355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Автор Неизвестен » Никитинский альманах (Выпуск №1, Фантастика - XXI век) » Текст книги (страница 3)
Никитинский альманах (Выпуск №1, Фантастика - XXI век)
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 00:40

Текст книги "Никитинский альманах (Выпуск №1, Фантастика - XXI век)"


Автор книги: Автор Неизвестен



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Он стремительно летел (или падал?) в бесконечном океане черной пустоты. Навстречу ему проносились неведомые светящиеся существа (он откуда-то знал, что они живые). Призрачные многоцветные медузы, рои танцующих огоньков, подобных множеству пчел, переливчатые облака, сотканные из одного света десятков чистейших оттенков. Василий попытался оглядеть себя, но не увидел тела. – Я умер? – подумал он. – Умер! Теперь я в том мире, куда попадают после смерти... Он и вправду существует. Мысль эта не вызвала у него почему-то ни страха, ни даже волнения. Он просто принял ее к сведению... Мрак неожиданно застлал взор, и лейтенант ощутил, что лежит ничком на холодной земле, уткнувшись лицом в сырые опавшие листья. В ушах звенело, и тело почти не повиновалось ему. Однако, он хорошо чувствовал его; тело у него, слава богу, есть. Значит жив. Превозмогая головокружение, он вскочил и, с неиспытанным доселе ужасом увидел, как разительно переменился окружающий мир. Все вокруг заливал мерцающий серебристо-синий бледный свет, словно бы шедший ниоткуда. Множество синих, лиловых, зеленых искр носились стремительно туда-сюда низко над землей, и воздух, казалось, прочерчен пулеметными трассами. Клочья жемчужного тумана кружили меж деревьев, оставляя за собой прихотливо закрученные, быстро тающие спиральные следы. Призрачные существа, схожие с теми, которых он видел в забытьи, появлялись прямо из воздуха, чтобы сразу исчезнуть. Вздрагивала время от времени земля, над вершинами деревьев стояло яркое белое зарево. – Господи, да что же это твориться?! – пробормотал, еле шевеля онемевшими губами, лейтенант, изо всех сил давя рвущийся из глотки безумный крик. Мысль о том, что наступает конец света, стрелой пронеслась в его взбаламученном сознании, но тут налетел, взвив листву, обжигающий ветер, зарево мигнуло, и, словно граната, взорвалась внутри черепа. ...Снова и снова возникали перед ним, стремительно сменяя друг друга картины множества миров – изломанные горные цепи под беспощадным солнцем, бурные моря, удивительные, совсем непохожие на земные леса, странные животные, растянувшиеся во весь горизонт пожарища и поля битв, усеянные останками незнакомых боевых машин, руины чуждых городов... Придя в себя, он обнаружил, что стоит на коленях, обхватив руками раскалываемую жуткой болью голову. Потусторонний свет и призраки исчезли, а может быть остались позади, потому что зарево сияло уже рядом. Неимоверными усилиями лейтенант пригасил боль, подобрал валяющийся автомат и, почти не соображая ничего, побрел на подгибающихся ногах в его сторону. На поляне, куда он выбрался, было светло, как днем. В трех десятках шагов от него стоял полуразвалившийся, скособоченный дом. Из окон, из дыр в развороченной крыше, из всех больших и малых щелей били потоки бело-голубого света. Это не было уже знакомое ему мертвенное и тусклое гнилушечное свечение. Нет, то был яркий, живой свет, порожденный источником громадной силы – так могла бы светить остановленная неведомым ухищрением молния. И опять, неведомо как, он понял – там, за бревенчатыми стенами сейчас твориться что-то страшное, и именно там сейчас находиться генерал. Вдруг слепящий свет погас. Изба затряслась, словно по стенам прошла судорога, съехала на бок, осыпаясь последними досками, крыша. Выбитая тяжелым ударом взвилась в воздух и, кувыркаясь, упала в каком-то метре от оцепеневшего лейтенанта дверь. Что-то басовито гудело, внутри дома клубилась тяжелая чернильная тьма, прорезываемая алыми сполохами... Фаргирм сознавал, что терпит поражение. Он уже не нападал, только отражал атаки Даона. Он чувствовал, как с каждой секундой все больше теряет свою силу – ту неведомую и непонятную, даже для мудрейших, подобных ему, делающую мага тем, что он есть. Как исчезающе мало ее в этом мире! Как долго, по крупицам собирал Фаргирм эту силу и хранил в ожидании решающего дня! И вот у его противника оказалось больше этой драгоценной Силы. Пусть ненамного, на малую толику, но и этого будет достаточно, чтобы уничтожить его. Его, Фаргирма, способного жить вечно! Ну, почему он не пристрелил Даона сразу, без всяких разговоров, он бы наверняка успел... Маг уловил перезвон множества колокольчиков – сигнал того, что мощь его почти исчерпана. И тогда ярость обреченного вспыхнула в нем, затмив на мгновение все остальное. И он сделал то, на что не решился бы никогда, будь у него хоть тень надежды на победу... Волшебство, сотворенное им, было совсем простым, но за этим могла последовать мгновенная гибель, растянувшаяся, однако, для него самого на неисчислимое количество полных неизбывными страданиями лет. Свет, шедший из уже начинавшегося плавиться кувшинчика, померк, и в грудь Фаргирму уперся ослепительно черный луч. В сознание лейтенанта ворвался грохочущий водопад звуков. Треск раздираемых небес, истерический хохот сорвавшихся с цепи демонов, заглушая который тысячи и тысячи нечеловеческих, но осмысленных голосов ревели, завывали, ухали, визжали, как будто необозримое войско чудовищ радостно приветствовало своего предводителя, в ожидании которого провело целые эпохи... То, что творилось с ним, Фаргирм не смог бы передать словами, ибо не было ни в одном из ведомых ему языков пригодных для этого слов. ... Окруженный непроницаемым мраком стоял он на неровном полу маленького, готового рассыпаться домика, скрытого среди густых лесов, на планете Земля – одной из тысяч таких же, или подобных ей. Но, одновременно, через него проходил поток переплетенных меж собой вселенных. Поток, где хватило бы места мириадам галактик, с их будущим и прошлым; и сам Фаргирм был частью этого потока миров Он слышал непостижимую, сводящую с ума своей красотой и силой музыку мироздания, и знал, что в силах привнести в ее звучание свои ноты. Это нельзя было сравнить ни с чем, и его переполняла до краев бесконечная радость, неведомая доселе. В ней воедино сливались высочайший восторг и животное удовольствие. Но даже ее перекрывало грандиозное и непередаваемое ощущение беспредельного могущества, нет – ВСЕСИЛИЯ... Однако, какая то часть его разума осталась незатронутой, и где-то в глубинах нечеловеческой души маг содрогался, осознавая, насколько противоестественны и чужды источники обретенной им мощи. Тьма поглотила Даона. То не было обычное отсутствие света, даже его малейших проблесков. Это была тьма иного рода: нечто материальное, почти осязаемое, даже как будто живое. – Он сделал это, он все-таки решился!! – простонал старик, падая на колени, – Он сделал это!! Тьма, порожденная орудием, созданным во времена, о которых не осталось и памяти, для неведомых целей, одним из тех, кого избегали вспоминать даже в мыслях, выпивала его силы, туманила разум, словно растворяя в себе. Даон понял, что его жизнь закончилась, и, быть может, заплакал бы, потому что бессмертному умирать стократно страшнее, чем тому, кто изначально знает свою судьбу. Но он не мог себе этого позволить, ибо оставался долг, исполнить который он был обязан, во что бы то ни стало... И хотя магические силы Даона были почти уничтожены окружающим мраком, их должно хватить. Он сосредоточился и различил в однородной, глухой черноте еще более черные, шевелящиеся, схожие со щупальцами тысячерукого спрута потоки. Еще усилие – и к одному из них протянулась тонкая, серебристая нить... Фаргирм позабыл обо всем, и о Даоне, и о незавершенном поединке, но вспомнил внезапно, почуяв, как в том мире, где осталось его тело, все резко и странно переменилось. Не без труда вернув большую часть (но не все) своего Я в принадлежащую ему материальную оболочку, он сосредоточил все старые и вновь обретенные чувства, устремив их в бывшую немалым препятствием, даже для него нынешнего, темноту... Неужели?! Нет, не может быть!! Его враг тоже, каким то образом, обрел доступ к Талисману Хурана и вот-вот обрушит на Фаргирма всю его мощь. Впервые за невесть сколько времени маг испытал подлинный, останавливающий сердце Ужас. Нет, не поддаваться! Нужно упредить того, кто так долго стоял на пути... Перед внутренним взором мага вспыхнули и побежали друг за другом цепочкой огненно рдеющие переменчивые знаки. То был приказ страшным неисчислимым силам, ныне находящимся в его власти... Через доли секунды все на многие километры вокруг будет испепелено, и только Талисман, да еще Фаргирм – его владыка и повелитель, останутся невредимы... ... Тьма вырвалась из дверей, окутав готовый рассыпаться дом, и над возникшим черным облаком поднялась, уходя ввысь, колонна зеленого света, пронизанная змеящимися молниями. Казалось, река изумрудного огня низвергается с небес... – Я просто сошел с ума, мне все это кажется? – подумал лейтенант. Сама по себе чудовищная, мысль эта сейчас принесла ему громадное облегчение. Но то была последняя мысль в его жизни. Исполинский вихрь поднял смертного высоко в воздух, и, закрутив, швырнул прямо в сплетение пылающих струй. ... Перед тем, как исчезнуть, сгинуть бесследно во всепожирающем пламени нездешнего мира, Фаргирм успел понять: его враг все же успел и нанес свой удар одновременно с ним. Он умер, зная, что проиграл... Прибывшие на место катастрофы люди долго не могли прийти в себя, потрясенные до глубины души всем увиденным. Молча, не в силах понять что-либо, бродили они среди поваленных, мертвых уже деревьев, разглядывали вырванные с корнем столетние ели, с которых осыпалась побелевшая хвоя, и разнесенные в щепки дубы. Долго стояли они возле вбитой в землю груды металлического крошева – то было все, что осталось от машины. Потом, успокоившись, они тщательно осмотрели и обшарили все, что только можно, пытаясь найти ответ – как это все-таки произошло. Но никто из них, конечно, не обратил внимания на маленький, меньше ногтя мизинца, серый камешек, лежавший на месте исчезнувшего дома среди оплавленных кирпичей и тонкого серого пепла.

[email protected] Дмитрий Казаков

ЛЕГЕНДА О ЛОВЦЕ ВЕТРА

– Что, за новой сказкой явились? – улыбаясь, спросил старый Тафаки и замолчал, по старчески жуя сморщенными губами. – Ну, хорошо, слушайте. Будет вам сказка. Да только не сказка это, а правдивая история, – продолжил он, поудобнее устаиваясь в тени хижины. Раскаленный диск Солнца уже перевалил за полудень, небо истекало зноем, и на островах Тувуаи наступило время послеобеденного отдыха. Даже неугомонная ребятня, что обычно стайкой коричневокожих рыбок носится по селению и его окрестностям, в это время собиралась вокруг Тафаки, самого старого жителя острова Ротуа и лучшего рассказчика в селении. Говорили, что в молодости он был колдуном-кахуна, а потом по неведомым причинам оставил это занятие, но тело Тафаки было гладким, на нем не было и следов татуировок, которыми покрывают себя дети Акулы, не было и ритуальных шрамов идущего путем Леса. Да и мало ли что болтают люди. Но сказок и занимательных историй он знал больше, чем любой кахуна острова, и поэтому во время сиесты площадка около его хижины не пустовала почти никогда. – Да, быль! – повторил он. – Я сам видел все это, когда был еще совсем молодым, и волосы мои были еще черными, а не седыми. – Все вы знаете, что ураганы, которые уничтожают целые поселения на других островах, никогда не трогают наш остров? – ребятня согласно закивала. Действительно, страшные бури, регулярно проходящие над архипелагом и приносящие островитянам крупные неприятности, всегда обходили Ротуа стороной. – Во времена, когда я был молодым, на островах было гораздо больше кахуна, чем сейчас, и были они гораздо могущественнее. Кроме тех, которых вы хорошо знаете, тех, кто помогает людям безопасно добывать пропитание из моря и выращивать хороший урожай на островах, кахуна Акулы и кахуна Леса, были тогда и другие колдуны, которые пытались обрести могущество, усмиряя могучие ветры, что носятся над просторами Великого Моря. Называли их Ловцами Ветра, Мбату-Мане. В ученики к кахуна, использующему силу ветра, брали только юношу без телесных недостатков, на теле которого обнаруживалось все три десятка признаков склонности к колдовству и еще десять признаков избранности Ветром, ведомых только Ловцам. Избранника Ветра забирали из семьи после обряда совершеннолетия, после того, как юноша получал взрослое имя. С этого момента долгое время его не видел никто кроме учителей. Обучение свое кахуна проводили на самой вершине священной горы Мауна-Тоа, которая открыта всем ветрам. Никто не видел юношу до самого дня посвящения, когда все кахуна Ветра Тувуаи собирались вместе на нашем острове и испытывали своих учеников. Теперь кахуна Ветра больше нет, и вы никогда не увидите обряд Посвящения Ветра, когда ученики показывают свою власть над прозрачной могучей стихией. Ближе к концу обучения ученик должен выбрать для себя по подсказке Ветра, с силой какого из них он будет иметь дело. Кто выбирает обычный для островов восходный ветер, кто – редкого гостя – ветер с заката, кому-то достается ветер с полуночи, тот, что иногда приносит к нам на острова стужу из далеких холодных морей. Да, как же это было чудесно, оставить внизу свое тело и обрести свободу, самую большую свободу, которую может пожелать человек. Воздушным столбом ринуться вверх, к престолу Ранги, до которого не могут долететь самые могучие ветра. Умчаться так высоко, что с этой высоты наши острова кажутся лишь россыпью зеленовато-коричневых камешков на странном голубом песке. Рухнуть внутрь самого себя, разделить себя на тысячу маленьких ветров, собраться вновь в единый ревущий поток и ринуться вниз, к воде. Промчаться над морем, срывая пену с самых высоких волн, набрать скорость и обрушиться на побережье, заставляя волны обезумевшими китами биться в берег, песчинки на пляже кружиться в сумасшедшем танце, и пальмы – склонять зеленые верхушки. Нестись по лесу, срывая аромат с цветов и топорща перья птицам, и, наконец, невиданной змеей обвиться вокруг священной горы, повторяя все ее изгибы. Путь Ветра много давал своим последователям – кахуна Ветра были самыми могучими на островах, но и многое от них требовал. Более десяти жарких сезонов прошло после того, как меня избрали Ветром, прежде чем я был допущен к испытанию. Еще надо сказать, что ветер с полудня, который приносит ураганы на Тувуаи, выбирали самые талантливые из учеников, и пользовались они этой силой очень осторожно. При рождении на моем теле были найдены все знаки, необходимые для хорошего Мбату-Мане. А сразу после Дарования Имени меня забрал на обучение старый Каи-тангата, самый сильный на тот момент из Ловцов Ветра. Бури тогда еще не щадили наш остров, но, благодаря могуществу Каи-тангата и его собратьев, они не были столь разрушительны для всего архипелага, как сейчас. Вместе со мной испытание должны были проходить еще двое учеников. Один – Карики, учился вместе со мной. Другой, звали его Моэа, учился у иного наставника. Как говорили кахуна, не было в народе наори более сильного колдуна за последние пять десятков поколений, со времен Хина Белой Акулы – о нем я вам уже рассказывал. Именно из-за Моэа все и произошло, из-за него пресекся путь Ветра, из-за него ураганы обходят стороной наш остров. Моэа, который выбрал себе страшный ветер с полудня, должен был проходить испытание первым. Испытание проводили в середине жаркого сезона, когда безветрие стоит целыми днями. Ученик должен вызвать избранный им ветер, показать свою силу, обуздать его и после этого выстоять в схватке Ветра с наставником. Что это такое? И не спрашивайте – я так и не прошел испытания. Моэа лег, как предписывал обряд, я и Карики сели подле него – сторожить тело, один у ног, другой у головы. Неподалеку от нас, тоже сидя, расположились трое наставников – все на тот момент посвященные кахуна пути Ветра. Зрители, как всегда, толпились на изрядном отдалении от места посвящения. Сначала все шло, как положено, Моэа почти сразу перестал дышать, войдя в транс. Вскоре пожаловал и вызванный им ураган. Конечно не такой, как настоящий, который охватывает крыльями все Тувуаи сразу, оставляя лишь наш остров. Нет, это был ураган только для нашего острова, на другие продолжало светить Солнце, и ветра почти не было. Ураган ответил на зов. Моэа начал его укрощать: ветер то дул со страшной силой, постоянно меняя направление, то прекращался совсем, тучи заволокли небо над островом, в воздухе носился песок с пляжа вперемешку с листьями и брызгами с моря. И, как я понял потом, Моэа оказался слишком талантлив, слишком силен, слишком сильно ушел в Ветер и не захотел возвращаться, расставаясь с небесной свободой и могуществом. Любому приятно ощутить себя могучим, свободным и бессмертным – почти богом. А тогда я и Карики закричали одновременно: тело Моэа начало светиться, от него шло сильное, ясно различимое даже в мельтешении урагана сияние яркого небесно-голубого цвета. Я обернулся в сторону наставников и обомлел, они все трое (ВСЕ ТРОЕ!!!) были в трансе, хотя обычно для испытания ученика хватало и одного. Видимо, они пытались вернуть Моэа, но это оказалось даже им не под силу. Тело Моэа постепенно начало растворяться в воздухе, сначала кожа, потом мясо и кости. Вот в тот момент я и поседел, в один миг, совсем молодым, после этого меня и прозвали: Меченый Ветер. Только шаманская выучка удержала меня тогда от позорного бегства. Вскоре Моэа целиком растворился в воздухе. Почти сразу прекратился и ураган – ветер стих, море успокоилось, тучи исчезли. Когда мы пришли в себя, то первым делом кинулись к наставникам – они были мертвы. Моэа-ураган попросту утащил их души с собой, когда его пытались остановить. С тех пор некому больше ловить ветер в паруса рыбачьих лодок, некому усмирять ураганы, закончился путь Ветра и людям в море приходится рассчитывать только на свои силы да на мастерство кахуна пути Акулы. – Что? Мы? Мы даже не прошли посвящение. И ураганы после того года стали обходить наш остров стороной. Наверное, Моэа не до конца потерял память, когда слился в одно целое с ураганом. Наверное, он помнит тот остров, где родился, где жили его предки, то место, где он стал тем, что он есть сейчас, и именно эта память мешает ему обрушить всю мощь свирепой бури на наш остров. – Да, он помнит! – повторил старик, а ветер, неизвестно откуда взявшийся посреди жаркого безветрия, ласково взъерошил совершенно седые волосы Тафаки, Меченого Ветром, и умчался прочь.

[email protected] О'Сполох

ЦЕПЬ

Однажды нас обокрали. Ночью. Вот тогда и появился этот пес. Его привел дед. Злющего презлющего. Пес на всех бросался и с диким лаем начинал кусать, грызть. От него можно было избавиться, только избив увесистой оглоблей или каким-нибудь подобным тяжелым предметом до состояния, когда злодей уже не мог двигаться. Но пес все равно не сдавался, продолжал яростно рычать и кусал орудие усмирения. Пса отрекомендовали деду бывшие хозяева, причем не советовали усмирять его в одиночку. Поэтому его сразу посадили на цепь и никогда больше не отпускали. Упаси Боже! Иметь дело с таким бандитом! Кобеля и прозвали – Бандит! Какие там воры – нас соседи обходили за десять километров. Одна внешность чего стоила! Он был здоровенный, как теленок. Шерсть длинная, темно-серого цвета, почти черная внутри, она свешивалась желто-белесыми космами наружу – как будто языки пламени из Преисподней. Морда была совершенно черная. Иссиня-черными были и нос, и губы, что лишний раз подчеркивали огромные белые клыки. Казалось, не было существа более непокорного, как и не было силы, способной удержать его в неволе. Больше всего на свете он любил свободу. Не проходило и двух дней, чтобы Бандит не порвал цепи. Весь забор был изрыт его подкопами – в одном месте даже завалился. Поэтому сидел он сразу на двух цепях – для страховки: когда рвал одну, то другая держала – и порванную сразу же старались заменить. Дед чертыхался на чем только свет стоял, но с не меньшим упорством продолжал делать свое дело – раз за разом, покупая новую. И вот однажды я услышал, как дед говорил отцу, что в городе заказал специальную цепь, которую никто и никогда не порвет. Он так и сказал: Никто и Никогда! Дед уехал под вечер и наутро вернулся довольный, потрясая приобретением. Да, цепь была длинная, толстая – я такой ни раньше, ни потом не видел. Каждое звено было изготовлено из прута нержавеющей стали, не менее полутора сантиметров толщиной. Сквозь любое звено мог свободно пройти кулак взрослого мужчины. Не менее двадцати метров этого многопудового образования заканчивалось таким же здоровенным, таким же неуклюжим и непомерно тяжелым металлическим ошейником. Я едва мог оторвать его ошейник от земли. Бедный пес! Мне его стало даже жалко! На этой суперцепи он сидел теперь безвылазно. Бандит был вселенским вместилищем злобы. Днем он бросался на всех, кто приходил к нам в гости, и на нас тоже. К вечеру его злоба перебрасывалась на цепь, которую он грыз, рыча и воя всю ночь напролет. "И как только он не сдохнет от своей злости!?" – восклицали домашние и соседи. И я помню, как, будучи ребенком, с замиранием сердца всякий раз подходил к порогу дома, а Бандит рвался изо всех сил, до предела натягивая, казалось, готовые лопнуть звенья, яростно гавкая, хрипя и брызгая на меня бешеной слюною. Между порогом и зубами пса была лишь узкая условная тропинка дорога жизни, как я тогда называл ее, – все же остальное пространство находилось в полном распоряжении Бандита. Кроме бесконечной злобы Бандит обладал еще и невероятной хитростью. Будучи садистом по натуре, он умел заманивать свои жертвы. Никогда не забуду, как пострадал мой крестный отец. Крестный зашел как-то в гости, и Бандит, увидев незнакомое лицо, пару раз "бреханув", вдруг решил изменить тактику: встал на задние лапы и завилял хвостом. – О! Кум! Да он совсем не злой! – воскликнул крестный и, несмотря на все предостережения моего отца, приблизился к Бандиту. Бандит положил лапы крестному на грудь и, танцуя, продолжая помахивать хвостом, стал пятиться, ослабевая натяжение цепи. Крестный, ничего не подозревая, гладил Бандита по голове и продвигался вперед шаг за шагом. Почувствовав, что цепь достаточно ослабла, и ничего не стесняет его движений, Бандит ужасающе рявкнул – мне даже показалось, что он не зарычал, а закричал, столько злобы было в этом звуке, – и впился крестному в плечо, выхватив изрядный кусок мяса. Тот вскрикнул и, отпрыгнув, упал на спину. – Я ж тебе говорил! – крикнул отец, оттаскивая пострадавшего. – Петро! Я убью его! – кровь бросилась в голову крестному и, схватив лопату, он набросился на Бандита. Бандита лопата нисколько не смутила: он даже с какой-то гордостью встретил удары и, не обращая внимания на рассеченные раны, сомкнул челюсти на ноге нападавшего. Крестный взвыл и, оставив еще кусок мяса, отполз в сторону. Бандит, яростно хрипя, тут же, у нас на глазах, перегрыз черенок лопаты. Цепь была единственным спасением. И все мы надеялись, что приковали его этой добытой дедом сверхцепью раз и навсегда. Действительно, уже прошло около трех лет, а он по-прежнему сидел прикованный, злобный. Но все же настал момент, когда Бандит неожиданно оказался на свободе. Как это ему удалось, одному Богу известно. Я обнаружил Бандита с мотающимся обрывком цепи на шее, когда был уже во дворе на полпути к дому. Можете представить мой ужас, едва я оценил обстановку. Цепь оборвана, вокруг ни души, от калитки я отошел далеко, не близко и до двери – в любом случае Бандит перекусит меня пополам, прежде чем я убегу со двора. Так я и стоял, в растерянности, и даже зажмурился, мысленно прощаясь с жизнью... Я долго ждал нападения Бандита, но ничего не происходило. Я осмелел и открыл глаза. Бандит вел себя очень странно. Он не нападал. Более того, он прижал уши, поджал хвост, весь как-то скукожился, стал жалобно поскуливать, явно не находя себе места. Сначала я подумал, что это очередная садистская уловка Бандита – хочет продлить мои мучения, прикидывается, чтобы я расслабился и тогда внезапно нападет. Но выражение растерянности на морде и страх в его глазах были столь неподдельны, что не могло быть никакого сомнения Бандит боится! Да-да! Просидев столько времени на цепи, он привык к ней и теперь, оборвав ненавистную, он не знал, что делать. Ему стало страшно! Меня охватило неописуемое чувство радости: наконец-то Бандит боится! Боится он, а не я! Я подошел и громко свистнул. Бандит заметался еще беспокойнее, заскулил еще жалобнее, в панике начал рыть землю. "Эй, ты! Сволочь!" – грозно закричал я и замахнулся. Бандит отполз на брюхе, забился в угол между домом и забором, громко визжа, роняя мочу и кал. Видя столь плачевное его состояние, я рассмеялся. Потом мне стало жаль пса, и, вытащив кабель сварочного аппарата, стоявшего в гараже отца, я совершенно спокойно, пока Бандит визжал, заварил лопнувшее звено цепи. Черт меня дернул похвастаться своей работой! Я натянул цепь, как бы приглашая Бандита оценить – все, мол, нормально, смотри, как сделано! И тут песьи зрачки загорелись желтой злобой. Спустя мгновение я во все лопатки удирал к порогу дома, а сзади угадывались топот Бандита и его злорадное дыхание, предвкушающее поживу. Оглянувшись, краем глаза увидел развивающиеся космы желтой шерсти – языки адского пламени – прямо у меня за спиной. "Ой, мамочка, спаси меня!" – оторвавшись от земли, я прыгнул на порог. И все-таки он достал! В воздухе! К счастью, судьба меня оберегала – острые, как бритвы, клыки только скользнули по ноге. Но, тем не менее, четыре длинных глубоких бороздки до сих пор хранят память о том событии. Злобно щелкнув зубами, Бандит захлебнулся неистовым лаем. Оказавшись на цепи, он снова стал злым и уверенным. Я по-прежнему со страхом проходил мимо Бандита, но с суеверным ужасом взирал уже не на пса, а на цепь. На цепь! Это жуткое изобретение человеческой цивилизации, сумевшее поработить и подчинить своей воле столь свободолюбивое, смелое, умное, злобное и непокорное существо, как Бандит. Вот и сейчас он мрачно, прикованный, ходит по кругу. Вдруг, покосившись на извечного врага – цепь, "Ррр..." – принимается злобно рычать. Потом приходит в бешенство: "Р... Гав-гав-гэв!" Затем начинает кусать ее: " Гэв-гэв-эв-эв-эвевевев!" – Ев-ев-евев! – исступленно грызет цепь. Но теперь-то я знаю, он делает это только для вида, а на самом деле гордится ею – уже минуту спустя, пес бегает, весело потряхивая цепью, как бы любуясь: "Ах, какая она тяжелая, да блестящая, да звенящая, да красивая!"

[email protected] О'Сполох

ГЛАЗА (фантасмагория)

Эта девушка давно ему нравилась. Она была стройная, элегантная – гордо вскинутая головка, изящная походка и волны мужских взглядов, бегущих вслед. Сегодня Олег решился. До этого времени он смотрел на нее только издали, но сегодня решил: подойдет, возьмет за руку и скажет все, а там – будь что будет. Олег ждал у входа в ресторан, мимо которого обычно проходила девушка в этот час, видимо, работала где-то неподалеку. Уф! Наконец-то.... Даже пот выступил. Идет. От волнения подкашивались ноги, но резким движением, собрав волю, он двинулся с места и, не останавливаясь, почти бегом догнал ее, тронув за локоть. Девушка обернулась и... Обомлев, Олег отшатнулся. Он всегда наблюдал издали и вот теперь какую-то секунду видел близко ее лицо. Она была красива, ничего не скажешь, но глаза. Глаза.... Менее всего заметные, загримированные косметикой и длинными ресницами, вечно полуопущенными. Они взглянули на него, вернее, открылись, и Олег увидел... Пустоту, страшную пустоту, как будто заглянул в пропасть... Она успела скрыться, да не в ней уже, собственно, было и дело. Пустота... Он потер пальцами лоб, словно что-то лихорадочно припоминая, и вдруг, рванувшись, подбежал еще к какой-то красивой девушке. Схватил ее за руку и снова отпрянул. Черная, зияющая пустота. Олега охватило нездоровое возбуждение: третья красавица – и ничего, пусто, вакуум... Ему показалось, что и вокруг стало как-то пусто, что вроде не слыхать городского грохота, и вообще, непривычно тихо. Бывает такая оглушительная тишина. И Олега понесло. Он бежал, как одержимый, хватая за плечи встречных молодиц и заглядывая им в глаза. Пустота... Темень... Ничего... Сначала он выбирал только красивых, но затем стал тормошить всех женщин подряд. "Понятно теперь, почему они так гримируются. Боже, я давно не видел глаз!" – подстегивали скакавшие беспорядочно мысли. Прохожие шарахались и с удивлением смотрели вслед. А он искал глаза, человеческие глаза... Он не помнил, сколько дней и ночей бежал. Мелькали бесчисленные лица. Ужас пустоты охватывал все более и более. Олегу стало казаться, что стоит он на одной горошине, а вокруг – темно и страшно. Бездна. Сейчас он упадет. Олег расставил руки, держа равновесие, и внезапно осознал, что под горошиной ничего такого, за что можно схватиться. Он в отчаянии замахал руками, закричал... и... Он их увидел... Глаза. Большие человеческие глаза. Глаза принадлежали пятидесятилетней женщине. Она была некрасива, неопрятно одета. За плечами у нее висел огромный мешок, видимо, куда-то торопилась по хозяйству. Олег упал к ней на грудь и зарыдал, как ребенок.

[email protected] О'Сполох

НЕ ТЕ (фантасмагория)

Я был тогда еще ребенком. Мы снимали квартиру – казенный дом на отдаленном хуторе, где работал мой отец. В тот вечер отец пришел злой. Ничего не стал есть, ходил, бормоча проклятья, а потом влепил пощечину матери. Я страшно испугался, мать расплакалась, и родители вытолкали меня в соседнюю комнату с единственным тусклым окошком, где была свалена старая мебель. Они ругались за стеной, и мне все было слышно. Отец сначала что-то громко нетерпеливо, сердито объяснял, а потом стал просить мать, чтобы она его простила. А мать только горько плакала и причитала: "Ну, за что? За что такая несправедливость? Разве я тебе сделала зло? Они тебе напакостили их и бей! А меня за что?" Я не знал, что делать. Мне хотелось съежиться, стать маленьким-маленьким клубочком, таким маленьким, чтобы в мое ограниченное пространство уже не могли долетать никакие звуки. В комнате было большое растрескавшееся зеркало. Не помню, как я оказался около него, вероятно, инстинктивно попятился прочь от комнаты родителей. В запыленном зеркале все предметы были расплывчатыми. "Ну, за что? Они... Их и бей!" – снова донеслись всхлипывания, и я заткнул уши. – Да-да, так бывает всегда! – раздался чей-то мягкий и немного скрипучий голос. Я испуганно стал осматриваться. – Посмотри сюда, глупыш! На зеркало из окошка падал последний луч угасающего вечера. В запыленном зеркальном стекле я увидел старую деревянную кровать. Что такое? Она говорила! У нее были лицо, рот, уши, глаза! Обернулся: кровать, как кровать. Повернулся – опять. – Не удивляйся! Сегодня день твоего рождения. Да! Твои глупые родители будут праздновать его завтра, но ты родился ночью, уж я-то знаю. Слушай меня, мальчик, слушай внимательно. Всегда в мире так: бьют не тех, говорят не тем и мстят тоже не тем. На этом держится Великое Зло и повелевает миром. Вот и ты вырастешь большой. И тоже будешь бить не тех, мстить не тем. Будешь дружить, доверять другу – он тебя предаст, а за предательство отомстишь другому. Будешь любить девушку – она тебе изменит, сделает больно-больно, как ножичком зарежет, а ты ожесточишься и отыграешься на другой... И также сделаешь ей – как ножичком – больно-больно... – Постой, я не хочу так! Слышишь, не хочу! – Молчи, глупенький! Когда маленькие – все так не хотят. Но когда вырастают – они забывают и бьют НЕ ТЕХ. Пройдет несколько лет, и здесь, в этой комнате, ты будешь бить свою женщину, хотя обидят тебя другие, но ты будешь бить ее, как твой отец... – Стой! – закричал я, едва не вывихнув челюсть. Меня знобило и трясло, зубы стучали. – Стой, я клянусь! – в отчаянии кричал я. – Кто ты там: Бог или черт, или Великое Зло! Никогда! Слышишь, никогда не обижу НЕВИНОВНОГО. Буду мстить только ТЕМ и бить только ТЕХ. Если нарушу клятву – убей меня! Клянусь!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю