Текст книги "Комната с видом на огни"

Автор книги: Наталья Андреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Их отношения все больше и больше упорядочивались. У Анны с Ленским действительно было много общего. Преданная любовь, неудачный брак, отсутствие близких друзей, страдания, через которые оба прошли и о которых оба же не любили рассказывать, иронический взгляд на жизнь. Это был довольно странный союз зрелого мужчины и молодой женщины, которые, не любя друг друга, были друг другу очень нужны. Ленский не любил говорить комплименты, Анна их терпеть не могла, словом, они друг друга понимали.

Еще через пару месяцев он начал потихоньку вводить Анну в круг своих знакомых, как официальную любовницу. Однажды приехал на ужин с незнакомым человеком, взглянув на которого Анна тут же обмерла: тот был удивительно красив и как раз в ее вкусе. Брюнет, гибкий, стройный, высокого роста, с висками, посеребренными легкой сединой, и обволакивающим взглядом карих глаз. Именно таким Анна всегда представляла Ваню Панкова в зрелости.

– Знакомься, Нюра: мой адвокат, Денис Владленович Малиновский.

«Ну все, пропала!» – подумала Анна.

За ужином она все время чувствовала, как кровь приливает к щекам. Малиновский смеялся и ласкал ее глазами, просто потому, что это была его манера общения с женщинами. Анна тоже нервно смеялась, проливала шампанское на скатерть и дорогое вечернее платье, постоянно говорила глупости, а Ленский исподтишка наблюдал за ней.

– Денис Владленович, вы только Диму защищаете или и других тоже? – Анна вела себя как заправская кокетка, но ничего не могла с собой поделать.

– Анна, у вас язык заплетается, когда вы произносите мое имя и отчество. С Володей мы много лет на «ты», давайте вы меня тоже будете звать как-нибудь покороче.

– Извините, но мне не очень нравится мужское имя Денис.

– От Владимира ты тоже никогда не была в восторге, придумала какого-то Диму. Преобразуй как-нибудь и Дениса, – хмуро вмешался Ленский.

– Как же я его преобразую, он же такой короткий?

– Ну не везде, – пошло пошутил Малиновский.

Анна зарумянилась:

– Жаль, что мне не удастся это проверить, – и тут же осеклась. Вырвалось же у нее это «жаль»! Они сделали вид, что ничего не заметили. Анна поспешила продолжить: – Я буду называть вас Дэн, ничего?

– Дэн? Интересно. Вы оригинальная женщина, Анна. Уж извините, но никогда не смогу назвать вас Нюрой. Володя тоже странный человек. Дэн вполне подойдет, если к этому добавится еще и обращение на «ты». Я буду часто приезжать к вам, Анна.

– Денис ведет мои дела, – поспешил объяснить Ленский.

– Значит, и мои будет вести тоже? Жаль, что их у меня просто нет. – И вновь вырвалось это «жаль»!

Ленский как-то странно на нее посмотрел и сказал непонятную фразу:

– Это ты еще успеешь.

Малиновский уехал поздно. В спальне же в этот вечер Ленский впервые затеял с Анной выяснение отношений:

– Ты, я вижу, не такая уж ледяная? Что, не мерзла сегодня? Как же! Нам даже жарко было!

– Да? Это не то, что ты ждал?

– Я видел фотографии твоего сбежавшего мужа, поинтересовался на всякий случай: а вдруг я хоть немного на него похож? Ведь ты из-за него отравиться пыталась. Любовь, значит, была. Что ж, мне не довелось, а вот у тебя вкус не меняется.

– Постоянство – признак ума.

– Ты мне цитатами зубы не заговаривай – не пройдет. К тому же я злой сегодня. Раздевайся.

– Так сразу?

– Я тебя сегодня хочу, ты не отмороженная, как обычно, а нормальная баба. Давай, снимай это дорогое барахло, – он показал пальцем на ее бюстгальтер, выглядывающий из-под кружев пеньюара. – Ты сейчас мужика хочешь, и тебе все равно, кто это будет, я хочу воспользоваться моментом.

Анна не успела даже охнуть, как он сам стянул с нее пеньюар, кружевное белье и повалил на кровать. Ей действительно сегодня хотелось мужчину. Ленский и здесь оказался прав, потому что Анна испытывала приятное возбуждение. Закрывала глаза и видела красивое лицо Малиновского. Представляла, что лежит с ним в постели и вся горит оттого, что его руки гладят ее тело, а губы впиваются в ее губы.

А он еще говорил, что этого не случится! Что никогда ей не почувствовать, как внутри все мгновенно сжимается в комок от сладкого спазма, будто там уже в самом конце фейерверка взорвалась самая большая и яркая ракета, рассыпав целый веер разноцветных огней, а потом наступает расслабление и полное блаженство. Только бы он не понял, откуда это взялось!

Потом оба никак не могли успокоиться и уснуть, лежали, боясь посмотреть друг другу в лицо. Наконец Ленский не выдержал:

– Похоже, мне придется доплачивать Денису еще и за то, что одно его присутствие возбуждает мою бабу. Может, пригласим его к нам в постель?

Разве можно от него хоть что-нибудь скрыть?! Анне было стыдно, поэтому она решила перейти в атаку. Правильно говорят, что нападение – это лучшая защита.

– Так и знала, что скажешь какую-нибудь гадость!

– А что, я должен молчать за свои же деньги?

– Слушай, а если я с ним действительно пересплю, ты что, убьешь нас обоих или пытку крутую придумаешь, как там у вас, у мафиози, принято?

– Ну, во-первых, я не мафиози, я только отмываю их деньги. Во-вторых, Денис не дурак, у него таких, как ты, вагон и маленькая тележка, и ты его никогда не уложишь в постель. Там бывали такие шикарные бабы, до которых тебе далеко. Не надувай обиженно губки и не греми костями. Тоже мне, фотомодель! Не будет он из-за тебя рисковать надежным источником дохода. Я его самый главный клиент. А в-третьих, я таких, как ты, найду тот же вагон и ту же маленькую тележку. Зачем я буду какие-то разборки устраивать? Не хочешь жить хорошо – будешь жить плохо. Вернешься в свою двухкомнатную квартирку и пойдешь работать в магазин. Сама смотри, тебе выбирать.

– Чего ж тогда бесишься? Бери тележку, иди нагружай. Таких, как Я.

– Да сам не знаю, чего бешусь. Психология – штука тонкая. К тому же мне сегодня понравилось, как мы друг друга любили, можно и повторить. Я завтра, пожалуй, снова приглашу на ужин Дениса. А что? Неплохая мысль!

Анна поняла, что он уже просто откровенно издевается, и молча отвернулась к стене. Сама не заметила, как заснула. А Ленский еще долго лежал без сна, смотрел в потолок и думал, думал, думал…

Малиновский стал появляться в их доме часто, гораздо чаще, чем другие «нужные люди». Этих Анна просто терпеть не могла, особенно «крышу». От «крыши» чаще всего приезжали два мужика, почему-то всегда одетые в черное. Черные джинсы, черные футболки, в прохладную погоду – черная кожа. Один был ужасно толстый, пузатый и вечно лез к ней с пошлыми комплиментами, второй же, напротив, симпатичный смуглый молодой человек. Черное ему не шло, он казался еще темнее лицом, и зачем он одевается и делает все так же, как пузатый, Анна никак не могла понять. Этих она только встречала, в разговоры не лезла, за столом никогда не оставалась. Но всей кожей чувствовала, что между ними и Ленским всегда существует какое-то напряжение. Временами тот просто заставлял себя общаться с этими людьми, это бросалось в глаза, и Анне приходилось любезностями как-то сглаживать ситуацию.

Вот с Малиновским всем было легко и просто. Анна не сомневалась, что Денисом-ребенком все восхищались: «Какой красивый мальчик!» Мальчик давно уже вырос, и теперь его ослепительная улыбка освещала особняк Ленского чуть ли не каждый вечер. С Анной он был любезен, но осторожен, здесь Ленский, как всегда, оказался прав. Анна понимала, что нисколько не влюблена в Малиновского, но тем не менее даже от легкого прикосновения его руки мурашки пробегали по коже и начинала сладко кружиться голова. Порой ей казалось, что Ленский нарочно сводит их с Денисом, ставя какие-то свои психологические эксперименты. Она стиснула зубы и терпела, говорила глупости и колкости, появлялась перед обоими мужчинами неприбранная, в халате и упрямо делала вид, что Малиновский ей безразличен.

Зато их ночи с Ленским стали гораздо ярче. Это было похоже на соперничество хозяина с красивым, но зависимым от него другом, который без труда мог бы добиться женщины, которую он, Ленский, просто купил. Анну увлекала эта борьба, однажды она решила даже, что ее банкир просто-напросто влюбился, но потом сама же этой мысли ужаснулась. Ленский? Влюбился? Ха-ха-ха! Да он даже не знает, с какой стороны у него сердце! Однажды ночью, после вспышки страсти у Анны, вне всякого сомнения подогретой ужином с Малиновским, Ленский со своей гнусной усмешечкой сказал:

– А я тебя, Нюра, уважаю.

– За что, интересно? – так же гадко усмехнулась Анна.

– За характер. Ведь ты не ляжешь с ним в постель, хотя очень этого хочешь. Ладно, я знаю, как вылечить тебя от этой страсти к моему кобелю-приятелю. Помучилась – и хватит.

– Как интересно! – улыбнулась Анна. – Не знала, что от страсти к красивому мужчине есть средство.

– Для тебя есть.

– А чем я отличаюсь от других?

– Тем, что ни на кого не хочешь быть похожей.

На другой день он впервые повез Анну в казино. Она была крайне удивлена, поскольку давно уже ему сказала, как презирает людей, выбрасывающих деньги на ветер. Самой Анне острых ощущений хватало раньше и без рулетки. Но любопытство, возбужденное словами Ленского о лекарстве от Дениса, пересилило ее отвращение к подобного рода заведениям.

Интересно, что же придумал этот доморощенный психолог?

Когда в казино появился Денис под руку с роскошной и смертельно длинноногой блондинкой, Анна почувствовала, что ей не по себе. Блондинка выигрывала у нее по всем статьям, начиная от цвета волос, вне всякого сомнения натурального, и кончая изумительными суперногами. Анна невольно сжалась. Краем глаза она следила за Малиновским и его женщиной. Когда блондинка исчезла ненадолго, видимо, чтобы подмазать губки, к Денису тут же подкатилась сногсшибательная брюнетка в алом блестящем платье. Денис ей что-то недовольно сказал, брюнетка тут же в него вцепилась, явно собираясь закатить истерику.

– Это его бывшая любовница, – услышала Анна вкрадчивый голос Ленского. – А вон та – будущая.

Он кивнул на рыжеволосую девицу, которая не проявляла к Малиновскому никакого интереса и, кажется, вообще не была с ним знакома.

– С чего это ты взял? – разозлилась Анна.

– А Денис их чередует по кругу: черная, белая, рыжая. Я его привычки не первый год знаю. Ну как? Будешь занимать очередь? Только учти, что не пройдет и недели, как он поменяет тебя на очередную брюнетку. Привычка – вторая натура. – Тут Ленский тяжело вздохнул: – Впрочем, можешь попробовать.

– Какой ты мерзавец!

– Я?! Вот уж нет. Я-то по натуре жуткий консерватор и могу дать слово, что никогда тебе не изменю. Так что выбирай: всегда со мной или пару месяцев с ним.

– Я пока не сошла с ума!

– И это радует. А он просто кобель. От этого не лечатся, от этого умирают.

– Все, поехали отсюда, – Анна решительно поднялась.

– И я так думаю. Тебе хватит или еще дозу прописать? Может, застукаем его с кем-нибудь в постели?

– Замолчи!

– Правильно, не стоит.

Анне захотелось его придушить. Нет, не насмерть, потому что он, мерзавец, как всегда был прав. Как всегда, он попал в самую точку: Анна терпеть не могла очередей, особенно за живым товаром. Вполне хватило Вани Панкова. И после поездки в казино она слегка охладела к чарам Малиновского. Нет, он не перестал ей нравиться, но при мысли о том, что придется для начала занять очередь в его постель, Анну слегка тошнило. И она тут же приходила в себя.

Ее жизнь летела, как паровоз, которому все время дают зеленый свет: вперед и со свистом. Проходили дни за днями: уроки английского языка, вернисажи, музеи, показы мод, приемы, гости. Мама с Сашкой наконец переехали в дом Ленского. Сына теперь возили в школу на машине, да и школа эта была не простая, а мама от скуки разбила себе несколько грядок в углу огромного сада, разумеется, с разрешения Ленского. Иногда он со странной усмешкой наблюдал, как она пропалывает свеклу и прореживает морковь. Кроме того, мать часами просиживала в огромной библиотеке и, стосковавшись по работе, затеяла составлять каталог всех имевшихся там книг.

Иногда Ленский уезжал за границу, заранее никогда о своем отъезда не предупреждал, с собой Анну не звал, да она и не настаивала. Больше всего она не любила этих странных прощаний в аэропорту, иногда вообще не понимала, зачем Ленский ее туда таскает. Прежде чем пройти паспортный контроль и направиться на посадку, он молча и будто бы нехотя целовал Анну в щеку, ронял небрежное «пока» и, ни разу не оглянувшись, уходил прочь. Она только вздыхала с облегчением и возвращалась к своим картинам, книгам и бесцельным поездкам по городу. Впрочем, надолго Ленский никогда не уезжал. Сама Анна за границу не рвалась. Зачем? И так все есть, всего хватает, а чужая жизнь, она и есть чужая жизнь.

С некоторых пор она терпеть не могла модных курортов. Один раз они слетали с Ленским на уикенд в Италию. Во-первых, Анну долго рвало в самолете: оказалось, что она абсолютно не переносит этот вид транспорта. Мысль о том, что возвращаться придется таким же образом, отравила ей весь отдых. Во-вторых, ей не понравилась незнакомая еда, не понравились люди, тоже решившие провести свой уикенд на модном курорте. Особенно не понравились тупые бритоголовые братки с золотыми цепями на шеях и их красивые телки в золоте и бриллиантах, которые считали Анну своей. Будто бы Анна была такой же, как они, девочкой на содержании. Втайне она тешила себя мыслью, что у них с Ленским все по-другому, и никакая она не телка, и уж тем более не девочка, которая скрашивает жизнь немолодого богатого господина.

Через год Ленский сделал Анне «скромный» подарок. В этот вечер они, как обычно, сидели в комнате перед камином, шел дождь, на улице было холодно и мерзко, а здесь тепло и тихо, потрескивали дрова, в камине ровно гудело пламя. Ленский позволил себе немного расслабиться, маленькими глотками пил подогретое вино, и его слегка разморило.

– Нюра, а ведь год прошел! – Он сказал это задумчиво.

– Да? Как интересно!

– А ты все такая же язва.

– Прелестный комплимент для нашего юбилея!

– Ладно, не дуйся, я купил тебе подарок.

– Бриллиантовые серьги?

– Еще чего! Нет, Нюра, в тебе ни грамма романтики. Я купил маленькую виллу в Греции и назвал ее «Эсмеральда», что значит «жемчужина». Ну как?

– Пошло, Ленский. Я не о вилле, о названии.

– Зато красиво, могла бы в этот раз гадости и не говорить, – вдруг обиделся он.

Они помолчали немного, Анне вдруг стало стыдно: плюнула человеку в душу. И она улыбнулась:

– Ты извини. Что, в детстве любил читать «Собор Парижской Богоматери?»

– Хотя бы.

– Спасибо, Дима, я рада.

– А чего тогда невеселая? Тебе что, подарок не нравится?

– Ну сам подумай: что мне какой-то дом на каком-то Средиземном море? – Анна пожала плечами: – Я его даже себе не представляю, как он может мне нравиться?

– Хочешь, поедем туда? Кстати, а почему мы с тобой только один раз были за границей?

– Потому что тебе некогда, ты никогда не бываешь в отпуске, в редкие выходные не расстаешься с сотовым телефоном. Ты работаешь, я учусь, хожу по музеям – галереям, и к тому же я плохо переношу самолет и акклиматизацию, вспомни Италию. Нет уж, раз родилась в России, среди березок средней полосы, так мне тут и быть.

– Ладно, никто ничего не знает про свою жизнь. Бери мой подарок, владей.

– Ты на меня оформил виллу? – поинтересовалась Анна.

– Да.

– А если мы расстанемся?

– Тогда заберу обратно.

– Милый подарок. Понять бы только, к чему все это.

– Со временем поймешь.

– И кто мне скажет, когда же придет это самое время?…

Анна вздохнула, подвинула свой бокал, в который Ленский плеснул шампанского, и с удовольствием выпила: все-таки целый год, прожитый вместе, – это повод.

Глава 4
УСПЕХ

Иногда Ленский спрашивал мнение Анны о какой-нибудь купленной им картине, а поскольку их вкусы сильно расходились, то начинались бурные дебаты. Она давно уже научилась сдерживать себя и молча проглатывать самые обидные слова, но его пристрастие к так называемой живописи просто выводило Анну из себя. Она не понимала, как такого человека сумели убедить, что картины эти со временем будут стоить больших денег.

– Нюра, ты больная. Какая тебе разница, что там висит? – усмехаясь, спрашивал Ленский.

– Это ты больной. Ты, случайно, не дальтоник?

– Нет. С чего ты взяла?

– Пойди, проверься у окулиста. Ты абсолютно не чувствуешь цвет.

– Как это его можно чувствовать? – удивлялся Ленский.

– А так. Он живет, он дышит, он, наконец, пахнет. Вот, например, мои духи, какого они цвета?

– С ума сошла?

– Они золотисто-коричневые. Это «Клима». А «Анаис-Анаис» – белые. «Кензо» – зеленые, «Жан Поль Готье» – бордовые. А твоя мазня – это просто одна большая бесформенная и бессмысленная клякса.

– Знаешь, Нюра, иногда я начинаю понимать, почему живу именно с тобой, – задумчиво сказал однажды Ленский.

– Ну спасибо. Тогда, может, снимешь со стены это уродство? – Анна выразительно ткнула пальцем в очередной «шедевр».

– Ладно, скажи, чтобы это отнесли в мой кабинет.

Анна только фыркнула и мысленно послала его к черту.

У нее не было подруг: после случая с Ольгой Калининской Анна стала очень осторожной. Она поняла, что женщина женщине вечная соперница, и потому надо держать ухо востро, в то время как мужчина всегда готов искренне посочувствовать, поскольку сам принадлежит к сильному полу. Кончилось тем, что даже свои интимные женские проблемы она вечерами стала обсуждать с Ленским. Тот принимал это со свойственным ему цинизмом и давал довольно дельные советы.

– Ты взрослеешь, Нюра, – сказал он однажды.

– А ты стареешь.

– Это жестоко.

– Знаешь, ты ведь меня тоже не жалеешь. Сказал бы хоть раз что-нибудь приятное.

– Например? – Он с интересом посмотрел на нее.

– Ну что я красивая.

Он расхохотался и, прищурившись, внимательно оглядел ее с ног до головы:

– Местами.

– На себя посмотри, – рассердилась Анна.

– А что? Я, между прочим, трезво себя оцениваю и на комплименты не напрашиваюсь. А ты лучше в телевизор посмотри, вот та баба – это да! Это что-то такое… – Он даже облизнулся, чтобы еще больше позлить Анну. Но уж она-то хорошо знала его истинное отношение к манекенщицам. Бывшая жена Ленского тоже начинала когда-то в модельном бизнесе, и с тех пор, как она сбежала, он откровенных красоток просто не выносил.

В этот вечер они валялись на диване в гостиной перед огромным телевизором, пили пиво, закусывая его креветками, и смотрели музыкальный канал. Иногда Ленский позволял себе такую пошлость, как пиво, Анна же давно мечтала хоть немного поправиться, а после пива ей всегда хотелось есть. Так вот, они пили пиво, а на экране в это время резвилась крашенная под блондинку девица в красных кожаных шортах и туфлях на высоченных шпильках. Камера все время норовила залезть ей прямо в трусы. Если бы Анну не повело слегка от пива, она бы, как всегда, смолчала. Все-таки они жили в доме Ленского и на деньги Ленского.

Но алкоголь сделал свое злое дело. Анна ткнула пальцем по направлению к экрану:

– Да ты на нее посмотри! Посмотри!

– А что? Красивая девка.

– У нее же голоса нет!

– Зато фигура шикарная, а музыка ничего, заводная.

– Какая?

– Ритмичная.

– Ага, трень – брень. А слова?

– При чем тут слова?

– Да там даже рифмы нет!

– А зачем там рифма? Это же песня!

– Это мерзость, а не песня! – гневно выкрикнула Анна.

– Да ты и так не можешь. Критиковать легче всего, поэтому критиков всегда больше, чем исполнителей.

– Что? Да я таких песенок могу наклепать сколько угодно!

– Ты что, музыке училась? – поинтересовался он.

– Этой музыке учиться не надо. Да, я не знаю нот. но зато я ее слышу, она уже во мне, и слова во мне. И зря я тебе сказала, что могу наклепать сколько угодно таких песенок. Мои были бы лучше. По крайней мере, там была бы рифма и был бы смысл, и в трусах я бы не стала прыгать, чтобы никто не заметил отсутствие у меня голоса и слуха.

– Ладно, я деловой человек и не люблю понапрасну сотрясать воздух. А тебя надо хоть разок проучить.

Анна с удивлением посмотрела на него: да он абсолютно трезв и нисколько не шутит! А Ленский довольно жестко сказал:

– Чтобы доказать свою правоту, а твою глупость, я готов на некоторое время арендовать тебе студию. Нанять композитора, который запишет ту чушь, которая в тебе якобы звучит. Ты меня слушаешь? Затем нанять клипмейкера, который сделает так, как ты захочешь. Потом я заплачу за то, чтобы твой ролик появился разок на этом же канале, и буду громко смеяться. Если ты действительно умная баба, то посмеешься вместе со мной.

Анна совсем струхнула и ласковой кошечкой прижалась к его плечу:

– Ладно, я погорячилась, пива перепила, прости. Это же такие деньги! Зачем столько тратить для того, чтобы доказать, что я была не права?

– Ну уж нет, радость моя. Чтобы эти глупые споры об искусстве больше не повторялись, давай раз и навсегда поставим точку. Я хочу оплатить свой покой – самое дорогое, что у меня есть. Денег мне для этого не жалко. Приступишь завтра же.

– Дима!

– Все. Будет так. Не забывай, что ты живешь на мои деньги. И что я тебе хозяин.

Анна сжалась в комок. «Попала, ну попала! За язык меня тянули, что ли? Как хоть это делается? Ладно, утро вечера мудренее, может, что-нибудь придумаю, да и Дима оттает и простит».

В постели она попыталась к нему подлизаться, была особенно нежной и старательной. Ленский же ее ласки принял с откровенным удовольствием, а под конец сказал:

– Если ты думаешь, что мое решение можно изменить с помощью таких дешевых штучек, ты еще плохо меня знаешь, девочка.

«Чтоб ты сдох! – мысленно выругалась Анна. – Мог бы сказать это и до того, как я стала изображать дикую страсть! Нет, все-таки вредный он мужик! И почему я терплю его издевательства?»

И она уснула, боясь даже подумать о том, что будет завтра.

Проснувшись на следующее утро, она было сладко потянулась, перевернулась на другой бок и, вдруг вспомнив события вчерашнего вечера, резко выпрямилась и села в постели. Голова слегка гудела. Ленского не было, но на тумбочке у кровати лежала записка.

«Это что-то новенькое! Сроду мне Дима посланий не оставлял, а тут вдруг расщедрился! Ну-ка, ну-ка! Это что, любовная записка? Сейчас мы оценим его неповторимый стиль».

На клочке бумаги кривыми буквами было написано одно только слово: «Приступай».

Анну даже передернуло от злости. С такой фамилией мог бы попробовать написать хотя бы одно распространенное предложение! Поняв, что отвертеться не удастся, она не спеша встала. Долго принимала душ, долго завтракала и всячески оттягивала неприятный момент. Но потом поняла, что вечером Ленский первым делом потребует у нее отчета о прошедшем дне. И это впервые за все время их совместной жизни!

«Подумаешь, премудрость, написать песню! Начнем, пожалуй, с текста».

Опять была осень, похоже, все резкие перемены в жизни выпадают Анне именно в эту пору. За окном хлестал дождь, было ветрено и хмуро. Анна подвинула к себе листок бумаги и попыталась прислушаться к своим чувствам.

«Ну-с, осень так осень, а чем она плоха? «Унылая пора, очей очарованье…» Нет, это уже было. Как бы половчее переврать, чтобы не обвинили в плагиате?»

Примерно через час у нее родилось следующее:

%!По улице похожей

Все так же шел прохожий,

И тот же серый дождик

Сползал на тротуар,

Все это было раньше,

Все это было дальше,

И этот милый мальчик,

И этот синий шар.

И еще восемь строчек в том же духе. Анна перечитала, пожала плечами: ну рифма есть, это точно. И свежая идея налицо: все в этой жизни повторяется, и вообще, наше существование – только бег по кругу. С музыкой же все не так просто, нот она не знает, в музыкальной школе не училась. Анна начала что-то мурлыкать, пытаясь не прочитать, а спеть эти шестнадцать строчек. И вроде дело пошло.

Кончилось тем, что вечером, к приезду Ленского, Анна уже успокоилась: она была готова к встрече с профессионалами.

– Ну как наши успехи? – первым делом спросил ее Ленский.

– Ты еще не передумал потратить на это большие деньги?

– Нет, не передумал.

– Тогда выдай мне на расходы кругленькую сумму, и завтра же я начну искать клипмейкера, – торжественно объявила Анна.

– Да? Ты уже придумала, о чем будешь петь?

– Уж не о тебе, во всяком случае, не переживай.

– Да мне-то что! Я только скромно надеюсь, что и не о Малиновском. Только не пытайся сегодня за ужином петь, боюсь, у меня пропадет аппетит.

Анна нисколько не обиделась, потому что была очень собой довольна в этот день.

…А назавтра приехал высокий мужчина в очках, представился композитором и сказал, что его наняли для исполнения любых пожеланий дамы. Дама невольно рассмеялась, засела с этим человеком в гостиной и попыталась добиться от него понимания. Вскоре двое рабочих, пыхтя, вкатили туда рояль. Через несколько часов они с композитором совместными усилиями родили некое подобие музыки, которым Анна осталась почти довольна. Композитор вскоре уехал, а она задумалась над тем, как из всего этого сделать клип, над которым Ленский хотя бы не будет смеяться.

Голоса у нее не было, во всяком случае, до сих пор никто и не пытался у Анны его обнаружить. Однако выбора у нее не было тоже – придется попробовать, хотя бы в качестве эксперимента. Ну и рассчитывая, конечно, на помощь современной аппаратуры. Вечером Анна села на телефон и сделала ряд нужных звонков, чтобы было чем заняться завтра. Она хотела поскорее со всем этим покончить.

В этот вечер Ленский приехал очень поздно. Анна же так разнервничалась и устала, что уснула, не дождавшись его, утром они тоже не встретились. Зато объявился еще один господин и отрекомендовал себя клипмейкером. Начал он с того, что предложил Анне поехать смотреть натуру. «Это место, где они будут снимать клип», – догадалась она.

В машине Анна четко и внятно изложила свою позицию:

– Какие у вас инструкции?

– Да в общем-то и никаких. Делать все, как вы скажете. Что-то снять, чтоб было похоже на клип.

– За что-то и получите что-то. Я хочу хорошую работу, поэтому обещаю солидные премиальные.

– А о чем песня?

– Какая разница, главное, чтобы было красиво. Во-первых, никаких ног в кадре. Мини я одевать не буду и туфли на высоких каблуках тоже. Будем снимать на улице. Сейчас осень, на земле лежат кленовые листья. Они похожи на упавшие на землю золотые звезды. Говорят, что такие же звезды в моих глазах. Посмотрите мне в глаза. Ну что с вами?

Клипмейкер обалдело уставился на Анну.

– Вы видите в них звезды? Видите или нет?

– Ну, положим, вижу.

– Так зарубите себе на носу, что звезды, которые вам нужны, именно там. Еще я хочу вот что: во весь экран прозрачный циферблат на фоне осеннего пейзажа, маленькая стрелка будет двигаться от двенадцати по кругу. Там, где она уже прошла, ложится тень. Я иду из света в тень. Пока весь циферблат не станет темным и не наступит ночь. Это понятно?

– Не совсем.

– Хорошо, я вам все нарисую, – вздохнула Анна. – Это не слишком сложно и наверняка где-то уже было, но мне наплевать, считайте, что это открытие только мое. Ну что, будем работать?

– Да уж. Вы странная женщина, у вас стройная фигура, привлекательное лицо, над которым так поработают гримеры, что ваш банкир будет просто без ума…

– Вам надо просто передать мою индивидуальность, – нетерпеливо перебила его Анна. – Я не девочка, мне двадцать восемь лет, и мой банкир держит меня совсем за другое. Ясно?

– Что ж, в конце концов, вы платите.

– Вот именно.

…Это была тяжелая работа. Они снимали дубль за дублем и никак не могли понять, отчего дама сердится. Ведь все делается по высшему разряду. Анна ругалась, убегала со съемочной площадки, порой и до рукоприкладства доходило. Наконец она просто их всех напоила. И дело вроде бы пошло. Песенку она назвала «Синий шар». Этот шарик цвета ультрамарина здорово смотрелся среди золотой осенней листвы. Анна ежедневно подолгу и с удовольствием наблюдала, как этот шар улетает в высокое синее небо. На съемки ушла неделя, хотя обычно группа успевала отснять клип за день.

А через месяц ролик впервые появился в эфире. Анна долго уговаривала Ленского посмотреть его заранее, подсовывала видеокассету, но тот был непреклонен. Хотел, чтобы все было так, как он, Владимир Ленский, задумал с самого начала.

В этот вечер они вновь расположились на диване: Анна слегка дрожала. Она было попыталась убежать и закрыться у себя в комнате, но Ленский железной рукой вернул ее обратно.

– Нет уж, ты сиди, Нюра. Кстати, хорошо, что у тебя такая фамилия, и псевдоним придумывать не надо. Другие мучаются, изобретают, а тут папаша с мамашей постарались: поет Анна Австрийская. А что? Звучит!

– Да замолчи ты. Хватит уже издеваться.

– Ну, не я это начал…

– Все, поехало, гляди, радуйся.

И действительно на экране появилась Анна в синем пальто, полетели золотые листья, задвигалась стрелка циферблата. Ленский смотрел молча. Песенка была короткой, но Анне показалось, что прошла целая вечность. Клип закончился, а Ленский все еще сидел и молчал. Анна нырнула под теплый полосатый плед и громко заревела. Ленский потрогал ее за плечо.

– Ты чего? А ну-ка вылезай!

– Я больше не буду тебе грубить, – пискнула она, пряча голову.

– Да? А зря.

– Почему? – Она высунула нос из-под пледа.

– Знаешь, ты была права насчет той девки: у тебя действительно получилось лучше.

– Шутишь?

– Признаю свою ошибку. Мне это нелегко, учти.

– Тебе правда понравилось?

– Ну это нормальный средний уровень. Насчет гениальности ты сама понимаешь…

– Да, конечно. Но неплохо?

– Неплохо, согласен. Слушай, Нюра, это все, что ты можешь, или тебя еще на что-нибудь хватит?

– На что?

– Ну, может, тебе стоит выпустить альбом? Сколько таких песенок ты наскребешь?

– Не знаю.

– Попробуй.

– Я попробую, если пойму: то, что я сделала, нужно еще кому-нибудь, кроме тебя…

А песенка и вправду прижилась. Долгих лет жизни ей, конечно, не полагалось, не классика же, но через пару недель после выхода в эфир она вдруг зазвучала из всех киосков. Анна и сама не ожидала, что ей так понравится ездить по улицам на машине с тонированными стеклами, останавливаться возле рынков и, оставаясь для всех невидимой, слушать свой голос. Не сильный, но своеобразный, чуть вибрирующий на низких регистрах.

А ей еще так много хотелось сказать людям! Ведь они наконец-то слушают ее! Анна написала еще одну песню, потом еще. Стала брать уроки нотной грамотности, чтобы услугами композиторов больше не пользоваться, обойтись только сотрудничеством с аранжировщиком.

Она теперь все время была занята и ужинала даже позже Ленского, иногда глубокой ночью. Как-то раз он все же перехватил ее в дверях и настоял на том, чтобы этот вечер провести вместе. Был затоплен камин, Ленский расположился в любимом кресле с бокалом вина в руке, Анне налил шампанского. Они долго молчали, отдыхая после напряженного рабочего дня, потом Ленский как-то странно усмехнулся и сказал: