вы хотите сказать, что бомба из антивещества сделала бы с Кристиной то же самое, – подытожил я.

– Правильно, – закивал он. – Я воспользовался подсказкой, которая содержалась в последнем сообщении электронного мозга, и произвел вычисления на компьютере. Выделение энергии было бы таким же, как при ударе астероида. Камни превратились бы в пыль, вода в пар, а воздушные потоки вынесли бы все это в стратосферу. И последствия в данном случае были бы еще тяжелее, потому что осколки разнесло бы взрывом на огромное расстояние, и площадь радиоактивного заражения была бы несравненно больше. А дальше – ядерная зима. Массовое вымирание. Да, конечно, простейшие формы жизни, может, и сохранились бы. Но для амадеев все было бы кончено.

– Не поймите меня превратно, – бормотал он пьяным голосом, – я не утверждаю, что командование Флота состоит из монстров. Никто не уподобляет их халианам. Они просто не задумывались над проблемами метеорологии, потому что им иначе вместе с неприятелем пришлось бы убивать животных. Факт прискорбный, но в противном случае погибло бы множество людей.

– И эти люди действительно погибли, – добавил я.

Он безвольно осел на стуле и посмотрел на зажатый в руке почти пустой стакан.

– Да, погибли. – Вскинув голову на короткий момент, он сказал срывающимся голосом: – Но зато мой призрак спас наше общее будущее!

Правда, Флот не оценил его поступок.

Хмель туманил голову, и я с трудом подбирал слова.

– Ваш призрак, вы говорите. Но все-таки не вы сами. Тогда почему же они обвинили вас? В чем же ВАША вина?

– Ни в чем, – сказал он, ни к кому не обращаясь. – Я был потрясен не меньше остальных. Мое начальство так и не смогло сформулировать никаких обвинений. Но все-таки это был мой разум. Как после этого они могли мне доверять? К тому же меня нужно было охранять от других офицеров – все знали, что из-за случившегося погибают десятки тысяч наших людей.

Приходилось ли вам испытать когда-нибудь, что это такое, когда люди, с которыми ты живешь бок о бок, вдруг отворачиваются от тебя? К тому времени, когда меня без всяких почестей спровадили в отставку, мне уже было на все наплевать. Я даже решил, что нет худа без добра, лишь бы поскорее убраться восвояси. Я вернулся домой. Жена от меня ушла. И вот я оказался здесь.

– И теперь вы мучаетесь, справедливо ли с вами поступили? – пробормотал я.

– Да. Я сам не знаю. Не я это сделал. Но как бы я поступил в такой же ситуации? Не знаю, говорю вам. И никогда этого не узнаю.

Мы замолчали. Трудно было что-либо добавить. В конце концов я произнес:

– Некоторые в таких случаях говорят: Господь всех рассудит. Прощу прощения, но я здорово устал и хочу выспаться. Впереди много дел, – это было ложью. – Прощайте. Удачи вам.

Я поднялся и вышел навстречу солнечному свету. Туман стелился по земле. В заливе под ярко-синим небом отливал сталью океан. И везде тишина.

=

ИНТЕРЛЮДИЯ

Ауро уставился на экран. Как и обещал Бучанон, в сообщении было все, что необходимо знать любому офицеру Флота, а именно: Правила командования Эдисона и Устав. По крайней мере для сдачи экзаменов на звание лейтенанта этого достаточно. Быстрое продвижение по службе теперь ему обеспечено!

Нажимая на клавиши, молодой офицер начал изучать текст, мерцавший на расстоянии фута. Это было руководство командира – классический труд пятисотлетней давности, итоговое произведение адмирала Эдисона, героя Кластерной войны и отца современного флота. Вчерашний кадет, с трудом усвоивший математический анализ боя Элисона, который произвел революцию несколько лет назад, с облегчением увидел, что теперь имеет дело с более легкими вопросами моральной и медицинской поддержки.

Отставной Адмирал Дэв Су Эдисон

Правила командования

14.246М3

Боевой дух/Медпомощь/Заключение

Для того, чтобы персонал Флота действовал эффективно в условиях боя, когда люди не в состоянии распоряжаться даже своими жизнями, совершенно необходимо предоставить им максимально возможный контроль над теми факторами, которые они могут изменить.

Наиболее важной для боевого состава является возможность лечения в случае серьезных повреждений или истощения. Огромное разнообразие религий и укладов жизни в Альянсе, показало необходимость четкого разделения для медицинского персонала понятий "умирающий" и "мертвый".

По правилам войны считается серьезной ошибкой попытка транспортировки раненого, которая может привести к его гибели, если существовала возможность спасения на месте. В настоящее время это положение пересматривается.

Анализ показывает (см. приложение 54) расширение возможностей для самоподдержки солдат, что в дальнейшем позволит окупить потери, понесенные даже в самых тяжелых битвах.

Энн Маккеффри. ШАЛТАЙ-БОЛТАЙ

– Я не знаю, можно ли что-нибудь сделать с тем, что осталось от этого Спящего красавца, – с сожалением сказала Джессап.

– Что-что? – Барди Мэйкем искала информацию об ополченце Джеферсона, скончавшемся от потери крови. Она была удивлена, почему компьютер не может считать данные со своих собственных мониторов. Не говоря уже о том, что предполагалось возвращать любые останки, поскольку семьи предпочитают знать, что их близкие похоронены должным образом. Не важно где – по их мнению, даже погребение в космосе предпочтительней, чем просто без вести пропасть. Вздохнув, она отправила ополченца в зону сортировки для изъятия органов.

Она посмотрела через плечо Джессап и ощутила ее дыхание. Мужское лицо внутри шлема было очень красивым, чертовски красивым, за жесткой линией рта и волевым подбородком угадывался несгибаемый характер. Она стерла грязь с таблички на шлеме. Пилот "Бонни Паркер"?

– Знаешь, Бард, – продолжила Нелли Джессап свои рассуждения. – Я думаю, что новые скафандры действительно срабатывают. Ведь только скафандр контролировал кровотечение. Хотя конечности были оторваны, аптечка совершенно пуста, но держу пари, что именно поэтому он все еще жив. Черт знает что! Победа науки над кровопролитием!

Барди Мэйкем ввела его идентификатор в главный корабельный банк данных, попутно отслеживая параметры жизнедеятельности. Из-за попадания ракеты халиан во внутреннюю систему компьютерная сеть была повреждена, вследствие чего на терминал выдавались длинные и пустые отчеты. Но вроде бы поломку должны были уже устранить.

– О'Хара, Роджер Элиот Кристофер.

– Что о нем есть? – Она пропустила общую информацию, пролистав до требуемых медицинских данных: группа крови, резус-фактор, последние ранения, предыдущие травмы. Он был на хорошем счету: отличная регенерация тканей.

– К тому же половые органы на месте, правда, слегка помяты, но СГ на месте.

СГ в лексиконе Нелли означало: "самое главное", когда она имела дело с пациентами-мужчинами.

– Боже! Это его собственное лицо, – с удивлением заметила Джессап, просматривая медицинскую карту Роджера О'Хары, и добавила:

– Всего один шрам, придающий ему шаловливое выражение. Но, черт возьми, не думаю, что нам удастся собрать все остальное!

– А что с мозговой функцией? – Барди изучала медицинские данные.

– Не так уж и плохо, – ответила Джессап, отслеживая показания монитора. – Наверное, наследственность хорошая. Левая рука висит на лоскутке кожи, чуть ниже локтя, правда, сустав не потерян. Отсутствует большая часть бицепса и плечевой сустав, левое колено разбито, бедро расколото в девяти местах, ах, и левая стопа оторвана. Левая сторона грудной клетки раздавлена, грудина треснута, легкое проколото. Пальцы справа отсутствуют, правая рука...

– Какая досада. – И Барди, с ее изысканным мастерством наложения микрошвов и склеивания разрывов гелем, состроила гримасу отвращения, глядя на записи О'Хары.

– Совершенно ясно, что он не может быть донором мозга, хотя и оставил разрешение на использование своих органов.

– О черт! – воскликнула Нелли. – Большая часть его органов все еще работает, но скорее снаружи, чем внутри. Селезенка разорвана, поджелудочная железа разрезана, легкое проколото, одна почка, большая часть печени отсутствует, кишки вывалились наружу, но это легко поправимо. Глаза в порядке!

Джессап старалась говорить убедительно.

– Мы можем все это заменить, – тяжело вздохнула Барди. – Но он хочет уйти...

– Позор потерять такого красивого парня! Почему бы тебе не пересадить голову?

Нелли всерьез считала, что старшинство Барди позволяет той делать все, что заблагорассудится.

– Ты не хуже меня знаешь правила для таких случаев, – сердито взглянула Барди на Нелли Джессап. – К тому же при всем нашем желании сегодня не поступало ни одного подходящего тела. Его голова вполне официально находится вне игры.

Она наблюдала за монитором показателей жизнедеятельности на скафандре.

– Однако он крепкий парень, – изумленно покачала головой Барди. – С такими ужасными ранами другой давно, бы уже умер от шока.

– Это все скафандр. В рапорте о нем будет весьма лестный отзыв.

Нелли Джессап с сочувствием взглянула на неподвижного человека. Для Барди было полной неожиданностью увидеть на ее лице нежность. К вопросам сортировки Нелли относилась с беспощадной объективностью.

– Он не сдался без борьбы. Его артериальное давление низкое, но устойчивое, и сердце пусть и с перебоями, но бьется.

– Он заслужил свой шанс, ты согласна?

Джессап была взволнована. Ее карие глаза жестко смотрели на Барди.

– Я знаю, что не должна тебя слушать, Нелли...

– Но тем не менее ты это сделаешь! – воскликнула Джессап.

– Будь по-твоему, за работу.

"Элизабет Блэквелл" был одним из пяти кораблей-госпиталей, на борту которого работало двадцать команд высококвалифицированных хирургов и медсестер. Тем не менее все команды постоянно жаловались на нехватку персонала, когда после последней атаки на позиции халиан раненые стали прибывать сплошным потоком.

В распоряжении врачей были самые совершенные методики и самое лучшее оборудование, применяемое в военной медицине, иногда даже не прошедшее стадию эксперимента.

Военный хирург Барди Мэйкем проходила обязательную двухгодичную службу и была искренне рада, что срок ее службы истекает через две недели. Она повидала достаточно раненых, чтобы заслужить право на отдых.

Нелли Джессап собиралась отработать по контракту десять лет, если, конечно, выживет. Ее уже дважды ранили во время полетов на курьерских кораблях.

Барди и Джессап проводили своего пациента на стриппер-аппарат, предназначенный для извлечения любой части тела, не являющейся плотью, костью или сухожилием.

Антигравитационные прокладки стриппера управляли разрезанием плоти с искусностью паука, плетущего паутину. К тому же его датчики проверяли твердость и мягкость ткани, посылая результаты на обзорный экран; определяли вес и размеры пациента; перепроверяли кровь, кости, тип ткани и позволяли увидеть в цвете работу системы кровообращения вплоть до крошечных точек разрывов или закупорок. Скорость, с которой раненого подготавливали к операции, позволяла заметить подчас неуловимую разницу между жизнью, полужизнью и смертью.

Они провели его сквозь стерилизующие лучи, которые дезинфицировали как больного, так и медсестру и хирурга. Затем, войдя в хирургический блок, Барди начала прикреплять аппарат сердце – легкое, вспомогательный анестезатор, в то время как Нелли ставила капельницу в относительно неповрежденную правую руку, чтобы обеспечить поступление стимуляторов в кровь и лимфу.

– Не так плохо, как казалось, – заметила Барди, наблюдая за изменениями параметров жизнедеятельности и решая, с чего начать в сложной операции восстановления.

Умение быстро решать подобные задачи делало ее незаменимым хирургом, а великолепная, почти сверхъестественная интуиция помогала спасать, казалось, невосстановимые тела. Она надела перчатки – для большинства работ требовался высокоадгезивный клей-гель. Была шутка:

– Склеивай пациента, а не приклеивайся к нему.

– Замена органов? – Она повысила голос для включения системы обслуживания операции.

– Готов, – ответил искусственный голос.

Мозг, управляющий банком органов, некогда принадлежал старшему хирургу.

– Ред? Дай запрос на все девять сортировочных станций. О'Хара, Р.Э.К. Селезенка, левое легкое, левая почка, печень, новый левый плечевой сустав, левый локоть, запястье, колено, лодыжка...

– Пожалуй, он приближается к этому миру, а не уходит в иной, – заметил Ред.

Прозвучал сигнал прибытия транспортера с органами, содержащимися в специальных растворах для поддержания их жизнедеятельности. Джессап начала процедуру антиотторжения, чтобы быть уверенной, что каждый пересаженный орган хорошо приживется в новом теле. В конце двадцатого века операции по пересадке были варварскими, жестокими и негуманными. Позднее они стали предметом изучения не только медицины, а ужасающие космические войны довели до совершенства реабилитацию раненых.

– Ему не понравится такая голова!

– А что в ней такого особенного?

– Сейчас ты уже не сможешь этого понять, Ред, – ответила Барди и мельком взглянула на классический профиль О'Хары.

Джессап заклеила тонкую рваную рану на лице, а Барди в это время заменила легкое. После отдыха, который они ему дали, его собственное сердце еще могло работать, поэтому новое легкое спокойно легло в грудную полость. Этот Спящий красавец был настолько Шалтай-Болтай, лучше было сохранить и соединить все, что от него еще осталось.

Вместе они трудились над плечевым суставом, рукой, поврежденным крестцом и восстанавливали сломанные ребра с помощью костевого геля. Печень и почка, селезенка, поджелудочная железа. Желчный пузырь ему не требовался. Затем они начали восстановление кишечника, зашили разрез в стенке желудка и склеили рваную рану, пересекающую брюшную полость.

– Чудесный член, – вскользь заметила Джессап. – Необычный для высокого мужчины.

Барда только хмыкнула. Ей не хотелось продолжать обсуждение. Джессап, с присущей ей приземленностью, вполне могла развить эту тему основательно, с многочисленными вариациями.

– Лично я всегда предпочитаю невысоких мужчин.

Но сегодня Джессап была несносна.

– Давление поднимается, эй, он уже может это делать. Если на него не набросится какой-нибудь вирус, – добавила она.

– Может быть, и сможет, – ответила Барда и принялась работать над его левой ногой.

Существовало множество сервомеханизмов, роботов и других электронных ассистентов хирурга, но так как каждый человек слегка отличается от другого, так и машины, даже самые сложные, не могут заменить чутье живого хирурга. Самые лучшие роботы не сравнятся с человеком в ловкости и сноровке. Машине можно доверить работу, которую Джессап называла черной, но она никогда не заменит человеческие руки.

Спустя какое-то время они закончили собирать Роджера Элиота Кристофера О'Хара в единое целое. Обе валились с ног от усталости. И Ред объявил им своим неумолимым голосом, что необходим немедленный отдых, поскольку уровень работоспособности упал ниже отметки, допустимой для хирургических операций.

Чтобы воскресить О'Хару, потребовалось целых четыре часа и все их хирургическое искусство. К тому же в смене Барди и Нелли он не был первым пациентом.

Санитар вывез носилки с О'Харой из операционной. Барди и Джессап проследовали за ним через дезинфицирующие зеленые лучи и вышли в коридор.

– Это офицер? – спросил санитар.

– Да, – ответила Барди.

Действие адреналина закончилось, и она ощущала легкое головокружение. Барди взялась за ручку тележки.

– Я справлюсь сам. Неужто вы не доверяете мне, девочки?

Барда усмехнулась:

– Конечно, доверяю, Наффи, но только не в этом случае.

Наффи надулся, он уже насмотрелся на лежащего без сознания О'Хару.

– Делай как знаешь. Ты всегда поступаешь по-своему. Хотя какая от него польза? Сектор 22, койка 4.

Две усталые женщины повернулись к центральному табло.

– Из показаний монитора ясно, что О'Хара вычеркнут из списков. Вы уверены в том, что сможете снова внести его туда?

– Наффи, ты имел больше права доступа, чем мы в последнее время, сказала Барди решительно, и они с Нелли вошли в двадцать второй сектор.

Наффи очень ловко управлял антигравитационной тележкой. Она осторожно переместила пациента на кровать, принявшую его в объятия своих высокочувствительных датчиков.

Вернувшись в свою каюту, Барди первым делом запрограммировала свой экран на десятиминутные отчеты о состоянии лейтенанта О'Хары. Затем приняла душ из распылителя: всего лишь одна чашка воды дала ощущение свежести. И наконец, заказала горячий коктейль с повышенным содержанием протеина, легла в постель и поела. Ее разбудил звонок, и она долго терла глаза, пытаясь посмотреть на экран. Состояние О'Хары не изменилось. Она попробовала не спать до следующего отчета, но это было ужасно трудно. Тогда Барди перепрограммировала устройство разбудить ее только в случае значительных отклонений и уснула прежде, чем голова ее коснулась подушки.

К своему удивлению, она проспала целых десять часов. Проснувшись, она почувствовала себя виноватой. Экран мерцал без изменений, Барди никак не могла сообразить, почему наблюдение за пациентом проводится здесь. И тут ее осенило: Шалтай – О'Хара! Она перемотала записи.

Он тоже проспал десять часов. Показатели его жизнедеятельности были удовлетворительными. Никаких намеков на отторжение новых органов. Как, впрочем, и никаких признаков пробуждения и проблесков сознания.

– Это даже к лучшему, – решила Барди. Ведь до сих пор еще не изобрели универсальный болеподавитель. Ей не нравилось думать о боли, неизбежной в ее профессии.

Барди оделась, выпила протеиновый коктейль, зарядивший ее энергией на весь предстоящий день, и вышла из каюты. Коридор был на удивление пуст. Доносившийся отовсюду храп наводил на мысль, что новых нападений не было. Ну, наконец-то долгожданное затишье в этой бойне. До мобилизации ей оставалось тринадцать дней, и их еще надо было прожить. Барди стояла перед дилеммой: полностью загрузить себя работой на весь этот срок или отдохнуть и постараться направить мысли в мирное русло.

Она зашла в комнату для дежурных и обнаружила, что они с Нелли дежурят в следующую смену, если, конечно, доживут. В запасе один час. На информационном табло сводки о последней атаке. Победа или поражение – не все ли равно. В любом случае будет груда раненых тел. Она почувствовала угрызения совести от таких непатриотических мыслей. И все-таки какие бы победы ни были одержаны, она не находила в них ни доблести, ни славы. Нет никакого оправдания подобным действиям. Барди не помнила уже, что заставило ее пойти на эту работу, разве что минутное умопомрачение. Правда, она многое знала и умела, но ведь и на передовой было предостаточно легкой, рутинной и подчас ненужной работы.

Барди очнулась от раздумий и очень удивилась, что стоит около койки 4 в секторе 22. Показатели превзошли все ожидания: новые органы пока функционировали нормально, даже кожа О'Хары приобрела здоровый оттенок.

– Да из него даже мычания не выжмешь, – сказал Наффи, неслышно подойдя сзади. Он перевел взгляд с экрана на ее лицо.

– Ты не устал, Наффи? – Его реплика почему-то задела Барди.

– От дежурства? Несомненно, – усмехнулся Наффи. – Он действительно должен очень надолго прийти в себя, чтобы осознать, что все еще жив! И тогда он будет страшно благодарен.

Ворчание Наффи рассмешило Барди:

– Так что ж ты не возьмешь его за руку и не убедишь в этом?

– Он не в моем вкусе, – резко ответил Наффи и вышел.

Барди просмотрела сводки. Внешне все выглядело хорошо. Еще бы, ему ведь не надо было бороться ни с горячкой, ни с болью.

Она прикоснулась к его груди, кожа была теплой, затем положила руку на лоб, отведя назад необыкновенно мягкие волосы. Потрясающе красивое лицо. Лениво она провела пальцем по тонкому розовому шраму на щеке и тут с удивлением заметила слабую улыбку.

– О'Хара? О'Хара? – произнесла она мягко. Потом немного громче. Роджер!

Улыбка светилась на лице. Дыхание стало глубже, и он снова уснул, слегка повернув голову к ней. Он все еще улыбался.

– Эй, Роджер, проснись, проснись.

Он досадливо нахмурился.

– Роджер, я знаю, что ты здесь. Открой глаза!

– Вы добились больших успехов. – Голос дежурной сестры испугал Барди. Но ведь мы тоже старались.

– С каких это пор по выражению лица судят о том, пришел человек в себя или нет?

– Но это единственная реакция, которую удалось получить от Спящего красавца.

– Это не кома, – сказала Барди, изучая показания приборов.

– Да. Образец нормального сна. Даже если его отключить от оборудования, поддерживающего жизнедеятельность, ничего не изменится.

– Можно попробовать, – заметила Барди, но в это время пациент в другой кровати жалобно застонал, и она поспешно направилась к нему.

После смены, прошедшей довольно спокойно, они с Нелли опять постояли около кровати номер 4.

Перед следующей сменой Барди сделала перерыв, чтобы посетить сектор 22. Теперь кровать номер 4 окружали несколько врачей, включая Главного Психиатра.

– А, хирург Мэйкем, – сказал Брэндис, коварно улыбаясь: – Как я понял, именно вы продемонстрировали на этом пациенте чудеса хирургии. И наверное, сможете объяснить, каким образом он впал в сомнамбулическое состояние?

– Он все еще не пришел в себя? – удивилась Барди. На лицах медиков отразились интерес и недоверие.

– Вообще говоря, он получил сильные телесные повреждения. Возможно, травма была настолько глубокой, что он не желает осознавать это.

– И тогда... – продолжил Брэндис, игнорируя ее предположение, – ...это расстройство может быть психосоматическим?

Барди пожала плечами. Она чинила тела, а не мозги.

– Скафандр сохранил ему жизнь, возможно, и сознание тоже. Он может представлять, насколько сильно покалечен. Но как долго он был в сознании, неизвестно; скафандр фиксировал только параметры жизнедеятельности.

– Хорошая мысль. – Брэндис и другие повернулись, чтобы взглянуть на безмятежное лицо спящего. – Вполне возможно, он знает о состоянии своего тела, поскольку записи указывают на желание освободиться от телесной оболочки.

По тону Брэндиса Барди поняла, что он раздосадован тем, что такой уникальный случай ускользнул от него. Брэндис имел огромный опыт в консультациях по вопросам "сознания".

– Доктор Мэйкем добилась реакции лейтенанта О'Хары, – вмешалась дежурная сестра. Она стояла с другой стороны, и Барди ее не заметила. С каким удовольствием Барди свернула бы ей шею!

– Когда и какой? – Выражение нетерпения на лице Брэндиса стало почти алчным.

– О, я лишь слегка коснулась его лба. – Барди чувствовала себя глупо: прикосновение считалось анахронизмом; сложнейшие приборы измеряли температуру с высокой точностью.

– И?.. – Ободрил ее Брэндис.

– Слабая улыбка. Возможно, рефлекторная. – Она почувствовала румянец на щеках.

– Несомненно, – насмешливо пробормотал кто-то.

– Кто бы мог подумать, что такому красивому мужчине нужно еще и мозгами шевелить!

– А кто это знает? – Слова вырвались, прежде чем Барди успела подумать, и тут же залилась краской.

– Вполне естественное тщеславие, – невозмутимо заметил Брэндис, в его холодном взгляде не отразились никакие эмоции.

Брэндис был довольно привлекательным парнем, в отличной форме, и, если верить госпитальным сплетням, проявлял недюжинную активность в гетеросексуальных связях, что, вообще говоря, нарушало профессиональную этику. Словом, Барди почувствовала, что он завидует.

– Итак, доктор Мэйкем, не будете ли вы так добры повторить ваш опыт? Он отошел в сторону и освободил место Барди.

Барди не понравились ни его выражения, ни манеры, ни требования. Неохотно она вышла вперед, чувствуя себя еще более нелепо, чем в те времена, когда была студенткой первого курса медицинского колледжа, и положила руку на широкий лоб О'Хары.

– И это все? – презрительно спросил Брэндис. Никакой реакции пациента не наблюдалось.

Барди боролась с желанием повернуться и убежать. С мрачным выражением лица она передвинула руку и в точности повторила свои действия.

– Роджер О'Хара! Роджер!

Ее пальцы медленно скользнули по лбу и отвели назад его кудри. Когда слабая улыбка вновь тронула его губы, она уже не знала, радоваться или нет. Лучше бы провалиться сквозь землю. Впрочем, эксперимент есть эксперимент.

– Эй, Роджер, проснись, проснись.

И снова его брови пришли в движение, на лице появилось почти незаметное выражение недовольства, и голова слегка отодвинулась от нее.

– Я знаю, ты здесь, очнись!

Барди замолчала, чтобы прочистить горло.

– По крайней мере – это все, что я говорила.

Последовала долгая и неловкая пауза, пока ее коллеги переваривали увиденное.

– И это все, чего вы добились? – нахмурился Брэндис.

Барди неопределенно кивнула. Ее профессиональный статус был восстановлен, и это доставило ей удовольствие.

– Это самый значительный отклик, полученный от него, – одобрительно сказала дежурная сестра.

– А не попробовать ли и вам. – Движением руки Брэндис пригласил сестру повторить действия Барди.

Никакой реакции.

– Интересно. Весьма интересно.

На воротнике у Барди тихо запищало устройство вызова.

– Начало смены, коллеги. Извините, мне пора.

Она покинула сектор 22 настолько быстро, насколько ей позволило чувство собственного достоинства.

Большинство случаев в этой смене были обычной рутиной: ампутации, дикие рваные раны от последнего изобретения халиан – кромсателя. Она испытывала удовлетворение, спасая жизни, и все же одна и та же галлюцинация преследовала ее: улыбка О'Хары на лице каждого пациента.

В конце смены она вернулась в сектор 22 к кровати 4 и просмотрела последние показания приборов. Из них следовало, что Роджер О'Хара так и не приходил в себя. Из медперсонала никого, кроме нее, в секторе не было. Испытывая явную неловкость, Барди погладила лоб О'Хары, запутав пальцы в кудрях, затем скользнула вниз по щеке. Появилась улыбка.

– Роджер, – сказала она мягко, ласково. – Ты здесь, я знаю это, пожалуйста, перестань прятаться. Все хорошо, проснись. Ты в своем собственном теле. Мы не позволили тебе умереть, ты знаешь. Поэтому у тебя есть выбор. С тобой все в порядке. Ты действительно существуешь! Ты все еще цел и поправляешься даже лучше, чем можно было ожидать.

Она повторила ласку, и он пошевелился, глубокое "М-м-м" зародилось в его гортани, и он облизнул губы.

– Роджер, милый мальчик.

Она погрузила палец в стакан воды и провела им по его губам, которые, как это ни странно, были не такими уж и сухими.

– Давай, Роджер. Проснись. – Он нахмурился снова.

– Ты не хочешь просыпаться? Ладно. А если все-таки попробовать? Уверяю тебя, ты будешь прекрасно себя чувствовать. К тому же, боюсь, у Брэндиса есть относительно тебя кое-какие идеи, и ты не будешь от них в восторге. Так что лучше просыпайся.

Выражение недовольства стало сильнее, голова Роджера повернулась, как бы сопротивляясь ее требованиям.

– Сделай это для меня, Роджер? Проснись для Барди?

Она откинула со лба его волосы, ласково перебирала их, не переставая удивляться мягкости и упругости кудрей, обвивающихся вокруг пальцев.

– Вспомни о маме, Роджер, ну давай, сладкий мой, открой глазки.

Она постаралась придать голосу интонации нежности и любви. Веки его задрожали, мускулы на висках и скулах задвигались.

– Все хорошо, просыпайся, Роджер.

– Тебе не нравится это слово?

Выражение недовольства покорно появилось на его лице, но на этот раз оно было не таким сильным.

– Я хочу знать, почему? Вспомни о чувстве долга или проснись просто так. Полагаю, с твоей внешностью не может быть слишком много проблем в жизни. И ты окажешься вне этой войны, в том случае, если решишь... пробудиться!

Она усмехнулась, подбирая синоним, затем из чистого озорства, вспомнив, как оригинально называла его Джессап, она наклонилась вперед:

– Роджер, Спящий красавец. – И поцеловала его в губы.

В этот момент она уловила движение за своей спиной и увидела, как его глаза открываются, часто моргая, чтобы сфокусироваться. Она скользнула прочь от кровати и оказалась за пределами сектора раньше, чем кто-либо смог ее окликнуть.

Благополучно добравшись до своей каюты, Барди вызвала сектор 22 кровать 4 и увидела хаотичные всплески альфа-волн. Спящий красавец проснулся.

Она осуществила свое желание быть настолько занятой в последние дни контракта, чтобы на раздумья времени не оставалось.

В последнее утро на "Элизабет Блэквэлл" Барди проснулась с чувством сильного облегчения оттого, что отслужила наконец эти два ужасных года. Пытаясь вернуть душевное равновесие, она использовала почти всю дневную порцию воды в душе, вымыла волосы, высушила и попыталась уложить их, как в мирное время. Затем надела изящную тунику, плотно облегающие брюки и ботинки, одежду, которую не носила с начала стажировки. Она даже слегка подушилась духами, долго пролежавшими все это время на полке шкафа. Затем сунула в сумку чистый форменный костюм и несколько личных вещей, которые ей позволили взять с собой. И это было все.

– О, голубой цвет тебе очень к лицу. Чудесно, – сказала Нелли, оценивающе разглядывая Рарди, вошедшую в палату.

Два других свободных от дежурства хирурга выразили согласие долгим свистом, а затем угостили Барди традиционным прощальным стаканом флотского сока.

Ее попросили отвезти домой письма. На табло Барди оставила прощальное сообщение для друзей. После этого у нее осталось еще время до отлета шаттла, который доставит ее на первую станцию по пути домой. Нелли вызвалась проводить ее до воздушного шлюза.