Текст книги "Полина Сергеевна"

Автор книги: Наталья Нестерова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Олег Арсеньевич сидел рядом, смотрел телевизор. В одно из пробуждений, приоткрыв глаза, Полина Сергеевна увидела, что муж бездумно смотрит на экран, а там «ТВ-Казань», говорят на татарском языке.

Женитьба сына на великовозрастной и малокультурной Юсе была сама по себе унизительна. Люди из круга Полины Сергеевны и Олега Арсеньевича Пановых станут прятать глаза, чтобы скрыть сочувствие. Хороший перспективный мальчик Арсений не справился с юношеским гормональным взрывом, попал в примитивный капкан, на пустой крючок. Как тут не соболезновать? Но воспитанные люди не сочувствуют и не соболезнуют в тупиковых ситуациях, когда свершившееся надо принять и жить с ним дальше. Если после болезни у вас перекосило лицо, возник нервный тик и медицина бессильна, то ваши друзья оставят слова сочувствия за дверью, сделают вид, что болезнь вас не обезобразила, и продолжат общаться с вами, как прежде.

Унижение породниться с семьей Клавы, в которой на свой лад стремились жить «хорошо»: хорошо одеться, хорошо поесть, хорошо выпить, посмотреть по телику хороший сериал, – было все-таки не таким мучительным, как сознание предательства Арсения. Их сын – предатель. Он предал свое будущее, а значит, все их усилия, их любовь, чаяния, надежды, веру, их старость. Они держали его на руках, вели за руку, подставляли плечо – дружно шли по дороге к общему будущему. И вдруг Арсений споткнулся – ладно, с кем не бывает. Но он оттолкнул родительские руки, плюнул в прошлое, перечеркнул его как нестоящее. Перечеркнул маму с папой, почти возненавидел. Они видели это в глазах сына – раздражение и почти-ненависть. Подобное не могло им привидеться ни в страшном сне, ни в лихорадочном бреду. Однако случилось и разъедало душу, словно душа имела кровеносные сосуды и туда впрыснули кислоту.

– Надо поужинать? – спросила Полина Сергеевна.

– Да, конечно, – очнулся от раздумий Олег Арсеньевич. – Я приготовлю. Что сделать?

– Я сама, – поднялась Полина Сергеевна.

Она разогрела еду, муж помог накрыть стол в кухне, за который они сели.

– Не могу! – сказала Полина Сергеевна. – Ты ужинай, а я лягу.

Ужин так и остался нетронутым.

В воскресенье утром Олег Арсеньевич позвонил сыну:

– Твоей маме было очень плохо. В твои планы, надеюсь, не входит вогнать ее в гроб? Приезжай!

Природная честность не позволила Полине Сергеевне сыграть на собственном самочувствии – притвориться умирающей, поставить сына перед выбором: или моя жизнь, или твоя женитьба. Хотя Полина Сергеевна понимала, что в подобной ситуации любые спектакли были бы оправданы, лицедействовать не смогла.

– Нам нельзя раскисать, – сказала она мужу перед приходом сына.

– Согласен, – ответил Олег Арсеньевич.

– И горячиться, бить наотмашь.

– Постараюсь.

– Очень постарайся, Олег! Сын наломал дров, так хоть ты не будь дровосеком, не увеличивай завалов, иначе потом не сможем их разобрать.

Когда приехал Сенька, родители пытливо всматривались в его лицо, словно хотели прочитать: они ошиблись в его почти-ненависти, сын, как прежде, их любит, не перечеркнул их. Сенька выглядел взволнованным, но его волнение быстро улеглось.

– Мама, как ты?

– Хорошо. Уже хорошо, спасибо!

Сенька облегченно перевел дух. И на его лице снова появилось выражение готовности к отпору, настороженное ожидание агрессии.

– Нам нужно поговорить. – Полина Сергеевна сдержала вздох разочарования. – Спокойно и без лишних эмоций поговорить.

– Пожалуйста! – пожал плечами сын. – Но я своего решения не изменю.

– Арсений, ты не можешь жениться, тебе только семнадцать лет, – напомнила мама.

– В августе исполнится восемнадцать, тогда и распишемся, а пока будем жить так… но вместе.

– А поступление в университет? Ты собираешься получать высшее образование?

– В общем… – замялся Сенька. – Да, конечно, если получится…

– Не понимаю, – нахмурилась Полина Сергеевна. – Как это «в общем, если получится»?

Олег Арсеньевич хранил молчание. Оно ему давалось тяжко, потому что на каждое заявление сына с губ был готов сорваться саркастический комментарий.

– Я же теперь как бы… должен… семья… ребенок, – не мог внятно выразиться Сенька.

– Он хочет сказать, – пришел на выручку отец, – что у него теперь семья, ребенок будет. Надо зарабатывать, содержать.

– Да, папа! – с вызовом подтвердил сын. – И я…

– И он, – перебил Олег Арсеньевич, – пойдет вагоны разгружать, чтобы обеспечить свою семью.

Полина Сергеевна испугалась, что снова вспыхнет ссора.

– Я вас прошу! Обоих! Убедительно прошу! Не повышать голоса, не нервничать! Без крайних эмоций, пожалуйста! Или я снова свалюсь с сердечным приступом, – добавила она тихо.

Отец и сын какое-то время молчали, давили в себе рвущиеся наружу обидные и хлесткие слова.

А потом сын спросил:

– Помнишь, папа, ты говорил о наших актрисах, которые великолепно сыграли матерей, настоящих русских женщин… и еще эта… которая в «Спокойной ночи, малыши!»?

– Помню, – удивился Олег Арсеньевич, – и что?

– Ты говорил, что все они в личной жизни не состоялись как матери, как жены, типа как идеальные.

– Какого типа? – Олег Арсеньевич не мог понять, куда клонит сын.

Полина Сергеевна помнила ту беседу. Говорили на тему «гений и злодейство» и близкую к ней, про «не создай себе кумира», про то, что реальная жизнь отличается от киношно-книжной, но и должна отличаться, что нельзя требовать от создателя идеала в творчестве идеальности в личной жизни… Ах, какие у них были хорошие, умные беседы! И все в прошлом? Представить себе Юсю, рассуждающую о ролях Сазоновой или Мордюковой! «Так у нее сын был наркоман и скопытился! Жесть!» – заявила бы Юся, наверняка падкая до грязной сенсационности.

– «Типа» – это просто артикль современный, – пояснил Сенька. – Забудь. Если все из себя прекрасные героини в реальной жизни были неудачницами, то почему ты не допускаешь обратной ситуации?

– Какой обратной? – по-прежнему не понимал Олег Арсеньевич. – И при чем тут твоя женитьба на травоядной Юсе?

– А мы, конечно, млекопитающие! – мгновенно вспылил Сенька. – Венец природы! Вы не знаете Юсю, а судите! Она будет прекрасной матерью! Мама, ты сама раньше говорила! Моего ребенка! Подчеркиваю: моего ребенка, вашего внука. Юся будет учиться, она способная, просто ей раньше не везло, – горячо убеждал Сенька. – У меня в планах… но это потом. А главное! Вы мне не доверяете! Почему вы мне не доверяете?! – петушиным фальцетом воскликнул Сенька.

«Потому что ты еще маленький!» – хотелось ответить Полине Сергеевне.

«Потому что ты ведешь себя и говоришь как идиот!» – вертелось на языке Олега Арсеньевича.

Родители промолчали, и ободренный Сенька продолжил, волнуясь, пересыпая слова в предложениях новомодными артиклями «типа» и «как бы». От этого его речь становилась смешной и даже приобретала противоположный смысл. Но этого никто не замечал.

– Меня что больше всего типа обижает? Что вы как бы мне не доверяете! Я типа понимаю, что вы как бы в трансе, но у меня типа своя жизнь… Черт! – беспомощно скривился Сенька.

– Не волнуйся, сыночек! – попросила мама.

– Говори толком, – призвал отец. – Твои ближайшие планы? Жениться в августе, это мы усвоили. А в ближайшей перспективе?

Сенька был настроен на долгое противостояние и ближайшие планы явно не продумал.

– Ну… это…

– Как бы, типа, – усмехнулся отец.

– Мы придем к вам завтра с Юсей? – предложил Сенька. – Вы ее увидите! Вы все поймете.

– Хорошо! – быстро согласилась Полина Сергеевна, пока у мужа не кончился запас обещанного терпения. – А сейчас ты пойдешь в ванную, помоешься и сменишь одежду. После ужина займешься подготовкой к выпускным экзаменам. Арсений, школьные экзамены никто не отменял! Думаю, Юся поймет и переживет твое отсутствие.

– Зачем ей муж с незаконченным средним образованием? – съязвил отец.

– Олег! – повысила голос Полина Сергеевна.

– Молчу! Иди мыться, жених!

* * *

В понедельник Полина Сергеевна пришла на работу как всегда подтянутой, аккуратно накрашенной. Но Вера Михайловна сразу увидела, что у подруги что-то случилось, что она сохраняет лицо при глубочайших внутренних переживаниях.

В их отделе было три ставки. Коллеги называли референтуру «два плюс один», потому что две ставки последние шестнадцать лет занимали Полина и Вера, они же Полина Сергеевна и Вера Михайловна, а на третью должность присылали, устраивали чьих-нибудь дочек, жен, сестер и прочих персон женского пола с дипломом о высшем образовании и без планов посвятить себя реферированию достижений современной биологии. Временщицы просиживали тут полгода, несколько месяцев, самое большее – два года. Полина Сергеевна и Вера Михайловна между собой называли стол и кресло третьей сотрудницы «свято место». Их, конечно, не могло не уязвлять, что дамочка на «свято месте» получает ту же зарплату, ничего не делая или делая менее десяти процентов от их выработки. Однако академическая среда не терпит меркантильного крохоборства, а в эту среду Вера Михайловна и Полина Сергеевна с их благородной интеллигентностью были впаяны прочно.

Нынче «свято место» занимала Ксюша – племянница, как она называла себя, «дяди депутата». Ксюшу после окончания российского университета не удалось сразу втолкнуть в заграничный колледж, она ждала, когда дядя выполнит свой родственный долг. «В Кембридж или в Оксфорд – мне по барабану», – говорила Ксюша. В отличие от заносчивых и откровенно неприятных персонажей, которых Вера и Полина перевидали в изобилии, Ксюша, со всеми скидками, была милой девушкой. Безалаберной, азартной (большую часть рабочего времени резалась в компьютерные игры), безапелляционной, скорой на выводы, фонтанирующей абсурдными идеями, наивной, но считающей себя страшно умной и опытной. Однако в ней не было гнильцы подлости, интриганства, тяги к стравливаниям и провокациям – этого добра Вера и Полина насмотрелись вдоволь.

В здании шел ремонт, Вере Михайловне и Полине Сергеевне некуда было удалиться, чтобы поговорить наедине.

– Ксения Эдуардовна! – подошла к столу молодой сотрудницы Вера Михайловна и положила стопку журналов (к святоместным всегда обращались по имени-отчеству, обозначали дистанцию). – Здесь несколько статей по радиохромному составу раковин моллюсков. Будьте добры, основываясь на уже полученных результатах наших ученых, подготовить для них данные зарубежных коллег.

– Я? Моллюсков? – оторопела Ксюша.

– Вы. Моллюсков, – подтвердила Вера Михайловна.

Полина Сергеевна спрятала улыбку. То, что предлагала подруга, было абсурдно – и по формулировке, и по невозможности исполнения.

Верочка – уникальная женщина, сверхъестественно прекрасный человек, второй такой не существует – чуткая, тонкая, нежная подруга. И то, что ее личная жизнь в корне отличалась от жизни Полины Сергеевны, не мешало им, напротив, добавляло в отношения оттенки другой палитры. Хотя жизненный старт у Веры и Поли был одинаков – обе (в разных вузах) провалились в аспирантуру. Научный руководитель Веры стал ее избранником, первым мужчиной, первой и единственной любовью. Фанатик и раскольник от науки, накануне защиты своей диссертации (и Вериного поступления в аспирантуру) он вдруг все бросил, занялся математической физикой и два года корпел над премудростями, в которых разбирались считанные люди на Земле. В это время его семья: жена и дочери-близнецы – влачила полунищенское существование. Вера, объективно говоря, любовница, которую научный руководитель (старый профессор) научного руководителя (любовника) пристроил в референтуру, отстегивала от своей крохотной зарплаты близняшкам на колготки. Потом избранник все-таки защитился. Это был фурор! Новое направление в биологии, стык наук! Материально стало легче. Фактически, с точки зрения теоретической биологии, – ситуативный тупик. Чтобы понять ход мысли, необходимость исследований, экспериментов Вериного избранника, нужно было пройти его путь, освоить досконально две науки, не стоявшие на месте. Такие люди, по пальцам пересчитать, на планете были, но у них не имелось денег и рекламой они не владели. Дальнейшая жизнь Игоря Петровича, Вериного избранника, гения без преувеличений, напоминала ковыряние гвоздем в стене, в то время как он мечтал пробить туннель в толще гранита. Случались удачи – выигрывал грант, создавал лабораторию, подбрасывал деньги экзальтированный олигарх, приглашали читать хорошо оплачиваемые лекции в европах и америках. Но все это были муравьиные шаги. Как в детской игре. Сколько до цели: три гигантских или десять муравьиных? Ему доставались только муравьиные. Близняшки росли. Вера и жена ученого старели. Поразительно, но жена о существовании Веры не подозревала. Жена часто пребывала в депрессии. Вере было проще, меньше нагрузка. Вера держалась: подбадривала, вселяла, призывала, восхищалась, говорила о мировой роли. Правильно говорила, но у Игоря Петровича случилось два инфаркта, высокое артериальное давление плохо поддавалось лекарствам.

Свободное время, которого от прихода до ухода Игоря Петровича имелось в избытке, Вера тратила на чтение. Она была энциклопедически образованна. Если Вера не знала ответа на вопрос Поли или других коллег, то на следующий день, подковавшись, она могла рассказать историю предмета в деталях. Собственными идеями, мыслями Вера не могла похвастаться. Да и куда им было втиснуться, когда мозговое пространство плотно утрамбовано гениальными достижениями прошлого.

– Полинька, что у тебя случилось? – спросила Вера Михайловна. – Олег? У него давление? Подозрение на инфаркт?

Недуги Игоря Петровича ей казались самыми опасными.

– Олег здоров. Это Сенька… Он женится.

– Что, прости, делает?

– Женится. На Юсе, которая на двенадцать лет старше. Она катала его в колясочке…

Полина Сергеевна поведала о случившемся, невзирая на присутствие Ксюши, которая журналов не листала и никаких «радиохромных» моллюсков не выискивала, а откровенно слушала разговор двух женщин. Полине Сергеевне нужно было выговориться, поделиться с Верочкой, разделить боль.

И ее боль, скрытая в сухом пересказе фактов, отражалась на лице Верочки в гамме чувств – от ошарашенного удивления до сострадательного ужаса.

– У нас есть сигареты? – спросила Вера Михайловна, когда Полина Сергеевна замолчала.

– Ты же не куришь. Вот и Олег начал искать трубку и табак, которые сто лет назад выкинули.

– Тогда коньяка или водки.

– Поразительно сходные реакции, – слабо улыбнулась Полина Сергеевна.

– Сбегать? – вскочила из-за стола Ксюша.

Вера Михайловна и Полина Сергеевна посмотрели на нее с недоумением, точно забыли о «свято месте».

– Ксения Эдуардовна, сбегайте! Желательно на два часа, – велела Вера Михайловна.

– Водка или коньяк? – уточнила девушка.

– Кому?

– Вам.

– Нам? – поразилась Вера Михайловна. – Мы не пьем. А вы…

– Я – могила, меня нет, – подняла руки вверх Ксюша и тут же плюхнулась на стул, сделала вид, что изучает журналы.

Вера Михайловна принялась переставлять предметы на своем столе, где бумаги и канцелярские принадлежности находились в безукоризненном порядке.

– Полинька! – наконец собралась с духом она и перестала терзать карандаши в стакане. – Ничего трагического не произошло! Все живы и здоровы.

– Конечно, слава богу!

– Так случилось, и мы вынуждены принять в открывшихся обстоятельствах новый порядок поступивших данных. Кажется, я выражаюсь как заправский бюрократ.

– Точно! – подтвердила Ксюша.

– Еще одна реплика, – пригрозила девушке Вера Михайловна, – и вы пойдете в библиотеку собирать данные о моллюсках за последние сто лет.

– Молчу!

Вера Михайловна заговорила о том, что связь юноши и зрелой женщины описана в некоторых художественных произведениях, что юноша на всю жизнь сохраняет добрые воспоминания о той, которая ввела его в мир чувственных отношений. Да и браки, в которых жена намного старше мужа, не столь уж редки. Муж Агаты Кристи был младше ее на пятнадцать лет, муж Эдит Пиаф – почти на тридцать. У Ирины Архиповой и Владислава Пьявко разница в возрасте составляла шестнадцать лет…

– Нет, я фигею! – подпрыгнула на стуле Ксюша. – Вы же умные женщины! Вера Михайловна, у вас крыша в облаках, а жизненный опыт, извините, ниже плинтуса. А между ними – одни теории.

Полина Сергеевна и Вера Михайловна с удивлением смотрели на девушку, которая возбужденно размахивала руками и шумно возмущалась:

– Эдит Пиаф, Архипова – певицы, верно? Вы еще Аллу Пугачеву вспомните! Может, им для голоса молодая кровь нужна. Полина Сергеевна, что, эта ваша Дуся – народное сопрано?

– Нет, – улыбнулась Полина Сергеевна. – Юся не поет на сцене.

– Она его в колясочке катала! – продолжала бушевать Ксюша. – Я балдею! Катала-катала и прикатила к загсу. Пустышку вынула и повела мальца расписываться. А вы сидите тут и Агату Кристи вспоминаете! Вот уж, действительно, интеллигентность хуже уродства. Чего вы такие беспомощные? Мои родители, не говоря о дядюшке, в два щелчка разрулили бы ситуацию.

– Каким образом? – полюбопытствовала Вера Михайловна.

– Элементарно! Дали бы денег.

– Кому? – хором спросили Полина Сергеевна и Вера Михайловна.

– Папе Римскому! Да этой проходимке Юсе-Дусе! Суньте ей в лапу, много суньте – отпадет пиявка, уверяю! Вам денег, что ли, жалко?

– Мне не жалко никаких денег, – покачала головой Полина Сергеевна, – я отдала бы все до копейки и в любые долги влезла. Только, Ксюшенька, простите, Ксения Эдуардовна, дело ведь не только в Юсе, проблема и с моим сыном. Арсений упрям, он хочет доказать всем, а, возможно, прежде всего самому себе, что имеет право поступать как взрослый ответственный человек. Это гордыня, конечно.

– Я валяюсь! – снова всплеснула руками девушка. – Гордыня! Слово-то какое допотопное. И сами вы… ну, жуть какие несовременные. Доказать! Чего доказать? Вы что, не видели парней, когда они на секс заточились? – Ксюша скептически посмотрела на старших коллег и резюмировала: – Давно не видели. Я вам напомню. Когда у мужика говорит… это… назовем его плоть, мозг отключается. Мозг у него выносит!

– Куда выносит? Кто выносит? – не поняла Вера Михайловна.

– Не важно! Далеко и прочно. Мозг отключает способность логично мыслить путем гормонов.

– «Путем гормонов» – это весьма образно, – усмехнулась Полина Сергеевна.

– Не придирайтесь к словам! – продолжала Ксюша. – Ваш Арсений что, хочет жениться, с пеленками возиться? Он хочет трахаться! Законно и много.

– Ксюша! – поморщилась Полина Сергеевна. – Подбирайте выражения, пожалуйста!

– А что я сказала? – пожала плечами девушка. – Так все говорят. Вы знаете другой приличный глагол, который обозначает этот самый процесс?

– Я недавно перечитывала Чехова, – вступила в разговор Вера Михайловна, – и встретила у него выражение «трахнул за воротник».

– Куда-куда? – вытаращила глаза Ксюша.

– Имелось в виду «заложил за воротник», то есть выпил спиртное.

– А-а-а! – задрала брови Ксюша. – Ладно, если вам «заложил» нравится больше, чем «трахнул», то пожалуйста! Вашему сыну, Полина Сергеевна, хочется закладывать постоянно и как можно чаще. Это же коню понятно! Почему вам не понятно? – горячилась девушка.

Она еще некоторое время доказывала, что если Юсю подкупить, вынудить оставить Сеньку, то ситуация разрешится самым отличным образом.

– Спасибо, – прервала девушку Полина Сергеевна, – я тронута вашим участием. А теперь давайте вернемся к работе.

Но вариант, предложенный Ксюшей, не выходил у Полины Сергеевны из головы и уже не казался неэтичным или аморальным. Какая уж тут этика, когда у сына жизнь рушится!

Полина Сергеевна позвонила мужу и попросила подумать над финансовым решением проблемы.

– Я понял, – ответил Олег Арсеньевич. – Вполне здраво. Извини, сейчас не могу говорить, у меня люди.

Олег Арсеньевич не переставал думать о путях выхода из тупика, в котором его семья оказалась по милости сына. И у Олега Арсеньевича были свои варианты.

* * *

Они пришли втроем – Сенька, Юся и ее мать Клавдия. Юся выглядела лучше, чем ожидала Полина Сергеевна. Полная, но не безобразно, прическа аккуратная и стильная, макияж спокойный, невызывающий. Полина Сергеевна тут же мысленно приписала эти положительные штрихи влиянию своего сына. А вот Клаву разнесло еще больше. Она напоминала бочку, на которой вверх дном стоит мятое ведро. Все трое нервничали, волновались. Сенька смотрел со щенячьей смелостью-страхом: в ожидании агрессии и с готовностью броситься защищать, с надеждой на то, что агрессии не случится и он сможет весело скакать, получив заветную косточку. Мама и дочка относились к тем людям, которые чем больше волнуются, тем нахальнее и бесцеремоннее становятся. У мамы градус нахальства был значительно выше, чем у дочери.

– Поля, Олежка! Сколько лет, сколько зим! – хотела с ходу взять свойский тон Клава.

Но Олег Арсеньевич не желал панибратства и решил сразу выставить барьеры.

– Клавдия… как по батюшке? Ивановна? А я Олег Арсеньевич, мою жену зовут Полина Сергеевна.

Сенька мгновенно ощетинился. Но отец говорил спокойно, даже слегка улыбался, и сын расслабился.

– Ты прекрасно выглядишь, Юся, – похвалила Полина Сергеевна, однако не сделала попытки обнять и поцеловать, хотя бы формально приложиться к щечке. – Давайте выпьем чаю, проходите, пожалуйста.

Клавдия Ивановна, минуя гостиную, где был накрыт стол, шмыгнула изучать квартиру. Полине Сергеевне ничего не оставалось, как последовать за ней.

– У вас трехкомнатная? Шикарно. А кухня сколько метров? И лоджии большие. Чего там у тебя?

– Зимний сад.

– Ага, ты всегда любила в земле ковыряться. У меня однушка в Печатниках, кухня с гулькин нос и ванна с тубзиком совмещенные. Слышь, Поль, а Олежка сильно злой, да? Олег Арсеньевич, Клавдия Ивановна, – передразнила она официальную манеру, – как будто мы не знакомые тысячу лет.

Она хотела не только проинспектировать квартиру, но и провести разведку, уединившись с Полиной Сергеевной. Впрочем, ответов не ждала, сама отвечала на свои вопросы.

– Конечно, ему не нравится, что Сенька на взрослой женится. А мне что, нравится, что Юська с малолеткой связалась? Еще и забрюхатела, дура. Хотя, с другой стороны, ей рожать давно пора, не в сорок же лет.

«Предложить ей денег? Прямо сейчас, пока мы одни…» – терзалась Полина Сергеевна, сердце ее глухо и быстро стучало. Не успела подобрать слов, как раздался голос Олега Арсеньевича, приглашавшего их за стол.

Вместо дежурной прелюдии, безобидного разговора о даче, общих знакомых, погоде или новостях последних дней, все слушали Клавдию Ивановну, которая вещала о распрях с братом, его женой и прочими родственниками. Война у них, как поняла Полина Сергеевна, так и не прекращалась.

– Все это очень интересно, – не выдержал Олег Арсеньевич, – но давайте обсудим то, ради чего здесь собрались. Мы тебя слушаем, Арсений!

– Меня? – растерялся сын. – Но я уже все сказал. Мы с Юсей поженимся.

Он взял девушку за руку и посмотрел на нее с такой пронзительной любовью, что Полина Сергеевна едва сдержала горестный вздох, а Олег Арсеньевич скрипнул зубами.

– Юся? – спросил он.

– Ага! – улыбнулась Юся.

– Коротко и… не ясно. Где и на что вы собираетесь жить?

– Я пойду работать, мы снимем комнату, – с вызовом ответил сын.

Полина Сергеевна видела, что муж закипает, сын в ответ выставляет шипы. Допустить ссоры было нельзя.

– Если ты пойдешь работать, то осенью тебя призовут в армию, – напомнила Полина Сергеевна. – И Юся останется одна. Если же ты поступишь в вуз, то тебе предоставят отсрочку.

– Я не по́няла, – встряла Клавдия Ивановна. – Вы типа их не берете? Так у меня тоже, извините-подвиньтесь, площади лишней нету.

– Вас я попрошу молчать! – грозно сказал Олег Арсеньевич. – И открывать рот, когда будет предоставлено слово!

Стало понятно, каким непреклонным и властным Олег Арсеньевич бывает на рабочих совещаниях. Клавдия Ивановна испуганно заткнулась.

– Сынок! – продолжила Полина Сергеевна. – Мы больше всего опасаемся, что ты завалишь школьные экзамены, не станешь поступать, исковеркаешь свою жизнь в самом начале.

Она говорила с болью и тревогой. Сын откликнулся на эту боль:

– Мама, я хочу поступать, очень хочу, я же все понимаю! Но для этого… для этого…

– Мы должны вас с Юсей здесь поселить и содержать, – подсказал отец.

– Я ни о чем не прошу, папа!

– Очень хорошо, это по-мужски, сынок!

Было неясно, насмешничает Олег Арсеньевич или действительно хвалит. Но последовавшие за этим слова были абсолютны серьезны.

– Позвольте предложить вам другой вариант развития событий. Без свадьбы и загса. Стоп, Арсений! Не возражай, сначала дослушай. Ребенка ты признаешь, в свидетельстве о рождении прочерка не будет. Мы с мамой будем выплачивать щедрые алименты, пока ты не станешь на ноги и не сможешь сам этого делать. Всё возвращается на прежние позиции: ты живешь дома, готовишься к экзаменам, Юся – по месту своей прописки.

«Господи, ребенок! – похолодела Полина Сергеевна. – Я совсем забыла о ребенке! Эта румяная молодая женщина носит под сердцем нашего внука или внучку. И этот ребенок никому не нужен! Ни мне, ни Олегу, ни Сеньке, ни вульгарной Клаве, а Юся оставила ребенка, потому что, как выразилась ее мамаша, «рожать давно пора». Он уже существует, растет, а его никто не любит, всем он только в тягость, для всех он помеха, проблема!»

Полина Сергеевна, отвлекшись, пропустила что-то в разговоре, атмосфера явно накалилась.

– Вы же понимаете, – обратился к Клавдии Ивановне Олег Арсеньевич, – что этот брак – пустышка, что он не продлится больше года, двух или трех лет. И ты, Юся, если не глупая девушка, должна давать себе отчет: Сенька рано или поздно бросит тебя.

– Я никогда ее не брошу! – зло, с ненавистью, сквозь сжатые губы проговорил сын.

– А вы Юську у себя пропишете? – спросила Клавдия Ивановна.

– Нет! – жестко отрезал Олег Арсеньевич. – Мы никогда ее здесь не пропишем, и не надейтесь. Но мы можем поступить по-другому. Мы купим вам квартиру. При условии, конечно, что никакой свадьбы не будет.

«Это огромные деньги! – мысленно ужаснулась Полина Сергеевна. – Где мы их возьмем? Не важно, найдем, только бы они согласились».

– Это подло, папа! – воскликнул сын.

«Ничего подлого», – было написано на лице Клавдии Ивановны, в глазах которой вспыхнул алчный огонек.

– Если ты посмеешь… – Сенька задрожал от негодования. – Если ты еще раз… Вы никогда меня не увидите! – сорвался он на фальцет.

«Олег все испортил, – подумала Полина Сергеевна. – Нужно было без Сеньки подкупать мать и дочь. Ксюша сказала бы, что мы лопухнулись. Теперь обратного пути нет. Сенька нас не простит, если примемся устраивать дела за его спиной».

– Давайте прекратим этот базар! – повысила голос Полина Сергеевна. – Арсений, хватит выдвигать ультиматумы! Ты общаешься со своими родителями, а не торгуешься на рынке!

– Кто тут торгуется, еще вопрос, – буркнул сын.

– Вы поженитесь, Юся переедет к нам, – продолжала Полина Сергеевна, – но только при одном безоговорочном условии – Арсений поступает в вуз. В противном случае забудьте про все финансовые предложения Олега Арсеньевича. В отношении алиментов, – уточнила Полина Сергеевна, чтобы им не вздумалось мечтать о новой квартире. – Если ты, сын, считаешь возможным и допустимым растоптать наши надежды, мы с папой бессильны тебя остановить. Иди работать, снимай квартиру, служи в армии – вольному воля.

Никогда прежде Полина Сергеевна не позволяла себе прилюдно заткнуть мужа и сказать, мол, будет так, как я говорю. Но никогда прежде и не возникало подобной чудовищной ситуации.

– Пожалуйста, не забывайте о ребенке, – попросила она. – Мы все тут взрослые, состоявшиеся или почти состоявшиеся, – усмехнулась Полина Сергеевна, – люди. А есть еще маленькое и очень беспомощное создание. Живое. Наша общая кровь.

* * *

Сенька благополучно сдал выпускные и вступительные экзамены. Правда, поступил не в МГУ, а в академию при правительстве Москвы. Благодаря папе.

Скромной свадьбы, как планировали, не получилось. Нагрянули сватья-братья Клавдии, устроили шумное застолье. Полина Сергеевна с трудом увела взбешенного мужа из дома, они долго гуляли по улицам, пока в их квартире бесчинствовали пьяные новоявленные родственники. Вернувшись, они обнаружили трех спящих в алкогольном забытьи мужиков, причем одного в обнимку с унитазом, и чудовищный разгром, который Полина Сергеевна ликвидировала несколько дней.

Молодые жили на даче. Впервые за много лет Полина Сергеевна и Олег Арсеньевич в выходные дни летом не стремились на дачу. Гуляли в парках, ездили по Подмосковью, ходили в театры, в кино, музеи.

– Чтобы повысить культурный уровень, – шутила Полина Сергеевна, – нужно было женить сына.

– На безработной клуше, – добавлял Олег Арсеньевич.

Выяснилось, что Юся давно нигде не работает. Когда Полина Сергеевна заикнулась о том, что хорошо бы ее куда-нибудь пристроить, чтобы хоть декретные деньги получить, Олег Арсеньевич решительно воспротивился. Хватит того, что сына пристроил. Так у них на шее оказалось двое великовозрастных детей, да и подготовка к рождению младенца основательно подорвала семейный бюджет.

Однако не материальные проблемы стали причиной того, что Пановы отменили ежегодное празднование дня рождения Олега Арсеньевича двадцать восьмого августа. Много лет подряд к этому дню на дачу съезжались их друзья, которые планировали свои отпуска так, чтобы в конце августа обязательно оказаться у Пановых. В романах Толстого и Тургенева про дворянские семьи говорится: «Они принимали по средам» (или по понедельникам, пятницам…). Те обычаи давно канули в Лету, Пановы принимали раз в год, но на широкую ногу – с ночевкой гостей, которых садилось за стол до двадцати с лишним человек. Собирались старые друзья – «отсепарированный временем костяк», как говорил Олег Арсеньевич. Среди них были дворовые, школьные, институтские приятели, бывшие и настоящие коллеги по работе Олега Арсеньевича и Полины Сергеевны. Новички – интересные люди, с которыми познакомились в течение года или на отдыхе в санатории, тоже приглашались. Одни задерживались, то есть приглашались на следующий год, другие не выдерживали проверки на оригинальность, душевность, стойкость в приеме алкоголя или отказе от него или не проходили теста на дурашливую коммуникабельность. Этот тест провалил Верочкин Игорь Петрович. Он, без сомнения, был заоблачно умным, но не умел спускаться со своих научных небес. А к Пановым приезжали не для того, чтобы блистать интеллектом, хотя и споры на серьезные темы велись частенько. Однако главным было вырваться из обыденности, расслабиться, отодвинуть в сторону ежедневные заботы, вернуться в детство. Поэтому по негласному договору собственных детей с собой не брали, но если уж совсем некуда было пристроить отпрысков, то Сенька оставался на даче, и ему в обязанность вменялось приглядывать за детьми, чтобы те не докучали взрослым. «Это взрослый праздник, он бывает раз в год, все остальное время мы посвящаем вам, поэтому будьте любезны не надоедайте нам, играйте самостоятельно».