Текст книги "Поп и мужик"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

никто не носит.

—А из которого места ты ее утащил?

—Да в нашей церкви висела она на поповской

палке, у самого клироса.

—Ах ты, сукин сын, такой-сякой, как смел

ты уворовать шапку своего духовного отца?

—Да вы, батюшка, сами меня от того греха

разрешили и простили.

ПОХОРОНЫ КОЗЛА

Жили старик со старухою; не был у них ни

одного детища, только и было, что козел: тут

все и животы! Старик никакого мастерства не

знал, плел одни лапти – только тем и питался.

Привык козел к старику: бывало, куда старик не

пойдет из дому, козел бежит за ним из дому.

Вот однажды случилось итти старику в лес за

лыками, и козел за ним побежал. Пришли в лес;

старик начал лыки драть, а козел бродит там и

сям и травку щиплет; щипал, щипал, да вдруг

передними ногами и провалился в рыхлую землю,

зачал рыться и вырыл оттедова котелок с золотом.

Видит старик, что козел гребет землю,

подошел к нему и увидал золото; несказанно

возрадовался, побросал свои лыки, подобрал

деньги – и домой. Рассказал обо всем старухе.

—Ну, старик!—говорит старуха,—это нам бог

дал такой клад на старость за то, что сколько

лет с тобой потрудились в бедности. А теперь

поживем в свое удовольствие.

—Нет, старуха! —отвечал ей старик, —эти

деньги нашлись не нашим счастием, а козловым;

теперича нам жалеть и беречь козла пуще себя!

С тех пор зачали они жалеть и беречь козла

пуще себя, зачали за ним ухаживать, да и сами-

то понравились—лучше быть нельзя. Старик позабыл,

как и лапти-то плетут; живут себе –

поживают, никакого горя не знают. Вот через

некоторое время козел захворал и издох. Стал

старик советоваться со старухою, что делать:

Коли выбросить козла собакам, так нам за это

будет перед богом и перед людьми грешно, потому

что все счастье наше мы через козла получили.

А лучше пойду я к попу и попрошу похоронить

козла по– христиански, как и других покойников

хоронят.

Собрался старик, пришел к попу и кланяется:

—Здравствуй, батюшка!

—Здорово, свет! Что скажешь?

—А вот, батюшка, пришел к твоей милости

с просьбою, у меня на дому случилось большое

несчастье: козел помер. Пришел звать тебя на

похороны.

Как услышал поп такие речи, крепко рассердился,

схватил старика за бороду и ну таскать

по избе.

—Ах ты, окаянный! Что выдумал! —вонючего

козла хоронить.

—Так ведь этот козел, батюшка, был совсем-

таки православный; он отказал тебе двести рублей.

—Послушай, старый хрен! —сказал поп,—я

тебя не за то бью, что зовешь козла хоронить,

а зачем ты по ею пору не дал мне знать о его

кончине: может, он у тебя давно уж помер.

Взял поп с мужика двести рублей и говорит:

—Ну, ступай же скорее к отцу дьякону,

скажи, чтобы приготовлялся; сейчас пойдем козла

хоронить.

Приходит старик к дьякону и просит:

—Потрудись, отец-дьякон, приходи ко мне

в дом на вынос.

—А кто у тебя помер?

—Да вы знавали моего козла, он-то и помер!

Как зачал дьякон хлестать его с уха на ухо!

—Не бей меня, отец-дьякон! —говорит старик.– Ведь козел-то был, почитай, совсем православный;

как умирал, тебе сто рублей отказаι

за погребение.

—Эка ты стар и глуп! – сказал дьякон,—что ж

ты давно не известил меня о его православной

кончине; ступай скорей к дьячку: пущай позвонит

по козловой душе!

Прибегает старик к дьячку и просит:

—Ступай, прозвони по козловой душе.

И дьячок рассердился, начал старика за бороду

трепать.

Старик кричит.

—Отпусти, пожалуй, ведь козел-то был православный,

он тебе за похороны пятьдесят рублей

отказал.

—Что ж ты до этих пор копаешься! Надобно

было пораньше сказать мне: следовало бы давно

уж прозвонить!

Тотчас бросился дьячок на колокольню и

начал валять во все колокола. Пришли к старику

поп и дьякон и начали похороны отправлять;

положили козла в гроб, отнесли на кладбище

и закопали в могилу.

Вот стали про то дело говорить промеж себя

прихожане, и дошло до архиерея, что-де поп

козла похоронил по-христиански. Потребовал

архиерей к себе на расправу старика с попом:

—Как вы смели похоронить козла? Ах вы

безбожники!

—Да ведь этот козел, —говорит старик, –

совсем был не такой, как другие козлы; он

перед смертью отказал вашему преосвященству

тысячу рублей.

—Эка ты глупый старик! Я не за то сужу

тебя, что козла похоронил, а зачем ты его заживо

маслом не соборовал!..

Взял тысячу и отпустил старика и попа по

домам.

ИВАН И МАРЬЯ

Жил Иван с Марьей в одной деревне. Марья

у него была очень красива. В одно время собралась

на погост итти в праздник; спросилась

у своего мужа. Муж дозволил ей сходить к службе.

Вот она пришла на погост, в церковь вошла,

стала против царских ворот. Поп взглянул на

эту Марью – влюбился в нее. Обедня отошла,

пошли ко кресту. Эта Марья подходит ко кресту,

священник Марью отстранил:

—Погоди, Марья, вот весь народ отойдет,

тогда и ты подходи!

Весь народ ко кресту отходил, последняя

Марья стала, к кресту подходит.

—Что, Марья, нельзя ли к тебе на ночку

притти?

Марья, подумавши, сказала:

—Приходи в такие-то часы, принеси столько-

то денег.

Потом Марья из церкви пошла вон, сзади ее

дьячок догнал:

—Что, Марья, нельзя ли притти?

Марья сказала:

—Что же, можно: приходи в такие-то часы

и приноси триста рублей денег.

Потом встретился пономарь с ней.

—Нельзя ли, Маша, на ночку притти?

—Можно, приходи в такие-то часы и приноси

триста рублей.

Потом приходит Марья домой и рассказывает

своему Ивану:

—Что, Ваня, желаешь ли сегодняшнюю ночь

богачом быть?

—Да как же, Маша, где я возьму богатство?

Не худо разбогатеть!

—А вот, Ваня, слушай меня: сегодняшнюю

ночь будем богаты.

—Ну, ладно, Маша, будем слушать.

Потом продолжали говорить до тех часов, в

которые велено священнику притти. Тот час

подошел, что надо быть священнику. Марья говорит

Ивану:

—Ваня, одевайся, иди вон из избы.

Ваня оделся, вышел из избы. Поп пришел. Сейчас

Марья поставила самоварчик, угостила. Поп

потом и говорит:

—Пожалуйте, Марья, на постельку.

—Позвольте триста рублей– денежки вперед!

Вот поп Маше деньги отдал.

—Ну, теперь, Мыла, можешь итти на постельку.

Вдруг в тот раз Ваня застучал в окно:

—Отворяй двери, ты с любовником занимаешься.

Этот поп забегал в этой избенке.

—Куда деваться? Куда, Марья, меня спрячешь?

—Куда я тебя спрячу? Поди спрячься в кузов

на полати.

А кузов был с сажей (печка то была черная).

Он в кузове там и сидит, что барин хороший.

Время тут и продолжалось все. Время итти

дьячку. Марья и говорит своему Ивану:

—Ну, Ваня, справляйся, вон иди из избы.

Ваня справился и ушел вон. Вдруг приходит

дьячок, сейчас таким же манерчиком поставила

самоварчик. Дьячка угостила.

—Ну, пожалуйте, Маша, на постельку,– говорит,

—теперь.

—Пожалуйте денежки вперед, а потом и на

постельку пойдем.

Во г дьячок и отсчитал триста рублей. Денежки

она убрала и справляется итти в а постельку.

Вдруг в тот час Ваня застучал:

—Отпирай, Марья, двери, ты с любовником

занимаешься.

Тут дьячок ссовался:

—Куда, Маша, спрячешь меня?

—Мне спрятать некуда, окромя ступай на

полати в кузов.

Дьячок вскочил в кузов, слышит, кто-то есть

еще. Потом спрашивает:

—Тут кто такой?

—А ты кто такой?

—А я, – говорит, – дьячок.

—А я, – говорит, – поп.

—Ну, славно попали, – говорит, – сюда.

Потом Ваня вбежал в избу, поматюгался, по-

матюгался и никого не нашел. Марья и говорит

ему:– Тебе снится, никого не было. Я сижу одна.

Потом Марья высылает Ваню опять: надо быть

время пономарю. Ваня справился, ушел вон.

Вдруг приходит пономарь.

—Ну, как, Машенька, нам с тобой призаба-

виться?

—А вот я сейчас самоварчик подогрею,

попьем чайку.

Вот чайку попили, пономарь и говорит:

—Ну, можно итти и на постельку.

—Пожалуйте триста рублей – денежки наперед,

и можно,– говорит,– на постельку.

Пономарь денежки отсчитал, отдал. Только

хотели итти на постельку, Ваня застучал

в дверь:

—Ты опять с любовником занимаешься?!.

Вот пономарь избегался.

—Куда же ты меня, Маша, деваешь?

—Куда я тебя спрячу? Мне некуда, окромя

в кузов. Полезай на полати.

Вот пономарь вскочил на полати, слышит,

что там еще двое есть. Пономарь спрашивает:

—Кто тут в кузове есть?

—А ты кто такой, новенький, вскочил сюда?

—А я, – говорит, —пономарь, а вы кто такие

здесь сидите?

—А мы сидим: поп и дьячок.

—Ну, ладно, хорошо. Все трое собрались

здесь, так и выйдем отсель.

Потом Ваня вбежал в избу и заматюгался.

—Нельзя, Маша, выйти от тебя, как выйду,

так у тебя любовники все. Куда же ты девала

своих полюбовников? Сейчас видел, как ты сидела

с ним.

—Что ты, Ваня, никаких полюбовников

у меня не было! Одна сижу. Тебе привидение

делается.

—Какое же мне привидение делается, когда

сейчас видел—вы двое сидели. Непременно они

у тебя в кузове посажены на полати. Пойду

спихну этот кузов с полати.

—Что ты, Ваня, ведь ты знаешь, целый кузов

сажей напахан, ведь ты спихнешь, все

в избе загадишь.

Ваня надумал, разыскал полог, взял этим пологом

кузов закрыл и потом веревкой завязал;

взял этот кузов и спихнул с полатей и потом

поволок его вон, поставил его на дровни и привязал

веревкой. Запряг лошаденку и поехал

в город с этим кузовом. Вот подъезжает близко

к городу – едут из города поросятники с поросятами,

тоже в кузове. А он и кричит:

—Эй, заморские зверьки везу продавать в город!

Эти поросятники услыхали, у них сердце забилось,

надо этих зверьков променять на поросят.

Вот они съехались в одно место. Эти поросятники

и говорят:

—Чего, дядя, везешь в кузове?

—Везу, – говорит, – заморских зверьков в

город продавать.

—А много ли у тебя зверьков? – говорят.

—А три штуки.

—А давай с нами меняться на порос ят,

у нас двенадцать штук поросенков.

—О, брат, что ваши поросята! Ваши поросята

дешево стоят. Мне нужен хлеб, а хлеба у меня

нет, я съеду в город, зверьков продам – мне денег

много дадут, я хлеба куплю.

—Так все-таки мы придадим тебе сколько

придачи. Мы все-таки променяем.

—Ну, так что же, – говорит, —триста рублей

придадите, сменяю.

– А покажи, какие у тебя зверьки.

– Нет, господа, показывать нельзя; если здесь

я развяжу кузов, то они все разбегутся, зверьки.

Ну, потом поросятники согласились триста

рублей придать и сменять. Сменяли, триста рублей

придали, лошадей перепрягли и поехали.

Ваня воротился назад, а поросятники в город.

Не доехав до города, остановились.

– Надо посмотреть, каких мы променяли

Зверьков. Как будем продавать? Неужели мы

трое, да выпустим?

Сейчас взялись, развязали кузов. Эти зверьки

соскочили и латата. Эти поросятники испугались,

словно черти, оттуда выскочили: длинноволосые

да в саже, поневоле испугаешься. Вот отбежали

за канаву, испугались и глядят, куда они побежали.

Потом задумались.

– Что же мы задаром триста рублей отдали

и двенадцать поросят, и таких чертей купили,

да и те ушли.

Потом подошли к своей лошади, сели и поехали

домой без денег и поросят. Потом Ваня

приезжает домой к своей Маше с тремястами

рублями денег и двенадцатью поросятами. А Маша

говорит:

– А я нажила девятьсот рублей.

Ваня говорит:

– Ну, слава богу, Маша, теперь мы богаты.

И стали жить-поживать счастливо.

ИВАН ИВАНОВИЧ

У богатого мужика была дочь, он ее ни за

кого не выдавал. А недалеко жил сапожник, Иван

Иванович, шил да песни пел, шил да песни пел.

Сшил попу сапоги, а поп за работу дал ему все

копейками. Ну, ладно. Вот Иван Иванович посылает

к богатому мужику просить – четверика

смерять деньги. Богатый мужик усумнился:

– Неужели у него столько денег, что он пересчитать

не может. Не даром порато он весел.

Послал послушать работника. Иван Иванович

положил поповские деньги в четверик, потом на

пол, так взад и вперед грохочет, только звон

стоит, как деньги брякают. Копейку в щель запихал

и четверик отнес. На другой день опять

приходит, просит:

– Сегодня серебро перемерять.

Гривенник запихал в щель и назад четверик

отнес. На Пасху пришел Иван Иванович к богатому

купцу в гости. Вот богатый мужик и говорит:

– Иван Иванович, вы бы женились.

– А что жениться, на бедной не хочется,

а богатой не дают.

Богатый и говорит:

– Да, пожалуй, я бы Машу отдал.

И свадьбу сделали, приданое хорошее дал.

Иван Иванович женился, приданое пропил,

а Машенька этой жизнью довольна была, жила

с ним хорошо.

Раз приходит Машенька к обедне, поп глядел,

глядел, да и обзарился: – ≪ А что попросить?! ≫

И дьякон засмотрелся, и дьячок тоже вздумал.

Обедня отошла, поп Машеньку настиг и

говорит:

– А нельзя ли, Машенька, притти с тобой

позабавиться?

– А приди.

После попа и дьякон настиг. Она и дьякону

то же сказала. А после дьякона и дьячок.

Мало времени, поп и бежит. Машенька за самовар

посадила; сидят, разговаривают.

– Ах, кто– то идет?!

– А я куда?

– А поди во двор, на полку сядь.

поп и сел. Пришел дьякон. Машенька и его

к самовару посадила; сидят, чай пьют. Мало, и

опять ворота брякнули.

– Ах, кто-то идет?!

– А не муж ли? А я куда?..

– А поди во двор, на полку сядь.

Дьякон на полку заскочил,—сидит поп.

– Ты, поп, пошто здесь?

– А так. А ты пошто?

– А я так.

Пришел дьячок, сели чай пить, и опять ворота

брякнули, Иван Иванович сам идет. Она и дьячка

на полку посадила. Иван Иванович и говорит:

– Эх, Машенька, ты сегодня одна сидишь;

ты бы от скуки ради пригласила попадью, дьяконицу

да дьячиху; вы бы вместе покалякали

бы.

Машенька побежала за матушкой, позвала

в гости дьяконицу и дьячиху. Матушка приходит,

а Иван Иванович один сидит. Вот они разговаривают.

– Я ведь, матушка, корову новую купил.

И пошли смотреть. Корова попадье понравилась.

– А что, Иван Иванович, продай корову-то.

– Нет, матушка, продать нельзя, разве другим

манером можно.

– Да и в самом деле, однако попенко у меня

старо; а скажу, что деньги отдала. Так что,

куда пойдем?

– А куда пойдем, соломы на рундучок постелим.

Послали и повалились. Поп на полке сидит и

говорит:

– Я, ребята, соскочу.

А те за волосы держат.

– Нет, не скачи, нас выдашь.

Пападья домой ушла. Мало, идет дьякони чиха,

а Машеньки все нет. Опять пошли корову смотреть

и так же согласились, как и с попадьей.

И с дьячихой тоясе.

Вот назавтра Иван Иванович встает, надевает

вязочку на рога и ведет корову к попадье. Приводит,

попадья встречает.

– А, Иван Иванович, заводи в хлев.

– Нет, заводить нельзя.

– А почему?

– Надо с вас расписочку взять, что корова

у меня не продана, а другим манером отдана.

– Что ты, убирайся ты и с коровой!

– Нет, я ведь не поп, вертеть душой не хочу.

– На ты, возьми, ради Христа, сто рублей,

только веди корову домой.

И к дьяконице привел и с нее сто рублей

взял, и с дьячихи сто рублей.

Тем и кончилось.

МУЖИК, БАБА, ПОП, ДЬЯКОН И ЦЫГАН

Жили муж с женою. Жили они плохо: она

была непослушная и все спорила.

Надоело ему с ней возиться, и надумал он

чумаковать. Поехал и прочумаковал ни много, ни

мало – семь лет. На восьмой задумал домой вернуться—

думал: не раскаялась ли баба.

По дороге заехал на ярмарку и продал волов

и воза, и пешком пришел домой. Пришел, да и

сел под амбаром. Вышла девчонка из хаты,

увидала своего отца, побежала в хату, сказала

матери, что пришел отец. Мать и говорит:

– Поди, позови его р дом.

Вошел мужик, а баба притворилась больною,

стонет да и спрашивает его:

– Где ты у беса шатался?– а дальше спрашивает:—

Где ж твои волы?

– Подохли, – говорит мужик.

Тогда застонала баба да и говорит мужику:

– Вынеси меня хоть на двор, а то я не могу

выйти.

Мужик ее вынес, а сам пошел в дом. Тогда

баба говорит дочке:

– Достань, дочка, кипятку, да вымой отцу

голову, да дай ему чистую рубашку да жилетку.

Как одела мужа, то и говорит:

– Подай, дочка, вареники из печи.

Дочка поставила на стол. Тогда жена посадила

мужа за стол, а сама вынула из сундука

бутылку водки, и стали они пить и закусывать.

Жена и спрашивает:

– Много ты, муж, денег заработал за семь

лет?

Мужик заработал пять тысяч, а сказал – пятьсот.

Мужик спрашивает бабу:

– А у тебя много?

– У меня триста, – говорит баба.

Тогда стала баба хвалиться мужику, что к ней

ходят поп, дьякон и цыган. Стали они советоваться,

как бы их отучить.

Жена и говорит:

– Запряги быков в телегу, выезжай хоть за

мельницу и простоишь там допоздна. Когда

люди лягут спать, ты приедешь домой, как откроешь

дверь, так и крикнешь: ≪ Гей, штоб вы

сдохли, проклятые! ≫ . Я тогда скажу: ≪ Ох, худо

мне ≫ , да возьму их и попихаю в сундук.

Пришла ночь. Загуляла баба с попом, дьяконом

и цыганом. Вдруг как крикнет на дворе, под окном:

—Гой, штоб вы сдохли!

—Ох, горе мне! —крикнула баба, —это ведь

муж приехал.

Тогда они испугались и говорят:

—Куда нам теперь деваться?

Баба и говорит.

—Раздевайтесь да лезьте в сундук.

Попрятала она их в сундук, заперла и пошла

на двор к мужу, да и говорит:

—Теперь, муж, я заманила их всех троих

в сундук и заперла.

Муж и говорит:

– Подожди, жена, я плеть приготовлю.

Жена говорит:

– Смотри, спроси меня в хате:

≪ Дай, жена, ключи ≫ .

Вошел мужик в дом и говорит:

– Дай, жена, ключи от сундука.

А жена давай плакать, отказываться:

– На что они тебе?

– Дай – говорит муж, – я посмотрю, что

у тебя в сундуке.

– Нет ничего,– говорит жена.

– Я возьму хоть на восьмушку, – говорит муж.

– Откуда у меня возьмутся деньги?

– Дай, – говорит – в сундуке посмотрю.

Тогда жена и дала ему ключи. Он отпер

сундук и спрашивает:

– Что у тебя в сундуке?

– Будто не видишь что,– отвечает жена,—

поп, дьякон да цыган.

Тогда мужик и говорит:

– Пора тебе, батюшка, вечерню справлять.

Взял батюшку за косы, а тех запер опять.

Стал батюшку таскать. Поп просится:

– Денис, бери, что хочешь, только не бей,

– Не ходи, сучий сын, к моей жене.

Отлупил, как следует, попа и выпустил голого

на двор.

– Ступай, – говорит, – к матушке.

Тогда взял дьякона за чуб, отлупил и тоже

голого пустил. Потом добрался и до цыгана.

Как начал его чистить плетью, а цыган:

– Ой, батюшка, ой, голубчик, я больше не

буду

Выпустил он и этого голого.

Сели с женою. Поужинали и легли спать.

На другой день встали, а жена и говорит мужу:

– Ну, бери попов кожух и иди мимо попа.

Идет Денис, а поп и спрашивает:

– Куда, Денис?

– Иду в кабак.

– Так денег у тебя нет?

– Так вот – показывает кожух – попов кожух

пойду пропью.

А поп и говорит:

– Не срами, на лучше тебе пятьсот рублей.

Долго не отдавал Денис кожуха, да сжалился

над попом, отдал. Пятьсот рублей получил и

отнес деньги домой.

Взял дьяконов кожух и пошел мимо дьякона,

выбежал дьякон и спрашивает:

– Куда, Денис?

– В кабак.

– Так у тебя денег нет?

– Так твой кожух пропью.

– Отдай, пожалуйста, кожух, возьми, что

хочешь, не срами.

– Сколько дашь?– спрашивает Денис.

– Полтораста рублей дам.

Взял Денис деньги, отдал кожух и пошел

домой. Взял цыган, в кожух и идет мимо цыгана.

Выскочил цыган.

– Куда, Денис?

– В кабак.

– Так у тебя денег нет?

– Так кожух твой пропью.

– Не делай срама, – говорит цыган, – отдай

мой кожух, а с меня, что хочешь, возьми.

Запросил Денис четыреста рублей. Долго

цыган торговался – ничего не сделаешь: не уступает

Денис. Вбежал в хату и говорит жене:

– Вон гонят табун коней, дай четыреста

рублей, куплю весь табун.

Жена вынула из сундука и дала.

Обманул цыган жену и отдал Денису деньги,

а кожух взял.

Пришел Денис домой, подсчитал деньги. А жена

и спрашивает:

– Много получил?

– Тысячу пятьдесят рублей.

Мужик свои заработанные пять тысяч приложил,

и стало шесть тысяч пятьдесят рублей.

Зажили тогда они с женою. Поехали на

ярмарку, купили много коров, лошадей, телеги.

И стали тогда жить да богатеть. А жена покаялась

и стали они любить друг друга.

ДЬЯК ТИТ ГРИГОРЬЕВИЧ

Шел работник с поля домой за завтраком

хозяину. Подходит к дому, слышит, что хозяйка

с кем-то разговаривает. Прислушался – а это

дьяк наш, Тит Григорьевич.

– Ишь, вчера был и сегодня снова, нужно

его проучить. Чего он повадился?

Начал стучаться в дверь

– Тетка, открой!

В хате перепугались.

– Прячьтесь, Тит Григорьевич, хоть иод

печку,– говорит хозяйка.

– О, боже мой, боже, —тарахтит с перепуга

Тит Григорьевич.

Бросился прятаться.

Хозяйка отперла работнику, и он только при-

метил, как пятки Тита Григорьевича шмыгну ли

под печь.

– Прислал хозяин, чтобы дали хлеба да сала,

а то мы сегодня не придем ужинать.

– Как же, дам я вам сала! А хлеба и воды

не хотите? Заработались. Там в поле, может,

лежат, вывернув бока, а тут еще давай им сала!

Возьми, вон хлеб лежит, да и иди к чорту из

дома.

– Да еще хозяин сказал, чтобы я наносил

дров под печь: завтра хочет на печи зерно

сушить, или чего еще, так топить будет

– Сама наношу, иди себе, ступай.

– Нет уж, тетушка. Вам и за коровой итти,

и телят загонять надо, дайте уж я наношу.

И быстро, притащив охапку дров, не дал

дьячку удрать из-под печи: сразу туда одно

полено за другим, – дьяк только кряхтит.

Хозяйка гони г его от печи, а он знать ничего

не хочет. Накидал дров, взял хлеб и пошел из

избы.

Откидала тогда хозяйка дрова, вытащила Тита

Григорьевича. Вылез он, отряхивается:

– Ох, ох, господи, вот окаянный! Я уже

отходную по себе читал.

– Вы завтра уж не приходите. Пойдете на.

свое поле, так я вам есть вынесу всего хорошего.

Не знаю только, найду ли дорогу до вас,

в поле?

– Ничего, моя благодетельница, я при повороте

на свое поле посыплю сеном, по которому

вы легко узнаете дорогу ко мне.

– А, хорошо,– сказал слушавший подокном

работник, пошел на свое поле к хозяину и

говорит:

– Дядя, завтра тетка нам обедать принесет.

– А что завтра за праздник?

– Нет никакого праздника, а так.

– Ну, это что-нибудь большое в лесу

сдохло!

Утром рано работник у дьяка с дороги сено

забрал да и посыпал на свою тропу. В полдень

несет хозяйка обед, на сено, глядя, а йотом

видит, что не туда попала, уж хотела вернуться,

да работник машет:

– Сюда, тетка, сюда!

Туг уж, хочешь, не хочешь, а надо нести.

– Ах, какая ты добрая, тетка, принесла нам

обедать! Я тут совсем пропал.

≪ Чтоб ты тут и совсем сдох ≫ ,—думает баба.

А они едят, даже за ушами трещит. Да, не

плохой обед: борщ с салом, каша молочная,

вареники!

И в праздник лучшего не требуется.

Работник ест и думает:

– ≪ Как бы так, чтобы ничего не оставить,

чтобы она и объедков не отнесла дьяку ≫ .

– Вы будете борщ есть, тетушка?

– Нет, не буду.

– А, так я вылью.

– Не выливай.

– Уж вылил, тетушка,– говорит он, опрокинув

миску на землю.

– А чтоб из тебя душу выперло, что ты

пищу не жалеешь.

– Вам же будет легче нести. А вареники

вы нам оставьте: мы еще пополуднуем.

Пошла она с пустою посудою и дьяка не

искала.

На другой день работник с хозяином идут

домой. Подходят и слышат, что дьяк опять гут.

Стали стучаться. Хозяйка тогда обвязала дьяка

полотенцем и толкнула в сени, к телятам.

– Нагнись,– говорит,—и мычи, так они не

узнают, подумают, что полосатый теленок.

Вошел хозяин:

– Здорово, жинка моя милая!

– Здравствуй, муженек!

– Чего это телята мычат?– видно пить хотят,

я погоню их сейчас к воде.

– Я их сама напою.

– Нет ты иди за коровой, а то скоро стадо

придет.

Взял прут и погнал к воде:

– Пейте иродовы телята!

Дьяку и не хочется пить, а надо, а то прут

за плечами.

Пригнал домой работник встретил и говори ι:

– Дяденька, вы полосатого теленка опоили! У

него кровь набросится, ему надо ухо разрезать.

– Надо раз опилась скотина! Что ж, резать,

так резать.

И принялись они вдвоем мучить сердешного

Тита Григорьевича. Уж пришла баба, так отняла

того теленка, уверивши, что это не кровь, а што

он давно хиреет, и выпустила за ворота пастись.

А тот, как вырвался, так давай только бог ноги.

Дня через два идет работник опять с поля

домой. Встал под окном и слушает. А дьяк опять

тут и бранится, кричит, сердится, на чем свет

стоит. Гонит хозяйку, чтоб завтра непременно

шла искать знахаря, чтоб отравить хозяина.

– Конец моему долготерпению, – говорит

дьяк, а работник, стоя за окном, сам себе говорит:

– Нет, еще не конец!

– Где же его искать этого знахаря? – спрашивает

хозяйка.

– В таком-то и таком-то лесу живет он, ты,

может, встретишь там.

– Да уж пойду, попробую.

– Иди.

Работник все выслушал и стал стучаться.

– Ложитесь, Тит Григорьевич, на лавку, я

вас накрою корытом, так он и не увидит.

А он, как только вошел, так со всего маху и

сбросил корыто с дьяком на пол, дьяк только

крякнул, а из-под корыта не вылетел*

– На что корыто с лавки скинул? – кричит

хозяйка.

– Мне надо встать на лавку, чтобы достать

рожок с табаком с полки, хозяин забыл.

– А чтоб вас шут побрал, как вы мне

надоели!

На другой день в поле работник не умывается,

не ест ничего.

– Отпустите меня, дяденька, домой, я совсем

болен: и голова болит, и все.

– Иди, сынок, иди. Возьми кожух да закройся

хорошенько на печи, оно и пройдет,

а то шутка разве изо дня в день тут работать,

поневоле заболеешь. Полевая работа – не игрушки.

Я уж сам как-нибудь управлюсь.

Пошел он. Только скрылся с хозяйских глаз,

как кожух вывернул, изогнулся в три погибели

и пошел в лес. Взял в руки немного березовой

коры, растер ее в руках и идет по лесу.

Встречает его хозяйка. Поздоровались.

– Дедушка, не знаешь ли где тут знахарь живет?

– А на что он тебе? – спрашивает работник

не своим голосом,—я—знахарь.

Она к нему:

– Дедушка, сердешный, голубчик, помоги

мне! Чем хочешь, тебя отблагодарю.

– Скажи, что надо?

– Муж у меня такой лядащий, света божьего

не вижу. Не знаю, что с ним и делать. Нельзя ли

его того, чтобы он свету не видел, как я теперь

от горьких слез не вижу.

– Можно. Я тебе так сделаю, что он ослепнет.

– Пожалуйста, дедушка, сердешный, век тебя

не забуду.

– Как придешь домой, свари борщ с салом,

свари кашу с молоком, свари вареники, да так,

чтобы в масле да в сметане они плавали. Как

все поест, непременно ослепнет. Да у него еще,

кажется, и работник есть?

– Есть, есть. Лядащий такой, чго противно

щетками взять.

– Так ты и его, шельму, накажи, пускай и

он ослепнет.

Сказал и дал ей растертой березовой коры.

Пошептал и говорит:

– Вот, возьми и немного насыпь в еду. Держи

при себе, как варить будешь.

Поблагодарила хозяйка и пошла домой. А работник

пошел в поле к своему хозяину и рассказал

ему все, как есть.

Почесал тот затылок.

– Нечего делать, пойдем домой – есть то,

что нам хозяйка сварит.

Пришли. Хозяйка так им рада.

– Хорошо сделали, – говорит,– что пришли:

я вам обедать наварила.

– Ну, и хорошо, давай нам обедать.

Сели они за стол; поели борщ. Работник и

спрашивает:

– Что, дяденька, вам ничего так не кажет

ся?

– Нет, ничего, только так, как будто в глазах

мутно.

– Эх, мутно и у люня.

– Это может, οт того, что мы давно це

обедали, теперь горячего борща съели, так оно

так и кажется.

Поели жареного. Работник прикинулся так,

что уже и ложки не видит, а хозяин только

руками по столу шарит.

– Господи, боже мой, – говорит работник,—

совсем ничего не вижу.

– Да не вижу и я. Да подожди, может, вареников

съедим, так получшает.

Съели вареников, так и совсем ослепли: вылезли

из-за стола, суются по избе.

– Ослепли мы совсем. Ты бы нас хоть в запечку

посадила.

Отвела за печку.

А дьяк сейчас в избу. До стола добрался и

уже хотел и за вареники недоеденные приниматься,

как хозяйка вырвала из его рук: побоялась,

чтоб и он не ослеп. Поставила ему

других.

Он уплетает да хохочет потихоньку, глядя на

хозяина. А тот:

– Жена, ты что, собаку впустила в хату,

или что? Кто это тут чавкает?

– Какая там собака? Это тебе, слепому, уж

так чудится,– сказала хозяйка и подсела к дьяку.

А тот и рад, только зубы скалит, да вареники

уплетает.

Встал хозяин тогда с припечка да прямо

к дьяку:

– А чего ты расселся тут? Кто это тебя

сюда просил?

Дьяк молчит. Глаза вытаращил и перепугался

так, что чуть было не подавился вареником.

– А ну, хлопец, довольно тебе быть слепым,—

говорит хозяин работнику, – пойди, поищи хороших

прутьев пару: себе и мне, да принеси

сюда, будем дьяка парить.

После, говорили, что дьяка близко около дома

не видели. Говорят еще, что н с голоса он немного

спал.

А те, муж да жена, живут да хлеб жуют, да

добро наживают.

И я там был, мед, водку пил; по бороде текло,

а в рот не попало.

КАК ВОЛКИ В ХАТЕ ЗАВЕЛИСЬ

Жили муж с женою. А к жене ходил поп.

Вот один парень, про это про все узнал, приходит

к мужу и говорит.

– Наймите меня в работники.

– А на какой срок: – спрашивает хозяин.

– Да пока у вас в хате волки не заведутся.

– Когда же это, ты думаешь, волки в хате

заведутся? Разве когда пустая будет? А сколько

тебе дать?

– Да давайте сто рублей.

Вот сговорились, он и стал служить.

Раз поехали они пахать. Попахали до обеда,

работник и говорит:

– Пойду я, дядька, домой: позабыл кое-что.

– Ну, иди.

Вот подошел он к хате, а поп уж там. Он это

все видел. Стал кричать:

– Тетка, отопри!

– Ой, – говорит поп, – молодушка, куда б ты

меня спрятала?

– Полезайте, батюшка, под печь, между

арбузами.

Поп—под печь, а она загородила его арбузами

и впустила работника.

– Чего тебе так загорелось?

– Хозяин велел арбузы под печкой перебрать.

– Вот выдумают! Разве я сама не переберу?

– Раз он сказал, так нужно сделать.

Как начал он арбузы кочергою из-под печки

вытаскивать, да опять туда швырять, так поп

только кряхтит.

Вот управился с этим и ушел.

Через некоторое время стали они сеять. Работник

опять просится:

– Пойду я, дядька, домой, нужно мне.

– Иди.

Он—опять под окно. А поп уж там.

– Отопри, тетка!

А поп:

– Куда мне, молодушка, деваться?

– Идите, – говорит, – я вас к овцам пущу.

Вывела его из хаты, да в задние двери—в хлев.

А работник чсе это видел.

Отперла работнику.

– Чего тебе?

– Дядька велел мне овец пересмотреть, нет ли

в них каких червей.

– Разве бы я сама не пересмотрела?

– Раз он сказал, так надо сделать.

Пошел в хлев —а дело было к ночи—поймал

овцу и выкинул за дверь. А поп подлез под

самого большого барана, взял его на спину да

и лазает по хлеву. Вот, как нащупал его работник:

– Что это, – говорит, – за баран? Это чорт

какой-то, – повалил его, мял, мял, сколько ему

захотелось, тогда выкинул его за дверь, а сам

ушел.

Недолго спустя просится в третий раз. Хозяин

отпустил.

Вот приходит он к хате, смотрит—поп уже

гам.

Кричит хозяйке:

—_ Тетка, отопри!

А поп:

– Куда ты меня, молодушка, спрячешь?

Она взяла кадушку с шерстью и посадила

его. А работник все это и видел.

Отперла она.

– Чего тебе?

– Хозяин велел шерсть в кадушке попарить.

– Разве я сама не попарю? Вам бы только

день гулять.

– Что он сказал, то и надо делать.

Сейчас же вошел, печку затопил, чугуны греет.

Вот нагрел чугун, да как выльет в кадку.

Ошпарил попа, как беса.

Немного еще повозился и пошел, будто в поле,

а сам у двери стал слушать.

Вылез поп голый, как колено.

– Ну,– говорит он,—нельзя нам тут из-за

этого чорта и погулять. Приходи ко мне в поле.

Я завтра пахать буду.

– Как же я вашу пашню узнаю?

– Смотри, – говорит, – где будет полосатый

вол: рыжий с белым.

Вот на другой день отнесла она попу обедать.

А работник взял, на своего рыжего вола и накинул

штаны. Она же вышла в поле—смотрит:

пашут на полосатом воле, она и пошла туда.

Приходит – а это свои. Некуда ей уж де-

ваться-то.

– Вот,– говорит хозяин,– спасибо, женка,

что обедать принесла.