Текст книги "Давай начнем все сначала (СИ)"

Автор книги: Наташа Дух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Глава 16

Константин

Через час мы были в квартире. В машине разговаривали о пустяках или молчали. И оба понимали, что время серьезного разговора еще не наступило. Но я уже принял для себя решение, и как только снял пальто, подошел к Даше и обнял. Она не оттолкнула меня и уткнулась в мою грудь. От этого сердце забилось чаще.

– Даша, я люблю тебя. Давай начнем все сначала? Сейчас обсудим наши ошибки, и больше никогда не будем их допускать.

Она подняла сияющие глаза, и я увидел ответ. От этого хотелось счастливо рассмеяться.

– Костя, я люблю тебя. Давай начнем все сначала. Я согласна.

Я нежно погладил ее по щеке и наклонился, чтобы легко поцеловать. Она ответила, и показалось, что я слегка пьян.

– Пойдем на кухню.

Когда мы сели за стол, я взял ее за руку, ощущая теплые пальцы.

– Прости меня, пожалуйста, что не верил тебе и называл предательницей. Теперь я знаю, что ты никогда не изменяла.

Она всхлипнула и тепло улыбнулась.

– И ты меня прости. Я все равно причинила тебе чудовищную боль, но тогда я думала, что поступаю правильно.

Мое сердце сейчас выпрыгивало из грудной клетки от боли за нее. Казалось, что меня режут наживую. Я возвращался на два года назад, вспоминая, как Даша одна переживала потерю нашего ребенка, а я ничего не знал.

– Я прошу тебя. Давай не будем больше ничего скрывать друг от друга. Сделаем выводы из наших ошибок. Мне чудовищно трудно осознавать, что ты не дала мне возможность помочь тебе справиться в нашем общем горе. Это же был и мой ребенок.

Она заплакала, а я резко переставил стул и стал гладить по волосам, утешая.

– Я понимаю, что ошиблась, и больше никогда не буду так делать.

Даша прижалась к моей груди, и я услышал ее грустный голос:

– Костя, скоро родится Вероничка. Я не думала, что мы будем снова вместе. И хочу спросить тебя, что ты к ней чувствуешь?

Снова погладил ее по волосам. В горле пересохло, и я не знал ответа на этот вопрос. Просто был рад, что с ребенком все хорошо, но отцовских чувств к ней не испытывал. И меня это пугало. Липкий пот пополз по спине, когда я понял, что надо отвечать честно.

– Даша, пока я знаю только одно, я дам Веронике мое отчество и фамилию. Ты мне поможешь не совершить ошибку родителей?

Она внимательно посмотрела на меня и кивнула, в ее глазах блестели слезы.

– Мне было больно узнать, что родители тебя не любили, Костя. И это при том, что я любила Марию Федоровну. Никак не могла ее понять, но и осуждать не имела права. Спасибо, что сказал честно. Ты не обязан любить чужого ребенка. Но я верю, что мы справимся с этим вместе.

– И я буду верить, Даша. Мне уже почти не больно, но это чудовищно осознавать теперь, когда у нас есть Вероника. Ей такого не желаю и верю, что у нас все получится просто потому, что мы другие. Не как мои родители. Мама не имела права возлагать на тебя непосильную ношу с этой правдой. Ты столько лет молчала и никому не сказала. Я тобой горжусь.

Даша подняла на меня заплаканные глаза, а я смахнул слезы с ее ресниц.

– Теперь нам осталось решить еще один вопрос. Хорошо, что ты не успела купить кроватку, коляску для Вероники. Я не хочу жить в наших квартирах. Предлагаю снять жилье рядом с моей работой и жить пока там. А потом решить, что делать дальше?

Она согласно кивнула и прижалась снова ко мне.

– Главное рядом с тобой. Мне неважно где.

Ее слова отзывались самой лучшей музыкой.

Мы сняли просторную двухкомнатную квартиру и стали там обустраиваться, понимая, что возможно будем жить здесь долго. Я был счастлив приходить домой и видеть любимую Дашу, которая встречала меня с улыбкой и любовью в глазах. Всегда окружала заботой, и я видел, что нужен ей. И сердце каждый день счастливо билось. Я снова жил полной жизнью и знал для кого. В моем сердце была Даша, а в глазах любовь к ней. Мне больше не нужны были подработки, и я после работы оказывался на моем островке любви. Обнимались и предавались мечтам. После рождения Вероники мы почти сразу будем планировать нашего малыша. Мы его очень хотели.

Нас расписали быстро и на следующий день. Мы захотели быть официально женаты перед рождением ребенка. А уже через неделю я встречал Дашу из роддома с огромным букетом ее любимых хризантем. Роды были платные, но я весь извелся, не находя себе места от тревоги за нее. И пришлось снова отпроситься с работы.

Когда Даша появилась, я подумал, что она самая красивая на свете. Ее глаза искрились от любви, а на лице играла счастливая улыбка. Она прижимала к себе ребенка. Я поцеловал ее и обнял. Жена показала мне Веронику и сказала:

– Костя, она наша дочка. Мы не допустим ошибки. И справимся.

Я тоже в это верил, помня, что когда-то себе говорил, читая письмо мамы. Мои дети не познают того, что было у меня в детстве. Но сердце было глухо, и я проклинал себя за это. Сейчас я просто был счастлив за жену.

Так мы прожили три месяца. Наша любовь с Дашей крепла. Мы обожглись в молодости и теперь были очень внимательны друг к другу. Вероника росла и нас радовала. Подолгу гуляли с дочкой на детской площадке, несмотря на то, что уже наступила зима. Я постоянно брал Веронику на руки. Жена помогала мне привыкнуть к ней, и мы проводили с ребенком много времени. У меня появилась к ней теплота и симпатия.

Однажды я шел с работы, и мое сердце отчаянно колотилось от важных новостей, которые я хотел обсудить с женой. Но не знал, как она отреагирует. Будем вместе принимать решение. Мы же семья.

Едва я открыл дверь, как меня обняла Даша. Ее глаза были влажные от слез и губы дрожали. Я не мог понять, что случилось, и сердце снова тревожно забилось. Она приложила палец к губам и позвала на кухню. Облегченно выдохнул, значит, с Вероникой все хорошо.

– Костя, я беременна.

Сердце остановилось и казалось, что меня накрыло волной радости, которой хотелось поделиться со всеми и кричать от счастья. Улыбка появилась на моем лице. Я подхватил ее на руки и страстно поцеловал.

– Ты не представляешь, как я рад, Даша. Спасибо, любимая. У меня тоже есть для тебя новости.

Мы любили разговаривать на нашей кухне и ужинать.

– Владимир Николаевич сделал мне выгодное предложение, и я хотел обсудить с тобой. Ему предложили должность руководителя фирмы, а меня он зовет в Аллубьевск на должность начальника отдела. Сфера тоже торговая, и зарплата намного выше. Здесь меня ценят, но вот карьерного роста нет, а там я буду работать с начальником, которого уважаю. Скажи мне, что ты об этом думаешь?

Даша задумчиво смотрела куда-то вдаль и помешивала макароны в тарелке.

– Куда ты, туда и я. Я считаю, что это очень хорошее предложение, и его надо принимать. Меня здесь ничего не держит, Костя. А как же твой отец?

Сердце пронзило нежное умиление за доброту жены. Она даже не знала его, но подумала о нем. Я пока размышлял о предложении начальника, конечно, тоже об этом думал. Отец сделал свой выбор, когда даже не захотел поговорить со мной после смерти мамы.

– Даша, отец может прожить долго, мы не можем сидеть и ждать его. Если он позвонит, тогда и будем что-то решать. Я тоже хочу принять предложение Владимира Николаевича и уехать отсюда. Начать все сначала в другом городе. Солодовск принес много страданий. Мы продадим наши квартиры, добавим денег и купим там двухкомнатную квартиру. Будем жить, растить Веронику, и ждать рождения нашего ребенка.

– Костя, я тоже этого хочу. Давай так и сделаем.

Алена

Сегодня у меня был выходной. Снова серый, тоскливый и одинокий, как и моя жизнь, с тех пор как я перестала работать личным помощником. Бесконечные переводы, которыми я была загружена на работе, не приносили удовольствия, но выбора не было и приходилось учиться письменному переводу, которым я раньше хуже владела, но благодаря упорству смогла и этот пробел устранить. Иначе меня бы в это бюро не взяли на работу.

«За что мне эти испытания? Разве я не заслуживаю счастья?»

Мысленно я обращалась к небу, ища в нем ответ и сглатывая слезы, в одиночку собирая себя по кусочкам после предательства. И все три с половиной месяца не могла это сделать. Было тяжело. Хотелось выть от одиночества без возможности позвонить Альбине, которая продолжала на меня обижаться.

На улице было холодно. Зима вступила в свои права, и парк, который я очень любила, был укутан снежным покрывалом. Фонтаны в Аллубьевске сейчас не работали, но это было одно из самых любимых моих мест для прогулок, и я снимала квартиру рядом с ним. Хотела подкопить еще денег, и продать мою квартиру в Солодовске, чтобы здесь купить однокомнатную, но не торопилась, хотелось окончательно убедиться, что Разовский перестал меня преследовать.

Продолжила гулять, даже не замечая, что руки уже начинают замерзать. Сейчас была рада сбежать от мести Разовского в этот город. Кажется, он успокоился, и я уже три месяца жила спокойно и даже могла работать, не ожидая, что меня выгонят. В Солодовске я даже в бюро переводов не могла устроиться. Но Аллубьевск далеко, и мне в этот раз повезло. А Нихитожинск не рассматривала, этот город навсегда остался для меня источником неприятных воспоминаний.

Вот и фонтан, который отзывается чудовищной болью, но зачем-то все равно прохожу мимо него, не обходя вокруг, и плачу горькими слезами. Влюбленная пара. Он целует ее. Как меня когда-то Петр. Предатель. Подонок. Шепчу слова ненависти, но лишь делаю себе хуже. Ему все равно. Мое сердце наглухо закрыто на замок, несмотря на то, что Игнат из бюро переводов не теряет надежды очаровать меня и оказывает знаки внимания.

Сердце рвет на куски, и хочется его вырвать, чтобы оно не приносило боль от единственной встречи с Разовским, когда он вернулся в Солодовск. Теперь я проклинала тот день, когда перешла к Петру работать.

Разовский позвал меня в кабинет. Его взгляд был наполнен ненавистью, которая прибивала на месте, и не давала дышать. Было больно осознавать, что вся его любовь была игрой.

– Если ты думаешь, что можешь у меня работать из-за беременности, глубоко ошибаешься. Найду способ уволить. И не таких ломал.

– Можешь не беспокоиться, я сделала аборт.

Я видела, как он расслабился и улыбнулся. Хотелось подойти и расцарапать ему лицо.

– Хорошая девочка, умная. Расчет получишь по закону. Спасибо за работу. Но поверь, карьера личного помощника для тебя закрыта, я об этом позаботился. Я потону, но и ты пойдешь ко дну.

Его улыбка была похожа на оскал хищной акулы, готовой тебя съесть, но тогда я даже не предполагала, насколько он позаботился о том, чтобы моя карьера была уничтожена. Гордо забрав документы и вскоре получив расчет, я стала искать работу.

Первым делом позвонила Тимофею Борисовичу Багродскому, в надежде, что он примет меня обратно на работу. Но услышала холодный голос:

– Алена Алексеевна, у меня уже есть ценная помощница. В ваших услугах такого рода не нуждаюсь.

Помню, как задохнулась от возмущения. Но промолчала.

Я даже не ожидала, что бывший любовник будет настолько мстителен. Разовский уничтожил карьеру личного помощника, которую я так любила. Что он распространил за слухи среди бизнесменов, я даже не представляла, но везде слышала только холодный отказ или презрительные смешки.

Деньги у меня были, я могла искать работу, не торопясь, и я решила поехать к Альбине, чтобы поговорить с ней. Может, так она меня простит и поймет? Предупредила маму, что приеду. Очень по ней соскучилась.

Но когда приехала, узнала от мамы, что случилась неприятность с моей самой младшей сестрой Алисой. Ее предал парень, и Альбина помогала справиться, как когда-то мне.

Очень хотелось увидеть сестру, и я подошла к ее дому, чтобы поговорить. Альбина была уже на приличном сроке беременности, и когда увидела меня, ее глаза зажглись злобой, и, казалось, я сейчас сгорю, как спичка.

– Алена, ты зачем приехала? Я тебе разве не понятно сказала? Видеть и разговаривать с тобой не желаю. Пока.

И я поняла, что потеряла сестру навсегда.

Холод окончательно пробрался под одежду, и я стала замерзать. Очнулась от горестных воспоминаний и поплелась домой. Сердце было закрыто навсегда. И с этим я ничего не хотела больше делать.

Петр

Я сжимал в руке стакан с виски и залпом выпил. Чувствуя, как горло обжег крепкий вкус и стало тепло, налил еще. Напиваться не буду, но хотелось взять машину времени и вернуть все назад. Бывший тесть оказался не просто мстительным, он казался теперь монстром, который поставил цель сжить меня со свету за унижение ненаглядной доченьки.

Три с половиной месяца борьбы, а казалось, что меня уже измочалили, как тузик грелку. Моя кампания качалась, как дерево под напором ветра, и у меня уже отобрали несколько прибыльных компаний. И я прекрасно понимал, что это еще цветочки. Скрипел зубами и искал выходы, как не упасть на колени перед Сокорским. Не дождется, чтобы я перед ним унижался. Но пока приходилось скулить от досады, каждый раз бояться открывать рабочие файлы и приезжать в головной офис. И только радовался, что это не коснется отца, если Сокорский меня разорит. Бизнесы были давно разделены.

Снова налил себе виски, и, рассматривая янтарный напиток, почувствовал, как щеки покрывает румянец стыда. Насколько я был циничен, но даже меня огласка среди общества задела за живое, и разговор с родителями вспоминал с дрожью в сердце, и хотелось провалиться сквозь землю. Нашел отец мое больное место и ударил под дых.

Я еще находился в Нихитожинске, а журналисты уже получили статью о чести и достоинстве семьи Разовских, и опубликовали на всех закрытых сайтах сливок общества. Простые люди не прочитают. На это и был расчет у Сокорского. Бить сразу по родителям.

Был в отеле и рассматривал мое лицо, пытаясь понять, как мне исправить мою внешность, чтобы нос так не выделялся. И надо записаться к зубному врачу в Солодовске, когда услышал звонок. Увидел «Отец», который звонил очень редко, и сразу понял, что дело принимает опасный поворот. Не ошибся, когда на меня налетел ураган гнева:

– Петр, мама плачет от стыда, когда прочитала, я еще держусь, поэтому и звоню тебе. Ты читал, что опубликовали в «Светском элитнике»? Не говори, что это правда, и мой сын потаскун?

Я даже застонал от этой новости. Что же там написано? И как Сокорский умудрился подать статью сразу туда. На самый известный сайт, не боясь опорочить и свое имя.

– Папа, успокойся, пожалуйста, знать не знаю, что там написано. Я в командировке.

– Будь добр прочитать и дать ответ.

Отец повесил трубку, а я взял телефон и набрал сайт. Не любил эту шелуху, но читал ради Зины, чтобы быть в курсе новостей, и уметь поддерживать иногда с ней разговор на эти темы. Она обожала все знать. Мои глаза на лоб полезли, когда я прочитал статейку. В ней рассказывалось, о Разовском Петре Александровиче, большом любителе окучивать личных помощниц и плодить потомство, несмотря на близкую свадьбу с девушкой из другой известной семьи, что пока держалось в секрете.

Я смог только сжать кулак и впечатать его в стену, выпуская ярость. Теперь все погадают недолго и забудут, а Разовские ославлены надолго. Придется сознаваться отцу. И только надеялся, что благодаря цинизму смогу это пережить. Снова набрал номер.

– Слушаю, Петр.

– Что я могу тебе сказать, папа. Это правда. У меня была любовница, и Зина об этом узнала.

В голосе отца зазвучала ненависть.

– Когда приедешь из командировки, я жду тебя в гости.

Его голос был пропитан такой злобой, что казалось меня снесет, как разбушевшаяся стихия. И звонок был скинут, чего отец никогда себе не позволял.

Я приехал через два дня и сразу же отправился в особняк родителей. Давно уже жил отдельно от них. Мой дедушка очень обрадовался рождению внука и, хотя семья была зажиточная и в деньгах не нуждалась, начал самозабвенно работать, желая, чтобы у любимого внука была просто отличная жизнь. Бизнес, которым владел дедушка, стал процветать и, когда мне было пятнадцать лет, Разовские считались миллионерами.

Когда я закончил экономическое образование, дедушка разделил бизнес между мной и отцом пополам, гордясь тем, что он вручает внуку его детище. И гордился моими успехами, когда я ловко управлял моей частью, принося все больший доход и стабильность, расширяя кампанию. В его глазах были слезы, и в голосе звучала гордость за успехи любимого внука. И я очень любил дедушку.

Меня встретили родители, но теперь казалось, что это не любящие мама и папа, а ледяные статуи, которые даже не обняли, как раньше. В глазах мамы стояли слезы и обида, а у папы ненависть и злость.

– Пройдем в гостиную, – холодно бросил отец.

Я сидел и не знал, чего ждать. Мне не хотелось портить отношения, а с оглаской за два дня уже смирился.

– Ты разочаровал меня, Петр. Мы так ждали этой свадьбы. Зиночка любила тебя, родила бы детей. Она тебе ровня, и мы уважали Иннокентия Борисовича. А ты разрушил наши дружеские отношения. Как ты мог?

– Папа, что случилось, то случилось. Я не любил Зину, поэтому стал изменять. Ну, пойми ты, не создан я для семейной жизни. Вам придется с этим смириться.

Мама всплеснула руками и заплакала. Укоризненно посмотрела на меня, и ледяным голосом спросила:

– И что ты будешь делать с девушкой, которая беременна?

Я удивленно посмотрел на нее.

– Ничего. Хотел по-хорошему обеспечивать ребенка, но раз Алена так поступила, меня больше ее жизнь не касается.

Отец, смотрел на меня с такой едкой смесью презрения и ярости, что позавидовала бы гремучая змея. Казалось, он был готов убить меня на месте.

– Какой же ты моральный урод. Марина, мы вырастили подонка, эгоиста и циника. Господи, за что нам это? Отец бы умер от такого позора. Он так любил Петю. Считал его славным продолжателем рода.

При словах о дедушке почему-то на сердце стало нехорошо. Представил на миг, если бы он сейчас стоял здесь и все слышал. А ведь это правда. Не смог бы пережить и узнать, каким его внук вырос. Щеки вспыхнули от стыда. Даже мой цинизм не помогал мне справиться с гадким чувством и перестать видеть в глазах дедушки упрек. Смог бы я это пережить, будь он жив?

– Саша, мне тоже нехорошо, надо попросить принести успокоительное.

В голосе мамы слышалась истерика, когда я услышал трель колокольчика. Меня схватили за грудки, и я увидел презрительный взгляд отца.

– Убирайся отсюда. Мне стыдно, что ты мой сын. Если тебя Сокорский обанкротит, мне будет только жаль, что отец зря не спал ночами, чтобы обеспечить Петеньку деньгами.

От этих слов почему-то захотелось плакать. Отец словно ударил меня под дых. Я забыл, кому был обязан благополучием. Сокорский банкротит сейчас не меня, а труды дедушки. Он старался для меня, а я подвел.

Я встрепенулся от неприятных воспоминаний и сжал кулак.

«Найду способ выстоять против Сокорского. Ради деда. Клянусь».

Эпилог

Прошло пять лет

Константин

Я шел на кладбище. Сердце сжимало от нежной тоски по маме. Пять лет не прошли бесследно в моей жизни, и я многое осознал. Сейчас желал скорее увидеть фотографию мамы и прикоснуться к ней рукой, и ноги сами по себе пошли по тропинке быстрее. Я не был здесь три года, с тех пор как похоронил отца.

Солодовск стал чужим для меня городом, и теперь я был рад, что мы уехали. В Аллубьевске у меня была любимая семья и работа, и мне очень нравилось там жить. Я приехал, чтобы навестить маму. Сегодня очередная годовщина смерти и я смог, наконец, вырваться к ней. Уже подходил к участку, когда почувствовал выступивший на лбу пот, и в груди начало расползаться яркое пятно боли. Неужели до сих пор не стало легче? Когда пришел на участок, сердце билось в груди, как птица в клетке.

Я увидел большой белый памятник, на нем были изображены родители, обнимающие Дину. Счастливая семья улыбалась. Даты рождения и смерти отца и мамы были написаны незаметно и крупно даты сестры. И надпись: «Теперь мы вместе. Одно сердце на троих». Они так хотели, и я выполнил их последнюю волю.

Два года назад, когда я увидел макет, почувствовал, какой болезненный удар снова нанесен в сердце. Кто увидит памятник, не поймет замысел родителей. И только я знал. Они умерли в тот день, когда дочь погибла, серо и безрадостно прожили без нее жизнь, и оба сдались, как только судьба предоставила шанс. И что бы я ни делал, моя любовь не была нужна. Неродной, нелюбимый сын так и остался за кадром их жизни. Я все знал и понимал, но желание родителей увековечить эту правду на памятнике раздирало сердце на части. И если бы не любимая Даша, окружившая любовью и заботой, переживая вместе мою боль, пришлось бы в одиночку переживать эти страшные мучения.

Закрыл глаза, пытаясь успокоиться, и снова открыл. Памятник больше не приносил боли. Уже свыкся с мыслью, что я был для них никто, и мог спокойно смотреть на него.

Я перевел взгляд на отца. Он улыбался с изображения, и я только порадовался, что сейчас папе не больно. Стал вспоминать нашу последнюю встречу с ним.

Мы переехали и стали обустраиваться в новой квартире, растили Веронику, и потом у нас родилась дочка София. Я был рад нашему решению переехать в Аллубьевск. Искренне полюбил крупный город, в котором было комфортно жить, и понимал, насколько здесь будет хорошо нашим детям. Моя новая должность приносила огромное удовольствие от работы и отличную зарплату. Владимир Николаевич мне помогал на первых порах, а сейчас я уже сам справлялся и был у него на хорошем счету.

Отец позвонил так неожиданно, что я даже не узнал его. Впрочем, это было неудивительно. Я не слышал его десять лет. Голос был болезненным. Он буквально прохрипел в трубку:

– Костя, это папа. Я сейчас в больнице. Ты можешь приехать?

Мозг начал лихорадочно работать. Главное успеть.

– Постараюсь. Сейчас живу в Аллубьевске. Скидывай адрес.

Сразу же отправился к Владимиру Николаевичу и честно сказал, что мне надо к отцу в Солодовск. Я долго не брал отгулов, и директор пошел мне навстречу.

Взял на всякий случай полторы недели и поехал домой. Быстро рассказал Даше, складывая вещи в чемодан, что отец все же позвонил. И в тот же день уехал. Аллубьевск был далеко от Солодовска. На поезде добираться два дня, и быстрее способа не было.

Приехал на вокзал, вызвал такси и прибыл сразу в больницу. Когда увидел отца и подошел к его кровати, не смог сдержать протяжного стона. Он очень плохо выглядел, и было видно, что папа серьезно болен. Я понимал, почему он позвонил.

– Костя, спасибо, что приехал. Прости меня, сын. Я был не прав по отношению к тебе. Пришло и мое время сказать об этом.

Его голос был слаб, но я почувствовал фальшь. Встретился с ним взглядами. В его глазах плавала боль и равнодушие. Но это не то, что я ожидал увидеть. И тогда я понял, папе все равно. Он понимает, что умирает, и поэтому меня вызвал. Я могу сейчас задавать вопросы, но буду биться в глухую стену. И я не стал, потому что не видел смысла.

И только сейчас понял, что он лично попросил прощения, а не через письмо, как мама. Но я ничего не почувствовал, кроме тупой боли в сердце. Папа давно вычеркнул меня из жизни и даже не раскаивался, хотя мама говорила об обратном. Может, пусть он бы тоже написал письмо, чем так, как сейчас?

Но теперь точно знал одно. Если бы здесь лежала мама, я не смог бы перенести ее равнодушный взгляд и фальшивый голос без эмоций. Она тоже болела, но даже тогда не говорила со мной так, как отец. От этих мыслей я ощутил жуткую боль, сердце болезненно сжалось, и на миг показалось, что ноги подкашиваются. Я твердо ответил:

– Тебе не за что просить прощения. Спасибо, что помог тогда маме.

– Надя тебя любила. Мы не смогли. Костя, я скоро умру, знаю это, хотя врачи пытаются вылечить. Выполни нашу последнюю волю. Нам с Машей так хотелось сделать памятник по этому макету.

Он вытащил из тумбочки лист бумаги, сложенный пополам, и фотографию, протянул мне. Я, не глядя, положил в барсетку.

– Обещаю, что сделаю.

– Спасибо тебе, сын.

С тяжелым недоумением смотрел на отца и не понимал, почему нельзя было позвонить раньше? Мама же все рассказала, и я знал о его нелюбви ко мне. И несмотря на это, обеспечил бы уход и позаботился о нем. Постарался вылечить. Никогда не держал на него обиду.

– Папа, почему не позвонил раньше? Сколько ты здесь уже лежишь? Давай поговорю с лечащим врачом и узнаю, что нужно? Что у тебя за болезнь? Ее можно вылечить?

В глазах отца на миг промелькнула теплота, но тут же исчезла. Бесцветным голосом, он снова прохрипел и закрыл глаза:

– Не надо беспокоиться, Костя, больше не приходи ко мне, это ни к чему. Мое время пришло, и я рад этому. Похорони рядом с Машей и дочкой. Это все, что надо. Иди, сын. Я устал.

Отец перестал обращать на меня внимание, а я ушел из палаты. Изо всех сил пытался оправдывать его слова и поведение болезненным состоянием, но было мучительно сознавать, что он даже не поинтересовался моей жизнью. На сердце опустилась тяжелая плита и будто накрыла меня тьмой боли. Я ждал чего-то другого, когда ехал к нему? В глубине души, да. Но реальность оказалась жестче.  К ни го ед . нет

Но я решил так просто не оставлять эту ситуацию. Нашел лечащего врача отца и все узнал. Заболевание у него было серьезное, и шансов оставалось мало, но они сделают все, что могут. Поступил к ним недавно и очень запустил болезнь. Я забронировал отель на несколько дней. Каждое утро звонил в справочное и узнавал его состояние. И хотел бы еще что-то сделать для него, но понимал, что это не в моих силах. Через три дня мне сказали, что отец умер.

Я очнулся от воспоминаний и почувствовал, как слезы катятся по щекам. Перевел взгляд на изображение мамы. Она тоже улыбалась и как будто смотрела на отца. Это была их любимая фотография.

Подошел к памятнику и погладил изображение. Прошептал слова любви и тихо сказал:

– Я прощаю тебя, мама. Надеюсь, что ты меня слышишь.

Я закрыл глаза, чтобы снова окунуться сердцем в те далекие, горестные, но сейчас подернутые легкой дымкой воспоминания. Даже не представлял, что мне будет так тяжело, когда родилась родная дочка София. Тогда казалось, что я корабль, попавший в сильный шторм.

Вся моя любовь принадлежала родной дочери, и я, проклиная себя, не мог ничего с собой сделать. Жестко напоминал себе, что делаю то же самое, нанося в будущем травму Веронике, и хочу ли я причинять дочке такую же боль? Увещевал, что это неправильно, и старался уделять одинаковое внимание, но сердце рвалось к Софе и оставалось непоколебимым, несмотря на усилия Даши. Оно любило родную дочь, и только с теплотой относилось к Веронике.

И тогда мы приняли единственное верное решение, раз сам не могу справиться. Два месяца я ходил к психологу, чтобы решить эту проблему. Мне стало значительно легче, и в нашей семье наступила гармония. Искренняя любовь к Веронике пришла позже, и теперь мое сердце трепетало от любви к ней так же сильно, как и для Софы.

Вероника любила меня всем сердцем и постоянно хотела со мной проводить время. Ждала с работы и не слезала с коленей, показывая, как соскучилась. Рисовала для меня картинки и дарила с сияющими глазами, говоря:

– Папа, это для тебя.

И мое сердце окончательно растаяло. Я почувствовал, что искренне полюбил Веронику, и наконец, понял, как много она дарит мне любви, больше, чем родная дочь. Дашины глаза засияли двойным счастьем. Жена радовалась за меня и Веронику, наблюдая, как я искренне обнимаю и целую дочку. А у меня появлялась улыбка, и сердце трепетало от любви к ним, когда они бежали меня встречать. И через год у нас родилась дочь Таисия. Теперь я был отцом трех дочерей. Моих любимиц.

Я медленно возвращался из воспоминаний и снова посмотрел на изображение мамы. Сердце защемило от любви и отчаянной тоски по ней. Будь она жива, я хотел бы многое ей сказать, но, увы, уже ничего не мог. Пусть я маме никто, но всю жизнь ее любил.

Теперь я прекрасно понимал, как маме было тяжело разрываться между мной и Диной. Но на глаза наворачивались слезы обиды от непонимания. Почему моя огромная любовь не смогла растопить ее сердце? Эту тайну мама унесла с собой навсегда.

Я перевел взгляд на изображение Дины. Укол горького сожаления коснулся сердца. Злая судьба дала ей всего десять лет жизни. Мне было жалко рано умершую сестру. Одна трагическая смерть способна перечеркнуть многое.

Родители потеряли смысл жизни и стали несчастны. И меня это тоже коснулось. Боль, слезы и горькая правда, которую я, возможно, никогда бы не узнал, ворвались, как ураган, и мне пришлось долго с этим жить.

«Что же, пора уходить, скоро на поезд».

Еще раз погладил изображение мамы и прошептал:

– Когда-нибудь я еще приеду к тебе, мама.

Даша

Я сидела на кухне и кормила Тасю, прислушиваясь к звукам из комнаты. Вероничка и Софа шумно играли, и я могла вздохнуть с облегчением. Сестры очень хорошо ладили друг с другом. Сегодня приедет Костя из Солодовска, и при мысли о муже мое сердце снова заполнилось нежностью и любовью, которая разливалась, как горячая лава. Наш брак прошел непростое испытание, и я была рада, что мы справились вместе, не наделав снова грубых ошибок. Психолог помог Косте, а любовь и открытость дочки растопила его сердце окончательно.

На кухню вбежала Вероничка, и я улыбнулась моей девочке. Она была похожа на Сережу. Вырастет и станет красавицей, каким он был. И я только радовалась, что у нее нет его характера. Мы воспитывали ее правильно.

– Мама, папа скоро приедет? Я ему подарок нарисовала.

– Вероничка, через час. Он будет рад.

– Я знаю, поэтому всегда рисую. Скучаю по нему.

Через час я услышала, как открывается дверь. Взяла Тасю на руки и отправилась встречать Костю. Глаза мужа зажглись любовью, как фонари вечером, но меня уже опередили дети.

– Папа, папа.

Наперебой кричали Вероника и Софа. Он присел перед ними на корточки и вытянул руки. Девочки повисли на нем и стали целовать в щеки.

– Я скучал по вам, малышки. Больше никуда не уеду.

Софа отошла ко мне, довольная, что увидела папу. А Вероничка вернулась с картинкой.

– Я для тебя нарисовала.

На глазах Кости я увидела слезы, и казалось, что он потерял дар речи. Меня стало разжигать любопытство, когда муж осторожно взял картинку, и в его голосе появилась нежность:

– Я здесь такой красивый. Спасибо, дочка.

Муж взял счастливую Веронику за руку и подошел ко мне, обнял и поцеловал. И заглядывая прямо в глаза, сказал:

– Даша, я скучал и до сих пор благодарю судьбу, что ты у меня. Ты моя жизнь.

Я тепло улыбнулась мужу.

– Мы по тебе скучали. Ты моя жизнь, Костя.

Теперь мы знали, что ничего нас больше не разлучит.

Алена

Я не любила осень, и мое настроение было под стать времени года, а на душе была вьюга. Одинокая, злая и снежная, она выстудила меня до основания за пять лет. Теперь я смотрела на себя в зеркало и видела красивую оболочку с черствым сердцем. Игнату уже давно надоело добиваться меня, и он перестал обращать на меня внимание, чему очень порадовалась. Больше в моей жизни нет мужчин.