Текст книги "Путь в Дамаск (СИ)"

Автор книги: Наталья Игнатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Кольцо они не вернули, но и подлинного рецепта Ларкин не получил. А ведь, поверив слову князя, он испытал зелье на себе. И двенадцать ночей после этого не мог пить кровь. Страшно ослабел, впал, в конце концов, в мертвый паралич, в общем, потерпел полное фиаско. Оставшись, правда, при чужом фамильном перстне. Который и решил использовать снова, заручившись поддержкой Майкла.

Теперь уже не ради диазии, а ради убийства Занозы.

Ради спасения мира, да.

Заноза с князем Иттени дружил – он, так или иначе, водил знакомство со всеми девятнадцатью правителями по крови, но князь ему был другом, а не просто хорошим знакомым – и был бы рад оказать услугу. Вернуть перстень. Он бы и перед вооруженным нападением ради этого не остановился, а по плану Ларкина даже и нападения не требовалось. Только деньги.

Пустяк.

Майкл так и этак пытался совместить в воображении образ Иттени-ученого, исследователя, рассеянного настолько, что у него можно снять с пальца фамильное кольцо, а он не сразу это заметит, и образ Иттени-бойца, додумавшегося тайком пронести на мирные переговоры скорострельный гранатомет. Образы не совмещались. Как ни крути, а выходило, что Заноза один раз уже не остановился перед вооруженным нападением.

По мнению Мэйсона, Иттени специально выманил големов туда, где от гранат не пострадало бы ничего, кроме камня и глины. Несмотря на ставшие для всех неожиданностью бандитские замашки, князь все же сохранил глубокое уважение к культурным и историческим ценностям. По мнению Майкла, которым тот не собирался делиться ни с Мэйсоном, ни с Мауро, в галерею в тот раз явился вампир, чьи бандитские замашки были широко известны и даже слегка преувеличены, что ни в коем случае не отменяло его уважения к культурным и историческим ценностям. Уважения, возможно, даже более глубокого, чем у князя Иттени. Англичане, вообще, славятся вниманием к ценностям. Культурным. И историческим. Один Британский музей чего стоит.

К тому же, Иттени не смог бы обмануть сверхъестественную проницательность Ларкина и выдать рецепт яда за рецепт диазии. А Заноза вполне мог считать рецепт настоящим. Если бы переговоры прошли успешно, и перстень удалось вернуть, он бы, может, и упрекнул князя за использование их с Эшивой втемную. Но, судя по гранатомету в прихожей, на успех Заноза не рассчитывал.

Почему Ларкин назначил встречу в собственном убежище? Пусть не совсем в убежище – на подходах к нему, но, тем не менее, слишком близко к месту, которое каждый вампир хранит в строжайшей тайне? Задавать этот вопрос Мэйсону или Мауро Майкл не рискнул – не хотел выдать свою заинтересованность. Поразмыслив же, предположил, что дело было в дайнах. В тех самых мороках, что позволяли изменять вид помещений. По сути – изменять реальность для любого стороннего наблюдателя. Для членов семьи и для самого Ларкина иллюзии оставались полупрозрачными, а для чужаков были видимы и даже осязаемы. Иллюзорные двери открывались в иллюзорные коридоры, и незваный гость или гость, которого нужно было заморочить, терялся в  них. Терялся в собственном воображении. В реальности он оставался на месте, упершись в стену, перебирая ногами, глядя перед собой в пустоту. Легкая мишень. Легкая жертва.

Ларкин еще и не такое мог. В его силах было замуровать чужака в иллюзорных стенах; открыть под ногами гостя бездонный колодец; поднять жертву на сотни футов над землей. Он мог даже создать окна, через которые лился солнечный свет, и этот свет обжигал, как настоящий, хоть ожоги и исцелялись мгновенно, стоило лишь понять, что видишь иллюзию. Нет такого вампира, который, оказавшись в солнечных лучах, будет разбираться, действительно ли он видит солнце и горит или стал жертвой мороков. Убить иллюзорное солнце не могло, не могло сжечь дотла, но, попав в его свет, вампиры тратили кровь на то, чтобы излечить ожоги, делали это инстинктивно, и кровь, рано или поздно заканчивалась. А мертвый паралич, наступавший вследствие перерасхода ресурсов, был отнюдь не иллюзорным.

Однако проделывать такое Ларкин мог только на своей территории. И, пожалуй, в том, что он пригласил князя Иттени к себе, был смысл. Если б только пришел действительно Иттени, и если б с ним не пришла Эшива.

Эшива не верила в реальность, отрицала ее существование, а из иллюзий признавала только те, что наводила сама.

При мысли о том, что она такая не одна, Майклу становилось очень не по себе. Вот кто по-настоящему опасен. Не Заноза, а вампиры, вроде Эшивы. Которые могут всё, во что верят, и с которыми невозможно предсказать, во что они поверят в следующую секунду. Но по здравому размышлению снова выходило, что Заноза опаснее их всех. Потому что любого из этих вампиров он мог зачаровать, сделать своим другом и союзником, и использовать, как заблагорассудится.

Дайны убеждения – самые могущественные. Перед ними беззащитны все: люди, фейри, демоны – все, кто способен любить. Вампиры с такими дайнами давно захватили бы мир, а потом кто-нибудь из них стал на Земле единовластным правителем, зачаровав всех остальных зачарователей. Но, предвидя такое развитие событий, феи дарили дайны убеждения лишь тем из новообращенных, чьи амбиции не шли дальше безмятежного существования под рукой ратуна. Из этого тоже следовало, что Ларкин ошибается насчет Занозы и его жажды власти, сравнимой лишь с жаждой крови.

Да, конечно, представления Занозы о безмятежном существовании включали что-то вроде мира во всем мире, справедливости и счастья для всех или еще чего-то столь же недосягаемого и требующего активной деятельности, однако жажды власти и жажды крови там не было и близко.

Но Ларкин, безупречно рациональный во всем, что касалось его исследований, полностью терялся, когда речь заходила о психологии. Умение читать в душах ему не помогало, лишь еще сильнее сбивало с толку и заставляло совершать ошибки. Ошибся же он с Майклом. Прочел его правильно, а истолковал неверно. Ошибся с Иттени, не сумев отличить его от Занозы. А теперь он одну за другой совершал ошибки и с Майклом, и с Иттени, и с Занозой…

Хорошо, что он хотя бы сразу стал полагаться на Майкла во всем, касающемся психологии людей и вампиров, и переложил на него разработку теоретической части своего плана. Эту задачу Майкл решил, теперь предстояло придумать, как саботировать выполнение практической части.

Ларкин использовал созданные Майклом и Мэйсоном сценарии снов, чтобы открыть Эшиве место проведения подпольного аукциона в Вегасе. Одним из лотов на аукционе должен был стать перстень князя Иттени. Эшиве не было дела до князя, но Занозу она по-своему любила и должна была рассказать ему о том, что перстень, за которым они десять лет назад ездили так далеко в Европу, можно просто купить в паре часов езды от Лос-Анджелеса.

Сны строились на подлинных фактах, и Заноза легко мог проверить их достоверность: аукцион был настоящим, по-настоящему нелегальным, одним из множества полностью незаконных, сомнительно законных и относительно законных мероприятий, для проведения которых Лас-Вегас подходил как нельзя лучше. Правда, выставлять на него перстень Ларкин не собирался. У него не было никаких причин держать у себя реликвию Иттени, пожалуй, даже наоборот, следовало бы от нее избавиться, но принять участие в человеческом аукционе означало пригласить Иттени на обед из нескольких блюд и отдать перстень на десерт. Князь заметил бы появление своей  собственности в качестве лота, и явился бы не только в Калифорнию, но даже на Аляску или в Москву. А участие в аукционе, организованном сверхъестественными созданиями означало безопасность для всех. И для организаторов, и для гостей. На сверхъестественном аукционе Ларкин не смог бы осуществить покушение. Ему даже попытаться бы не позволили.

Майкл знал, что Занозе вполне достаточно было бы вещих снов Эшивы. Не потому, что Заноза верил в вещие сны, а потому, что не было никаких причин отказываться от прогулки в Вегас, если уж подвернулся повод.

От него самого требовалась самая малость – ошеломить Занозу своим появлением (просто дать себя увидеть – этого будет достаточно), и использовать колдовство, чтоб хотя бы на несколько секунд задержать в этом состоянии. Навык Майкл оттачивал уже больше двух месяцев – с первых дней афата. Начинал тренироваться на живых, а сейчас, к середине апреля, успешно справлялся и с мертвыми. Он даже Ларкина зацикливал со стопроцентным результатом. Ненадолго… Хотя, как сказать. Ларкин говорил, что для успеха операции достаточно будет задержать разум Занозы на десять секунд, а задерживать его самого Майклу удавалось в среднем секунд на сорок. Примерно такого же результата он достигал, задерживая разум Хесс и Эрико. Мауро с легкостью завешивал на минуту, а то и дольше. А вот Райю и Мэйсона удавалось задержать не дольше, чем на двадцать секунд, средним же результатом было – пятнадцать. Для применения дайна требовалось заклинание, а Мэйсон и Райя вскрывали заклинания, как устриц. Хоп, и колдовство развеялось. Эти двое и зацикливались-то только потому, что сосредотачивались на колдовских взаимосвязях звуков и словосочетаний. Но Заноза не был ни лингвистом, ни заклинателем, у Майкла были все шансы завесить его на полноценные полминуты.

Ларкин так считал.

Майкл и в этом его не разубеждал, хотел, чтоб ратун хвалил его, был им доволен. Ему нравилось радовать Ларкина – это нормально, любой най хочет радовать ратуна. Да вот только Заноза, он же был многозадачным. По-настоящему. Одним из тех редких людей, кто правой рукой может писать связный текст, а левой рисовать осмысленные картинки. Если б Майкл всерьез собирался участвовать в плане Ларкина, он непременно обратил бы внимание ратуна на то, что многозадачного человека зациклить нельзя.

Ларкин хотел, чтобы он секунд на десять зациклил Занозу на себе. За это время сам Ларкин должен был захватить контроль над телом Занозы и обездвижить его, а Райя – призвать стихийный огонь, лучший способ уничтожить плоть вампира. Отличный план! С кем угодно сработало бы. С кем угодно даже помощь Майкла бы не понадобилась, потому что Ларкину, для того, чтобы взять кого-то под контроль и на несколько секунд обездвижить достаточно было видеть цель. Но если эта цель очень быстро соображает, всегда носит при себе два пистолета и никогда не промахивается, обездвижить можно и не успеть. Попасть сгустком пламени в двигающегося и стреляющего вампира тоже дело непростое. К Занозе, который может двигаться, не говоря уже о Занозе, который разозлился и открыл стрельбу, Райе с ее огнем лучше не соваться. Собственно, если до стрельбы дойдет, там вообще всем надо падать на пол и кричать «nicht schießen!» а для верности еще и: «ich gebe auf»^[11]. На немецком – потому что немецкий до Занозы лучше доходит. Он и собаку немецким командам научил.

Если б Майкл всерьез собирался участвовать в плане Ларкина, он бы разнес этот план по камушкам и предложил придумать что-нибудь действенное. А так…

Ни один план не выдерживает столкновения с действительностью. Не выдержит и этот.

Глава 5

– Библиотека? – переспросил Хасан. – Серьезно?

Заноза знал, что так будет. Именно таким тоном, именно эти слова… нет, ладно, слова могли быть и другие, но интонации – без вариантов. Он знал и был готов. И собирался сохранить невозмутимость.

А вот хрен! Услышал, как Турок это говорит этим своим голосом, специальным голосом, выводящим из себя любого англосакса…

Блин!

– И что? – он старался не растопыриваться, но, судя по проглянувшей в черных глазах улыбке, ни черта из этого не вышло. – Какого, вообще… какого… madre! То, что я в оперу хожу тебя не удивляет. Хотя в опере тоже… и тоже в Париже, между прочим. Два трупа. А библиотека у нас сразу: «Библиотека? Серьезно?» Что не так с библиотекой? Один-единственный пожар. Не считается!

– Зачем устраивать нелегальный аукцион в библиотеке? Я понимаю, зачем устраивать его в библиотеке в Джетморе, штат Канзас, или в Тедфоре, штат Небраска, или в любом из городов, в котором конференц-зал библиотеки – единственное место, где может поместиться больше десяти человек. Но Лас-Вегас? На одном только Стрипе можно организовать тысячи абсолютно незаконных аукционов, не отрываясь от просаживания денег в автоматах и бесплатных алкогольных напитков. Если б тебя туда пригласили, я бы счел это намеком.

– Я считаю намеком то, что ты считаешь это намеком, – отрезал Заноза. – Происки. Необоснованные обвинения. Причем, меня, а не организаторов. Это частная библиотека, закрытая для посетителей, специализирующаяся на истории. Туда можно приехать, не привлекая внимания.

– В Лас-Вегасе?

– Блин!

Чтобы привлечь к себе внимание в Вегасе, нужно было постараться. Очень сильно постараться. Заявиться туда и сорвать банк в нескольких казино подряд не прокатило бы – у них существовали правила защиты от мнемоников. Правила! То есть, мнемоники там были обыденностью, для борьбы с которой разработали обыденный комплекс мер. Воспользоваться дайнами и устроить массовое зачарование-флешмоб с антиправительственными лозунгами? Не вариант. Вегас сам по себе, весь целиком – один сплошной флешмоб, акция, перформанс и взрыв мозга, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.

Взорвать что-нибудь заметное тоже не сработает. Привлечешь внимание к взорванному, а сам вряд ли кого-то заинтересуешь. Недоумков, желающих самоутвердиться, разрушая чужую собственность, там даже больше, чем мнемоников.

Разве что плотину Гувера грохнуть, но ее жалко.

Тем не менее, аукцион должен был состояться в Архиве Квентера, частной исторической библиотеке, расположенной в Парадайзе, неподалеку от университета Невады. И Занозу туда не приглашали, поэтому выбор места для аукциона не был ни намеком, ни провокацией. Возражать против его присутствия, впрочем, тоже никто бы не стал. Заявляться на подобные мероприятия без приглашения не принято, однако если среди участников найдется, кому за тебя поручиться, тебя пропустят и в следующий раз пригласят. А учитывая, что богатые гады, скупающие краденные ценности, все друг друга знают, получить рекомендацию на месте не составит труда.

Заноза краденые ценности не покупал, однако с большинством богатых гадов был знаком, и, вообще-то, неплохо к ним относился. Он сам на многое готов был ради редкого выпуска комиксов или какого-нибудь концепт-кара. Но он мог просто подождать, пока искомая ценность не перейдет в руки наследника, которому окажется на хрен не нужна, а у живых коллекционеров такой возможности не было.

Литос своего перстня тоже мог не дождаться, хоть и был бессмертным. Перстень-то спер вампир. Заноза знал, кто. Знал, где его искать. Не знал только, как прорваться в убежище вора без боя. А с боем было нельзя – дохлая падла обосновалась в одной из римских художественных галерей, там даже стены и пол были произведением искусства, не говоря уже об экспозиции.

С Хасаном можно было бы пройти в убежище незаметно, миновать охранных големов, захватить языка и найти перстень, если б только вор не был колдуном и не превратил подходы к убежищу в лабиринт иллюзий. С Эшивой можно было бы пройти сквозь иллюзии, Эшива их в упор не видела, но с ней не получилось бы проникнуть в убежище скрытно. Големы подняли бы тревогу, напали, пришлось бы стрелять. Причем, из гранатомета. В музее…

Очень. Плохая. Мысль.

Хасан и прошлую-то стычку с големом никак забыть не хотел, а ведь тогда ничего ценного не пострадало, потому что Заноза выманил противников в холл музея, где, кроме старинной каменной кладки беречь было нечего. Да и кладке не особо досталось. Что Турок скажет, если Заноза откроет огонь по големам в запасниках музея, даже представлять не хотелось. У Турка прирожденный талант говорить всякие неприятные вещи, и последние двадцать три года талант этот шлифовался и оттачивался практически ежедневно.

Эшива с Хасаном вместе могли обеспечить идеальное скрытное проникновение куда угодно. Но это был тандем для крайних обстоятельств. Для проблем, от решения которых Хасан не смог бы отказаться. Возвращение фамильных ценностей в их число не входило: перстень не был жизненно важен для Литоса, да и проблема не была по-настоящему не решаемой. Она не решалась кавалерийским налетом, вот и всё.

Нужно было выбрать время, слетать на Ближний восток, потусоваться с бедуинами и найти вора, который стал легендой среди местных племен. Одной встречи хватит, чтобы он вернул перстень. Ничего сложного. И, главное, никаких големов. Но выбрать время никак не получалось… а в нынешних обстоятельствах про Ближний восток вообще тошно было думать.

Возможность перекупить перстень в Вегасе стала подарком судьбы. Он не был выставлен среди других лотов – продавец и покупатель сговорились помимо основных торгов, и Заноза пока представления не имел кто именно из участников аукциона намерен провернуть побочную сделку, но Эшива видела в своем сне, как он получает перстень от симпатичного молодого брюнета. Правда, она отказалась создавать его фантомную копию или хотя бы дать описание, достаточное для составления фоторобота.

– Чтобы ты не уехал один, юный сахиб. Я тоже хочу развлечься.

Как будто он мог!

У них с Эшивой впереди была вечность. Вечность напоминаний о том, как он ездил без нее в Вегас в апреле две тысячи семнадцатого года? Спасибо, не надо! Дату Эшива со временем забудет, но обиду – никогда. К тому же, какой смысл ехать без нее, если с ней куда веселее?

Так что Заноза учел все перспективы и взял недельный отпуск для себя и Мартина. Доктору Фальконе не помешало бы недельку отдохнуть от своих гениальных студентов; Заноза мог себе позволить неделю не творить зла; ну, а у Эшивы отпуск был пожизненный… посмертный… короче, у нее не бывало текущих дел, только срочные, одним из которых поездка в Вегас как раз и должна была стать.

Выяснить, кто задумал побочную сделку, предложить свои условия – на то и аукцион, не так ли? – получить перстень и выкинуть, наконец, эту историю из головы.

– В прошлый раз из-за этого перстня ты остался без руки и половины грудной клетки, – напомнил Хасан.

Неожиданно. Утверждая, что в музее не пострадало ничего ценного, о себе Заноза как-то подзабыл. А Хасан – нет. У Хасана были свои представления о ценностях. Но тогда руку отрубил голем, из-за чего и пришлось срочно ретироваться в холл, за гранатометом, и дальше уже биться не на жизнь, а на смерть, потому что без руки ничего, кроме гранат противопоставить големам оказалось нечего. Кто знал, что их там столько? Ребе Лёву для защиты пражского гетто вполне хватало одного, на Тарвуде тоже был всего один, да и в легендах речь всегда шла об одном экземпляре. Голем – имя собственное, нарицательное, но собственное. С хрена ли кому могло прийти в голову, что у вороватого докторишки Ларкина их пять штук?

Этого и Литос не знал.

Трындец, что было бы, если б он сам отправился в музей, как собирался. Ларкин бы его сожрал целиком, вместе с рецептом гемокатарсиса. Без гранатомета Ларкин и Занозу с Эшивой мог сожрать.

Хасан, кажется, сейчас как раз об этом и сказал, да? В своей турецкой манере. Типа, в прошлый раз тебе повезло, но в этот раз одной рукой ты не отделаешься.

– Не, – Заноза помотал головой, – фигня. Там будут нечестные, богатые люди, которые хотят заключить нечестные дорогостоящие сделки и приобрести чужие краденые вещи. Из мертвяков только мы с Эшивой, да и нас там никто не ждет, а среди лотов даже ничего необычного нет, такого, знаешь, чтобы с проклятием, там, или наоборот, намоленного.

– В снах ведьмы ты тоже не находишь ничего необычного?

– Так это ж Эшива…

Заноза осекся. Scheiße, и правда ведь. Сны Эшивы были обычным делом для их мира, мира мертвяков, колдунов, фейри и прочей несуществующей нечисти. В мире живых вещим снам места не было. У людей порой случались во сне озарения, если они напряженно думали о чем-то важном, но в этом не было ничего сверхъестественного, просто работа мозга, биология, психология, инстинкты. А Эшиве сны посылала ее богиня. Богиня! Спрашивается, на кой черт ей понадобилось отправлять Эшиву на аукцион, где продают и покупают всякую скучную пофигень?

– Демон, а не богиня, – уточнил Хасан, убежденный, что нет богов, кроме Аллаха. – Но демон не вредоносный. В остальном всё верно. То, что ты сам не додумался, насколько дело нечисто, тоже, кстати, странно. Но поскольку добраться до твоих мозгов и уцелеть никому не под силу, спишем это на то, что мозгами ты в этот раз решил не пользоваться.

– Я просто хочу, наконец, вернуть этот чертов перстень. Вижу цель – не вижу препятствий. Мартин говорит, это работает.

– И сколько раз его убивали? – поинтересовался Хасан тоном, не подразумевающим ответа. – То, что хорошо для доктора Фальконе, не всегда хорошо для тебя. Демон Эшивы, посылая сон, мог рассчитывать, что ты сообщишь об аукционе князю Иттени.

– Щас! Всё бросил и пошел втягивать Литоса в проблемы.

О том, что десять минут назад Заноза о проблемах даже не думал, Хасан напоминать не стал. И на том спасибо. Однако, если аукцион был… чем? У богини вещих снов не было причин вредить Эшиве или Занозе, но у нее могли быть причины навредить кому-то, кто тоже собирался приехать в Архив Квентера. Кому-то сверхъестественному. Кому-то знакомому. Заноза не сделал бы зла незнакомцам, пока они не сделали зла ему, стало быть, он или знает это сверхъестественное существо, или познакомится с ним при крайне неблагоприятных обстоятельствах.

В списке гостей все имена принадлежали людям. Живым. Обычным. Они с Эшивой, однако, не были ни живыми, ни обычными, они собирались приехать без приглашения, их имена не значились в списке, и кто сказал, что они такие – единственные?

Хасан не предложил игнорировать сон и вообще не ездить в Вегас. Это было бы самым разумным поступком, но тогда вопрос о том, что же там на самом деле затевается, остался бы без ответа. А суровый Турок только делал вид, что лишен любопытства и воображения, на деле-то и того, и другого было с избытком. Сам он, конечно, в компании Эшивы согласился бы лишь на поход в ближайший крематорий, где ее можно было бы разрубить на куски и быстренько сжечь, но насчет организации поездки на аукцион мог посоветовать что-нибудь… очень полезное. Использовать против големов гранатомет с кумулятивными гранатами было его идеей. И, кстати, он тогда прекрасно знал, что Заноза собирается в музей. Да и в Гранд Опера, если на то пошло, двоих из четверых противников пристрелил именно он. Это сейчас почему-то выходит, что Заноза там устроил стрельбу и перебил кучу мертвяков, а Турок в это время переживал по поводу нарушения общественного порядка в учреждении культуры.

– Я проведу разведку, – сказал Хасан. – Выясню, что там за библиотека, и вообще… осмотрюсь.

Заноза ненадолго завис.

– В Вегас поедешь? – не понял он. – Да ладно!

– Без тебя. И без ведьмы. Блэкинг, Арни, еще пара бойцов, кто ничем не занят. Если все чисто, вы спокойно приедете и купите перстень.

А если не чисто – тем интереснее. Тогда и Эшиву потерпеть можно, так надо понимать.

*  *  *

Рейс из Рима прибыл в аэропорт Айвонпа^[12], когда ночь перевалила за середину. Но до отеля отсюда можно было добраться минут за десять, а арендованная машина уже ожидала на парковке, так что по поводу рассвета можно было не беспокоиться. Ларкин хотел нанять автомобиль с водителем, но Майкл вызвался сам сесть за руль. Уж Вегас-то он знал. Их с Эйданом каникулы всегда начинались здесь. Открывались представлением цирка «Сурья», в зале которого родители забронировали ложу сразу на пятнадцать лет, ну, а дальше – как пойдет. Город предлагал бесконечные возможности для семейного отдыха.

Думать об этом сейчас было странно. Не скучать по родителям, по Эйдану, он, вроде бы, привык – Ларкин велел не скучать – но в римском убежище это давалось проще, чем в городе, где все напоминало о семье.

Майкл почти машинально – едва следя за знаками и указателями – промчался по знакомой дороге, нырнул в ближайший тоннель. О том, что кроме верхнего Лас-Вегаса есть еще и нижний, подземный – разветвленная система превосходных тоннелей – он в детстве, понятно, не знал. Но уже в средней школе изучил подземелья настолько, насколько это было возможно. Не пропустил ни одной экскурсии по ним, раздобыл карты, выяснил, какие документы нужны, чтобы получить доступ к тоннелям, закрытым для обычной публики. Кто знает, что в жизни пригодится? И, вообще, какой нормальный подросток способен пройти мимо подземелий и не разведать их? Среди скаутов таких точно не водится.

В жизни не пригодилось. Зато после смерти пришлось очень к месту.

Ничего, конечно, не мешало добраться до отеля поверху, но здесь, в подземельях, Майкл более-менее представлял себе, где расположены видеокамеры, а на поверхности рисковал попасть под прицел смартфона любого из сотен тысяч туристов. Ему не хотелось засветиться на Ютубе даже на долю секунды. Кто знает, на что способен Заноза? Точнее, Майкл как раз-таки прекрасно знал, на что способен Заноза, потому и не хотел на Ютуб. Даже на долю секунды.

На парковке он выбрал место, не простреливающееся ни одной из камер. Вышел из машины, открыл дверь для Райи.

– Всего ничего побыл в Европе, – отметила она, – а какой стал галантный кавалер.

– Я, может, и раньше был, – обиделся Майкл. – Ты же никогда со мной не ездила.

– Даже из дома ни разу вместе не вышли, – согласилась Райя. – Но ты же американец.

– Турецкого происхождения, – напомнил Ларкин, – Микель, у тебя отсутствует ген, отвечающий за галантность. Райя права – все дело в чудодейственном воздухе Старого Света.

– Не видели вы чудес, – Майкл достал из багажника чемоданы, один – с нарядами Райи, второй – с глиной для голема, – на поверхности настоящие чудеса, вы себе такого и представить не можете. Когда-нибудь я вас обязательно привезу в Вегас не по делам, а просто так. После того, как вы мне Рим покажете.

После того, как всё для его новой семьи устроится наилучшим образом. Не так, как они хотят, а так, как нужно.

Глины у них с собой было ровно на одного голема, потому и номер сняли один на троих. Голем нужен был для единственного дневного дежурства, больше ни для чего. У Райи были готовые программы, обучающие глиняных роботов водить машину, выполнять работу по хозяйству, делать несложный ремонт и еще разное, что может пригодиться, но конкретно этому истукану, поднятому из ванны в безликом номере безликого отеля Лас-Вегаса она поручила охранять их троих, и ничему больше учить не стала.

Майкл, коротая время до рассвета еще раз продумал, каким должно быть начало завтрашнего вечера. В очередной раз убедился, что план прост до полного отсутствия недостатков, и заснул, едва почуяв восходящее солнце.

Здравствуй, Лас-Вегас! Хорошего тебе дня!

*  *  *

Они прибыли в Калифорнию тайно и для сохранения тайны нарушили закон. Не слишком серьезно – просто не связались ни с одним из городских тийрмастеров, не попросили допуск в гостевую охотничью зону, не получили гарантию защиты от возможных недоброжелателей. Где-то это могло стать проблемой, но не здесь, в городе, поделенном на десяток тийров, в каждый из которых еженощно прибывало больше вампиров, чем в иные – за целый год. Уследить за всеми гостями никто бы не смог. Никто, скорее всего, и не следил.

Это, правда, не было поводом пренебрегать конспирацией, поэтому завтракали все равно консервами, уж чего-чего, а крови взяли с собой предостаточно. В этом смысле скаутские правила совпадали и с армейскими, и с бедуинскими. Не в том, что касается конспирации, а в том, что, если идешь в поход на день, провианта бери на неделю. Консервы дали возможность никуда больше не заезжать, не тратить время на охоту, сразу из отеля ехать в Архив Квентера – библиотеку, где и предстояло дождаться Занозу.

Для организаторов аукциона понятие конфиденциальности тоже не было пустым звуком. Майкл за основу в своих планах взял гарантии того, что видеокамеры в библиотеке и по ее периметру будут работать только в режиме трансляции данных, без записи на сервер. Трансляция Майкла не устраивала точно так же, как и запись, но она поступала на мониторы пульта охраны, а охранникам администрация библиотеки предоставила на этот вечер отгул.

Когда уважаемые в обществе люди собираются вместе, чтобы заняться скупкой краденного это никоим образом не подразумевает огласки. Даже если конфиденциальность означает некоторое отступление от техники безопасности.

Майкл вывел автомобиль из-под земли в какой-нибудь сотне метров от въезда на библиотечную парковку. Они приехали рано, практически сразу после заката, чуть не за два часа до начала торгов. Воспитанные люди так не делают – приехать слишком рано хуже, чем припоздниться, а на аукцион люди собирались сплошь воспитанные, так что Майкл был уверен в том, что реализует задуманное без свидетелей.

Тут их с Ларкином планы полностью совпадали. Тот тоже собирался попасть в библиотеку до начала аукциона, чтобы осмотреться на месте, занять позиции, навести мороки там, где это понадобится и там, где это получится. Земля здесь была чужая, от Италии отделяли тысячи километров, мороки должны были выйти слабенькие, но Ларкин все равно хотел попробовать. Он поднаторел в применении иллюзий на чужой территории, пока странствовал по Ближнему Востоку, и даже с поправкой на помехи, наводимые океаном, надеялся, что сумеет сделать себя и Райю незаметными. Не невидимками – на такое его и на Ближнем Востоке хватало с трудом, – а просто не слишком бросающимися в глаза.

Для вампира, надо сказать, и это много. Вампиры, как Майкл уже убедился, даже когда сами того не хотят, все равно излучают то, что в девятнадцатом веке называлось магнетизмом. Привлекают, пугают, подавляют, восхищают – вызывают самые разные чувства, но уж точно не остаются незамеченными. Если не прилагают к этому специальных усилий.

Ларкин собирался приложить усилия. Он собирался очень постараться.

И он должен был сделать еще кое-что, прежде чем они войдут в библиотеку и начнут определяться с дислокацией.

Майкл снова, как сегодня утром, открыл дверцу машины для Райи. На сей раз она обошлась без комментариев, только улыбнулась, когда он подал ей руку, чтобы помочь выйти.

А Ларкин не улыбался. Стал таким серьезным, каким Майкл не видел его даже в ту ночь второго февраля, когда Ларкин убил его, расчленил и воскресил… Нет – поднял. Поднял из мертвых. Ратун собирался использовать один из своих дайнов, не самый опасный, не самый сложный, но имеющий – по его мнению – самые непредсказуемые последствия. Майкл-то знал, что никаких последствий не будет, знал, что любит Ларкина по-настоящему, как никого и никогда не любил, и никакие дайны этого не отменят, даже диазия не отменит, когда ее, наконец, получится раздобыть. Но это он знал изнутри своего разума и своих чувств. А Ларкин в разум его заглянуть не мог, чувства же трактовал, увы, с большими погрешностями.