Текст книги "Приключения 1969"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц)

Когда он вошел в Ригу, рассвет еще не наступил. На пустынных улицах раздавались лишь шаги патрулей. Впрочем, и шуцманов было не так уж много. Жестокий мороз заставил их укрыться в подъездах, и Янису удалось беспрепятственно пробраться на улицу Пернавас.

Он не знал, дома ли мать, не думал об опасности и брел, движимый не разумом, а слепым инстинктом, тем самым, который помогает перелетным птицам, одолев тысячи километров, находить дорогу к своим гнездам.

Шатаясь, он поднялся по ступенькам и постучал. Дверь открылась, и на пороге появилась Лилия, как всегда аккуратно причесанная, несмотря на ранний час, в своем домашнем халатике и войлочных тапочках.

– Мама! – шепотом произнес Янис.

Он потерял сознание и не помнил, как она втащила его в дом.

...Много дней находился Янис между жизнью и смертью. Открывая глаза, он видел кусочек белой стены и потолок над головой. Вокруг был полумрак. Он не понимал и не старался понять, где находится: его миром в эти недели были бредовые видения и тяжелые сны-кошмары, от которых он метался на топчане, вскрикивал и порывался вскочить. Но слабость опрокидывала его на подушку. Он видел начальника строительства Вейснера, слышал дробь автоматов и голос матери, говорившей: «Какая прелесть!» – фашистскому офицеру. Чаще всего ему казалось, что он еще совсем маленький и идет с Лилией по Бикерниекскому лесу, собирая поздние осенние цветы. Потом мать вдруг исчезала, и Янис оказывался перед глубоким рвом, наполненным неподвижными обнаженными телами. Эти люди были мертвы, а рядом до самого неба высилась гора их одежды... Янис кричал и силился убежать, и чьи-то мягкие сильные руки, обняв его за плечи, укладывали на подушку.

Однажды, открыв глаза, он долго лежал неподвижно. Вокруг, как всегда, был полумрак, а прямо перед глазами какая-то ровная синяя поверхность. Но если прежде она не вызывала у Яниса даже любопытства, то в этот раз он вдруг понял, что находится дома, кровать его отгорожена от комнаты старенькой складной ширмой, которую он помнил еще с детства, а окна плотно закрыты занавесками, хотя на дворе, кажется, день... Он вспомнил все, что с ним случилось, и сообразил, что, видимо, долго болел, а теперь, судя по всему, дело пойдет на поправку. От этой радостной мысли ему стало хорошо, и он уснул.

Вечером сквозь сон он почувствовал, что кто-то осторожно приподнимает его голову вместе с подушкой и в рот ему вливается что-то горячее, ароматное и необыкновенно вкусное. Он проснулся и увидел мать. Лилия сидела на краю кровати, одной рукой поддерживая подушку, а в другой держа ложку с бульоном. Рядом на табуретке стоял алюминиевый котелок, наполненный чудесным дымящимся бульоном, от запаха которого Янис успел уже совершенно отвыкнуть.

– Мама! – сказал он и улыбнулся. Лилия закрыла глаза, и по ее щеке скатилась слезинка. Но она смахнула ее рукой и спокойно, словно ничего особенного не произошло, ответила:

– Вот и отлично! Теперь ты должен как следует поесть.

Янис не заставил просить себя дважды и уничтожил весь бульон.

В следующий раз он проснулся ночью, но в доме почему-то никого не было. На табуретке он увидел тарелку, накрытую салфеткой. Под салфеткой оказалась белая куриная нога, залитая соусом, и рисовая каша, обильно приправленная сливочным маслом. Янис дотянулся до куриной ноги и с аппетитом съел ее вместе с рисовой кашей и с хлебом. После этого он откинулся на подушку и стал размышлять.

Сначала все его мысли были радостными. Он благодарил судьбу за то, что ему удалось чудом убежать из лагеря и спастись от смерти. Но затем в голову полезли мысли, от которых ему стало беспокойно.

Он взглянул на тарелку, где недавно была куриная нога и рисовая каша со сливочным маслом, и вспомнил рассказы заключенных, прибывавших в концлагерь из Риги. По их словам, в городе магазины были закрыты, жители по ночам выкапывали из-под снега мерзлую картошку, на заводах и в мастерских рабочих кормили брюквенной похлебкой, а хорошо питались только фашистские прислужники – шуцманы, агенты гестапо и те, которые работали в немецких учреждениях. Для них открыты специальные столовые, где кормят по особым спискам. Еще, конечно, сами немцы жрут досыта. Они развлекаются в ресторанах, получают обильные пайки да еще грабят все, что плохо лежит...

Откуда же в доме у матери появились сливочное масло, курица и рисовая каша? Это было совершенно непонятно и неправдоподобно.

Янис нахмурился. В этот момент скрипнула дверь, и он узнал легкие, быстрые шаги Лилии. Он хотел окликнуть ее, но в последний момент раздумал и, тихонько отодвинув ширму, увидел, как мать повесила на спинку стула платок и принялась доставать из хозяйственной сумки свертки. Развернув один из них, она повертела в руках большой желтый брусок сливочного масла, из другого пакета вынула несколько кругов копченой колбасы. В третьем оказался колотый голубоватый сахар. Лилия отнесла продукты в кухню, вернулась в комнату и, взглянув на часы, надела меховую шубку.

– Мама! – позвал Янис.

Она остановилась и долго не поворачивалась к нему. Потом медленно приблизилась к ширме. На ее лбу блестели капельки пота.

– Кто тебе дал это, мама?

– Что?

– Я говорю о продуктах. У нас никогда, даже до войны, не было такой роскошной еды.

– Верно, – негромко ответила мать. – Мы слишком мало зарабатывали.

– А сейчас, значит, ты зарабатываешь больше?

– Давай отложим этот разговор, – попросила Лилия. – Я очень тороплюсь.

Она направилась к двери.

– Ты не хочешь отвечать? – с недоумением спросил Янис. – Ты делаешь что-то плохое и тебе стыдно признаться?

Он сам едва расслышал свой голос, но Лилия остановилась на пороге, словно наткнувшись на стенку.

– Плохое? – тихо переспросила она и опустилась на стул. Она молчала так долго, что тишина сделалась тяжелой и душной, точно перед грозой. – Нет, ничего плохого я не делаю, – наконец сказала она, и голос ее был ровным. – Все это очень просто объясняется. Я расскажу тебе позже. Хорошо?

– Нет! – крикнул Янис. – Или ты скажешь сейчас, или я уйду!

Опираясь на спинку кровати, он встал, но потолок закружился над головой и в глаза хлынул мрак.

Очнулся он в постели. Лилия, наклонившись, тревожно смотрела на него. Он все вспомнил и прошептал:

– Говори!

– Мне нечего скрывать, только я опоздаю на работу и получу выговор, – вздохнула мать, поправляя одеяло. – С завода я ушла, потому что там не дают пайков. Мне удалось устроиться горничной в богатую семью. Там меня кормят и дают талоны в немецкий продовольственный склад. Со склада я приношу для тебя продукты. Надеюсь, в этом нет ничего худого?

Ее ответ следовало обдумать, но Янис был еще слишком слаб и закрыл глаза.

Прошло несколько дней. Тело Яна медленно наливалось силой. Ноги окрепли. Он уже мог, опираясь на стены, медленно передвигаться по комнате. В окно пыталось заглянуть яркое весеннее солнце, но плотные шторы никогда не раздвигались. Работа у матери была странной. Она отсутствовала по ночам и отсыпалась днем. Уходить она старалась, когда Янис уже погружался в сон, а возвращалась обычно до его пробуждения. Возможно, она делала это не нарочно, но ему всего два или три раза удалось услышать, как за ней захлопывается дверь.

– Чем ты там занимаешься? – спросил Янис однажды утром. – Чем занимается твой хозяин? Разве жизнь в этом богатом доме начинается в сумерки, как у летучих мышей?

– Он военный, – помедлив, объяснила Лилия. – По ночам он дежурит и требует, чтобы я варила для него кофе. К нему приходят разные люди, и я прислуживаю им. В этом заключаются мои обязанности.

– Он, видно, большой начальник, – задумчиво сказал Ян.

– Да, – подтвердила мать.

Скоро она уснула, а Янис стал размышлять о ней и о себе. Что ж, служанка так служанка. Плохого здесь действительно ничего нет. Не так уж важно, кто ее хозяин. Ведь хозяев не выбирают, работа остается работой. Правда, как-то странно представлять Лилию в роли служанки. Уж очень это на нее не похоже. Но сейчас все стало не похоже на то, что было раньше. Она устроилась как сумела... Вот теперь Янис выздоровел, ему тоже придется устраиваться. Только плохое это слово – «устраиваться», и плохо оно звучит в такое время. Янис спасся от гибели, но неужели задача его заключается лишь в том, чтобы выжить? Он был комсомольцем и остался им. Он всей душой ненавидит фашистов, значит, его долг продолжать с ними борьбу. Но как?

Найти ответ было не просто. Интересно, что бы Мария посоветовала ему? Жива ли она? Вполне возможно! Избежал ведь смерти он сам? Почему же не могло повезти Марии? У Яниса даже возникло чувство, что она где-то недалеко. Это чувство было таким сильным, что ему захотелось поскорее выздороветь и сходить в соседний дом, где она жила. Возможно, там он что-нибудь про нее узнает.

Но ему пришлось отвлечься от мыслей о Марии, о своем будущем и еще раз подумать о том, что происходило день за днем перед его глазами и чего не заметить было никак нельзя.

...В конце марта 1942 года он проснулся в сумерки и услышал за ширмой шаги матери, очевидно собиравшейся на свою странную ночную работу. Приподнявшись, Янис взглянул на Лилию.

Она стояла перед зеркалом. Рядом на стуле лежало что-то пушистое и коричневое, похожее на свернувшегося мохнатого зверька. Янис не мог определить, что это. Не спеша Лилия принялась укладывать волосы. Она умело соорудила модную сейчас прическу с высоким валиком волос над лбом. Янис вспомнил, где видел эту прическу. Он видел ее у немецких фрау, приезжавших за вещами в Саласпилсский концлагерь. И блестящие шелковые чулки, которые надела Лилия, присев на стул, тоже были такими же, как у этих фрау. Мать сунула ноги в сапожки на высоких каблуках, надела меховую шапочку, протянула руку к пушистому комку на стуле, и тот превратился в норковую шубку невиданной красоты. Накинув ее на плечи, Лилия достала из сумочки губную помаду, пудру, какие-то флакончики и палочки, приблизила лицо к зеркалу и начала старательно красить брови, ресницы и губы. В зеркале Янис видел ее лицо. Постепенно оно становилось неузнаваемым и невыносимо вульгарным. Она накрасилась грубо и вызывающе, как женщины определенного сорта, которых Янис иногда встречал в детстве возле кинотеатра «Палладиум».

Он был так ошеломлен и потрясен, что не произнес ни слова и, только когда мать направилась к двери, хрипло сказал:

– Постой!

Лилия вздрогнула, словно застигнутая на месте преступления, и попыталась вытереть грим, но Янис крикнул:

– Не надо! Ты ведь делаешь это каждый день. А возвращаясь домой, приводишь себя в порядок, чтобы я ничего не заметил!

– Что же дальше? – помолчав, устало спросила Лилия.

– Дальше? – Янис задыхался. – Дальше ничего! Просто я все понял!

– Ничего ты не понял, – ответила мать.– Так поступают все служанки, которые работают там. Ты же знаешь, что я никогда не красила губы, но неужели трудно накрасить, если это принято?

– А шубка? – спросил Янис. – Ее подарил тебе твой хозяин? За что он сделал тебе такой дорогой подарок?

– Шубку мне дал в самом деле хозяин, но она не моя. Я имею право ее только поносить, чтобы выглядеть как другие. А если меня уволят, шубку сразу отберут. Понял?

Янис промолчал.

– Выброси глупости из головы и лучше подумай о себе. А мне, пожалуйста, предоставь поступать так, как я нахожу нужным! – голос ее был властным и решительным. Раньше она никогда с ним так не говорила. Удивленный и озадаченный, Янис откинулся на подушку.

...И вот настал день, когда он почувствовал себя бодрым и сильным. Янис встал, надел довоенный костюм и увидел в зеркале высокого, худого как щепка и немного нескладного юношу с длинными руками и тонкой шеей. Светлые волосы отросли и падали на лоб. Густые брови сходились на переносице, как у отца.

Янис поднял голову, чтобы взглянуть на портрет, но не увидел его на прежнем месте. Портрет исчез. На обоях виднелось темное пятно. Не веря глазам, Ян осмотрел стены. Без знакомого фото они выглядели осиротевшими и как бы обкраденными. Тут было над чем задуматься. Слишком многое стало непонятно в родном доме. Янис решил не спрашивать, зачем мать убрала портрет отца. Разве мало вопросов он уже задал и получил ответы, но легче ему от этого не стало!

Булыжники во дворе были мокрыми. Снег почернел.

Подчинившись внезапному порыву, Янис быстро надел пальто и вышел на крыльцо. Он понимал, что поступает неразумно. У него нет документов. Любой шуцман мог его задержать. Но ему вдруг безумно захотелось глотнуть свежего воздуха!

...Город словно вымер, хотя обычно в этот час женщины с сумками шли в магазины, а мужчины выстраивались в очередь возле пивного бара. Янис медленно побрел вдоль стены, инстинктивно стараясь сжаться в комок и стать незаметным.

С ним, однако, ничего не случилось, и страх постепенно пропал. Он остановился возле двухэтажного дома, в котором жила Мария, вошел в темный подъезд и поднялся на второй этаж. Это, конечно, было нелепым. Мария не могла здесь оказаться. И все-таки произошло уже так много чудесного, что Янис подсознательно допускал возможность еще одного чуда. Но чуда не произошло. Постучавшись в квартиру, Ян не дождался ответа.

Перед тем как уйти, он нацарапал на клочке бумаги несколько слов и опустил записку в почтовый ящик. Он написал: «Я здесь. Янис». Если записка попадет в руки постороннего, ничего страшного не произойдет. Мало ли Янисов в Риге?

Он осторожно выглянул из подъезда и, убедившись, что улица по-прежнему пуста, быстро вернулся на свой двор.

По пути он проклинал себя за легкомыслие. Спастись от смерти и самому вылезть под пули! Человек, поступающий так, недостоин подаренной ему жизни.

Не чувствуя под собой ног, Ян вбежал в дом. На всякий случай он задвинул щеколду. Так безопаснее. Мать постучит, и он ей откроет.

Наступили сумерки. Ян был обречен на одиночество до утра. Он лег и попытался уснуть.

Услышав, что скрипят ступеньки лестницы, ведущей из кухни на захламленный чердак, он решил, что бредит. Лилия давно ушла, дом был пуст. Он открыл глаза, сел. По ступенькам в кухне кто-то спускался – медленно, стараясь не шуметь. Янис узнал шаги матери, а через минуту сквозь полуоткрытую дверь в кухне мелькнул ее голубой ситцевый халат. Яниса охватило изумление. Когда Лилия успела войти в квартиру? Ведь засов был задвинут изнутри. Значит, она пришла, пока он бродил по улице. Но как же ее работа? И что ей понадобилось на чердаке, куда никто не заглядывал много лет?

Лилия вошла в комнату, устало опустилась на свою кровать. За ширму она не посмотрела и не заметила, что сын проснулся. Янис спросил:

– Что ты делала на чердаке?

Мать вздрогнула и побледнела так сильно, что лицо ее на миг стало незнакомым. Впрочем, она тотчас овладела собой и ответила:

– Я вытирала пыль на лестнице, ведь в кухне хранятся продукты.

Янис не усмотрел в ее объяснении ничего особенного.

– Знаешь, я давно собираюсь с тобой поговорить, – после паузы обратилась к нему Лилия. – Тебе опасно оставаться здесь. Пока ты болел, мы жили как на вулкане. Ты заметил, что я даже не открывала штор, боясь любопытства соседей? В любое время могли нагрянуть шуцманы. Возможно, кто-нибудь уже пронюхал про тебя. Теперь ты здоров. Что ты намерен делать? Ты ведь взрослый и, наверно, уже подумал, чем заняться в это тяжелое время?

– Во всяком случае, я не собирался всю войну проваляться в постели! – немного уязвленный, ответил Ян. – Но как быть с документами? Без них меня в два счета зацапают!

– Об этом я уже позаботилась. Возьми, – Лилия достала из сумочки добротный немецкий аусвайс на имя Рудольфа Волдиня, слесаря из Цесиса. Янис удивленно уставился на свою фотокарточку, переснятую с довоенного снимка.

– Я нашла бланк у хозяина, – объяснила мать. – Мне оставалось только его заполнить. С этим можешь ничего не бояться. Попытайся устроиться на работу и снять комнату. У меня тебе оставаться неудобно. Ты не прописан, а с этим сейчас очень строго. Деньги на первое время я для тебя достану.

– Да разве в деньгах дело? Я должен как-то связаться с нашими! – вырвалось у Яниса. Мать пристально посмотрела на него:

– С какими «нашими»?

– Ну, с нашими, заводскими... С комсомольцами! Может быть, ты решила, что я собрался спасать свою шкуру? Но я тоже комсомолец! Я уверен, кто-нибудь остался в городе и борется с фашистами!

– А тебе известно, что фашисты хватают людей прямо на улицах и каждую субботу расстреливают их в Бикерниекском лесу? – тихо спросила Лилия. – Как ты собираешься бороться?

– Я еще не знаю, – признался Ян. – Но я найду друзей, и меня научат!

– Будь осторожен, – отвела глаза Лилия.

– Не бойся за меня. Страшнее Саласпилса ничего не будет!

– Бывает и страшнее, – проронила она, надевая шубку.

...Едва рассвело, Ян оделся и покинул свое убежище. По улицам брели редкие прохожие. Мать сказала Янису, что на «Вайрогсе» теперь авторемонтный завод. Янис, конечно, не собирался поступать на «Вайрогс». Там его слишком хорошо знали, а ведь у него были фальшивые документы. Он хотел, побродив возле завода, отыскать кого-нибудь из верных людей, комсомольцев и расспросить про Марию.

В первый день это ему не удалось, зато комнату он снял без труда в районе Юглы у полуслепой старушки. На другое утро мать и сын расстались. Лилия положила в чемодан вещи Яниса, завернула в газету буханку хлеба, окорок и сказала:

– Сюда приходить не надо. Я сама тебя навещу, как только выберу минутку. Умоляю, не забывай об опасности!

Спустя неделю Янис, слонявшийся с утра до вечера вокруг «Вайрогса», приметил высокого парня, который показался ему знакомым. Ян догнал его на Воздушном мосту. Оказалось, что они и впрямь встречались в первые дни войны в госпитале, где работала Мария. Парень тогда был с винтовкой, и Мария перевязывала ему руку.

– Привет! – обрадованно сказал Янис. Парень, не оборачиваясь, ускорил шаги. – Да погоди! – схватил его за рукав Янис. – Ты разве меня не помнишь? Я тоже был в истребительном отряде. А теперь вот работу ищу.

Буркнув что-то неразборчивое, парень продолжал путь.

– А про Марию Спрогис ты случайно ничего не слышал? – затаив дыхание спросил Янис.

– Не знаю я никакую Марию! И тебя не знаю! – угрожающе сжал кулаки парень. – Проваливай!

Янис растерянно остановился.

Утром он неожиданно встретил еще одного знакомого, да какого! Клепальщика Скроманиса, командира отряда рабочегвардейцев, которого Янис так и не смог отыскать в дни отступления. Скроманис, оказывается, жил в том же доме, где Ян снимал комнату. Увидев его во дворе, Янис радостно бросился к нему, но остановился, пораженный холодным взглядом клепальщика.

– Гуляешь? – недобро спросил Скроманис.

– Работу ищу, – ошеломленно ответил Ян. – Выходит, вы тоже здесь!

– А я думал, ты давно на работе, – сказал Скроманис, оставив без внимания последнюю фразу. – Только специальность сменил.

– Как сменил? – не понял Янис.

– Обыкновенно! – сплюнув под ноги, клепальщик отошел прочь.

– Погодите! – окликнул Ян, которому пришло в голову, что Скроманис мог вернуться в Ригу не сам по себе, а выполняя какое-нибудь задание. – Нам бы поговорить по душам! Я знакомых ищу, одному-то плохо сейчас. Вы товарищей из нашего отряда не встречали?

Клепальщик угрюмо смотрел на него.

– А про Марию Спрогис случайно не слыхали? – прибавил Ян, вконец оробев и не понимая, почему Скроманис не хочет с ним разговаривать.

– Мария тебе нужна?

– Неужели поможете? – обрадовался Янис, увидев, как сузились его глаза. – Не отказывайтесь! Вам что-то известно!

– Помогу, – помолчав, пообещал клепальщик и ушел.

...В начале апреля Янис отыскал, наконец, работу. Владелец велосипедной мастерской согласился взять его за харчи и пятьдесят марок в месяц.

В Юглу Ян вернулся незадолго до комендантского часа. С трудом различая дорогу в темноте, он перешагивал через лужи талого снега.

Сзади послышались шаги. Он остановился, все смолкло, но, как только двинулся вперед, за спиной снова скрипнул снег. Янис попытался рассмотреть что-нибудь во мраке. Вдруг неподалеку блеснул огонь, ударил выстрел. Пуля сорвала с головы шапку. Янис кинулся в сторону, упал в лужу. Долго было тихо.

– Пойди взгляни, – услышал он. – Может, надо добавить?

– Готов, фашистская сволочь! – раздался голос Скроманиса. – Я видел, как он упал!

– Фашистская сволочь? – громко повторил Янис и встал. По его лицу текли слезы, смешанные с грязью. – Это я фашистская сволочь? Я из Саласпилса бежал! Я комсомолец! Слышите, вы? Вот я стою перед вами, стреляйте!

Его трясло. Рядом выросли две тени.

– Что будем делать? – мрачно спросил Скроманис.

– Пошли! – сказал Янису второй мужчина и тронул его за плечо.

Они довели Яна до дома, остановились у подъезда.

– Ступай спи, – сказал спутник клепальщика. – Только помойся сперва.

– Ты думаешь, так? – с сомнением спросил Скроманис.

– Разберемся. В случае чего, от нас не уйдет. А стрелять тоже с толком надо. Ты ведь, как и он, в Риге, а не на фронте. Понял?

– Понял, – ответил клепальщик и повернулся к Янису. – Мы скоро придем. Жди!

Они растаяли во мгле. Туман сгустился. Стуча зубами, Янис пробрался в комнату, зажег свет, долго смотрел на себя в зеркало, не узнавая.

На другой день на работе он попытался осмыслить происшедшее, но так и не смог понять, почему Скроманис и его друг приняли его за предателя. Неужели только из-за того, что Янис тогда в июне не нашел своего отряда и теперь очутился в Риге в гражданском платье? «Все к лучшему! – решил он в конце концов. – Они меня сведут с кем надо!»

Янис был уверен, что гости придут в этот же вечер, но никто не явился. Минула неделя. Каждый вечер он ждал стука в дверь, однако так и не дождался.

Дверь открылась однажды ночью без всякого стука, и в комнату вошли несколько человек. Один из них склонился над спящим Янисом и сказал:

– Проснись, Калнынь, проснись!

Он открыл глаза, увидел возле кровати людей, но сразу же подумал, что видит их во сне, потому что перед ним стояла Мария. Лицо ее было мокрым от дождя, ко лбу прилипли золотисто-коричневые кольца волос. Янис заметил, что она очень изменилась, стала старше и строже, только милые ее губы остались пухлыми, как в детстве, и сейчас эти губы были белыми.

– Здравствуй, Мария, – сказал он грустно и не сделал попытки встать, уверенный, что видит сон. Но она села на кровать и приникла щекой к его лицу. Он почувствовал тепло ее тела, узнал Скроманиса, его спутника и того парня, которого расспрашивал на Воздушном мосту, и у него захватило дыхание от счастья, ибо он понял, что, наконец, нашел тех, кого искал.

– Мария! Друзья! – сказал Янис.

– Погоди! – хмуро перебил Скроманис. – Тебе придется ответить на некоторые вопросы.

– Да, нужно ответить, – кивнула Мария, прижавшись к Янису.

– Как ты убежал из Саласпилса? – спросил парень с моста.

Янис рассказал, как совершил побег и добрался до Риги. Мужчины с сомнением переглядывались, только Мария все теснее прижималась к нему.

– Похоже на сказку! – усмехнулся Скроманис.

Но его спутник, видимо их начальник, резко прервал:

– Говори дальше!

Янис рассказал, как мать втащила его в дом и выходила.

– Вот и все!

Наступила тишина.

– Сколько ты пробыл дома? – подумав, спросил командир.

– Два месяца, – ответил Янис и поправился: – Почти два.

– И тебе больше нечего нам сказать?

Янис с недоумением посмотрел на него:

– Я не понимаю, почему вы сомневаетесь во мне? Разве я дал повод для подозрений? Возможно, я не должен был спастись, а должен был остаться на дне Даугавы, но я жив! Что вы от меня хотите?

– Он прав. Пора все объяснить, – твердо сказала Мария. – Я знаю его лучше всех, и мне принадлежит последнее слово. Янис, ты сейчас поймешь, в чем дело. Тебе будет тяжело. Приготовься к самому худшему.

– Я готов, – нахмурился Ян.

– Я верю, что ты ни о чем не подозреваешь. Не так легко подумать худое про родную мать.

– Погоди! – крикнул Янис, и словно молния сверкнула перед ним. – Ты говоришь про колбасу и масло и норковую шубку? Я сразу спросил, откуда это.

– И получил ответ?

– Она работает горничной в богатой семье. Ей приходится дежурить по ночам. Хозяин дает талоны в немецкий продовольственный склад. А шубку он велел ей носить, чтобы она не отличалась от других.

С каждой фразой Янис все сильнее ощущал, насколько неправдоподобны его объяснения. Он понял, что нарочно не желал подвергать сомнению то, что слышал от матери, так как любил ее. Он умолк, растерянно глядя на Марию.

– И тебе не показалось, что здесь что-то не так?

– Нет, – хрипло ответил он. Это не было полной правдой. Пожалуй, он не удивился бы, узнав, что мать работает в немецком ресторане или в столовой для шуцманов. Такая догадка мелькала у него, но он прогнал ее, потому что ему было страшно поверить в падение Лилии. Но то, что сообщила Мария, оказалось настолько страшнее, что Янис отшатнулся, словно пытаясь убежать от жуткой правды.

– Твоя мать работает в гестапо! – услышал он. – Она переводчица у самого оберштурмбаннфюрера Ланге, присутствует на допросах самых важных арестованных, фашисты считают ее своей, и это в действительности так!

– Нет! – прошептал Янис.

– Каждую ночь твоя мать видит, как эсэсовцы избивают людей, слышит их проклятья и переводит то, что может понадобиться следователям. Без ее участия не происходит ни одно истязание, ни одно убийство.

– Нет! – еще раз сказал Янис.

– А норковая шубка, о которой ты упоминал... Что ж, фашисты выдают такие вещи из своих складов своим верным слугам, а как попадают вещи в склады, тебе, наверно, не надо объяснять. Ведь ты побывал в Саласпилсе.

Янис закрыл лицо руками и долго не шевелился. Ему нечего было возразить Марии, а его гости стояли посреди комнаты и сурово смотрели на него. Только Мария смотрела не сурово, а с жалостью и с нежностью. Она провела рукой по волосам Яна и сказала:

– Вот так обстоят дела, мой дорогой. Я понимаю, что услышать это было тяжело.

– Неужели все покорились фашистам? – вырвалось у Яна.

Скроманис многозначительно взглянул на Марию, словно желая ее предостеречь, но она ответила:

– Мы не покорились, Янис, хотя и работаем у немцев. Я – в немецком госпитале, там же, где до войны, Юргенс – сцепщик вагонов на станции. Скроманис – сменный мастер в авторемонтной мастерской, а командир нашей подпольной группы Петер Зутис – слесарь на «Вайрогсе». Эта группа – только небольшая часть подпольной организации, насчитывающей сотни людей. И многие из них, как и мы, вернулись в Ригу, чтобы организовать здесь борьбу с фашистами, выполняя приказ командования Красной Армии и Центрального Комитета комсомола Латвии.

– Значит, мне повезло! – ответил Ян. – Вы примете меня к себе и дадите задание.

– Сначала мы тебя проверим, – проворчал Скроманис, но Мария перебила:

– Яниса не нужно проверять, и задание для него готово. Вы знаете, о чем я говорю. Всю ответственность я беру на себя. Если вы верите мне, вам придется поверить и ему.

Мужчины, попрощавшись, ушли. Мария обняла Яниса и прошептала, касаясь горячими губами его уха, смущенно и счастливо:

– Как же я соскучилась по тебе, боже мой!

...Ему было очень жалко будить ее утром. Голова Марии лежала на его руке. Она, видимо, очень устала, и щеки ее ввалились. Но он спешил на работу и не успел поговорить с ней о главном.

– Это будет трудно, – сказала Мария, когда они сидели за столом и пили кофе. – Но ты должен справиться, потому что, кроме тебя, никто не сможет выполнить такое задание. Ты попросишь мать подыскать для тебя тепленькое местечко у немцев. Притворишься, будто охвачен страхом, не думаешь о борьбе и заботишься только о себе.

– Она не поверит, – покачал головой Янис.

– Должна поверить. Ты скажешь, что знаешь, где она служит, но не осуждаешь ее, ибо убедился, что Красная Армия разбита. Тогда она перестанет тебя опасаться и ты сможешь выполнить задание. Твоя цель – узнавать, что происходит на допросах в гестапо. Ты будешь предупреждать нас о готовящихся арестах, станешь нашими ушами и глазами на улице Реймерса. Ты сделаешь огромное дело!

– Да! – тихо сказал Янис.

Он запомнил адрес Марии. Она жила недалеко от госпиталя. Квартиру выбрала удачно. В случае провала можно было вылезти в окно и спуститься по дереву в парк.

– Придешь ко мне после того, как выполнишь задание, – сказала Мария. Ян проводил ее немного и отправился в свою велосипедную мастерскую.

На работе он попытался обдумать предстоящий разговор с матерью, но мысли путались, он совершенно не представлял, как станет произносить всю ту чушь, которой его научила Мария, и в конце концов отказался от поисков определенного плана действий. Не признаваясь в этом себе, он не верил, что сумеет обмануть Лилию. Слишком хорошо она его знала!

Все произошло не так, как он ожидал.

Войдя во двор, Янис увидел в окне их домика яркий свет. Обычно Лилия обходилась настольной лампой, не желая привлекать внимание соседей. Ян осторожно пересек двор и заглянул в окно. Задернутая штора зацепилась за цветок, стоящий на подоконнике. Сквозь щель Ян увидел внутренность комнаты. Форточка была открыта, и он услышал голоса.

За столом сидел мужчина в форме эсэсовского офицера, в черном мундире с серебряным погоном на плече. Когда он повернулся в профиль к Яну, тот оцепенел от изумления и неожиданности. Он узнал гостя. Это был Вейснер, начальник строительства Саласпилсского концлагеря и прочих фашистских особо секретных объектов, человек с интеллигентным лицом, на глазах которого охранники десятками расстреливали заключенных, если только замечали, что он недоволен темпом работ. Но как в лагере, так и теперь вид у Вейснера был в высшей степени приличный и достойный.

На скатерти Янис рассмотрел бутылки и множество тарелочек с разнообразной закуской. Мать сидела напротив Вейснера, как всегда, аккуратно причесанная, в синем нарядном платье. Губы ее были накрашены, а брови слегка подведены.

– Вы очень скромная женщина, фрау Лилия, – донеслось до Яниса. – Вы нравитесь мне, а ваш уютный домик именно таков, как я представлял. Наконец-то после моих многочисленных просьб вы позволили мне посетить вас.

– Я боялась не угодить вам, господин Вейснер, – ласково ответила мать.

– Я вижу, что не ошибся в вас! – самодовольно заявил Вейснер. – Я надеюсь, мы станем большими друзьями, и хотел бы выпить за это.

– Быть вашим другом большая честь, – сказала Лилия. – Вам доверены судьбы многих людей, и то, что вы делаете, очень важно для победы великой Германии. Железным характером и несгибаемой волей, наверно, нужно обладать, чтобы заставлять работать этих заключенных коммунистов. Ведь сейчас их в лагере, я думаю, несколько тысяч, и, как мне рассказывали на улице Реймерса, скоро должны прибыть еще несколько эшелонов из Польши, Франции и Бельгии?..