Текст книги "Прогулки с пантерой"

Автор книги: Наталья Саморукова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Наталья САМОРУКОВА
ПРОГУЛКИ С ПАНТЕРОЙ

«…и Он приклонился ко мне

и услышал вопль мой.

Извлёк меня из страшного рва,

из тинистого болота;

и поставил на камне ноги мои,

и утвердил стопы мои…»

39 псалом Давида

Две чинные немецкие матроны, одна в сиреневой шляпке, другая в розовой, сидящие рядом с нами в зале ожидания, тревожно шептались. К ним, стараясь не слишком явно демонстрировать свое любопытство, прислушивалась девушка, стерегущая стойку контроля. Мужчина в форме технического сотрудника, шедший мимо, внезапно затормозил и скосил глаза на развернутую газету, статью из которой обсуждали дамы. Тревожный шепоток сплетниц упал на благодатную почву и пополз дальше, к высокой стойке бара, на кухню, из которой тянуло горячими сосисками, к полупустому магазину беспошлинной торговли. Он разбудил задумавшегося над пивной кружкой бородача, сбил ровный шаг официанта, омрачил лицо скучающей кассирши. Дремавший на шикарном кожаном чемодане пекинес тоскливо тявкнул, блондинка модельной внешности на секунду потеряла очарование, любующийся ее ногами престарелый сладострастник недовольно поморщился и чихнул, стыдливо прикрывшись ладошкой. «Ох, – вздохнула Розовая шляпка, – майн гот…» «Ох», – поддержала ее Сиреневая, шурша газетной страницей.

1. Приятный отпуск в долине Рейна

Май – это почти уже лето, но еще не испорченное, свежее, чистенькое, пахнущее клейкими листьями и молодой травой, не успевшее пропылиться, выгореть. Май – это надежда, в которой не успел разочароваться и миллион обещаний, каждое из которых может сбыться. Почему бы и нет? К тому же в мае у Лешки день рождения.

Я долго ломала голову – что ему подарить? Образ подарка смутно рисовался в моем воображении, но сколько я ни ходила по магазинам, он так и не обрел подробные очертания. Бог его знает, отчего мой выбор пал в итоге Германию. Может, это потаенное желание каждого русского? Прогулка по Рейну со страниц рекламного буклета представлялась сказочным путешествием, а гостиницы в долине реки были воплощением мещанской мечты – все в цветочках и такие прянично хорошенькие, что сердце пело от умиления.

Крошечный отель, окруженный со всех сторон холмами, в котором мы оказались на пятый день путешествия, насквозь пропах щами.

– Это тушеная капуста, дурила, – спорил со мной Лешка.

– Да щи, принюхайся! С курицей…

– Щи с курицей? Ну ты даешь.

Мы не были в Москве всего ничего, а уже чувствовали себя заправскими бюргерами, провинциальными обжорами. После огромных порций фрау Мюллер больше всего мы походили на тучных кроликов, греющих нежные животы на ласковом солнце. С нашего балкона открывался дивный вид на игрушечную железную дорогу, по которой раз в два часа неспешно проползал чистенький поезд. Внизу в прозрачных голубых лужицах деловито плескались скворцы. Муж хозяйки, аккуратный арийский дядя, колотил молотком по идеально ровному забору, доводя немецкую страсть к аккуратности до легкого маразма.

Завтра нам предстояло вернуться в родную столицу. Мы с честью вынесли все тяготы путешествия – ели как последний раз, запивая жирные сосиски густым пивом, много спали, дышали упоительно свежим воздухом, изучили вдоль и поперек все окрестности, несколько раз плавали по Рейну, посетили фестиваль шарманок и накупили массу барахла. Немецкие наряды сидели на мне как влитые, я чувствовала себя Дюймовочкой, легко умещаясь в местный тридцать шестой размер.

Последний отпускной вечер Лешка предложил провести в кафе. Я с радостью согласилась.

* * *

Наверное, такое бывает с каждым – накатывает без видимых причин тревога, лишает покоя. Не к чему придраться, нет оснований для беспокойства, а противный холодок хватает липкой ладонью за сердце, сжимает, давит. И от того, что не понимаешь в чем дело, становится еще тревожнее. Некоторые особенно продвинутые врачи считают, что повышенная тревожность есть следствие нехватки в организме вещества с красивым названием серотанин. Не буду спорить. Возможно будь серотанина в достатке, неприятности на мою голову сыпались бы неожиданно, без всякого предупреждения. Но обремененная предыдущим опытом я знала, такое настроение никогда не возникает на пустом месте. Из миллиона ничего не значащих на первый взгляд деталей подсознание выхватывает знаки и символы, прокручивает их в голове и выдает предварительный прогноз. Прогноз – еще не приговор, скорее руководство к осторожности.

Я отчетливо осознавала, что у меня есть все, что нужно для счастья – любимый и любящий мужчина, непростая, но вполне доходная работа, которую несмотря ни на что, в глубине души очень люблю. А еще у меня был теплый, пахнущий цветущими каштанами вечер, целых три свободных дня после возвращения в Москву, которые мы с Лешкой планировали провести в загородном домике. Мои близкие были здоровы, а далекие не слишком меня донимали. Деньги? Есть. Удовольствие от жизни? В избытке. Почему же так не по себе? Мимолетное и смутное ощущение опасности коснулось лишь краем, но осадок остался.

– Извините, у вас не будет зажигалки? – обратился на чистейшем русском гарный немецкий хлопец. Парочка, сидящая за соседним столиком, бойко лопотала с официантом на иноземном наречии, и не подозревая подвоха с их стороны, мы весь вечер как заправские сплетники обсуждали посетителей заведения. Слава богу, конкретно этих двоих мы обошли вниманием, но вот соседям справа отвесили по полной. Нехорошо конечно, но держать рот на замке при виде двух рокеров, с ног да головы упакованных в кожу и металл, просто невозможно. Тем более что рокеры разменяли, как минимум, восьмой десяток. Вообще, немцы мне нравились. Выглядели они так себе, но в них была здоровая простота и открытость. Дамы не утруждали себя фитнесом, мужчины с гордостью несли пивные животики, дети вели себя, как маленькие разбойники. Рядом с немцами можно было забыть свои комплексы.

– Первый раз в Германии? – улыбнулся сосед, прикурив сигарету и с удовольствием затянувшись. Когда он говорил, изо рта у него вылетали клубы дыма, точно у дракона. Что-то драконье было и во всем его облике —маленькие, близко посаженные глаза, хищный нос, откинутые назад длинные льняные волосы.

– Ага, – согласно кивнул Лешка, – завтра уже уезжаем.

– Как вам здешние края? – с легким акцентом спросила драконья спутница. Даму несколько портила тяжеловатая нижняя челюсть и снисходительная гримаса, не сходившая с лица.

– Отлично! – искренне призналась я, – мы так даже на юге не отдыхали. Воздух… упоительный.

– Еда – восхитительная! – подхватил Лешка, сыто икнув.

– По Рейну плавали?

– Да. Нет слов, какая красота.

Незаметно завязался легкий, ни к чему не обязывающий разговор. Арнольд и Арина рассказали, что приехали сюда по делам бизнеса, перенимать вражеский буржуазный опыт и что завтра тоже отбывают обратно. Правда не утром, как мы, а вечером. Арина родом из Прибалтики, Арнольд – коренной москвич. Оба – гуманитарии, но неплохо освоили экономику, на жизнь не жалуются.

– А что у вас за бизнес? – лениво поинтересовался Лешка.

– Да так, небольшое развлекательное заведение, – уклончиво ответила Арина. Я заметила, что она аккуратно пихнула мужа под столом, удерживая от дополнительных комментариев. Подумаешь, какая секретность.

– Если хотите, мы можем созвониться в Москве, у нас бывает очень весело, – улыбнулась новая знакомая, откинувшись на высокую спинку стула. Тень от ее распущенных волос легла на стену расплывчатым узором, похожим на пламя. Это кафе вечером смотрелось совсем иначе, чем днем. Свет крохотных бра разграничивал пространство на маленькие соты, добавляя атмосфере особой интимности. Но лучше всего такие ресторанчики смотрятся с улицы – эдакие яркие витрины, где живые нарядные манекены неторопливо потягивают из бокалов и ведут легкие светские беседы. На каждом столике – вазочка и кружевная салфетка, в полутемной глубине зала тускло светится бар, метрдотель стережет покой чинной клиентуры. Всякий, проходящий мимо, непременно позавидует тем, кто внутри и при наличии денег, обнаружив через сто метров аналогичное заведение, не избежит соблазна. Но все равно ему будет казаться, что то, предыдущее местечко, было уютней.

На прощанье Арнольд и Арина записали нам свой телефон на рекламной визитке какого то ночного клуба, которую женщина выудила из объемистого кожаного баула. Краем глаза я заметила в ее сумочке прозрачную газовую зажигалку, почти полную. Мы радостно распрощались, прекрасно понимая, что едва ли когда-нибудь встретимся вновь. Люди занятные, но совершенно чужие. А чужих людей по жизни и так избыток.

– Мужчина все-таки неприятный, правда? – спросила я Лешку, когда мы грузили в авто свои перекормленные тела.

– Да? А мне показалось, что он ничего, а вот в ней есть что-то хищное, опасное.

– Вечно ты на баб пялишься, – ехидно заметила я.

– Кто бы говорил, – хмыкнул Лешка.

Мы забыли о новых знакомых через пять минут. Тихо шуршащая под колесами дорога убаюкивала, теплый ветер, дующий в приоткрытое окно, выветривал из головы все мысли. Да их после хорошего отдыха практически и не было. Миновав тоннель, мы выбрались на узкое шоссе, идущее через мрачноватый лес. Ночью на дорогу иногда выбегали испуганные зайцы, добродушно ухал вдалеке филин, но все равно лес казался мертвым, недобрым. Плешивые деревья тянулись из неровной, вздутой буграми земли, блеклая редкая трава маскировала ямы и покрытый лишайником валежник. Хотелось поскорее проскочить это местечко и спрятаться от темноты в маленьком, пахнущем лавандой номере.

Фрау Мюллер оставила для нас на столе бутылку местного вина и два яблока. Мы быстро собрали чемоданы и в состоянии, близком к нирване, посидели на балконе, распивая чуть терпкий напиток, последний раз наслаждаясь спокойствием европейской провинции.

– Выбросить? – спросил Лешка, выудив из кармана картонный прямоугольник с телефоном Арины и Арнольда.

– Да ладно, оставь, – я взяла у него импровизированную визитку. Лучше бы мы ее выбросили. А еще лучше, если бы мы остались этим вечером в гостинице.

* * *

– Чем вы его кормите? – моя бывшая соседка Аннушка пыталась вытряхнуть Вениамина из сумки, – мясо не ест, молоко не пьет, купила ему «вискас», так он в него написал.

– Анют, я же тебе написала все. Сейчас он проникся ванильными кексами, кабачковой икрой и корейской морковкой. Пару месяце назад ел еще кукурузные хлопья, но последнее время не очень.

– Да ну? – удивилась Анюта, – я думала, ты пошутила! Разве кошки такое употребляют?

– Он уже пятнадцать лет с людьми живет, человеком пока не стал, но замашки перенял.

Спавший с боков Веня мяукнул, выражая свое согласие с такой постановкой вопроса и одновременно требуя чего-нибудь пожрать. От сыра с плесенью он отказался, от румяных булочек, которые нам навязала с собой фрау Мюллер, тоже. В итоге Лешка отправился в магазин, а мы с Анной пошли чаевничать.

– Вот, Насть, как у тебя все хорошо сложилось то, – с искренней радостью молвила она, оглядывая кухню. Кухня радовала глаз райской пестротой и смелостью дизайна – подарок благодарного клиента. Первое время плотоядные стрекозы на шторах и дурацкие лубочные цветы на стенах меня бесили, но потом я привыкла.

– Тебе тоже грех жаловаться, – великодушно сказала я.

– Грех, Настенька, грех, а иной раз так хочется пожаловаться. Мочи нет.

– Ты опять за свое?

Аннушке, примерной жене и матери многочисленного полка сыновей, в котором прибывало так быстро, что я давно сбилась со счета, время от времени попадала вожжа под хвост. Привычная жизнь переставала ее устраивать, хотелось бурь, водоворота страстей. Сначала она впадала в меланхолию, какое-то время тихо страдала, но затем начинала действовать. Бросала хозяйство и записывалась на три языковых курса сразу, вступала в клуб экстремального вождения, в общество любителей зимнего плавания, вставала на лыжи, на роликовые коньки, прыгала с тарзанки и с парашютом. Новая беременность заставляла бросать начатое на полпути. Но тем не мене бывшая соседка могла вполне бойко объясниться на смеси немецкого с испанским, сделать крутой разворот на пересеченной местности, лихо проехать на роликах по парапету набережной и при случае поразить друзей старшего сына бесстрашием на самых головокружительных аттракционах.

– Насть, ну ты понимаешь, – втолковывала она мне, – никогда у тебя так не было, что все хорошо, а жить тошно?

– Нет, не было, – твердо соврала я.

– У меня было…

– Господи, что на этот раз? – взмолилась я.

– Да ты знаешь, секс у нас с Петюней какой-то пресный стал.

– Да неужели? Ты часом не беременна?

– Типун тебе на язык. Куда уж? Нет, я про другое. Мне ведь, стыдно сказать, и сравнить то его не с кем.

– Тебе непременно надо сравнить?

– Ах, нет. Но мне хочется… мне чего-то хочется… Я его на стриптиз подбиваю сходить.

– А он?

– Ругается.

– Да смотреть то там по большому счету нечего, – со знанием дела сказала я, – мы с Лешкой как-то ходили. Тоска. Хочешь, я с тобой на стриптиз схожу?

– Не, с тобой не то, – скривилась Аня, – тянет меня куда то… А куда, не могу понять.

– Ой, Нюра, сидели бы вы дома! – я подлила себе еще чаю и укоризненно погрозила Аннушке пальцем. Некоторые ее эксперименты кончались весьма плачевно. Пару раз она была даже бита мужем. Петухов старший жену нежно любил, но был тем еще домостроевцем. Он вполне искренне полагал, что женщина от природы не наделена достаточным интеллектом для самостоятельного плавания. Бизнес-леди он считал ошибкой природы и гормональными мутантами, самодостаточных одиночек синими чулками, кокеток развратницами. Но надо отдать ему должное, заскоки жены всегда встречал с понимаем, и во многом потворствовал ее дури. Лишь когда она била через край, он недобро почесывал руки.

– Нет, тебе меня не понять, – Аннушка томно закатила глаза, – а вот когда у тебя семеро по лавкам сядут, да всех накормить надо, обстирать, да так каждый день, вот я посмотрю на тебя. Как-то тебе будет? Не захочется ли из этого порочного круга выбраться?

– Из одного порочного круга в другой? – подмигнул нам пришедший из продуктовой лавки Лешка. Через пару минут Веня довольно захрумкал острой морковкой, а мы забыли о разговоре. Почти. Тревожный ветерок снова коснулся моего лица. Да что же это такое?

* * *

Сама того не желая, несносная Аннушка, пролила масло на рельсы моей благостной повседневности. Стыдно признаться, но я тоже порой тосковала невесть о чем. Чего-то хотелось. Если бы я могла сформулировать, чего именно, острота переживаний снялась бы процентов на девяносто. Но я не знала. Мои пожелания явно не лежали в сексуальной плоскости, мне не хотелось прыгать с парашютом. Да и языки, а также экстремальная езда не очень меня привлекали. Это был глухой, еле слышимый ропот души. По мере возможностей я его игнорировала, но порой, как говорится, накатывало.

В середине марта, когда нехватка витаминов и солнца окрашивает и лицо, и настроение в ровный серый цвет, я бродила по сети, знакомясь со всеми подряд – с любителями подводного плавания, с поэтами-графоманами, с озабоченными юнцами и скучающими феминистками. Сеть – большая помойка, чтобы отыскать в ее недрах жемчужину, надо разгрести мегатонны мусора. К несчастью, мне удалось это сделать. Его звали Алекс, ему было сорок лет, он увлекался психологией и не искал приключений. Мы просто трепались. Ни о чем и обо всем понемногу. Если бы он был женщиной, мы бы наверняка подружились. Но он был мужчиной. Причем именно таким, какие мне всегда нравились – в меру ироничным, мягким, но в то же время имеющим свое мнение.

До момента знакомства с ним я полагала, что Лешка – единственный человек в мире, способный меня понять и принять в таком объеме. Но Алекс понимал меня …чуть больше. Он был …чуть великодушнее к людям в целом и в частности ко мне. Он был спокойней, возвышенней. Я покрывалась нездоровым румянцем, когда констатировала все эти «чуть». Надо было свернуть переписку, поставить его адрес в «игнор» и считать это маленьким виртуальным приключением, навсегда оставленным в прошлом. Конечно, я ничего не свернула. Я дотянула ситуацию до той критической черты, когда исчезать без объяснений было бы свинством, а объясняться – значит еще больше затягивать узел нечаянно связавшей нас ниточки. Он слал милые стихи, смешные электронные открытки, делился экзотическими кулинарными рецептами. Мы не затрагивали тему встречи в реальности, но прекрасно понимали – когда-нибудь час «икс» настанет.

– Настен, ты чего грустная такая, – Лешка присел рядом со мной на крылечко и обнял за плечи.

– Да нет, все хорошо. Задумалась о вечном.

– А я решил, что об отпуске, который кончился. Завтра уже на работу…

Последнее время наши отношения с мужем стали устойчивыми и незыблемыми. Как камень. Лешка до такой степени привык, что я рядом и никуда не денусь, что перестал, как раньше, время от времени меня завоевывать – удивлять и удивляться, восхищать и восхищаться. У нас все было очень хорошо, но он все чаще забывал прихватывать в магазине вкусненькое специально для меня и не гонялся по городу в поисках самых свежих роз накануне моего дня рождения. Все специалисты в области брака твердят, что это нормально, что невозможно десятилетиями играть в Ромео и Джульету. Невозможно. Но порой так хочется.

* * *

– Господи, чем у нас воняет? – я в ужасе попятилась за порог. В нос ударила такая плотная волна смрада, что дыхание сперло. Прикрывая нос рукой, я осторожно оглядела приемную, но ничего подозрительного не заметила.

Наше «Бюро семейных расследований» существует почти три года, оно никогда не процветало, но всегда умудрялось держаться на плаву. В Москве очень много мужчин и женщин, которые не верят друг другу априори и желают иметь неопровержимые доказательства верности второй половины. Или неверности. Порой мне казалось, что последнего они жаждут даже сильнее. Так уж устроен мир, что некоторые совсем не исключительные его представители получают особое удовольствие, лишний раз убеждаясь в том, что все бабы суки, а все мужики козлы. Имея на руках такие козыри, куда как легко оправдать собственное несовершенство. Вот и тянутся к нам мнимые и реальные рогоносцы, желающие изобличить близких в предательстве. Временами мы встреваем в истории гораздо более серьезные, чем адюльтеры. Но это отдельный рассказ.

У нас подобрался чудный коллектив, маленький, но сплоченный. Мы чувствовали себя на своем месте. Нам нравилось приходить каждый день в контору, перекидываться ехидными шуточками и сплетничать про клиентов. И для моего напарника Григория, и для нашей незаменимой помощницы Лизаветы офис давно стал вторым домом.

– Эй, есть кто живой? – крикнула я, не рискуя заходить внутрь.

За печкой послышалась возня. Бюро арендует маленький домик с печным отоплением. Представьте себе, в Москве еще встречаются такие чудеса. И не где-нибудь, а в самом что ни на есть фешенебельном центре. Конечно, греемся мы в основном не от печи-голландки, а от электрических батарей, но кирпичной, чисто побеленной красавицей, охочей до березовых дров, гордимся безмерно. Зимой, подкармливая печку ароматными полешками, глядя на живой огонь, так просто забыть о проблемах, хотя бы на час убежать от суеты и нервотрепки. А в укромном закутке между каменным боком и стеной можно уединиться и подумать о вечном и наболевшем.

И вот сейчас нечто непонятное скрывается именно в этом священном месте. Непонятное и неприятное. Можно даже сказать, вонючее.

– Ох, Насть, уж и не знаю, как ее выпроводить, – посетовала наша бессменная помощница Лизавета, секретарь, бухгалтер и администратор в одном лице. Она явилась со стороны хозяйственного магазина, а пластиковом пакете болтались баллончики с освежителями воздуха, огромная упаковка шампуня и хлорный отбеливатель.

– Что случилось?

– Клиентка у нас, Гришка в кабинете забаррикадировался, а я вот в магазин сбежала.

– Из мусорного бака клиентка? – брезгливо сморщив нос, поинтересовалась я.

– Да хуже! С натуральной помойки.

– Какого черта? – пулей промчавшись в кабинет, спросила я коллегу Гришку. По пути краем глаза успела заметить ужасного вида существо, наряженное в серо-буро-малиновые одежды, типичную обитательницу привокзальных клоак и городских мусорных накопителей. Скукожившись, существо забилось в самый дальний угол, за высокую поленицу.

– Ну ты мать, в европах отвыкла от русского духа, – расплылся в злорадной улыбке Григорий, – а родина, знаешь, не всегда мимозами да розами пахнет.

– Ты, лирик недоделанный, что тут происходит? – бушевала я, зажав двумя пальцами нос.

– Не суетись, погоди…

– Гриш, разве у нас все так плохо, что к нам теперь запросто, как к себе домой, приходят бомжи?

– Щас девка помоется и не будет так благоухать, мы сможем с ней поговорить и все выяснить. Чего ты завелась?

– Так она помыться пришла? У нас по совместительству социальная баня?

– Насть, ты меня уморишь. Проблема у человека. Надо выслушать. А пока она в душ не сходит, я лично слушать ее не способен.

Пошире открыв окно и выпустив в воздух струю апельсинового аэрозоля, я закурила. Но противный запах месяцами немытого человеческого тела и одежды, впитавшей весь навар зловонной свалки, все-таки доставал моего избалованного за время отдыха носа. Эта вам не долина реки Рейн…