Текст книги "Песни былого"

Автор книги: Автор Неизвестен

СЛУЧИЛОСЬ МНЕ СТАТЬ СИРОТОЮ

* * *

 
Сын заплаканный кричит, в колыбельке бьется,
Мать недвижная лежит и не шелохнется.
Плохо, если с малых лет
Матери у сына нет.
 
 
Ненакормленный зачах, плачет сын чуть слышно.
С черепками на глазах мать лежит недвижно.
Плохо, если с малых лет
Матери у сына нет.
 
 
Кто сынку лицо утрет, волосы расчешет,
Кто кроватку уберет, в горе кто утешит?
Плохо, если с малых лет
Матери у сына нет.
 
 
И когда он подрастет, кто его нарядит,
К учителю отведет, на скамью посадит?
Плохо, если с малых лет
Матери у сына нет.
 
 
Кто от горя защитит, кто тропу осветит,
Кто его благословит и невесту встретит?
Плохо, если с малых лет
Матери у сына нет.
 

БЫВАЕТ, БОЛЕЕТ КТО-ТО

 
Бывает, болеет кто-то год или даже два,
Бывает, болит у кого-то рука или голова,
А я больная в кровати лежу и кричу: ой-вей,
Возьми меня, господи боже, в царство свое скорей!
 
 
Когда-то была я пригожей, была молодой, ой-вей,
Гляжу, роженица, о боже, последний раз на детей,
Вчера родила я последнего, не ожидала зла,
А вышло, будто сыночку жизнь я свою отдала.
 
 
Скорее мужа печального пришлите к постели моей,
Словечко ему прощальное сказать я должна, ой-вей:
Тебе, жена твоя верная, сейчас я скажу «прости»,
Ты будешь грустить, наверное, но ты недолго грусти!
 
 
Ты мачеху в скором времени возьмешь для моих детей,
Заранее благословение прими от меня, ой-вей!
Бессильная, что я сделаю, смирюсь со своей судьбой.
Живите, как голуби белые, не хуже, чем мы с тобой.
 
 
Я оставляю на свете двух малолетних детей,
Что б ни случилось, пусть лишними не будут они, ой-вей!
Сколько слез за них плачено, знаем лишь мы с тобой,
А из-за этого, младшего, я умру молодой.
 
 
Первенца, сына старшего, пришлите к постели моей,
Сыночку слово прощальное сказать я должна, ой-вей!
Прощай, мой сыночек, мой первенец, я сделала, что могла.
Дай, господи, чтобы мачеха к нему не питала зла.
 
 
Прощай и ты, сиротиночка, меньший из сыновей,
Ой-вей, ты моя кровиночка, причина смерти моей.
Вез матери ты останешься с самого первого дня
И даже, когда ты вырастешь, не сможешь вспомнить меня!
 

* * *

 
Поздно, скользко, дождь идет,///
Никого на свете нету.
Только женщина бредет
И поет кому-то песню эту.
 
 
«Дочка, я тебя несу
И слезами обливаю,
Брошу я тебя в лесу,
Кто тебя найдет, того не знаю.»
 
 
Если добрый человек
Сжалился бы над тобою,
Взял тебя, чтоб ты навек
Дочерью была ему родною.
 
 
Станешь старше и умней,
Ты не спрашивай напрасно
Ни о матери своей
И ни об отце своем злосчастном.
 
 
«Много он принес мне зла,
Если б я его не знала,
В лес тебя бы не несла
И слезами бы не обливала».
 

* * *

 
Ой, бурлит река бурливая,///
Вдаль она бежит спеша.
Женщина сидит красивая.
До чего же хороша!
 
 
Расстегнув свои одежды,
Кормит мальчика она.
«Мой сыночек, нет надежды,
Бросить я тебя должна!»
 
 
Что в несчастье сделать можем мы!
Вот и начало светать.
Не дай бог, пройдут прохожие.
Что я им смогу сказать?
 
 
В речке быстрое течение,
Глубока вода, светла,
Рыбкам в речке угощение
Я на славу припасла.
 
 
Мой сыночек, что поделаешь —
У тебя плохая мать,
Будут в речке воды белые
На волнах тебя качать.
 
 
«Может быть, я – мать бездушная,
А хорош ли твой отец?
Глупая, его я слушала,
А теперь всему конец!»
 

ОЙ, ЗАЦВЕТАЕТ ДЕРЕВЦЕ

 
Ой, зацветает деревце,
На нем наряд густой.
А сломанная веточка
Осталась сиротой.
 
 
Ой, горе, горе горькое,
Я в стороне чужой,
Второе горе горькое —
Нет матери со мной,
А третье горе горькое —
Почил отец родной.
 
 
С чужбиной все свыкаются,
Кто попадет туда.
Быть может, распрощается
Со мной моя беда.
А сиротой мне маяться
Всегда.
 

* * *

 
На кладбище осенью в час предзакатный
Откуда-то слышится голос невнятный:
– И в вечном покое покой не познала я,
Ой. мачеха мучит дитя мое малое!
 
 
Мой муж Мордехай, как случилось, что ныне
Ты будто бы отчим сынку-сиротине?
Был добрым отцом ты и мужем любезным,
Иль стало теперь твое сердце железным?
 
 
На кладбище нашем сыночек мой милый
Пришел и стоял над моею могилой,
И слезы сиротские лил мой сынок.
Да так, что мой саван в могиле намок.
 
 
Он плакал: «Ох, мама, мне плохо живется,
Кричит моя мачеха, все ей неймется,
Утешь мое горе, мне слезы утри,
А если не можешь – к себе забери!»
 
 
Что было мне делать, сыночку сказала я:
«Ступай себе с богом, дитя мое малое,
Воздастся с лихвою за горе-беду сироты;
Дитю твоей мачехи быть сиротою, как ты!»
 

СТОЮ СРЕДИ БЕЛОГО ДНЯ

 
Стою среди белого дня
Над камнем, поросшим травою.
Ты слышишь ли, мама, меня,
Сыночка, что стал сиротою?
 
 
Лежишь ты в могиле своей,
Захочешь подняться – не сможешь.
Спасти ты не можешь детей,
Смягчить наказание божье.
 
 
Как утлые лодки, сейчас
Несет нас по бурному морю,
И старшим и младшим из нас
Досталось достаточно горя.
 
 
Нас мачеха мучит и бьет,
Велит нам работать помногу,
На долю несчастных сирот
Пожалуйся господу богу.
 
 
Кто нас защитит ото зла,
Кто может за нас заступиться?
С тех пор, как от нас ты ушла,
Кто хочет, над нами глумится.
 
 
Ты яблоней белой была,
Растила ты маленьких деток,
А ныне не стало ствола,
И листья отпали от веток.
 
 
Над нашей с тобою судьбой
Никто, кроме бога, не властен,
И стынет очаг наш родной,
Погашенный ветром несчастья.
 

* * *

 
С тех пор как случилось мне стать сиротою,
Отдали в ученье меня,
И вот пробавляюсь я хлебом с водою,
Не видя ни ночи, ни дня.
 
 
Хоть я и мала для нелегкого дела,
Но нету ничьей тут вины,
Не старою мама моя овдовела,
И с нею мы слишком бедны.
 
 
Сколь тяжкую мне бы ни дали работу,
Так не был бы долог мой труд,
Но нету у мамы муки на субботу,
И в долг нам муки не дают.
 
 
И к вечеру после тяжелой работы
Валюсь я в постель до утра,
Закрою глаза, а меня уже кто-то
«Вставай! – окликает, – Пора!»
 
 
Устала я, ноет тело мое,
Пропала я, плохо дело мое!
 

СОЛОВЕЙЧИК МАЛЕНЬКИЙ

 
Соловейчик маленький,///
Голосочек тоненький.
Вот и я чуть свет всегда встаю,
Только, жалко, песен не пою.
 
 
Сирота, что здесь я делать буду?
Где ни есть я, гонят отовсюду,
Я пойду по кладбищу блуждать,
Там покоятся отец и мать.
 
 
Но знакомых лиц я не приметил,
Ни отца, ни мамы не заметил.
А заметил ивушку зеленую,
Над могилой матушки склоненную.
 
 
Ивушка, склонись еще немного,
Размягчи ты землю, ради бога,
Чтобы мама из могилы встала,
Путь-дорогу сыну указала.
 
 
«Ой, сыночек, я сама готова
Встать, чтобы сказать тебе хоть слово,
Но беда: лежит тяжелый камень
Над моими белыми костями.»
 
 
«Что нам делать, мой побег-росточек,
Мой цветочек, сладкий мой сыночек,
В мире горя и беды довольно,
Все, что сыну горько, маме больно!»
 

В КРАЮ ГЛУХОМ ЗАТЕРЯНО

 
В краю глухом затеряно
На голой высоте
Молоденькое дерево,
Подобно сироте.
 
 
И солнце опаляет
Макушку с высоты,
И дождичек стекает,
Как слезы сироты.
 
 
Кто защитит несчастное
Ненастною порой?
Судьба его злосчастная
Сходна с моей судьбой.
 
 
У сироты ни спутника,
Ни брата нет с сестрой,
Иного нет заступника
От мачехи лихой.
 
 
Легко ей в дни осенние
Босым гонять меня,
Не ей пришлось в мучениях
На свет рожать меня.
 
 
Беда неодолимая
Витает надо мной:
В могиле мать родимая,
В тюрьме отец родной.
 

СЛУЖБУ СЛУЖИМ В ЦАРСКОЙ РАТИ
РЕКРУТСКИЕ И СОЛДАТСКИЕ ПЕСНИ

* * *

 
Залиты слезами улицы в местечке,
Столько слез, что можно плавать словно в речке.
Забирают мальчиков – чье на нас проклятье? —
Берут без сочувствия, берут без понятья.
 
 
Мальчиков из школы вырывают силой,
В сапоги, в шинели обряжают силой.
Головой кивают старосты общины.
Нас не защищают мудрые раввины.
 
 
Богатей Раковер семь сынков имеет,
Все они здоровы, каждый сын – жиреет,
А у бедной Леи единственного сына
В списки те проклятые занесла община.
 
 
Бедняков в солдаты – нечем откупиться.
Бедняков в солдаты – не важные птицы.
Что же получается? Не годны в солдаты
Бугаи здоровые, чьи отцы богаты.
 

* * *

 
Я в доме соседа хотел схорониться,
Сказал мне хозяин: «Здесь быть не годится!»
 
 
Сказал мне хозяин, что сам он боится,
Сказал, что надежней всего – откупиться.
 
 
Но чтоб от солдатчины мне откупиться,
Должно хоть немного деньжонок водиться.
 
 
Когда ж откупиться никак невозможно,
Так в погребе спрячусь, местечко надежно.
 
 
И вот я спустился в тот погреб холодный,
Сижу я, дрожу, одинокий, голодный.
 
 
Проходят три ночи, проходят три дня,
Нет мочи, хозяин забыл про меня.
 
 
Забыли меня в этой смрадной темнице,
Никто не дает ни поесть, ни напиться.
 
 
Когда я зачахну, о господи боже,
Никто не узнает, никто не поможет.
 
 
Пусть будет что будет, спасения нет.
Из ямы холодной я вылез на свет.
 
 
«Почтенный хозяин, хозяюшка Роха,///
Вы что же, не знали, как было мне плохо?»
 
 
«Вы что же, совсем про меня позабыли,
Еды и воды мне три дня не носили?»
 
 
Увидела Роха, что стало со мною,
И хлеба достала, и кружку с водою.
 
 
Умыться иду перед скудной едою,
А мнится мне, будто приходят за мною.
 
 
Чтоб вытереть руки, тряпицу мне дали,
А мнится: мне руки цепями сковали.
 
 
К столу подошел я и начал молиться.
Да в двери, почудилось, кто-то стучится.
 
 
Поел и опять помолился я богу,
Да впрямь хапуны подступили к порогу.
 
 
«Я знаю, не в гости пришли вы, евреи, ///
Пришли вы за жизнью несчастной моею.»
 
 
«Что делать, мне нечем от вас откупиться.
И нету защиты, и некуда скрыться».
 
 
Худую мою одежонку сорвали,
Мне руки и ноги цепями сковали.
 
 
Как зверя, в телегу меня погрузили,
Под стражею в город меня проводили.
 
 
Несчастная мать побежала в общину,
Да только слезами поможет ли сыну?
 
 
Сказала старуха: «О господи боже,///
Единственный сын мой, кормилец, надежа!»
 
 
«Единственный сын мой, а в список проклятый
Его записали, как будто он пятый».
 
 
Угрюмо община трясла бородами:///
«Старуха, ты сына спасешь ли слезами!»
 
 
«Ты лучше молчи, не кричи ты покуда,
– Ты глупою речью не сделала б худа!»
 

ЛЕСТНИЦУ ПРИСТАВЛЮ К ЧЕРНОЙ ТУЧЕ

 
– Лестницу приставлю к черной туче,
Доберусь до бога самого
И скажу: «Любимого не мучай,
От солдатчины спаси его!»
 
 
– Лестницы не ставь ты к черной туче,
Господу не надо досаждать,
Ты сама подумай: разве лучше
Лезть на небо, чем солдата ждать!
 
 
– Милый, будет все, как пожелаешь,
Буду ждать и год я, и другой.
Но ты сам себе не представляешь,
Как несладко быть всю жизнь одной!
 

НЕТУ МНЕ СОЧУВСТВИЯ

 
Нету мне сочувствия, утешенья нет,
В воинском присутствии ждут тебя чуть свет.
Лучше пусть случится меньшее из зол,
Чтобы хоть по хворости ты не подошел!
 
 
Милый мой расстанется с молодой со мной,
И вдовой останусь я, не побыв женой.
То, что нам назначено, видно, не к добру.
Потому заплачу я завтра поутру.
 
 
С вами не случится пусть горя, что со мной,
Быть мне не девицею, не мужней женой.
Ты уходишь, милый мой, а придешь когда,
Буду ли красива я, буду ль молода?
 
 
Нету мне сочувствия, утешенья нет,
В воинском присутствии ждут тебя чуть свет.
Что мои моления, плакала я зря,
Нету мне спасения от батюшки-царя.
 

* * *

 
Наверху комиссия,
Нас ведут туда,
Дружно головами
Кивают господа.
 
 
В комнату приводят,
Ставят у стола.
«Ну ка раздевайся,
Парень, догола!»
 
 
Ой, мне горе, ой, беда,
Нет дороги никуда.
Стану я солдатом,
Мне спасенья нет,
В том я виноватый,
Что мне двадцать лет.
 
 
Мерят грудь и плечи
Всем парням подряд.
Откупиться нечем,
«Годен», – говорят.
 
 
В комнату другую
Вводят в тот же день.
«Вот штаны солдатские, —
Говорят, – надень!»
 
 
Ой, нам горе, ой, беда,
Нет дороги никуда.
Будем мы солдатами,
Нам спасенья нет.
В том мы виноватые,
Что нам по двадцать лет.
 

* * *

 
Ой, в присутствии топят печи,
Дым идет из высоких труб.
Ой, себя мне утешить нечем,
Потому что солдат мне люб.
 
 
Над присутствием все в тумане,
Горько катятся слезы из глаз.
Бьют часы моих тяжких страданий,
Что ни миг – то двенадцать раз.
 
 
Бьют и в доме часы двенадцать,
Спать пора в этот час ночной,
А глаза мои все слезятся,
Все мой рекрут передо мной.
 
 
Плачьте, птички, со мною вместе,
Не унять нам его тоску.
Все ж с какой-нибудь доброй вестью
К моему летите дружку.
 
 
Птички, птички, сделайте милость,
Полетите, дождавшись дня.
С той поры, как в него влюбилась,
Отвернулись все от меня.
 
 
Дождь идет и пройдет когда-то,
Может, высохнет в лужах вода.
Что же я полюбила солдата,
Погубила себя навсегда.
 

БАШМАКИ БЕЗ КАБЛУКОВ

 
Башмаки без каблуков
В моде, как когда-то,
Нынче в моде – женихов
Забирать в солдаты.
 
 
Забирают молодых,
Статных да пригожих,
Утешал меня жених, —
Дескать, бог поможет.
 
 
Бог помог, и милый мой
В дом свой воротился.
Но ко мне он ни ногой.
Может, ходит он к другой,
Может, загордился.
 

ПОГОДА СОВСЕМ ПЛОХА

 
Погода совсем плоха.
Гуляешь – и то не в охоту,
Служить моего жениха
Послали в девятую роту.
 
 
Пришел он, мой дорогой.
Там стали кричать, ругаться,
Он заскучал, и домой
Ему захотелось податься.
 
 
Вернулся мой дорогой,
Теперь ему прятаться нужно,
Теперь у меня он трефной,
Сбежал он от царской службы.
 
 
Все вроде сходило с рук,
Но как-то его, беднягу,
Выследил Полещук:
Показывай, мол, бумагу!
 
 
Нахмурился мой дорогой:
«Теперь пропаду я безвинно,
Ведь нету бумаги другой,
Кроме рубля с полтиной».
 
 
Бумагу взял Полещук
И, в шапку деньги ховая,
«Сиди, – сказал Полещук, —
А я тебя знать не знаю!»
 
 
Терплю я немало мук,
Спасая его, бедолагу.
Повадился к нам Полещук
Ходить, проверять бумагу.
 

* * *

 
И вам придется несладко сейчас,
Хоть ваши отцы богаты,
Теперь уже скоро потянут и вас,
И вы попадете в солдаты[1]1
  Эта песня сложена после реформы 1874 года о всеобщей воинской повинности, которая вселяла тщетные надежды на то, что будут устранены злоупотребления глав общин, назначавших юношей в рекруты, Такое положение давало возможность откупаться от рекрутчины или нанимать бедняков, чтобы те шли в солдаты вместо сынков богачей.


[Закрыть].
 
 
Пускай твой отец хоть богач, хоть купец,
Теперь без почтенья былого
Тебе придется несолоных щец
Хлебнуть из котла полкового.
 
 
Охотников лямку тянуть за вас
Теперь уже не найдется,
И плача слушать дурацкий приказ
Вам уж самим придется.
 
 
В домах богачей, как в дому бедняка,
Кто-то заплачет тоскливо.
Богач бедняка, как свояк свояка,
Поймет хоть во время призыва.
 
 
Не плакали вы о своих сыновьях.
Вы, богачи, откупались,
И в дни, когда плакали в наших домах,
В ваших домах смеялись.
 
 
Когда мы наших любимых сынков
Из дому провожали,
Когда их вели, как на бойню быков,
Вы этого не замечали.
 
 
Бог вас хранит от тюрьмы и сумы,
Но, хоть единое, все же
Горе, которое знали лишь мы,
И вам достанется тоже.
 
 
Сынки ваши сладкое вспомнят житье,
Когда без былого почтенья
Фельдфебель разбудит их криком «В ружье!»
И поведет на ученье.
 
 
Бог упаси, не стращаю я вас,
Но будьте немного потише.
Сами читайте – вот он, указ,
По милости царской вышел.
 
 
Не то что я радуюсь вашей беде,
Я вам не желаю несчастья.
Но общее горе всегда и везде
Людей утешает отчасти.
 

* * *

 
Старикам скажите, чтоб не ждали,
Что в казенном доме их сынков
С тощими невестами венчали.
Не спросив согласья женихов.
 
 
Нас в казарме окрутили ловко
С помощью казенного писца,
И жена по имени Винтовка
Путь со мной разделит до конца.
 
 
Я смирился со своей судьбою,
Делать нечего – что есть, то есть.
После свадьбы с молодой женою
Повезут меня куда, бог весть.
 

* * *

 
– Что вы делаете, братья?
Что вы делаете, братья?
– Службу служим в царской рати,
Службу служим в царской рати!
Наша кровь – царю водица,
А куда это годится?
 
 
– Трудно ли служить в пехоте,
Где, солдаты, вы живете?
– Мы живем в казарме, братья,
В каменной казарме, братья!
Здесь со стен течет водица,
Жизнь такая не годится.
 
 
– Ночью где вы спите, братья?
Вы на чем лежите, братья?
– На неструганых полатях!
На неструганых полатях!
Ни раздеться, ни укрыться.
Разве этак спать годится?
 
 
– Ну, а если в брюхе пусто?
Ну, а если в брюхе пусто?
– Хлеб едим да щи с капустой,
Черный хлеб да щи с капустой,
Хлеб да щи – одна водица!
Это, братья, не годится!
 
 
– Как несете службу, братья,
Как несете службу, братья?
– Офицеру – чистим платье,
Чистим сапоги и платье,
Чистим мы, а он бранится,
Эта жизнь куда годится?
 

ГОД ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ

 
Год четырнадцатый, год проклятый,
Год четырнадцатый, год проклятый,
Запасных нас всех берут в солдаты, ой!
 
 
Мы пехота, мы идем в болота,
Мы пехота, мы идем в болота,
Рвется все кругом, а жить охота, ой!
 
 
Все гудит, гремит, а жить охота.
Все гудит, гремит, а жить охота.
Рядом справа умирает кто-то, ой!
 
 
Примет он последние мученья,
Примет он последнее мученье
И останется без погребенья, ой!
 
 
Из груди солдата кровь сочится.
Он лежит, из сердца кровь сочится.
Птица на лицо ему садится, ой!
 
 
Птица, птица, ты лети за горы,
Птица, птица, ты лети за горы.
Передай, что я вернусь не скоро, ой!
 
 
Птица, птица, прочь лети отсюда,
Птица, птица, прочь лети отсюда,
Матери скажи: я жив покуда, ой!
 
 
Ты не говори ей, что со мною.
Ты не говори ей, что со мною,
Ей бездетной быть, жене вдовою, ой!
 
 
Ты не говори, она заплачет.
Ты не говори, она заплачет.
Пусть соседи, как хотят, судачат, ой!
 
 
Говорят, увижусь я с женою
И увижусь с матерью родною,
Если камень потечет рекою, ой!
 
 
Вот уже течет поток кровавый,
Смешан камень и песок кровавый.
Но не возвращаюсь я со славой, ой!
 
 
Я без савана и без молитвы,
Я без савана и без молитвы
Буду гнить в земле на поле битвы, ой!
 
 
Не оплакан матерью родною.
Не оплакан молодой женою.
Пусть хоть ветер плачет надо мною, ой!
 

* * *

 
Как живу я, мама? Понемногу.
Вот я и письмо пишу домой.
Отняли мне руку, слава богу,
Я теперь почти совсем слепой.
 
 
Плачет милосердная сестрица,
И качает лекарь головой.
Что-то мне не спится, не лежится,
Что-то плачу я, едва живой.
 
 
Передать прошу такое слово
Я невесте дорогой моей:
Пусть меня забудет и другого
Жениха найдет, поздоровей.
 

ПОЙДЕМ, КРАСАВИЦА!
ПЕСНИ ЛЮБВИ

* * *

 
– Милая и славная,
Хилая ты, слабая,
Ты себя погубишь, коль пойдешь со мной.
Что ты делать будешь в стороне чужой?
 
 
– Допоздна не спать я буду.
На людей стирать я буду,
Мне бы только быть с тобою,
Мне бы рядом жить с тобою!
 
 
– Милая и славная,
Хилая ты, слабая,
Ты себя погубишь, коль пойдешь со мной.
Где стирать ты будешь в стороне чужой?
 
 
– Воду пусть таскать придется
Из реки или колодца.
Мне бы только быть с тобою,
Мне бы рядом жить с тобою!
 
 
– Милая и славная,
Хилая ты, слабая.
Ты себя погубишь, негде будет жить.
Да и где бельишко будешь ты сушить?
 
 
– Хоть последнюю обновку
Я продам, куплю веревку.
Мне бы только быть с тобою.
Мне бы рядом жить с тобою.
 
 
– Милая и славная,
Хилая ты, слабая,
Ты себя погубишь, коль пойдешь со мной.
Чем кормиться будешь в стороне чужой?
 
 
– Буду есть и пить не вволю,
Черствый хлеб посыплю солью,
Мне бы только быть с тобою,
Мне бы рядом жить с тобою!
 
 
– Милая и славная,
Хилая ты, слабая,
Ты себя погубишь, коль пойдешь со мной.
Спать на чем ты будешь в стороне чужой?
 
 
– Я согласна спать не в доме,
В поле, на гнилой соломе,
Мне бы только быть с тобою,
Мне бы рядом жить с тобою!
 
 
– Милая и славная.
Хилая ты, слабая,
Чем лицо умоешь, коль пойдешь со мной?
Чем себя укроешь в стороне чужой?
 
 
– Горькой я слезой умоюсь,
Божьего росой накроюсь,
Мне бы только быть с тобою,
Мне бы рядом жить с тобою!
 

ФАРТУК

 
Пшеницы в полях уродилось немало,
А Ривка свой фартук уже потеряла,
А Янкель нашел этот фартук в пшенице,
Они потому и должны пожениться.
 
 
Сидит перед зеркалом статная Рива
И косы свои заплетает,
К ней Янкель подходит, ей сзади шутливо
Руками глаза закрывает.
 
 
Не только соседям, но всем уж известно,
Что свадьба их не за горами.
Что Янкель и Ривка – жених и невеста,
Они не скрывают и сами.
 
 
Родня приготовит закуски немало,
Польются наливка и водка.
Ведь Ривка свой фартук уже потеряла,
А Янкелю фартук – находка.
 
 
По что ж это, Янкель гуляет с другой
И к Ривке несчастной теперь ни ногой.
Ой, Янкелю к Ривке ходить не пристало,
Ведь Ривка свой фартук уже потеряла.
 
 
Так что же ей делать, о господи боже,
Ведь Ривка еще молода и пригожа!
Ей выпало горе с девических лет —
За бедною Ривкой приданого нет.
И где же она новый фартук возьмет,
И где потеряет, и кто подберет?
 

ДВЕРЬ ОТКРОЙ МНЕ, БРЕЙНДЕЛЕ!

 
– Кто это стучится в дверь?
– Это я – твой Береле!
– Что ты, милый, ночь теперь!
– Дверь открой мне, Брейнделе!
 
 
– Спит отец мой, бог с тобой.
Не одна я, Береле!
– Ты не бойся, дверь открой,
Дорогая Брейнделе!
 
 
– Не могу, проснется мать,
Я ведь знаю, Береле!
– Я всего минут на пять,
Дорогая Брейнделе!
 
 
– Брат со сна бывает злым,
Бойся мести, Береле!
– Отвори – и посидим
Честь по чести, Брейнделе!
 
 
– Что ты, я сестры боюсь,
Не открою, Береле!
– Я неслышно проберусь
За тобою, Брейнделе!
 

Я ГОВОРИЛА

 
Я говорила тому, кто мне мил,
Чтобы с другою гулять не ходил.
Если уж ходит, пусть ходит с одной,
Если со мною, так только со мной.
 
 
Где эта улочка, где этот дом,
Где этот мальчик, что был мне знаком?
Нету той улочки, дома того,
Мальчика нету и нет никого.
 
 
Бедные девочки, в чем наше зло?
Взгляд да улыбка, а там и пошло.
Хоть мы умны, но, по малости лет.
Милый поманит – и разума нет.
 

РАЗМЕНЯЙТЕ ЧЕТВЕРТНУЮ

 
Разбейте четвертную мне
И дайте медяками,
Я музыкантам заплачу,
Я слушать музыку хочу
И топать каблуками.
 
 
Возьмите четвертной билет
И дайте мне рублями,
Я музыкантам заплачу,
Я слушать музыку хочу,
Что б ни случилось с нами!
 
 
Разбейте четвертную мне,
На трешки разменяйте,
Я слушать музыку хочу,
Я музыкантам заплачу.
Усерднее играйте!
 
 
Возьмите четвертной билет,
А мне пятерки дайте,
Я слушать музыку хочу,
Я музыкантам заплачу,
Играйте, не смолкайте!
 
 
Разбейте четвертной билет.
Пожертвую десяткой,
Я музыкантам заплачу,
Я слушать музыку хочу
И слезы лить украдкой.
 
 
Разбейте четвертной билет
На звонкие десятки.
Я жениха завлечь хочу.
Я музыкантам заплачу,
И будет все в порядке.
 

ДВОЙРЕЛЕ И ВЕЛВЕЛЕ

 
Вот что в Белостоке приключилось.
Выслушайте, люди, право слово.
Очень сильно Двойреле влюбилась
В Велвеле – красавца молодого.
 
 
– Ты меня возьмешь ли в жены, Велвеле?
Если не возьмешь – так я пропала!
– Как же взять могу тебя я, Двойреле,
Если ты себя не соблюдала!
 
 
– Ты меня возьмешь ли в жены, Велвеле?
Если не возьмешь – так отравлюсь я!
– Бог с тобою, дорогая Двойреле,
Как на дочке бедняка женюсь я?
 
 
В полночь привезли ее в больницу,
Что теперь, о боже, будет с нею?
Перед окнами народ толпится,
Смотрят, как лицо ее чернеет.
 
 
Утром прибежал в больницу Велвеле,
Посмотрел и понял – плохо дело.
– Ты скажи мне, дорогая Двойреле,
Отчего лицом ты почернела?
 
 
Из больницы вышел бледный Велвеле.
Друга повстречать ему случилось.
– Что это с тобою, бедный Велвеле,
Что ты плачешь так, скажи на милость?
 
 
– Как не плакать, – отвечает Велвеле, —
Умирает милая в больнице,
Скажут люди, что убил и Двойреле.
Если с Двойреле беда случится!
 
 
В нашей речке утопился Велвеле,
Плавает теперь он там, где рыбы,
И все время плачет: «Где ты, Двойреле,
Быть с тобой мы счастливы могли бы!»
 

ПОЙДЕМ, КРАСАВИЦА!

 
– Пойдем, красавица, скорей,
В саду поспели груши!
– Нет, я боюсь чужих парней,
Ты честь мою порушишь!
 
 
– Пойдем, красавица, пойдем,
Там яблоки в садочке!
– Негоже с парнем быть вдвоем
Мне, маменькиной дочке!
 
 
– Бежим скорей на огород,
Там красная морковка!
– Нет, парень, дело не пойдет,
Хоть говоришь ты ловко!
 

ВЕТЕР НАД МОРЕМ

 
Ой, ветер веет над морем.
Над морем,
А волн не видно,
В тебя влюбилась на горе,
Признаться стыдно.
 
 
Ты, милый, кораблик строил,
Строил
Кораблик нескладно,
Ты был любви недостоин.
Вот что досадно!
 
 
Разбойник нож свой железный
Вонзает
В спины людей.
Ты резал меня, не дорезал.
Разбойник и тот добрей!
 
 
Ой, ветер веет над морем,
Над морем,
А волн не видно.
В тебя влюбилась на горе,
Признаться стыдно.
 

* * *

 
Я вышла на крылечко,
Чтоб стало веселей.
Я вышла на крылечко,
Чтоб стало веселей.
Вдруг прилетела птичка
И села меж ветвей,
И мне кивнула птичка
Головкою своей.
 
 
Взлетела ловко птичка,
Кивнула на крыльцо,
Своей головкой птичка
Кивнула на крыльцо.
И мне плутовка птичка
Метнула письмецо.
 
 
Я до последней строчки
Письмо прочла к слезах.
Я до последней строчки
Письмо прочла в слезах.
Прочла письмо до точки —
Мой миленький зачах.
 
 
Подруги, ведь бывало,
Несчастье жгло и вас.
Бывало, слез немало
Текло из ваших глаз.
О том, что мне послала
Судьба в недобрый час.
О том, что я узнала,
Поплачьте и сейчас.
 

ГОДЫ ПРОХОДЯТ, ГОДЫ УХОДЯТ

 
Годы проходят, годы уходят,
Сходит и наша любовь на нет.
В первый раз за многие годы
Ты уезжаешь завтра чуть свет.
 
 
Если решил уезжать, так прощайся,
Скитайся, иди не зная куда,
Ты возвращайся иль не возвращайся.
Только меня не забудь никогда!
 
 
Если ж, по свету кочуя где-то,
Забудешь меня, другую найдешь.
Судьба покарает тебя за это.
Она не прощает измену и ложь.
 

БЫВАЛО, ХОДИЛИ МЫ…

 
Бывало, ходили мы целыми днями,
И молнии небо метали над нами.
Кого-то на счастье они миновали,
А мне эти молнии в сердце попали.
 
 
Ой, мамочка, мама, была ты права,
Были твои золотыми слова.
Доченька, дочка твоя непослушная,
Плачу теперь, никому я не нужная.
 
 
Мне подарил он кольцо золотое.
Одно говорил он – думал другое.
То, что по глупости днем мне казалось,
Темною ночью потом оказалось.
 
 
Милый надел, чтобы стала добрее,
Белое мне ожерелье на шею.
Но оказалось, когда рассвело,
Черным все то, что казалось бело.
 
 
Мамочка, с телом прощается дух,
Доктора мне приведи или двух.
Но от болезней все их лекарства,
Не от любви и не от коварства.
 

* * *

 
Мне слушать бы, что мама говорила.
Вовек бы я с тобою не ходила,
А я не слушала, тебя любила
И жизнь свою несчастную сгубила.
 
 
Ту пятницу я помню, как сейчас,
Когда мы повстречались в первый раз.
Зачем трубишь ты городу всему:
«Гулять – гуляю, в жены не возьму!»
 
 
Больная пролежала я в постели.
Пришел ли ты хоть раз за три недели?
Меня в свободный час ты навестил ли?
Что у меня болит, хоть раз спросил ли?
 
 
Как будто бондарь бочку обручами,
Беда сжимает сердце мне ночами.
Ужель была во всем моя вина
И никому я верить не должна?
 

ЧАСЫ ПРОБИЛИ ЧАС

 
Часы пробили раз.
Часы пробили час.
От горя мне теперь спастись едва ли.
Спокойной ночи вам,
Спокойной ночи вам,
И дай бог вам вовек не знать моей печали.
 
 
Часы пробили два,
И я едва жива,
Ой, горе мне, ой, горе, я пропала!
Спокойной ночи вам,
Спокойной ночи вам,
Дай бог вам не узнать того, что я узнала.
 
 
Часы пробили три,
Недолго до зари,
Ой, горе, горе мне, зачем я полюбила?
Спокойной ночи вам,
Спокойной ночи вам,
Ведь это же не вы, а я себя сгубила.
 
 
Часы четыре бьют,
Людской и божий суд
Не страшен мне теперь, и я прощаюсь с вами.
Спокойной ночи вам,
Спокойной ночи вам,
Мне скоро на столе лежать к дверям ногами.
 

БЫЛИ Б КРЫЛЬЯ У МЕНЯ

 
Были б крылья у меня,
Я б к тебе помчалась.
Цепь была бы у меня,
К тебе приковалась.
 
 
Тополь, тополь за рекой,
За рекой маячит,
За рекой мой дорогой
Вдаль глядит и плачет.
 
 
Что нам плакать, все равно
Горю не поможем.
Если все черным-черно.
Что мы сделать можем?
 

НАМИЛОВАЛИСЬ, НАЦЕЛОВАЛИСЬ

 
Намиловались, нацеловались,
Пока по улице шли на вокзал.
А расстались, вагоны умчались,
И сгинул милый, будто пропал.
 
 
В озере, мама, плавают утки,
Нырнут и выплывут снова на свет,
Милый приехал бы хоть на сутки
Или хотя бы прислал мне привет.
 
 
Где-то в овраге ходят медведи,
Как ты хочешь, так и живи,
Если милый мой не приедет,
Значит, нет на свете любви.
 

ВСЕХ ТЫ КРАШЕ И СТРОЙНЕЙ

 
Всех ты краше и стройней,
Ждать тебя я буду,
Обними меня скорей.
Мы одни покуда!
 
 
По воде ты поплывешь —
Выплывешь, сумеешь,
И в огонь ты попадешь —
Тоже уцелеешь.
 
 
Если ж в дальней стороне
Встретишься с другой,
Может, будешь верен мне,
Только мне одной.
 

Я САМА НЕ ЗНАЮ

 
Я стала бледной и больной,
Хожу я как шальная,
Все спрашивают, что со мной,
А я сама не знаю.
 
 
Чтоб милого спасти от зла,
Куда пойти должна я?
Все сделала бы, что могла,
Что делать, я не знаю.
 
 
Я не такая, как была,
Теперь совсем иная,
Что надо, все бы отдала,
Но что отдать – не знаю.
 
 
Передо мною свет дневной
Померк, и я стенаю.
Пусть милый знает, что со мной,
А я сама не знаю.
 

* * *

 
Он с прутиком в руке сюда
Приводит мне на горе,
Потом с другою – вот беда!
Идет, меня позоря.
 
 
Ко мне приходит он порой,
Подарками смущает,
А от меня идет к другой —
На танцы приглашает.
 
 
Приходит он ко мне сюда,
И речь как речка льется,
Потом идет бог весть куда
И надо мной смеется.
 
 
О прежней суженой своей
Он сплетни мне приносит,
А пред соперницей моей
Потом меня поносит.
 
 
Ходи, люби, любовь не грех,
Дай бог тебе здоровья.
Но лишь кого-то, а не всех
Дари своей любовью.
 
 
Люби одну, ходи с одной,
Я тоже молодая.
И если ходишь ты со мной,
Зачем тебе другая?
 

* * *

 
Гулять мы, бывало, с тобою ходили.
И ты меня за руку брал,
Ты за руку брал, целовал меня, милый.
Слезами меня обливал.
 
 
Так что же теперь ты, мой милый, мой сладкий,
Со много ходить перестал?
Иль, может быть, кто-то чего-то украдкой
Тебе про меня нашептал?
 
 
На Малой Базарной гадалка сказала,
Когда мою руку взяла:
«Того не вернешь ты, кого потеряла,
Кого удержать не смогла!»
 

* * *

 
Господи, любовь мне сердце жжет,
Нет ни на минуту мне покоя,
Может статься, тот меня поймет,
Кто когда-то сам узнал такое.
 
 
Жизнь свою кляну я с юных лет,
Кто укажет: что мне делать, бедной?
Лучше б я не родилась на свет,
Чем любить любовью безответной.
 
 
Ну а ты получишь все сполна
За мои страданья; если даже
Бог тебя при жизни не накажет,
То потом накажет сатана.
 

* * *

 
На улице туман и мгла,
А в доме разве лучше?
Вся молодость моя была
Чернее черной тучи.
 
 
И день, когда я родилась,
Сплошная мгла застлала,
Но все же раз блеснул алмаз,
И тот я потеряла.
 
 
И хоть алмаз бесценный мой
За дальними горами,
Он все ж норой во мгле ночной
Сверкает пред глазами.
 
 
На улице сплошная мгла,
Все в тучах, – эка жалость! —
Его любовь ко мне – прошла,
Моя к нему – осталась.
 
 
Пусть жизнь не будет хороша
У тех, что ухмылялись,
Когда, как тело и душа,
Мы с милым разлучались.
 
 
Я плакала, ждала его,
К земле, как ветка, гнулась.
Любила я и оттого
Так просто обманулась.
 
 
В кульке печенье и миндаль
Он приносил, бывало,
Была любовь, пришла печаль,
Ой, если бы я знала!
 

* * *

 
В день проклятый мать меня рожала,
Не было б вовек такого дня,
Лучше в детстве мать бы потеряла,
Чтобы не найти потом меня.
 
 
Жжет меня любовь, она, как пламя,
Разгорелась в сердце у меня,
И моими горькими слезами
Не залить мне этого огня.
 
 
Броситься бы девочкой мне в воду
Или от рожденья быть слепой,
Чтоб моим глазам не видеть сроду,
Как идет с другою милый мой.
 
 
– Милая, люби меня, как брата,
И любовь, и горе – все пройдет.
Вышло так, невесту я просватал,
Кто-то, может, и тебя возьмет.
 
 
– Пусть меня засватает могила,
Потому что жить я не хочу.
В день веселья твоего, мой милый,
Помолившись, дух я испущу.
 
 
Милый мой, дай бог тебе удачи,
Позабудь меня и не грусти.
Но за мной в день погребенья, плача,
Ты пройди хотя бы полпути.
 

ТРУДНО ЛЬ ЗЕМЛЮ БОРОНИТЬ?

 
Трудно ль землю боронить,
Сеять трудно ли пшеницу?
Трудно ль дуру соблазнить,
Обещать, да не жениться?
 
 
Видно, дурой я была.
Слушала тебя с охотой,
С твердого пути сошла,
Угодила я в болото.
 
 
Чем в болоте пропадать,
Ждать и слезы лить в печали,
Я пойду тебя искать,
Да найду тебя едва ли.
 
 
Я в далекий путь пущусь,
А пути не одолею,
Так в колодце утоплюсь.
Камень привяжу на шею.
 
 
На цепочке золотой
Я часы тебе купила,
Вынимая их порой,
Вспомнишь ли меня, мой милый?
 
 
Не расстанься мы с тобой,
Все бы вышло по-иному…
А разлучник наш с сумой
Ходит пусть от дома к дому.
 

* * *

 
Бумага бела, да не белы чернила.
Сама ты мила, да житье мне постыло,
Не мне тебя сватать, не мне тебя брать,
Желанные губы не мне целовать.
 
 
На свадьбу чужую гляжу я в окно,
Красива невеста, красавиц полно.
Красивы девицы на свадьбе чужой,
И все ж ни одна не сравнится с тобой.
 
 
Горят твои щеки, и голос хорош,
А что на душе, то не сразу поймешь.
Горит мое сердце нещадным огнем,
А теплится ль что-нибудь в сердце твоем?
 
 
О господи боже, меня не суди,
За то, что люблю я, карать погоди.
Я – тополь зеленый, не дай мне упасть,
Не дай мне засохнуть, не дай мне опасть.
 
 
Ты, господи, счастье не равно даешь,
Кому на червонец, кому ни на грош.
А мне бы лачугу с травою и садом,
Да хлеба с водою, да милую рядом.
 

ЛЮБИЛ Я ДЕВУШКУ

 
Любил я девушку, любил, любил,
Любил я девушку, за ней ходил.
 
 
Судьба назначила нам испытанье:
Уехал, помахал ей па прощанье.
 
 
Что же я сделал, ведь она, бедняжка,
Со мной в разлуке заболела тяжко.
 
 
Я в городе далеком нынче летом
Письмо но почте получил об этом.
 
 
Я сам не свой помчался в край родимый,
Едва живой пришел к своей любимой.
 
 
Она мне прошептала: «Здравствуй, милый,
Надежды мало, ждет меня могила!..»
 
 
Я стал кричать: «Скорей гасите свечи.
Уже дышать моей любимой нечем!»
 
 
И тихо тронул лоб ее горячий,
А сам без сил стою и горько плачу.
 
 
Я ничего не помнил в час прощанья,
Лишь помню, что не смог сдержать рыданья.
 
 
И над холмом, над свежею могилой
«Мы скоро встретимся», – сказал я милой.
 
 
Без милой и двух дней я не прожил,
Я сил лишился, дух я испустил.
 
 
И люди даже верить не хотели:
«Подумать, оба на одной неделе!»
 
 
Чернеют рядом свежие холмы,
Скорбеть не надо: неразлучны мы.
 
 
Ведь над холмами нашими, над нами
Два дерева растут, сплетясь ветвями.
 

* * *

 
С тех пор как я влюбился.
Совсем лишился сна,
Покоя я лишился,
А в чем я провинился,
Тяжка ль моя вина?
 
 
Мне предлагают сваты
Красавиц молодых,
Богатых, небогатых,
Но мне нужна одна ты.
Не надо мне других.
 
 
А если ты откажешь,
Мне злое слово скажешь,
Умру я молодой,
Но как смогу в бессилье
Лежать в сырой могиле.
Когда с тобой другой?
 
 
Пусть бог меня накажет
Любой иной бедой,
Тюрьмой или даже
Болезнью иль сумой.
Пусть только не накажет
Разлукой с тобой.
 

В МОЛОДОМ ЛЕСОЧКЕ

 
В молодом лесочке
Деревца, кусточки —
Все весной цветет.
Молодой портняжка,
Мучусь я, бедняжка,
Боль мне сердце жжет.
 
 
В молодом лесочке
На ветвях листочки,
Птичка меж ветвей.
А меня украдкой
Тянет к сладкой, сладкой
Дорогой моей.
 
 
Молодой портняжка.
Как живу я тяжко.
Свет померк дневной.
У соседки Иты
Двери в дом закрыты
Только предо мной.
 

ДОЖДИ ИДУТ УНЫЛЫЕ

 
Дожди идут унылые,
На улице – тоска.
Сладка была мне милая,
Любовь была горька.
 
 
Была любовь с горчинкою,
А все-таки была,
Любовь была с кислинкою,
Но и она прошла.
 
 
Прошла любовь украдкою.
Я упустил свой час.
Была любовь не сладкою,
А слаще ль мне сейчас?
 
 
Я к милой возвратился бы,
Да нет дороги к ней,
Я, может, повинился бы,
Беда – стыжусь людей.
 
 
Не знали мы заранее,
Что впереди нас ждет.
Печально расставание,
Как смерть, что к нам идет.
 
 
Прощай, моя сердечная,
Дорога далека,
Любовь бывает вечная,
А наша – коротка!
 

* * *

 
К речке я с ведром бегу,
Чтоб зачерпнуть водицы,
Там стоит на берегу
Красивая девица.
 
 
– Можешь зверя ты поймать, —
Мне говорит девица,—
Научить его читать
Иль листать страницы?
 
 
– Можно зверя научить,
Чтоб листал страницы,
А сможешь ты детей родить,
Оставшись девицей?
 
 
– Что ж, рожу, как ты велишь,
Дети будут с нами,
Если люльки смастеришь
Голыми руками.
 
 
– Семь кроваток для детей
Руками сделать можно,
Ты же семь рубах мне сшей
Без ниток и без ножниц!
 
 
– Все исполню, бог с тобой,
Стану я стараться,
Ты же лестницу построй,
Чтоб до небес добраться!
 
 
– Можно лестницу возвесть,
В небеса взойдешь ты,
Если звезды все, что есть,
На пальцах перечтешь ты.
 
 
– Звезды в небе мы сочтем, —
Говорит девица, —
Чтобы нам с тобой потом
Взять да пожениться!
 

* * *

 
– Эй, красавица, эй, молодайка,
Вот тебе загадка – отгадай-ка!
Ты скажи, что выше крыши,
Кто, скажи, проворней мыши?
 
 
– Глуп ты, парень, был бы чуть умнее,
Задал бы загадку потруднее.
Дым над крышей выше крыши,
Серый кот проворней мыши.
 
 
– Эй, красавица, эй, молодайка,
Вот еще загадка – отгадай-ка!
Желчь горька, а что еще горчей,
Что бездонней всех земных морей?
 
 
– Глуп ты, парень, был бы чуть умнее,
Задал бы загадку потруднее.
Желчь горька, но горше смерть родных,
Память глубже всех морей земных.
 
 
– Эй, красавица, эй. молодайка.
Вот еще загадка – отгадай-ка:
Где король, что властью не гордится?
Без песчинок где она, водица?
 
 
– Глуп ты, парень, был бы чуть умнее
Задал бы загадку потруднее.
Нечем карточному королю гордиться.
Без песчинок лишь в глазу водица.
 
 
– Эй, красавица, эй, молодайка,
Вот тебе загадка, отгадай-ка:
Что это за мельник без занятья,
Что это за нож без рукояти?
 
 
– Глуп ты, парень, был бы чуть умнее
Задал бы загадку потруднее.
Мельник-погорелец без занятья,
Ножик сломанный – без рукояти.