Текст книги "Продавец санге (СИ)"

Автор книги: Наташа Феокритова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Глава 20

Мне было известно свойство людей теряться в пространстве при многочисленных переездах и стрессах. Восприятие сужается до требований минимального комфорта и людей, окружающих человека. Все остальное перестает играть обычно важное значение. Какой ковер в номере, будут ли удобны кресла в самолете, какая погода за окном? Не так значимо. На первый план выходит желание удержать ускользающее чувство стабильности. То, что останется неизменным при любом высоком информационном потоке. Такие люди замыкаются в своем маленьком мире, сужают круг лиц для доверия, смысл приобретают вещи, которые когда-то даже не замечались. Разум цепляется за постоянство, мгновенно стирая лишнее, понижая статус значимости.

Мне хотелось домой. Иллюзии – стоит вернуться, вернется прежняя жизнь. Я не обманывалась, та жизнь не вернется. Не будет прежним ничего из моих представлений о мире, в котором живу.

Я, не видевшая до этого Марса в одежде врача, не могла не впечатлиться. Ему она невероятно шла. В моих глазах – чрезвычайно. Дни наполнились работой, а ночи сексом, что никак нас не ускоряло. Но видимо сказывалось только на мне одной.

И ничего не могла поделать, оказываясь за дверью номера, мы бросали все как есть, неизменно оказываясь в постели. Удовольствие от ярких ощущений с Марсом оставалось все таким же сильным. Казалось, еще немного, и я на самом деле стану зависимой от него. Влюбленность раскрашивала мир в цвета радуги, заставляя улыбаться и светиться от счастья.

Пятнадцать замороженных суров, по пять в день. Такой ритм мы установили, не в состоянии работать быстрее. Суры внешне выглядели, как люди. Но внутренние органы при малейшем нажатии выделяли едва заметные невооруженным глазом ореолы свечения. Их органы смотрелись здоровыми, как у молодых, пышущих здоровьем людей, хотя внешне все они имели разные возрастные признаки.

На расстоянии трех-четырех метров излучение рассеивалось, поэтому тела перевезли в морг городского центра. Содержать морозильные камеры и криокапсулы на бешеной жаре в климатических условиях Судана было невозможным.

Военные переоборудовали для операции грузовой самолет, отгородив и дополнительно усилив обшивку кабины пилотов слоями материала, защищающего от излучения. В глазах же всего мира мы выполняли обычный рейс с пересадкой.

В вечер вылета они собирались вместе, и я с некоторым сожалением думала о номере, отвлекаясь на собственные мысли, вместо сборов сидя в кресле и наблюдая, как Марс расхаживает туда-сюда. Его движения, занятого сбором вещей, сосредоточенного на задачах, завораживали, маня уютом. Я здесь была абсолютно счастлива. Словно спряталась от всего мира, купаясь в бессовестном, безусловно невменяемом, кайфе от секса с самым умопомрачительным любовником на свете. Разве нельзя прожить так всю жизнь, делая вид, что мы обычные люди, которым хорошо вместе? Этим глупым, детским мечтам я улыбалась, понимая неосуществимость. Но никак не могла остановиться. Завтра мы вернемся в Лондон, и реальность обрушиться на нас с новой силой. Проблема износа органов никуда не делась, как бы ни хотелось об этом думать. Даже если Марс перестанет быть владельцем клиники, это ничего не меняло.

Все было готово, мы вылетели по расписанию, держась поближе к грузу и подальше от малочисленной команды военных пилотов и охранников. Предчувствие опасности не покидало Марса с момента обнаружения ключа. Вероятно, охрана в отеле была сверхмощной. Если оставшиеся суры знают о нас, то самолет казался самой удобной возможностью для нападения. Скорее всего, еще в аэропорту. Внутренне собравшись, он ждал атаки, но ее не произошло. Сосущее чувство тревоги не исчезало. Не рассасывалось. Он принял решения взять на борт дополнительную охрану. На всякий случай.

В мире асуров все просто, если есть власть и сила – иди и бери, никто слова не скажет, если нет, то твоя смерть послужит уроком для всех остальных таких же идиотов. И уже в воздухе он неожиданно настоял.

– Знаешь, что? Надень парашют, – приказал он, поймав сердитый взгляд военных, по мере приближения к острову Понта-Делгада.

Напряжение и без того перехлестывало через край, поэтому я без лишних слов согласилась, под высокомерными и похотливыми взглядами мужчин, наблюдающих за процессом моей экипировки. Марс перепроверил все ремни, карабины, впаянный высотомер. Протянул шлем и перчатки.

– Мы приближаемся к храму суров. Будь внимательна, – предупредил он, сам не зная чего ждать.

– Храму? Тому самому, у которого нет входа?

Мне хотелось знать больше, и Марс кивнул.

– Да, в его чаше есть вход. Асуры знают о нем. Но не могут получить доступ. Как ты сама понимаешь, суры позаботились об этом. Люди тоже туда не лезут из-за сильного чувства страха, возникающего каждый раз при приближении.

Он не договорил, изменившись в лице.

В кабине пилота раздались выстрелы, приглушенный вой и взрыв, задний люк грузового отсека медленно начал подниматься, впуская внутрь свист воздуха и ветра, шум работающих двигателей.

Марс только успел увидеть, как мое испуганное лицо исказилось от узнаваемой картинки. Я уже видела это дважды. Большое желтое облако прожигало перегородку между кабиной пилотов и отсеком. Значит, скоро будет взрыв.

Губы Марса вонзились в мои, срывая поцелуй, одновременно он толкал меня к зияющей пустоте небесного пространства. Отчего я, пискнула, ощущая движение в опасную сторону, распахнула глаза, пытаясь уйти от поцелуя, затормозить под его неумолимым напором.

– Назад. Прыгай. Найди Пику, отыщи вход. Это твой единственный шанс. Там действуй по обстоятельствам.

От его слов я обалдела. Побледнела, а в глазах застыл ужас от осознания нужного прыжка и каких-то поисках.

– Я боюсь высоты!

Отрицательно замотав головой, ища поддержки, сочувствия, да хоть какого-нибудь понимания. С такой высоты?! Я умру. Сдохну. Были, конечно, случаи, когда люди оставались живыми, падая и с десятитысячной высоты, но на то они и исключения, что лишь подтверждают правила. К тому же я уверена, что такое исключение могло произойти с кем угодно другим, но не со мной.

– Я не-нее смо-гу. Я погибну!

Меня буквально затрясло, по лицу текли слезы, по ногам заструились влажные позорные струи мочи. Хотелось выть и умолять одновременно. Все слишком быстро.

– На четыреста метрах открывай парашют.

– МАРС!!! Я же не асур. Слишком высоко для людей.

На секунду наши глаза встретились, и в его решительном взгляде проскользнуло нечто удивительное, уверенное. Он выпрямился, удерживая мое тело одной лишь рукой, на самом краю воздушной пропасти, второй же крепко держась за край самолета.

– А ты и не человек, Милена, – улыбнулся он одними лишь глазами и резко толкнул меня прочь из салона.

В смысле не человек? Он что, издевается?

Мысли об этом и о чем-либо еще мгновенно испарились, как только тело за бортом самолета понеслось вниз к земле.

Оказалось, невероятно холодно летать в мокром комбинезоне. А когда в ушах свистит, а сердце бьется так, что еще немного, и ветер вырвет его из бесполезной груди, тем более. Я бы лишилась сознания, если бы не рассекающие, хлесткие удары в лицо.

Самолет резко, почти перпендикулярно повело вниз, и свалившаяся в штопор машина с ужасным гулом, перекрывающим вой воздушных масс, начала катастрофически быстро стремиться к земле.

Требовалось восстановить дыхание, но на высоте не хватало кислорода. Я лишь видела со стороны, как машина невероятным усилием вышла из смертоносного падения, пошла ровно, но ее болтало, мотало из стороны в сторону. Там на борту что-то происходило.

Следующие минуты я беспрерывно смотрела то вниз, то на высотомер, то на самолет. Если бы не шок, я бы мучилась от дикого холода, сводящего судорогой мышцы, обжигающего лицо беспощадными порывами настолько грубо, что казалось, с лица дерут кожу. От перенапряжения полопались сосуды в глазах, но несмотря на боль от света, я продолжала смотреть. Пока не увидела стрелку на желтом сегменте циферблата, затем на оранжевом и последнем – красном. Пятьсот метров до земли.

Что есть силы потянула за клапан, и тело резко отбросило верх, словно кто-то дернул его за шкирку и подвесил в воздухе. Теперь спуск приобрел невесомость и плавность. Земля неумолимо приближалась, заставляя мозг лихорадочно вспоминать кадры просмотренных передач о парашютном спорте. Ноги не оказались готовы к столкновению с твердой основой. Неудачно упав, я кубарем покатилась, ощущая с какой бешеной силой ветер тащит дальше, царапая и садня тело о камни.

С трудом через боль удалось вспомнить, что нужно отстегнуть ремни. Наконец отстегнув стропы, замерла и смогла позволить себе роскошь не шевелиться. Обессиленная, я растянулась на теплой земле, не имея в голове ни одной мысли, ни чувствуя собственного тела. Ничего. Только дыхание и полное непослушание резко отяжелевших конечностей.

Ветер шелестел травой, в небе безмятежно, никуда не спеша, плыли молочные облака и больше ни звука. Ни одного. Хотелось закрыть глаза и уснуть. А проснувшись, узнать, что все случившееся только сон.

К сожалению, все было не так. Огромным усилием воли, со стонами и матом, я заставила себя сесть и осмотреться в поисках подножия Пику. Понимая, как ненавижу всех суров и асуров вместе взятых. Ведь так хорошо жилось в Бурятии, никого не трогала, и меня никто не трогал. Затеяли же власти рок-фестиваль. Занесло же туда асура. Гады непрошенные.

На непослушных ногах я поковыляла к жерлу вулкана, тратя последние силы на восхождение. Удивляясь, откуда вообще силы.

На покорение ушло четыре часа. По дороге, с поистине буддийским смирением, я проклинала всех суров и асуров на свете.

Внутрь едва не свалилась, скатившись вниз прямо на попе, ободрав локти и бедра. А когда пришла в себя, осмотрелась.

Здесь ничего нет.

Ничего!

Пусто.

Обычная чаша с относительно плоским дном, за которое без конца цеплялись плотные сгущающиеся облака. И похоже, что скоро начнется дождь.

Никаких знаков, систем, указателей, люков или дверей.

НИЧЕГО.

Ноль.

– Да что б тебя! – выругалась я, чувствуя слезы и обиду на Марса. – Нет тут ничего, слышишь! Нет!

Сил идти назад не осталось, и я повалилась в центре круга, постанывая от боли и жалости к себе, уныло представляя путь назад. А чего стесняться, извержения пока не предвиделось. Нужно будет потом искать ближайшее селение, телефон. Интересно, жив ли Марс? От этой мысли сердце больно кольнуло, сжалось. Я не человек? А кто? Неужели сур? Этого не могло быть никак. Асур? Он сказал, что вход (если бы он был) не пропустит асура. А я вот тут валяюсь. Кто?

Внутренне я уже смирилась с предстоящим дождем и никуда не спешила. Вообще все равно, хоть дождь, хоть снег, хоть потоп, лишь бы лежать не мешали. Я вспомнила о кулоне и достала его из-за слишком тугой горловины комбинезона. Вяло рассматривая почти без интереса.

«Слеза Будды». Литфер сиял золотыми прожилками даже на фоне темнеющего, хмурящегося неба, красиво угадываясь гранями икосаэдра. Что бы сейчас сказал отец? Что бы он вообще на все это сказал?

Я рассматривала кулон и думала о том, что у икосаэдра сложная геометрическая форма. Каждая сторона имеет по пять граней, как количество миров, о которых рассказывал Марс. Мысль навела на ассоциацию с буддийскими ступами.

Обычным мирянам редко известно, но любая классическая ступа – сложенный элемент, состоящий из пяти фигур. Пяти элементов стихий. Квадрат земли, круг воды, треугольник огня, полумесяц воздуха или дерева и самая верхняя часть – Солнце. Я прослушала много уроков по теологии и даже некоторые не проспала. Замерла, чувствуя, как нечто с радостью отозвалось в солнечном сплетении. Каждому бурятскому ребенку известна мантра «Ом ма-ни падме хум». Та же последовательность первоэлементов. Я бесчисленное количество раз читала эту мантру, знала другие, намного более сложные. Но эта самая простая и самая мощная при правильном применении.

Словно из ниоткуда пришел поздний ответ на мой последний вопрос.

– Иногда, басалган, достаточно всего лишь одной молитвы.

На лицо упали первые капли дождя, принося прохладу. Я закрыла глаза, подняла кулон вверх, чувствуя, как тот нагревается, реагируя на повышающуюся влажность.

Ну вот чем я рискую? Я дочь Ламы. Мне требуется лишь сделать ударение на первый слог, отвечающий за землю. Самый важный звук и вибрацию в мире людей.

«Ом».

Так звучат все тяжелые, глухие колокола мира, о которые ударяется дерево. Так звучит разверзающаяся земля. Так звучит мой мир.

Кулон – ось, передатчик между этим миром и миром голодных духов.

Дождь нежданно хлынул с силой, увлажняя почву, замешивая пыль в грязь, грозясь наполнить собой чашу.

Я чувствовала, как нагревается и жжет кулон. Медленно и верно погружала себя в глубокую медитацию, достигая своего атмана, пытаясь слиться с ним, концентрируясь на чувстве единства с миром. Я человек. Чтобы Марс ни говорил, я выросла в этом мире. Я дочь этой Земли.

Жерло вулкана потихоньку наполнялось водой, постепенно покрывая все тонким слоем воды. Подняла руки верх, тянущие пальцы с кулоном вверх.

– ОМ!

От звука кулон засветился, просиял, и действуя по наитию, я провела им линии, что видела на мешочке из под санга.

Квадрат. Круг. Крест. Дважды.

Казалось, кулон взорвался. Во все стороны шла ощутимая гудящая вибрация, подобно свету от лампочки, неожиданно зажженной в кромешной тьме. Я колокол.

– Ооооммммм!

Без сил раскинула не слушающиеся руки в воду, теряя сознание.

В облаках прогремел гром, и небо разрезали свирепые молнии.

Эпилог

В моих воспоминаниях стерлись события последующих часов.

Казалось, чаша вулкана заполнилась до краев, и я в ней захлебнулась. Утонула, не в силах подняться хотя бы на ноги. Последние глотки воздуха я думала о Марсе. Открывая в себе самое последнее и сокровенное – люблю. Мне хотелось, чтобы он любым чудом, невероятным шансом выжил в рухнувшем самолете. Больше всего на свете.

Вместо этого подлетела вертушка скорой помощи, и заботливые руки медперсонала вытащили из воды, погрузили на носилки. Оказывая реанимационные мероприятия. Транспортируя до ближайшего медицинского центра.

Потянулись серые дни, после чего меня направили домой, куда я так стремилась последние месяцы.

В новостях не показали взрыв неизвестного самолета, и инцидент на Пику стерли из памяти местных жителей байкой о сумасшедших сектантах, догадавшихся провести обряды в разгар грозы. Вот сколько у людей ума? В зад им молний напихать, чтобы думали в следующий раз о собственной безопасности.

И только дома я оказалась в руках Батыра Хазановича, поставившего на уши половину медицинского начальства края, угрожая проклятиями шамана. Угроз шамана боялись, оказалось проще рискнуть больной, пребывающей в коме, чем его расположением. После чего ему дали машину и нужное оборудование для выезда.

Он отвез меня в Баргузинский район к отцу. Сам провел ритуалы и персонально сходил за душой в срединный мир. А потом осуждающе смотрел на лам, недовольно стуча по столу вторым указательным пальцем, пока те, собираясь в дацан, решали, как поступить правильнее.

– Ты басалган угробил, ты ее из комы и возвращай, – сообщил он Дордже, не боясь ни гнева ламы, ни мести. – И не забудь дочери правду рассказать. Измучилась вконец.

***

– Он жив? – первое, что спросила я, вынырнув из плена комы в мире живых.

Никто не потрудился ответить, и мне пришлось открыть глаза.

Взгляд уперся в просторный потолок, украшенный пестрыми одеялами, цветными резными балками с охранительными мотивами драконов, растительности, призванной защитить дацан от злых духов. Затем обозрела собравшиеся вокруг знакомые, незнакомые и довольные лица лам, их помощников.

– Лежи, тебе пока рано вставать, – голос Батыра Хазановича я узнала бы, где угодно, отчего на лице появилась тень слабой улыбки.

– Это же Ярикта. Дом, – от нахлынувшей радости не осталось никаких сил, и я послушно закрыла глаза, чувствуя, как увлажнилось под веками. Слезы собираются во внутренних уголках.

Я больше года не была дома. Так отчаянно скучала, ждала долгожданного возвращения. Мне столько хотелось поведать отцу, что не верилось. Никак. Радость на время перекрыла все остальное.

Лавиной обрушились воспоминания в жерле вулкана, уходящий из поля зрения самолет с сурами и асурами, и гроза, бушующая стихия. Руки инстинктивно потянулись к груди в попытке нащупать отсутствующий кулон.

Ламы разошлись. Стало тихо. Я снова открыла глаза, посмотрела по сторонам. Внутри дацана остались отец и Курумканский. Оба отошли в сторону и негромко переговаривались о чем-то своем.

Может быть, они не знают о Марсе? Непрошенный страх заскреб внутренности. Жизненно необходимо узнать, жив ли он. Собрав силы в кулак, не чувствуя мышц, я поднялась с лежака, игнорируя капельницу и вопящие напряжением мышцы.

– Милена, еще рано вставать! – гаркнул Курумканский, наблюдая за моими волевыми усилиями. – Несносная девчонка.

– Мне нужно позвонить, – дыхание вконец сбилось, я обессиленно рухнула назад, больно ударившись затылком, ойкнула, чувствуя, как взмокла от напряжения. Сколько же я тут пробыла? Совершенно нет сил.

– Жив твой полуасур, – ответил Дордже.

– Едва собрали по костям, – заметил Батыр Хазанович, поправляя одеяла и помогая сесть.

– Где он?

– Скоро увидишь, – пообещал Курумканский, перенося меня на руках из дацана в домик отца. – Но сначала чай и мантры. А ты как хотела? Нечего закатывать глаза. Вот все выполнишь, тогда и вопросы задавай. И не пустословь.

Я хотела было заупираться, возмутиться. Есть у меня силы. Много. И мне больше всего нужно узнать о Марсе. Открыла и закрыла рот.

Он вошел, усадил по-отечески в кровать, укрыл.

– А вот если сил нет, то нечего и спрашивать, слова только впустую переводить.

От того, что жив, разом все внутри отпустило, и под ловкие движения руки опытного шамана я сама не заметила, как уснула.

Вот как спорить со старшими, когда со мной как с малолеткой? Без спросу. А я, между прочим, врач. Хирург.

Когда я снова открыла глаза, уже светало. Отец вошел в домик, сел на скамью, налил две чашки чая, одну из них протянул.

– Долго я спала? – спросила я.

– Двое суток, басалган.

Мой взгляд выхватил кулон, который вновь висел на шее, только литфер потемнел и потерял золотые прожилки. Отпила чаю. Горячая жидкость разлилась по внутренностям, возвращая энергетические каналы к жизни. Только отец умел варить такой особенный, живительный чай.

Пили молча, наслаждаясь покоем, светлеющим утром. Затем Дордже прочитал мантры, и пока он читал, я буквально ощущала, как возвращаются силы. Я никогда прежде не слышала такой странной молитвы. Язык, звуки, вибрации были абсолютно незнакомые. Как будто кто держал шланг с Ци, наполняя силой изнутри. Насыщая жизнью.

Отец закончил час спустя, замолчал. Затем встряхнулся. Выдохнул совсем не по-старчески. Очень мощно.

– Прогуляться не хочешь, басалган? Первый снег лег.

Я, чувствуя, как энергия плещет через край, с радостью согласилась.

В дацане стояла тишина, утренняя пустынность завораживала покоем. Все разъехались по деревням до следующего хурала. Мы с Дордже медленно шли гороо, неспешно, настраиваясь, вдыхая энергию места. Прошли круг.

– Тебе многое выпало, басалган, – наконец произнес отец

Я держала его под руку, согреваясь его горячей морщинистой ладонью.

– Спрашивай.

– Ты знаешь об асурах и сурах? – спросила я, полагая, что отец может многое рассказать. – Ты был в их мирах?

Мы сделали с десяток шагов прежде, чем он кивнул. Давая время обдумать следующий вопрос.

– Я никогда тебя об этом не спрашивала, но теперь хочу, – наконец, решилась я, веря, что готова узнать правду. – Я хочу знать, кто мои настоящие родители? Кто я?

И снова тишина, снова десяток шагов и обдумываний. Внезапно Дордже остановился и повернулся ко мне.

– Ты не пришла в дацан, басалган. Это ложь. Ты родилась в мире асуров, в низшей касте. В семье моего учителя. Я забрал тебя, когда это стало возможным. Дал лучшую жизнь, чем ждала там. Поэтому ты стала хирургом, тебя всегда волновала кровь. Кровь всегда волнует асуров.

У меня сердце остановилось от услышанного. Асур! Я асур? Как такое возможно?! Асур!

– Но я же человек. Мои чакры стоят так же, как у всех людей. У тебя, у других…

Дордже кивнул, вздохнул.

– Чтобы тебя принял мир, и ты никому не причинила вреда, я переставил их в нашей последовательности.

Не верилось, что такое вообще возможно. Один? Сам?

– Какой силой нужно обладать, чтобы творить такое?! Как ты это сделал?

– Чтобы спасти тебя, мне пришлось прибегнуть к помощи нашего Учения.

У меня не было слов.

– Я что, умирала?

Он кивнул. Вздохнула, не в силах поверить в услышанное.

– И кто я теперь?

– Человек, Милена. В мире Самсары все возможно. Не забывай, все есть иллюзия.

Я сглотнула, свела руки вместе в молитвенном жесте, поднесла к своему лбу, шее, солнечному сплетению и склонилась перед Дордже, как перед великим Ламой. Чувствуя, как слезы скатываются по щекам.

– Благодарю тебя за этот Дар жизни, Великий Учитель.

Отец кивнул, взял меня за подбородок, поднял.

– Ты моя дочь, и, несмотря на всю непривязанность, я горжусь тобой. И тем, кем ты выросла. Видишь, порой и одна молитва помогает.

Он обнял меня. Так неожиданно. Нежданно. Я не смогла вспомнить, когда мой приемный отец за один раз проявлял столько эмоций. Гордился. Заплакала, разрыдалась, как маленькая, от невыносимого избытка чувств.

– Папа, – выдавила, хлюпая носом, ощущая себя невероятно счастливой в жилистых, родных руках, утешающе хлопающих меня по спине.

Немного успокоившись, мы продолжили прогулку, любуясь соснами и горами с шапками белоснежного снега. Спокойно, тихо, блаженно. Я люблю это место.

– Твой Марс теперь такой же, как и ты, – сообщил он, видя, как у меня в очередной раз округлились глаза, и приоткрылся рот.

– Ты это сделал для него?

Невероятный кармический подарок, с какой стороны ни посмотри. Настолько великий, что казался невозможным. Щедрым.

– Зачем?

– Он же помог тебе использовать талисман?

Отец подмигнул мне и повел вперед, пока я обдумывала, ага, еще как помог. Вытолкнув из самолета.

– Думаю, раз проблема различных несовместимостей биологических видов решена, наш род продолжится. Нужно же кому-то продолжить традицию учения.

Я совсем застопорилась, переваривая услышанное, не в состоянии сделать хотя бы еще один шаг вперед, обалдев окончательно. Продолжить род?

– Подожди. Я не могла забеременеть, потому что для этого нужен асур?

– Почти, – отозвался он, и уголок рта чуть приподнялся вверх.

Вот засада, а я даже не взяла кольцо у Марса. Он же ужасный, подлый, кровожадный асур. Ну как же дочь ламы пусть и с изъяном могла выйти замуж за такого? А? Это надо же, кто знал, что так обернется. У меня слезы потекли по щекам, одновременно со смехом.

– Пап, а где сейчас этот недобитый асур?

– Под надзором Курумканского.

– Ммм, ясно. А знаешь, мне срочно нужно в город. Вот очень. Здесь нет никого, кто мог бы подбросить до города прямо сейчас?

Дордже вынул вторую руку и подбросил вверх ключи. Я рефлекторно поймала их, встретив теплый взгляд отца. Душевно, порывисто обняла его, благодаря всех Будд разом за все радости жизни.

– Машина у ворот, – пояснил он. – Не забудь по дороге позавтракать, а то еще хлопнешься перед ним в обморок.

***

Всю дорогу я прокручивала в голове разговор с отцом.

Никогда не догадалось бы о своем происхождении. Теперь многие вещи становились объяснимыми. Откуда я пришла. Почему никто не искал. Я столько лет таскала внутри себя огромный ком гнева на родителей, вины, не зная, что сделала не так. Чем я провинилась? За что со мною так жестоко обошлись? Не подозревая, что все в точности до наоборот, меня не только горячо любили, но и оберегали так сильно, что отдали в мир, где не уготована роль жертвы.

От этих мыслей по щекам катились слезы благодарности. Судьба одарила меня родителями вдвойне, подарив в лице отца еще и покровителя. И я смахивала соленые дорожки на щеках, не в силах перестать улыбаться.

Понятно, откуда заживляющие способности. Асур асура лечил лучше, чем человек асура. Энергии подходили друг другу. Ложились гармонично. И даже с переставленными чакрами, принятая этим миром, я не потеряла первоначальную суть. Неудивительно, что не возникло никаких сложностей с сексом и разумом, более того, тянуло как помешанную к любым прикосновениям Марса.

Самым чудесным и потрясающим оказалась другая новость. Я могу забеременеть. Могу. Меня вело от счастья от одной только мысли. У меня могут быть дети. Мысль об этом вызывала внутри бурю, невесомо колыхаясь в районе живота миллиардом бабочек. Мои дети. Они точно будут, потому что, по словам отца, будет продолжатель традиции учения. Значит, будет, как минимум, один мальчик.

В какой-то момент эмоции так сильно захлестнули, что я резко дала по тормозам, съехав на обочину. Выйдя из машины, оперлась на капот, ничего не делая, хватая сырой воздух ртом, рыдая и смеясь одновременно в ладони. Не в силах унять переживания, выплескивающиеся наружу.

Успокоившись, некоторое время разглядывала речку, деревья, дачные домики вдали. Это место, Байкал и его заповедники, походило на рай. Край, где возможно все. Где сбывались мечты. Если бы я выбирала, где жить, осталась бы здесь навсегда. Наслаждаясь каждый выходной бесконечными уголками природы.

Я доехала до Улан-Удэ за три часа, выжимая педаль в пол, так, словно за машиной гналась ватага голодных абасов, притормаживая только чтобы поклониться хозяевам края и сделать подношения в нужных местах.

Нашла Курумканского и выяснила, где Марс. Батыр Хазанович заставил надеть тапки, сетуя, что, чай, не в Лондоне, в реанимацию иду.

Перед палатой остановилась, приглаживая волосы, одежду, наброшенный на плечи халат. Чувствуя дикое волнение, я открыла дверь, сходу налетев на пронзительный взгляд синих глаз Марса.

Замерла, не в силах вымолвить ни слова. Наблюдая, как уголки любимых твердых губ ползут вверх. В глазах вспыхивает радость. Он рад, привычно пожирает взглядом, дышит в унисон.

– Так и будешь стоять? Или поцелуешь меня? – спросил он, не сводя глаз с лица.

Взвизгнула и, бросив тапки, побежала к нему, оказавшись буквально верхом на Марсе. Целуя его, дорогого, родного, обнимая, прижимая, сколько есть сил.

– Я думала, ты погиб.

– Так и было. Твой отец помог, – сообщил он, нежно гладя по спине, по волосам, трогая руки, плечи. – Как вы живете с такой бурей эмоций?

– Ты научишься. Кстати, твое предложение еще в силе?

– Какое именно?

Я потупила взгляд, рисуя на груди Марса круги.

– Ну, с кольцом…

– Передумала? – одна его бровь скептически дернулась верх и вернулась на место, наблюдая, как я краснею и улыбаюсь от неприличных планов.

– Мне одна птичка на хвосте принесла, что у нас могут быть дети, – сообщила я, шаловливо.

– Намереваешься сейчас начать их делать?

Я кивнула, чувствуя, что жуть как хочу приступить к реализации планов. Тем более то, что толкало меня в копчик, абсолютно точно подтверждало, что Марс совершенно, ну вот не капельки не против.

Я наклонилась вперед, буквально бахнувшись в его ждущие губы, отдаваясь поцелую, желанию.

– Э-э-э, что это вы тут устроили, молодежь?! – гаркнул Курумканский, наблюдая картину маслом. – Милена, отлепись от моего пациента! Доктор Баргузинская, держите себя в руках.

Пришлось взять себя в руки и терпеть, пока Марса не выпишут из больницы.

Спустя полгода мы закрыли дом в Лондоне, продали компанию «Сафино» и затеяли стройку новой больницы в Улан-Удэ. Марс согласился, что жена, пусть и полуасур, привлечет внимание других асуров, а после того, как у нас родится ребенок, появятся вопросы и к нему.

Мне легко давалась первая беременность, и перед выходом в декретный, я ходила по клинике, вся искрясь от счастья, иногда плача от этого и списывая эмоциональность на гормоны. Мы знали, что будет девочка, но никак не могли выбрать имя. Пока однажды Марсу не пришло в голову назвать ее Дара. Так как сама жизнь, наша новая жизнь и была настоящим для нас даром.