Текст книги "Лабиринты любви"
Автор книги: Наталья Сафронова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Вообще-то у нас в конторе с устройством личной жизни больших проблем не было. Коллектив смешанный, энергичный, система замкнутая, так что служебные романы большим злом не считались. У нас условия вообще были идеальные – командировки и технический отдел с женским коллективом на все вкусы. Я решил, что Зубков прав и надо вовремя остановиться. Перед отъездом поймал Эльку за руку на кухне, где она теперь спала, и сказал со значением: «Передай своему Твердову Георгию Владимировичу, студенту третьего курса института связи, что я запрещаю вам встречаться. Он в своем кооперативе мало зарабатывает, чтобы ухаживать за моей дочерью. Вернусь, буду разбираться с тобой».
В чемодан, помимо дежурных командировочных вещей, я уложил духи, колготки, ликер в белой непрозрачной бутылке. Посмотрел график и выбрал Веру – ладненькую шатеночку, спортсменку, мастерицу накрывать стол и находить себе кавалеров в любых условиях. Я стал присматриваться к ней после того, как один раз по дороге в аэропорт в автобусе услышал любимый бабский разговор о том, кто как рожал. Я сидел впереди и делал вид, что сплю, а они сзади раскудахтались. Так вот Вера им говорит: «А я когда на сохранении лежала с токсикозом, у нас в отделении был медбрат. Он за мной ухаживал, травы заваривал от тошноты, точки какие-то нажимал на голове. А я зеленая, тощая, в драном больничном халате, подпоясанная бинтом, представляете видок?» Бабы засмеялись: «Верка, ты даже если в пустыне кувшин найдешь и джинна выпустишь, то он тебе не три желания выполнит, а одно, но три раза».
Я решил, что ухаживания мои Вера воспримет правильно, а ее опытность компенсирует отсутствие у меня навыков обольщения. По дороге туда я подсел к ней, поговорили. Потом я ей чемодан нес, в столовой место занял, ждал. В общем, за двадцать лет я не научился ничему новому, правда, умудрился отдать ей духи и колготки, но как дойти до главного, не знал. Она сама пригласила меня зайти. Я схватил спасительную бутылку, которую и со страха почти всю один и выпил. Завел служебный разговор, потом замолчал, она предложила потанцевать, я с готовностью вскочил, уронил стул, покраснел, Вера засмеялась, обняла меня и все сделала сама. Наконец одела и выпроводила. Я испытал не столько удовлетворение, сколько облегчение, мне показалось, что личную жизнь я свою устроил. Но утром не нашел Веры, днем она меня избегала, а вечером, когда я наконец ее дождался, этим ее явно и разозлил.
– Зайдем ко мне, я на ужин кое-что припас, – предложил я, догоняя ее в коридоре нашей ведомственной гостиницы, попросту говоря – общежития.
– Нет, у меня разгрузочный день, – ответила она без улыбки.
– Ну так посидим, – я опешил и не знал, что сказать.
– Говори уж прямо – полежим, – в ее голосе прозвучала издевка.
– А что тут такого, у меня серьезные намерения, – совсем растерялся я, не зная, как себя вести. Неужели все сначала, ведь вчера вроде все уже решилось.
– Что, жениться хочешь? Так я не собираюсь, – она остановилась, не доходя до двери.
Хорошо, в коридоре больше никого не было.
– Да нет… Ну мы вчера вроде… – я не мог понять, что вдруг случилось.
– Ну и что? Теперь за ручку с тобой ходить? – она, как нарочно, повысила голос.
Еще не хватало, чтобы нас кто-нибудь услышал!
– Не пойму, ты же меня сама пригласила? – напомнил я, решив спокойно во всем разобраться.
– А сегодня не приглашаю, – заявила она капризно.
– Что изменилось-то? – спросил я в надежде на нормальный ответ.
– Настроение, – она надула губы и отвернулась.
– Ну мы его исправим, – я начал судорожно соображать, у кого из наших и под каким предлогом можно занять выпивку.
– Как? – в ее голосе послышалась заинтересованность.
– А как ты хочешь? – я решил сразу выпивку не предлагать, тем более что у меня ничего больше не было, а вдруг она согласится.
– Никак не хочу, – в ее голосе сквозило уже откровенное издевательство.
– А вчера, значит, хотела? – взял ее за локоть.
– Вчера тоже не хотела, – она выдернула свою руку, противно выпучила глаза.
– Так вроде тебя никто не заставлял, – я решил, что больше это нахальство терпеть нельзя.
– Да вот, пожалела тебя, ты так краснел, как мальчик нецелованный, – она вдруг весело расхохоталась.
– Так ты, значит, жалостливая? А Петровича, Семена, Борисенко, этих тоже жалела, или как? – Я решил заткнуть ей рот раз и навсегда, чтобы больше в голову не приходило надо мной смеяться. Знаю, мол, ей цену, а она пусть знает свое место.
– А твое какое дело? Ты мне кто, чтоб перед тобой отчитываться? – окрысилась Вера без тени смущения.
– Так мне только с тобой хотелось быть, а Борисенко твой по всем бабам шатается, – я аж задохнулся от такой наглости. Неужели она не видит разницы между порядочным человеком и этими брехунами?
– Ну так от него всем удовольствие, а от тебя чего? Лучше уж тот, кто всем нужен, чем тот, кто никому. Как только жена тебя терпела? – произнесла она с вызовом, решив, видно, что я действительно ни на что не способен.
Тут, понятно, у меня рука без всякой моей воли влепила ей оплеуху. У Верки даже царапина на щеке осталась, как от женского маникюра. Так что, я думаю, она пощечину не от меня, а от Люды схлопотала, как соперница. Тут в коридоре Борисенко появился, как будто за дверью ждал. Верка ему:
– Сергей Николаевич, подождите меня, я тоже собираюсь прогуляться!
– Жду, Верочка, – пропел он масляным голосом и весь прямо расцвел.
– Что, уцепилась за своего хахаля? Ты еще об этом пожалеешь! – ярость моя не прошла, меня всего колотило, хотелось догнать ее и влепить еще разок.
– Посмотрим, кто и о чем пожалеет. Пойдем, Сережа, – произнесла Верка голосом маркизы Помпадур и посмотрела на меня, как на лакея.
– Пошли, пока вы тут не передрались. Вадик, остынь! – поддержал ее этот прихвостень, вроде что-то из себя представляет.
– Какой я вам Вадик, не забывайтесь! – огрызнулся я, чтобы напомнить ему его место в жизни.
– Счастливо оставаться, Вадим Николаевич! – опять почему-то захохотала Верка и удалилась с ним под ручку в сторону выхода.
Вернулся я к себе в комнату злой ужасно, ругал себя страшно, что связался с этой стервой. «Сдались мне эти опытные, на них пробы ставить негде! Надо было кого попроще, понезаметнее выбирать, пострашнее. Ей бы лестно было внимание начальника, она бы дорожила хорошим отношением. А эта может только мужиков менять, больше ничего не умеет. Теперь небось эта парочка растрезвонит обо всем. Оба бессовестные, им чужое доброе имя запятнать ничего не стоит. Как же я так промахнулся?» – эти мысли не давали мне спать всю ночь. К утру твердо решил служебные романы больше никогда не заводить. С Верой я больше не разговаривал, с Борисенко держался строго-официально, но настроение было пакостное, все мне казалось, что народ на меня поглядывает да иронически улыбается. Во всем мне слышались намеки и я придирался ко всему подряд, что рабочую обстановку не улучшало. Начались накладки, одна за другой. Короче, смена та вышла нервная и тяжелая.
Вернулся я на взводе, Эли дома не было. Явилась только на следующий вечер, видно, не рассчитала, когда отец должен приехать. Я даже не стал интересоваться, где она была, и так ясно, только спросил:
– Ты передала ему, что я запрещаю вам встречаться?
– Да, – глаза опустила и больше ни слова.
– И что он ответил?
– Попросил передать тебе, что не согласен, – еле слышно, себе под нос промямлила она.
– А я его согласия, по-моему, не спрашивал. И твоего, между прочим, тоже. Иди в спальню, – я повернулся к ней спиной и пошел в комнату.
– Нет, не пойду больше, – напряглась вся, стоит в прихожей, даже куртку не сняла.
– Ты своего Георгия или как там его зовут любишь? Отвечай отцу, нечего играть в партизанку на допросе! Любишь? – Я опять к ней подошел, лицо за подбородок поднял.
– Люблю. Папа, я его очень люблю, – ответила она Людочкиным голосом. Даже с той же интонацией, которую я так хотел услышать.
– Тогда иди в спальню, а то я твоему Ромео такие неприятности устрою, что он про тебя и думать забудет, – они, молодые, думают, что стоит сказать «люблю», и преграды рухнут, ворота откроются и все будут плясать под их дудку. Нет, с него только начинается длинная дорога, которая необязательно приведет к счастью. Часто на этой дороге такие ждут ужасы, что былинным богатырям с их скромным выбором: «коня потеряешь, голову сложишь» и не снились. У меня вон как эта дорога гладко начиналась, а куда привела? Так что надо это учитывать.
– Не надо. Ты его не знаешь, он меня не забудет, – Эля с вызовом посмотрела на меня. Щеки горят, голос окреп.
– Это ты его не знаешь. У него таких дур, как ты, не сосчитать. Мне не веришь, спроси его друзей, – попытался я ей объяснить хоть что-нибудь.
– Я знаю, он мне сам рассказывал. Просто раньше он никого не любил, – говорит, а сама прямо тает от мысли, что она лучше всех оказалась.
– А теперь, значит, полюбил? Не хочу твои глупости слушать. Имей в виду, я тебе даю три дня на завершение твоей любви, потом съездим к врачу, сдадим анализы, а то как бы твой любовничек не наградил нас чем, и ты возвращаешься в спальню. Если нет, он сам тебя бросит и огребет кучу неприятностей, – у меня уже ни злости не было, ни желания с ней разговаривать.
– Он меня никогда не бросит, – возразила она и сама, видно, этой мысли испугалась.
– Все. Я сказал. Погуляла и будет, – я зашел в спальню и закрыл за собой дверь.
– Зайди в кадры к Зубкову, – бросил мне на ходу начальник седьмого отдела.
– Разрешите войти? – я постучался и заглянул в кабинет.
– Да, садись. Ну как отработали? – поинтересовался Иннокентий Иванович, не поднимая головы от бумаг и не протягивая руки.
– Тяжело на этот раз, – ответил я, понимая, что все нештатные ситуации ему уже известны.
– Знаю, – подтвердил он мою догадку. – Ты и виноват, не делом занимался, – неожиданно заявил Зубков, поднимая на меня глаза от бумаг.
– Да я ни одной ночи толком не спал, – его удар был для меня неожиданным, и я не успел среагировать.
– Это правда. У меня как раз бумага насчет твоих ночей. Ты что это бардак устроил? Вот официальная жалоба, что ты при свидетелях оскорбил действием старшего лейтенанта Кузовлеву Веру Александровну за то, что она отказала твоим домогательствам. Как ты мне это объяснишь?
– При каких свидетелях? – мысли мои разбегались, как тараканы в кухне, когда зажжешь свет.
– Тут указано, что в присутствии Борисенко С.Н., – спокойно сообщил Зубков.
– Да он весь отдел перетрахал! – возмутился я нахальству этого типа. Надо же, в каком деле свидетелем выступает!
– А ты знал и покрывал неуставные отношения в рабочее время? А потом и сам решил тем же заняться? – Зубков говорил спокойно, голоса не повышал, но от этого каждое его слово приобретало только еще большую значимость.
– Так вы мне сами советовали, – пролепетал я, совсем растерявшись.
– Что я тебе советовал? Оскорблять женщин? Позорить звание офицера? Я тебе жениться советовал и, видимо, правильно советовал. Хотел пресечь твою моральную деградацию и половую распущенность. Но, видно, не помогли мои советы. Теперь тебе не совет, а приказ: извинись перед старшим лейтенантом Кузовлевой публично и попроси ее забрать заявление. Если через неделю не заберет, дам делу ход. Не забывай, перестройка не отменила такого понятия, как честь мундира, а ты ее запятнал. Иди, Дон Жуан, и учись с женщинами обращаться. Это ж невиданное дело, такой позор на все управление! – и Зубков махнул рукой, указывая мне на дверь.
Пока я шел по коридору, человек пять меня остановили: «Тебя в кадры вызывали. Был?» – и смотрели на меня иронически. Я пришел на свое место и попытался собраться с мыслями. Такого позора и краха мне не доводилось переживать никогда. Вся жизнь псу под хвост. И все из-за этих бабников. Развращают женщин, а потом нормальные мужики их уже не удовлетворяют. Даже взмолился: «Людочка, ну почему ты бросила меня здесь одного? Я ничего не понимаю, ничего не могу без тебя. Столько дел натворил из-за того, что тебя нет рядом. Ты тоже бросила меня, ушла. А я должен доживать один, никем не любимый. За что? Я ведь тебя так любил! Тебе-то хоть со мной было хорошо? Теперь ведь и не узнаешь». Телефонный звонок вывел меня из транса.
– Тут в сводке задень по Москве есть для тебя новости, зайди, – услышал я в трубке голос дежурного.
– Для меня? – я не мог сообразить, о чем речь.
– Ну ты же проинформировать просил, – напомнил он.
– Да-да, иду, – я поспешно встал и подумал благодарно: «Людочка, видно, все-таки ты меня не оставляешь, помочь хочешь».
– Ну что там? Привет, – кивнул я ребятам за пультами.
– Здорово, – протянул мне руку дежуривший в тот день Толик Кареев. – Один из названных тобой – Глоба Владимир Николаевич, 1964 года рождения, генеральный директор «Сургутремтех» найден мертвым в подъезде дома на улице Алабяна, 24, с огнестрельными ранениями», – зачитал он данные из сводки.
– Когда? – уточнил я.
– Найден в пять утра, а когда убит – неизвестно, – ответил Толик, еще раз заглянув в сводку.
– А кто дело ведет? – спросил я на всякий случай.
– Пока третья бригада.
– Все понял, спасибо, – я поднялся и собрался уходить, но Кареев остановил меня вопросом:
– Слушай, а что тебя Зубков все время вызывает? На повышение идешь, что ли? – В его голосе слышалось любопытство.
– Да у меня люди все время уходят. Сейчас еще трое увольняются, – ответил я осторожно, чтобы не задевать щекотливой темы.
– Они у всех уходят. Не говоришь? Сглазить боишься? Понятно… Будь здоров! – И Толик отвернулся к пульту.
После этого разговора мне стало как-то легче. Во-первых, про мой позор пока знают не все, и слухи о моем повышении очень даже кстати. Во-вторых, у меня появилась возможность рассчитаться с одним из бабников и подавить бунт дома. Потом, глядишь, и Верка перебесится, а Борисенко я по работе так зажму, что ему будет не до сплетен…
После работы я на служебной машине поехал поглядеть на этого «несогласного» Гошу. Дождался его около института. Не красавец, но что-то притягательное в нем есть. Не хотел с ним говорить, но пришлось. Он начал про любовь да про женитьбу. Думал, наверное, я сразу растаю от такой чести, что он не только спит с моей дочерью, но и жениться на ней хочет. А когда я ему сказал, что не будет этого никогда, он решил со мной в супермена поиграть. Начал красоваться, фразы всякие говорить: «Выбор есть всегда», а у самого, наверное, в животе урчало от страха. Но совесть моя была чиста, я его предупредил. Вернулся домой, когда уже стемнело. Бабки у подъезда радостно мне доложили: Элечку-то вашу молодой человек навещал, симпатичный и по возрасту ей подходит, а то она у вас все она да одна, глядишь, все и сладится у них, жаль, Людмила не дожила. Я молча покивал, чтобы не втягиваться в дискуссию. Поднялся. Эля была дома, что-то писала за кухонным столом.
– Ты его теперь в дом водишь? – спросил я, влетая в квартиру.
– Нет, он просто зашел, – к моему удивлению она была совершенно спокойна.
Меня это взбесило еще больше.
– Что ему здесь надо?
– Он пришел спросить, хочу ли я, чтобы мы расстались? – Эля даже не пыталась ничего от меня скрывать.
– А ты? – мне даже интересно стало, что у них происходит.
– Сказала, что не хочу, – ответила она, глядя мне в глаза.
– Да? Ну что ж, жаль парня. Ты его не любишь, – я был о них лучшего мнения. Ничего они не придумали, ничего нового не изобрели. Ломятся напролом со своим «люблю», как с флагом. Ну, Элька, ладно, у нее опыта никакого, а он-то парень тертый, хоть и молодой, мог бы что-нибудь придумать, кроме «люблю».
– Почему? Я его люблю, я не могу без него, – произнесла она, как заклинание.
– Что, трахаться с ним нравится, так это не любовь. Если бы любила, ты бы его прогнала, сказала бы, что замуж за другого выходишь, – попробовал я объяснить ей такие простые вещи.
– Зачем? – не поняла она.
– Чтобы выполнить мое условие! А теперь я понимаю, что три дня вам не нужны, – мне надоело тратить время на пустые разговоры.
– Не нужны. Я его люблю, а он любит меня. А с тобой я больше спать не буду ни за что. Ты мне отвратителен. Я раньше не знала, что это бывает хорошо. А теперь знаю, что ты полное ничтожество. Жаль только маму, неужели она так ни разу тебе рогов и не наставила? Неужели так и не узнала ничего, кроме твоей пилежки?! – Голос ее сорвался почти на крик.
– Не смей так о матери говорить, дрянь, – я со всего размаху так саданул кулаком в дверь, что штукатурка посыпалась.
– А что? Ты же нас вроде сестрами сделал, – произнесла она фразу, которую, видно, давно придумала.
– Она меня любила, – сказал я и спохватился. Получилось, что я тоже про любовь заговорил.
– А я ненавижу, – проговорила Эля с огромным трудом, так будто слова застревали в ее горле.
– Ничего, скоро полюбишь, – и это прозвучало, как угроза.
Я вышел из дома и, не дожидаясь утра, поехал на Петровку. Нужно было ребятам из третьей следственной бригады версию подкинуть. Я ведь, в отличие от молодежи, не только слово «люблю» мог произносить, но и делать кое-что умел, жизнь знал. Что ж, придется их поучить, коли сами не понимают! Вот с такими мыслями я приехал к оперативникам и посоветовал им хорошенько потрясти московских друзей покойного, особенно Твердова Георгия Владимировича.
Вот так, Людочка, я и не сберег нашу дочку. Ничего не сберег. Ни тебя, родная моя, не вылечил, не спас, а ведь случались чудеса и с твоей болезнью. Элю нашу обездолил, любить ей не дал. О работе и карьере вообще не говорю, все волной смыло, все смысла лишилось. Вот теперь, оказывается, дедом стал. Да не видать мне, видно, внука никогда. Может, влюбись я тогда у костра чуть поменьше или в девчонку какую другую, так все было бы иначе.
Да, ну и денек сегодня выдался. Утром этот пакет с тетрадками пришел, а вечером и виновник всему объявился. Что ж, выпью-ка я за здоровье Сержа. И Элька пусть тоже здоровой будет.
– Георгий Владимирович, к вам пришел таксист. Говорит, вчера вечером возил вас на Песчаную, и вы у него в машине пакет забыли, – сказала, войдя в светлый, просторный кабинет миловидная секретарша.
– Пусть войдет, – отозвался хозяин кабинета.
– Здравствуйте, я вот ваш пакет с тетрадками, привез… – в кабинет как-то бочком протиснулся круглолицый дядька с хитрющими глазами.
– Здорово! Как же ты меня нашел-то? – удивился Твердов.
– Так в пакете визитка была, – пояснил таксист.
– А может, чужая? – подначил его Георгий.
– Риск был, но я думал, может, что ценное для вас, – широко улыбнулся таксист.
– Намек понял. Вот, держи за сообразительность и за доставку, – хозяин кабинета встал, обошел стол, достал из портфеля деньги, протянул их визитеру.
– Спасибо. Но я еще хотел спросить: вам шоферы не нужны? А то в такси сейчас много не заработаешь, и риск большой, – не торопился тот уходить.
– Ты москвич? – уточнил Георгий.
– Нет, я в Мытищах живу.
– Ну, это почти Москва. Оставь секретарше свои данные. Будешь нужен – позвоним, – подвел итог хозяин кабинета.
– Спасибо, до свиданья, – таксист подождал, будут ему руку протягивать или нет, и, не дождавшись, двинулся к выходу.
– Спасибо за находку! До скорого! – ответил Георгий, садясь за стол.
– Георгий Владимирович, Оленин к вам.
– Пусть заходит. А ты, Лидочка, иди, мы, возможно, тут надолго.
– Хорошо. До свиданья.
– До завтра. Я буду после двенадцати. Заходи, Анатолий. Что у нас с Сургутом?
– Ничего. Тишина. Будем ждать?
– Нам нужно, поэтому будем. Ну если обсуждать нам пока нечего, ты тоже тогда иди. До завтра.
– До свиданья.
«Алло. Да, я. Привет, Толик. Да нет, я за вами ушел. Нет, играл в «Голдене». На неделе не получится, давай в пятницу созвонимся, если погода не испортится, то можно покататься. Тебе для кого? Ладно, захвачу, если поеду. Не знаю, какие у нее планы, я ее со вчерашнего дня не видел. Ну все, пока, привет Ольге».
Так, что же там в пакете, который таксист привез? Рукописи. Похоже на дневник. Неужели Элины? Я ее почерка не знаю, не писала она мне никогда, даже записок. Так, решено: если из всего этого я смогу узнать, где она, то беру мужика на работу, если нет – то значит, не за что.
Чудом доставшиеся ему дневники Твердов читал до утра.
5.04.88
Сегодня Надя дала прочитать мне свой дневник. Мне почему-то стало очень завидно, и я решила завести свой. Раньше не хватало силы воли – сейчас буду ее вырабатывать. Только вот где его хранить? Попробую на книжной полке за книгами, например за Гончаровым, кому он сейчас нужен? И рассказывать всем о дневнике, как Надежда, тоже не стану. Пусть это будет мой секрет. Интересно, смогу ли я его сохранить? Вот любопытно, почему Леонидов свою группу назвал «Секрет»? Секрет, наверное, в том, какие девчонки ему нравятся. Ольга вчера все донимала меня с фотографиями: кто мне больше нравится – Леонидов или Цой? А мне больше Кинчев нравится. Вика из Питера прислала мне его фотографию и обещала кассету переписать. Дед обещает меня на майские к ней отпустить с каким-то его знакомым. Поеду путешествовать почти одна. Здорово!
18.04
Сегодня были у Галины Григорьевны, рассказали все, как было на той дискотеке, когда мальчишки подрались. Ой, скоро, наверно, мама приедет, она отца сегодня провожает и обещала мне юбку из дедова камуфляжа сшить. Сейчас помою полы, а то нехорошо, ей ведь в московской квартире убирать приходится…
22.04
Как долго не писала, ужас! Сейчас постараюсь восстановить в памяти все, что было за эти дни. Главное, насчет спектакля «Прощание с Матерой». Я сначала думала, что Матера – человек, и все ждала, когда героиня появится, а это оказалась деревня. Играли деревенских стариков и старух обычные ребята и девчонки, ну, может, чуть постарше меня. Так необычно, но совсем не скучно. А музыка – классная. На следующий спектакль я тоже пойду. Говорят, они теперь у нас в Чехове будут репетировать, их откуда-то выгнали. До моего отъезда в Ленинград мама обещала юбку дошить, хотя у нее сейчас работы много. Вот всегда так.
10.05
В Ленинграде ничего записать не удалось: рядом со мной все время кто-то был. Поэтому теперь пишу по памяти. Приехала я туда 30 апреля в 22.57. Меня встретили Вика и тетя Валя. Мы с Викой проговорили часов до двух ночи. Она обещала мне Костю своего показать, но это так и не получилось, я с ним только по телефону поговорила. Голос такой низкий-низкий и хриплый, как у Шевчука, я сказала Вике, она говорит, что точно, Костя и песни его поет почти все. Днем мы пошли в Исаакиевский собор. Оттуда сверху виден весь Ленинград. Вообще замечательное здание, да и весь город необычный, на Москву совсем не похож. В понедельник мы хотели пойти в Эрмитаж, но там оказался выходной. Пришлось пойти по магазинам. Пропал целый день, у них магазины тоже пустые, но кое-какие сувениры все же купили. В Эрмитаж мы попали во вторник, но посмотрели не все. Просто глаза разбегаются, то ли на потолки и паркеты смотреть, то ли на картины, а там ведь даже есть подлинник Леонардо да Винчи «Мадонны с цветком». Я это специально запомнила, чтобы перед тетей Валей отчитаться, а то она строго следит, чтобы мы не отклонялись от культурной программы. Правда, выйдя из Эрмитажа, мы побывали в баре «Корвет», который устроен на настоящем корабле. Здорово! Бочки, канаты, бармен, одетый под пирата… Вообще-то главной моей мечтой было попасть на концерт «Алисы», а не в музеи. У Вики куча их фотографий и записей. Мне слова сначала было трудно разобрать, но Вика их наизусть знает. Мне особенно понравилось: «И если ты когда-нибудь почувствуешь пульс великой любви, знай, что я пришел помочь тебе встать».
Вика меня все спрашивала про парней. У них с Костей, как я поняла, уже все серьезно, а мне и рассказывать нечего. У нас парни какие-то дураки, даже «Взгляд» не смотрят. Все-таки Чехов – не Москва и не Питер, где ребята совсем другие. Когда закончу школу, обязательно переберусь к родителям. Мама говорит, что если поступлю, то буду жить с ними. Ради этого стоит учить английский. В остальные два дня мы были в Казанском соборе, в Кунсткамере Петра, а по дороге из нее мы заехали в легендарный ленинградский рок-клуб, где бывают все знаменитые группы. Я все надеялась, что вдруг увижу Кинчева, но не повезло. Перед отъездом дядя Гена и тетя Валя надавали мне всяких гостинцев для наших, а Вика подарила свой значок «Алисы», она поняла, что мне он ужасно понравился. Все-таки Вика настоящая подруга, в классе у меня такой нет. Жаль, что мы так далеко живем друг от друга. Теперь раньше лета не увидимся. В Москву поезд прибыл почти без опоздания в 7.40, меня встретил папа, довез до Курского и посадил в электричку. Я приехала и часа два, наверное, сидела в ванне. У Вики дом старый, ни ванны нет, ни душа. Еле отмылась, а потом проспала почти до вечера.
12.05
Вчера ходили на спектакль «Восхождение» в тот же театр, который называется «Студия Вячеслава Гордевского». После спектакля актеры вышли к зрителям и было обсуждение. А с кем обсуждать? На спектакле почти все десятиклассники сидели пьяные. Зал испоганили, им все до фени, ржали в самых неподходящих местах, стали уходить из зала. А потом руководитель объявил, что в конце мая студия будет проводить дополнительный набор, желающие могут приходит на прослушивание. Может, мне попробовать?
13.05
У нас дома такой кавардак – завтра свадьба моей тети Гали. Платье у нее очень красивое, уж мама постаралась. Но сказала, что у меня будет еще лучше. Я померила, здорово, только мне в нем как-то неудобно, не знаю, куда руки девать и вообще. Зря я, наверное, на прослушивание в студию собралась: читать с выражением я не умею, когда на меня смотрят, особенно незнакомые – смущаюсь. Пожалуй, попрошусь у них в костюмеры. Буду шить, чистить, гладить, на репетиции ходить, смотреть спектакли.
16.05
Вот так всегда: то писать нечего, то некогда. Свадьба прошла весело, хотя бабушка много плакала из-за того, что Галка уезжает. Говорит, скоро дом совсем опустеет и останутся они с дедом умирать, ведь я тоже собираюсь переезжать к родителям. Но я буду часто-часто к ним приезжать, и мама тоже. Через неделю пойду в студию, наконец-то назначили отбор, и попрошусь в костюмеры или гримеры. Очень хочется, хотя и страшно.
23.05
Вышло очень здорово, хотя страха, надо сказать, я натерпелась. И все благодаря Косте Кинчеву, это он мне помог, не зря я взяла с собой его фотографию. Собрались в зале. В.М. начал вызывать приходящих прослушиваться на сцену. Умора! Кто про слона и моську начал читать, да слова-то забыл, кто вдруг заикаться стал… Одна девчонка очень здорово прочитала «Мой милый, что я тебе сделала?» – прямо до слез. За нее студийцы почти единогласно проголосовали. Наконец дошла очередь до меня. Я сказала, что хочу быть костюмером, и тут все захохотали, В.М. объяснил, что у них нет ни осветителей, ни костюмеров, актеры все делают сами, по очереди. И спрашивает: ты стихи какие-нибудь знаешь? Я – нет. И опять все засмеялись. Тогда я сказала, что песни знаю. Он мне: «Ну пой». А я говорю: нет, лучше я песню как стихи прочту. В.М. заставил меня выйти на сцену. Я представила, что Костя меня тоже видит, схватилась за алисовский значок и прочла им так, как запомнила с Викиной кассеты.
Сегодня опять ночь,
Сегодня опять сны,
Как странно вращает мной
Движенье к весне от весны,
Сеть черно-белых строк,
Телевизионная плеть,
Я так хочу быть тут,
Но не могу здесь…
Воздух, мне нужен воздух…
Когда я дочитала, все студийцы подняли руки. В.М. поинтересовался, чьи это стихи. Я гордо ответила: Константина Кинчева, группа «Алиса». В зале зааплодировали и засвистели. Тогда В.М. сказал, здесь собрались все, кому нужен воздух, и меня приняли.
26.05
Вчера у нас был последний звонок. Мы подарили первоклассникам книжки. А они нам, будущим десятиклассникам, – цветы. Отпустили нас быстро, и мы пошли в парк на карусели. Сашка и Юрка сбегали за музыкой. Мы врубили «Плохой рок-н-рол!», а потом «Мы вместе», но ничего, никто к нам не привязался. Домой пришла часов в одиннадцать. Дед начал нудить: экзамены скоро, хватит гулять. Даже не знаю, как мне им про студию сказать? А вдруг у меня ничего не получится? Маме тоже пока говорить неохота, ей везде мерещатся наркоманы и алкоголики, боюсь, что не пустит. Лучше скажу, что я на баскетбол записалась. Спорт как-то лучше воспринимают.
09.06
Ура! Сданы все экзамены! Как поет КК: «Теперь мы вольны! Мы вольны! Мы поем! Настало время менять имена!» Сегодня с Ольгой и Надей иду на дискотеку.
19.06
Была первый раз на репетиции. Какие-то проблемы с помещением. Мне-то хорошо, а большинство ребят ездят сюда из Москвы. Кто-то, правда, бросил. Из-за этого и набор был. Я пока еще ни с кем не познакомилась. Мы занимались в спортивном зале. Больше и вправду похоже на спорт: прыжки, растяжки, падения. У них это называется сцендвижение. Потом повторяли какие-то сцены. Вячеслав Михайлович одет в черную водолазку и джинсы, похож на танцовщика. Он работал в театре на Таганке, был знаком с Высоцким. Но больше всего мне понравилось, что репетиция идет под классную музыку «Дюран-Дюран» и «А-ХА». От этого такое клевое настроение! Даже если мне никаких ролей не будут поручать, все равно буду ходить.
27.06
Приезжал папа, сказал, что в августе я с ними в санаторий поеду, в Сочи. Мне неохота, лучше бы съездить к Вике в Питер. А пока есть время, я решила начать делать алисовский альбом, как у Кольки. Здорово! Там у него фотографии, и рисунки, и тексты. А еще хочу сделать майку, как у него с «CATS», попробую вышить это красными нитками.
01.07
Репетиций до осени не будет. Каникулы, многие уезжают. А я дома сижу. Тоска! И дневник надоел. Надька вон уже давно бросила. Как всем подружкам показала, так и перестала писать. А я могла бы показать мой дневник только КК. Мне кажется, он меня понял бы, ведь я тоже его очень хорошо понимаю. Послушаешь его песни: вроде все про него, а на самом деле узнаешь про себя все. И весело, и страшно как-то бывает. Я смотрю на его фотографии, и мне кажется, что он похож иногда на волшебника, а иногда на чертика. Как мне хочется его увидеть! Я тогда просто умерла бы от радости. Подержать бы его за руку, и мне больше ничего не надо, только автограф еще.
15.07
Завтра лечу к бабушке в Пермь, папе не дали отпуска, перенесли на осень. Что я там буду делать? Невезуха!
20.08
Совсем забросила дневник, а вещи стала складывать и нашла тетрадку. Так смешно читать «Невезуха!». А вот и нет, как раз повезло. С бабушкой мы ладили, она против моей музыки не выступала, но главное, на даче я познакомилась с ребятами, нашими алисовцами. Они были на концерте, когда в марте сюда приезжали КК, Самойлов и Шаталин. Теперь и у меня есть записи с этого концерта. Я им маек с «Алисой» и с «CATS» наделала. Все лето вышивала, зато не облезет, не полиняет…
