Текст книги "Поп и мужик"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

КАК ПОП РАБОТНИКОВ МОРИЛ

Вот в некотором царстве, в некотором государстве,

именно в том, в каком живем мы, жил

один мужик. У него было три сына – два умных,

а третий дурак. Жили очень бедно. Отец посылает

сыновой:

– Идите хоть один в работники: дома делать

нечего.

Сыновья собрались; ни тому, ни другому не

охота итти в работники; вздумали жребий кинуть

– кому итти в работники. Кинули жребий,

досталось большаку-брату итти в работники.

Большак-брат справился и отправился в путь-дорожку.

Поступил в работники к попу. Тот его почти

ничем не кормил, проморил зиму. Ушел большак.

На другой год отправился к попу средний

брат и тоже чуть с голоду не помер.

Настала очередь меньшому брату итти, Ивану-

дураку. Вот он снарядился и отправился в путь-

дорогу. Вышел —подает поп навстречу ему.

– Далеко ли, добрый человек, идешь?—спрашивает

поп.

– Иду себе места искать, – говорит.

– Ну, наймись ко мне в работники.

– Найми, – говорит.

– Сколько дашь?

– Сто рублей дам, – говорит, – за зиму.

– Ну,а сто рублей дашь, я и жить буду,—

говорит.

– Ну, станешь, дак садись в сани и поедем

со мной.

Сели в сани и поехали к попу. Приехали к

попу. Поп чаем напоил, ужином накормил.

– Ложись спать, – говорит. – Утром ехать за

сеном.

Утром поп будит с полночи работника.

– Вставай, надо ехать!

Сам чаю напился, отзавтракал, а работника не

кормит на дорогу. Работник запряг пару лошадей.

– Ну, садись, батька, поедем,—говорит.

Сели и поехали Выехали за поле.

– Батька,—говорит,—я веревки забыл. Нечем

сено завязать.

– Экой ты чудак! Еще хорошо – скоро вспомнили.

Беги, я подожду.

Иван-дурак прибежал к попадье.

– Матка, давай скорей белорыбник и бутылку

вина. Поп велел дать.

Попадья сейчас подала. Работник побеяшл.

– На веревки, батька. Теперь есть чем сено

вязать!

Верст сорок проехали. Наклали они возы, завязали.

Поехали домой – сумерилось, а еще верст

сорок ехать домой. Иван-дурак выпивает на возу

из бутылки и белорыбником закусывает. Поп и

говорит Ивану-дураку:

– Ваня, гляди. Есть дорога направо, как бы

туда лошадь не сбрела. А я дремлю.

– Ладно, батька, поезжай. Я усмотрю эту

дорогу.

Ваня идет и смотрит эту дорогу. Увидал эту

дорогу, скочил с воза и отвел лошадь в сторону

по той дороге, по которой не надо было

ехать. Проехали они по этой дороге верст пятнадцать.

Потом поп проснулся. Осмотрел место.

Видит, что в сторону едут неладно.

– Ваня, ведь мы неладно едем!

– А я, – говорит, – почем знаю, ладно или

неладно. Ведь ты впереди едешь, а я за тобой.

– Экой, Ваня. Как я наказывал, что посмотри,

дорога направо будет, а ты и заехал.

– Ишь, сам впереди, а я и заехал!

– Ну, стало быть, Ваня, делать нечего. Надо

ехать по этой дороге. Должна тут быть деревня

недалеко, нужно нам в ней ночевать.

Так поехали дальше продолжать. Приезжают

они в одну деревню. Поп посылает работника:

– Пойди, просись ночевать вот у такого-то

мужика.

Работник побежал к дверям. Видит, двери

заперты. Сейчас же вышла большуха, двери отворила.

Работник вошел и просит хозяина:

– Пусти нас с попом, пожалуйста, ночевать.

– Милости просим, – говорит, – ночуйте.

– Да, пожалуйста, я вас прошу, попа ужином

не кормите: накормите, он еще больше ошалеет.

Примолвите так, а сад ять —не садите более, а если

посадите, так не взыщите, если ошалевать будет.

– Ну, ладно.

Работник лошадей выпряг, поставил к возам.

Вошли в избу, разделись поп и работник.

– Поужинать не хотите ли, батюшка?

Пои на ответ ничего не подает, а работник

свернулся, да и за стел. Работник отужинал, как

ему надо, а попу сесть неловко: только примолвили,

а больше не садят; а есть очень хочется.

Так работник отужинал, полез на полати, и поп

за ним. Работник захрапел, а попу не спится.

Работника тычет под бока.

– Работник, ведь я есть хочу!

– Ох, мать твою, косматый леший! Садили

тебя есть, не садился. Ведь не дома, где попадья

за руки садит. Поди, я видел у болынухи горшок

каши стоит, пойди ешь.

Поп сошел с полатей, разыскал горшок в сошке.

– Работник, – говорит, – чем я кашу есть

буду? Ложки мне не найти, – говорит.

– А ты, чорт косматой, навязался. Есть ему

дал, и то спокою не дает. Засучи руки и ешь так!

Поп загнал туда руки и обжег, – а там не каша

была, а вар. Вот он и забегал с горшком опять.

– Работник, ведь мне рук не вынуть.

Работник и говорит:

– Ишь, лешего косматого навязало на меня.

Всю ночь спокоя не даешь со своей кашей.

Была месячная ночь значит.

– Вон,– говорит, – у порога точило лежит,

брякни горшком об него и вынешь руки-то.

Поп разбежался, да как хряснет об это точило.

А это лежало не точило, а хозяин лысый спал.

Поп об его лысину и ударил. Хозяин завопил,

а поп вскочил, да из избы вон: испугался.

Тогда все хозяева вскочили за огнем. Хозяин

кричит чего-то, работник кричит:

– Куда поп девался?

Не знаю, что и делалось здесь!

Хозяева за работника:

– Зачем старика убили?

А работник за хозяев:

– Куда попа дели? Давайте попа! А нет, сейчас

схожу за десятским: деревню собери! Где хотите,

давайте попа!

Потом хозяева одумались.

– Куда поп девался?

– Давайте, – говорит работник, – триста рублей,

все дело замну, а нет – к десятскому пойду.

Хозяева мялись, мялись, дали триста рублей.

– Только не сказывай, что случилось.

Так работник запряг лошадей и поехал с сеном

домой. Попа нет, значит. Проезжает деревню,

стоит поп у пелевнюшки; стоит, из угла выглядывает,

видит, что работник едет с сеном.

Поп и спрашивает:

– Аль ты, Ваня, едешь-то?

– Я,—говорит,—косматый плут. Ужо в остроге

будешь сидеть. Убил хозяина!

– Неужели его до смерти я, Ваня, убил?

– Да, быть, до смерти. Сейчас ладят за урядником

ехать, протокол составлять.

– Не можешь ли, Ваня, как-нибудь это

дело замять?

– Триста рублей давай, так замну, а нет, так

в остроге сидеть будешь.

Так поп согласился триста рублей работнику

заплатить, только бы замял это дело. Работник

вернулся в деревню, постоял за углом немножко

и идет назад.

– Поезжай, батько. Теперь ничего не будет.

Поедем назад.

Приехали домой. Поп сделался такой добрый,

стал работников жалеть. Как сам садится чай

пить, так и работника садит. Ваня прожил зиму,

семьсот рублей денег получил заместо сотни.

Приходит домой к отцу и говорит:

– Вот, тятька, на деньги. Гляди, сколько заработал.

Не как твои два умные сына!

После этого стали жить-поживать и добра

наживать. И теперь живут хорошо.

ДОБРЫЙ ПОП

Жил-был поп. Нанял себе работника, привел

его домой.

– Ну, работник, служи хорошенько, я тебя

не оставлю.

Пожил работник с неделю, настал сенокос.

– Ну, свет, – говорит поп, – бог даст – переночуем

благополучно, дождемся утра и пойдем

завтра косить сено.

– Хорошо, батюшка.

Дождались они утра, встали рано. Поп и говорит

попадье:

– Давай-ка нам, матка, завтракать, мы пойдем

на поле косить сено.

Попадья собрала на стол. Сели они вдвоем

и позавтракали порядком. Поп говорит работнику:

– Давай, свет, мы и пообедаем за один раз,

и будем косить до самого полдника без роздыха.

– Как вам угодно, батюшка, пожалуй и пообедаем.

– Подавай, матка, на стол обедать, – приказал

поп жене.

Она подала им и обедать. Они по ложке, по

другой хлебнули – и сыты.

Поп говорит работнику:

– Давай, свет, за одним столом и пополуднуем,

и будем косить до самого ужина.

– Как вам угодно, батюшка, полудновать – так

полудновать!

Попадья Подала на стол полдник. Они опять

хлебнули по ложке, по другой—и сыты.

– За равно, свет,—говорит поп работнику,—

давай заодно и поужинаем, и заночуем на поле—

завтра раньше на работу поспеем.

– Давай, батюшка.

Попадья подала им ужинать. Они хлебнули

раз-два и встали из-за стола.

Работник схватил свой армяк и собирается

вон.

– Куда ты, свет? – спрашивает поп.

– Как куда? Сами вы, батюшка, знаете, что

после ужина надо спать ложиться.

Пошел в сарай и проспал до света.

С тех пор перестал поп угощать работника

за один раз завтраком, обедом, полдником и ужином.

ПОПОВ РАБОТНИК

Жил-был поп. Вот у этого у попа не было

работника: не уживались у него работники.

Пошел он нанимать работника. Нанял. Приходит

домой, говорит:

– Попадья, я нанял работника.

– Ну, хорошо,– говорит.

Послали они работника молотить. Приходит

время—он идет обедать. Приходит он и говорит:

– Поп, пора обедать.

– Ну, что ж, свет, садись.

Он сел. Налила попадья щей. А у попа маленькая

дочка была. Только стали обедать, дочь-то

и закричала.

– Ну, свет, тащи ее на двор.

Покамест работник пробыл с ней на дворе

поп с попадьей уже пообедали. Вот работник

вернулся, говорит поп:

– Что ж, – говорит, – батюшка, я не обедал.

– Что ж, свет, два раза не обедают.

Мужик так и пошел опять молотить.

Приходит ужинать. Подали щей. Опять у попа

дочь закричала.

– Неси, свет, ее на двор.

Вот он унес ее на двор. Пока там пробыл

они уж поужинали. Работник опять приходит

и говорит:

– Что ж, батюшка, я не ужинал.

– Что ж, свет, два раза не ужинают.

Работнику уж скучно стало. Он взял от них

ушел.

Поехал поп опять нанимать себе работника.

Едет на деревню. Стоит круг мужиков. Он стоит

и спрашивает:

– Мужички, не пойдет ли кто ко мне в работники?

– Нет, – говорят, – мы знаем, как у тебя

жить-то.

А дурачок и говорит:

– И дураки, не умеете вы попу услужить.

– Ну, ты, – говорят,– умный человек, ступай.

Он и пошел и сделал уговор: не сходить и не

сгонять друг друга.

Вот на другой день поп послал его молотить.

Пришло время обедать. Пришли. Сели. Дурак

и давай резать хлеб, весь его изрезал. Закричала

опять дочь попа.

– Ну, – говорят, – свет, тащи ее.

Он положил за пазуху краюху хлеба, пошел

к ней. Покамест он пробыл на дворе, весь хлеб

съел. Приходит с надворья, говорит попу:

– Что ж, – говорит, – батюшка, я, – говорит,

щей-то не хлебал.

– Ну, свет, у нас два раза щей не варят.

Пошел он молотить хлеб. Помолотил, пришел

ужинать. Садятся за стол. Дурак стал опять

хлеб резать. Нарезал хлеба. Попова дочь и закричала.

– Ну, свет, неси ее на двор.

Он взял половину хлеба, положил за пазуху,

пошел с ней.

Пока пробыл на дворе, весь хлеб и съел. Пришел

домой, лег спать на печку.

Вот попадья смекнула дело, что у них работник

много хлеба ест.

– Что, – говорит, – свет, нам делать с работ-

ником? У нас ведь хлеба не достанет так-то.

– Что, попадья? Надо бежать со двора. Мы

с ним ведь уговорились: не сходить и не сгонять

друг друга.

А работник и услыхал их разговор.

Вот попадья на другой день, покамест работник

молотил, насушила сухарей, положила их

в мешки.

Приходит работник обедать и увидал эти мешки.

Сели за стол. Он нарезал хлеба. У попа дочь

закричала. Он взял, положил в карман хлеба,

пошел с ней на двор. Покамест он пробыл,

хлеб весь поел. Приходит с надворья, а поп ему

и говорит:

– Ты, – говорит, – свет, поди, потаскай

скирд, а я отдохну да к тебе выйду.

Работник видит, что они собираются бежать,

не пошел таскать скирд. Когда они вышли в

другую комнату, он половину сухарей отсыпал,

а сам в мешок-то и сел.

Вот они убрались совсем. Поп взвалил один

мешок попадье, другой сам понес. Ударились

бежать из дому.

Бегут несколько времени, а он в мешке-то

и кричит:

– Догоню, догоню!

– Ну, – говорит попадья, – никак он догоняет.

Побежали еще скорее.

Бежали несколько времени, он опять кричит:

– Догоню, догоню!

Наконец они выбились из сил, принуждены

были остановиться и остановились у речки.

Вот поп как бросит с плеч мешок.

– О, – говорит,– какой тяжелый.

А работник и говорит:

– О, батюшка, ты меня ушиб.

Попадья, ведь он тут!

– А вы хотели от меня убежать. – Нет, – говорит,

– я вас на дне моря найду.

Пришлось дело к вечеру. Нужно было около

речки ночевать. Поп и стал советоваться со своей

женой, чтоб батрака положить с краю, к речке.

Вот легли они спать. Батрак ночью проснулся

и переложил попадью-то на свое место, а сам

в середину лег.

Поп проснулся и будит батрака, думает, что

жена:

– Вставай! Давай, – говорит, – батрака—то

в воду скинем.

А батрак ему говорит:

– Давай, – говорит.

Размахнули ее и бросили в воду.

Батрак и говорит:

– Ну, – говорит, – камень в воду, чертям

поклон (подарок).

– Ах, свет, это ты остался со мной?

– Все я, – говорит, – батюшка.

О ТОМ, КАК КСЕНДЗЫ ВЫЛЕЧИЛИСЬ

Три гладких, толстых ксендза собрались ехать

на воды лечиться. Они растолстели, как откормленные

свиньи. Чего они ни делали, каких лекарств

ни принимали – ничего не помогает. Доктора

сказали, что им необходимо ехать на водь!,

гам они жиру сбудут.

Поехали ксендзы по панам – собирать денег

на дорогу.

Вот приезжают они к одному пану и жалуются

ему на свою беду.

Просит пан ксендзов погостить, переночевать.

Остались ксендзы.

Вот посадил их пан ужинать, да так наугощал,

что ксендзы и заснули за столом.

Храпят ксендзы во все носовые завертки,

спят так крепко, что, хоть из пушек пали, не

услышат.

Вот пан велел их раздеть, перенести в пивоварню

и положить их вместе с пивоварнымп

работниками.

На утро очухались немного ксендзы и не

Знают, где они.

Вот будят мужиков одеваться. Встали ксендзы

и не хотят итти на работу. Как пересчитал их

кнутом управляющий, пошли, небось. Работают

ксендзы наравне с другим всё, что

требуется в пивоварне. Вместе со всеми и

едят, и спят, и никак не могут вырваться из

пивоварни.

Вот проходит неделя другая, и начало с ксендзов

спадать сало, а недель через пять они так

отощали, как борзые. Поглядят один на другого

и узнать не могут: так исхудали за эти пять

недель.

Думали уж ксендзы, что это черти их сцапали

и засадили в пивоварню в наказание. Думали,

что уж им никогда оттуда и не выбраться.

Вот раз велел пан дать пивоварным работникам

ведро водки, а ксендзам – самой крепкой

водки.

Напились они и без памяти повалились в пивоварне

у котла.

Как только ксендзы крепко уснули, пан велел

их перенести в дом и положить там, где они

спали первую ночь.

Проснулись наутро ксендзы и трясутся: боятся,

чш долго проспали, как бы управляющий не

лупцанул их кнутом. Стали скорей одеваться.

Смотрят – около них лежит их ксендзовская

одежда. Удивляются ксендзы и глазам не верят.

Оделись они. Вот приходит пан, зовет их чай

пить. Стал пан угощать ксендзов, да и спрашивает,

куда они думают ехать на воды?

– Нет, – говорят ксендзы в один голос, – теперь

нам не надо ехать на воды – мы уже вылечились.

Вот как пан вылечил ксендзов.

БОГ И ПОП

Один поп был такой скупой, никому не подавал.

Как придет нищий какой, он его – за

руку и вон вытолкнет.

Один раз, в праздничный день, этот поп переоделся

и пошел из хаты – обедню служить,

Является ему старик и просит милостыню:

– Подай, батюшка, Христа ради!

Он говорит:

– Вон! Ты видишь, что я собрался к обедне.

Вас немало тут таскается. Вон!

Старик пошел прочь, а поп за ним идет

и собаками его травит.

Он махнул рукою, этот старик, – не оказалось

ничего: только один поп да он – ни двора,

ничего. И место это оказалось попу незнакомое.

Ну, старик этот пошел своим путем. А поп

этот за ним следом: боится один остаться.

Ну, и шли они целый день. И поп этот очень

захотел есть. Тогда этот старик подходит – пасет

пастух скотину. Он взял, купил одного барана.

Горшочек там был, в чем пастуху есть, он и

горшочек этот купил, и пошли. И баран за

ними следом пошел.

Отошли они немного, велел он попу разложить

огонь.

Огонь поп разложил Ну, и разрезали барана

Этого. Вынули почки две и сердце. Старик говорит:

– Свари это, а я засну. Потом меня разбудишь,

как сваришь.

Поп Этот готовил-готовил и очень есть

захотел. Взял одну почку, съел. И лег сам спать

и захрапел.

Встает старик и говорит попу:

– Вставай, будем есть, что ты сготовил.

Он встал, подал ему кушанье. Бог помешал -

помешал и говорит:

– Куда же это одна почка девалась?

Поп говорит:

– Я не знаю. Я сварил и лег спать сам.

– Да что ты говоришь! Кто тут между

нами был?

Поп давай клясться, божиться, что это не

он съел.

Старик этот говорит:

– Полно тебе клясться, может, кто съел, как

мы заснули. Возьми остальное, ешь.

Поп доел почку, сердце и суп похлебал.

– Ну, пойдем дальше.

Прошли немного – лежит куча золота на дороге.

Старик и говорит:

– Да вот и находка нам нашлась хорошая.

Как будем делить? – говорит.

А поп отвечает:

– Да как ты сам знаешь, дедушка.

Он взял, разделил на три кучки:

– Вот эта тебе, а эта мне, а эта третья

часть тому, кто почку съел.

Попу стало жалко денег. Он говорит:

– Я, дедушка, съел почку.

– Ну, да, – говорит, – как деньги увидел так

ты съел. Ты же мне раньше сказал, что ты не ел.

– Нет, – говорит, – чтобы мне провалиться,

где стою.

И так и этак, что:

– Я съел почку.

– Ну, – говорит, – коли ты съел, бери уж

эту кучу, и мою и свою, – пускай тебе всё, коли

ты дал две клятвы: одну'– что не ел, а другую —

что съел, как увидел золото. Тогда ты позарился

на почку– съел, а теперь на золото.

И благословил его:

– Будешь ты брагь с живого, и с мертвого

и с бедного, и с богатого, и все тебе мало будет

Махнул рукой – и стал и дом тот, и церковь

А самого не стало.

ЗАВИСТЛИВЫЙ ΙΙΟΠ И НИКОЛАЙ

ЧУДОТВОРЕЦ

Жил священник у приходской церкви. Приход

был у него небольшой, бедный. И ему казалось

все мало. И говорит он своей попадье:

– Попадья, суши сухарей, я пойду себе места

искать – не могу ли найти себе приход большой.

Шел себе большой дорогой некоторое время

и видит – тропа.

– Пойду, – говорит, – этой тропой. Она все

равно выведет на большую дорогу, а по ней,

может быть, будет ближе.

Шел, шел этой тропой, зашел он далеко, видит—

старичок отдыхает.

Он сказал:

– Здравствуй, дедушка.

– Здравствуй, здравствуй, – говорит, – батюшка.

Куда идешь?

– Да вот, – говорит, – шел большой дорогой

и свернул тропой и думал, что выведет она

меня на большую дорогу, да во г и запутал.

– Да и я-то,– говорит,– также,– отвечает

старик. – Пойдем, – говорит, – вместе.

Прошли они несколько мест и остановились

на ночлег.

– Надо, говорит, что-нибудь закусить.

Старичок развязывает свою сумку, вынимает

просвиру. Священник и говорит;

– Дедушка, залезь на эту елку и погляди,

не увидишь ли где-нибудь свету. И нет ли где-

нибудь близко жилья. Лучше бы в жилье ночевать.

Старичок сразу же полез на елку. Покуда он

лазил, поп съел у него просвирку. А старичок

свету никакого не мог увидеть. Слезает с елки

и видит, у него просвирка съедена. Спрашивает

у священника:

– Батюшка, кто же, – говорит, – мою просвирку

съел?

– Я, – говорит, – не знаю кто.

– Да врешь ты, – говорит, – ты один и был.

Ты должен был видеть или ты съел.

– Право, – говорит, – не ел и не видел, кто

и съел.

Ночевали они ночь, утром встали, отправились

лесом и вышли они к озеру.

Старичок и говорит:

– Поедем, прямо, – говорит, – озером.

А поп говорит:

– Нет, озером итти, потонем.

– Иди, – говорит, – за мной, так не потонешь.

Пошли они озером, как сухим путем. Доходят

они до второго берега. Старичок выскочил

на берег. Поп ухнул в воду.

– Дедушка, – говорит, вынь – меня из воды.

Я, – говорит, – тону.

– Выну, – говорит,– из воды, когда скапаешь,

кто просвирку съел.

– Я не знаю, – говорит, – и не видел, кто

просвирку съел.

Старик вынул его из воды, и пошли они своим

путем. Дошли они до города. Старичок и говори;

– Мы с тобой займемся лекарством. Здесь

у знаменитого купца есть дочь, мы ее и вылечим.

И он нам за нее дорого даст.

Зашли они к купцу, зашли они на кухню,

и назвались они лекарями. И купец расположился

им отдать дочку. Они заставили топить

баню и снести туда два ушата воды: один ушат

нагреть теплой водой, другой оставить холодной.

И снесли эту дочку в баню. И выслали

они обратно прислугу. Заперли баню. И взял

старичок, вынул ножик, изрубил дочку на куски

и склал в теплый ушат в воду. Вынимает куски

из теплого ушата и прополаскивает в холодной

воде и прикладывает кусок к куску. И сложил

всю девицу и спрыснул холодной водой. И девица

сделалась живой. Не зазнала в себе никакой

боли. Приходит к отцу и отец спрашивает

ее:

– Здорова ли ты?

– Она ему отвечает:

– Здорова.

– Как лечили тебя?

– А я ничего не помню.

И купец дал им, на волю предоставил денег

взять, сколько им надо.

Священник набрал денег много. А старичок

Этот поменьше. Вышли они из города. Священник

и говорит:

– Дедушка, станем мы ходить и будем лекарями.

Деньги мы большие наживем.

– Нет, – говорит, – я не пойду. Иди ты один

как тебе надо. Есть в таком-то городе, я тебе

скажу, у графа неможет дочка, и ее никакие

доктора вылечить не берутся. Тебе громадную

сумму он даст. Ведь ты видел, как я делал, так

и делай, тогда и вылечишь.

Поп сказал ему:

– Я видел.

– Ну, и пойди.

Отправился священник в этот же город. Приходит

к графу, доложил, что пришел лекарь.

Граф позвал его к себе, и он взялся вылечить

его дочь. Приказал затопить баню и принести

два ушата воды: один ушат нагреть теплой

водой, а другой оставить холодной. Свели эту

дочку, и он велел прислугам выйти из бани.

Запер баню. И начал ее рубить на куски. Изрубив

на куски склал в теплый ушат. Начал

вынимать эти куски. И разопревшая говядина

не держится у него в руках. И он испугался.

– Что я наделал теперь! Будет мне казнь!

Ту же минуту колонулось у дверей, и он

спросил:

– Кто тут есть?

Он ответил:

– Я, – говорит, – отпирай!

Он пропустил его, и пришел к нему товарищ.

– Что ты, – говорит, – наделал?

– Я все так делал, как ты делал, а у меня

ничего не выходит.

И принялся старичок, зачал прополаскивать

куски и прикладывать один к одному. И сложил

все в одно место. Спрыскал холодной водой,

и сделалась она живая. И не чувствовала в себе

боли и оправилась к отцу. Отец спрашивает

у нее:

– Здорова ли есть?

– Здорова.

И он у нее спрашивает:

– Как тебя лечили?

– Я не помню – говорит, – как меня лечили,

а только не чувствую в себе никакой боли.

Граф за свою дочь привел их к деньгам, серебру

и золоту. Дал им такую волю и денег

брать, сколько хотят. Старичок говорит священнику:

– Батюшка,—говорит,—бери больше; мне,—

говорит, – меньше надо.

Священник наклал кошельки и карманы,

и сумку золота. И отправились они из города.

Старичок и говорит:

– Батюшка! Мы с тобой вместе-то деньги

добывали, давай, разделим мы их!

Поп и говорит:

– А что ты мало брал-το? Тебе бы надо

больше брать!

– Да давай-ко уж разделим.

Вывалили деньги оба в одну кучу, и потом

старичок начал деньги эти раскладывать натри

кучи. Поп у него и спрашивает:

– Кому же ты третью кучу кладешь? Нас, —

говорит, – только с тобой двое.

– А эта третья куча тому, кто у нас про

свирку съел.

– А я, – говорит, – просвирку съел!

– Да, как ты? Ты, помнишь, – говорит, –

отпирался, что не я.

– Нет я, – говорит. – Право, ей богу, я! Ты,

когда лазил на елку, я тогда просвирку и

съел.

– Ну, когда ты всю просвирку съел, пускай

Все деньги тебе.

Скдал поп деньги и пошел домой. И доходит

он до своего дома, и тропинка была прямо ему

к дому. И надо было лезть через перелаз. Сумка

вылетела у него из-за спины и упала за огород.

И он остался по сторону огорода, а сумка

упала по другую сторону. И тут его задавило.

ЗАВИСТЛИВЫЙ ПОП И

НИКОЛАЙ-ЧУДОТВОРЕЦ

Жил был поп. У попа были жена да дочь.

Нанял он рабочего. Этот рабочий с поповой

дочкой и сжились. Девушка работника сметанкой

подкармливает. Попадья дозналась, а куда девается

– не знает. Попу и говорит:

– Что же, батюшка, нам нечем вымазаться,

сметана теряется.

– Попадья, накопи ведерко, я в церковь снесу,

Миколе на сохраненье положу. Вот там никто

не съест!

Накопила попадья ведерко, поп снес в церковь,

поставил перед иконой Миколы Святителя.

Этот работник и говорит:

– Ах, любушка, как же ты не стала кормить

меня сметаной.

– Откуда я возьму, папаша сметану в церковь

снесли, перед икону Святителя поставили.

– А дай мне хлеб, дай мне ключи, я пойду наемся.

Дала ему хлеб, дала ключи, пошел в церковь,

сметаны наелся, взял у иконы усы вымазал,

на бороду накапал, на грудь накапал, замкнул

и ушел.

Пришел праздник, поп пошел в церковь. Заходит,

на икону взглянул, икона в сметане,

а ведро пустое.

– А! Вот на того да на другого грешим,

а вот кто сметану ест!

Взял икону, на пол бросил, икона раскололась.

Схватил ведро, побежал домой.

– Попадья, я Миколу Святителя расколол —

сметану ест, я застал, он только рот запереть

поспел, обраться не мог, все в сметане!

Попадья и говорит:

– Поп ты ведь не ладно сделал, ты икону

расколол, – тебя расстригут.

– Попадья испеки мне подорожников, я лучше

убегу.

Попадья испекла подорожники и две просвиры,

поп и пошел. Идет по дороге, сошелся

с ним белый старичок.

– Куда, поп, пошел?

– А пошел я вот эдак, эдак сделал,—рассказал

поп все подробно.

– Ну, пойдем вместе.

Пошли вместе, шли по дороге долгонько, дотоль

шли, что есть захотелось. Сели закусывать.

Закусили, хотели попить. Старичок говорит:

– Поп, иди за водой-то, пить захотелось.

– Что ты, старичок, разве подобает попа

снаряжать? Поп может нарядить тебя, а не ты

попа!

Старичок и пошел по воду. Поп усмотрел

у старичка в мешке три просвиры.

– Как так? Я поп, да у меня две, а у него три!

Одну и съел. Принес старик воду, сел есть,

а просвиры нет.

– Ты, поп, у .меня просвиру не брал?

– А много ли у тебя было?

– Три, а нынче две.

– Я тебе не верю. Я и поп, а у меня две,

Пошли вперед. Пришли до озера, а время —

ночь, тем о, за озером огонь видно. Старик

и говорит:

– Обойти кругом надо.

– Куда же пойдем, озеро большое.

Старик пошел по воде, поп за ним. Шли,

шли, старик вышел на бережок, а поп посередке,

в рог вода заливается. Старик и говорит:

– Поп, можешь и утонуть, покайся: про-

свиру – не ты ли съел?

Поп думал, думал – стыдно.

– Нет, просвиру не я ел, хоть угону да не ел.

Пои пошел и помельче стало. Вышел из озера,

пошли в дом, где огонечек был, зашли на

крыльцо, двери заложены. Начали колотить, вышел

хозяин.

– Нельзя вас пустить, у меня брат лежи г

третий год во гноище.

– Пустите, человека видите, за человеком

не видите: мы, может, и полечить можем, – говорит

старик.

Пустили их в избу. Взял старик, посмотрел,

по спаям вырезал (больного).

– Несите из озера воды.

Принесли воды, куски все в воде перемыл,

положил на полотенце, из кармана бутылочку

вынул; раз брызнул – целый стал, другой раз

брызнул—вздрогнул, третий раз брызнул—стал.

– Ах, как крепко спал, стал, слава богу, ничего

не болит.

От радости брат здоровый дал им много денег.

Тем же манером они в трех местах были

и трех человек вылечили, и денег им много

понадавали.

После того поп одна, пошел, нашел посудинку

такую, как у старика н зачерпнул водички.

Шел поп и видит огонечек горит, постучался.

– У нас брат лежит третий год во гноище.

– Вы человека видите, а за человеком не

видите. Может, я вашего брата и вылечу, – го-

ворит поп.

Впустили. Как старик делал, так сделал и поп.

Стал мужика резать, мужик ревет:

– Ой, ой, ой, караул, зарежет! Что вы дали

меня резать-то?

– Ты почто ирод, так-то, зарежешь ведь

брата-то.

– Молчите, я ведь не первого лечу.

Стих больной и реветь перестал. Вырезал но

спаям, куски перемыл, расклал на полотенце

кусок к куску, как следует быть, из кармана

бутылку вынул, раз брызнул – ничего; другой

раз брызнул – нет ничего; третий раз брызнул

– как было, так и есть. Всю бутылку вылил.

– Что хотите надо мной делайте, больше

ничем не могу пособить.

Братья говорят:

– Что станем теперь делать с тобой?

Затопили печку, изба была черная, попа в дым

на потолок за ноги повесили. Попу худо стало.

Вдруг стучатся у дверей. Отворили, пришел

старик.

– У нас неладно, поп брата зарезал.

Старик и говорит:

– Поп, может, и умрешь, покайся: ты третью

просвиру съел?!

– Нет, не я, хоть в дыму задохнусь, не я!

Старик велел попа спустить.

– Я дело поправлю.

Сделал старик так, как и с первым, мужик

ожил.

Вышли из избушки, пошли по дороге. Впереди

две дороги. Старик и говорит:

– Поп, разве отдельно пойдем нынче?

– Поп себе думает:

≪ Один бы ходил, эти деньги все бы мне ≫ .

Старик разделил деньги на три кучи, поп

стоит и думает:

—Кому ж он третью кучу делит? Неужели

себе две, а мне одну. Ах, спросить бы.

Да и стыдно. Осмелился.

—Старик, кому третью кучу делишь?

Старик и говорит:

—А тому, кто третью просвиру съел.

—Старик, я ведь съел.

—Ну, на возьми, коли ты съел. Да вот что,

поп, иди домой, икона-то цела, не расстригут

тебя, только не говори наперво, что я сметану

съел. Сметану съел работник, а ты работника

не наказывай, а жени его на дочери, дочь-то

с брюхом от него.

К Л А Д

В некоем царстве жил-был старик со старухою

в великой бедности.

Ни много, ни мало прошло времени – померла

старуха. На дворе зима стояла лютая, морозная.

Пошел старик по соседям да по знакомым

просить, чтоб пособили ему вырыть для старухи

могилу. Только и соседи, и знакомые,

зная его великую бедность, все начисто отказали.

Пошел старик к попу. А у них на селе был

поп куда жадный, несовестливый.

– Потрудись, – говорит – батюшка, старуху

похоронить.

– А есть ли у тебя деньги, чем за похороны

заплатить? Давай, свет, вперед.

– Перед тобой нечего греха таить: нет у меня

в доме ни единой копейки. Обожди маленько,

заработаю – с лихвой заплачу. Право слово —

заплачу.

Поп не захотел и речей стариковых слушать:

– – Коли нет денег, не смей и ходить сюда!

– Что делать? – думает старик. – Пойду на

кладбище, вырою как-нибудь могилу и похороню

сам старуху.

Вот он захватил топор да лопату и пошел

на кладбище. Пришел и начал могилу готовить:

срубил сверху мерзлую землю топором, а там

и за лопату взялся. Копал, копал и выкопал

котелок. Глянул – а он полнехонько червонцами

насыпан, как жар, блестят!

Крепко старик возрадовался:

– Слава тебе, господи! Будет на что и похоронить

и помянуть старуху!

Не стал больше могилу рыть, взял котелок

с золотом и понес домой.

Ну, с деньгами, знамое дело, все пошло, как

по маслу! Тотчас нашлись добрые люди: и могилу

вырыли, и гроб смастерили. Старик послал

невестку купить вина и кушаньев и закусок

разных– всего, как должно быть на

поминках. А сам взял червонец в руку и потащился

опять к попу.

Только в двери, а поп на него:

– Сказано тебе толком, старый хрен, чтоб

без денег не приходил, а ты опять лезешь!

– Не серчай, батюшка, – просит старик,—

вот тебе золотой – похорони мою старуху. Век

не забуду твоей милости.

Поп взял деньги и не знает, как старика

принять-то, где посадить, какими речами умилить:

– Ну, старичок, будь в надежде, все будет

сделано.

Старик поклонился и пошел домой, а поп

с попадьею стали про него разговаривать:

– Вишь, старый чорт! – говорят. – Беден, беден,

а он золотой отвалил. Много на своем веку

схоронил я именитых покойников, а столько

ни от кого не получал.

Собрался поп со всем причтом и похоронил

старуху, как следует.

После похорон просит его старик к себе помянуть

покойницу.

Вот пришли в избу, сели за стол, и откуда

что взялось – и вино, и кушанья, закуски

разные, всего вдоволь.

Гость сидит, за троих обжирается, на чужое

добро зазирается.

Отобедали гости и стали по своим домам расходиться.

Вот и поп поднялся. Пошел старик

его провожать и только вышел на двор—поп