Текст книги "Рубин Великого Ламы"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

– Вы замечаете судно?

Дрожащая леди Дункан стала смотреть в трубу, но ее глаза, отуманенные слезами, ничего не видели. Этель схватила у нее подзорную трубу.

– Это «Аллигатор»! – воскликнула она, бледнея. – Я различаю надпись. Ах!., ох!., мама!., мама!.. Что это? я схожу с ума!.. На лодке!.. Смотрите!., смотрите!..

– Это капитан! – воскликнула леди Дункан. – Он делает знаки платком.

И, пораженная счастьем, точно громом, она упала почти без сознания на руки дочери и Оливье Дероша.

ГЛАВА XVI. От Цейлона до Тибета через Гималаи

Около Цейлона аэроплан стал спускаться. Как и в Александрии, сначала ход его был остановлен, машины прекратили свои работы, и он на мгновение точно повис в воздухе, а потом полетел вниз, все ускоряя движение. Но моментально приведенные в действие машины и винты тотчас же замедлили ход, и «Галлия», подобно большой птице, мягко и плавно спустилась и села на водах рейда Коломбо. Перед ней расстилались цветущие зеленеющие холмы; среди зелени местами на берегу выделялись прогалины, покрытые желтым и красным песком. Вокруг «Галлии» по всему рейду шныряло множество лодок, в каждой из которых сидел человек темно-бронзового цвета в белой чалме; эти лодочки неслись, как мухи, направляясь к каждому вновь прибывшему судну. Штук двенадцать кораблей, военных и торговых, величественно качались на якорях, и по сравнению с ними эти летающие лодочки туземцев казались совсем крошками.

Перед взорами пассажиров «Галлии» раскинулся чудный город Коломбо, настоящий лабиринт из роскошных цветов и растений, точно громадный благоухающий букет.

Вокруг города и по улицам, похожим на пальмовые аллеи, зеленеют тысячи деревьев, а за городом расстилаются лимонные рощи и обширные поля риса и сахарного тростника. Весь остров кажется одним цветущим садом. Самые простенькие шалаши окружены группами пальм, около которых живописно красуются кусты с ярко-красными цветами. Улицы пестреют народом в ярких костюмах – белых, красных, желтых – и все это движется, спешит, точно море живых цветов, среди роскошных пальмовых аллей, и чем ближе к порту, тем больше народу на улицах, тем сильнее движение.

Действительно, Коломбо – один из оригинальнейших и красивейших городов, который стоит посмотреть. Климат превосходный: ночи довольно прохладны, чтобы отдохнуть после дневной жары, а днем легкий морской ветерок умеряет зной жарких лучей солнца. И нельзя себе представить более восхитительных прогулок, как по окрестностям этого города, в тени роскошных пальм, бананов и гигантских бамбуковых деревьев, среди цветущих растений, которые мы привыкли видеть только в оранжереях, а здесь встречаем почти у каждой хижины. И что за наслаждение блуждать в глубине тенистых аллей, среди деревьев, которые и не снились нашим ботаникам, топтать ногами ковер из мимоз и смотреть, как они сворачиваются при одном прикосновении, или купить себе за сантим ананас или позавтракать свежим хлебом, который тут же можно сорвать с хлебного дерева! Да, кто хоть раз побывал в этой роскошной стране, тот не забудет ее и будет стремиться всей душой еще раз ее увидеть!

Но в эту минуту никто из пассажиров «Галлии» не любовался чудной растительностью Цейлона. Все взоры были обращены на «Аллигатор».

Каждый думал, какому счастливому стечению обстоятельств он обязан, что видит лорда Дункана в полном здравии, приветливо машущего рукой и шляпой своей жене и дочери. Лишь только аэроплан спустился на рейд, при общих криках восторга всего экипажа, высыпавшего на палубу, как вдруг от «Аллигатора» отделилась шлюпка и быстро направилась к «Галлии». В ней сидел сам лорд Дункан. Не больше, чем через пять минут Этель и ее мать плакали от радости, обнимая своего дорогого моряка.

Когда прошли первые восторги и сердечные излияния, лорд Дункан подошел к Дерошу и пожал ему руку, сердечно благодаря его за все, что он сделал для его семьи.

– Я очень счастлив, что мог оказать услугу вашим дамам, господин командир! – горячо ответил Оливье. – Но объясните мне теперь, какому счастливому случаю мы обязаны, что видим вас опять здоровым, тогда как мы могли опасаться…

– Что найдете меня мертвым и погребенным! – подхватил, смеясь, командир. – Действительно, я близок был к этому!.. Это одна из тех шуток, которые может сыграть с вами здешний прекрасный климат!.. Я подхватил сильную желтую лихорадку только оттого, что в самый полдень гулял на солнце, а потом, придя домой, выпил ледяной напиток. Все думали, что я умру, и немедленно же телеграфировали в Англию. На другой день, когда мне стало лучше, я сожалел об этом; но зло уже было сделано, пришлось, со своей стороны, послать успокоительную телеграмму, но она была получена там только после вашего отъезда…

– Но, папочка, теперь я смотрю на вас, – сказала Этель с живостью, – и замечаю, у вас очень дурной вид!.. Как вы бледны, как вы похудели…

– Вы еще больны, это верно! – воскликнула леди Дункан.

– Нет, нет, болезнь прошла; но страдания, которые я испытывал, были настолько жестоки, что принудили меня телеграммой просить отпуска. Сегодня утром я получил ответ. И только желая попасть на один из пароходов, уходящий послезавтра в Англию, я поспешил оставить Пуэнт-де-Галль, где мы стояли, и приехать в Коломбо. Этому я обязан, что имею теперь счастье видеть вас, мои дорогие, а также познакомиться с таким человеком, как вы, господин Дерош!

Лорд Темпль и лорд Эртон, в свою очередь, подошли, чтобы поздороваться с капитаном-командиром и поздравить его с выздоровлением.

С ними вместе лорд Дункан осмотрел аэроплан, удивляясь всем его подробностям, после чего обратился ко всему обществу с приглашением отобедать вместе у него на пароходе. Просьба была так любезна и настойчива, что никто не мог отказаться, и все отправились на «Аллигатор» – один из лучших броненосцев английского флота.

Оливье заметил, как изменилась к лучшему наружность Этель от радости встречи с отцом. Сбежали все тучки, которые ложились тенью на ее лицо; не было больше ни бледности, ни изнуренности, не появлялось и прежнего презрительного выражения. Напротив, лицо ее сияло такой искренней, очаровательной веселостью, что лорд Дункан с гордостью останавливал на ней свой взгляд.

И леди Дункан выигрывала теперь в сотню раз больше, чем когда вела ожесточенную войну против других знатных дам в лондонском свете. Что же касается командира, то все его манеры были так искренни и сердечны, что Оливье невольно почувствовал к нему симпатию. Обед прошел очень весело. Лорд Дункан и офицеры принимали своих гостей с большим радушием, которым славятся моряки. И, конечно, разговор главным образом сосредоточился на аэроплане.

В то время, как присутствующие разбирали достоинства аэроплана, леди Дункан вдруг обратилась к Оливье, сидящему напротив.

– Ах, господин Дерош, – воскликнула она, – как жаль оставлять ваш чудный воздушный корабль! И теперь, когда мы освободились от мучительного беспокойства, как бы мы могли даже насладиться этим волшебным путешествием!.. Вы, господа, не можете представить себе, что это такое, – обратилась она к офицерам «Аллигатора». – При нашем тяжелом горе мы все-таки не могли не восхищаться этой быстротой движения. Не правда ли, Этель?

– Это действительно идеальный способ путешествовать! – ответила Этель.

– При этом мистер Дерош такой хозяин, каких я не видела! – продолжала леди Дункан. – Путешествие вего обществе даже в телеге, через все равнины Америки, было бы очаровательно… И подумайте, как же должно быть на этом чудном аэроплане…

– Вы чересчур меня хвалите, сударыня, – сказал Оливье, немного стесняясь таких похвал. – Не вам, а мне следует печалиться в настоящую минуту!.. Я не могу даже выразить вам своего сожаления, что теряю таких спутниц!

Этель смотрела в свой стакан и молчала.

– Я очень сожалею, что должен разделить вас, – сказал, смеясь, лорд Дункан, – но могу ли я пустить своих дам в Тибет, а сам один ехать в Англию?

– Есть средство все это согласовать, – сказал тотчас же Оливье, – и для меня это доставило бы большое удовольствие! Не желаете ли вы сделать мне честь поместиться на «Галлии», чтобы продолжать путешествие вместе с дамами?

– На «Галлии»? Ей-Богу, господин капитан, я не ожидал, вы меня застаете врасплох! Конечно, предлагаемое вами путешествие очень заманчиво, и, если бы я недолжен был вернуться в Англию как можно скорее, без малейшей отсрочки…

– Это и будет средство, верьте мне, прибыть туда скорее всего! – подхватил Оливье.

– В Англию? – воскликнули с удивлением все присутствующие.

– Ну, конечно! Ведь на обратный путь не понадобится больше времени, чем мы потратили туда.

– Вы разве не рассчитываете пробыть несколько дней в Тибете? – спросил изумленный лорд Темпль.

– Честное слово, нет. Мы только достигнем цели и спустимся, чтобы доказать, на что способен аэроплан, а затем вернемся в Ричмонд.

На лице лорда Темпля отразилось величайшее удивление, даже неудовольствие. Верное зеркало его, лорд Эртон, выразил те же ощущения.

Не то, чтобы оба лорда рассчитывали на рубиновые копи, нет, у них было настолько своих доходов, что не было надобности их увеличивать; но лорд Темпль был человек положительный, он не любил создавать проекты и не доводить их до конца, даже если бы они были неприятны!.. В своих деловых бумагах он отметил, что пробудет несколько дней в Тибете, и вдруг теперь он узнает, что они сделают только маленькую остановку; из-за этого в душе его поднялось глубочайшее осуждение такого поведения, и грудь его заколыхалась. Но он не мог ничего сказать, ведь Оливье был полный господин своих планов, – и он молчал, преисполненный негодования против такого непростительного легкомыслия.

Между тем лорд Дункан, переговорив со своим помощником, согласился принять любезное приглашение Оливье; поручив управление кораблем старшему офицеру, он простился с экипажем и вместе с другими отправился на «Галлию», где ему отвели каюту.

Лишь только путешественники вступили на палубу аэроплана, пробравшись сквозь толпу любопытных, столпившихся у входа, как вдруг навстречу, подобно урагану, налетел Петтибон с всклокоченными волосами, весь красный от гнева.

– Господин капитан, на пару слов! – произнес он хриплым голосом.

– В чем дело? Опять что-нибудь невпопад? – спросил Оливье.

– Эти несчастные негры, как можно было ожидать, не сумели вовремя кончить своей работы! Мы не можем сняться сегодня вечером, капитан!.. Эти жалкие создания имели дерзость объявить, что отказываются сегодня закончить работу, наши резервуары еще не наполнены маслом!

– Очень жаль!.. Но еще не поздно… а другие не могли бы кончить эту работу?

– К несчастью, нет!.. Все сговорились, точно мошенники на ярмарке. Они пошли пить и спать. Да, капитан, они имели дерзость сказать мне, что желают воспользоваться ночной прохладой для отдыха, а что работу кончат завтра на рассвете, прежде, чем воздух успеет нагреться!.. Видали вы подобных негодяев?.. Ах!., если бы я имел власть над ними, я бы их наградил дубинами!..

– Потише, господин комиссар. Эти люди имеют полное право отдыхать после трудов!.. И если уж такой обычай в стране…

– Самый лучший обычай был бы отстегать их кнутами до крови! – проревел комиссар. – Нет другого способа управлять этими чернокожими, поверьте моей опытности!

– Так, господин Петтибон! Неужели это вы, друг негров, говорите таким образом?..

– Ах!., негры!., негры!.. Я вынужден отказаться от них! – воскликнул печально янки. – Это путешествие открыло мне глаза и изменило мой взгляд на эту расу!.. Одного такого негра, как Теодор, было бы вполне достаточно, чтобы вылечить от самого свирепого негрофильства!..

– Теодор? В чем же вы можете на него жаловаться?.. Разве он плохо исполняет свою работу?..

– Нет, дело не в работе… но я заметил, что этот мальчишка дразнит меня… Да, капитан, я вижу это во всем: как он ходит, как он сидит, развалясь передо мной, как он таращит на меня свои белки… я вижу скрытую улыбку, когда он встречается с этой безмозглой мисс Рютвен… бесстыдный негодяй!.. Он дразнит меня, я убежден в этом… а также и бездельник Эндимион делает тоже!..

– Одним словом, – возразил Оливье, покручивая усы, чтобы скрыть невольную улыбку, вызванную гневом янки, – мы не можем сняться до завтрашнего утра?

– Боюсь этого, капитан!

– Ну, хорошо, господин Петтибон, если невозможно, то и говорить нечего. Мы останемся здесь ночевать. Я, конечно, уверен, что вы ничего не упустили из виду для того, чтобы могло состояться наше отправление в назначенное время. И я не могу на вас сердиться за это невольное опоздание.

– Ах, ручаюсь вам! – воскликнул янки, вытирая пот, струившийся со лба, – я работал, как… я хотел сказать, как негр… но этого я уже никогда не скажу после теперешнего путешествия!

И он удалился, поднимая руки к небу.

Все собрались на палубе аэроплана. Был роскошный вечер. Солнце сияло. Золотистое небо, усыпанное фиолетовыми облачками, казалось чудными ковром, сверкающий фон которого, переливаясь цветами радуги, постепенно темнел на противоположной стороне горизонта. Вдали холмы, казалось, тонули в лиловом полумраке; звезды быстро загорались одна за другой на темной синеве неба, а с острова, покрытого душистыми деревьями и цветами, полилось благоухание, которое порывами приносил на аэроплан легкий ветерок. Оливье послал на «Аллигатор» приглашение офицерам, которые не замедлили явиться, сгорая от желания осмотреть аэроплан.

Многие из английских семейств, а также туземных жителей получили позволение взойти на «Галлию». Собралось многочисленное общество; пиршество продолжалось почти до рассвета, когда все, наконец, с сожалением разошлись и пошли спать.

Утром явилась группа темнокожих рабочих и, под надзором Петтибона, следившего за ленивцами взглядом тигра, окончила наполнение резервуаров нефтяным маслом.

В восемь часов с четвертью все было готово, и аэроплан поднялся в темную лазурь неба.

С высоты остров имел еще более очаровательный вид. Действительно, его справедливо назвали огромным садом, в котором зеленела роскошная растительность, истинно райский уголок всей Индии. И даже жители острова в своих ярких костюмах казались издали живыми цветами.

В девять часов десять минут пролетали над Тринкомали.

Аэроплан направил свой полет через Бенгальский залив, синева которого казалась еще темнее пред ясной лазурью неба.

С высоты чудилось, что под ними прочный пол из блестящего лазуревого камня. В неподвижных водах залива путники заметили целые стаи черепах, которые точно уснули, тихо качались, а между ними мелькали летающие рыбы, которые ежеминутно выскакивали из воды, перелетая с одного на другое место, отчего казалось, точно широкие фиолетовые ленты испещряли лазурную гладь залива. Эти рыбы придавали особый оттенок воде и оправдывали эпитет, часто употребляемый Гомером, – на что лорд Темпль указал Этель, – что море имеет цвет вина. Ни один парус не нарушал этой чарующей тишины.

Но вскоре они увидели налево, вдали, Карайккал и Пондишери.

К концу дня они перелетели через весь Бенгальский залив. В четыре часа пополудни виден был Джаггернат, потом Кутак с блестящими белыми домами, бухта Маганади, которая казалась кипящим озером в спокойных водах залива. Наконец в четыре с половиной часа показался Ганг со своими мутными и желтыми водами. Здесь, среди массы островов, заполняющих его устье, они увидели остров Сангр, известный своими страшными тиграми. Вода Ганга резко отличалась своей желтой мутью от лазурной воды залива и казалась широкой желтой лентой, убегающей вдаль; в устье хорошо можно было заметить эту мутную воду, которая, не смешиваясь, врезалась в прозрачный залив. Позади оставалась Калькутта, этот Ливерпуль Индии, который, увеличивая богатства и расширяя деятельность, почти потерял свою живописную прелесть. Наши путешественники любовались его широкими улицами с роскошными дворцами, его бесчисленными кораблями, наполнявшими бухту; любовались роскошными садами, царским дворцом с красной и голубой крышей, над которой кружились тысячи голубей; окрестными селениями с бесчисленными белыми и желтыми домиками, тонущими в зелени, и, наконец, обилием других деревьев, которые украшали древний город. Все сразу согласились, что этот индийский город хоть и красив, но не имеет своего характерного стиля и оригинальности, а новый город дворцов, как называют центральную Калькутту, не стоит того, что о нем говорят.

Промелькнула Калькутта; скоро и Чандернагор остался позади, и путники уже летели над государством Непал. Было шесть часов.

Перед взорами путешественников поднялась грозная, величественная ледяная масса Гималаев с холодными снежными вершинами. Масса эта непроницаемой стеной стояла между путешественниками и Тибетом.

Температура сразу понизилась. Дамы закутались в теплые накидки. Но холод становился все более и более резким. Казалось просто невероятным, что не дальше как утром они вдыхали полной грудью благодатный и благоухающий воздух Коломбо, а теперь вдруг попали в ледяное царство.

Ледники Гималаев, отражая лучи заходящего солнца, переливались различными цветами, которые не может передать никакая кисть художника. Алые тона все слабели, пока не перешли в бледно-голубые, а затем ослепительно белые. Быстро наступившие сумерки все окутали серым покрывалом.

С семи часов двадцати минут аэроплан должен был постепенно увеличивать угол наклона плоскостей, чтобы перелететь через Гималаи. Вместо того, чтобы двигаться по горизонтальной линии, аэроплан пошел по наклонной, угол которой к горизонту равнялся сорока пяти градусам. Постепенный подъем окончился, когда достиг высоты восьми тысяч трехсот сорока метров. По совету Оливье дамы ушли в каюты; но очень скоро они снова вышли оттуда, жалуясь на одышку и нестерпимый шум в ушах и голове. Лорд Дункан, ослабевший от тяжелой болезни, страдал еще сильнее. У него и у многих членов экспедиции появилось кровотечение из носа. Но наконец пройдена страшная зона; можно было уже спуститься на такую высоту, где дышать стало легче.

Путешественники были в Тибете. Глаза всех пожирали эту таинственную страну, где каждый думал открыть какое-то Эльдорадо.

Оливье, как и другие, опираясь на борт аэроплана, смотрел на тибетские равнины, озаренные холодным светом луны, когда вдруг услышал позади себя чуть слышное восклицание: «Эй, эй!»… – кто-то повторил его несколько раз каким-то неестественным голосом.

Он обернулся и увидел негра Теодора, или, вернее, Боба Рютвена, который делал какие-то таинственные знаки, моргая глазами, прикладывая палец к губам, и показывал на что-то за своими плечами. Оливье посмотрел в ту сторону, но не заметил ничего ненормального и кончил тем, что направился за рубку, приглашая взглядом Боба следовать за ним. Молодой человек быстро понял капитана и поспешил вслед за ним.

– Какого дьявола вы беснуетесь так, Боб? – спросил Оливье, когда они были под защитой от нескромных взоров.

– Говорите тише, ради Бога! – прошептал Боб,

бросая вокруг подозрительные взгляды.

– Но что это значит? Почему столько таинственного?.. Какую государственную тайну хотите вы сообщить мне?

– Государственная тайна! Можете так называть, это не важно!.. Но нас могут услышать. Если бы нам пройти в вашу каюту?

– Может быть, Петтибон снова поймал вас на месте за разговором с мадемуазель, вашей сестрой?

– Я смеюсь над Петтибоном!.. Нет, дело вовсе не касается этого старого шакала… Но нужно, чтобы я сообщил вам то, что открыл… Это долг моей совести. Поверите ли, что… я, право, не знаю, как вам это объяснить… но… Я вовсе не один фальшивый негр на судне!..

И Боб наблюдал, ожидая, какое впечатление произведет это на Оливье.

– Уже давно я это знаю, – ответил Оливье. – С первого вечера я узнал Отто Мейстера…

– Отто Мейстера! – воскликнул Боб, пораженный. – Как? и он также?., он тут?..

– О ком же вы еще говорите, кроме него?

– Но я вовсе не о нем говорю! Мне даже и в голову не приходило, что он тут! Вы меня ставите в тупик…

– Как! Разве есть еще другой кто?

– Два других, если хотите!.. Один – Фицморрис Троттер!.. А другой – майор Фейерлей! Я это наверно знаю.

– Это слишком! – воскликнул Оливье, заливаясь смехом.

– Весь клуб Мельтон превратился в негров и служит на моем аэроплане! Видно, у всех вас было чересчур сильное желание участвовать в путешествии!

– Да, хотя это кажется крайне смешным, но очень серьезно! – ответил Боб. – В сущности, смеяться даже нечему. Вы знаете…

– А почему же так, молодой Нестор?

– Потому что эти бродяги замышляют что-то… уверяю вас. Я в этом убежден…

– А что же, по-вашему, они замышляют? Другой аэроплан? Конкуренцию?.. На доброе здоровье!.. Я их не боюсь…

– Нет, нет, дело не в этом… они составили заговор…

– Против кого же, великие боги?

– О! я знаю, я кажусь вам очень глупым, рассказывая все это… Но что же мне делать! Я убежден в этом! Я знаю, что все на бакборте в их руках и что у них дурные намерения… Вы знаете, я не там, не на левой стороне судна, а на штирборте (на правой), и в то же время, когда работаем мы, другие отдыхают, и потому я их увидел только этой ночью в Коломбо, когда все пировали!.. Но я вам говорю, у них нехорошие планы!

– Дорогой Боб, благодарю вас за предупреждение, – сказал Оливье, тронутый волнением молодого друга, – но чего же я должен бояться? Какое зло они могут мне причинить?

Боб снова поглядел вокруг, а затем чуть слышно прошептал на ухо Оливье:

– Я убежден, что они все сговорились завладеть вашими копями.

– Какими копями? – спросил Оливье, крайне изумленный.

– Да рубиновыми! – воскликнул Боб, удивляясь в свою очередь.

С минуту Оливье молчал. Завеса спала с его глаз. Он понял то особенное рвение, с которым его преследовали, чтобы получить место на «Галлии». И сам Боб, наверно, полон такими же химерами.

– Мой бедный Боб! – сказал он наконец. – Я считал вас более рассудительным. Как! вы в полной уверенности, что мы идем на поиски рубиновых копей?

– Конечно!

– Но нет там таких копей, бедное дитя! По крайней мере, если даже и есть там что-нибудь подобное, то я этого не знаю и не имею никакого права на драгоценные камни Тибета, и не за тем вовсе мы летим туда…

– Ах, неужели? – еле произнес пораженный Боб.

– Таким образом, значит, все вы гонитесь за рубинами? Отто Мейстер, Фицморрис Троттер, Фейерлей, вы… должен ли я прибавить дам, мисс Мюриель, например?

– Ах! ах! – произнес Боб смущенно.

– Ну хорошо, мой бедный друг, вам придется разочароваться… Я очень опечален этим, но что же делать! Вы вернетесь в Лондон с такими же пустыми карманами, как и раньше, до отъезда… Я был на сотню миль от мысли, что вы питаете такие надежды, или, что только одна жажда наживы двигает вами…

– Но таково было общее мнение в Лондоне, – возражал бедный Боб. – Все были убеждены, что вы направляетесь сюда за новыми рубинами…

– И они великодушно решили поделить их со мной? – сказал Оливье немного насмешливо. – Я бы с удовольствием отделил вам кусок этого пирога, поверьте, если бы, на ваше счастье, существовали такие копи где-нибудь в другом месте, а не в вашем воображении… Но вот беда!.. Я не знаю рубиновых копей, не ищу их, и мы нигде их не встретим…

На лице Боба выражалось такое глубокое отчаяние, что Оливье стало жаль его.

– Полно, Боб, будьте мужественны! – произнес он, дружески хлопая его по плечу. – Молодой человек ваших лет должен быть в восторге от того, что совершил подобное путешествие, помимо того, достал он или нет в горах рубины… Разве вы так нуждаетесь в деньгах, скажите мне?

– Да, это легко сказать тому, кто не знает, куда их девать! – сердито сказал Боб, чувствуя себя оскорбленным в самых законных надеждах.

– Это я произвожу впечатление такого капиталиста, который обременен деньгами, не зная куда их тратить? – спросил Оливье, смеясь. – Но я вас прошу поверить, что, напротив, я очень хорошо понимаю, как лучше употребить их…

– Да, я не сомневаюсь в этом… Но тем не менее, они сыграют с вами какую-нибудь шутку! Вы знаете, ведь они все-таки верят в существование копей!

– Что же делать? – произнес Дерош, пожимая плечами. – Будь мы в Англии, я бы очень просто высадил их на землю. Но теперь поздно. Придется покориться своей участи… Они будут работать до конца, как настоящие негры… Только это наказание в моей власти…

Но видя, что Боб повесил голову, совершенно убитый, он продолжал.

– Полно, Боб, неужели эти несчастные рубины так огорчают вас?.. Разве это моя ошибка? Говорил ли я когда-нибудь, что они существуют?

– Это правда! – откровенно сознался Боб. – Я сам выдумал кучу глупостей, а вы даже не рассердились…

– Я никогда не думал, что вы такой жадный, мой бедный друг! – воскликнул Оливье, делая усилие, чтобы не показать иронично-шутливого тона.

Дурное настроение Боба никогда долго не продолжалось. Он уже смеялся и, откидывая волосы обычным ухарским движением головы, сказал:

– К черту! Покончим с этими мечтами. Как вы сказали, я могу все-таки радоваться, что участвую в экспедиции! – И, передернув плечами, он вернулся на свой пост.

Аэроплан летел над Тибетом.

Пустынные равнины, за которыми темнели мрачные очертания горных громад, быстро уходили назад.

Наконец к одиннадцати часам они заметили огни большого города: это могла быть только Лхаса.

Таинственный город развернулся под их ногами, громадный и безмолвный.

Столетние деревья окружали его точно зеленым поясом. Белые дома с башнями, храмы с золочеными крышами блестели при лунном свете, и каждый из пассажиров чувствовал невольное волнение, созерцая с высоты эту святыню буддистов, этот священный город, который столько веков ревниво оберегает свои тайны.

В одиннадцать часов тридцать пять минут начался спуск.

Оливье несколько минут колебался, не зная, какое лучше выбрать место для остановки, и наконец решил, и аэроплан, покорный его воле, опустился в середину большого пустынного сада.