Текст книги "Обманчивый блеск мишуры"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 2
СОЧЕЛЬНИК

1

Прежде чем разойтись по комнатам, они прослушали местный прогноз погоды. Снегопад обещали в течение всей ночи и весь Сочельник, однако к Рождеству он должен был прекратиться. С Атлантики надвигался тёплый фронт.

– Мне всегда казалось, – заметил Хилари, – что “тёплый фронт” – это декольтированная леди времён Регентства, которая прикладывает к груди скомканный край шлейфа, чтобы согреть его. Шлейф, разумеется.

– Не сомневаюсь, что Крессида в числе своих грядущих обязанностей сыграет для тебя эту сомнительную интермедию, – сухо произнесла тётя Клу.

– Знаешь, дорогая, мне кажется, у неё получилось бы, – сказал Хилари, целуя тётку на ночь.

Вешая красное платье в шкаф, Трой обнаружила, что ниша, в которую он был встроен, примыкает к аналогичной нише в комнате Форестеров, так что оба помещения разделяет лишь тонкая перегородка.

Миссис Форестер, кажется, тоже занималась размещением своего туалета. До Трой долетел скрип вешалки, и она едва не подпрыгнула, услышав собственное имя, произнесённое громким голосом чуть ли не в самое ухо:

– Трой! Странное имя для христианки.

– …не…, понятно…, известна… – глухо донёсся, словно из-под рубашки, голос полковника.

– Моё мнение тебе известно, – сварливо отозвалась миссис Форестер. – Я говорю…

Конечно, это было неэтично, но Трой просто не могла себя заставить отойти от шкафа.

– …не доверяю… Никогда не доверяла, – продолжал голос. – Тебе это отлично известно… Небольшая пауза – и финальный выкрик:

– …или поздно, все будет оставлено на милость убийц!

Дверцы шкафа с той стороны сердито хлопнули. Трой легла в постель с лёгким головокружением, однако было ли это обстоятельство вызвано лукулловым пиром, устроенным Хилари и Киски-Ласки, или странной обстановкой дома, она решить не могла.

Трой была уверена, что сразу заснёт, как только коснётся головой подушки, но минуты проходили за минутами, а она все лежала без сна, прислушиваясь к тихому потрескиванию дров в камине и вздохам ночного ветра. Скорее всего в её бессоннице виноват ром.

Спустя некоторое время ей стало казаться, что снаружи доносятся голоса. “Я все-таки сплю”, – сонно пробормотала она. Порыв ветра, заставивший загудеть каминную трубу, сменился тишиной, в которую внезапно снова ворвались призрачные голоса и стихли, словно где-то уменьшили громкость телепередачи.

Нет, положительно, на улице под её окном мужской голос, точнее, два голоса вели неразборчивую беседу.

Трой встала, добралась при свете угасающего камина до окна и раздвинула шторы.

Оказывается, тьма была вовсе не такой уж густой. Открывшийся перед её глазами пейзаж вполне мог бы вдохновить Джейн Эйр ещё на один рисунок. Среди чёрных теней несущихся облаков сияла луна в своей последней четверти, отбрасывая на сугробы длинную белую дорожку. На заднем плане маячили болота, на переднем, под окном, блестели остатки разбитых стёкол в рамах оранжереи. Чуть поодаль металось пламя двух факелов, ближайший из которых высвечивал на земле жёлтый круг. Свет второго плясал на стенке деревянного ящика, выхватывая надпись “Музыкальный инструмент. Не кантовать”. Ящик стоял на чем-то вроде санок, поскольку двигался совершенно бесшумно.

Его волокли двое мужчин, склонив покрытые капюшонами головы. Первый махнул рукой, указывая куда-то, затем повернулся навстречу ветру. На его плечах было нечто вроде верёвочной лямки. Второй человек упёрся руками в перчатках в заднюю стенку ящика и начал его подталкивать. Он повернул голову, чтобы легче было дышать, и на мгновение поднял лицо. Трой узнала Найджела.

Шофёра и садовника Винсента, который, собственно говоря, вовсе и не был отравителем, она видела всего один раз с вершины холма, однако не сомневалась, что лямку тянул именно он.

– Хоп! – крикнул бесплотный голос, и загадочная процессия двинулась вдоль западного крыла к центральному двору. Луна спряталась в тучи.

Прежде чем забраться обратно в постель, Трой взглянула на часы на каминной полке и с удивлением обнаружила, что сейчас всего лишь десять минут первого.

Наконец она уснула. Разбудил её звук раздвигаемых штор. Сквозь окно лился бледный свет.

– Доброе утро, Найджел, – поздоровалась Трой.

– Доброе утро, мадам, – пробормотал тот и, потупив глаза, поставил на столик у кровати поднос с чаем.

– Много ли снега выпало?

– Не сказать, чтобы много, – вздохнул он, направляясь к дверям.

– Но ведь ночью снег шёл довольно густо? – рискнула спросить Трой. – Вы, наверное, замёрзли, пока тащили санки?

Найджел остановился и впервые глянул ей прямо в лицо. Бесцветные глаза, окаймлённые белыми ресница-, iи, были круглыми, как у куклы.

– Я случайно выглянула в окно, – пояснила Трой, не совсем понимая, почему, собственно, она чувствует испуг. Найджел несколько секунд не двигался, потом пробормотал:

– Да? – и направился к выходу, но уже с порога все-таки добавил:

– Это сюрприз. Дверь за ним закрылась.

Спустившись к завтраку, Трой поняла, в чем именно заключался этот сюрприз.

Снегопад волшебно изменил пейзаж, заставив его мерцать под слабым зимним солнцем. Болота застыли бело-голубыми волнами, деревья покорно несли на плечах тяжёлые эполеты, а площадка, где работал бульдозер, сверкала яркой белизной.

Комната для завтрака находилась в западном крыле и имела выход в коридор, который упирался в дверь библиотеки. Сама библиотека, будучи торцовой комнатой западного крыла, открывала обзор сразу на три стороны.

Трой хотелось взглянуть на свою работу. Она прошла в библиотеку и несколько минут придирчиво взирала на портрет, покусывая большой палец, а затем выглянула из окна во двор. Точно в его центре стоял уже частично облепленный снегом прямоугольный предмет, в котором Трой без труда узнала из-за надписи на боку загадочный деревянный ящик.

Найджел и Винсент деловито суетились вокруг него, выгребая лопатами из тачки снег и плотно утрамбовывая его у основания ящика в форме ступенек, каркасом для которых служили коробки и рейки. Понаблюдав за ними несколько минут, Трой вернулась в комнату для завтрака.

Хилари стоял у окна с тарелкой каши в руках. Он был один.

– Привет, привет! – воскликнул он при виде Трой. – Вы посмотрели, как они работают? Разве это не прелесть: творческий порыв полной лопатой! Найджел сегодня в ударе. Я так доволен, вы и представить себе не можете!

– А что они делают?

– Модель могилы моего прапра – Бог весть в какой степени – дедушки. Я дал Найджелу фотографии, ну и, конечно, он не раз видел оригинал в церкви округа. Какой комплимент! Я польщён до глубины души. Ящик должен изображать пьедестал, а лежащая на нем фигура будет в натуральную величину. Право, это очень мило со стороны Найджела.

– В полночь я выглянула из окна и видела, как они волокли ящик мимо дома.

– Похоже, вдохновение снизошло на Найджела внезапно, и он разбудил Винсента, поскольку сам бы не справился. Верхняя сторона ящика сегодня утром уже была красиво покрыта слоем снега. Как хорошо, что Найджел снова начал творить. Присоединяйтесь ко мне. Возьмите немного рыбного салата или ещё чего-нибудь. Вам нравится что-то предвкушать?

В этот момент появились Форестеры, привнеся с собой атмосферу домашнего сельского уюта. Полковник был очарован активностью Найджела и непрерывно возносил ему хвалы, забыв про стынущую в тарелке кашу. Жена привела его в чувство.

– Надеюсь, – сказала она, кинув гневный взгляд на Хилари, – это полностью займёт их хоть на некоторое время.

Трой так и не решила, какого же все-таки мнения миссис Форестер придерживается по поводу эксперимента Хилари с бывшими убийцами.

– Крессида и дядя Берт прибывают поездом три тридцать в Даунло, – сообщил Хилари. – Если моё присутствие в библиотеке необязательно, я хочу их встретить.

– Сеанс лучше провести до ланча, – сказала Трой.

– Освещение из-за снега, наверное, изменилось?

– Весьма вероятно. Посмотрим. – А какого рода портреты вы пишите? – требовательным тоном осведомилась миссис Форестер.

– Исключительно хорошие, – сухо ответил её племянник. – Вы находитесь в обществе знаменитости, тётя Колумбелия.

К безмерному изумлению Трой, миссис Форестер подмигнула ей, сделала вытянутое лицо и фыркнула:

– Ухти-тухти!

– Ничего подобного! – обиженно возразил племянник.

– Совершенно бесполезно спрашивать, как именно я пишу, – сказала Трой, – поскольку я не умею говорить о своей работе. Если вы загоните меня в угол, то я выберусь оттуда, пробормотав нечто абсолютно невразумительное. Наверное, каждый рисует как может.

Произнеся последнюю фразу, Трой смутилась, точно школьница.

– Вы несравненны, – нарушил воцарившееся молчание Хилари.

– Ничего подобного! – пылко возразила Трой.

– Посмотрим, когда будет готово, – заключила миссис Форестер. Хилари фыркнул.

– В Итоне я сделал пару акварелей, – припомнил полковник Форестер. – Ничего особенного, конечно, но, по крайней мере, я их нарисовал.

– Это уже кое-что, – согласилась его жена, и Трой решила, что лучше не скажешь.

Завтрак закончился в относительном молчании. Они уже собирались подняться из-за стола, когда вошёл Казберт и встал рядом с Хилари в позе, живо напомнившей о метрдотеле.

– Да, Казберт? – спросил Хилари. – В чем дело?

– Мишура, сэр. Она прибудет в три тридцать. Слуги интересуются, нельзя ли её взять со станции.

– Я привезу. Это для ёлки. Попроси Винсента все приготовить, ладно?

– Конечно, сэр.

– Хорошо.

Хилари с довольным видом потёр руки и предложил Трой начать сеанс. Когда он закончился, они вместе вышли на улицу посмотреть на успехи Найджела.

Успехи оказались весьма значительными. Надгробное изображение жившего в XVI веке Билл-Тосмена уже обретало форму. Руки Найджела так и мелькали. Он пригоршнями прихлопывал снег и тут же обрабатывал его взятой из кухне деревянной лопаткой. В его работе была какая-то одержимость. Он даже не взглянул на зрителей. Шлёп-шлёп, скрип-скрип – и так без конца.

И тут Трой впервые встретилась с поваром Уилфредом по прозвищу Киски-Ласки. Он вышел во двор в поварском колпаке, клетчатых брюках и белоснежном фартуке. Пиджак был залихватски накинут на плечи. В руке Уилфред держал гигантских размеров половник. В общем, выглядел он так, словно только что сошёл с игральной карты набора “Счастливая семья”. Его круглое лицо, большие глаза и широкий рот только усиливали это впечатление.

Увидев Трой и Хилари, Уилфред поклонился, поднеся багрово-синюю руку к накрахмаленному колпаку.

– Доброе утро, сэр. Доброе утро, леди.

– Доброе утро, Уилфред, – откликнулся Хилари. – Вышли приложить руку к лепке?

Киски-Ласки смущённо засмеялся и запротестовал:

– Ни в коем случае, сэр. Я бы не осмелился. Мне просто показалось, что скульптору может понадобиться половник.

В ответ на это косвенное обращение Найджел просто молча покачал головой, ни на секунду не прерывая работу.

– Все ли в порядке в вашем королевстве? – поинтересовался Хилари.

– Да, сэр, спасибо. Мы хорошо управляемся. Мальчик из Даунло – отличный паренёк.

– Ну и прекрасно, прекрасно, – несколько поспешно, как показалось Трой, произнёс Хилари. – А как дела с пирожками?

– Они будут ждать вас сразу после чая, сэр, если изволите, – весело воскликнул Киски-Ласки.

– Если они не уступают вашим прочим блюдам, то это будет нечто исключительное, – сказала Трой.

Трудно было решить, кому больше польстили её слова: повару или хозяину.

Из-за угла западного крыла показался Винсент с очередной тачкой снега. При ближайшем рассмотрении стало видно, что это худой человек с печальными глазами. Он искоса глянул на Трой, вывалил свой груз и с грохотом покатил тачку прочь. Киски-Ласки, пояснив, что он выскочил всего на секунду, широко улыбнулся, отчего на его щеках заиграли ямочки, и ретировался в дом.

2

Крессида Тоттенхейм оказалась невероятно элегантной блондинкой, настолько элегантной, что красота казалась всего лишь ненавязчивым приложением. Она была в собольей шляпке. Соболиный мех обрамлял лицо, свисал с рукавов и украшал верх обуви. Когда верхняя одежда была снята, оказалось, что Крессида не столько одета, сколько обтянута чем-то вызывающе простым.

Слегка раскосые глаза, тонкий рот, подчёркнутая линия чуть-чуть сдвинутой набок шляпки, сдержанные манеры. При разговоре она то и дело произносила “знаете”. Трой не любила писать подобный тип женщины, и это обстоятельство могло оказаться просто ужасным:

Хилари не спускал с неё вопросительного взгляда.

Зато к мистеру Берту Смиту Трой почувствовала мгновенную симпатию. Это был маленький человечек с дерзким лицом, ясными глазами и сильным ирландским акцентом. Его щеголеватый костюм тоже словно бросал вызов приличиям. По-видимому, несмотря на свои семьдесят лет, он отличался прекрасным здоровьем.

Встреча вновь прибывших с Форестерами оказалась весьма интересной. Полковник приветствовал мисс Тоттенхейм с робким восхищением, назвав “дорогая Крессида”. Его обращение к мистеру Смиту было невероятно сердечным. Он долго тряс его руки, повторяя “здравствуй, здравствуй, дружище!” с радостным смеoом.

– Здравствуй, полковник, – отозвался мистер Смит, – Ты прекрасно выглядишь. Просто молодцом, это уж точно. А что тут толкуют про твоё превращение в доброго короля Тингама? Да ещё с усами. Усами! – вдруг проревел мистер Смит, обращаясь к миссис Форестер. – Черт, это должно быть забавно. В его возрасте! Усы!

– Глух мой муж, мистер Смит, а не я, – веско произнесла миссис Форестер. – Вы уже не первый раз совершаете подобную ошибку.

– Где только моя голова! – весело охнул мистер Смит, кивнув Трой и хлопнув полковника Форестера по спине. – Сорвалось с языка, как сказал мясник, уронив в корзину недоразделанную голову.

– Дядя Берт – старый комедиант, – сказал Хилари, обращаясь к Трой. – Он прекрасно говорит по-английски, если захочет, но любит разыгрывать спектакль под названием “учтите, я кокни”. Во всяком случае, для дяди Блоха. Ты ведь всегда подзуживаешь его, дядюшка Блох, не так ли?

Мисс Тоттенхейм поймала на себе взгляд Трой и слегка опустила глаза.

– Да неужели? – польщенно спросил полковник. После взаимного обмена комплиментами мистер Смит несколько угомонился, и они все вместе отправились пить чай, который на этот раз был сервирован в столовой и не имел ничего общего с милым тет-а-тет Трой и Хилари в зеленом будуаре. Над обществом витал дух скованности, причём отказ Крессиды взять на себя роль хозяйки нисколько не разрядил атмосферу.

– Бога ради, дорогой, не проси меня ничего разливать, – заявила она томно. – Ты же знаешь, что мне, право, больше подошли бы брюки. Я, знаете, испытываю к подобным обязанностям нечто вроде идиосинкразии. Это не моя роль.

Миссис Форестер несколько секунд в упор смотрела на Крессиду, а затем сказала:

– Быть может, Хилари, ты поручишь это мне?

– С удовольствием, дорогая тётушка. Как в старые добрые времена, правда? Когда дядя Берт начал посещать Итон-сквер после того, как смирился с моим похищением.

– А что мне оставалось? -, aставил мистер Смит. – Таков уж обычай. Живи и давай жить другим. Зачем сердиться на то, чего не изменишь?

– Ты на свой лад очень порядочный человек, Смит, – заметила миссис Форестер. – И мне кажется, что мы научились понимать друг друга. Какой чай вы предпочитаете, миссис Аллен?

“Я очутилась среди людей, которые говорят именно то, что думают, и тогда, когда думают. Словно дети, – размышляла про себя Трой. – Это очень необычно и может закончиться чем угодно”.

Правда, к мистеру Смиту это не относилось. Он явно себе на уме и ни в коем случае не покажет, что на самом деле думает о присутствующих.

– А как поживают твои бандиты, Хилл? – спросил он, забавно склонив набок голову, чтобы не капнуть на себя маслом с булочки. – Все ещё ничем не проштрафились?

– Конечно, дядя Берт, но, прощу вас, выбирайте выражения. Я ни за что на свете не хотел бы, чтобы вас услышали Казберт или Мервин. А ведь кто-то из них может войти в любой момент.

– О Боже, – пробормотал мистер Смит, ничуть не смутившись.

– Эта зияющая пустота над камином, – протянула Крессида. – Ты собираешься повесить сюда мой портрет, да, дорогой?

– Да, дорогая, – ответил Хилари. – Собственно говоря… – тут он тревожно поглядел на Трой, – я уже пытался завести об этом речь.

Реплика Крессиды спасла Трой от очень неприятного положения.

– Я предпочла бы гостиную. Знаете, чтобы не смешивать себя с супом и быть подальше от мрачных предков, – добавила она, окинув критическим взглядом остальные портреты.

Хилари густо покраснел и ответил только:

– Посмотрим. В эту минуту вошёл Мервин, чтобы передать поздравления повара и сообщить, что пирожки готовы.

– О чем это он? – раздражённо спросила Крессида. – Какие ещё пирожки после чая? Кстати, дорогой, я терпеть не могу пирожков с мясом.

– Я знаю, дорогая. Я, между прочим, тоже. Но это древний обычай. Откусывая первый кусок, надо загадать желание. Церемония, как велит традиция, проводится на кухне. Достаточно будет просто попробовать хоть крошечку. Уилфреду это будет очень приятно.

– А на кухне есть кошки? – спросила Крессида. – Не забудь, я не переношу кошек.

– Мервин, – обратился к слуге Хилари, – попросите Киски-Ласки убрать Лапушку и Подлизу, хорошо? Он поймёт.

– Надеюсь, – сказала Крессида, обращаясь к Трой. – У меня, знаете, положительно аллергия на кошек. Эти животные совершенно выводят меня из себя. У меня начинается нервный срыв, стоит мне только заметить кошку.

Она ещё довольно долго распространялась на эту тему; Трой устала считать, сколько раз прозвучало слово “знаете”.

– Я буду рада, – громко сказала миссис Форестер, – возобновить своё знакомство с Лапушкой и Подлизой.

– Больше, чем со мной, – взорвалась Крессида, впервые обратившись к миссис Форестер, но так и не взглянув на неё.

– Что касается твоих слуг, Хилари, – продолжила тётя, – я вполне разделяю твоё убеждение, что повар был совершенно прав, когда подрался с человеком, который плохо обращался с кошками. Я говорю…

– Да, тётушка, я знаю. Мы все с этим согласны! О, дорогая, ты – восхитительное исключение, – тут же поправился он, предвидя протест своей возлюбленной. – Так пойдёмте пробовать пирожки!

В кухне их встретил кланяющийся и улыбающийся Киски-Ласки, однако Трой показалось, что его глаза таят жестокую обиду. Она проступила гораздо явственнее, когда из-за наружной двери донеслось гневное мяуканье. Наверное, Лапушка и Подлиза, решила Трой.

Краснощёкий мальчик проворно проскользнул в дверь, плотно прикрыв её за собой. Кошачий концерт оборвался.

– Прости нас за кошечек, Уилфред, – извинился Хилари.

– Ничего, сэр, – ответил повар, искоса глянув на мисс Тоттенхейм; краснощёкий мальчик, надувшись, смотрел через окно во двор и зализывал царапину на тыльной стороне ладони.

Пирожки красовались на огромном блюде посреди кухонного стола. Трой с облегчением отметила, что они маленькие. Хилари объявил, что каждому по очереди полагается взять пирожок, попробовать его и загадать при этом желание.

Впоследствии Трой не раз вспоминала эти несколько минут, когда они в смущении стояли вокруг стола. Это были практически последние мгновения зачарованного спокойствия в Холбедзе.

– Вы первая, тётушка, – предложил Хилари.

– Вслух? – осведомилась миссис Форестер. Племянник как-то чересчур поспешно заверил её, что высказывать желание вслух вовсе не обязательно.

– Тем лучше, – сказала она, взяла пирожок и откусила сразу чуть ли не половину. Прожёвывая этот огромный кусок, миссис Форестер не сводила глаз с Крессиды Тоттенхейм. Трой внезапно встревожилась. Ей показалось, что она угадала желание тёти Клумбы. С тем же успехом миссис Форестер могла объявить его во всеуслышание. Она хотела, чтобы помолвка была расторгнута.

Следующей была очередь Крессиды. Она приложила громадные усилия откусить как можно меньше и проглотила эту крошку, как пилюлю.

– А желание? Вы не забыли загадать желание? – встревоженно осведомился полковник Форестер.

– Совершенно забыла, – сказала она и тут же издала визг на пределе слышимости. Из её красивого рта полетели кусочки пирожка.

Все невольно вскрикнули, а мистер Смит пробормотал слово из четырех букв. Крессида трясущейся рукой указывала на окно во двор. Там, за стеклом, сидели две кошки – одна пёстрая, другая полосатая. Они жалобно заглядывали в кухню и отчаянно мяукали, хотя внутрь не доносилось ни звука.

– Но, дорогуша! – выговорил Хилари, не делая ни малейшей попытки скрыть раздражение.

– Мои бедняжки! – воскликнул Киски-Ласки глубоким баритоном.

– Я не выношу КОШЕК, – ныла Крессида.

– В таком случае, – спокойно заявила миссис Форестер, – вам никто не мешает убраться из кухни.

– Нет, нет, – суетился полковник. – Нет, Клу, нет, нет, нет! О Господи! Посмотрите только!

Кошки тем временем начали отчаянно царапаться в окно. Трой, которая очень любила этих милых животных, сочувствовала им от всей души. Ей даже стало жалко, когда они внезапно прекратили рваться на кухню, повернулись на подоконнике и спрыгнули во двор, махнув хвостами. Однако Крессида снова взвизгнула, прижала руки к ушам и затопала ногами, словно негритянский танцор.

– Все в порядке, – сухо сказал мистер Смит. Полковник Форестер принялся утешать Крессиду несвязным рассказом о каком-то офицере, чьё отвращение к кошкам неким таинственным образом помешало его карьере. Совершенно непостижимо, но Крессида опустилась на кухонный стул, уставилась на полковника и затихла.

– Пустяки! – сказал Хилари тоном тихого отчаяния. – Продолжим. Как, миссис Аллен?

Трой взяла пирожок и страстно – настолько горячо, что чуть было не произнесла это вслух, – пожелала, чтобы в Холбедзе не случилось ничего ужасного. Пирожок оказался очень вкусным, и Трой сделала Уилфреду комплимент.

Затем настал черёд полковника Форестера.

– Вы все были бы очень удивлены, если бы узнали про моё желание, – гордо сообщил он. – Да, удивлены.

Полковник закрыл глаза и храбро атаковал свой пирожок.

– Восхитительно! – сказал он.

– Какие мягкие! – воскликнул мистер Смит и мгновенно проглотил свой пирожок, громко чавкая.

Последним отдал дань древней традиции Хилари, после чего все покинули кухню. Крессида сердито объявила, что примет пару таблеток аспирина и полежит в постели до самого ужина.

– Я не хочу, чтобы меня беспокоили, – добавила она, глядя на своего жениха.

– Тебя никто не потревожит, моя прелесть, – с готовностью откликнулся Хилари.

Его тётя издала смешок, который с равным успехом можно было назвать фырканьем.

– Мы с твоим дядей, как обычно, минут десять подышим воздухом, – сообщила она племяннику.

– Но, тётушка, уже слишком поздно. На улице темно, и может пойти снег. – Мы всего-навсего пройдёмся по главному двору. Ветер, как я полагаю, с востока.

– Хорошо, – уступил Хилари. – Дядя Берт, вы не хотите поговорить о делах?

– С удовольствием. В любой момент, – сказал мистер Смит.

Трой довела до общего сведения, что пойдёт взглянуть на свою работу. Общество разошлось.

По дороге в библиотеку Трой вновь поразила тишина, царящая в Холбедзе. Тишина и спокойствие. Пол устилал толстый ковёр. Редкие лампы отбрасывали на стены приглушённый свет. Центральное отопление работало, пожалуй, даже слишком хорошо. Трой казалось, что она идёт по окутанному паром тоннелю.

Вот и дверь в библиотеку. Она была слегка приоткрыта. Трой открыла её пошире, сделала пару шагов вперёд и ещё не успела выпустить ручку, как что-то сильно ударило её по голове.

По лицу потёк ручеёк скипидара. Трой не было больно, она даже не испугалась, но изумление полностью лишило её способности рассуждать. Немного погодя она вспомнила про выключатель, нащупала его и зажгла свет.

Библиотека как библиотека: тёплая, тихая, пахнущая кожей, каминными поленьями и краской. Портрет стоит на своём месте, рядом с ним скамья и кисти.

А на ковре у её ног лежит баночка для масла и скипидара.

По лицу стекает едкий ручеёк.

Первым делом Трой отыскала на скамье чистую тряпку и вытерла лицо. Хилари на портрете не сводил с неё загадочного взгляда.

– Хорошенькое дельце, – пробормотала Трой. – Не вы ли ввели меня в это милое общество, а?

Она повернулась к двери и с удивлением обнаружила, что она закрыта. По лаково-красной поверхности змеилась струйка масла и скипидара. Интересно, могла ли дверь закрыться сама? Словно в ответ на этот немой вопрос дверь скрипнула и приоткрылась на пару дюймов. Трой вспомнила, что так случалось часто, наверное, из-за слабого замка.

Однако её, безусловно, кто-то закрыл.

Несколько секунд Трой собиралась с духом, затем быстрым шагом направилась к двери, распахнула её и с трудом подавила крик. Она стояла лицом к лицу с Мервином.

Это ошарашило её гораздо больше, чем удар по голове. В горле что-то пискнуло, как бывает в кошмарном сне.

Лицо Мервина было пепельно-серым.

– Что-нибудь случилось, мадам? – спросил он.

– Это вы закрыли дверь? Только что?

– Нет, мадам.

– Зайдите, пожалуйста.

Ей показалось, что он сейчас откажется, однако Мервин вошёл, сделал четыре шага и застыл на том месте, где на ковре все ещё лежала баночка.

– Это она наделала бед, – сказала Трой.

– Позвольте мне, мадам.

Мервин поднял баночку, подошёл к скамье и поставил её на место.

– Взгляните на дверь, – сказала Трой.

– Позвольте мне, мадам.

Трой поняла, что Мервин уже все видел. Он вошёл в комнату, пока она вытирала лицо, тихонько выбрался обратно и закрыл за собой дверь.

– Банка стояла на верхушке двери, – сказала Трой. – Она свалилась мне на голову. Детская ловушка.

– Не очень приятно, – прошептал Мервин.

– Да. Неприятно.

– Это не я! – вырвалось из груди Мервина. – Я никогда! Господи, клянусь, я никогда!…

– Честно говоря, я не понимаю, зачем бы вам…

– Верно, – лихорадочно подтвердил он. – Господи, совершенно верно. Зачем бы я… Я!

Трой принялась стирать струйку с двери. Она снималась чисто, не оставляя за собой ни следа.

Мервин достал из кармана платок, опустился на колени и яростно набросился на пятно на ковре.

– Мне кажется, чистый скипидар все снимет, – сказала Трой.

Мервин растерянно огляделся. Она взяла со скамьи бутылочку и протянула ему.

– А! – бросил он и снова взялся за работу. Его шея блестела от пота. Он что-то бормотал себе под нос.

– Что? – переспросила Трой. – Что вы сказали?

– Он увидит. Он все замечает. Скажут, что это сделал я.

– Кто скажет?

– Все. Все они.

Трой услышала свои слова:

– Смойте остатки водой с мылом и подложите снизу побольше половиков. Она имела в виду половики, лежавшие изнаночной стороной вверх вокруг её рабочего места. Их принесли из кухни, чтобы уберечь ковёр.

Мервин поднял глаза! В них застыло выражение испуга, как у нашалившего ребёнка.

– Вы не скажете, мадам? Правда? Не захотите, чтобы меня выгнали? Ведь это не я, честное слово! Я никогда… Я же не спятил ещё… Я никогда…

– Хорошо, хорошо! – почти прокричала Трой. – Не начинайте заново! Вы уже сказали, что это не вы, и я…, собственно говоря, я вам верю.

– Благослови вас Бог, леди.

– Ладно, с этим все. Но если это не вы, то кто же? Кто мог такое устроить?

– А это уже другой вопрос, правда? Что, если я знаю?

– Вы знаете?

– Я ведь могу догадываться, правда? Кое-кого пытаются настроить против меня. Грязь, извините за выражение, гонят на всех нас. Все пострадают…

– Я не понимаю, о чем вы. Пока, кажется, одна я…

– Вы, леди! Простите, но вы всего лишь новенькая, понимаете? Это все против меня. Подумайте сами, леди.

Мервин сидел на корточках и глядел на неё снизу вверх. Его лицо пылало.

– Простите, мадам, – растерянно пробормотал он, поймав её взгляд. – Право, не знаю, что вы обо мне думаете. Я забылся. Извините.

– Все в порядке, – успокоила его Трой. – Но мне хотелось бы, чтобы вы просто объяснили…

Мервин вскочил и попятился к двери, судорожно наматывая себе на руку превратившийся в тряпку платок.

– Ох, мадам, мадам! Подумайте чуть-чуть сами!

С этими словами он исчез.

Только в своей комнате, смывая масло и скипидар с волос. Трой вспомнила, что Мервин был осуждён за то, что убил вора при помощи “детской ловушки”.