Текст книги "Новеллино"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

XVI (CLII)[354]354
  Новелла представляет собой иную редакцию сюжета, знакомого по Новеллино, XIII.


[Закрыть]

Жил некогда один благородный синьор, который задумал узнать, отчего возникает любовь между мужчинами и женщинами, и вот как он это сделал. Когда родился у него сын, он лишь в самом раннем детстве поручил его воспитание нянькам, дабы тот не запомнил, как выглядит женщина. Затем он поместил его в некоем уединенном месте и приставил к нему одних мужчин, которые ухаживали за ним, как могли, и приказал им под страхом смерти никогда не упоминать при сыне о женщинах. Мальчик вырос и стал уже почти совсем взрослым. В один прекрасный день отец привел его в некую комнату, оставил там одного и велел принести туда самые дорогие сокровища, какие только бывают на свете. После чего он велел показать сыну всевозможные украшения из золота и серебра и другие роскошные вещи. А затем он приказал привести к сыну прекрасных женщин и девушек и сказал ему, что они называются демонами ада. Потом отец сам пришел к сыну и спросил его, что из того, что он видел, понравилось ему более всего, и велел сыну говорить все как есть, без утайки, ничего не опасаясь. Выслушав волю отца, юноша ответил: «Отец мои, что бы там ни было, знайте: больше всего на свете мне нравятся демоны ада, а все остальное – ничто в сравнении с ними. А посему, если хотите сделать меня счастливым, подарите мне Этих демонов, и ничего другого мне не надо». Услышав такие речи, отец пришел в великое изумление и решил, что, видно, такова уж природа, и не следует идти ей наперекор. Ведь он сделал так, что сын его никогда не видел женщин, и приказал, пока тот был еще ребенком, даже не упоминать при нем ни о женщинах, ни о плотских наслаждениях, и все так и было исполнено. С этого времени отец не мог уже запретить ему испытывать любовь к женщинам, а в особенности к молодым девушкам, которые красотой всех превосходили; но не ведал юноша, кто из них состоит с ним в родстве, а потому любил их всех без исключения. И нельзя было в том винить его, ибо с той поры, как научился он отличать добро от зла, он не видел ни одной женщины и ничего о них не слышал. Поведали ему тогда, кто из них его мать, кто сестры и прочая родня, дабы не впал он в нечаянный грех. Вот какому испытанию подверг отец родного сына своего и как дознался он до истины.

XVII (CLIV)[355]355
  Новелла варьирует тему известного сказочного мотива «благодарный мертвец» (ср. Андреев И. Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне, № 506–508).


[Закрыть]

Жил некогда неподалеку от Тревизо один богатый и благородный рыцарь. И тратил он свое состояние то на подарки, то на пиры, то на лошадей и доспехи. Растратил он все, что у него было, и не знал, чем теперь заняться. Тут дошли до него слухи, что король Корновальи[356]356
  Корновалья – см. примеч. 198.


[Закрыть] велел объявить повсюду, что любой рыцарь, который пожелает участвовать и турнире при дворе его величества и окажется и том турнире победителем, получит в жены королевскую дочь и полкоролевства. И захотелось рыцарю туда отправиться. Созвал он своих друзей и родных и сказал им, что просит помочь ему и оказать поддержку, ибо он собирается на турнир и Корновалью и чувствует, что победит. Народу собралось немало: одни советовали ехать, другие – нет. Однако в конце концов решено было поехать, и они помогли ему оружием, лошадьми и деньгами, снарядили его в дорогу и приставили к нему верных людей. Отправился он в путь и, будучи снаряжен наилучшим образом, проехал две недели без единого происшествия, достойного упоминания, и очутился в полуверсте от одного замка. Ехал он прямо по дороге, а впереди – кто верхом, кто пеший – двигалось немало людей; и увидел он, что все они сворачивают с прямой дороги на узкую тропу; тогда он спросил одного из них: «Отчего это народ, вместо того, чтобы ехать по хорошей дороге, выбирает столь неудобный путь?» И тот, кого он спрашивал, сказал: «Мессер, разве вы ничего не знаете?» «Разумеется, нет» – отвечал рыцарь. Тогда он сказал: «Мессер, я все вам объясню: если поедете прямо – вы, или кто другой, – то почувствуете страшную вонь, исходящую от одного благородного рыцаря, что лежит там в гробу перед церковью, а от той вони и умереть недолго; вот почему мы обходим стороной это место, и никто не осмеливается ехать прямой дорогой». Тогда рыцарь спросил: «Ответь мне ради бога, отчего же, коли умер тот рыцарь, его не хоронят?» – «А вот отчего. В этих местах есть обычай: если человек умирает, не заплатив долгов, его не хоронят до тех пор, пока всем, кому он был должен, не будут сполна возвращены их деньги. Покойник же был человеком благородным, но бедным, и наделал немало долгов, после его смерти платить их было нечем, и не нашлось никого – ни родственника, ни друга, – кто смог бы оказать ему такую услугу; поэтому его не станут хоронить, пока не будет заплачено всем, у кого он брал в долг». Тогда рыцарь спросил: «А если кто-нибудь заплатит его долги, он будет похоронен?» – «Конечно, мессер». Тотчас же рыцарь поскакал к замку и велел объявить повсюду, что те, кому задолжал мессер Джильотто, тело которого принесено к церкви и не похоронено по причине неуплаченных им долгов, могут явиться к мессеру Дианезе на такой-то постоялый двор, и он заплатит каждому, ибо желает, чтобы того рыцаря похоронили. Тут все, кому был должен мессер Джильотто, услышав эту весть, поспешили к мессеру Дианезе, и он, движимый состраданием, совершил доброе дело и заплатил каждому, чьим должником был мессер Джильотто, дабы мессера Джильотто с честью похоронили. Раздавая его долги, он отдал все свои деньги, да еще продал копей и доспехи, оставив себе одну только лошадь; заплатив все сполна, он созвал жителей замка, а также священников, монахов и прочих священнослужителей и велел похоронить того благородного человека с великими почестями. Когда же это было исполнено, он, простившись со всеми, отправился дальше; проехал он версты две, сопровождаемый отрядом, который шел за ним пешком, и тут догнал их некий человек, похожий на богатого купца, с двумя лошадьми, ценной поклажей и прекрасным снаряжением, и поздоровался с мессером Дианезе. Мессер Дианезе со всей учтивостью отвечал на его приветствие. Купец стал расспрашивать его: зачем отправился он в путь, что приключилось с ним по дороге и куда он теперь направляется. А потом и говорит: «Я хочу стать вашим товарищем, и все, что мы добудем, станем делить поровну; вы отважный рыцарь, а я богат и могу дать вам денег, лошадей, оружие и все, что вам будет необходимо». Мессер Дианезе подумал про себя: «Это как раз то, что мне нужно». И сказал: «Я с радостью принимаю ваше предложение». На том и порешили. И вот приехали они в некий город, купили там лошадей, оружие и все необходимое и снарядились наилучшим образом; а затем отправились дальше и ехали, пока не достигли города, где жил король, и остановились на лучшем постоялом дворе. В скором времени пригласили они к себе добрых людей со всей округи и устроили им пышный обед; и так поступали они не раз; тогда все горожане стали говорить: «Это самый великодушный из рыцарей, когда-либо посетивших наш город». И вот наступил день турнира. Рыцари вооружились и собрались на широком поле, где должен был произойти турнир. Прибыл туда и король с королевой, дочерью и со всеми своими придворными. Когда все были в сборе, король приказал начать состязание и турнир, пообещав, что победитель получит в жены его дочь и полкоролевства впридачу. Тут все бароны и рыцари ринулись сражаться, а было среди них немало отважных и доблестных мужей, и произошло там великое сражение, какого не было еще ни на одном турнире, и продолжалось оно очень долго. В конце концов мессер Дианезе оказался победителем. Король и королева были этим весьма довольны, а весь народ кричал: «Дианезе – победитель!» Король велел позвать его, отдал ему свою дочь и подарил половину королевства; и начался тут великий пир и великое веселье. Пожили они в том королевстве месяц в свое удовольствие, и купец сказал мессеру Дианезе: «Что вы намерены теперь делать? Не кажется ли вам, что пора возвращаться домой? Бог одарил вас такой милостью и послал вам такую удачу, что вам следует принести ему свою благодарность». «Что верно, то верно, – сказал мессер Дианезе, – я благодарен Иисусу Христу и возношу хвалу ему и матери его за все, что они для меня сделали, а также и вам за то, что вы помогли мне в этом деле, как никто другой. Знайте же, что я с большой охотой вернусь в родные края, но на это нам нужно получить сначала согласие короля». И купец сказал: «Вы правы, пойдемте же к королю, поведайте ему толково и учтиво о вашем желании, он мудрый государь и не станет чинить вам препятствия». На том они порешили и отправились к королю; мессер Дианезе сказал ему: «Вы знаете, что я предан вам душой и телом и не посмею совершить ничего против вашей воли и не спросясь у вас совета; хотелось бы мне, если будет на то ваше соизволение, поехать в свои края повидаться с родными и друзьями и обрадовать их, рассказав о том, какую честь вы мне оказали». И король так отвечал мессеру Дианезе: «Я привязался к вам всем сердцем, весьма ценю вас, и мне было бы приятно видеть вас рядом, но если вы желаете навестить друзей и родных, я не стану возражать: поезжайте, когда вам будет угодно». Мессер Дианезе от души поблагодарил короля за такие слова и сказал: «Через восемь дней мы с богом тронемся η путь». Король согласился и велел готовить лошадей и все необходимое в дорогу, дабы рыцарь с женой ни в чем не испытывали нужды. На восьмой день все было готово к отъезду. Мессер Дианезе поручил королевство заботам короля и взял с собой часть денег из казны; оседлали они коней; и мессер Дианезе, и его жена, и купец, и еще многие рыцари со своими отрядами; взяли они с собой слуг, погрузили поклажу и тронулись в путь, как и подобает знатным синьорам. Король со своими баронами и рыцарями отправился их провожать, и проехали они вместе не одну версту, предаваясь развлечениям и веселью. Проводив довольно далеко мессера Дианезе, король и вся его свита пожелали ему счастливого пути, и мессер Дианезе простился с государем и его людьми; король вернулся в свое королевство, а мессер Дианезе провел в дороге еще много-много дней. Долго ехали они и изрядно устали, и вот, когда до земли мессера Дианезе остался один день пути, очутились они на перепутье. Тут купец и говорит мессеру Дианезе: «Поезжайте не спеша вперед, а людям прикажите остановиться». Мессер Дианезе очень любил купца и во всем ему доверял, поэтому он велел всем остановить лошадей и не трогаться с места. И купец сказал: «Вам известно, почему я попросил вас остановиться?» «Нет, мне ничего о том не ведомо», – отвечал мессер Дианезе. «Тогда я вам объясню». И вот что сказал ему купец: «Я хочу, чтобы вы сдержали слово и исполнили наш уговор». «Что же это за уговор? Я не помню», – сказал мессер Дианезе. И купец ответил: «Когда мы отправлялись с вами на турнир, мы решили поехать туда вместе и разделить поровну все, что получим». Тогда мессер Дианезе сказал: «Я прекрасно это помню, так оно и было; но почему вы об этом заговорили? Что именно желали бы вы получить?» «Я хочу все разделить поровну». «Но почему же вы не хотите поехать ко мне, поселиться в моем доме и без всяких хлопот жить в достатке и почете вместе со мной?» – «Я желаю поехать к себе и хочу взять половину того, что мы с вами получили». Мессер Дианезе очень огорчился, но не мог не сдержать слова и поступить бесчестно, хотя можно было просто ответить: «Ступай своей дорогой, я не понимаю, о чем ты просишь». Однако он не захотел поступать подобным образом и обратился к купцу с такими словами: «Возьмите себе любую часть, я не стану спорить». А купец говорит; «Я буду делить, а вы выбирайте». «Поступайте, как знаете». И вот как рассудил купец: «Дама и лошадь под пей – одна часть, а все рыцари и поклажа – другая; выбирайте же, что вам больше нравится». Очень опечалился мессер Дианезе и подумал про себя: «Что за странная дележка! Мне не остается ничего другого, как выбрать даму». Взял он свою жену, а купцу оставил все остальное. Простились они, и каждый поехал своей дорогой; мессер Дианезе в тоске и печали продолжил свой путь.

Тем временем купец вместе со всеми людьми, проехав немного по своей дороге, повернул назад и во весь опор пустился догонять мессера Дианезе. Свернул он на ту дорогу, по которой поехал мессер Дианезе, и вскоре догнал своего приунывшего товарища. Увидев купца, мессер Дианезе очень удивился и спросил: «Зачем вы вернулись?» «Остановите вашего коня, мессер Дианезе», – сказал купец и продолжал: «Мы с вами все поделили, и вы сдержали данное мне слово, как и подбает честному и великодушному рыцарю, теперь все эти люди – мои, и я могу поступать с ними по своему усмотрению, а посему я возвращаю их вам, вы – их хозяин и господин, ибо богу было угодно оказать великое благодеяние вам и вашей даме. А еще я хочу открыть вам, кто я, дабы вы, поступая до сей поры как человек честный и великодушный, оставались таким всегда, и тогда вы сумеете достигнуть многих благ… Я – тот самый рыцарь, которого вы столь достойно похоронили в церкви, Это ради меня вы истратили свои деньги, когда тело мое лежало перед церковью и от него исходила такая вонь, что все бежали прочь; услуга, которую вы оказали мне, столь понравилась господу богу, что он повелел мне наградить вас почетом и богатством». Тогда мессер Дианезе сказал: «Если мертвые вознаграждают за добрые дела, как же должны поступать живые?» И рыцарь ответил ему: «Знайте же, мессер Дианезе, и пусть запомнят все эти люди: добрые дела никогда не пропадают даром». С этими словами он исчез, ибо отправился в рай. А мессер Дианезе приехал домой вместе со своей дамой, и с той поры жил, окруженный почетом и славой, щедро одарив всех своих друзей, и счастье никогда его не покидало; пускай же не покинет оно и нас с вами. Аминь, аминь.

XVIII (CLV)[357]357
  Сюжет новеллы восходит к древнеиндийским сборникам рассказов.


[Закрыть]

Жил некогда один очень богатый человек, и была у него жена – красавица, любил он ее без памяти и ко всем ревновал. Но вот случилась с ним беда (уж видно богу так было угодно): заболели у него глаза, и поразила его полная слепота. Стал он по пятам ходить за своей женой и, опасаясь измены, ни на шаг не отпускал ее от себя. Между тем в нее влюбился один проезжий, но объясниться с ней никак не мог, ибо муж ни на минуту не оставлял ее одну; тогда он жестами дал понять ей, что сгорает от любви. Дама, поняв, что он питает к ней страсть, прониклась к нему сочувствием и отвечала тоже жестами: «Сам видишь, как меня стерегут». Этот добрый человек, не зная, как достигнуть цели, сделал вид, что решился умереть от любви, ибо никак иначе не мог добиться свидания с дамой. Глядя на его терзания, дама сжалилась над ним и решила ему уступить. Сделала она длинную трубку из тростника, приставила ее к уху того доброго человека и стала шептать ему на ухо, так что муж ничего не мог услышать; и вот что она ему сказала: «Мне жаль тебя, и я решила тебя утешить; ступай в наш сад и полезай на ту грушу, на которой растут самые спелые плоды, и жди меня там наверху, я к тебе приду». И вот приходит эта дама в сад и хочет ублажить того доброго человека, а муж идет за ней следом. Тогда она и говорит: «Мне хочется отведать груш вон с того дерева, уж больно они хороши на вид». И он ей отвечает: «Прикажи, и тебе их сорвут». – «Нет, – говорит она, – я хочу сорвать их сама, иначе они мне покажутся невкусными». Пошла она к дереву, а муж за ней, ни на шаг не отстает; полезла она на дерево, а он обхватил ствол руками, дабы никто не мог последовать за ней наверх. Залезла она на дерево, а там уже ждал ее дружок; и принялись они развлекаться, при этом дерево стало так раскачиваться, что груши градом посыпались на мужа. Тогда он и говорит: «Что ты там делаешь, жена, почему не спускаешься? Здесь уже полно груш». А она ему отвечает: «Хочу достать груши с одной только ветки, других мне не надо». Да будет вам известно, что господь бог вместе со святым Петром на все это взирал, и святой Петр сказал господу богу: «Разве ты не видишь, как эта женщина морочит мужа? Сделай же так, чтобы муж прозрел и увидел проделки жены». И господь бог сказал: «Помяни мое слово, святой Петр, как только он прозреет, она сумеет выкрутиться и найдет себе оправдание; я верну ему зрение, и ты сам убедишься, что все так и произойдет». Прозрел тот человек, глянул вверх и увидел, что творит его жена. И сказал он ей: «Чем вы там занимаетесь с этим мужчиной? Вы опозорили и себя, и меня, где же ваша женская честь?» И жена в тот же миг ответила ему: «Если бы я не обманула тебя, ты никогда бы не прозрел». И муж остался доволен таким ответом. Теперь вы сами видите, как берегут женщины свою честь и как они всему находят оправдание.

Приложения

М. Л. Андреев. «Новеллино» в истории итальянской литературы и европейской новеллы

1

Сборник ста новелл, известный под названием «Новеллино», создан в самом конце XIII в. В это время итальянская литература на народном языке делала свои первые шаги – ее история едва насчитывала полвека, тогда как, к примеру, в соседней Франции миновало уже два столетия полнокровной литературной жизни. Трудно сказать, чем объясняется такое разительное отставание Италии, почти на полтора века позже своей заальпийской соседки включившейся в создание литературы на новых, романских языках. Когда-то этот вопрос очень оживленно обсуждался, и предположений было выдвинуто немало: указывалось и на прагматический дух итальянской нации, наследованный ею от языческого Рима, и на могучую латинскую традицию, заглушавшую робкие итальяноязычные всходы, и на отсутствие единства, как политического, так и языкового. Постепенно о «проблеме ретардации» забыли, хотя никакого убедительного решения она не получила: есть такие феномены истории культуры, которые упрямо не желают смыкаться со звеньями причинно-следственной цепи.

Так или иначе итальянская литература появилась на свет с опозданием – надо было спешить. Иногда трудно отделаться от впечатления, что она развивалась не только быстро, но и планомерно. Литературные жанры, составившие славу Франции, но постепенно оттесненные в тыл литературного процесса, такие, как полуфольклорная эпическая поэма или стихотворный рыцарский роман, ею как бы сознательно игнорировались. Основные силы были сосредоточены на двух направлениях – лирическая поэзия и художественная проза. Отставание в лирике к концу XIII в. было ликвидировано, и более того, школа «сладостного нового стиля» и творчество молодого Данте обеспечили итальянской поэзии европейское первенство. В области прозы прогресс шел не столь стремительно.

В итальянской прозе просветительское задание с самых истоков отодвигает на второй план и подавляет задание развлекательное. Если во Франции формирование прозы взяли на себя повествовательные жанры и, прежде всего, роман, то в Италии эту задачу выполняли жанры дидактического и энциклопедического толка. «Беллетристика» появляется здесь довольно поздно – не раньше XIV в. В первый век существования литературы императив культурного строительства безусловно довлеет над всем остальным. Даже в тех случаях, когда «вульгаризации», т. е. переводу на народный язык, подвергается не религиозное, научное или педагогическое, а собственно литературное произведение, и тогда первоочередной задачей переводчика является приобщение горожан, не владеющих латинским языком, к сфере культуры. В начале XIV в. именно так поставленная задача приведет к рождению первого образцового памятника итальянской прозы – дантовского «Пира». И французские прозаические переложения стихотворных рыцарских романов могут считаться своего рода «вульгаризациями», ибо они до известной степени демократизировали идейный строй своих прототипов, разрывали эзотерический куртуазный универсум и жертвовали смысловой насыщенностью ради широты и общедоступности. Однако эта аналогия всего лишь метафора и скорее выделяет различие, чем указывает на сходство: во Франции зрелая культура перестраивалась в изменившейся исторической и идеологической обстановке, в Италии мы имеем дело с процессом строительства культуры как таковой. Чрезвычайно важно, что стихийная составляющая этого процесса с самого начала дополнялась и корректировалась сознательными усилиями его участников. Итальянская проза даже дебютировала как теория прозы: первыми ее зрелыми памятниками стали появившиеся в середине XIII в. переводы трактата Цицерона «О нахождении» («Риторика» Брунетто Латини) и «Риторики к Гереннию» («Цвет риторики» Гвидотто из Болоньи). Практически каждый новый шаг на пути становления прозы будет сопровождаться самоанализом. Органический синтез двух этих компонентов литературного процесса, стихийного и сознательного, будет осуществлен Данте в «Пире», хотя и для его «Новой жизни» характерен весьма высокий уровень рефлективности. В дальнейшем «нераздельность» и «неслиянность» этого двуединства будет только укрепляться: «Декамерон» Боккаччо являет собой столько же классический образец прозы, сколь и классическую теорию прозы. Любопытно, что и в прологе «Новеллино» чувствуется определенный теоретический импульс.

В истории ранней итальянской прозы наш сборник предварен двумя книгами «новеллистической» ориентации. Это «Цветы и жития философов и прочих мудрецов и императоров», перевод «Исторического зерцала» Винцента из Бове, выполненный во второй половине XIII в. (после 1204 г.), и «Сказания о стародавних рыцарях», сборник рассказов о мифологических и исторических персонажах античности и средневековья, созданный приблизительно в то же время. Просветительский пафос выражен в этих книгах совершенно недвусмысленно, хотя и по-разному. «Цветы и жития философов» рассеивают мрак невежества, сообщая сведения о жизни знаменитых людей и раскрывая сокровищницу их мудрых речений. Читатель, открывая эту книгу, становится ученее. Просветительство «Сказаний о стародавних рыцарях» носит более идеальный характер: читатель знакомится с образцами разумного правления, истинной доблести и рыцарственной щедрости. Прочитав книгу, он возвышается духом.

От дидактической нагрузки не свободен и наш сборник, он также доносит до читателя факт, небезынтересный сам по себе, и предлагает ему образец социальной добродетели, на который можно и должно равняться. «Новеллино», вне всякого сомнения, участвовал в общеитальянском процессе диффузии культуры, в расширении границ культурного пространства, которое сдвигалось со своего традиционного места в сословной вертикали. Нет ничего удивительного в фактографической и идеологической укорененности «Новеллино» в прошлом: если быт книги уже по преимуществу городской, то этика ее еще целиком зависит от системы привычных куртуазных добродетелей, носителем которых, что вполне понятно, выступает рыцарь. Пока речь могла идти лишь об освоении полученного наследства. И в этом приобщении итальянского горожанина к элементарному культурному лексикону «Новеллино», конечно, сыграл какую-то роль.

Но роль эта оказалась довольно скромной – к счастью. «Новеллино» не стал бы первым европейским сборником новелл, если бы его создатель решил соперничать с «Книгой об устройстве мира» Ристоро д'Ареццо в распространении научных сведений, с «Цветами и житиями философов» в пропаганде исторических знаний, с «Сказаниями о стародавних рыцарях» в популяризации куртуазных доблестей. Диффузия культуры была стимулом создания «Новеллино», но никак не его непосредственной целью. Историческая роль этой книги в другом: в ней был разрушен научно-художественный синкретизм ранней итальянской прозы и на его обломках построено новое, художественное единство, в которое дидактика и учёность вошли в снятом и подчиненном виде. Художественная функция и художественный смысл в «Новеллино» возобладали над любыми другими заданиями. Именно благодаря этому обстоятельству рассказы «Новеллино» не только своими фабулами, как и их любые европейские, арабские или индийские прототипы, но и своей структурой новеллистичны, т. е. соответствуют новоевропейской, а точнее ренессансной жанровой модели, если, разумеется, сделать скидку на очевидные исторические и типологические разночтения.