Текст книги "Мой отец видел Богов (СИ)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Она замолчала, вскочила с места, подлетела к плите и принялась перемешивать что-то в сковороде.

– Рано или поздно Кай вспомнит о ней, воспылает прежними чувствами и уйдет. Ты понимаешь, что первая любовь не забывается просто так? Думаешь, что мужчина, который прожил с ней столько лет, просто возьмет и за год влюбится в тебя?

Трубочки начали получаться кривыми. Мать обнажила мой самый главный страх, который появился у меня тогда, когда я начала встречаться с Каем.

– Я…

– Мужчины очень посредственны. Никогда не верь ему до конца, иначе не сможешь разглядеть его обман. Сегодня он плетет тебе слова о любви, а завтра…

​

Кай, к слову, никогда не произносил «я люблю тебя». Он говорил «я тоже» или «я знаю». Для него было странно говорить подобные вещи. Он больше молчал, когда наступал «тот самый момент». Поэтому говорила я, а он смущался или просто улыбался.

– Ты не знаешь, как он относился к ней. Он может наплести, что угодно. А может сказать правду, но не выложить ее до конца. Вдруг он относился к ней нежнее, чем к тебе. Ведь ты можешь быть для него просто…

– Заменой.

Я озвучила еще один страх. Теперь салфетки заворачивались в трубочку, цепляясь не за кончик, а за край. Они получались кривыми и нелепыми. Но я продолжала крутить их и слушать мать.

– Именно! – она снова села со мной. – Он рано или поздно, прекратив себя обманывать, бросит мир к ее ногам. И, поверь, он изменится ради нее, но не ради тебя. Скорее, он изменит тебе. Знаешь, что такое измена?

Я кинула салфетки на стол, сдерживая порыв слез:

– А ты говоришь так, словно знаешь!

Она свела брови, быстро собирая салфетки в стопку. Я вырвала их у нее. Мне, если честно, было плевать на них. Я лишь хотела дотронуться до ее рук.

– Если ты так говоришь, – прошептала я, пододвигаясь к ней, – то явно хочешь сказать, что жалеешь, что сошлась с отцом.

– О чем ты? Я не жалею, – она отвела взгляд, пытаясь вырвать руки.

– Тогда зачем это все? Мам, – я прижалась лбом к ее лбу, – мам, скажи, зачем тогда ты вернулась из Германии и осталась жить тут?

– Из-за своих родителей. Они нуждались в опеке. А потом я встретила отца и…

– И что, мама? – я взяла ее лицо обеими руками и заставила посмотреть на себя. – Я не поверю, что ты могла оставить блестящую карьеру в другой стране. Ты могла бы перевезти родителей к себе. Ты могла бы выбрать из толпы мужчин, что лежали у твоих ног, любого. Но почему ты выбрала отца, зная обо всем том, о чем говоришь мне сейчас? Разве, не из-за любви, мама?

Она вырвалась, возвращаясь к готовке. Хельга была полноватой невысокой женщиной пятидесяти лет с короткими белобрысыми кудряшками. Сейчас она редко красилась, поэтому темные корни проступали все ярче. Она поправила ленту, которую любила повязывать почти, что каждый день, затянула пояс на халате и, помешивая бульон, сделала вид, что ничего не слышала.

– Вот и я, мама, сделала это из-за люб…

– Ein ungezogenes Kind!** Да какая любовь?! – она взорвалась, откидывая в сторону ложку. – Что ты понимаешь в этой самой любви? Это же не просто красивое чувство. Это не постель и не дорогие подарки. Любовь – это очень сложно и предполагает большую ответственность.

Мы тысячу раз говорили с ней об этом. Первый раз, когда она узнала о положении Кая, говорить было куда страшнее. Сейчас слова не обретали новый смысл, а лишь обтачивались и складывались в кучу к другим советам матушки.

– Арне принял его как своего внука. Пусть порадуется на старости лет всему этому, – она посмотрела на свое отражение в дверце шкафчика, заметила пятно от теста на лице и принялась вытирать его полотенцем.

– А ты?

– А я стараюсь, Герда, стараюсь! – она полезла в этот шкафчик за своими таблетками для сердца. – Но мне сложно это сделать. Я не знаю, как ты смогла принять его как… как кого? Сына или младшего брата? В любом случае, смогла принять, как своего. А я не могу, зная, что он мне не род…

В этот миг дверь распахнулась. На кухню ввалились отец и маленький Йон. Причем второй сидел на шее у первого и погонял его, как настоящую лошадку. Я забыла про свои страхи и громко рассмеялась.

– Ты почему не разделся? – мать принялась ругать отца. Тот еще был в куртке и шапке.

– Мы выгнали Черешню на улицу и решили побегать с ней у моря, – спокойно отозвался отец, сажая мальчика на стул.

– И в чем он бегал? Вот в этом? – мать схватила Йона за капюшон толстовки.

– Да он накинул куртку, – махнул отец и снял шапку. Я увидела, как его волосы, которые прилично отросли, стали белыми, как снег. Он погладил лысину и седые волосы по бокам, пытаясь уложить их таким образом. – Ну что, солнышко? – отец стянул куртку и полез по кастрюлям в поисках вкусностей. Он делал так всегда, сколько себя помню. За что получал от матери, которая терпеть не могла, когда в ее готовку лезли раньше времени. Отец обычно грустно вздыхал, хватал банку с вареньем и убегал в большую комнату, где стоял старенький телевизор.

– Готовится! – психанула мать, прижимая ладони к ушам Йона. – Он весь ледяной! Если он заболеет, то я тебя убью.

– Пусть закаляется, – отец хмыкнул, выходя из комнаты. – Он скзал, что хочет теперь связать жизнь с морем и холодом, как и я!

У меня внутри все закружилось от восторга. Йон заулыбался, смотря на Хельгу. Она тысячу раз твердила мне, что не сможет назвать этого мальчика своим внуком, но уже второй раз, встречаясь с ним, она проявляла тонну заботы. Даже сейчас, выгнав отца, она прервала процесс готовки и разрешила Йону попробовать первым все, что было на плите.

– Какой же ты красивый, – сказала мать, поглаживая мальчика по светлой голове. – И очень похож на меня, – она указала на кудри, которые, в отличие от кудрей Йона, были лишь химической завивкой.

Она кричала одно, но делала другое.

В этот самый момент слова действительно ничего не значили.

Наш дом не менялся с того года. Иногда отец делал ремонт, что-то пытался изменить или дополнить, но в последние триста шестьдесят пять дней он не шевелился. Тумба в прихожей пополнялась новыми идеями и чертежами, зарисованными на тоненьких офисных бумажках. Отец копил их, но воплощать в жизнь, кажется, не собирался.

Все было по-старому: большая пустая прихожая, деревянная лестница, ведущая наверх, светлая кухня, небольшая обеденная комната, ванна с сауной, светлая и пестрая гостиная, в которой вечно царил бардак, и старая мебель совсем не сочеталась с новыми обоями. А еще была моя комната и спальня родителей, в которых ремонт, кажется, проходил последний раз лет пятнадцать назад.

Мой отец очень гордился тем, что спроектировал и построил этот дом сам, не имея нужного образования. А еще он гордился тем, что…

– Дедушка показал мне сегодня ночного Бога, – сказал Йон, когда я укладывала его спать. Он закутался в мое одеяло, с восторгом говоря о Боге, которого, кажется, так же выдумал, как и отец.

– Разве они есть? Боги.

– Он был таким огромным, – продолжал он, мечтательно смотря в потолок. Мы с дедой и Черешней выбежали к морю. Дедушке было тяжело бежать, поэтому я попросил Черешню так не спешить. Знаешь, они оба старенькие, но очень хорошо бегают, – Йон рассмеялся. – И когда мы остановились у моря, то дедушка сказал: посмотри. Я поднял голову и увидел, как всадник в черных доспехах шагает по бушующим волнам. У него были черные длинные волосы, собранные в высокий хвост на затылке. Его голова была опущена, а в правой руке он держал копье с острым серебряным наконечником. Его конь шел очень медленно, поднимая волны еще выше! Я крикнул: привет, Бог! И он остановился и посмотрел на меня темными и красивыми глазами.

Я выглянула в окно и увидела, как тучи немного растаяли, демонстрируя месяц.

– Он уже ушел?

– Да, но я попросил его постоять подольше, чтобы ты его заметила.

Йон говорил это искренне. Мальчик не был обучен вранью и саму ложь воспринимал как что-то противоестественное и совсем аморальное. Но сейчас я не понимала, что происходит. Было ли это его фантазией или он решил так подыграть деду.

На улице залаяла Черешня.

Йон подскочил с кровати и выглянул в окно, пытаясь открыть его.

– Отец сказал, что в этом месте черешня не приживется. А когда я была у бабушки, то поедала эту прелесть ведрами. Мне понравилось лето у бабушки не только из-за ягоды, а из-за самой бабушки. Поэтому мне хотелось с черешней связать все свои лучшие воспоминания.

Йон повернулся и внимательно посмотрел на меня:

– Поэтому эту собаку так зовут?

– Она забрела к нам случайно еще маленьким щенком. Отцу стало ее жаль, а мать была не против того, чтобы у меня появился тот, о ком я могу заботиться.

Йон снова выглянул в окно. Собака увидела его и залаяла. Мальчик почесал светлую макушку и пробубнил:

– Не хочу спать. Пошли к Черешне и к морю.

– Нет, я сейчас попытаюсь дозвониться до твоего отца и сообщить, что ты уже пошел спать.

Йон задернул штору, вернулся в кровать, сложил руки на груди и продолжил в том же тоне:

– Дедушка сказал, что связь лучше ловит на улице. Ничего не случится, если мы выйдем на пару минуточек.

– Нет, Йон, ты должен ложиться спать, – я попыталась изобразить из себя хорошего родителя.

– Пару минут и я точно лягу. Тем более, ты сама хочешь погулять.

Йон был прав. Кай воспитал его так, что мальчик требовал от тебя то, что делал и ты. Посему отговорка вроде «тебе нельзя, потому что ты ребенок, а мне можно, потому что я взрослый» совершенно не работала. Если мы сидели до глубокой ночи и Йон хотел сидеть с нами, то он это и делал.

– Только не разбуди родителей, их комната находится внизу, – я приложила палец к губам. Йон подпрыгнул от восторга и принялся быстро одеваться.

Мы аккуратно пробрались к гардеробу, беря наши куртки. Свет включать было запрещено, иначе эти десять лампочек в прихожей точно бы разбудили родителей, которые давно уснули, не закрыв дверь в свою спальню.

Меня порадовало, что с недавнего времени они снова начали спать вместе. Я помню, что в какой-то момент, вернувшись с вахты, отец и мать перестали ложиться в одну постель. Отца из-за новой работы не было дома несколько месяцев. Зато были деньги, которые мы могли тратить на что угодно. Но эти деньги почему-то совсем не радовали мою мать. Она много тосковала, иногда срывалась. А потом стала спать со мной, говоря, что одной ей очень страшно. Когда же отец вернулся и резко уволился с работы, то они все равно спали раздельно. Мама говорила, что папа заболел и эту болезнь можно подхватить от него, если долго находиться с ним очень близко. Например, если спать в одной комнате.

Сейчас я понимаю, что это была бредовая отговорка и истинная причина осталась нераскрытой в их комнате по сегодняшний день.

– Ты идешь? – Йон дернул за рукав. Я быстро замотала головой, стараясь вернуться из воспоминаний.

– Идем, – я медленно открыла дверной замок, выпуская мальчика. Он тут же ринулся к дворняге, а та побежала навстречу ему. Черешня была старой, слепой на один глаз, с местами седой шерстью, и совершенно не породистой собакой.

Но важно ли все это для того, кто провел с тобой большую часть твоего детства?

Меня охватил ветер. Его тонкая рука прошлась по талии, задела скулы, погладила волосы. Он нежно прижал меня и поцеловал словно в первый раз.

Море бушевало, а туч на небе почти не было. Это самое небо было усеяно крохотными звездочками. Оно было похоже на огромное полотно, накрывшее нас, маленьких людишек.

Я нащупала в кармане телефон, разблокировала его и очень обрадовалась, когда увидела целых три полоски связи. Тут же появились пропущенные звонки и смс от Кая. Вдали кричал Йон и лаяла Черешня. Они носились по берегу, бегая друг за другом.

– Да? – сказал он. Я улыбнулась, когда услышала родной голос в трубке.

– Мы приехали. Прости, что сразу не позвонили, были проблемы со связью.

– Все хорошо. Как ты и Йон? Он сейчас спит?

– Нет. Мы у моря. Он играет с собакой.

– У тебя есть собака? – он спрашивал, и я чувствовала, как таю от его нежного и заботливого голоса. Я захотела коснуться его рук и лица прямо здесь и сейчас.

– У родителей. Но когда-то была у меня. Я разве не говорила?

– Я так много не знаю о тебе. Это чудесно, узнавать такие мелочи, – он хихикнул и я повторила это за ним. – Вы долго будете там? Мне нужно приехать?

– Прекрати, – отмахнулась я, – мы справимся. Отец постарел, но умирать не собирается. Это был лишь трюк. Как я и говорила.

– Я бы очень хотел с ним увидеться, – его голос стал напряженее. Таким он был, когда Кай пытался рисовать и одновременно разговаривать о чем-то важном.

– У тебя будет много времени, не торопись, – мы одновременно вздохнули. – Скоро заведу непослушное дитя спать, не волнуйся.

– Хорошо, ты тоже поспи.

– Ладно, пока, – я сжала губы, а потом, преодолев какой-то страх внутри, выпалила: – Я люблю тебя.

Кай засмеялся:

– Спокойной ночи.

Внутри немного похолодело. И это был не ветер. Я хотела было сбросить, но он сказал:

– Герда!

– Да?

– Я хочу обнять тебя. Вот прямо сейчас, – а потом он замолчал на пару секунд. – Или поцеловать. Я, правда, очень скучаю, – последнее и вовсе прошептал.

Страх растаял вместе с последней тучкой на небе.

– Я скучаю больше! – выкрутилась я, пытаясь отвлечься от смущения.

– Как скажешь, – он снова рассмеялся и положил трубку.

Когда я подняла глаза на море, то увидела, как у берега стоят три фигуры: Черешня, Йон и отец.

Я подошла к ним. Они все трое внимательно смотрели вдаль, словно пытались что-то увидеть.

– Вы ищете в небе Бога? – пошутила я.

– Нет, ни один Бог не появляется на горизонте. Тут недавно был Бог ветра, но он не стал задерживаться, впрочем, как обычно, – отец посмотрел на меня. Я взяла его под руку, а ладошку Йона взяла в свою руку, и так мы пошли вдоль берега, смотря на небо вдали нас.

Я хотела очень много спросить у отца. Мы с ним были безумно похожи, поэтому я боялась, что из-за схожести характера я повторю какие-то ошибки. Но мать говорила то, что иногда успокаивало меня:

– Ты – не он.

– В него было так много вложено. Все мои мечты и силы, – начал отец, указывая на наш огромный двухэтажный дом. – Но еще больше мы с матерью вложили в тебя. Все наши силы. Часто мы жертвовали чем-то ради тебя. Мне кажется, что очень важно уметь пожертвовать чем-то ради своего ребенка.

– Мне тоже придется жертвовать?

– Ты жертвуешь чем-то не задумываясь. Просто понимаешь, что если вложишь это в свое дитя, то оно обязательно станет великим и лучшим. Наверное, я многим жертвовал, чтобы ты стала тем, кем ты есть. Возможно, я был рожден на этот свет, чтобы вложить хоть крохотное зернышко в будущего специалиста своего дела.

Смех вырвался непроизвольно:

– Я делаю не великое дело.

– Ты же вроде медитируешь, а это полезно, да?

Мы с ним рассмеялись еще громче:

– Медиация, папа! Ме-ди-а-ци-я! Это когда ты пытаешься примерить две стороны и не довести дело до суда, а не медитируешь, сидя на коврике и ища гармонию с космосом!

– Какая разница, я все равно тобой горжусь. Сначала я думал, что ты обязана стать юристом. Я хотел сделать из тебя того, кого хотелось сделать мне. А потом я понял, что ты – человек, а не дом, и строить тебя надо совершенно иначе.

– Но я все равно связала свою жизнь с правом, так что…

– Нет, – мы остановились. Он посмотрел на меня и его глаза заблестели. – Родители часто хотят отразить в ребенке свои несбывшиеся мечты. Но очень важно преодолеть свой эгоизм и помнить, что это всего лишь твой ребенок, который не обязан быть тем, кем хочется тебе. Даже если бы ты стала врачом или инженером, я был бы рад за тебя. Главное, что ты стала человеком. Счастливым человеком. А это, пожалуй, самое главное. Вот ради чего надо жертвовать, а не пытаться собрать по кускам из разбитой личности ребенка по своему вкусу.

Отец очень много говорил о том, как он был на севере, как встречал удивительных людей, которые видели в нем кого-то великого и пророчили ему незабываемую судьбу. Я сама видела его талант и уникальность. И, смотря на себя, я часто задавалась вопросом, а оправдана ли та жертва, которую принес отец, чтобы я стала тем, кем являюсь.

Я хотела спросить его прямо сейчас: не жалеет ли он, что имея такой огромный потенциал, он в свои шестьдесят стоит с девчушкой и маленьким мальчиком у большого дома и моря, и кроме всего этого у него в жизни, собственно, ничего больше и нет.

– Дедушка Арне! Дедушка Арне! – затараторил Йон. – Смотри, как много звезд!

Отец поднял голову, прищурил глаза и всмотрелся в небо. Он опять, кажется, искал Богов.

– Йон, – сказал отец, не отрывая глаз от неба, – посмотри на небо повнимательнее. Ты видишь, что некоторые звезды движутся?

– Вижу.

– Это не звезды. Обычные звезды стоят на месте и никуда не перемещаются.

Мальчик кивнул.

– Так вот, Йон, присмотрись получше, и ты поймешь, что не все, что светится в небе – это звезды. Некоторые из них – обычные спутники и потерявшиеся кометы.

Я посмотрела в небо и все эти забавные блестяшки стали для меня чем-то большим, чем просто точечки на черном полотне.

– Спать не пора? – мать подошла к нам, завернувшись во что-то безразмерное и темное. Она держала самодельный фонарь, освещая нас. Черешня завертелась у ее ног, вытягивая морду к свету.

– Пора. Пойдем, юнга, а то капитан заставит нас драить полы, если мы ослушаемся, – отец взял Йона за руку и повел в дом. Мы с матерью встали у моря и посмотрели вдаль.

– Он правда умрет? – спросила я.

– Все мы умрем.

– Я это понимаю, мам, – мы посмотрели друг на друга. – Но те сплетни про Богов, это ведь было для того, чтобы затащить меня сюда с мужем и Йоном?

Мать ничего не ответила, лишь пожала плечами.

– Боги однажды сказали, что он выиграет в лотерее, а он продул, – вдруг вспомнила она. – Конечно, его смерть – это одна большая выдумка. Но посвяти ему эти три дурацких дня. Я уверена, что ты часто проживаешь дни в пустую, как все мы, поэтому попробуй эти запомнить и сделать поистине удивительными.

– Но… что он ждет? Что мне нужно сделать в первую очередь?

– Он хотел увидеть твою свадьбу, твою счастливую улыбку и маленьких внуков. Глупое человеческое счастье.

Она отошла от моря и пошла по направлению домой вперевалку. Я ринулась за ней с оправданиями:

– Кай работает. Это я запретила ему ехать, чтобы он посвятил себя нужному делу.

– А для кого-то глупое маленькое человеческое счастье заключается в работе и всеобщем признании. Люди, – мать произнесла последнее слово очень холодно, – вечно находят оправдания и вечно чем-то заняты, забывая, что вещи будут с ними всегда, а родные – нет.

Я хотела возразить ей и пояснить, что мир изменился и что порой чем-то приходится жертвовать, если хочешь стать великим в своем деле. Но я остановилась. Физически и в своих мыслях, потому что врезалась лбом в недавно сказанные слова отца.

– Как жаль, что из-за занятости я даже не сшила тебе платье на свадьбу. Как много моментов мы упускаем.

Мать шла домой, а меня трогал ветер, приглашая уйти с ним в бесконечное путешествие.

– Ничего опять не работает! Почему мы не позвонили мастеру?!

– Ты сам сказал, что приедет Герда и все починит.

Я проснулась от громких криков внизу, посмотрела на белый потолок. Приподнявшись, я выглянула в окно и улыбнулась тому, что море не бушевало, а небо над ним было серым.

– Ты не понимаешь, этот бесполезный кусок пластика совсем не работает! Смотри, Хельга, я нажимаю на кнопки, а он даже не включается.

– А у меня сейчас все включится. Подожди, вот я вытру руки.

– Деда, пора новый покупать, – сказал Йон.

– Правильно, – подтвердил отец.

– Транжиры! – крикнула мать. – Я сейчас все включу!

Глава третья,

в которой отцу дарят телевизор

Мягкий свет заполнил комнату. Я посмотрела на высокие деревянные потолки, светлые стены, все еще завешанные плакатами рок-знаменитостей и какими-то симпатичными мальчиками из сериалов для подростков. В этой комнате ничего не поменялось. Даже уголок от фотообоев был все так же отклеен и висел, ожидая, что его кто-то обязательно вернет на место к стене. Но даже наспех сделанный ловец снов оставался на своем месте у двери. На одной из ручек шкафа висела бумажная кусудама***, которую мы с отцом делали много лет тому назад.

Я подумала, что хочу вскочить с кровати и помчаться вниз, залететь на кухню, схватить со стола или с плиты все, что наготовила мама и, поздоровавшись с отцом, убежать наверх и залипать в экран ноутбука с медленным интернетом. А потом пойти гулять по лесу или берегу моря в пасмурную погоду и долго думать о том, что дожди мне отчего-то роднее солнечного света.

Посмотрев на свои руки, я вспомнила, что они не выглядят, как руки беспечного подростка, а похожи на руки обычной взрослой девушки, которая с такими неаккуратными ногтями спокойно могла бы слиться с толпой.

Вся беззаботность исчезла за секунду, мозг вернулся в реальность, и что-то внутри сжалось от воспоминаний прошлого. Их было так много, что они все упали в огромный чан моего разума и перемешались.

Я закрыла лицо руками, стараясь не зареветь от осознания того, что все в этом мире не вечно. Особенно мои родители. И, собственно, ничего кроме этих самых воспоминаний в чане памяти у меня не останется.

– Я же говорил, что он не заработает!

Быстро нащупав мобильник у изголовья кровати, я скинула Каю смс о том, что мы проснулись и как-то за ночь снова успели набежать тучи. Шум внизу не прекращался. Отец пытался спокойно говорить с мастером по телефону, но у него это плохо выходило. Телевизор работал, просто модем перестал пускать в него интернет, оттого экран был черным. Такое случалось часто в нашей местности, что очень злило отца, который не хотел отдавать огромные деньги за нормальное телевидение и интернет.

– В мои годы пользовались антенной! Мы поедем в город за ней. Одевайся, Йон!

Я вскочила с кровати, быстро скидывая с себя пижамную одежду и натягивая футболку и первые попавшиеся штаны из шкафа. Назревал какой-то кипишь.

Быстро спустившись вниз, я увидела эту троицу, сидящую в гостиной и спорящую над покупкой антенны. Йон помахал мне рукой, предлагая присоединиться. Я засмеялась, сложив руки на груди:

– Может, не стоит покупать ее сейчас? Неплохо было бы приобрести нормальный интернет и хорошую приставку.

Отец положил трубку, подошел к телевизору и дернул за провода, по которым подключался модем. Он сжал кабели-тюльпаны в руках и показал мне:

– Ты думаешь, что через такое можно подключить к нему что-то подобное? У меня нет средств на покупку нового телевизора.

Мать вмешалась, вспоминая о той цели, на которую я копила:

– Подожди и будет тебе счастье. Куда ты торопишься, Арне?

– Не тороплюсь! Просто я хочу смотреть свои фильмы.

Арне любил только один канал. Тот, на котором транслировали старые фильмы. Отец любил все старое, так как считал, что тогда делали все намного лучше. Он часто сравнивал игру старых актеров с игрой новых и отмечал, что с улучшением качества съемки потерялась какая-то искренность. Именно поэтому этой весной я очень хотела купить ему целый домашний кинотеатр. Но новый телевизор и вся аппаратура стоила так дорого, что на это ушли бы сразу две мои зарплаты. Кай рвался помочь мне с этим, но я запретила, сказав, что даже если он и вложится, то его взнос должен быть незначительным. Я хотела сделать все сама. Хотела, чтобы мои мама и папа, сидя у телевизора, смотря любимые фильмы, думали, что вырастили хорошего ребенка. Или были просто счастливы.

– Апчхи!

Все посмотрели на Йона. Он вытер рукой нос и зашмыгал им. Его вид был немного нездоровым.

– Йон, ты что, заболел? – удивилась я. Мать тут же схватила его и прижала к себе, причитая, что отец – дурак и я безответственная девчонка, раз ребенок в соплях.

Йон попытался пояснить, что в простуде нет ничего страшного. Я сама знала о том, что его иммунитет был довольно слабым, и что подобная смена климата стала большим стрессом для его организма… Но спорить с матерью было глупо и бесполезно.

Мать была права даже тогда, когда не была права.

Она тут же потащила ребенка на кухню, чтобы приготовить ему чай с малиной и сварить картошку, над которой надо обязательно подышать, чтобы прогреть горло.

– Пап, правда, не торопись, будет у тебя новый телевизор и хорошее кино. Пока могу дать свой планшет, не хочешь посмотреть фильмы на нем?

Отец весь надулся, как маленький ребенок. Я подошла к нему, обнимая и оттягивая от неработающего ящика:

– Я включу тебе твой любимый военный сериал, хорошо? Только не переживай.

– Да я не хочу держать твой планшет, я хочу телевизор, – я посмотрела на него. Он поднял вверх густые немного седые брови. – Отнимать у тебя и Йона планшет я не буду. Играйтесь. Я просто хотел… хотел…

Так он замялся и, кажется, сам потерялся в своих мыслях.

– Пап, все скоро будет, не торопись.

– Но милая, мне осталось всего-то два дня.

У меня бешено забилось сердце. Я медленно разжала руки, отпуская его.

– Не говори так. Ты не умрешь, слышишь?

– Но Боги…

Меня подмывало прочесть ему нотацию о том, что я буду драться со смертью, лишь бы он остался жить. Я не успела, потому что в комнату вошел Йон, держа в руках большую кружку с чаем. Он сел на пол рядом с телевизором, открыл дверцу тумбы, на которой стоял сам телевизор, заглянул внутрь. Он недоумевающе пялился туда, а потом поставил на пол чай, достал коробку с диском и протянул мне:

– Что это?

– Диск, – я пожала плечами.

– Для чего?

Отец чуть не крякнул от такого:

– У вас дома нет дисков?

– Нет, – пояснила я. – Фильмы мы смотрим на компьютерах, планшетах или с флешки. Диски у нас давно не продают в городе, а найти ретро-лавку – дело не из легких.

Я присела рядом с Йоном, подключила к телевизору проигрыватель и вставила диск. На экране появилось меню. Йон удивленно хлопал глазами. Потом, немного посидев, снова засунул голову в тумбу, доставая уже кассету:

– А это что?

– Кассета, – я смеялась. – Где-то дома лежит видик, в который вставляется подобное.

– Зачем?

– Смотреть фильмы, вот зачем. Тогда не было того, что есть сейчас, поэтому пользовались огромными кассетами, а позже – круглыми дисками.

Мне вспомнилось, что когда только все это вошло в моду, то первые dvd-проигрыватели стояли огромных денег. С огромной радостью родители вернулись из города и привезли новый телевизор и эту коробку, чтобы я смогла смотреть любые мультфильмы в любое время. Это было маленькое, но счастье. На тот момент для меня, маленькой закомплексованной девочки, живущей в четырех стенах напротив моря. Подобное стало настоящим открытием.

Про первый выход в интернет и покупку нового компьютера, пожалуй, не стоит говорить.

Родители делали для меня все, что требовалось. И когда я ломала свой компьютер потому, что мне очень нравилось «лазать туда, куда не следует», отцу часто приходилось возить его в ремонт. Я обожала это дело. До дрожи любила видеть захламленную квартиру парня-ремонтника и мечтала заняться во взрослой жизни чем-то подобным. И на тот момент я даже не задумывалась о том, как много тратят на все это родители.

Но сейчас, смотря на Йона, я понимаю, что сделала бы для него все тоже самое. Конечно, в отличии от меня. Он в меру сдержан и в меру любопытен. Пожалуй, в тысячу раз мудрее меня в его годы.

Его большие карие глазки внимательно смотрели на то, что происходило на экране. Отец подсел рядом, наблюдая за Йоном. Он протянул руку и коснулся кончика его курносого носа. Потом протянул руку к моему носу и тоже коснулся его:

– Это точно не твой сын? У вас одинаковые носы.

Часто так случается, что дети начинают быть похожи на своих чужих родителей.

– Нет, – я закрыла нос рукой, но отец не успокаивался.

– Точно одинаковые носы! Вы мне с матерью явно врете.

Мать, которую вспомнили только что, вбежала в комнату и схватила ребенка, потащив его на кухню под предлогом того, что она навела очень хорошее порошковое лекарство, которое и от кашля, и от соплей и черт знает от чего еще.

– Я видел твоего мужа на фотографиях, – сказал отец. – Мальчик и правда на него похож: цвет волос, кудри, форма лица, но вот глаза и нос…

– У Йона глаза матери. У Кая – голубые.

– Почему он не приехал? – отец уперся руками в пол и чуть откинулся назад.

– Работа.

Йон, вырвавшись из рук матери, забежал к нам, кинулся отцу на шею и прижался к нему со спины. Арне рассмеялся, сжимая руки мальчика.

– Дедушка, мы поедем?

– Куда это вы собрались? Я вам не дам денег на антенну, – мать недовольно заворчала, заходя за нами следом.

– Любовь моя, – улыбнулся папа, – мы поедем гулять.

​

Матушка не любила ездить куда-то с нами. Она считала, что нужно ездить куда-то только исключительно по делу. Но мы с отцом часто любили ездить в город или шататься по магазинам, строя наполеоновские планы. Иногда эти планы исполнялись, иногда они заменялись другими. Иногда эти планы даже проваливались, но все равно грели наши души и давали надежду на что-то светлое. Заставляли жить ради чего-то. Без мечты мы с отцом жить не могли.

Отец возился в гараже. Проверяя исправность старого «вольво», который, кстати, так и не продал и не поменял. Эта машина появилась у нас еще тогда, когда мне было десять. Эта машина была у нас до сих пор. Сейчас старый темно-зеленый вольво был похож на машину каким-то мафиози конца восьмидесятых. Он смотрелся крайне нелепо на дорогах, по которым ездили новые авто.

В это время я позвонила Каю.

– Йон заболел? – встрепенулся он.

– Насморк небольшой. Но мама от полив от полив его всем, чем можно. Могу дать его тебе сейчас, – Йон вертелся рядом, играя с Черешней.

– Не стоит, я позвоню ему сам чуть позже. Мне надо приехать?

– Зачем? Если что, нас тут трое взрослых. Лекарства есть. Сейчас поедем в город и купим еще.

– А как отец?

Я тяжело вздохнула после этого вопроса:

– Он снова напомнил о том, что ему осталось жить всего лишь два дня.

– Герда, а что, если это не шутки?

Я не знала, что сказать. Только вспомнила утро:

– Он расстраивался, что у него не работает телевизор. Что он настолько старый, что подключить к нему быструю приставку не выйдет.

– Так ты купишь ему новый, как и хотела, – но тут Кай замер. – А если он не шутит и правда умрет через два дня? Ты не успеешь купить ему ничего.

– Я знаю! – в эту секунду мне хотелось разреветься. – Но я думаю, что это какое-то старческое что ли… Придумывать несуществующие проблемы и беседы с Богами.

– Хочешь, я куплю?

Меня взорвало:

– Что ты собрался покупать? У меня недостаточно денег! Мне работать и работать!

Йон принялся дергать меня за край куртки. Отец уже завел машину и выгнал ее из гаража.

– Кай, не придумывай. Все будет хорошо. Мне пора, не переживай.

– Герда, у тебя голос дрожит. Ты ведь плачешь.

Он был прав, но я соврала.

– Я все успею сама. Ничего не надо, работай. Пока.