Текст книги "Черепашки-ниндзя и Баркулаб фон Гарт"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– Сюда приходят только за податью. Вершина – это граница, отсюда к подножию спускаться запрещено.

– Кто же установил такой закон? – пренебрежительно спросил наместник.

– Это закон деревни. Тем более ночью.

– Стало быть, у вас есть что-то дурное за душой?

В ответ мужчина громко рассмеялся.

– А что, в деревне должно быть только хорошее? – смеясь, продолжал незнакомец. – После работы на полях по вечерам пьют вино, поют, танцуют, развлекаются. Кто мешает развлечениям, тот позорит землю.

– А что делают с теми, кто бесчестит землю? – тихо спросил наместник.

– Как это не противно, приходится их убивать, – смотря прямо в глаза наместнику, ответил мужчина.

– И как же их убивают?

– Вонзают стрелу в спину, топчут ногами, за волосы волокут по земле. Так изгоняют дух зла. И человек погибает, – все так же глядя в глаза, ответил незнакомец.

– Что же, по-твоему, и со мной могут запросто расправиться? – недоверчиво спросил Генри.

– Вот куда ты клонишь! – воскликнул мужчина, и в одно мгновение лук наместника оказался у него в руках. Вернее, лук будто сам прыгнул ему в руки.

– Дело не в том, могут тебя убить или нет. На этой земле не любят убивать. Эти слова, как крепкое вино, вскружили голову молодого Круза.

– Хорошо, я не пойду в вашу деревню. Я устал и хочу передохнуть. Мужчина протянул Генри его лук.

– Ну, раз отдохнуть – пойдем.

И он пошел впереди. Он был так спокоен, что Генри забыл пустить ему стрелу в спину. В пещере, куда они скоро пришли, было устроено маленькое жилище, в котором мог уместиться только один человек.

– Входи! – пригласил хозяин.

Едва Генри Круз вошел в жилище и сел на круглую циновку, как почувствовал смертельную усталость.

– Проголодался я. Поесть бы, – слабым голосом произнес он.

– Найдем что-нибудь.

Незнакомец принес кувшин с молоком, кашу и хлеб. Поджарил дичь, накормил и собаку. Насытившись, гость подобрел.

– Эй, человек! Как тебя зовут? – крикнул он. И хозяин назвал имя, которое никак не подходило ко всей японской среде, царившей во сне доктора Круза.

– Джон Смитли.

Страшно удивился доктор Круз и почувствовал, как его сон странным образом смешивается с реальностью. Но молодой наместник, казалось, не удивился совсем.

– Смитли, а ты здесь один живешь?

– Да.

– Для чего? – сыпал вопросы Генри Круз.

– Есть у меня заветная мечта.

– Какая же? – вольготно развалившись, допытывался гость.

– Вырезать бога.

– Бога? – переспросил Генри.

– Да, божество, которое охраняло бы покой, – радостно говорил Джон Смитли. – И дед мой вырезал. И отец тоже, а теперь мой черед настал. Если я когда-нибудь обзаведусь семьей, то мой сын продолжит мое дело.

Действительно, в доме были долото, молоток и множество других инструментов.

– А из чего ты вырезаешь божество? – спросил опять Генри Круз. – Из дерева? Из камня?

– Прямо на поверхности горы. Там очень красиво. Вокруг утеса пышно цветут цветы.

– Какие цветы?

– Разные. Если смотреть издалека, кажется, что они раскинулись пестрым ковром.

Из пещеры, даже в вечерней мгле, отчетливо виднелось очертание утеса, величаво взметнувшегося к небу. Но вырезанные на этом утесе божества видны не были. Солнце уже зашло, хотя его свет еще лежал на траве, густо устилавшей все вокруг – от утеса до порога жилища.

– Что это за трава, – спросил Генри.

– Трава забвения, – подкладывал хворост в огонь и отвечал хозяин.

– Трава забвения? – переспросил гость.

– Да, это так. Коли пришел сюда, должен забыть все на свете.

– Что ж, похоже, я забыл сегодняшний день, – сказал Генри Круз, развалясь у огня.

С этими словами он закрыл глаза и погрузился в сон. Спустя некоторое время Смитли растолкал его.

– Когда рассветет, из деревни мне принесут еду. Я не хочу, чтобы видели здесь чужого человека. Вставай. Луна ясная.

– Днем и то дорога еле видна. Как же я спущусь ночью? – пробормотал спросонья гость.

– Не беспокойся, я провожу тебя, – подавая руку, сказал хозяин.

Смитли пошел впереди. Он вел Генри Круза коротким путем. Они спускались, словно летели. Спуск оказался вполовину короче подъема, и когда они вышли к подножию горы, до рассвета было еще далеко. В темноте заржал конь. Он перегрыз привязь и теперь подбежал к Генри Крузу. – Второй раз на гору не приходи, – коротко бросил на ходу Джон Смитли.

– Нет, я хочу еще раз побывать там. Хотя бы для того, чтобы поклониться божеству. Будешь внизу – заходи во дворец. Доложишь о своем приходе моему управляющему. Кстати, он родом из ваших мест.

Как только наместник произнес это, Смитли, дрожа, втянул голову в плечи и издал ужасный вопль. Жажда убийства охватила Генри Круза, у него даже колени задрожали. Пес испуганно залаял.

– У, злобный пес! – выкрикнул Смитли, мигом повернулся и побежал прочь.

Хотя Смитли обругал собаку, фраза прозвучала так, словно он бранил и Генри Круза. Эти слова мужчина прямо-таки бросил наместнику в лицо, даже брызнул слюной. Спящий доктор Круз почувствовал, как страшная злоба закипает в нем.

«Он нанес мне прямое оскорбление, – нет, это было проклятие. Человек с другой кровью!» И Генри Круз ощутил в гостеприимно принявшем его хозяине врага. «Местность у скалистой горы входит в мои владения, но, вероятно, людей по эту сторону горы они там считают чуть не за собак. Смитли мне сказал об этом. Да, наконец-то я услышал слово правды». И вмиг тепло огня, согревшего Генри Круза на вершине, исчезло. Злобно глядя вслед исчезнувшему врагу, наместник стиснул в руке лук.

– Пусть не забываются – я наместник! – воинственно воскликнул он. – Тоже мне, не любят убивать людей. Зато я люблю. И с удовольствием покажу им, как я это делаю. Тот, из деревни, научил меня, как убивать. Когда-нибудь спущу с Джона кожу, а божество его обдеру.

Генри Круз вскочил на коня и направился в замок. Когда он добрался до горной реки, небо уже побелело. В придорожной траве мелькнуло белое пятно. Подъехав ближе, он разглядел женщину, довольно молодую. Собака залилась лаем и, бросившись вперед, накинулась на нее. Женщина метнулась, собака за ней, сломя голову. Уже клыки животного готовы схватить жертву, как наместник строго окликнул пса, и тот повиновался. Перед Генри Крузом, дрожа от утреннего холода, стояла прелестная девушка, которой, пожалуй, не минуло и семнадцати. От удивления и неожиданности он широко раскрыл глаза.

– Ты кто? – минуту спустя спросил наместник.

– Я из деревни у подножия горы, – нежным голосом произнесла девушка.

– Как же ты здесь оказалась? – не скрывая восхищения и подведя ближе коня, спросил Генри.

– Я заблудилась, целый день вчера искала дорогу и теперь совсем не знаю, куда идти. Заблудилась – вот и оказалась здесь.

– Давай я провожу тебя до дому, – предложил наместник.

– У меня все равно что нет дома, – потупив глаза, ответила незнакомка.

– А родители?

– Оба умерли. Нет ни одной родной души, ни братьев, ни сестер.

– Как же ты живешь? – уже спустившись с коня и подойдя к девушке совсем близко, спросил Генри Круз.

– Продавала то, что осталось от родителей, этого едва-едва хватало. А потом меня взял на службу один человек, но вчера отпустил.

Ее манера говорить отличалась благородной простотой. Поразмыслив немного, наместник сказал:

– Я владелец этих земель. Пойдем, проводишь меня до моей усадьбы.

И, вскочив на коня, он поехал; женщина послушно поплелась следом, но от усталости ноги не слушались ее, и она быстро отстала.

– Садись сюда! – позвал ее Генри.

И взяв незнакомку за руки, обнял ее и посадил в седло.

– Как тебя зовут?

– Мэри.

И опять удивился со сне доктор Круз, что у японской девушки такое имя, но наместника Генри Круза это нисколько не поразило. Вдали из речного тумана показались всадники.

– Господин наместник! Наконец-то! – закричали они, размахивая руками и желая показать, как рады они видеть своего хозяина. По приезде во дворец, Генри Круз, не долго думая, предложил Мэри жить с ним как с мужем, и в тот же вечер стылая спальня наместника превратилась в брачную опочивальню.

Следующий день выдался на редкость ясным и безветренным. Но Генри Круз даже словом не обмолвился об охоте. Никому не сказал он и о том, что произошло с ним в прошлую ночь. И никто не посмел допытываться.

Прошла неделя, но наместник словно забыл об охоте. Вопреки былой привычке, он с вечера затворялся в опочивальне. Если кто-то самовольно, даже по делам службы, приближался к нему, он впадал в ярость и нещадно бранился. Но что удивительно, наместник знал обо всем, что происходило в округе и в замке. Он знал обо всех тайнах, мошенничествах, промахах, и провинившиеся чиновники строго карались им. Мэри же жила замкнуто, избегала сторонних взоров и, похоже, старалась не показываться на людях лишний раз. И хотя многим не понравилось появление молодой женщины во дворце, скоро большинство домочадцев смирились с ее присутствием, а некоторые даже полюбили ее за скромность и простоту. Лишь хитрый управитель негодовал по поводу появления Мэри, и недобрый огонек сверкал в его глазах, когда он видел молодую женщину.

Дворцовые же любители охоты и развлечений сокрушались о том, что благодатные дни осени проходят без толку.

Как-то утром два молодых человека, разговаривая, смотрели в прозрачное высокое небо из дворцового окна.

– Неужели в такой прекрасный день птицы и звери так и будут разгуливать на воле? – спрашивал один.

– Похоже, наместнику нет дела до этого, – отвечал другой.

– Что ж, так и должно быть, – игриво усмехнулся первый, – ведь с той ночной охоты господин вернулся с завидной добычей. Кажется, она пришлась ему по вкусу.

И друзья грубо расхохотались.

– Да, – произнес второй, – теперь таким, как мы, со стрелами в колчане, и деться некуда.

– Ты это про какие ж стрелы? Может, они законной жене наместника приглянутся? А?

И молодые люди опять в один голос рассмеялись. Эти двое разговаривали в закоулках дворца и поблизости никого не было, так что никто не мог слышать их. Тем не менее, вскоре обоих позвали к наместнику, ожидавшему их в саду. Он вышел к слугам с луком в руках.

– Ну, а теперь скажите-ка без утайки, о чем вы только что толковали! – холодным, как сталь, голосом сказал Генри Круз.

Оба побледнели и едва переглянулись.

– Добыча, – это не только дичь. И не обязательно отправляться на охоту, чтобы найти мишень для лука. Сейчас вы в этом убедитесь, – с усмешкой заключил наместник.

Молодые люди, павши на колени, просили хозяина о пощаде. Вместо ответа, он хладнокровно вонзил стрелы в распростертые у его ног тела и стал топтать их, потом намотал их волосы на конец лука и яростно зашипел:

– Запомнили? Никогда не забывайте! Похоже было, что это себе внушал во сне доктор Круз. В это самое время раздался беспристрастный голос:

– Ай да молодец!

Рядом стоял дядя Генри Круза.

– Ну, наконец-то наместник понял предназначение лука и стрел. Лук создан, чтобы убивать живое. И живое – это не только какие-то там птицы и звери. Это люди, живущие в нашем мире. Коли познал убийство – обязательно должен убивать. Убивать все больше. Твои руки не пресытятся этим делом, ты не будешь знать усталости.

Запомнил? Дядя уже повернулся спиной и, волоча ногу, уходил в глубь комнаты, когда племянник злобно вперил взгляд ему в спину. Вдруг Генри Круз почувствовал страшную ненависть к своему дяде. Этот спокойно удалявшийся человек был его врагом.

«Именно его надо поразить и взять над ним верх», – мелькнуло в голове наместника. Он снова вскинул лук и крикнул:

– Эй, дядя! Я понял твои наставления! Лук загудел, пустив две стрелы. Слившись воедино, они в мгновение ока должны были вонзиться в удаляющуюся спину. Но дядя вдруг подскочил на одной ноге и на лету поймал стрелы.

– Дурень! – скрывая за насмешкой испуг, сказал дядя. И придерживаясь за столб, держа в руках стрелы, он оглянулся на племянника.

– Секрет стрельбы двумя стрелами изобрел я. Поскольку ты подавал кое-какие надежды, я открыл тебе его. Так неужели тебе не известно, что стрелы, соединяясь воедино, бьют без промаха? Как же ты посмел стрелять в меня способом, которому я тебя обучил? Скверная это забава!

Он с хрустом переломил стрелы и швырнул их наземь. Спина его скрылась из виду. Генри Круз закусил губу. Он стоял, как оплеванный, а у его ног струилась кровь, вытекшая из двух мертвецов. Вдруг он почувствовал, что поблизости стоит кто-то. Он поднял глаза. Пригнувшись, управитель наблюдал за ним из-за деревьев.

– Это ты? – резко спросил наместник.

– Да, ваша милость! – поспешил приблизиться управитель.

– Посади здесь, где пролилась кровь, пурпурные астры.

– Зачем? – поинтересовался управитель.

– Я говорю тебе, – раздраженно начал Генри Круз, – пурпурные астры. Это цветы памяти, они не лают ничего забыть.

Сказав это, он пошел прочь, а управитель нерешительно окликнул его:

– Господин наместник…

– Что тебе еще?

– В ту ночь господин все же побывал на скалистой горе.

Для такого осторожного человека это прозвучало слишком взволнованно. Генри Круз почувствовал это и неотрывно смотрел ему в глаза.

– Ты это понял, подглядев сегодняшнее убийство? – злорадно проговорил наместник, – ну и что из того, если я побывал там? Никто тебя за язык не тянул. А вот себя ты этими словами выдал – мне теперь ясно, откуда ты родом. Случается ведь, что человек с другой, нечистой кровью нарушает законы своей земли, ему по душе чужие обычаи и он с чьей-нибудь помощью втирается в доверие.

Управитель молчал. В глазах его была ненависть.

– Злобный пес! – вырвалось невольно у наместника. И, более не оглядываясь, он быстрыми шагами вошел в свои покои. Там ждала его Мэри.

– А ведь раньше вы не изволили так поступать, – проговорила она.

В этих словах был явный упрек, но ее приветливость таила в себе нечто, толкавшее на еще более страшные преступления. Между тем взгляд Мэри был по-прежнему ясен и чист, но о чем она думала в это время, Генри не знал.

– Эти двое – пустяки, безделица! А сколько еще будет! Нужно много крови, чтобы утолить жажду моих стрел. Много больше, чем ты думаешь.

И с этими словами он поднял ее на руки и усадил к себе на колени.

– Какая же ты умница! – продолжал он. – В целом свете нет такого всезнающего и проницательного человека. Нет в поместье уголка, который укрылся бы от твоих глаз и ушей. Все равно как нет жертвы, которая избежала бы моей стрелы. Благодаря тебе, я не сходя с места, проникаю в большие и малые тайны. У нас не будет недостатка в добыче. Едва ты скажешь, что есть люди, которых нужно покарать смертью, судьба их предопределена – стрела в спину. А если таких не будет, сгодится любой, кто подвернется под руку. Зоркости твоих глаз и чуткости твоих ушей будет равна мощь моих рук.

Словно собираясь сказать что-то очень важное, Мэри вдруг задрожала всем телом. Когда Генри Круз попробовал успокоить ее, она обмякла у него в руках и подняла побледневшее лицо. Вдалеке послышался собачий лай. Приближаясь, он раздавался все отчетливее. Псу, давно лишенному уже радости носиться по горам и равнинам за хозяином, было запрещено подходить к хозяйским покоям. Мэри не любила собак. И животное отдали на попечение слуг, но запреты были бессильны. Его привязывали на веревку, он перегрызал ее. Тогда на железной цепи его упрятали за ограду. Но собака сорвалась и с цепи, и вот неистовый лай раздается совсем рядом с хозяйскими покоями.

Генри Круз вышел во двор и увидел, что собака бушует в саду, яростно раздирая когтями траву и вздымая фонтанчики земли. Слуги, вооруженные палками, пытались усмирить пса, но тот, отшвыривая палки, никого не подпускал к себе.

Один из слуг, упав перед наместником, сказал:

– Кто-то незаметно снял его с цепи. Вот и случилось такое.

– Чьих это рук дело? – спросил он.

– Не знаю.

Вдруг Генри Крузу вспомнилось лицо управителя. Завидев хозяина, собака залаяла и стремглав бросилась к нему. В мгновение ока стрела, пущенная наместником, пронзила собачью спину. В тот же миг в глазах Генри Круза ожила картина того дня, когда он у горной реки застрелил лисицу. Видение тут же исчезло. Наместник пустил еще одну стрелу, которая вонзилась псу в загривок, и тот упал ничком.

Не прошло и дня, как земля в саду, впитавшая обильную кровь, поросла пурпурными астрами. Цветов было по числу сраженных Генри Крузом людей.

Вскоре смерть стала в замке наместника неизменным наказанием, даже если человек и не заслуживал ее. Гибли не только приближенные и слуги, из далеких уголков поместья стали привозить людей на смертную казнь. А когда жертв очень много, среди них попадаются и неповинные. Генри Круз, когда целился в спину, не разбирался, виновен или невиновен этот человек. То, что стало для него привычным делом, пугало Мэри. Дело в том, что о различных секретах Генри узнавал от нее, но девушка никогда не наговаривала без повода. Он же убивал без всякой причины и тех, о ком она и словом не обмолвилась. Ее зоркое зрение и чуткий слух были больше не нужны сильным рукам наместника. Им завладела охота на людей.

Новый вид охоты, подобно внезапному урагану, поверг в ужас и замок, и округу. Но именно у Мэри, казалось бы, единственной, кому не было до этого дела, сердце изнывало от боли за других, словно его пронзали невидимые стрелы. Однажды ночью Генри, крепко сжимая любимую в объятиях, сказал:

– Только повстречав тебя, я впервые понял, как прекрасен и неповторим мир, понял радость жизни. Когда я думаю, что эту мудрость открыла мне ты, она еще сильнее захватывает мою душу.

– Хоть вы и говорите так, я не понимаю, почему вы так много убиваете. Разве это нужно? – зашептала Мэри.

– Ты хочешь сказать, что тебе не нравятся мои поступки? Что за странный разговор?! Стреляя, я думаю, что это доставит тебе удовольствие, – воскликнул Генри.

– Вы считаете меня настолько жестокой?

– Нет, именно потому, что в глубине твоего сердца есть жалость, я выпустил кровь даже из своего любимого пса.

Он говорил ласково, но в голосе звучала твердость. Девушка только хотела возразить, как Генри прервал ее:

– Хватит! Это мое дело! Не будем говорить об этом ночью. Не всякие разговоры в спальне к месту. Единственное, самое прекрасное сокровище в жизни – это ты.

Наместник не лгал. Действительно, с первой же ночи, как он привел Мэри в свою спальню, перед ним распахнулся бездонный мир любви и наслаждений. Нежное тело Мэри было исполнено самых удивительных тайн, и каждое утро в наместнике, коснувшемся тех тайн, с новой силой начинала бурлить жизнь, он снова брался за лук. Правда, было одно огорчение. Мэри не любила свеч. Он хотел любоваться ею обнаженной, а она не позволяла этого. Мэри боялась даже лунного неясного света.

– Мэри, мне не терпится рассмотреть тебя всю, до кончиков пальцев, – просил наместник, стоя на коленях.

– Нет.

– За окном ярко светит луна, почему бы ей не заглянуть к нам.

– Нет, – стояла на своем Мэри.

И вдруг, схватив подушку, он бросил ее в оконный полог. В эту ночь Генри подстроил хитрость – полог с шуршанием упал. И в тот же миг в спальню из широко распахнутого окна волнами хлынул лунный свет.

– А-а-а! – закричала девушка.

Она кинулась было прочь, но наместник опрокинул ее и, схватив за волосы, поставил на колени. На юной спине зияла поджившая рана, явный след от стрелы.

– Лисья нечисть! – вырвалось у него. Затем он опомнился и, набросив одежду на Мэри, ласково произнес:

– О, Мэри! Прости! Мне нужно было хоть раз увидеть твое тело. Я обидел тебя, но я не мог иначе.

Девушка твердо вскинула голову.

– Вы уже увидели мой подлинный облик! Я едва избежала вашей стрелы тогда у горной реки. Теперь я снова была на волосок от смерти.

Наместник рассмеялся.

– Да как же можно убить такую красавицу! У меня не найдется на тебя стрелы. Единственное мое желание – быть всегда с тобой.

– Даже после того, как узнали мое истинное обличье? – недоверчиво спросила она.

– Да ты стала мне дороже прежнего, когда я узнал, что ты лиса. Именно сегодня, в лунном сиянии, я полюбил тебя всей душой, – прижимая Мэри к себе, ответил Генри.

– Это меня-то? – удивилась Мэри. – А ведь я затаила сильную обиду на вас. Чтобы отплатить врагу, я нарочно обернулась девушкой и познакомилась с вами, чтобы напустить порчу.

– Что ж, обида твоя понятна. А что ты называешь порчей? Если имеешь в виду то, что ты открыла мне на многое глаза, так это польза, а не порча.

Девушка вздохнула с облегчением.

– Лисьи чары позволяют мне без труда видеть и слышать все, что происходит во дворце и во всей округе. Я раскрывала тайны, мутила воду и с преданным видом докладывала только о дурном единственно для того, чтобы, в конце концов, погубить тебя. Если ты посвящен во все тайны и до твоих ушей доходит все злословие, это должно привести к неверным шагам, – так я думала. У меня на уме было только одно – влить яд сомнений в твою душу, толкнуть на путь ошибок, жестоких поступков и посеять раздор между тобой и твоими подданными. Не говоря уж о том, что каждую ночь я соблазняла тебя, тянула в пучину разврата, потому что задумала уничтожить вашу жизненную силу до последней капли. Неужели такое коварство не отвращает вас?

– Ну что ты! – воскликнул наместник. – Я именно поэтому думаю, что ты самое прекрасное создание в мире.

Мэри, которую он все еще жадно притягивал к себе, задыхаясь, прижалась к его груди и зашептала:

– Сейчас все мои замыслы представляются мне глупостью. Я получила, живя с тобой, блаженство и благодарна тебе. А у тебя, с наступлением дня, мужская сила не идет на убыль. Она-то и удерживает меня в мире людей. Это сокровище для меня, неискушенной. Вопреки моему первоначальному желанию, в округе нет человека, который бы ненавидел тебя или таил на тебя злобу. Единственное, что доставляет тебе удовольствие – это убийство, а именно убийство не знает слабостей и ошибок. Люди, смотря на это, как на божий гнев, трепещут от страха и преклоняются перед тобой, как перед духом зла.

Наместник, содрогнувшись от такого сравнения, кивнул в знак согласия. И совершенно особое чувство испытал во сне доктор Круз. Он ощутил, как будто что-то входит в него и завладевает его душой полностью.

– Дух зла, значит, – повторил наместник. – Это, пожалуй, именно то имя, которое я искал. И я должен соответствовать ему своими поступками, потому что в этом мире – я единственный человек, ставший духом зла. Но ты говоришь, что не любишь меня, – и будто грусть мелькнула в его глазах.

– Ну, что ты? – заспешила Мэри. – Ты мне теперь всего дороже. Мне кажется, что в мою душу проникла человеческая жалость. Единственный господин, которому я должна служить – это ты.

На следующее утро, едва поднявшись, Генри Круз вышел в сад и позвал слугу.

– Поди к дяде, скажи, что я жду его. В это время к нему подошел управитель, стараясь угадать настроение наместника, он исподтишка глянул ему в лицо, а потом заговорщицки зашептал:

– Господин наместник! Будьте осторожны! Дядя посягает на вашу жизнь.

Генри хладнокровно бросил ему в ответ:

– Уж не твое ли гадание сулит мне смерть? Тут появился дядя. Завидев его, племянник крикнул:

– А-а, дядюшка! Не сгожусь ли я на мишень для твоей стрелы? Подставлю-ка я спину!

Дядя, не отвечая, схватился за лук со стрелами. И вот стрелы выпущены – две по одной прямой – и летят к спине Генри Круза. Мигом развернувшись, он на лету поймал стрелы, но, оглянувшись, увидел, что дядя безмолвно уходит прочь.

– Послушай, дядя! Я еще раз попробую сделать то, что сделал в прошлый раз. Теперь мой черед стрелять в твою спину.

Дядя даже не замедлил шага. Спина его, похоже, издевалась над юным племянником.

– Думаю, это твой последний смех! – выкрикнул Генри.

И с этими словами он пустил три стрелы, которые слились воедино. Дядя ухватил две стрелы и, поняв, что есть еще третья, подпрыгнул на одной ноге и метнулся в сторону. Но и стрела, молнией настигая добычу, тоже метнулась за ним и вонзилась прямо в спину.

– Щенок! – простонал он, падая наземь.

– Зверь! – крикнул в ответ племянник и, подскочив, пнул его в спину. Он пинал и топтал его, пока седые волосы дяди не почернели от земли. Позвоночник хрустнул под ногами наместника, и кровь, хлынув изо рта убитого, обагрила землю.

– Здесь вырастут пурпурные астры, – устало произнес Генри и ушел.

Вернувшись в свои покои, он увидел, что там все переменилось. Комната убрана яркой узорчатой тканью, накрыт стол с вином и закуской. И сама Мэри принарядилась. Генри сел за стол и молча принялся за еду. Он пил, не хмелея, и почти не слушал Мэри. Мыслями он был не с ней. Горящими от нетерпения глазами, вглядывался он вдаль.

– Ты не слушаешь меня. Не заболел ли? – с беспокойством спросила Мэри.

Но вместо ответа наместник, бросив чарку, резко встал и начал ходить по комнате.

– Вершина скалистой горы зовет меня. И я должен идти. Девушка, припав к его ногам, взмолилась:

– Господин, не делайте этого. Это – безумие.

– Молчи! – оборвал он ее. – И тело, и душа мои спокойны. Сердце подсказывает мне, что я должен пойти на вершину.

– Зачем?

– Слышала ли ты о человеке по имени Джон Смитли, который живет там?

– Да, – ответила Мэри, и по лицу ее пробежала тень.

Понизив голос, наместник сказал:

– Смитли – это ведь я.

– Что? – изумленно спросила Мэри.

– И я, и не я, – взволнованно продолжал он. – Здесь я. А на вершине горы – совершенно чужой человек, незнакомец. Так вот он – почти что я, хоть и далеко от меня. И я должен, не медля ни минуты, подняться на вершину. Иначе нет житья мне в этом мире. Мои стрелы уже летят там, вдали, а я теряю время здесь. Ну, пойдем скорее. Ты ведь пойдешь со мной?

Мэри грустно покачала головой.

– Это невозможно.

– Почему? – спросил он.

– На этой вершине есть изваяние бога, его сделал Джон Смитли. В этом человеке соединены добродетель бога и священный дух горы. И если на гору пойдет существо, обладающее колдовскими чарами, то не успеет дойти до вершины, как рассыплется в прах.

– Да что ты! – пораженный, воскликнул Генри Круз. Подумав немного, Мэри решительно поднялась.

– Я кое-что придумала. Если ты не будешь выпускать меня из рук, я, пожалуй, смогу приблизиться к вершине.

– Это как же? – спросил наместник.

– Я обернусь луком и, прильнув к тебе, поднимусь на гору.

– А ты искусно обернешься?

Мэри ничего не ответила. Мигом исчезла, и на ее месте Генри увидел тугой лук. Когда он взял его в руки, в луке начала появляться такая мощь, что хоть по луне стреляй.

Наместник немедля отправился к скалистой горе. Солнце уже перевалило за полдень, и хотя тропа была скользкой после дождя, Генри Круз неожиданно быстро продвигался по ней. К заходу солнца он добрался до жилища Смитли. Наместник постучал.

– Кто там? – окликнул Смитли.

– Это я, – ответил Генри, зная, что хозяин узнает его по голосу. Дверь открылась, и Смитли спросил:

– Зачем ты пришел?

Генри промолчал. Смитли заговорил снова.

– Господин, а ведь тебя околдовал злой дух.

– С чего ты взял? – недовольно, но с достоинством, спросил наместник.

– Это понятно даже по тому, как ты, говоришь. Если пришел, то уж выкладывай, зачем.

– Ладно. Слушай! – и Генри уселся поудобнее. – Ты должен сказать мне, какая из божественных фигур на скалистой горе высечена тобой.

– А что, если я не скажу? – присаживаясь рядом с гостем, сказал Смитли.

– Выстрелю, – невозмутимо ответил наместник.

– Неужели рука поднимется? – с интересом вглядываясь в глаза ему, вновь спросил хозяин.

– А хочешь, на спор выстрелю? Скажешь тогда?

– Я не ставлю на карту бога, которого высек своими руками.

– Зато я ставлю – лук со стрелами. Смитли замолк. Генри придвинулся к нему ближе.

– Не скажешь?

– Так ведь погибнешь ты, господин! – задумчиво произнес он.

– Говори, – настаивал наместник.

И тут глаза Смитли загадочно сверкнули. Генри Круз даже вздрогнул, так режуще-остер был их блеск.

– Хорошо, скажу. Тремя утесами высится скала. Третий, верхний утес сплошь увит цветами. Там я и высек изображение бога. Стало быть, ты собираешься в него стрелять? Несчастный! Здесь, где растет трава забвения, я один. И никто, никто не увидит, что станет с тобой. А теперь ступай.

Генри в гневе вскочил.

– Это мы еще увидим.

Вскоре уже он стоял у края скалы, у ног его разверзлась бездонная пропасть. Венчавший скалу утес взметнулся ввысь.

Генри натянул до отказа тетиву и выстрелил тремя стрелами. Подряд.

Вытянувшись в одну линию и ударившись об утес, стрелы оставили на нем заметные выщербины, напоминающие следы оспы.

– Выстрелил! Я выстрелил. Эй, Смитли, ты слышал. Я победил, – ликовал Генри Круз.

Но едва он прокричал это, край скалы под его ногами надломился, и Генри сорвался в черную пропасть и рухнул на дно ущелья. Лук вылетел из его рук и вспыхнул ярким пламенем.

Смитли же в это время сидел в своем жилище у огня и читал священное писание. Когда до него донесся крик наместника «Я выстрелил!», книга с тихим шелестом страниц упала на пол.

Ворча что-то себе под нос, Смитли прилег на пол, рядом с упавшей книгой. Со стороны казалось, будто он задремал. Но он был мертв. Несмотря на растрепанные седые волосы, его лицо было юным и красивым и поразительно походило на лицо Генри Круза.

Сон доктора Круза постепенно превращался в наваждение. Все, что происходило в последние мгновения его сна, происходило с ним. Вдруг он открыл глаза, огляделся. Увидел, что вокруг ничего не изменилось – та же комната, вокруг никого.

Но словно с неба послышался сначала тихий, потом громкий голос:

– Отныне ты – это не ты. Ты – дух зла! – и это прокатилось по всей комнате.