Текст книги "Альфа-женщина"

Автор книги: Наталья Андреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Урок мастерства

Поскольку я женщина свободная и Ярослав Борисович Глебов тоже не связан узами брака, мы и не скрываемся. Не то что с Сашей. Я все больше находила между ними разницу, но никак не могла понять, с кем же мне лучше? Что предпочтительней, все время быть начеку или позволить себе расслабиться? Изобретать что-то новое или освежать в памяти хорошо забытое старое? Искушенность одного так же пьянит, как наивность другого. Но между этим двумя напитками такая же разница, как между коньяком многолетней выдержки и бокалом молодого вина. Которое и резвее, и слаще. Так ведь и влюбиться можно!

Соседи в шоке. Мы, как дети, целуемся в подъезде. Выходим из лифта помятые, он вытирает испачканные помадой губы, а я поправляю одежду. Мы подолгу сидим в машине, прежде чем куда-нибудь поехать. Целуемся до умопомрачения, до синяков на губах, которые я потом замазываю тональным кремом. На самом деле нам никуда не надо, просто нельзя же весь день проводить в постели.

За окном тлеет август, жаркий костер короткого московского лета почти прогорел, остались угли, которые раздувает порывистый ветер. Иногда от них идет волна почти летнего тепла, но уже понятно, что это конец. Все чаще костер заливают дожди. И мы с львенком остаемся в постели.

Моя голова лежит на его животе. Губами я перебираю курчавые рыжие волоски, щекочу языком его пупок, а он гладит меня по голове и хихикает:

– Щекотно.

Мы похожи на сытых зверей в ожидании нового приступа голода. Я переворачиваюсь на спину и сладко потягиваюсь:

– Алина Евгеньевна уехала в Ниццу. Она мне оттуда звонила.

– Надо подумать, как бы закрыть дело. Преступление совершено неустановленными лицами или лицом, – он обрушивает лавину поцелуев на это лицо. Кажется, проголодался. Но я его отталкиваю:

– Ни в коем случае!

– Ты хочешь сесть в тюрьму? – обижается он. – Я делаю все что могу. Совершаю должностное преступление, между прочим. Подлог. А ты… Ты даже не хочешь меня за это поцеловать! Георгинчик, так нечестно!

– Тебя как будто весь день не кормили! И вообще: чем ты занимался с другими женщинами? Допрашивал их?

– Я же не знал, что можно использовать служебное положение в корыстных целях!

– Хорошо, что я тебя научила…

Какое-то время мы молча целуемся. Уже не так страстно, как с утра, когда оба проснулись в прекрасном настроении и сразу потянулись друг к другу. Тогда я опомниться не успела, как оказалась под ним, все было коротко, но ярко, по телу прошла горячая волна, и я едва успела поймать ее пик, потом взлетела так высоко, что закружилась голова, и мы оба откинулись на подушки счастливые.

Теперь он хочет разнообразия. Перемены блюд. Ну что ж…

Мне еще надо научить его многому, пока я отпущу его в свободное плавание. А я его отпущу, как отпускаю всех. У него будет своя стая. Когда-нибудь он добьется всего, чего я для него хочу. Если только его не посадят за такое вот превышение должностных полномочий.

Какое-то время я еще сижу на нем, слушая его прерывистое дыхание. Но постепенно оно восстанавливается, и он открывает глаза.

– Это было супер!

Какой же он еще ребенок! И хорошо, что рядом я, а не какая-нибудь стерва. Которая наговорила бы ему гадостей вместо того, чтобы научить.

Я приношу ему холодного пива. За окном дождь, но здесь, в моей спальне, жарко. Пахнет потом и нашими соками, воздух тяжелый, он словно давит. Мускусный запах секса перебивает запах моих духов, тоже тяжелых и чувственных.

Он пьет пиво, я молчу.

– Завтра на работу, – говорит львенок. И вдруг жалобно: – И что мне делать?

– Я же тебе сказала: надо кого-то подставить.

– Но кого? Ведь их осталось всего трое! И эта Людмила Ивановна…

– Ты ее боишься?

– Вовсе нет. Я просто не знаю, как к ней подступиться.

– Вот смотри. – Я ложусь рядом и нежно глажу его плечо. – Еще неделю назад ты говорил то же самое о Гаврилковой. Казалось, ее броня непробиваема. И чем кончилось?

– Да я сам не понял, как это вышло.

– Не скромничай. Все сделал ты. Нашел свидетелей, которые видели, как поздно она возвращалась домой, заставил ее признаться, что у нее было свидание с любовником. Даже вытянул из нее имя этого любовника. А ведь она казалась такой неприступной, – насмешливо сказала я. – Как Эйфелева башня. Но ты свалил Эйфелеву башню. Остальные гораздо мельче.

– Но одно дело с мужем развести, и совсем другое – заставить признаться в убийстве, которое они и не совершали, кстати. Ну не пытать же мне их?

– Жаль, что пытки отменили, – вздохнула я. Потом слегка его куснула.

– Больно! – взвизгнул львенок.

– Если не больно, не интересно. Хорошо, я тебе помогу. Надо кого-нибудь на нее натравить. Скажи мне вот что. Кто пришел к Курбатову следом за нашим бессменным лидером профкома?

– Игорь Абрамович.

– Он ее видел?

– Нет.

– У нее в броне огромная дыра.

– Интересно, какая?

– Да ведь она солгала! Я теперь уверена, что Курбатов решил поддержать Гаврилкову. Потому и пригласил ее первой. Это логично: сначала наградить, потом отказать. Он Людмиле Ивановне отказал. А она сказала, что обещал ей должность ректора. Зачем она солгала?

– И в самом деле: зачем?

– А затем, что у нее появляется мотив. Кандидатура Людмилы Ивановны на самом деле устраивает всех. Ее документы подлинные, она хороший хозяйственник, муж – большой чиновник. Следовательно, университету обеспечено привилегированное финансирование. Нет Курбатова – путь к должности ректора открыт. Она уже, считай, у нее в кармане.

– Но убить? – с сомнением посмотрел на меня львенок. И вздохнул: – Если бы можно было подделать результат баллистической экспертизы. Но уже доказано, что убили из твоего пистолета. Если бы я раньше знал…

– Ты украл бы важный документ?

– Конечно!

– Подменил бы его другим?

– Еще бы!

– Ты растешь в моих глазах. – Я поцеловала его в лоб. В высокий умный лоб. Мой Славик будет царем зверей, если так пойдет дальше. – Но ведь я не первая, у кого крадут пистолет. Классический случай. Украли, чтобы подставить.

– Кто мог украсть у тебя пистолет для Людмилы Ивановны? – усмехнулся львенок.

– И в самом деле, кто бы это мог быть? – я задумалась. – Да она сама и украла!

– Когда?!

– Она ко мне заезжала. За папкой. Ей срочно понадобились подписи под важными документами, а мужу вдруг подвернулась командировка в Майами. И семья отбыла решать важные государственные проблемы на солнечных пляжах, под пальмами. Дела же университетского профкома поручили мне. Я с удовольствием оказала Людмиле Ивановне эту пустяковую услугу, собрала нужные подписи. И она заехала ко мне на дачу за папкой. Я получила в подарок бутылку коньяка из дьюти фри, – рассмеялась я. – Улика! Счастье, что мы с Людмилой Ивановной тут же эту бутылочку не распили. Жена БЧ дама ответственная, пьяной машину не водит, и мы просто болтали. Она пила квас.

– Ты что, показывала ей пистолет?

– Нет, конечно. А кто об этом знает, кроме нас с ней? И чей ты любимый мужчина, ее или мой?

– И в самом деле… Значит, ты готова дать показания?

– Именно! Прямо сейчас, – я лизнула его пупок, – записывай.

– Интересно-интересно. Но не так быстро, свидетель. У меня в авторучке чернила закончились.

– Значит, надо заправить… А вы пишите, товарищ Глебов, пишите… Людмила Ивановна приехала ко мне на дачу утром пятнадцатого июня…

– М-м-м… Вы в этом уверены, свидетель?

– Абсолютно! Я вышла из комнаты, – мои поцелуи стали настойчивее, – за квасом… В ящике бюро лежал пистолет… Я его ей показывала, потом положила обратно… Она знала об оружии…

– А зачем, – он начал возбуждаться, – зачем вы ей сказали о пистолете, свидетель?

– Затем… что я дама одинокая… беззащитная… А она спросила… не страшно ли мне одной в таком огромном доме.

– Не страшно?

– …очень… очень страшно! Я ведь слабая женщина… такая маленькая…

– …и очень опасная…

– …меня ограбили… потом подставили…

– …погодите, свидетель, не так быстро, – простонал он.

– …могу повторить. Пятнадцатого июня… у меня была… очень пикантная ситуация…

– …а сами вы… умеете обращаться с оружием?

– Еще как! – Я энергично подтвердила слова действиями.

– Нет, ты нечто! – Он ловко перевернул меня на живот и вошел сзади.

Мои показания приняли к сведению. Но это была еще только артиллерийская подготовка. Главный удар я готовила в тылах.

Мускусная крыса

Когда я сказала, что наш террариум решил увенчать короной Кобр, это была не шутка. Это фамилия еще одного соискателя. Игорь Абрамович Кобрин. С ударением на последний слог, но понятно, что за глаза все произносят его фамилию с ударением на первый. Потомственный просиживатель штанов, дипломированный трутень, краснобай с ученой степенью. Он никогда в своей сорокадвухлетней жизни не выезжал за пределы МКАД, разве что в Домодедово или в Шереметьево. Зато обожает говорить о России, о народе, который видел только на экране своей плазмы. Однажды он позволил себе такую фразу:

– Вот все твердят: Москва – это другое государство. А вы, мол, посмотрите, как живет народ километрах хотя бы в ста пятидесяти. Хорошо живет! У всех хозяйство, огороды, следовательно, качественное здоровое питание.

Это сказал человек, который в своей жизни ни разу не копнул землю лопатой! И думает, что картофель растет прямо в магазине уже с ценником и перед тем, как попасть в пакет, сам моется под краном и насухо вытирается махровым полотенцем! Здрасьте, Игорь Абрамович, извините, что маслицем не побрызгался перед нежной встречей с вашей сковородой!

Труд на земле – это адский труд. И говорить о нем непринужденно и с легкостью имеет право только человек, который на земле кормится. Всякому краснобаю, на которого горбатится народ, надо бы спросить у него: эй, народ, а я тебе нужен? Согласен ты меня кормить? И готовиться к тому, что могут послать трехэтажным матом.

Биография Кобрина проста до безобразия. В университет его привел за ручку папа. Точнее, привез на персональном автомобиле. К тому времени папа был деканом факультета, на котором предстояло с блеском учиться Игорьку. Окончить с красным дипломом вуз, потом с отличием аспирантуру, в тридцать защитить кандидатскую, а в сорок докторскую. Так и случилось. На готовом-то!

Одного не случилось: усилия отца так и не помогли Игорьку лишиться девственности. На факультете, где учатся почти одни женщины, никто не решился связать свою судьбу с профессорским сынком! Хотя вариант сам собой напрашивался. Но у папы Кобрина были жесткие требования: только москвичка. А москвички цену себе знают. Лучше пустить на свою жилплощадь расторопного паренька из провинции, чем посадить на шею тунеядца-москвича, который уверен, что и сковорода моется сама перед свиданием с картофелем.

Поэтому Игорь Абрамович до сих пор живет с родителями. Заслуженный отец, правда, не дожил до пожалования сыну придворного звания доктора наук. Зато дожила мама. И трудные для ученой братии времена, к счастью, закончились. Да, в девяностые нам приходилось несладко. Но когда цена на черное золото взлетела до небес и Россию накрыло цунами нефтяных денег, появилась возможность подставить лохань и ученым-гуманитариям. Научно-исследовательская деятельность может вестись под эгидой нефтяной компании или в интересах огромного газового холдинга. Ведущим специалистам гуманитарного вуза могут заказывать статистические исследования, анализ рынка каких-нибудь услуг, организацию форума или (более модное слово) саммита, научную конференцию, что очень даже неплохо оплачивается. Лучше, конечно, живется технарям. Физикам там. Или химикам, исследования которых связаны с нефтянкой. Но и гуманитарии не бедствуют. В стране, где говорильня возведена в культ, можно делать деньги из воздуха, если этот воздух сотрясать в нужном месте и в компании нужных людей.

Кандидатура Игоря Абрамовича устраивает наших дам по единственной причине: он мужчина. А мужчин в нашем вузе небольшой дефицит. Хотя, сами понимаете, мужчиной Кобрина можно назвать с большой натяжкой. Внешность его весьма примечательна. Человек, владеющий узаконенными в паспорте тремя раскатистыми «р», выглядит, как говно на палочке. Весь скрюченный, скособоченный, с гладкими черными волосами, похожими на мех ондатры, вечно сальными, с огромным носом, под которыми торчат редкие крысиные усы, с маленькой головой на толстой шее, вросшей в покатые плечи. Его жирные пальцы окаймлены короткими жесткими волосками. Он смотрит на собеседника, наклонив голову к левому плечу, словно хочет положить ее на него. А поскольку плечо у Кобрина бабье, покатое, а шея короткая, то это задача, достойная циркового акробата. И он клонится на левый бок, клонится. Вот-вот завалится. Но еще ни разу не случилось, чтобы Игорь Абрамович упал. Это у него такая манера общения.

На самом деле он очень хитрый. И взять его голыми руками не просто. Но без его помощи мне Людмилу Ивановну не свалить. А сейчас именно она реальный претендент на должность, которая так привлекает и меня, и Кобрина. И не будем забывать об убийстве.

Отношения у нас, как бы это помягче сказать? Попробую. Выдохнули. Я красивая женщина, а Кобрин еще не старый мужчина. Он берется со мной кокетничать, а мне приходится отбиваться. Он уверен, будто я не замужем по той же причине, что и он не женат. Я не афиширую своих отношений с молодыми любовниками и билеты на эти свидания не продаю, поэтому Кобрин вполне мог подумать, что я тоже, ха-ха, девственница. И почему бы нам с ним не… Ну, вы понимаете.

В рестораны он не ходит из жадности, по телефону с ним разговаривать бесполезно. У Кобрина бездна свободного времени, и от радости, что ему кто-то позвонил, Игорь Абрамович растягивает разговор, как будто презерватив надувает. Пустяковая проблема превращается в половую. Придется отловить его в университете. Это должна быть якобы случайная встреча, иначе Кобрин быстренько догадается, что мне от него нужна услуга. Я могла бы, конечно, оплатить счет за ужин, но тогда мне уж точно ничего не светит. Как все халявщики, Кобрин сильно преувеличивает значение своей персоны. Он подумает, что если уж его бесплатно накормили, да еще в ресторане, значит, это вопрос жизни и смерти. А раз это вопрос жизни и смерти, то можно доить бесконечно. Пока оная смерть не наступит, и вопрос сам собой не решится.

Все это я давно уже просекла. Игорь Абрамович стоит у меня в собрании на черной полке, куда я стараюсь не заглядывать без крайней надобности. Я вижу его насквозь, да толку? Он никогда не говорит «нет», все время «да». Да, я подумаю. Позвоните ему через год, скажет: я думаю. Своих конкурентов он просто решил пересидеть. Нужна ли ему вообще эта должность? Вот в чем вопрос.

Я позвонила Леночке, своей секретарше.

– Скажи, дорогая, а не появится ли в ближайшем будущем на кафедре Кобрин?

– У нас ремонт. Но я знаю, что ему нужна справка о зарплате. Он оформляет какие-то льготы.

– Господи, да сколько же ему надо льгот! Он родился по льготному тарифу и уже загодя оформил себе льготный гроб! Скажи ему, что он лопнет от жадности.

– Это не ему, а его маме. В смысле, не гроб, – Леночка хихикнула. – Скидку на коммунальные услуги. Или еще какие-то. Как матери инвалида.

– Это кто инвалид?!

– Кобрин, кто ж еще?

– Да он здоровее нас всех, вместе взятых! Мне кажется, он нарочно на бок заваливается и ходит еле-еле. Чтобы липовую справку заполучить.

– Что вы, Георгина Георгиевна! Он и в самом деле больной! И потом: это же маме.

– Ах, маме… Заботится, значит. Какой хороший сын. Слушай, мне надо с ним встретиться, но так, чтобы он не подумал, что я решила принять его предложение.

– Какое предложение?

– Руки и сердца.

– Вы серьезно, Георгина Георгиевна?

– Надо же мне перед пенсией выйти замуж. За льготы. Мы прекрасно устроимся: он, я и мама.

– Все шутите, – хихикнула Леночка. – Я скажу ему, что факультет закрывают на ремонт. Все уже сбежали от запаха краски, одна я осталась. Но если он срочно не придет – сбегу. Сейчас позвоню и…

– Пусть пулей летит за своей справкой. Она, кстати, готова?

– Сейчас сделаю.

– Ты прелесть! Целую!

Я поспешно начала собираться.

Разыграно было как по нотам. Я взлетала по лестнице, а навстречу мне ковылял Кобрин. Я врезалась ему в живот и на время лишила его дара речи.

– Игорь Абрамович! Леночка еще там?! Я успела?!

– Что ж вы так… торопитесь, Георгина Георгиевна. Еще не закрывают, покраску перенесли. Это были ложные сведения. Я сам разнервничался. А мне волноваться нельзя. Сердце.

Сердце у него, как у быка. Но Игорь Абрамович обожает прикидываться больным. Это оправдывает его бездействие.

– Ох, Игорь Абрамович! А я-то как торопилась! Чуть ногу не подвернула!

– Осторожнее надо.

Я обернулась в пять минут. Взлетела по лестнице, чмокнула Леночку в щечку, схватила какую-то бумажку и, бросив: «Пока!», понеслась обратно.

Кобрина я догнала на выходе. И опять чуть не сбила с ног.

– Все торопитесь, – поморщился он.

– Так дела, Игорь Абрамович!

– А я вот никуда не спешу, – вздохнул он.

Я глянула на часы и покачала головой:

– И я опоздала. Ладно, завтра отвезу эту бумажку. Потерпят.

– Опять нам предстоит одинокий вечер… А погодка-то, а? Георгина Георгиевна? Шепчет!

Денек и в самом деле удался. Нашу альма-матер окружает прекрасный парк, который спускается чуть ли не к самой реке. Деревья огромные, дающие сплошную тень, но если выйти на набережную, то там уже сияет солнце. Летом да, жара, но сейчас, в самом конце августа, просто тепло, летают паутинки, рябит вода, по которой плывут пока еще редкие кораблики опавших листьев. Деревья в Москве зеленеют рано, но и стареют быстро. Глядишь – набережная уже совсем седая.

Но сегодня еще лето. По лицу Игоря Абрамовича видно, как ему не хочется домой.

– Да, не хочется домой, к телевизору, – подыгрываю ему я. – Смотреть нечего.

– Истинно так, истинно так, Георгина Георгиевна. Так, может… прогуляемся?

Он говорит это робко, как первоклассник, предложивший девочке донести портфель. Вот его слабое место: женщины. Он прекрасно знает, как обращаться с доктором наук Листопадовой, но понятия не имеет, что делать на прогулке с очаровательной Георгиной. И как ее вообще на эту прогулку затащить?

– А почему бы и нет? – улыбаюсь я.

– Прошу!

Игорь Абрамович, как галантный кавалер, открывает передо мной дверь. Лицо у него торжественное. Он идет гулять красивую женщину.

У киоска с напитками мы задерживаемся.

– Минералочки, Георгина Георгиевна? – великодушно предлагает Кобр.

– Не откажусь. Но давайте уж и я вас угощу. Вам с чем пирожок, с капустой или с повидлом?

Детские игры продолжаются. Мы совершаем торжественный обмен: я ему пирожок, он мне минералку, и идем под сень седеющей листвы.

– Вот она, наша наука, – вздыхает Кобрин. – Загнали в самый угол.

– И это еще не конец, Игорь Абрамович, – поддакиваю ему я.

– Вы слышали о последних событиях?

– О каких событиях?

– Гаврилкову вычеркнули из списка. Вы только подумайте! Ее университетский диплом оказался фальшивым! Какой скандал!

– Значит, ректором будет Людмила Ивановна. Нас ведь это устраивает?

– Да, конечно, – он тяжело вздыхает.

Я же говорю: его голыми руками не возьмешь.

– Вам должно быть обидно, Игорь Абрамович. Коллектив-то выдвинул вас.

– Так ведь и вы в списке, Георгина Георгиевна, – хитро смотрит на меня Кобрин.

– Ну, не сравнивайте. Вы-то мужчина. Во главе женского коллектива не должна стоять женщина, иначе все перегрызутся.

– Зачем же вы выдвигались?

– Я же не знала, что вы выставите свою кандидатуру. Сначала ведь нас было только трое, – напоминаю я.

– Да, конечно. Я и не стремился. Это все коллектив, – разводит руками Кобрин.

– Значит, вам Курбатов тоже отказал.

– Что значит тоже?

– Но ведь он и ей отказал. Людмиле Ивановне.

– Как так? – заволновался Кобрин. – Она говорит: напротив. Всячески поддержал.

– А что ей еще говорить, когда ее в убийстве подозревают? Ведь это мотив!

– Людмилу Ивановну подозревают в убийстве?! Ох, давайте присядем. Сердце что-то барахлит.

– Конечно, конечно.

Мы садимся на лавочку, откуда открывается чудеснейший вид на набережную. Игорь Абрамович достает тубу с таблетками. Пари могу заключить, что там витамины, но пьет их Кобрин с таким видом, будто это лекарство для диабетиков. Не выпьешь – кома и смерть.

– Что вы говорите? Людмилу Ивановну в убийстве подозревают?

– Именно так.

– Но почему ее?

– Потому что место ректора станет ее, если из предвыборной гонки выбывает Гаврилкова, – терпеливо поясняю я. – А Гаврилкова выбывает, если выбывает Курбатов, который ее поддерживал.

– Чтобы Людмила Ивановна выстрелила из пистолета…

– По себе судите? – усмехаюсь я.

– Я, по-вашему, совсем не мужчина? – обижается Кобрин. Рядом сидит красивая женщина, и он теряет всяческую осторожность.

– Неужели вы, Игорь Абрамович, когда-нибудь держали в руках пистолет?

– Представьте себе! Да-с! Держал! – поскольку Кобрин спиртным не злоупотребляет и почти безвылазно сидит дома, его пьянят пожатие руки с идеальным маникюром и свежий воздух. Да так, что он почти ничего уже не соображает.

– Вы и стрелять умеете? – подзадориваю его я.

– Еще как!

– И в мишень с пяти метров попадете?

– Я с десяти попаду! – горячится Кобрин. – Да что там! С двадцати!

– Вы же почти ничего не видите! – хохочу я.

– Что мне надо, я вижу!

– Да вы опасный мужчина, Игорь Абрамович!

– А вы… вы русалка… – его усы царапают мне щеку. Я отстраняюсь:

– Фи! Игорь Абрамович! Да вы ловелас!

Он довольно улыбается. Я же думаю: «Кобрин умеет стрелять. Даже если это всего лишь хвастовство, неважно. Он это сказал».

– Я же говорю, Игорь Абрамович, что ректором надо быть вам.

– А вам – моим замом! Да что там! Супругой, Георгина Георгиевна! Супругой! Я всегда мечтал… но не смел.

– Я девушка робкая. Добрачные отношения не для меня.

– Я все понимаю, – торжественно заверяет Кобрин. – В наше время порядочную женщину найти трудно. Потому я и не женат.

– А я потому и не замужем, что настоящие мужчины перевелись, – с улыбкой говорю я, вспоминая, как вчера скакала на львенке.

– Ну, так как? – кладет на мою трепетную руку свою короткопалую ладонь Кобрин.

– Но Людмила Ивановна…

– Я знаю, что делать. Я скажу, что, когда приехал к Курбатову, увидел уже его труп. Разговора-то никакого у нас и не было. Он мне даже чаю не предложил, – с обидой признался Игорь Абрамович. – Как будто я пустое место. А ведь мой отец проработал в этом университете полвека! Один из его отцов, основателей! А к сыну относятся, как половой тряпке. Какая-то Людмила Ивановна… Да откуда она взялась? Скажите, пожалуйста: муж в правительстве Москвы! Да гнать их надо оттуда! Поганой метлой гнать! Всех этих чиновников‑бюрократов! Сидят на нашей шее! – У него чуть пена не идет изо рта.

– Да успокойтесь вы, Игорь Абрамович, – нежно говорю я. – Она того не стоит.

– А пусть ее посадят, – злорадно говорит он. – Пусть на ее репутацию хотя бы ляжет пятно. И тогда мы посмотрим…

– Но это же очень опасно. – Я делаю вид, что ужасаюсь.

– Для вас, Георгина Георгиевна, – все что угодно. Кстати, говорят, у вас недурственный загородный дом.

– Не сомневаюсь, что вашей маме там будет хорошо, – подхватываю я.

– Вы просто святая. – Кобрин целует кончики моих пальцев. «Мама» – ключевое слово. Если я хочу, чтобы у нас получилось, я должна твердить, что его мама абсолютный авторитет во всем. А я хочу, чтобы у нас все получилось.

– Мы пока не будем афишировать наших отношений, Игорь Абрамович. Сами понимаете, что два члена семьи, претендующие на пост ректора, – это слишком много.

– Не так поймут, – покачал головой Кобрин. – Люди злы и завистливы. Но я могу вам звонить, дорогая моя?

– Ну конечно! Звонить, писать…

– Эсэмэски, – радостно говорит он.

– И письма. По электронной почте.

– Ах, какое счастье!

Счастье, что у меня есть загородный дом, да и квартирка неплохая. Я москвичка. Теперь уже москвичка. Я старше его, но это мелочь. Уверена, он не знает, сколько мне на самом деле лет. И потом: мы ведь не собираемся иметь детей. У нас есть МАМА.

Господи, как мало надо мужчине! Всего лишь одна романтическая прогулка в парке! «Случайная» встреча на лестнице, а потом в дверях. Только не стоит думать, что Кобрин завидный жених, а все остальные женщины лаптем щи хлебают. Кобрин – чудовище. Эгоист до мозга костей. У него этих самых костей и нет, один мозг. Он весь состоит из ума, гибкий и скользкий, как ящерица, и так же легко сбрасывает хвост, если на него вдруг наступят. Мускусной крысой я назвала его условно, он и в самом деле на нее смахивает.

Если он скажет, что видел уже труп Курбатова, он ничего не теряет. С его-то чудовищной близорукостью! Ах, это был всего лишь крепкий сон! Вы только подумайте! А я-то решил, сердечный приступ! Почему «Скорую» не вызвал? Так ведь я вызвал, просто они задержались в пути. Все равно вывернется. Отчего же не попробовать? Тем более он искренне считает, что я глупенькая цыпочка. Ага. Моя кандидатура с неба свалилась, не из министерства, от Саши. Но официальная версия: я массовка. И Кобрин это охотно принимает. Просто отказывается верить в обратное.

Это первая атака на незыблемые позиции Людмилы Ивановны. Я прекрасно знаю, что ее случай гораздо сложнее, чем у Гаврилковой. Это я Славе сказала, что он свалил Эйфелеву башню. На самом деле он сковырнул прыщ. А башня – вот она. Жена БЧ, у которой нет горничной. У нее помощница по хозяйству. Почти что член семьи. Наверняка и в самом деле какая-нибудь дальняя родственница. Эти своих не сдают. Там Семья с большой буквы. И БЧ – хороший семьянин. Он жене не изменяет. И попробуйте вы найти компромат на такое семейство!

Но я найду.

Прощались мы с Игорем Абрамовичем на стоянке для машин. Я нарочно припарковалась рядом с его «корейкой». И вот мы стоим, каждый открыл уже переднюю дверцу, и нагретый солнцем салон напоминает о ждущей нас пробке. Мы не спешим садиться, ловим последние лучи. И он все целует мне кончики пальцев.

– Это самый счастливый день в моей жизни…

Хорошо, что женщинам не надо отвечать. Можно просто вздыхать и щуриться от солнца. Выражение лица в таком случае становится романтическим.

– Мне пора, – томно говорю я.

– Я позвоню… тебе, – отвечает Кобрин и застывает.

Я улыбаюсь и хлопаю дверцей. Вот я и невеста!

Ба! Да это уже второй раз за месяц! Как бы мои «женихи» не прознали друг про друга! Меня ждут букеты в двойном размере, по две коробки конфет и, соответственно, двойные проблемы.

Но я справлюсь.