Текст книги "Сага об Одде Стреле (ЛП)"
Автор книги: Автор Неизвестен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
24. Одд приходит ко двору конунга Херрауда
А когда Одд вернулся домой в Гаутланд со своим побратимом, Сирнир предложил ему остаться там на зиму. Одд согласился. На исходе зимы стал он совсем безрадостным. Вспомнилось тогда ему горе, которое причинил ему Эгмунд Флоки. Однако Одду пришло на ум, что отныне он не станет рисковать своим побратимом в битве с Эгмундом, так как ему казалось, что он понесёт ещё большую утрату. Поэтому он счёл разумным одной глубокой ночью скрыться прочь. Его подвозили, когда в том была нужда, а временами он то брёл по борам и лесам, то скитался по очень высоким горным дорогам. Колчан висел у него на спине. Он путешествовал по многим странам, и образ жизни у него стал таким, что одно он имел для себя занятие – стрелять птиц для пропитания. Тогда он обернул вокруг своего тела и ног бересту. Затем он сделал себе большой берестяной капюшон на голову. Он был не похож на других мужей, гораздо выше, чем все прочие люди, и весь покрыт берестой.
Теперь о нём не рассказывается, пока он не вышел из лесу и не увидел, что перед ним раскинулся какой-то край. Он увидел, что там стоит большой хутор, а недалеко оттуда – другой. Ему пришло на ум направиться к меньшему хутору, чего раньше он никогда делать не пробовал. Он подошёл к двери. Перед дверью был человек, который рубил полено. Он был маленького роста и седой.
Старик радушно поздоровался с пришельцем и спросил у него имя.
– Меня зовут Нэвраманн[24]24
Нэвраманн (Næframaðr) – «человек, одетый в бересту».
[Закрыть], – сказал он. – А как зовёшься ты?
Тот же назвался Йольвом.
– Ты, наверное, хочешь сегодня переночевать здесь? – спросил старик.
– Не откажусь, – ответил Нэвраманн.
Теперь старик провёл его в комнату, и там сидела на стуле старуха.
– Здесь гость, – сказал старик. – Позаботься о нём, а у меня много дел.
Старуха громко запричитала и сказала, что слишком часто он приглашает людей ночлег:
– А на стол подать нечего.
Тут старик ушёл прочь, а они со старухой остались сидеть вдвоём. Вечером, когда Йольв вошёл, для них накрыли стол и выставили блюдо, а Нэвраманн с той стороны, где сидел, выложил хороший нож. На рукоятке ножа было два кольца, одно из золота, а другое из серебра.
Увидев нож, Йольв схватил его и рассмотрел.
– У тебя хороший нож, товарищ, – сказал старик. – Как ты добыл эту сокровище?
Нэвраманн ответил:
– Когда я был молод, мы большим количеством людей жгли соль, и туда, где мы были, к берегу вынесло корабль. Когда корабль разбился, обессиленных людей выбросило на сушу. Мы быстро разобрались с ними, и на свою долю я получил этот нож, но раз уж он тебе, старик, кажется хоть чем-то полезным, я дарю его тебе.
– Спасибо тебе за подарок! – сказал старик и показал нож своей старухе. – Смотри сюда, – сказал он, – Этот нож ничем не хуже того, что у меня был раньше.
После этого они приступили к еде, и потом Нэвраманна отвели спать, и они проспали всю ночь. Когда же Нэвраманн проснулся, Йольва не было, и его постель остыла.
Тогда он заговорил:
– Не разумнее ли встать, уйти прочь и поискать себе завтрак в другом месте?
Старуха сказала, что старик хочет, чтобы он подождал его дома.
Около полудня старик пришёл домой, также и Нэвраманн был уже на ногах. Тогда накрыли стол. На стол поставили блюдо, а с той стороны, где сел старик, он положил возле блюда три каменные стрелы. Они были такие большие и красивые, что Нэвраманн никогда не видел прекраснее оружия такого рода.
Он поднял и осмотрел их.
– Эти стрелы хорошо сделаны, – сказал он.
– Хорошо, – сказал старик, – что они тебе нравятся, я хочу подарить их тебе.
Нэвраманн улыбнулся и сказал:
– Я не знаю, для чего мне носить с собой эти каменные стрелы.
– Никогда не ведомо, Одд, – сказал старик, – когда они понадобятся тебе. Я знаю, что тебя зовут Одд Стрела и ты сын Грима Мохнатые Щёки с севера с Хравнисты. Также я знаю, что у тебя есть три стрелы, которые называются «Дары Гусира», но тебе, наверное, покажется странным то, что если когда-нибудь с тобой случится так, что тебя подведут «Дары Гусира», то тебе пригодятся эти каменные стрелы.
– Раз ты знаешь, что меня зовут Одд, и никто не говорил тебе об этом, как и то, что у меня есть стрелы, которые называются «Дары Гусира», – сказал Одд, – то ты, может быть, знаешь, о чём говоришь. Конечно, я возьму стрелы, – и он положил их в свой колчан.
– Что ты скажешь о том, старик, – сказал Одд, – правит ли этой страной конунг?
– Да, – сказал старик, – и зовут его Херрауд.
– Что за знатные люди вместе с ним? – спросил Одд.
– Там два человека, – ответил старик, – и одного зовут Сигурд, а другого – Сьольв. Они – первые люди конунга и величайшие воины.
– У конунга есть дети? – спросил Одд.
– У него есть красивая дочь, которую зовут Силькисив.
– Она красивая женщина? – спросил Одд.
– Да, – сказал старик, – нет другой такой же красивой в Гардарики и во многих других местах.
– Как ты считаешь, старик, – сказал Одд, – как они примут меня, если я приду туда? Только не говори, кто я такой.
– Я буду держать свой рот на замке, – сказал старик.
И они отправились к палатам конунга. Там старик уселся на корточки и не захотел идти дальше.
– Почему ты сел на корточки? – спросил Одд.
– Потому, – сказал старик, – что меня закуют в кандалы, если я войду сюда, и больше всего я обрадуюсь, если уберусь прочь.
– Да, – сказал Нэвраманн, – мы должны протолкнуться вдвоём, и я не смогу пройти иначе, чем если ты пойдёшь со мной, – и тут схватил его.
Затем они вошли в палату. Увидев старика, дружинники конунга столпились вокруг него, но Нэвраманн так поддержал его, что те покатились кубарем. Вот они прошли внутрь палаты, пока не предстали перед конунгом. Старик хорошо поприветствовал конунга. Конунг благосклонно принял это. Затем конунг спросил, кого он привёл вместе с собой.
– Не могу знать, – сказал старик. – Пусть он сам расскажет, кто он такой.
– Меня зовут Нэвраманн, – сказал он.
– Кто ты, товарищ? – спросил конунг.
– Я знаю, – сказал он, – что я старше кого бы то ни было, дома своего я не знаю и не помню, и долго, почти весь свой век, я прожил в лесу. Но дела у странника просты, конунг: я хочу просить у тебя приюта на зиму.
Конунг ответил:
– Ты что-нибудь умеешь?
– Никоим образом, – сказал он, – ибо я более неловок, чем другие люди.
– Хочешь чего-нибудь делать? – сказал конунг.
– Я не умею работать, да и не желаю, – сказал Нэвраманн.
– Тогда неудачно складывается, – сказал конунг, – ибо я дал торжественное обещание, что буду принимать только тех людей, которые будут в чём-либо искусны.
– Я никогда не делал того, – сказал Нэвраманн, – что другим было бы на пользу.
– Наверное, ты сможешь собирать дичь, которую кто-нибудь подстрелит, – сказал конунг. – Возможно, я пойду как-нибудь на охоту.
– Где ты усадишь меня? – спросил Нэвраманн.
– Ты сядешь с краю нижней скамьи, там, где едят рабы и вольноотпущенники.
Теперь Нэвраманн вывел старика наружу и после этого вернулся на место, которое ему указали. Там уже сидело двое братьев. Одного звали Оттар, а другого – Ингьяльд.
– Иди сюда, товарищ, – сказали они, – садись между нами, – и он принял приглашение.
Затем оба они опустились перед ними на колени и стали расспрашивать обо всех странах, что приходили им на ум, но о чём они беседовали, никто не узнал. Он повесил свой колчан на гвоздь над собой, а дубину положил себе под ноги. Они постоянно предлагали ему посторожить его мешок, и он казался им очень отвратительным, но Нэвраманн сказал, что не добьются они, чтобы он расстался с мешком, и он никуда не ходил, не взяв его с собой.
Они предложили ему снять с рук бересту:
– Мы дадим тебе хорошую одежду, – сказали они.
– Это невозможно, – сказал он, – раз я никогда не носил ничего другого, то и не буду носить, покуда жив.
25. Одд идёт на охоту
Вот Нэвраманн остался там, и вечерами всегда мало пил и рано ложился. Так продолжалось до тех пор, пока не потребовалось идти на охоту. Это было осенью.
Вечером Ингьяльд объявил:
– Завтра нам рано вставать.
– А что будет? – спросил Нэвраманн.
Ингьяльд ответил, что они отправятся на охоту. Потом они улеглись, а утром братья встали и позвали Нэвраманна, но никак не могли разбудить его, так крепко он спал, и проснулся он не раньше, чем ушли все, кто хотел поохотиться.
Нэвраманн заговорил:
– Что теперь, готовы ли люди?
Ингьяльд ответил:
– Готовы, – сказал он, – вернее, все уже ушли. Мы будили тебя всё утро, и сегодня мы уже не сможем подстрелить зверя.
Тогда Нэвраманн спросил:
– Сьольв и Сигурд – во всём ли они большие умельцы?
– Это было бы видно, – сказал Ингьяльд, – если бы кто-нибудь стал состязаться с ними.
Вот они пришли в горы, и мимо них побежали звери, братья натянули свои луки, но как они ни пытались подстрелить дичь, у них ничего не получалось.
Тогда Нэвраманн сказал:
– Никогда я не видел, – сказал он, – таких неуклюжих, как вы двое! Почему вы так неловко действуете?
Они сказали:
– Мы говорили тебе, что мы более неловки, чем другие люди, но сегодня утром мы не готовы и не добудем теперь зверей, которых вспугнули и растревожили другие.
Нэвраманн сказал тогда:
– Не может быть, чтобы я был более неуклюж, чем вы. Дайте сюда лук, я тоже хочу попробовать.
Вот они так и сделали. Одд натянул лук, и они предупреждали, чтобы он не сломал его, но он тянул стрелу до наконечника[25]25
Имеется в виду, что лук не выдержал, когда его натянули на всю длину стрелы.
[Закрыть] и разломал лук на две части.
– Ты плохо сейчас сделал, – сказали они, – и для нас это большое горе. Теперь нет никакой надежды, чтобы мы сегодня подстрелили зверя.
– Надежда ещё не потеряна, – сказал он. – Как вам кажется, мой посох похож на лук? И любопытно ли вам узнать, что у меня в мешке?
– Да, – сказали они, – это нам чрезвычайно любопытно.
– Тогда расстелите свои плащи, и я вытряхну то, что в нём.
Так они и сделали, а он вытряхнул на плащи то, что в нём было. Затем он схватил свой лук, положил стрелу на тетиву и выстрелил над головами всех охотившихся людей. Весь день он занимался только тем, что стрелял зверей, которые бежали перед Сигурдом и Сьольвом. Он расстрелял все свои стрелы, кроме шести: каменных стрел старика и «Даров Гусира». За день он ни разу не промахнулся, а братья бежали рядом с ним и находили очень забавным смотреть на то, как он стреляет.
А вечером, когда люди пришли домой, и все стрелы положили на стол перед конунгом, каждый человек пометил свои стрелы, и конунг должен был увидеть, сколько зверей убил каждый в течение дня.
Теперь братья сказали:
– Подойди, Нэвраманн, к своим стрелам, они, должно быть, лежат на столе перед конунгом.
– Идите вы, – сказал он, – и заявите, что это ваши стрелы.
– Это нам не поможет, – сказали они, – потому что конунг знает наши умения и что мы стреляем хуже, чем остальные.
– Тогда пойдём все вместе, – сказал он. Вот они предстали перед конунгом.
Теперь Нэвраманн взял слово:
– Здесь стрелы, которые принадлежат нам с товарищами.
Конунг оглядел его и сказал:
– Ты великий лучник.
– Да, государь, – сказал он, – ибо я более всего привычен стрелять зверей и птиц себе на пропитание.
И после этого люди пошли на свои места. Вот прошло время.
26. Одд соревнуется в умениях с дружинниками
Как-то вечером, когда конунг удалился почивать, Сигурд и Сьольв поднялись, подошли каждый со своим рогом и предложили выпить их братьям, Оттару и Ингьяльду. И когда те выпили, они подошли с двумя другими, и те взяли их и выпили снова.
Тогда Сьольв сказал:
– Этот ваш товарищ, он всегда лежит?
– Да, – сказали они, – это ему больше нравится, чем напиваться до беспамятства, как делаем мы.
Тогда Сьольв сказал:
– Искусный ли он стрелок?
– Да, – сказали они, – он одарён в этом так же, как и в прочем.
– Выстрелит ли он так же далеко, как мы оба? – сказал Сьольв.
– Мы считаем, – сказали они, – что он выстрелит гораздо дальше и сильнее.
– Давайте поспорим об этом, – сказал Сьольв, – мы поставим кольцо, которое весит полмарки[26]26
Марка – мера веса, в Скандинавии в различное время варьировалась от 210 до 250 г. Речь, как и большинстве случаев в cагах, идёт о кольце-запястье.
[Закрыть], а вы – два таких же тяжёлых кольца.
Было объявлено, что конунг и его дочь будут присутствовать и посмотрят на их стрельбу, и они должны будут сперва взять кольца и затем отдать тому, кто станет их новым владельцем, и потом они побились о заклад. Они спали до утра. А утром, когда братья проснулись, им пришло на ум, что их заклад был не очень разумен, но им пришлось рассказать об этом Нэвраманну.
– Мне ваш заклад кажется совсем безнадёжным, – сказал он, – поскольку хоть я и могу стрелять зверей, это имеет малое значение по сравнению с тем, что нужно состязаться с такими лучниками, но всё же я всячески постараюсь, чтобы вы получили поставленные вами в заклад деньги.
Тут люди начали пить, и после пира все вышли на двор, и конунг захотел посмотреть стрельбу. Вот Сигурд вышел вперёд и пустил стрелу как можно дальше, и там воткнули шест, и Сьольв пошёл туда, где было отмечено. Затем в землю воткнули древко копья и на него положили золотую тавлею, и Сьольв выстрелом сбил шашку оттуда, и все решили, что это хороший выстрел, и сказали, что Нэвраманну не нужно и пробовать.
– Часто удача приходит, когда и не ждёшь, – ответил Нэвраманн, – и нужно, конечно, попробовать.
Тут Нэвраманн вышел и выпустил первую стрелу, став там, где стоял Сигурд. Он выстрелил вверх в небо, так что стрелы долго не было видно, но всё же она упала там, где лежала тавлея, и вонзилась в её середину и затем в древко копья так, что она совершенно не сдвинулась.
– Хотя в первый раз был хороший выстрел, – сказал конунг, – сейчас выстрел был гораздо лучше, и я могу сказать, что никогда не видел выстрела столь прекрасного.
Теперь Нэвраманн взял другую стрелу и выстрелил так далеко, что никто не увидел, куда она попала, и теперь единогласно решили, что состязание выиграно. После этого люди пришли домой, и братья получили кольцо. Они принесли его Нэвраманну. Он сказал, что при таких обстоятельствах не хочет их денег.
Вот прошло несколько дней, и одним вечером, когда конунг ушёл, Сигурд и Сьольв снова подошли каждый со своим рогом и предложили их Оттару и Ингьяльду. Те выпили. Затем они принесли им другие два.
Тогда Сьольв сказал:
– Нэвраманн всё лежит и не пьёт.
– Он, должно быть, лучше во всём воспитан, чем ты, – сказал Ингьяльд.
– А я вот догадываюсь, – сказал Сьольв, – что он, наверное, редко сидел на пиру с мужами отважными, а чаще жил под открытым небом в лесу с бедняками. Хорошо ли он плавает?
– Мы считаем, что он равно одарён почти во всех искусствах, которые существуют, – сказали они, – и думается нам, что он достаточно хорошо плавает.
– Лучше ли он один плавает, чем мы оба?
– Мы считаем, что он плавает лучше, – сказал Оттар.
– Давайте поспорим насчёт этого, – сказал Сьольв, – и мы поставим кольцо, которое весит марку, а вы – два кольца, каждое из которых весит полмарки.
Теперь было объявлено, что конунг и его дочь посмотрят на их заплыв, и всё будет так, как в предыдущий раз. Ночью они спали, а утром, когда проснулись, покатился по скамье их заклад.
– Что не болтаете? – сказал Нэвраманн. – Или вы опять вчера вечером о чём-то поспорили?
– Да, – ответили они и рассказали ему, какой был спор.
– Мне кажется, дело складывается весьма неудачно, – сказал Нэвраманн, – ибо я совсем не умею плавать, и я не мог удержаться на поверхности, даже когда был очень в том заинтересован. И я никогда не залезал в холодную воду надолго, но на кону слишком большие деньги.
– Да, – сказали они, – ты не должен пытаться, если не хочешь. Это неважно, пусть мы заплатим за нашу глупость.
– Такого никогда не случится, – сказал Нэвраманн, – чтобы я не попытался, ведь вы оказали мне великое уважение. Конунг и Силькисив определённо увидят, что я приду поплавать с соперниками.
Об этом сказали конунгу и его дочери, и люди отправились к озеру, оно было большое и невдалеке. А когда они пришли, конунг уселся, и народ рядом с ним, Сигурд и Сьольв стали плавать в своей одежде, а Нэвраманн – в том убранстве, что обычно. Они подплыли к нему, когда удалились от берега, погрузили его в воду и долго держали внизу. Наконец, они позволили ему всплыть и взяли передышку. Они попытались проучить его во второй раз. Он протянул к ним руки, схватил их обоих, погрузил в воду и так долго держал внизу, что казалось маловероятным, что они поднимутся наверх. Он дал им небольшую передышку, схватил их во второй раз, погрузил их в воду в третий раз и так долго держал внизу, что никто не думал, что они всплывут живыми. Но опять сталось так, что все они поднялись наверх, и тут брызнула кровь из носа у обоих первых людей конунга, и добраться до суши самостоятельно они не могли. Тогда Нэвраманн взял их и выбросил на берег. Потом он принялся плавать и показывать различные упражнения, которые люди часто делают во время плавания. А вечером он выбрался на сушу и подошёл к конунгу.
Тут конунг спросил:
– Столь же не похож ты на других людей в прочих умениях, как в стрельбе и плавании?
– Теперь показаны все мои умения, которые есть, – сказал Нэвраманн. – Меня зовут Одд, если хочешь знать, но я не могу поведать тебе о моём роде.
Тогда Силькисив отдала ему кольца. Затем люди пошли домой. Они говорили, что Одд должен взять все кольца, но он не захотел этого:
– Берите их сами.
Вот прошло некоторое, недолгое время. Конунг был очень озабочен вопросом, кто же тот человек, что живёт у него.
27. О состязании в питье
У конунга был человек по имени Харек. Конунг его очень уважал. Он был старик. Он воспитал дочь конунга. Конунг постоянно беседовал с ним об этом деле, а тот отвечал, что ничего не знает, но ему кажется возможным, что этот человек из благородной семьи.
Одним вечером, когда конунг пошёл спать, Сьольв и Сигурд подошли к братьям и поднесли им два рога, и те выпили из них.
Тогда Сьольв заговорил:
– Великий Одд всё лежит?
– Да, – сказали они, – это благоразумнее, чем пить до беспамятства, как делаем мы.
– Должно быть, это потому, что ему привычнее находиться под открытым небом в лесах или на озёрах, чем пить с добрыми людьми. Умеет ли он пить?
– Да, – сказали они.
– Выпьёт ли он один больше, чем мы вдвоём? – спросил Сьольв.
– Мы считаем, – ответил Оттар, – что он выпьет гораздо больше.
– Поспорим об этом, – сказал Сьольв. – Мы поставим кольцо, которое весит двенадцать эйриров[27]27
Эйрир – как единица веса равен унции, ⅛ марки или около 30 г.
[Закрыть], а вы – свои головы.
Они заключили об этом соглашение между собой, как раньше. Утром Одд спросил, о чём была беседа. Они рассказали ему.
– Сейчас вы так глупо поспорили, – сказал Одд, – что увеличили заклад по сравнению с предыдущими до того, что поставили на кон свои головы, а ведь неизвестно, можно ли полагаться на меня в той мере, в какой я ростом больше других людей. Но, тем не менее, я стану состязаться с ними в питье.
Потом конунгу сказали, что он хочет состязаться, и дочь конунга с Хареком, её воспитателем, должны были при этом присутствовать. Вот Сигурд и Сьольв подошли к Одду.
– Вот рог, – сказал Сигурд и произнёс стих:
Сьольв принёс ему другой рог, попросил испить и сказал вису:
Затем они вернулись на своё место, а Одд поднялся, подошёл к Сигурду принёс ему рог, а другой – Сьольву и, прежде чем отойти, сказал каждому из них свою вису:
Должны вы послушать
мою похвальбу,
Сигурд и Сьольв,
по скамье соседи,
вам двоим отплачу
за жестокое дело,
похвальбой крепко сбитой,
слабодушным обоим.
Валялся ты, Сьольв,
на полу трапезной,
недостало деяний
да силы духа,
я же за морем
в Аквитании
четырёх людей
жизни лишил.
Они выпили из рогов, а Одд пошёл на место. Потом они снова подошли к Одду, Сьольв подал ему рог и сказал вису:
Ты, Одд, путешествовал
с попрошайками
и со стола
куски собирал,
я же один
из Ульвсвьялля
щит порубленный
на руке принёс.
Сигурд поднёс ему другой рог и сказал так:
Теперь Одд выпил из рогов, а они пошли садиться. Затем Одд поднялся, подошёл к каждому из них со своим рогом и сказал так:
Пока ты с девами,
Сьольв, дурачился,
среди огня мы
играли с родичами.
Мы сурового
сразили Хаддинга,
и Эльвиру было
отказано в старости[31]31
…было отказано в старости – т. е. он был убит.
[Закрыть].
Ты, Сигурд, валялся
в светлице девичьей,
пока мы с бьярмами
дважды бились,
сражались в битве
быстро как ястребы,
а ты, муж, в палате
под покрывалом спал.
Тут Одд пошёл на место, а они выпили из рогов, и людям это казалось великим развлечением, и все их слушали. После этого они предстали перед Оддом и поднесли ему рога. Тогда Сьольв сказал:
Теперь Одд осушил рога, а они сели. Одд поднёс им рога и сказал так:
Сьольв, ты там не был,
где смог бы видеть
кольчуги мужей
кровью омытые.
Острия от брони
отскакивали,
ты же у конунга
по комнатам рыскал.
Сигурд, ты не был,
где шесть судов мы
с грузом обчистили
пред Мысом Ястреба.
Ты вместе со Сколли
не встал на западе,
когда вождю англов
мы век убавили.
Теперь Одд уселся, а они поднесли ему рога, не сопроводив это стихами. Он выпил, а они сели. И тогда Одд поднёс им рога и сказал так:
Сьольв, ты там не был,
где мечи багрянили
мы о ярла острые
у острова Хлесей.
Ты ж наклонялся,
наполнен похотью,
дома тем временем,
к телятам с рабынями.
Тебя не было, Сигурд,
когда уложил я в Сэлунде
в бою стойких братьев,
Бранда и Агнара,
Асмунда, Ингьяльда,
Альв был пятый.
Ты ж храпел дома
в хоромах конунга,
небылицы плетущий,
пленённый трус.
Теперь он пошёл сел, а они встали и поднесли ему рога. Одд выпил их оба. Потом он поднёс им рога и сказал так:
Сьольв, ты не был
на юге на Скиде,
там где конунги
колотили по шлемам.
Шли вброд в крови —
до лодыжек встала;
я битву будил —
тебя же там не было.
Сигурд, ты не был
на Свейских шхерах,
когда мы враждой
воздавали Хальвдану.
Стали щиты
в споре хвалимые,
мечами изрублены,
а сам он убит.
Теперь Одд уселся, а они поднесли ему рога, и он выпил, а они вернулись на место. Затем Одд поднёс им рога и сказал:
Направили ясени
в Эльварсунд,
хмельные, весёлые
к Трёнувагару.
Был там Эгмунд
Убийца Эйтьова,
к бегству не склонный, —
на двух судах.
Тогда мы били
в щиты боевые
камнями твёрдыми,
клинками острыми.
Трое выжило нас,
а их всех – девять.
Пленник болтливый,
что ж ты примолк?
Тогда Одд вернулся на место, а они поднесли ему рога. Он выпил из них, поднёс им другие и сказал так:
Сигурд, ты не был
на острове Самсей,
когда мы с Хьёрвардом
менялись ударами.
Лишь двое нас было,
а их – двенадцать.
Одержал я победу,
пока ты тихо сидел.
Шёл я по Гаутланду,
духом гневный —
доколь сыскал Сэунда —
семь суток кряду.
Смог, пока не ушел
прочь я оттуда,
восемнадцать людей
жизни лишить,
ты же вертелся,
весельчак жалкий,
поздно вечером
в постели рабыни.
Тут в палате послышались громкие возгласы после того, что сказал Одд, и они выпили из своих рогов, а Одд уселся. Люди конунга слушали их забаву. Они ещё поднесли Одду рога, и он быстро прикончил их оба. После этого Одд поднялся, подошёл к ним и увидел, что питьё совершенно свалило их, и к сложению стихов они больше неспособны. Он подал им рога и сказал так:
Покажетесь вы
ни к чему не пригодными,
Сигурд и Сьольв,
в свите конунга,
коль молвлю про Хьяльмара
Мужественного,
который с острейшим
мечом управлялся.
Отважный, шёл Торд
перед щитами,
где бы сраженье
ни состоялось;
он Хальвдана
обрушил наземь,
вождя смелейшего,
и его спутников.
Нередко с Асмундом
нас вместе,
побратимов обоих
подростками видели.
Держал очень часто
я древко копья,
там, где спорили
свирепо конунги.
Делал на саксов
набег и на свеев,
иров и англов
и ранее – скотов,
фризов и франков,
и на фламандцев;
им я всем некогда
вред причинял.
Вот я дорогих
друзей перечислил,
что были моими
на море спутниками;
в том я уверен —
уже не объявится
мужей блистательней
в людском багрянце.
Вот я перечислил
подвиги наши,
те, что совместно
мы совершали;
сели мы вновь
на скамью почётную,
победу стяжавшие.
Сьольвт пусть продолжит.
После этого Одд уселся на своё место, а братья упали, уснув, и в пире больше не участвовали, Одд же ещё долго пил, и после этого люди улеглись и спали всю ночь.
А утром, когда конунг поднялся на высокое сидение, Одд и его товарищи находились снаружи. Одд подошёл к озеру и умылся. Братья увидели, что береста на одной его руке треснула, и оттуда выглядывает красный рукав и золотое кольцо, и не тонкое. Затем они сорвали с него всю бересту. Одд не сопротивлялся, а под ней он оказался одет в ярко-красную рубаху, и его волосы ниспадали на плечи. На голове у него была плетёная золотая диадема, и он был красивейшим из людей.
Они взяли его за руки, повели в палаты к высокому сидению конунга и сказали так:
– Оказывается, мы совсем не знали, кого брали под покровительство.
– Вполне возможно, – сказал конунг. – Кто же этот человек, что так скрывался от нас?
– Меня зовут Одд, как я давно уже говорил вам, сын Грима Мохнатые Щёки с севера из Норвегии.
– Не тот ли ты Одд, который некогда уехал в Бьярмаланд?
– Я тот самый человек, который побывал там.
– Тогда неудивительно, что моим лучшим людям оказалось тяжело состязаться с тобой в искусствах.
Конунг поднялся Одду навстречу с распростёртыми объятиями и пригласил его на высокое сиденье рядом с собой.
– Я не приму этого, если только не пересядут все мои товарищи.
Рассказывают, что теперь они поменялись местами, Одд сел рядом с конунгом, а Харек пересел на стул напротив конунга. Конунг был такого высокого мнения об Одде, что никого не ценил больше, чем его.
