Текст книги "Союзники (Флот - 4)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

– Расскажите о наведении, – напомнила ему Дерябина.

– Ах да, мэм, конечно. Вот еще одна проблема, с которой мы столкнулись. Очевидно, противник посылал разведывательные корабли для сбора информации за много лет до высадки. Вы знаете, что во всем районе местность неровная, гористая. А погода облачная и очень капризная. Никто не предполагал, что планета может стать объектом военных действий. Оказалось, что Флот не располагает точными картами этого района. Если такие карты и существовали, они находились на Третьей и были утеряны во время эвакуации. Согласен здесь проявились и некомпетентность, и неумение просчитывать ходы заранее. Несколько голов уже полетело – но. Господи, на Флоте тоже ведь служат обычные смертные. Ошибки и просчеты неизбежны.

Итак, у нас нет привязки высот к карте местности, и мы не можем точно направить огонь, вернее, можем, но только визуально и пока позволяет видимость в атмосфере. У радаров недостаточная зона обзора, а кроме того неприятель создает различные помехи. Необходима топографическая разведка местности, но ни один корабль не пролетает там достаточно долго, его тут же собьют халиане. Точность, с которой мы можем вести прицельный огонь, составляет несколько километров. Теперь понятно, почему применение кинетического оружия окончилось для нас полным фиаско.

И самое печальное, что даже лучшие карты нам все равно не помогут, поскольку мы не знаем точного местонахождения вражеской базы. Мы следим за наземными сооружениями, но они разбросаны на половине континента. О центральном бункере, мозге и сердце неприятеля, мы знаем только, что он расположен под одной из впадин, укрытой со всех сторон горами. Халиане умело используют камуфляж, восстанавливая растительность, а что касается излучаемой ими радиации, то она рассеянная, и большинство источников работают для нашей дезориентации. Никто из нас не знаком с той местностью. И мы не можем отличить настоящее от фальшивого.

А вот вы. Лент, провели там годы. Бродили по планете, облетали ее, без конца сверяясь с картами. И должны знать ее как свои пять пальцев.

– Сказать по правде, я никогда особенно не приглядывался к своим пальцам, – улыбнулся Ленг.

– Ну, вы понимаете, что я имею в виду. Конечно, у вас в голове нет геодезического прибора. Но некоторые ориентиры, я уверен, вы узнаете даже при облачной или дождливой погоде; а по ним найдете нужное место. Вы заметите также участки местности, на которых произошли сильные изменения. Правильно?

Ленг вспомнил Пик Веспера, озаренный вспышкой молнии, а под ним – реку Аргент и лагерь, в котором его ждала Тесс.

– Ну, что же, в какой-то мере вы правы. Я неплохо ориентируюсь на местности и с воздуха тоже.

– Это как раз то, что нам нужно, – сказала Дерябина.

Он снова повернулся к адмиралу. Взгляды ее обжигали, словно удары хлыста.

– Так или иначе, нам нужно выходить из этого тупика, и как можно быстрее. Сначала мы рассматривали план наземной операции. Под прикрытием тяжелых бомбардировщиков можно было попробовать высадить войска на другом континенте, а потом уже двигаться с этого плацдарма. Ракеты класса земля земля размягчили бы оборону халиан, а корабли, бронетехника и пехота завершили бы разгром. Урон мы при этом понесем ужасающий. Погибнет около миллиона человек плюс потери в технике. Это по самым скромным оценкам. Раньше казалось, что другого выхода нет.

А потом появился новый план. Его разработал капитан Маклорен со своей группой. В случае успеха нам удастся уберечь миллион граждан Альянса от смерти и увечий, а сам Альянс – от нехватки людей на других участках фронта.

У Маклорена загорелись глаза, на щеках выступил румянец, и Ленг внезапно осознал смысл слова "акколада" – да, происходящее здесь чем-то напоминало древний обряд посвящения в рыцари.

– Вам тоже предоставлена честь участвовать в этой операции, лейтенант, – сказала Дерябина, и Ленг понял, почему, несмотря ни на что, люди смело идут в атаку под ее командованием.

– А что... я... должен делать, мэм? – прошептал он.

– Вы, а точнее копия вашего мозга, будет пилотировать оружие, которое способно положить конец этому противостоянию. – Дерябина снова заговорила на сухом военном языке, но в голосе ее сохранилась звонкость. – Оружие уже существует, нет только запускающей программы к нему. С виду это обыкновенный хондротический метеорит, перемещающийся в свободном пространстве, ломкая каменистая глыба, в самом широком месте достигающая всего лишь четырех метров, судя по размерам, масса его должна составлять около десяти тонн. На самом же деле масса меньше. Мы выведем его на такую орбиту, чтобы он вошел в атмосферу Третьей недалеко от зенита, как раз над вражеской базой. Халиане примут его за естественный метеорит, тем более что он распадется на куски на большой высоте, как обычно и бывает с хондротическими метеоритами.

И тут неожиданно один из осколков, шириной примерно метра три, выстрелит прямо по базе. Возможно, компьютеры халиан вычислят, что внутри этого осколка запрятан двигатель, но посылать ракеты-перехватчики будет уже поздно. Они попытаются вывести из строя электронику, направив луч на осколок. Но и это не поможет: метеорит ударит прямо по верхушке базы.

Дерябина смолкла. После некоторой паузы Лент спросил:

– Простите, мэм, я не совсем понял. Боеголовки в снаряде не будет, потому что в противном случае халианские приборы ее тут же обнаружат. Таким образом, на них обрушится падающий на обычной космической скорости каменный валун; мотор не слишком увеличит его скорость. А учитывая то, что вы рассказали про укрепления противника, вряд ли им это сильно досадит разве что чашки задребезжат.

Адмирал явно старалась разжечь любопытство собеседника до такой степени, чтобы он слушал затаив дыхание; кое-что человеческое ей не было так уж чуждо.

– Все дело в том, что, помимо камуфляжной оболочки, двигателя и различных вспомогательных механизмов, внутри будет находиться пять тонн антивещества.

Ленгу дали двадцать часов, чтобы выспаться, адаптироваться к условиям жизни на Белизариусе, а затем явиться с рапортом в лабораторию Маклорена. Психофизиологи увели его в комнату отдыха, угостили кофе и завели неторопливый разговор. Все было бы отлично, если бы не тема беседы. И все-таки он не слишком нервничал, хотя в данной ситуации расслабиться полностью без помощи наркотиков было вряд ли возможно. Кроме того, повторял себе Лент снова и снова, чем больше он узнает, тем лучше выполнит поставленную задачу.

– Нельзя просто сканировать вашу нервную систему, перенести ее по точкам на образец и запустить в программу, – пояснял Маклорен, – так же как нельзя механически скопировать нужные нам участки памяти. Интеллект вещь тонкая и сложная, его нельзя разложить на составляющие. И нам нужен или ваш разум целиком, или не нужен вообще. Неточное сканирование может дать нам какое-то подобие вашего мозга, но это будет копия мозга... безумца. Если я буду наблюдать за вами в течение всего процесса, внимательно следить за реакцией тела, за вашими ответами на разные вопросы, это станет существенным подспорьем при конструировании аппарата.

Ленг откинулся назад в неудобном кресле и постарался расслабиться. Апартаменты Маклорена располагали к этому: несмотря на строгость обстановки, в них было что-то домашнее – фотографии жены и детей на фоне парусной лодки, гитара, несколько потрепанных старинных рукописей, шахматная доска, подключенная к компьютеру.

– Я почти ничего не слышал о пересадке сознания, – сказал Лент, насколько мне известно, таких операций было очень мало.

– Ненавижу это выражение – "пересадка сознания". – Маклорен нахмурился. – Так и хочется обречь человека, запустившего его в обиход, на вечные муки в аду – пусть ему там зачитывают писанину, сплошь состоящую из журналистских клише. Ваше сознание не просто некая "штуковина", которую можно вытащить, а потом воткнуть в машину, это непрерывный процесс, неразрывно связанный с жизнедеятельностью всего организма. Нам предстоит понаблюдать за работой вашего мозга с помощью приборов и получить систему уравнений – слишком многочисленных и сложных, чтобы мозг, состоящий из органических тканей, мог овладеть ими, а затем заложить эти уравнения в программу, которая запустит специальный компьютер. – Помолчав, он добавил: – Да, вы правы. Подобные эксперименты весьма редки и первоначально проводились исключительно в научных целях. В настоящее время на практике удобнее использовать роботов.

– Мне кажется, здесь могут возникнуть проблемы этического порядка. Ленг отхлебнул кофе, теплый ароматный напиток действовал на него успокаивающе. – Следует ли нам относиться с жалостью к моему двойнику? Попасть в металлическую оболочку – уже не сладко, не говоря о той роли камикадзе, которую ему предстоит сыграть...

– Не волнуйтесь, – успокоил Маклорен. – Будут и приятные моменты. Люди, участвовавшие в опытах, описывали необыкновенное состояние, которое возникает при прямом подключении к датчикам приборов, с которых мы с вами можем только считывать показания, или при заимствовании интеллектуальной мощи у компьютера. Не стану отрицать, нам нелегко пойти на этот шаг. Действительно, ваше alter ego придется принести в жертву. Люди не раз жертвовали своей жизнью ради других. Но в случае успеха этой операции мы сохраним жизнь миллионам. – Он перевел дыхание. – Кроме того, для "эго" самоуничтожение произойдет безболезненно. Не забывайте, это все-таки копия, а не оригинал. Та же совокупность знаний, то же мышление, но при этом нечто, лишенное плоти, а главное – инстинкта самосохранения. Ваш двойник будет испытывать лишь одно чувство, если понятие "эмоции" вообще к нему применимо, – радость, что может послужить благому делу. Это можно утверждать на основе предыдущих опытов, иначе проект отвергли бы с ходу. Мы вынуждены оказывать давление на сознание индивидуума, ограничивая тем самым способность к самостоятельному мышлению. А в этом эксперименте решение должно быть принято мгновенно, а значит, самостоятельно и добровольно. Это одна из причин, по которой была выбрана ваша кандидатура. Вас отличает повышенное чувство долга.

– На этот раз придется выполнять весьма тягостный долг, – усмехнулся Лент.

Маклорен резко посмотрел на него, но постепенно взгляд его смягчился.

– Да, вам придется обезобразить те места, где вы так долго жили и работали, – согласился он.

– Да, я знаю. – Лент был немного возбужден. – Я почти не спал ночью. Лежал и думал обо всем этом.

– Я абсолютно уверен – пройдет несколько лет, и вы с коллегами сможете вернуться туда и возобновить работу. Флот не забывает тех, кто верно ему служил.

– Дело не в этом, – пробормотал Лент. – Исчезнет Земля Моцарта, не будет амадеев. Придется начинать все сначала и работать среди чужаков в незнакомой стране.

– Что? Амадеи?

– Это рабочее название было принято в нашей команде. – Ленг даже сам удивился, с каким оживлением он говорит о вещах, причинявших ему душевную боль. – Выражаясь научно, хрисодонты. Самое интересные животные на Кристине. Они и стали специализацией моей жены Тесс. Я наблюдал за ними, как только выдавалась возможность, а с некоторыми даже подружился.

– Подружились? – Маклорен удивленно поднял брови. – Но на третьей планете нет существ, близких к сапиенс. Или есть? – его голос стал суровым.

Флот всегда непримиримо относился к случаям геноцида.

– Нет, нет, – поспешно сказал Ленг. – Смешно, конечно, искать аналоги в истории геологических трансформаций, но с некоторыми оговорками Кристину можно сравнивать с Землей в эпоху позднего мелового периода. За исключением горной местности, климат теплый или жаркий. Никаких холодных полюсов. Динозавров, конечно, там не водится, в животном мире преобладают существа, похожие на рептилии и давшие восхитительное разнообразие видов. Хрисодонты – двуногие с довольно крупным мозгом. Тот вид, который мы окрестили амадеями, – самый разумный. Примерно на уровне земных обезьян, если вам это о чем-то говорит.

– Однажды я просматривал доклад о природных условиях на Земле. А почему вы их так назвали?

– Амадеями? Они дивно поют. Это имя придумали мы – те, кто работал в поле. – Ленг одним глотком допил кофе и поставил чашку на стол. – Господи, как вспомню о них, слезы на глаза наворачиваются.

– Не исключено, что халиане давно перебили тех, кого вы знали.

– М-да-а-а... – Ленг отвел взгляд. – Может быть, копии моего разума и понравится это задание... – Внезапно ему вдруг захотелось обдумать этот вопрос. – Но зачем применять такое мощное оружие? Оно ведь уничтожит все на своем пути.

– Нам нужны гарантии, – объяснил Маклорен. – Никто прежде не делал ничего подобного, и, как сказала адмирал, второй попытки у нас не будет. Получив чрезвычайные полномочия, наши агенты собрали практически весь запас антигидрида антилития, которым располагал Альянс. Вы ведь знаете, обычно его используют в небольших дозах в качестве взрывателей там, где необходима сверхточность. Теперь для восполнения этих пяти тонн нужно десять лет.

– Литий?

– Гидрид. Твердый, довольно плотный, химически устойчивый, гораздо более удобный в обращении, чем антиводород или антигелий, и более эффективный для наших целей. Он хранится в вакуумной камере внутри метеорита и с помощью поля удерживается в подвешенном состоянии. От сотрясения генератор, создающий поле, выключится, произойдет выброс вещества в атмосферу, а затем на поверхность планеты. Преобразование массы в энергию будет стопроцентным. Но мы не беремся предсказывать, насколько быстро это случится и насколько эффективно для наших целей. Сгорая в атмосфере, осколки полетят в разные стороны от места взрыва. А мы должны быть абсолютно уверены, что удар сровняет с землей халианскую базу. Поэтому мы сбрасываем столько вещества, сколько смогли собрать, и нам нужен разумный пилот, который нанесет удар как можно ближе к объекту.

– Устроим грандиозный фейерверк! – рассмеялся Маклорен.

Возможно, это была его защитная реакция.

Нельзя сказать, что процесс сканирования превратился в ночной кошмар. Физическое неудобство было минимальным и в основном из-за длительной неподвижности. Ленг сидел в лабиринте пробирок, проводов, мониторов, измерителей. Маклорен и его ассистенты относились к нему с симпатией. Забытые эпизоды младенчества, детства, юности, сменяя друг друга, всплыли откуда-то из глубин памяти. Они проносились в сознании беспорядочно, смутно, как бывает в полудреме. Его захлестывали ни на что не направленные чувства: любовь, ненависть, страх, похоть, печаль, радость, какие-то примитивные эмоции, которым мозг и названия-то не мог дать. Они сливались в единое целое, которое затем взрывалось, рассыпаясь на миллионы вращающихся разноцветных кусочков. Время то сжималось до нуля, то растягивалось до бесконечности. Ленг ухватывал было смысл существования, а потом он снова ускользал от него. Позднее он не мог припомнить ни одного момента из долгих часов, проведенных в этом состоянии; в голове остались лишь обрывки снов. В конце концов ему сделали инъекцию, и он впал в беспамятство.

Проснулся Ленг в больничной палате. В местах уколов наложили повязки. Конечно, все заживет быстрее, чем волосы отрастут. Он закрыл глаза и снова погрузился в сон.

Очнулся он нескоро. В палату, чуть не подпрыгивая, вошел Маклорен.

– Сработало! Сработало! – ликовал он. – Все прошло как по маслу. Программа уже введена, оружие запущено.

Мы так никогда и не узнаем, о чем думал псевдомозг, обреченный на гибель. Мы располагаем лишь последним коротким посланием и описанием того события, которое за ним последовало. Еще меньше мы знаем о чувствах этого столь разительно отличающегося от нас индивидуума. И тем не менее история, услышанная мною в ту ночь в Ванг Фанге, сильно заинтересовала меня. Впоследствии, если меня заносило в те миры, где компьютерная сеть была доступна, я выуживал все что мог из банков данных. И я уже знал кое-что о таких машинах, даже разговаривал с одной из них. Интересные истории – мое хобби.

Итак, я попытаюсь воссоздать события, надеясь слишком далеко от истины не удаляться.

Представьте себе эту махину, которая медленно падает с адским грузом в чреве. Копия сознания Ленга воспринимает космос не так, как мы. Сложные датчики улавливают весь спектр явлений: незримые потоки атомов и ионов, силовые поля, различные импульсы, гравитационные поля планет, кружащих в танце вокруг своей прародительницы. Он видит перед собой раскаленное добела солнце, вихри огня и пылающие языки протуберанцев, ажурную корону, переливающуюся перламутром и, словно затянутое пеленой зодиакальное сияние, расходящееся гигантскими лучами. Но он не ослеплен, он различает тысячи оттенков звезд, усеявших небеса, он видит мириады небесных тел, скрытых от наших глаз. Оказывается, космос не погружен во мрак – он сияет огнями. Космос не безмолвен. Каждый атом в межзвездном пространстве излучает сигнал, и их пульсации сливаются в единый гимн творцу Вселенной. То и дело туманные дали озаряются едва родившимися солнцами или предсмертными вспышками агонизирующих светил. Облака, рассекающие Млечный путь, не могут скрыть от машины этого неистового сердцебиения Вселенной. А впереди открываются все новые и новые галактики, стремящиеся к тому незримому пределу, где встречаются начало и конец всего сущего.

Прошли часы, дни, прежде чем сознание Лента свыклось со своими новыми возможностями. Вряд ли его все еще можно было называть человеческим. Оно давно бы уже запуталось в самом себе, если бы не контроль подключенного к нему компьютера. Обладая такой мощностью, таким объемом и скоростью обработки данных, огромной библиотекой, из которой в считанные доли секунды можно почерпнуть все необходимое, он постепенно впитывает в себя поток информации, осмысливает ее и систематизирует. И теперь можно посмотреть на все свежим взглядом, но не как богу, захмелевшему от собственного величия. Отдавая должное нынешним своим божественным возможностям, надо помнить, кем был прежде.

Нет, это не совсем точно. Не помнить, а прийти к пониманию. Потому что он никогда не был Артуром Ленгом. Он снова переключился на рыжеватую искру, мерцающую в небе. Изображение увеличивается, и вот уже виден Белизариус – нагромождение камней, проступающих сквозь пыльные бури. Детекторы забирают все больше и больше энергии из аккумуляторов, но даже при самом большом увеличении база Флота не видна. Как мало ростков жизни во вселенной, как быстротечно их существование, как редко встречаются разумные существа!

А тем временем метеорит, вращаясь вокруг Кристины, переходит с одной орбиты на другую, постепенно приближаясь к ней. Моделируя траектории снаряда, создатели механизма принимали во внимание тот факт, что разуму Лента потребуется время для оценки ситуации. Кроме того, чем ближе к естественному будет движение метеорита, тем меньше шансов у халиан заподозрить неладное.

Кристина вырастает на глазах – сначала появляется белая звездочка, потом маленький серп, он растет и превращается в диск, темная часть которого слабо фосфоресцирует. На той стороне планеты, где сейчас день, облака создают причудливую игру света и тени. Мелькают голубые полосы океана и зеленовато-коричневые участки суши в тех районах, где погода ясная. Найденные следы говорят о том, что в свое время планета прошла через ледниковый период, но сейчас там установилось великое лето, и она пригрелась и сладко спит вот уже пятьдесят миллионов лет. Сквозь облака просвечивают две планеты-спутника – размером поменьше Луны.

Заработала память Лента.

Тесс сжимает его руку. С их кресел виден мир, распростертый перед ними.

– Наш дом, – говорит она, задыхаясь от восторга. – Я знаю, мы будем там счастливы.

– Мне хотелось бы перенести тебя через порог, – отвечает он с улыбкой, и чувства захлестывают его. Ему вдруг так захотелось сжать ее в объятиях, ощутить тепло этого драгоценного тела. Ничего, скоро они приземлятся в лагере. Нашлась бы только свободная палатка, они найдут возможность уединиться. Там все будет по-другому!

Началось торможение, и корабль задрожал. Ландшафт под ними заволакивала дымка. Вдруг они прорвались сквозь туман и увидели лес, горы и серебрящуюся змейку реки.

Мозг Лента направляет все датчики на Кристину. Уже можно различить излучение с халианской базы: радиоактивное, инфракрасное, нейтринное. С каждой минутой мощность их возрастает, они вырываются из одной точки, словно из непрерывно кровоточащей раны. Помимо этого, появляются еще какие-то слабые раздражители: корабли противника то ли летят по служебным надобностям, то ли просто устроили сафари. Убивать халианам доставляет такое же удовольствие, как гуманоидам заниматься сексом. Ну, ничего. Когда база будет разрушена, можно будет поохотиться на отдельных спасшихся халиан.

Разум Лента не боится кануть в Лету и не завидует своему оригиналу. Он лишен тела, а потому не способен ощутить сладость жизни и цепляться за нее. Есть долг, который он должен выполнить. Ему предстоит совершить поступок, не имеющий аналогов в истории по своей значимости, послужить Тесс, нынешнему человечеству и его потомкам. Этим можно только гордиться.

И все-таки, пока он еще существует и свободен от необходимости немедленно решать какие-то задачи, он хочет припомнить все, что только можно.

Обычно облака были не темными, а перламутровыми. Когда глаза привыкали, в воздухе можно было различить мягкое свечение. На его фоне величаво поднимались голубые горы, вершины которых терялись в облаках и, казалось, доставали до звезд. На огромной равнине поляны перемежались с густыми чащами. Ленг стоял около деревьев в высоких коричневато-рыжих зарослях, напоминающих траву. Кора на стволах медно-красная, на густой листве с лиловыми прожилками поблескивают капельки воды. Над ними радуга раскинула свои трепещущие крылья. Прохладный ветерок приносит ароматы жасмина и имбиря, напоминающие о детстве.

Семейство амадеев привольно расположилось на лужайке. Хотя понятие "семья" отражает образ жизни человека, но Тесс считала, что здесь оно вполне применимо. Амадеи жили группами примерно по шесть взрослых самцов и столько же самок плюс их потомство. Складывались более или менее устойчивые моногамные браки. Можно сказать, что это были расширенные семьи. Время от времени группы встречались, резвились вместе, пели целые дни напролет, а молодые достигшие зрелости особи подыскивали себе партнеров. Потом семьи уходили на свои собственные территории.

Ленг радовался, когда ему попадались знакомые амадеи. Он часто разъезжал, изучая других животных, и поэтому в общении с амадеями Тесс достигла большей близости. (Эта была одна из причин, почему Ленг поселился на Моцарте; в низинах амадеи жили более скученно, не разбредались особенно далеко, можно было завоевать их доверие и наблюдать за их жизнью несколько лет подряд.) Постепенно он тоже завел себе друзей.

Амадеи были по-настоящему красивы. Взрослые особи – ростом с него, чуть наклоненное вперед тело уравновешивалось причудливо изогнутым хвостом. Крупная, с тупым носом, голова на довольно длинной шее; темные, блестящие глаза; отливающие золотом зубы. Амадеи охотились на мелких животных, но в обществе своих собратьев вели себя, как правило, дружелюбно. Кожа, покрытая тонкими чешуйками с синеватым отливом, напоминала кольчугу. Ленга очень заинтересовали их передние лапы. Отростки на конце, судя по всему, могли развиться в пальцы; зачаток большого пальца рос отдельно.

Гимпи бродил среди кустов, собирая ягоды. Тумтум, уже насытившись, дремал под деревом. Белла с руки кормила детеныша, держа его на коленях. Фасси безуспешно пыталась согнать с дерева двух детенышей постарше – они затеяли там бесшабашную игру. Еще один детеныш заострил зубами палку и теперь втыкал ее в муравейник, вылавливая лакомых мирмекоидов. Рядом стоял еще один взрослый, наверное, присматривал за ним.

Джо тут же заметил Лента и, издав восторженную трель, бросился к нему. Он всегда вел себя достаточно дерзко. Остальные некоторое время держались чуть поодаль, и Джо досталась львиная доля угощения, которым были набиты карманы Лента. Это были крекеры, выпеченные из местных злаков.

Они запели. У каждого амадея были свои песни, и Лент почти никогда не слышал один и тот же мотив дважды. Их голосовой диапазон включал полных семь октав, и разнообразие производимых звуков получалось потрясающее: трели, свистки, завывание, глухое постукивание, клацанье, журчание. Все вместе они составляли музыкальную композицию, мелодичную, бравурную и зажигательную.

Ленгу приходилось также слышать зловещие пронзительные вскрики, предупреждающие об опасности, вокальные поединки самцов, любовные песни ухажеров, колыбельные, и то, что, без сомнения было оплакиванием мертвых. Тесс считала, что амадеи используют для общения музыку чаще, чем сигналы и жесты.

– Эй, не ставьте меня в неловкое положение, – смеялся Лент, – крекеры уже кончились, а ответить пением я не могу.

Планета становится огромной. Уже видно полярное сияние. Приборы работают на полную мощность. Было бы неплохо прощупать все радаром, но придется ограничиться информацией об изменении магнитных полей, о радиоактивных минералах, залегающих в земле. По этим и другим ориентирам можно отыскать нужную местность даже на планете, закрытой облаками.

Правда, ориентиры эти не так надежны, как радиоактивное излучение базы. Хотя и в этом случае величина погрешности составляет несколько километров. База находится на большой глубине, и радиация на поверхности слабая и рассеянная. Кроме того халиане по всем правилам военного искусства расположили вокруг нее глушители и ложные источники радиации. Поэтому точное местонахождение базы можно установить только визуально. Самое лучшее, что можно получить с помощью приборов, – это большое размытое пятно. Излучение, в том числе и инфракрасное, поглощается, отражается облаками, преломляется, и это приводит к искажению изображения. Можно спуститься пониже и посмотреть, но через секунду тебя подобьет ракета, или через миллионную долю секунды – энергетический луч.

Мозг Ленга задавал себе один и тот же вопрос: в чем же состоит его задача? Такая бомба вполне может разнести полконтинента. Как бы то ни было, анализ информации из банка данных подтвердил правильность слов Маклорена. Разрушительная сила известна – emc^2, пять тонн антивещества аннигилирует с пятью тоннами обычного вещества. Но рассеяние будет колоссальным, и эффективность удара непредсказуема. Дело не только в том, что халиане зарылись в твердые, устойчивые пласты, а их бункер укреплен изнутри и сейсмоустойчив. Главное, что база находится под окаймленной горами небольшой впадиной, и под какой именно, неизвестно. Чтобы поразить противника наверняка, даже при таком апокалиптическом взрыве, удар должен быть точным.

Мозг получит один короткий миг, чтобы рассмотреть объект сквозь возможную завесу дождя или тумана, вычислить направление удара и завести двигатель. Принимая во внимание наличие электронных органов чувств и встроенного компьютера, можно ожидать, что он определит по изменению рельефа, под какой из впадин окопался враг. Халиане хорошо поработали, восстанавливая первоначальный растительный покров, и могли бы ввести в заблуждение человека, плохо знающего землю Моцарта, но за долгие годы Ленг исходил ее вдоль и поперек и много раз летал над ней.

За долгие и счастливые годы. Вот Юни позволила Тесс взять на руки своего детеныша. Он прильнул к ней и нежно защебетал, амадеям нравилось, что млекопитающие такие теплые и гладкие. Тесс дала малышу крекер. Он взял лакомство обеими лапками и аппетитно захрустел. Доев, вывернулся и, обвив ее руку хвостом, ткнулся носом во внутренний карман.

– Смотри-ка – знает, откуда я достаю крекеры, – сказала Тесс. – Уже знает. Да, малыш? Ну и чертенок он у тебя, Юни.

Юни залилась веселыми трелями. Тесс отдала ей детеныша.

– Очаровательный малыш, – сказал Лент; и внезапно все происходящее наполнилось для него каким-то особым смыслом. – Я уверен, что мы видим предшественников мыслящей расы.

– Не сомневаюсь, – ответила жена. – Дай им еще десять миллионов лет или около того и они начнут делать орудия труда, сочинять стихи, строить, сеять и жать, у них появятся цели, вопросы, они будут забираться на горные вершины, созерцать звезды, а потом, возможно, поднимутся в воздух. А какую музыку они будут сочинять! Если душа действительно бессмертна, ее могут услышать Бах, Бетховен или Моцарт, услышать и постараться понять. Хотя полностью это вряд ли возможно, настолько она не похожа на творения человеческого гения.

На Кристине заметили метеорит. Он несется в пространстве с огромной скоростью. Прямо к халианам. Предоставленная самой себе та часть метеорита, в которой находится оружие, отломилась бы и обрушилась на сушу или в океан. Это привело бы к полному опустошению, но оно должно быть локализованным. Компьютер непрерывно анализирует. Мозг Ленга готовится к завершению пути. С нечеловеческой непоколебимостью.

В тот короткий миг, когда поверхность планеты станет видна, он должен будет выбрать мишень. Чем быстрее он это сделает, тем вероятнее победа. Он рассматривает задание со всех сторон.

До сих пор мозг Ленга не мыслил астрономическими категориями. И ничей другой тоже. Конечно, сейчас он орудие войны. Но чем ближе к цели, тем ярче видны последствия удара. Если бы в планету врезался огромный астероид, выделение энергии было бы таким же.

Ленг никогда не занимался ни геологией, ни палеонтологией. И никогда не был на Земле. В силу своего образования он получил кое-какие сведения о колыбели человечества, но постепенно почти все забылось.

Сейчас же модель его мозга располагала всей полнотой информации.

От Кристины исходит белое сияние. Примерно через полминуты он войдет в верхние слои атмосферы. Для компьютера этого вполне достаточно. За тридцать секунд разум Лента может обдумать и выстрадать столько, сколько обычный мозг за тридцать лет.

Молчание в эфире взрывается посланием:

"Я не могу убить наше будущее".

Двигатель оживает. Метеорит содрогается, меняя направление, набирает скорость, и от него начинают отваливаться куски. Совершенно безопасные, они разлетаются в разные стороны. Адская машина сходит с орбиты. Она удаляется от планеты все быстрее и быстрее, и к тому моменту, когда кончится топливо, ни один корабль Флота не сможет ее перехватить.

Так я представляю себе случившееся. О том, что думал мозг Ленга, когда мчался прямиком к солнцу, гадать не берусь.

Небо затянуло красноватой дымкой, словно рассвет окропил его кровью. Залив скрылся из виду, но буйные заросли все так же угрюмо возвышались над берегом. В Вант Фанге остались мы одни. Мадам уже отправилась спать, попугай прикорнул на жердочке. Уходя, хозяйка продала нам все оставшиеся бутылки и заперла бар. Еще не пришел бой, который вытирает столы, выметает окурки и табачные крошки. Посеревший от табачного дыма воздух приобрел горьковатый вкус. Внутри еще сохранялась прохлада, но я чувствовал приближение дневной жары.