Текст книги "В снежных горах Непала (СИ)"
Автор книги: Наталья Соколина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
Хозяйка, которую звали Сиккима, вынесла на веранду большой кувшин и металлические кружки. В кувшине была густая простокваша.
Путешественники распрощались с проводником и шерпами и те, вскинув на головы свои рюкзаки, отправились в обратный путь. Шагнув за носильщиками, Таши остановился, взглянул на оставшихся, торопливо пробормотал: – вы неплохие люди, я не хочу вашей гибели. Не ищите Солу Кхумбу, там не любят чужих. – Не дожидаясь ответа, он устремился за ушедшими шерпами. Профессор пожал плечами, улыбнулся аспирантам:
– что же, уважаемые, мы недалеко от цели экспедиции! Завтра будем искать проводника и носильщиков, а сегодня – отдыхать!
Один за другим они вошли в неширокую дверь. Маша остановилась, привыкая к полумраку. Слева, за невысокой перегородкой был… хлев?! Оттуда доносилось шумное дыхание, лёгкий топоток и… запах! Пахло навозом, прелой травой и животными. Она неуверенно подошла к перегородке и заглянула: на неё сонными глазами смотрел большой буйвол, лежащий на соломенной подстилке, подогнув ноги и медленно жующий бесконечную жвачку. Рядом топталось несколько тощих коз. – О-о-о, – Маша попятилась, натолкнулась спиной на Вольдемара. Он хохотнул:
– мда, нежданчик. Ну, мы ведь и не надеялись, что в горах нас ожидает отель. – Подошёл профессор в сопровождении хозяина. Тот что-то горделиво сказал, профессор перевёл:
– господин Тхакали говорит, что он небедный человек. У него два буйвола и семь коз.
–А… где ещё один буйвол? – Не то чтобы Маше это было интересно, но следовало что-то сказать. Хозяин, улыбаясь, взмахнул руками, показывая куда-то себе за спину, что-то быстро проговорил.
– Гм…, он говорит, что второй буйвол работает в поле, а этого сегодня оставили отдыхать, потому что вчера он наколол ногу колючим кустарником. Шаман сделал мазь, и сегодня буйволу значительно лучше. Коз дети пригнали подоить, а потом их снова уведут пастись. – Он продолжал что-то рассказывать, но усталые путешественники слушали вполуха. Посмотрев на их унылые лица, господин Тхакали, приветливо улыбаясь, поманил их за собой. Маша пробормотала:
– надеюсь, у него есть какое-то другое помещение. Не спят же они вместе с буйволами и козами… – Вольдемар фыркнул, но ничего не сказал. А хозяин подошёл к перегородке справа от входа и распахнул её. Там обнаружилось несколько небольших закутков, отдёлённых друг от друга поставленными в ряд громадными глиняными кувшинами. Составленные друг на друга, они представляли из себя стены высотой чуть более двух метров. Кувшинов было много, их бока украшали узоры и сценки из жизни людей.
Маша подошла и, встав на цыпочки, заглянула в один из них. Кувшин был пуст. Их приветливый хозяин, улыбаясь, что-то сказал. Профессор перевёл: – когда созреет зерно, господин Тхакали и его семья высушат его и заполнят им кувшины. – От себя он добавил: – закутки между кувшинами и есть комнаты, где они живут. Вы, Мария Александровна, будете ночевать здесь, – он махнул рукой на отделение у самой стены, – а мы с Вольдемаром расположимся рядом. Устраивайтесь, а потом нас приглашают ужинать. – Молодые люди поплелись в указанные комнаты, а профессор увлечённо что-то говорил мужчине.
Пространство между стеной дома и длинным рядом кувшинов могло называться комнатой лишь условно. Ни дверей, ни какой-либо мебели там не было. Лишь на глиняном полу лежало несколько циновок, по виду совсем новых, чистых, не потёртых, сплетённых из бамбуковых волокон, да у стены она увидела невысокую стопку аккуратно свёрнутых тонких матрасов. Маша потрогала их: это были, скорее, ватные подстилки, на которых ей предлагалось спать. Простёганная вата помещалась в большие яркие мешки, сшитые из лоскутков самых невообразимых расцветок.
Она бросила в угол рюкзак и устало опустилась на подстилки. Пахло навозом, шумно вздыхал буйвол, за стеной дома перекрикивались женщины.
Маша не заметила, как задремала. Её разбудил Вольдемар: – Мария, ты где? Нас приглашают на ужин! – Она встала на ноги, поморщилась:
– хорошо бы умыться. Я уж не говорю про полноценное мытьё.
– Ошибаешься, моя дорогая! Нам предложено на выбор: вымыться в реке или за домом можно умыться из таза! – Вольдемар смеялся, – я выбрал таз, потому что вода в реке, берущей начало в ледниках, имеет температуру не выше 5-6 градусов.
Машу передёрнуло: – о, нет! Я тоже выбираю таз!
Они умылись за домом, поливая друг другу водой из ведра. Нельзя сказать, что вода в нём была тёплой, но всё же и не ледяной, потому что долго стояла на солнце. Освежившись, они вернулись на веранду. Там, на плоской подушке, за низеньким столиком уже сидел профессор. Он жестом предложил своим спутникам присаживаться рядом, на такие же подушки. Сиккима ставила на столик алюминиевые миски с тонкой длинной лапшой, обильно политой каким-то коричневым соусом. Отдельно уже стояла большая миска с отварным рисом, также политым соусом, горкой возвышались на столике плоские лепёшки. Как величайшую драгоценность, прижимая к груди, хозяйка вынесла и подала им по столовой алюминиевой ложке. Маша осторожно подцепила лапшу и попробовала: пахло вкусно. В густой чечевичный соус были добавлены мелко нарезанные овощи, получилось очень даже неплохо. Вольдемар, недовольно оглядев стол, сказал: – а мяса, видимо, не будет.
– Вообще-то Тхакали предлагал зарезать цыплёнка по поводу нашего прибытия, но я не согласился, – ответил профессор, энергично поедая рис, – это была бы слишком большая жертва, ведь куры для них большая ценность. Даже за невесту можно дать выкуп в размере двух-трёх кур. Так что, я думаю, мы обойдёмся.
Маша улыбнулась: – пожалуй, нас и не накормить одним цыплёнком. Да и тощие они у них, куры-то. – Действительно, в загоне за домом они с Вольдемаром имели возможность посмотреть на десяток голенастых невзрачных кур.
Как ни странно, они наелись. Правда, Вольдемар предлагал открыть пару банок тушёнки, но двумя голосами против одного было решено их не трогать, а оставить для дальнейшего путешествия. Хозяйка принесла им по большой алюминиевой кружке горячего жирного чая, и Маша выпила его, даже не поморщившись.
К ночи похолодало. С ледников, нависающих над долиной, пополз белесоватый густой туман, влажно окутавший окрестности. Тем не менее, как только столик на веранде освободился, вокруг него немедленно расселись трое мужчин: сам хозяин и двое его взрослых сыновей. Сиккима убирала грязную посуду после гостей, а появившаяся откуда-то молодая девушка расставляла миски, наполненные лапшой.
Маша втихомолку рассматривала хозяйскую дочь. Ей было лет четырнадцать – пятнадцать. Босиком, в яркой оранжевой юбке и свободной, ярко-синей кофте, сплошь увешенная бусами, в которых мелкие выбеленные косточки соседствовали с яшмой, александритом, топазом, обычными стеклянными шариками разной расцветки. В проколотой носовой перегородке покачивалась крупная ажурная серебряная серьга, а простые металлические, правда, тонкие и блестящие, кольца свисали с мочек ушей. Разнообразные браслеты: яркие пластмассовые, металлические с узорной гравировкой, сплетённые из разноцветных шерстяных ниток надетые на руки и щиколотки тихо позвякивали и шуршали при малейшем движении. Сиккима, правда, тоже имела бусы в несколько рядов и серьги с браслетами, но не в таком количестве. Поймав взгляд Маши, она улыбнулась и сказала, а профессор перевёл: – Анрите четырнадцать лет и у неё есть жених. Она должна быть красивой, чтобы понравиться ему. – Маша улыбнулась в ответ и покивала головой. Она знала, что в непальских деревнях девочку могли выдать замуж и в десять лет.
Сыновья хозяев ничем не выделялись среди виденных ею жителей Кагбени. Такие же низкорослые, худые, смуглолицые, одетые в широкие тёмные брюки и длинные просторные рубахи из непонятной ткани. Заинтересовавшись, Маша попросила профессора спросить Сиккиму, из чего сшита одежда. Оказалось – из крапивы. Выделанные и окрашенные волокна растения были очень прочными, одежда из них долго не изнашивалась.
В хлеву послышался шум, и хозяйка торопливо поспешила туда. Трое младших детей, две девочки лет девяти-десяти и мальчик лет семи пригнали коз.
Профессор снова подсел к столу, мужчины потеснились, и завязался оживлённый разговор.
Чувствуя усталость, Маша отправилась в свой закуток. Вслед за нею вошёл Вольдемар, присел рядом на свёрнутые подстилки. Ей совсем не хотелось разговаривать, но выгнать она его не могла. Повернувшись к ней, он взял её за руку, ласково сказал: – послушай, Мария, я предлагаю не лезть на верхотуру в поисках какой-то мифической Солу Кхумбу, а остаться здесь, в Кагбени. Разве здесь мало работы? Да тут уйма неизученного материала! Чего стоят их обычаи, традиции, повседневная жизнь! А ещё можно записывать их легенды, сказки, песни. Ты видела: у хозяина в комнате сделан настоящий алтарь! Он увешан цветными тряпками, лентами, цветами… Они, наверно, и жертвы приносят время от времени. Всё это нужно изучить, записать. Да тут материала не на одну кандидатскую хватит!
Маша изумлённо посмотрела на него: – ты что, серьёзно?? А как же Марк Авдеевич??
– Мужчина пожал плечами: – а что Марк Авдеевич? Он же не один отправится в эту Солу Кхумбу. Вон он уже зондирует почву на предмет проводника и носильщиков. Завтра договорится и всё, поскакал по горам, как горный козёл. Не больно-то мы ему и нужны. А мы с тобой, – он поднёс к губам её руку, неторопливо поцеловал, – можем и одни вернуться в Катманду, а оттуда домой. Я ведь из-за тебя согласился в Непал ехать. Подумал, может, мы сможем где-нибудь пожить одни, присмотреться друг к другу. Совместная работа тоже не лишняя будет.
Маша возмущённо вырвала руку: – ты рехнулся! С какой стати нам нужно приглядываться друг к другу?! И о каком совместном проживании ты говоришь, Вольдемар?!
Он продолжал улыбаться, и в сумерках она видела эту самодовольную улыбку на красивом холёном лице. Он невозмутимо ответил: – не нервничай так, Мария. Ты мне давно нравишься. Пожалуй, я даже в тебя влюблён. Возможно, после возвращения домой нам стоит пожить в гражданском браке. Твоя дочь ведь сейчас живёт у бабушки и дедушки? – не дожидаясь ответа от ошеломлённой женщины, продолжил: – я думаю, они согласятся оставить её у себя.
– Да ты… ты наглец! Как ты смеешь говорить мне такие вещи! – У Маши перехватило дыхание, – я не собираюсь с тобой жить и оставаться здесь я тоже не собираюсь, даже не мечтай!
Он легко поднялся на ноги, потрепал её по плечу: – ну-ну, ты такая красивая, когда злишься. Сегодня, попозже, когда все улягутся, я к тебе приду, ты не возражаешь?
– Да пошёл ты…!!
Он покачал головой: – не будь такой вульгарной, матерная брань тебе не идёт, – и вышел из комнаты, оставив её кипеть от злости.
***
Этой ночью Маша спала плохо. Деревня затихла рано, как только темнота упала с гор. Электричества не было. При свете керосинового фонаря Сиккима мыла на веранде посуду, о чём-то тихо переговаривалась с вышедшим к ней мужем. В хлеву шумно вздыхали волы, время от времени слышался мягкий топоток коз по утоптанному земляному полу.
Оказалось, что двери у каморок были, но не на петлях, а прислонённые к стене. Они оказались лёгкими, сделанными из тростника. При необходимости ими можно было закрыть неширокий дверной проём. Маша прижала дверь своим рюкзаком, так, на всякий случай, но Вольдемар не пришёл. Может, и подходил, но понял, что его не ждут, и нахальничать не стал.
Хозяева встали рано, до восхода солнца, да и вся деревня пробудилась: слышались голоса людей и животных, гремели вёдра, доносился запах дыма и пищи.
Пришлось вставать и гостям. Маша, позёвывая, натянула джинсы, футболку и куртку: солнце разогнало холодный туман, но всё же было ещё прохладно. На веранде уже суетилась Сиккима. Улыбнувшись девушке, что-то сказала. Маша развела руками, дескать, не поняла. Тогда хозяйка жестами показала, что за домом ей можно умыться.
Завернув за угол, увидела профессора. Он плескал себе в лицо водой из пластикового ведра и громко кряхтел и отдувался. Увидев Машу, воскликнул: – ох, вода прямо ледяная! – Спохватился: – доброе утро, Мария Александровна! Как спалось?
Маша поздоровалась, с опаской посмотрела на воду: – они что, только что её принесли?
– Ну что вы, конечно же вчера. Просто ночью холодно, но, всё же, вода в реке значительно холоднее.
Пока Маша умывалась и чистила зубы, он рассказал, что им придётся пожить в деревне около недели. Тхакали с сыновьями вчера долго отговаривали его от поисков Солу Кхумбу. Они с неохотой признались, что да, такая деревня есть, расположена за дальним перевалом Кхумбу, в долине. Сами они никогда там не были, да и никто в деревне туда не ходил. Есть лишь один человек, Ашвин, который изредка навещает живущих там родственников. Но сейчас Ашвина в деревне нет, он ушёл по каким-то, одному ему известным делам, и будет лишь через неделю.
– Марк Авдеевич, а вы не спросили их, почему все так боятся идти в Солу Кхумбу?
– Спросил. Они долго мялись, но всё же сказали, что жители этой деревни не любят чужаков и все они колдуны и оборотни.
Маша скептически усмехнулась: – оборотней не бывает, это сказки. Да и колдуны – тоже выдумка.
– Хм, Мария Александровна, я бы не был столь категоричен. Знаете, я много читал о Непале и меня всегда удивляло, что жизнь людей здесь насквозь пронизана мистикой. Они поклоняются многим богам, а в каждом доме есть алтарь, и глава семьи исполняет обязанности жреца. Есть несколько свидетельств учёных, чьё мнение я не вправе подвергать сомнению, о том, как в человека вселялась душа его умершего родственника. И тогда близкие могли с ней общаться и задавать вопросы. Этих людей называют одержимыми, но они не подвергаются гонениям. Есть племена, где дочь выдают замуж не только за мужчину, но, одновременно, и за какого-нибудь бога. Тогда в случае, если человеческий муж умирает, его вдове не нужно всходить на погребальный костёр, как требовал обычай, ведь её божественный муж ещё жив. В Непале есть девочки – богини. Они являются живым воплощением Богини храма “Талежи”. Чтобы девочка стали Богиней, необходимо пройти конкурсный отбор. Победительница будет жить во дворце, ей будут молиться и почитать её. Но как только девочка достигнет полового созревания, ей придётся покинуть дворец. Если заболевает человек или животное, их лечит колдун, применяя заговоры, молитвы и травы. Очень часто это лечение вполне успешно. Жизнь полна загадок, и до чего же интересно их разгадывать! – Профессор улыбнулся зачарованно слушавшей его Маше, – вот поэтому мы скоро отправимся в Солу Кхумбу, и вдруг нам повезёт.
***
После завтрака, состоящего из неизменного риса с густым пряным соусом, творога, лепёшек и чая, Маша решила побродить по деревне. Она попыталась предложить свою помощь Сиккиме, но та в ужасе замахала руками и жестами предложила ей лечь и отдохнуть. Маша подумала, что для бедной женщины, которая с утра и до поздней ночи на ногах, возможность ненадолго прилечь кажется недостижимой мечтой.
Она, не торопясь, прошла по деревне, чувствуя себя довольно неловко. Все были заняты делом. Даже маленькие дети помогали матерям. Кто-то чистил кукурузные початки, другие, изогнувшись под тяжестью ведра, тащили с реки воду, несколько девочек несли на спине перевязанный верёвкой сухой хворост.
Маша подумала, что, пожалуй, можно сходить на реку. Даже издалека она видела, что по берегам её растёт высокий бамбук и тростник, а ближе к деревне можно разглядеть заросли рододендронов. Их крупные цветы: жёлтые, красные, розовые и белые всё время мелькали в чёрных блестящих волосах женщин и девушек. Даже маленькие девочки не чужды были чувству прекрасного и на головках многих из них красовались веночки, сплетённые из веточек цветущего кустарника, не говоря уж о множестве бус, браслетов и ярких лент, повязанных в самых неожиданных местах.
Она услышала торопливые шаги за своей спиной и поморщилась: наверняка это Вольдемар. Но она ошиблась. Её догонял высокий сухопарый мужчина. И он был европейцем. Он имел светло-русые, коротко постриженные волосы, белесые брови, длинное лошадиное лицо с тяжёлым подбородком и крупный прямой нос. Уже издалека он улыбался и протягивал ей руку. Маша остановилась, удивлённо глядя на него. – Good morning! – поздоровался он, ухватив её за руку и энергично потрясая. Она ответила и осторожно потянула руку, он не удерживал. Продолжая улыбаться и сияя бледно-голубыми глазами, мужчина сообщил, что его зовут Джим Корнер, он англичанин, прибыл в Непал по заданию Королевского научного общества по изучению дикой природы Гималаев, что он необыкновенно рад знакомству с такой красивой девушкой и надеется, что ему позволят поинтересоваться её именем.
Несколько ошарашенная таким напором, Маша сообщила, что её зовут Марией и что она участвует в этнографической экспедиции профессора Рубинштейна. Про себя порадовалась, что неплохо знает английский и понимает всё, что говорит этот господин. Он вежливо попросил разрешения присоединиться к ней, и дальше они пошли вместе, обмениваясь впечатлениями. Оказалось, что и тот, и другая в Непале впервые, хотя в Гималаях Джим побывал, но только со стороны Китая и Индии.
Маша с удовольствием слушала его рассказы о путешествиях. Он оказался остроумным и интересным собеседником, и вскоре она уже не замечала его лошадиного лица, длинных костлявых рук, нелепой короткой курточки и ярко-красной несерьёзной бейсболки, которую он время от времени крутил в руках.
Они неплохо провели время, спустившись на берег реки, где Джим нарвал большой букет из рододендронов и преподнёс его Маше, а она гадала, куда же его теперь деть.
У реки к ним присоединился Вольдемар, который, скептически ухмыляясь, поведал собеседнику о полумифической деревне Солу Кхумбу, куда стремится их профессор. Маша невольно заметила, как насторожился Корнер. Заметив, что она внимательно смотрит, он улыбнулся и вновь превратился в рубаху-парня, вскользь поддержав Вольдемара в том, что он прав и даже здесь, в Кагбени, этнографам непочатый край работы.
Маше показалось неправильным сообщать первому встречному о цели экспедиции, о чём она и сказала Вольдемару, когда они возвращались к дому, где остановились. Он отмахнулся: – не выдумывай, Мария! Профессор же не предупреждал, что это секрет! Классный парень, европеец, много видел и много знает. Видно, что настоящий учёный, не чета нашему Марку, который упёрся, как баран, в свою Солу Кхумбу и слышать больше ни о чём не хочет. – Маше было неприятно слышать, с каким пренебрежением Вольдемар говорит о профессоре, но она знала, что спорить с ним бесполезно.
ГЛАВА 4.
Нельзя сказать, чтобы Маша скучала эти дни. Вместе с Анритой она ходила за водой на реку и, пыхтя, тащила пластиковое ведро, поднимаясь в гору по вырубленным в ней каменным замшелым ступеням.
В один из дней младшие дети отправились в лес за топливом. Маше было любопытно, как они его добывают, и она присоединилась к ним. Идти пришлось далеко, на её взгляд, не менее пяти километров по долине вдоль течения реки. С краю, ближе к деревне, лес был уже вырублен, но дальше простирались непроходимые заросли бамбука, палисандрового дерева с красивой розовой древесиной, древовидный папоротник, разнообразные акации и обычные берёзы и ольхи. Машу поразили огромные бабочки невиданных расцветок, порхающие по рододендронам и орхидеям. Множество птиц перелетали с ветки на ветку, в зарослях кто-то шумно возился и вздыхал, и дети потянули Машу в сторону.
Ребятишки громко перекликались, смеялись, их голые пятки мелькали в кустах, покрытых крупными цветами. Вскоре все они, выстроившись гуськом, направились по тропе в деревню. У каждого за спиной висела вязанка хвороста, бывшая больше самого носильщика. Маша постаралась не ударить в грязь лицом и тоже набрала сухих веток и кусок розового дерева. К сожалению, её вязанка вскоре рассыпалась, стоило ей сделать несколько шагов по тропинке. Малышня, галдя и смеясь, окружила её, споро увязала хворост обратно, помогла взгромоздить его на спину.
По поручению профессора, она закупила у местных жителей сушёное мясо, она не поняла, чьё оно. Кажется, это был як. Тонкие полоски мяса по крепости не уступали камню, тем не менее, Маша набила ими большой рюкзак.
Почти каждый день она приходила на окраину деревни, к молитвенным барабанам. Она крутила их и прислушивалась к тихому шуршанию. Внутри каждого барабана – написанная на бумаге мантра. Считается, что каждый оборот барабана приравнивается к одному прочтению мантры. Ей нравились непальцы, их религия – смесь индуизма и буддизма. Незлобливые, доброжелательные и приветливые люди, философски относящиеся к тяготам, составляющим всю их жизнь.
Вольдемар целыми днями пропадал в компании англичанина. По вечерам он воодушевлённо рассказывал Маше о путешествиях Джима Корнера, его изысканиях и научных исследованиях. Кажется, он завидовал ему. Маша тихо радовалась, что Вольдемар оставил её в покое, но иногда она ловила на себе его задумчивый взгляд. Тогда она хмурилась и отворачивалась.
Профессор много общался с мужчинами Кагбени и, кажется, пользовался у них большим уважением.
В конце концов, ожидание закончилось, и однажды утром на веранду дома Тхакали поднялся непалец лет пятидесяти, как и все они, невысокий, щуплый, черноволосый, с лицом, обожжённым высокогорным солнцем. Это и был Ашвин.
По просьбе профессора Сиккима вынесла на веранду кружки с чаем, обильно сдобрив его маслом яка, мускатным орехом и красным перцем.
Ашвин говорил по-английски, много улыбался, легко и заразительно смеялся над собственными немудрёными шутками. В отличие от Таши, ничего не имел против женщины в составе экспедиции и сразу же согласился провести учёных в Солу Кхумбу. Он, также, обещал предоставить двоих шерпов-носильщиков. Чуть позднее подошёл Вольдемар, присел за низенький столик рядом с Машей. Ей показалось, что он передумал оставаться в Кагбени. По крайней мере, он дотошно выспрашивал о маршруте и посетовал, что с каблука левого ботинка отвалились трикони.** Отправляться решили на следующее утро.
–
** Трикони представляют собой стальные прорезные пластинки с загнутыми краями.
ГЛАВА 5.
Остановившись, чтобы перевести дух, Маша оглянулась на покинутую ими деревню. Отсюда, со склона горы, игрушечные домики Кагбени, окружающие её заплатки полей кукурузы и пшеницы, яркие пятна цветущих рододендронов, извилистая нитка реки казались нереальными, нарисованными неуверенной детской рукой. Он вздохнула. Впереди высились мрачные утёсы, покрытые ледниками и шапками вечных снегов. Правда, Ашвин уверил её, что им не придётся карабкаться на ледники и преодолевать неприступные вершины. В Солу Кхумбу вполне можно добраться по тропе. И хотя её нельзя назвать удобной, всё же она приведёт их к горе Лангтаг, а там и до Солу Кхумбу недалеко.
Маше нравился их новый проводник. Он охотно отвечал на вопросы, рассказывал о себе, много улыбался и старался всячески облегчить жизнь путешественникам. Шерпы тоже не хмурились и не отворачивались, но их улыбки ничего не значили, потому что Маша не знала непали, а они не говорили по-английски. Всё же вид приветливых лиц действовал на неё успокаивающе. Кстати, одним из носильщиков была женщина. Она ничем не отличалась от мужчин и спокойно несла на спине немалый груз. Обнаружив, кем является худенький носильщик с узким морщинистым лицом, профессор заволновался и отважно предложил взять у неё часть груза. Женщина рассмеялась и что-то ответила ему, отчего он смутился и покачал головой. Вечером, когда экспедиция встала на ночёвку, профессор сказал, что женщина предложила ещё и его нести, когда он устанет. Всё же путешественники чувствовали себя неловко. Наконец, профессор не выдержал и, отозвав в сторонку Ашвина поделился с ним своими сомнениями. Маша и Вольдемар наблюдали, как проводник что-то сказал, легкомысленно отмахнулся и, улыбаясь, вернулся к шерпам. Подошедший Марк Авдеевич задумчиво сказал: – Анг Ламу – настоящая представительница племени шерпов. Их женщины носят поклажи, достигающие двух третей собственного веса. Зачастую они нанимаются носильщиками.
– Но, Марк Авдеевич, разве “носильщик” и “шерп” не слова-синонимы? – Маше было любопытно приоткрыть ещё одну завесу в жизни народа Непала.
– Нет, Мария Александровна, это просто белый человек в своём великом пренебрежении теми, кого он считал недостойными своего внимания, назвал шерпами всех носильщиков.
– Но, всё же, может быть мне стоит предложить свою помощь? – Вольдемар неохотно стал подниматься со своего рюкзака, на котором сидел, – всё же я моложе…
– Не нужно, Вольдемар, – профессор махнул рукой, – им виднее. Как бы Анг Ламу на нас ещё и не обиделась. – Парень с удовольствием плюхнулся обратно на рюкзак.
***
Одинаковые дни слились в непрерывную череду. Неспешный, монотонный шаг всё вверх и вверх, и вот уже альпийские луга с ковром изумрудной травы и сказочными цветущими эдельвейсами остаются позади, а впереди явственно тянет холодом вечных снегов, и снежные языки пока только редко, нерешительно вторгающиеся в царство цветущей зелени, уже скрипят под ногами. Ещё два дня – и вот они, снежные поля и уступы, покрытые сплошным искрящимся ковром.
На привале достали тёмные очки. Профессор протянул Маше и Вольдемару тканые маски, закрывающие лица. – Вот теперь мы похожи на бандюков, – хохотнул Вольдемар, натягивая маску на лицо и цепляя сверху очки.
– Или на ментов, – буркнула Маша. Маска ей не нравилась, она колола лицо, дышать сразу стало тяжело. И так они поднялись уже довольно высоко и разреженный воздух затруднял дыхание, да ещё это… Но ничего не поделаешь, если не хочешь получить солнечный ожог – придётся смириться.
Лишь вечером они смогли снять очки и маски. Лицо чесалось и горело. Сегодня они весь день шли вдоль горы, по узкой, едва заметной тропе. Левое плечо постоянно задевало отвесный склон, шершавый камень холодил руку. Справа обрыв заканчивался на неизвестной глубине.
Носильщики что-то жевали на ходу, учёные и думать не могли о том, чтобы извлечь из рюкзаков съестное. Каждое неосторожное движение грозило падением в пропасть. Правда, всех их соединяла верёвка, обмотанная вокруг пояса, но Маша даже думать боялась, что случится, если кто-нибудь сорвётся с тропы. Ашвин шёл первым, за ним Вольдемар, профессор, Маша, а замыкали цепочку шерпы.
Маша жутко устала и с трудом переставляла ноги в тяжёлых горных ботинках. Внезапно тропа закончилась и открылась небольшая, но всё же площадка, скальный выступ, обдуваемый ветром. – Здесь будем ночевать, – объявил Ашвин. Стянув с плеч рюкзаки, Маша и Вольдемар без сил повалились рядом. Профессор присел на обломок скалы, тяжело стянул очки и маску. Темнело. Носильщики побросали тюки, экономными движениями разожгли примус, поставили на него чайник, набитый снегом. Маша смотрела на них равнодушными глазами. В мыслях было только одно: упасть и сдохнуть. Чайник вскоре закипел, и ей пришлось идти за кипятком. В оставшуюся воду Ашвин бросил полплитки чая, масло и специи. Путешественники кое-как затолкали в себя по половине чёрствой лепёшки, нехотя поели холодной тушёнки, запили горячим чаем. Сразу стало тепло и потянуло в сон. Носильщики уже раскатали тонкие подстилки и улеглись на них, завернувшись с головой. Маша поёжилась. Предстояло спать в спальнике, на ветру, без палаток. Их просто некуда было ставить. Подошедший Вольдемар сказал: – давай, ляжем в один спальник, а другим накроемся, теплее будет.
– Нет, – Маша мотнула головой, – ляжем каждый в свой спальник. Авось, не замёрзнем. Вон шерпы, спят на тонких подстилках и ничего, живы.
– Ну, смотри, усмехнулся тот, – замёрзнешь – приходи. – И он подмигнул ей, гад такой!
***
Они шли ещё целую неделю, и Маше казалось, что весь мир состоит из чёрных острых пиков, уходящих в небо, серых скал и блестящего, режущего глаза снега. Они карабкались на эти скалы по едва заметным тропам, пробирались по краю бездонных пропастей, а иногда где-то там, почти у центра Земли, шумел и клокотал стремительный водный поток.
Но однажды днём Ашвин выпрямился на тропе и сказал: – Лангтаг. – И все остановились и замерли, а Маша увидела, что уже давно сбоку нет отвесной скалы, а заледенелая тропа не вьётся по краю обрыва. Она поняла, что они перевалили хребет, и их цель уже близко.
ГЛАВА 6.
Внезапно низкий гул прокатился в воздухе. Маша почувствовала, как содрогнулась скала под её ногами, а близкие заснеженные пики на мгновение размылись в прозрачной синеве. В следующую секунду они скрылись под белой искристой завесой, поднявшейся в воздух. Недоумевая, она перевела взгляд на проводника и ужаснулась: его лицо утратило краски. Смуглая кожа посерела, даже губы стали бледными. Затем громкие вопли отвлекли её. Шерпы с бешеной скоростью расстёгивали ремни и сбрасывали груз со спины. То же самое лихорадочно проделывал Ашвин. Маша посмотрела на спутников: нахмурившись, профессор смотрел на проводника и носильщиков, а Вольдемар напряжённо озирался.
Ашвин глянул на них и крикнул: – землетрясение! Надо бежать! Быстро бежать!
Вольдемар неуверенно опустил на землю рюкзак, Маша и профессор медлили. Перепрыгнув через тюки, шерпы стремительно помчались по тропе. Проводник, рванув с Маши рюкзак, отбросил его в сторону и с силой толкнул её в спину: – беги! Быстрее! – Затем сам устремился за носильщиками. Но было поздно. Расширившимися от страха глазами Маша наблюдала, как с окружающих их вершин сорвались вековые пласты снега и, с каждой секундой убыстряясь, понеслись вниз, вздымаясь над острыми скалами. Лавина! Она растерялась, понимая, что убежать не удастся.
– Мария! – Она увидела, что профессор и Вольдемар прижимаются спинами к недалёкой скале и машут ей руками. Небольшой выступ крышей нависал над ними. Но нет, не успеть. Маша сделала пару шагов назад по тропе и, скрючившись, вжалась в небольшое углубление у подножия громадного скального обломка. В следующее мгновение с воем и грохотом скорого поезда их накрыла лавина.
***
Со страшной силой её рвануло и выкинуло из-под обломка. Дышать было нечем, рот, нос и глаза забило снегом. Маша чувствовала, как бешеная сила швыряет и крутит её. Неимоверный грохот и гул оглушал. Она продолжала сжиматься, крепко обхватив себя под колени и прижимая подбородок к груди. В голове мелькали обрывки мыслей: лишь бы погибнуть сразу, а не задыхаться под многометровым слоем снега; не дай бог, если будут сломаны руки или ноги. Мелькнула горькая мысль, что Анютка будет расти без мамы, а бедные родители не смогут даже прийти на её могилу. Сильный удар по голове – и её сознание померкло.
