Текст книги "В снежных горах Непала (СИ)"
Автор книги: Наталья Соколина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
Он помотал головой: – нельзя! Мы погубим поле и урожай. – Пилот пожал плечами и вернулся в своё кресло. Вертолёт зашёл на второй круг.
– Что? Что он тебе сказал? – Галина Николаевна в тревоге наклонилась к мужу.
– Они не могут сесть, – прокричал Джайя, – видишь, кроме полей нет ни одной более-менее ровной площадки!
– На поле нельзя! – она нахмурилась, муж согласно кивнул:
– да, я тоже им это сказал!
– тогда что?
Сильные пальцы хирурга сжали её руку: – боюсь, нам придётся возвращаться домой!
– А Сантош?? А больные дети?? – Он промолчал, хмуро глядя перед собой. Галина Николаевна решительно встала. Придерживаясь за мужнино плечо, наклонилась к пилотам и, напрягая голос, прокричала:
– предлагаю сбросить груз!
Один из лётчиков обернулся, с недоумением глядя на неё: – у нас нет парашютов, груз разобьётся!
– Может быть, заросли кустарника смягчат падение?
Лётчики поговорили между собой по ларингофону, а затем тот, что был за штурвалом, кивнул и круто заложил вертолёт, уходя в сторону зарослей самшита на окраине деревни.
***
Вертолёт! Радости Сантоша не было границ! Он видел прильнувших к иллюминаторам родителей и усмехнулся: – кто бы сомневался, что они явятся оба! Сколько он помнил себя, отец и мать всегда были готовы подставить плечо, если ему или Майе требовалась помощь. Только вот от несчастной любви они не смогли его спасти… – Он тряхнул головой, избавляясь от не вовремя нахлынувшей грусти и вновь стал смотреть на вертолёт. Он закладывал большие круги над деревней, не пытаясь приземлиться. Сантошу стало тревожно. Что случилось? Люди рядом с ним возбуждённо переговаривались, кто-то махал руками, кричал. И вдруг он понял: вертолёту некуда сесть! Нувакот расположен на крутом склоне, берег реки сплошь состоит из громадных валунов, принесённых бурным течением.
Стоящий рядом Махендра тихонько сказал: – о, боги, неужели они улетят, не оставив нам лекарства? Тогда мы все вымрем от менингита, и ярсагумба нас не спасёт.
– Нет, не улетят! – уверенно ответил Сантош, – они обязательно что-нибудь придумают.
– Если только на поле, – Махендра болезненно поморщился, – посевы будут погублены. Конечно, семья, чьё поле пострадает, с голоду не умрёт, соседи помогут, но всё же это будет катастрофой!
Вертолёт, резко накренившись, развернулся и устремился в сторону от деревни. Сантош и все, кто радовался вместе с ним, замолчали, с тревогой наблюдая за улетающей машиной. Выше по склону горы, поросшей густыми, переплетёнными между собой зарослями самшита, вертолёт завис, а потом стал медленно и осторожно снижаться. Внезапно открылся люк, и вниз посыпались коробки. Они подпрыгивали на пружинящих ветвях самшита и исчезали, проваливаясь сквозь кустарник. Несколько коробок покатились вниз по склону, разваливаясь от ударов о камни.
Сантош побежал, Махендра не отставал, а за ними рванула вся деревня.
Люк в боку вертолёта закрылся, он поднялся выше и завис, ожидая бегущих людей. Сантош задрал голову, разглядел лица отца и матери и, улыбаясь, помахал им рукой. Они тоже махнули ему, а затем вертолёт поднялся ещё выше, сделал большой круг и, набирая скорость, исчез за хребтом.
До самого вечера счастливый Сантош разбирал сброшенные с вертолёта коробки. В одной из них нашлась пространная записка от отца с подробными рекомендациями от врачей инфекциониста и невролога. Отец писал, что не мог дозвониться до сына, сообщал последние госпитальные и семейные новости. В конце обнаружилась коротенькая приписка от матери, вся пронизанная тревогой и беспокойством за Сантоша. Она напоминала ему о возможности заражения, просила не пренебрегать мерами безопасности. Он улыбался, читая её наставления.
Несколько коробок разбилось и упаковки с лекарствами, одноразовыми шприцами и антисептическими средствами разлетелись по всему склону. Деревенские жители целый день собирали их и приносили Сантошу, всеми силами стремясь хоть в малости помочь ему. Он, также, обнаружил большую дорожную сумку со своими вещами, сброшенную с вертолёта. Улыбаясь, он вытаскивал чистые джинсы, рубашки и пару футболок, тёплую куртку и высокие горные ботинки. Сантош покачал головой: совершенно напрасные хлопоты. Обратно он не будет топать по горам битых две недели, а за несколько дней домчится до Солу Кхумбу в облике барса.
***
Сантош собирался в обратный путь. При наличии нужных лекарств менингит лечится быстро. Вот и у него в импровизированном госпитале осталось всего пятеро детей, поступивших последними. Он планировал отпустить их домой через пару дней.
Пришлый чхетри, спасший Нувакот от гибели, стал божеством для жителей деревни. Ему несли всё, что было ценного у счастливых родителей: яркие, красочные ткани и ковры, расписную глиняную посуду, выделанные до мягкости шкуры овец, коз и буйволов, кожаную обувь, штаны из крапивной ткани, рубашки из домотканого полотна, множество циновок, толстые одеяла и подушки, сшитые из разноцветных лоскутков и набитые овечьей шерстью. Сантош отбивался, как мог, но наутро вновь находил у своих дверей новые подарки.
Махендра посмеивался над ним и наполовину в шутку, наполовину всерьёз спрашивал, не останется ли он жить в Нувакоте. Сантош категорически отказывался и приглашал парня на свадьбу, которая состоится сразу же после его возвращения в Солу Кхумбу. Махендра лишь качал головой, не решаясь критиковать приятеля за столь странный выбор, о котором ему уже было известно.
Все оставшиеся медикаменты и подарки оставались брамину. Сантош уходил рано утром, когда первые робкие лучи солнца показались из-за гор. Он не стал прощаться ни со старостой Нувакота, которого он презирал за трусость и страх перед колдуном, когда тот решил сжечь заболевших детей, ни, тем более, с самим Бахадуром. Его провожал один Махендра.
Когда деревня скрылась из виду, они остановились. Грустно улыбаясь, юноша смотрел на Сантоша, потом сказал: – а, знаешь, возможно я не так уж и ошибался, когда, запугивая колдуна, сказал, что ты являешься далёким потомком Шивы. Ведь во всей истории человечества лишь высшие существа могли менять свой облик.
Сосредоточенно раздевающийся Сантош рассеянно сказал: – ага. А ещё дэвы, демоны или как их там…
– Ну, они ведь тоже относились к высшим существам, только, так сказать, со знаком минус, – возразил Махендра.
– Ты прав, учитель! – хлопнув того по плечу, рассмеялся Санош, – только вот, похоже, недолюбливают меня мои божественные родственнички! В последнее время всё у меня идёт как-то не слишком гладко, я бы сказал! – про себя добавил: – хоть и назвала меня Кали Юга любимцем богов.
Махендра улыбнулся, протянул руку: – до свиданья, Сантош, надеюсь, мы ещё встретимся!
Голый Сантош крепко пожал протянутую руку, скомандовал: – отвернись! – тот послушно повернулся спиной. Через несколько секунд тихое рычание известило его, что сзади стоит снежный барс.
Длинными лёгкими прыжками он помчался к синеющему вдали перевалу. На вершине ближайшей горы остановился, обернулся: далеко-далеко Махендра, неподвижно стоящий на склоне, поднял прощально руку. Присев на задние лапы и задрав морду к небу, ирбис издал громкий раскатистый рык. Махендра засмеялся и, махнув рукой ещё раз, побежал в деревню.
ГЛАВА 24.
Сантош – ирбис удобно устроился в небольшой пещере, собираясь вздремнуть. Всю ночь он бежал, задержавшись лишь для того, чтобы перекусить. Две горные куропатки, не успевшие вовремя убраться с его дороги, пали жертвой оголодавшего зверя. Он слопал их с костями и лишь слегка ободрал перья шершавым языком. – А, – он смешливо фыркнул, вспомнив ещё одну свою задержку. – самка ирбиса! – Она сама нашла его, когда он прилёг отдохнуть от долгого бега. Её запах он почувствовал издалека. Самка была течной и искала партнёра. Внутри него шевельнулось желание молодого, полного сил самца, но Сантошу-человеку было лень вставать, и он лишь наблюдал за её приближением. Она осторожно приблизилась, припадая на передние лапы и поставив торчком хвост. Он тихо зарычал, но не угрожающе, а одобрительно, поощряя её. И тогда самка осмелела, медленно приблизилась и лизнула в нос, отчего он чихнул и игриво ударил её тяжёлой лапой. Не удержавшись, та покатилась по склону, а Сантош с интересом наблюдал, как она, зацепившись, наконец, за куст, опять полезла наверх, к нему. Вскарабкавшись, она поползла к нему на брюхе, и он милостиво позволил ей приблизиться. Осмелев, самка повернулась к нему задом, задрав хвост, и он с удовольствием сунулся туда носом, но тут же отшатнулся, с иронией подумав, что его зверь находит её запах очень соблазнительным. Не раздумывая более, он вошёл в неё грубо и резко, но самка лишь заурчала довольно, а затем яростное рычание двух барсов надолго распугало всю живность в ближайших горах.
Сразу же после совокупления Сантош прогнал самку, хотя она была непрочь повторить. Он посмеивался про себя, находя забавным свою измену сразу двум женщинам. Одну он, несмотря ни на что, любил, но был ей не нужен, а вторую не любил, но готовился стать ей мужем.
Он вытянулся во всю немалую длину, положив тяжёлую голову на лапы. Звуки гор были привычны, знакомы и успокаивающи. Шуршал осыпающийся с крутого утёса снег, издалека донёсся гул сошедшей лавины, из ближайшей пропасти слышался звук воды: крохотный ручеёк бодро скакал по её дну. Под эти звуки он крепко уснул, лишь чуткий нос продолжал бодрствовать, сообщая о всех запахах, приносимых свежим ветром.
***
Время шло, приближалась защита кандидатской диссертации. Несмотря на душевный раздрай, Маша была настроена решительно. Профессор больше не заговаривал с ней о свадьбе в семье Пракаш Малла, а она и не спрашивала. Маша усиленно занималась, целыми днями просиживая в читальном зале, и Марк Авдеевич одобрительно кивал, просматривая её предварительные наброски. Непал, его традиции и обычаи, жизненный уклад всё это легло в основу её работы. Написанию диссертации она отдавалась самозабвенно, вкладывая в неё всё, что могла по крупицам собрать из разных источников, что видела и слышала сама, беседуя с непальцами. Её боль затаилась, замерла в глубине её сердца, но Маша знала, что она никуда не делась. Ей часто снились чёрные изломы скалы с белыми пятнами снега и, на её вершине, силуэт большой кошки, горделиво озирающей окрестности. Её упрямство куда-то испарилось, и Маша иногда жалела, что не записала номер телефона Сантоша. Она так спешила уехать, так надеялась забыть его и вернуться к своей, пусть унылой, но размеренной и упорядоченной жизни… Оказалось, что её любовь неубиваема. Мысли о Сантоше не оставляли её. Порой Маша думала о том, как сложилась бы её жизнь, останься она в Непале. – Семья, дети, любимый муж… О науке пришлось бы забыть. Но разве она не могла бы готовиться к защите докторской? Непал можно исследовать всю жизнь, открывая всё новые грани в жизни его удивительного народа. А там, чем чёрт не шутит, в Университете Катманду открылась бы кафедра этнографии…, – мысленно она усмехнулась: – Сантош уже, наверняка, женился, а ей всё неймётся. Да и любил ли он её на самом-то деле?
Неожиданно объявился Вольдемар. Как ни в чём не бывало, он подошёл к Маше в библиотеке, попытался фамильярно приобнять за талию. Она с возмущением оттолкнула его: – откуда ты взялся?! А как же учёба в Англии? – он скис, поморщился:
– Джим обманул меня! Он сказал, что, раз ирбиса не удалось вывезти, то и его обязательства аннулируются.
– Маша с презрением смотрела на него: – удивляюсь твоей подлости! Как можно так страшно поступить с человеком, даже если он в шкуре зверя?
– Да чего ты раскипятилась-то, Мария? – он искренне не понимал её возмущения: – оставалось совсем чуть-чуть, и мужик окончательно превратился бы в барса. А вот в его мозгу сохранились бы центры, отвечающие за такое странное превращение. Это было бы колоссальное открытие!
Он был ей омерзителен. Она с ненавистью посмотрела на Вольдемара: – никогда, ты понял? никогда не смей подходить ко мне, иначе я располосую твою рожу ногтями! – она отвернулась, чтобы и на самом деле не вцепиться в эту самодовольную физиономию.
Он отшатнулся, с испугом пробормотал: – ты такая же ненормальная, как и бросивший тебя любовник! – Маша резко повернулась, шагнула к нему, и он, торопливо отступил, а затем и вообще выскочил из зала, провожаемый любопытными взглядами посетителей.
Настроение было испорчено окончательно и бесповоротно. Именно такую, всклокоченную и злую, её встретил профессор Рубинштейн в коридоре.
– Мария Александровна, что случилось? На вас лица нет!
Ей стало неловко: – я… встретила Вольдемара, и мы поругались.
Он сочувственно посмотрел на неё, понимающе покивал: – да-да, я понимаю. Но я ничего не мог поделать, – он выглядел виновато, – меня… попросили. Настойчиво попросили взять его обратно. Так что он тоже будет защищаться, но только через год, наверно. И, – профессор горделиво выпрямился всем тщедушным телом, – я категорически отказался быть его научным руководителем! – Маша грустно улыбнулась.
***
Сантош жадно целовал любимую, всем телом ощущая её трепет, желание и готовность принадлежать ему полностью и до конца. Он чувствовал языком и губами вкус и жар её лона, а нос с упоением вдыхал запах женского естества. Он слышал её тихие стоны, чувствовал, как её руки обнимают его, ласково сжимают напряжённый пульсирующий, тяжёлый от наполняющего его желания, пенис, поглаживают яички и внутреннюю поверхность бёдер. Не выдержав, он навалился на неё всей тяжестью, вжимаясь, входя в неё и чувствуя её готовность, стремление слиться в одно целое. Он уже забыл, что может быть так счастлив, а сейчас это чувство захлестнуло его, накрыло с головой, и Сантош с торжествующим воплем вознёсся к сияющим небесам вместе с любимой, которая разделила с ним этот восторг.
Он открыл глаза, не понимая, где находится, прошептал: – Маша! Маша… – и очнулся, окончательно проснувшись. Влажные липкие трусы неприятно холодили тело, и он с омерзением, торопясь, стащил их и забросил в дальний угол пещеры.
Сегодня, уже под утро, он добрался до своего логова, обернулся человеком и завалился спать на знакомую постель из шкур яков, едва успев натянуть трусы и футболку. Сантош, с одной стороны, был рад, что наконец-то добрался до дома. До Солу Кхумбу было рукой подать: даже с тихоходной и непривычной к горам Машей они добирались от пещеры до деревни меньше суток, а уж один-то он добежит за полдня, даже если решит идти в человеческом облике. Честно признаться, он устал. Как физически, так и морально. И ладно бы хроническое недосыпание и прочие прелести ухода за тяжелобольными детьми, но постоянное напряжение и боязнь сделать ошибку – всё же он не был специалистом по инфекционным болезням, но ежедневная выматывающая настороженность и внимание к окружающим его людям, ещё недавно собирающимся устроить громадный погребальный костёр из собственных детей, ужасно угнетали его.
Наконец, он избавился от них. Дети и немногие заболевшие взрослые здоровы, а Сантош мысленно хвалил себя.
Но, с другой стороны, возвращение домой повергало его в уныние. Два месяца прошло, а он обещал Наре, что они поженятся, как только минует установленный ему матерью срок. Сейчас ему казалось, что время пролетело слишком быстро, и он ещё не готов стать женатым человеком. Не торопясь, он оделся и умылся, растопил очаг и позавтракал. Грустно вспоминая свой сон, он тяжело вздохнул, подумал: – вспоминает ли его Маша? Или уже забыла в объятиях другого мужчины? – Настроение окончательно испортилось, но нужно было идти. Он решил, что барсом он доберётся гораздо быстрее, и принялся раздеваться.
Вскоре белый, с серыми размытыми пятнами на шкуре ирбис, скользнул из пещеры, на минуту задержался на вершине скалы, оглядывая окрестности и принюхиваясь. Сильный ветер обдувал морду, ледяная крошка и колючий снег приятно ворошили густую шерсть и массировали шкуру. Он широко, со вкусом зевнул, обнажив острые белые клыки и, спрыгнув со скалы, неторопливо потрусил по едва заметной тропе.
***
Жители Солу Кхумбу окидывали равнодушным взглядом пробегающего мимо громадного снежного барса и тут же возвращались к своим делам. Тому тоже не было до них дела. Задача номер один – вымыться, наесться до отвала и отоспаться. Всё остальное подождёт.
Добравшись до дома, он прямо на веранде обернулся и вошёл голым, грязным и очень худым мужчиной. Натянув шорты и сунув ноги в сандалии, он прихватил мыло, большое полотенце, а также чистые трусы, футболку и отправился на реку. Ледяная вода была мягкой, снеговой, и мыло трудно смывалось. Растёртое до красноты травяной мочалкой тело горело, но было чистым, кожа приятно поскрипывала. У Сантоша мелькнула мысль, что ему нравится запах чистоты, а вот у Маши он любил именно запах её тела и предпочитал, чтобы в постель она ложилась, как есть: едва уловимо пахнущая пОтом, какими-то ей одной свойственными ароматами. Она стеснялась и бурно протестовала, но он не отпускал её мыться, пока не нацелует везде, где ему хочется, пока её лоно не наполнится его семенем и его запахом. Лишь после этого она с облегчением скрывалась в ванной, а он смеялся над её стеснительностью.
Сантош подумал, что, несмотря на разлуку, Маша постоянно присутствует в его жизни. На каждое событие, случившееся с ним, он смотрит ещё и её глазами. Он был совершенно уверен, что заслужил бы её одобрение, отправившись в Нувакот. Но он также был уверен и в том, что она не находила бы себе места в тревоге за него. Его злость на неё куда-то ушла, уступив место тоске и безысходности. Он знал, что Нара ждёт его, но её беспокойство оставляло его равнодушным. После недолгого отдыха он отправится к деду, а потом, вечером, может быть заглянет и к ней. Сантош поймал себя на том, что подсознательно оттягивает встречу с невестой. Он презрительно усмехнулся: – недостойно мужчины обманывать доверившуюся ему женщину! Он должен стать её мужем, раз обещал ей.
***
Впервые за долгое время Маша чувствовала себя по-настоящему счастливой. Она защитилась! Члены комиссии были впечатлены. Её кандидатская содержала огромное количество материала, касающегося жизни, обычаев, традиций и обрядов населения горного Непала. Ей удалось показать связь времён, увязать прошлое и будущее древней страны. Вопросы не прекращались и после защиты. Как сказал председатель комиссии: – очевидно, что в диссертацию Мария Александровна вложила частичку своей души.
Тем не менее, Маша чувствовала некоторую неудовлетворённость. Ей казалось, что тема раскрыта неполно и несколько схематично. Профессор утешал её, говоря, что невозможно в одной кандидатской диссертации описать и исследовать огромный культурный пласт из жизни такой древней и малоизученной страны, как Непал. Впереди её ждал непродолжительный отдых, а затем должность преподавателя на кафедре этнографии.
Сразу после защиты она поехала к родителям. Ольга Васильевна забрала Анютку из садика пораньше, чтобы они, все вместе, смогли отпраздновать выдающееся событие.
Маша даже не стала забегать в супермаркет, потому что мама, наверняка, уже всё приготовила.
Родители уже знали об её успешной защите, и встретили её радостными улыбками. Анютка повисла у неё на шее, шепнув: – мама, ты теперь очень умная, да?
Маша рассмеялась и только сейчас поняла, что кончились её ночные бдения, тревога и неуверенность в правильности выбранной темы, страх и сомнения накануне защиты. Она свободна!
Праздничный стол уже ждал её. Родители жаждали узнать все подробности события: кто что говорил, какие вопросы задавались, и Маша с удовольствием припомнила и повторила для них всё, что отложилось в памяти.
Торжественный ужин закончился, и Ольга Васильевна предложила ей заночевать с дочерью у них. Дедушка с бабушкой соскучились по внучке, а Маше теперь, слава Богу, не нужно куда-то спешить, по крайней мере, пока не вышла на работу. Она с удовольствием согласилась и отправилась в ванную, чтобы сполоснуться перед сном. И тут вдруг накатило. То ли шампанское ослабило волю, то ли сыграла свою роль общая расслабленность. Маша внезапно вспомнила, как они с Сантошем сидели в Солу Кхумбу как-то поздно вечером, а перед ними на циновке стоял здоровенный кувшин из необожжённой глины, полнёхонький молодого виноградного вина. Они пили его из больших глиняных кружек, оно кружило ей голову, и ей всё казалось смешным и забавным. Маша любовалась сильным смуглым лицом, тёмными насмешливыми глазами, ласково смотрящими на неё, и ей хотелось, чтобы Сантош поцеловал её. Он ловил её нахальный призывный взгляд, но лишь усмехался. Ей не было обидно: ведь это всего лишь игра! Сильный красивый мужчина понимающе смотрит ей в глаза, она, слегка опьяневшая и слегка утратившая над собой контроль, почувствовавшая вдруг, что нравится ему, что он любуется ею, но никогда не позволит себе воспользоваться её временным легкомыслием.
Маша вздохнула, присела на край ванны, и вдруг слёзы сами собой брызнули из глаз. Она плакала самозабвенно и со вкусом, уткнувшись лицом в большое банное полотенце и сдерживая рыдания, чтобы не услышали родители.
А ночью он пришёл к ней в постель. Во сне Маша явственно ощущала под своими ладонями его гладкую кожу и упругие мускулы, которые мягко напрягались, когда он обнимал её. Он не торопился, обнюхивал её, глубоко вдыхая её запах, языком и губами слегка касаясь шеи, сосков, опускаясь ниже, к животу и бёдрам. Во сне ей не было стыдно, она радовалась его ласкам и нежность и любовь к нему переполняла её сердце.
Она проснулась, как от толчка и некоторое время не могла понять, где она. А затем горечь утраты чёрным покрывалом накрыла её. Маша думала о том, что любит Сантоша не только за то, что близость с ним доставляла ей необыкновенное наслаждение. Даже, вернее сказать, вообще не за это. Близость – это как побочный продукт их душевного единения, когда мысли и чувства одного в полной мере разделял другой.
***
Откинувшись на спинку дивана Сантош с усмешкой слушал деда, который, бегая по комнате, с негодованием обличал очередного редактора какого-то научного журнала, требующего от него значительного сокращения статьи: – он чиновник! Обычный, малограмотный чиновник! Как он может требовать от меня сокращения двух глав, если без них статья теряет всякий смысл!
– Дед, чиновник не может быть малограмотным! – Сантош уже хохотал.
– Да что ты понимаешь, мальчишка! – господин Ари в гневе потряс воздетыми к потолку руками, – культурному человеку недостаточно только уметь читать и писать!
– Ага, он ещё должен разбираться в лингвистических особенностях языка каждого из племён, населяющих нашу страну!
– А, ну тебя к дэвам, Сантош, – дед обречённо махнул рукой, – давай, рассказывай, что там у тебя было в Нувакоте и как дела со свадьбой?
Внук недовольно передёрнул плечами: – был серозный менингит, но детей удалось вылечить. Да что, если бы не родители, моя жизнь не стоила бы и шерстинки из собственного хвоста! Хорошо, отцу удалось как-то заполучить вертолёт. Они с мамой прилетели и сбросили мне коробки с лекарствами. Повезло! – он скривился, – знаешь, дед, люди собирались сжечь мой импровизированный госпиталь вместе со мной и больными детьми. – Господин Ари покачал головой, ничуть не удивившись. – Что же касается свадьбы…. Два месяца, которые я обещал родителям, прошли. Теперь пусть решает Нара. Скажет завтра – женюсь завтра. – Сантош отвернулся, глядя в окно. Дед с сочувствием посмотрел на него, но вслух сказал:
– ты должен сказать Наре правду.
– Какую?? Что я люблю другую женщину?? Она и так это знает.
– А что? Так и скажи. Пусть она услышит это от тебя самого, а не пользуется домыслами и догадками. Если нужен ты ей такой – так тому и быть. Тебя за язык никто не тянул, когда ты дал слово жениться на ней.
От деда Сантош направился к Наре. Конечно, она знала, что он появился в деревне, но к ней не спешил. Она была, как всегда, спокойной, ласковой и с готовностью ответила на его поцелуй. Они уселись в тени, на веранде её дома, и Сантош с воодушевлением принялся рассказывать ей о деревне Нувакот, её жителях и учителе из касты браминов. В какой-то момент он глянул на неё и…запнулся. Мысли Нары были далеко и, хотя она улыбалась, её глаза поразили Сантоша пустотой. Он понял, что чужие беды и радости никогда не смогут поколебать её спокойствия, незыблемого, как вечные Гималаи. Ему не хотелось затевать разговор о свадьбе, но он, всё же, сказал: – Нара, два месяца прошли… – он не стал продолжать, но она поняла:
– да, прошли. Но, Сантош, ведь ты не любишь меня, а по-прежнему любишь ту, чужую женщину? – она грустно смотрела ему в лицо, и он пробормотал:
– ты права, я люблю её. Но это ничего не значит, поверь. Она уехала и никогда не вернётся. Я не собираюсь грустить о ней всю жизнь! Я обещаю тебе, Нара, что сделаю всё, чтобы ты была счастлива со мной! – Он поднял на неё яростные глаза, а она тихо улыбнулась, погладила его по щеке:
– я верю тебе, Сантош, и люблю тебя, но прошу: не надо торопиться. Скоро начнётся сезон дождей, а когда он кончится, мы можем пожениться.
Санош благодарно сжал её руку и со стыдом подумал, что его радость слишком очевидна. Нара благородно не настаивает на немедленной свадьбе, а он доволен, что получил отсрочку. Они посидели на веранде, и она рассказала ему, что в его отсутствие младший из её детей тяжело болел. У него поднялась температура, его рвало и болел живот. Сантош обеспокоился и предложил осмотреть малыша, но Нара удержала его. Болезнь давно прошла, а мальчишка увязался в поле за Ранджитом. Они посидели ещё немного, и Сантош отправился домой, сделав вид, что не заметил её вопросительного взгляда. Очевидно, что Нара хотела бы, чтобы он остался у неё ночевать, но, положа руку на сердце, он признался себе, что не готов к этому.
***
Они встречались ежедневно и подолгу бывали вместе. Сантош даже водил Нару к деду, который от души веселился, видя их вместе. Внук хмурил брови и укоризненно смотрел на старика, а Нара тихо улыбалась.
Сантош удивлялся и ужасался себе. Он находил, что непростая ситуация выявила самые неприятные и, он сурово осуждал себя, подлые черты его характера.
Днём он мило беседовал с Нарой и её мужьями. Порой, преодолевая внутренний протест, привлекал её в свои объятия и подолгу целовал. А ночью… Лишь только наступала ночь, эротические сновидения выматывали душу. В них он грубо овладевал Машей, преодолевая слабое сопротивление распластывал её на постели. Он просыпался в поту и с бьющимся сердцем, ругая себя и её и подолгу сидел на веранде, зажав ладонями лицо, пока ночной холод не загонял его в дом.
Он стал раздражительным и сварливым, часто срывался на грубость, а потом мучительно извинялся. Дед лишь посмеивался, а Нара смотрела с жалостью, что ещё больше раздражало его.
Однажды утром он пришёл к ней и, твёрдо глядя в глаза, сказал: – Нара, я должен всё выяснить наверняка. Прости меня, милая, я чувствую себя подлецом, и ты вправе меня ненавидеть…
Она серьёзно ответила: – нет, Сантош, ты не подлец. Я ждала, когда же ты решишься. Конечно, ты должен встретиться с этой женщиной! Если она тебя не любит, то ты вернёшься ко мне, и мы поженимся. А если будет по-другому… я не затаю на тебя обиды, ведь сердцу не прикажешь. – Она с грустью смотрела на него, и Сантош, благодарно поцеловав жёсткие шершавые ладошки с бугорками мозолей, повернулся и торопливо направился домой.
Через час одинокий путник ровным неспешным шагом устремился по узкой тропе к перевалу Лангтаг, а вскоре его высокая фигура скрылась из виду.
ГЛАВА 25.
По случаю наступающей весны и субботы Маша затеяла генеральную уборку. Вчера родители забрали Анютку к себе, и сегодня с утра пораньше она включила телевизор, чтобы под его бормотание мыть, протирать и пылесосить. Позавтракав на скорую руку, она натянула старенькие шорты и вылинявшую футболку с растянутым воротом. За шумом воды в ванной она не сразу услышала звонок. Он как-то нерешительно звякнул и смолк. Маша закрыла воду и прислушалась, но звонок не повторился. Возможно, ей показалось? Она решительно распахнула дверь и… от неожиданности у неё чуть не подкосились ноги: перед нею стоял и хмуро смотрел на неё Сантош! Она растерялась, не зная, что сказать и молча глядела на него. Наконец, уголок его рта дрогнул в усмешке: – можно мне войти, Маша?
Она вспыхнула, залилась румянцем, торопливо пробормотала: – конечно, Сантош, заходи. Извини, я… не ожидала тебя увидеть.
Он шагнул в прихожую и остановился у двери. Бросив взгляд на комнату, спросил: – у тебя мужчина? Я слышу его голос. Он не станет возражать?
– Это телевизор! – она улыбнулась и заметила, как напряжение отпустило его. Действительно, тихий голос ведущего вполне можно было принять за голос присутствующего мужчины. – Снимай куртку, проходи, что же ты стоишь? – она захлопотала, пытаясь скрыть растерянность: – прости, у меня грязно, я уборку затеяла! – вдруг она вспомнила: – а… твоя…жена, она тоже с тобой приехала? – Маша заставила себя посмотреть ему в глаза и её сердце ухнуло в чёрный бездонный колодец: он отвернулся, запнувшись, сказал:
– я…не женат, Маша.
Она уже собрала в кулак всю силу воли и постаралась, чтобы её голос звучал равнодушно: – так это на свадьбу Майи нас приглашал господин Ари?
– н-н-нет, на мою! – он тоже собрался с духом, уверенно глянул ей в лицо: – Маша, нам надо поговорить! Мы расстались… как-то плохо мы расстались! Позволь, я всё тебе объясню!
Но ей, как говорил отец, уже попала шлея под хвост. Предательские слёзы подступили совсем близко, но она твёрдо ответила: – мне кажется, Сантош, нам не о чем говорить! С чего же это мы плохо-то расстались, как тебе кажется? Наоборот, всё, на мой взгляд, просто замечательно! – у неё дрогнул голос, – вон, ты даже быстренько невесту нашёл! А что же не женился-то? – Она не хотела, чтобы он видел её обиду, чтобы догадался, как ей плохо и тяжко. Её голос звенел, как натянутая струна, и он понял, скользнул по ней взглядом и, решившись, шагнул, как был, в куртке и ботинках, схватил её, прижал к себе и глухо зашептал в волосы:
– Маша, родная, не злись, не женился потому, что люблю только тебя! И забыть не смог, хотя и хотел. Ты бросила меня и ушла к самолёту, даже не оглянулась, а я смотрел тебе вслед и молил всех богов, чтобы ты посмотрела на меня в последний раз! Я боялся, что не выдержу, догоню, буду умолять остаться… – Он отвернулся, не выпуская её из своих объятий, и Маша увидела, как болезненной гримасой исказилось его лицо. Настроенная вначале непримиримо, после его сбивчивой речи, торопливых и тяжёлых для его гордости признаний, она разом обмякла, потянулась к нему, обняла за шею. Запрокинув лицо, заглядывала в любимые глаза:
