Текст книги "Колыбель времени"
Автор книги: Наталья Павлищева
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Англичане пришли в ужас: наполовину испанка, воспитанная в испанском духе, ярая католичка, решила выйти замуж за испанца?! Это означало не просто необходимость посещать мессы, но и костры, как на континенте! Теперь англичане, похоже, поняли, кого посадили на трон, вернее, чем им грозит правление Марии. Хозяйничанье испанцев вкупе с инквизицией радовало мало кого.
Когда англичане поверили, что их королева собирается замуж за испанца и намерена сделать его королем, недовольство перехлестнуло через край и вылилось в восстание. Его возглавил Уайат, твердо вознамерившийся свергнуть королеву-католичку и посадить на трон протестантку. То есть Елизавету. Мало того, Елизавета по замыслу организаторов должна была выйти замуж за Кортни, также имевшего королевскую кровь и отдаленное право на престол, и тем самым закрепить успех восстания.
Мы в своем Доннингтоне, конечно, слышали о творившемся в Лондоне и округе. Наверное, Елизавета была бы не прочь выйти замуж за Кортни, но сама голову в петлю сунуть не торопилась. То, чего я в эти дни боялась до смерти, – чтобы Рыжая не рванула на баррикады или возглавлять войско, как Жанна д'Арк, – не случилось. Пронесло, мы пересидели всю бучу в Доннингтоне, казалось, что пересидели…
…Восстание подавили безжалостно, Мария умела мстить. И умела превращать крохи милости в яркое представление.
Из Лондона приходили страшные вести. В городе некуда деваться от трупов, причем тех, кто перешел на сторону Уайата, вешали на дверях их же домов, запрещая снимать, даже когда трупы начинали разлагаться. На Тауэр-Хилл, Лондонском мосту, Смитфилд, Чипсайде, Флит-стрит… по всему Лондону ветер раскачивал трупы… Больше сотни повешенных только в Лондоне. Город смердел трупным запахом.
Но Мария понимала, что повесить всех нельзя, а потому решила продемонстрировать свою якобы милость, простив остальных. Их вели с петлями на шеях через весь город на площадку перед Вестминстером, а там поставили на колени в стылую грязь, чтобы подчеркнуть унижение. Люди, просто не желавшие себе на шею короля-испанца, теперь получили петли.
Королева все рассчитала верно. Они прекрасно видели болтавшиеся трупы на многочисленных виселицах, столбах, даже дверях домов, хорошо понимали, что их ждет, и стояли в грязи, униженно ожидая приговор. Потому, когда, вдоволь насладившись видом поверженных противников, Мария вдруг объявила, что милует всех, кого еще не успели повесить, в воздух полетели шапки помилованных. «Боже, храни королеву!» А что они могли еще кричать, снимая с шеи петли?
Но в Лондоне нашлись те, кто не поверил в такое милосердие, самое удивительное, что это оказались дети! Нет, они не задумывались над происходившим, сотни девчонок и мальчишек принялись играть в игру «королева против Уайата»! Сражались свирепо, и в этой игре далеко не всегда побеждала, как в жизни, королева. Закончилось все трагедией. Дети расправлялись с неугодными им персонажами по-своему, вовсе не считаясь с реалиями жизни. После того как ребенок, изображавший испанского принца, был захвачен и повешен и едва действительно не погиб в петле, Мария приказала схватить всех зачинщиков такой игры, подержать в Тауэре и жестоко выпороть!
Больше дети не играли, но саму королеву это ничему не научило, ей так хотелось замуж, что даже жесточайшая расправа и со взрослыми, и с детьми не остановила.
Глаза Елизаветы в те дни были больше своего размера раза в полтора. Она не успевала прийти в себя от одного ужасающего известия, как из Лондона приносили следующее. Королева закусила удила. Я вспомнила ее прозвище Кровавая и решила, что оно неверное. Нет, Мария не заливала улицы Лондона кровью, пока она вешала и порола, позже начнет безжалостно жечь. А как ее назвать, Вешательницей? Нет, все верно, Кровавой можно прослыть, и не пролив ни капли чужой крови.
Однако сейчас меня волновало совсем не это. Смертельная угроза нависла над Елизаветой. Неважно, что она сидела в своем имении, все восстание было под ее именем.
Вернее, не так. Уайат поднимал народ против королевы, желающей посадить на шею Англии испанца, а вот Кортни решил иначе: ему нужно жениться на Елизавете. И снова для моей Рыжей злую шутку сыграл вопрос замужества. Она не ответила ни да, ни нет, но все равно Кортни активно обсуждал этот вопрос с французским послом Ноайлем, кажется даже готовя возможность отплыть с будущей супругой во Францию.
Письмо перехватили, и виноватой, конечно, оказалась Елизавета! Сама Мария в годы правления своего брата Эдуарда пыталась бежать из страны не единожды именно к французам и с их помощью и замуж теперь выходила за того, кто совсем не угоден Англии, но то, что прощалось себе, ставилось в вину сестре.
Мария боялась, ах, как же она боялась! Безумно смелая, когда дело касалось минутного выступления, она могла и быстро принять решение, и повести людей за собой. Но после такого взрыва решительности наступал долгий период мрачной истерии. И тогда накатывал страх, всепоглощающий, безжалостный, когда ночью снились скалящие зубы трупы, мятежная толпа, которая не пятилась в испуге, а, напротив, тянулась к ней, норовя схватить за горло…
Неужели это может повториться? Мария честно отвечала себе, что может. И снова именем сестры, потому что после решения королевы выйти замуж за Филиппа Испанского место Марии в сердцах англичан все больше занимала Елизавета. Ненавистная дочь шлюхи! Нет, Мария даже мысли не допускала, что отродье Анны Болейн может стать королевой хотя бы когда-нибудь! Елизавета с каждым годом становилась все больше похожей на их отца короля Генриха, а Мария все чаще твердила, что она дочь не короля, а придворного музыканта! Советники только качали головами: зачем так-то уж… женщина есть женщина, даже королева всегда завидует более молодой и привлекательной сестре.
Теперь главным делом жизни стало как можно скорее выйти замуж за Филиппа и родить наследника! Да, у нее будет сын… не один, много! Господь благословит их брак, подарит детей! Она будет прекрасной женой и родит Филиппу много детей.
Почему бедолаге даже в голову не приходило, что в тридцать семь лет и при очень слабом здоровье с бесконечными истериками, диабетом и кучей прочих гадостей это просто невозможно… Многочисленные прихвостни и приживалки, услужливо заглядывая в глаза, уверяли, что ее ждет большое и крепкое потомство. Она верила… Она так хотела верить!
А Елизавета… Против ненавистной сестры, этой дочери шлюхи, которая посмела хотя бы мысленно покуситься на ее место на троне, посмела подумать о замужестве без ее королевского на то согласия… крепкой, молодой, способной очаровывать мужчин и наверняка рожать детей… против нее нашлись улики, позволяющие если не казнить, то заточить в Тауэр! Плевать, что эти улики косвенные, что саму Марию за куда более серьезные поступки Эдуард не только не казнил, но даже не бросил в Тауэр. Кортни собирался жениться на Елизавете – этого, по мнению противников Елизаветы, было вполне достаточно, чтобы ту уничтожить.
Пусть она не дала согласия, но уже само ее имя было преступлением. А тут еще Уайат подлил масла в огонь, откровенно заявляя о том, что королевой должна быть именно Елизавета!
Мария поджимала губы и раздувала от возмущения ноздри, ее лицо стремительно теряло остатки красоты, становясь злым и временами очень неприятным. Цепкий взгляд теперь проникал внутрь, сковывая и заставляя холодеть. Ночами, лежа без сна, она изводила себя подозрениями. Елизавета отправилась в имение Доннингтон на реке Ламберт, что к западу от Лондона. Туда же спешно свозились запасы продовольствия и всякой всячины для многих людей. Зачем, что замышляла принцесса?
Чем дольше длилась неопределенность с приездом принца Филиппа, тем более злыми становились мысли королевы. Англичане содрогались при одной мысли о правлении испанцев, мало ли чем встретят Филиппа и его придворных? Нужно быть готовой ко всему. Нельзя, чтобы испанцы заметили вражду.
А Филипп все тянул, Мария оказывалась в двусмысленном положении; ни для кого не секрет, что она едва ли не сама предложила Карлу себя в снохи, что будет, если и эта помолвка сорвется?! В ее жизни расторгалось столько помолвок, что еще одной она просто не переживет! Мария была заочно влюблена в будущего супруга, невзирая на то, что тот годился ей почти в сыновья. Филипп нравился ей всем – своей молодостью, внешностью и уже тем, что был католиком и сыном Карла. Но главное – он был ее последней надеждой стать матерью.
И если для этого замужества нужно пожертвовать Елизаветой, то Мария готова была пожертвовать! Если будет доказано, что принцесса замешана в заговоре, как беспрестанно твердит испанский посол Симон Ренард, значит, пусть отвечает перед Советом!
Ренард показывал королеве перехваченное послание Уайата к французскому послу, в котором упоминалась Елизавета как возможная королева Англии. Конечно, это не доказательство против самой Елизаветы, но Мария уже была согласна и на жестокую расправу с сестрой, только бы увидеть Филиппа Испанского в Лондоне!
Если вспомнить, что его отец король Испании Карл требовал вообще устранения Елизаветы, за нее становилось просто страшно…
Тауэр для принцессы
Нет, даже отъезд в Доннингтон ее не спас. Елизавета могла уехать в любую глушь, зарыться с головой в доннингтонские сугробы, залезть в мышиные норы старого замка, ее все равно вытащили бы на свет!
Ее именем был организован новый заговор, и никого не волновало, желает ли она сама быть заговорщицей. Елизавета могла стать королевой, следовательно, нашлись те, кто пожелал таковой ее сделать, но при этом став королем. Согласие самой принцессы мало волновало заговорщиков, они были убеждены, что, почувствовав вкус власти, вчерашняя незаконнорожденная согласится на все. Пока не согласна? Это только пока… Тем послушнее будет потом.
Потом были мрачные закрытые покои Уайтхолла, где ее допрашивали час за часом, день за днем, пытаясь выдавить (хорошо хоть не выбить!) признание, что знала о заговоре и действительно была его центром. Это было время на самом острие ножа, скажи она лишнее даже не слово, а один звук, и участь решена. Мать Елизаветы Анну Болейн запросто казнили за подозрение в измене королю, дочь обвиняли в организации заговора против законной королевы.
– Томас Уайат сознался в вашем участии в заговоре… – Глаза Гардинера не насмешливы, они злобны.
Елизавета не сомневалась, что главным его желанием было посмотреть на ее казнь. Ждать от такого сочувствия или какой-то помощи не стоило, как и обвести вокруг пальца, как когда-то Тиррита, тоже не получится. Тогда ее обвиняли лишь всего-навсего в связи с Сеймуром (хотя и это было смертельно опасно), теперь в участии в заговоре против королевы.
– Нет! Я ни в чем не виновна, это оговор!
– Зачем ему вас оговаривать?
– Это вы у него и спросите!
Через несколько дней мучений:
– По приказу королевы вас препровождают в Тауэр!
Елизавета от таких слов едва не потеряла сознание. Сквозь туман почти беспамятства она потребовала встречи с сестрой или хотя бы возможности ей написать…
– Я не виновата перед королевой. Она не примет на себя грех казни безвинной!
Ответом был насмешливый взгляд:
– Подчинитесь, леди, это все, что вы сейчас можете сделать. Леди Джейн казнена вместе со своим скороспелым супругом.
И снова стены плыли перед глазами, а потолок рушился. Джейн, просидевшая совсем не по своей воле на троне всего девять дней и не успевшая насладиться ни единым мигом власти, поплатилась за чужие амбиции своей головой!
Господи, неужели в следующий раз топор со свистом опустится на ее шею?! Елизавета была готова броситься на колени перед Марией, умоляя сестру поверить, что она не виновна в заговоре, ведь использовать ее имя можно и без согласия. Но королева слушать не желала, в ней взыграла давняя ненависть – Елизавета, отродье шлюхи, жить не должна! Но разве ее вина, что родилась не долгожданным сыном, а дочерью?! За что ей это проклятие?! Казненная мать тащила за собой и дочь…
Написать письмо все же удалось, хотя Елизавета вовсе не была уверена, что Мария его прочтет.
И вот в дождливое хмурое Вербное воскресенье за ней с грохотом захлопнулась дверь камеры…
Можно сколько угодно кричать о своей невиновности, стучать в дверь, рвать на себе волосы… Она узница Тауэра, отсюда не выходят на волю. Тем более те, кто мешает королевам властвовать, те, чье имя является угрозой возникновения бунта самим своим наличием.
Елизавета бессильно опустилась на жесткое сиденье. Но не отсутствие привычных удобств убивало ее, а невозможность оправдаться. Неужели ей суждено погибнуть вот так бесславно, изменницей, потерять голову просто из-за того, что кому-то вздумалось ее именем попытаться свергнуть королеву и не допустить в Англию испанцев!
Елизавете мало нравилось присутствие множества ярых католиков в Лондоне и то, что начало твориться в стране, но больше всего она желала спрятаться в свою норку и пересидеть весь этот кошмар. А уж платить собственной головой за чьи-то амбиции не собиралась и вовсе! Но сейчас ее желаниями не интересовались вовсе.
Лондон готовился к встрече будущего супруга английской королевы Марии Тюдор – испанского инфанта Филиппа. Мария, казалось, забыла обо всем, кроме своего предстоящего замужества. Столько лет и столько раз она уже бывала обещана кому-то, но столько раз обещания отменялись… Даже за отца своего нынешнего жениха, испанского короля, Марию сватали еще ребенком. Теперь вот его сын… И ничего, что Филипп моложе своей супруги на целых одиннадцать лет, что у него физически уродливый сын, что он едва ли будет жить в Лондоне, ведь имеет и собственные земли в качестве наследника. Мария вознамерилась сделать Филиппа самым счастливым мужем на свете, она тоже добрая католичка и готова положить к стопам супруга вместе со своим сердцем и Англию. Если тот окажется достоин…
Сама Англия была в ужасе. Их королем станет ненавистный испанец?! Зато ревностный католик – говорили одни. К тому же ревностный католик! – хватались за голову другие. Одна часть радовалась предстоящим мессам, другая ужасалась их проведению в Вестминстерском аббатстве. Англия поделилась надвое, но на стороне католической ее части теперь стояла королева, да еще и намеревалась выйти замуж за короля-католика!
Марии было не до Елизаветы, это принцесса понимала отлично.
Ее камера не мала, но рядом с леди Елизаветой, как ее теперь снова звали, не было Кэтрин Эшли, зато целыми днями находились шесть преданных Марии ревностных католичек, изводивших узницу своими мольбами о разумности и разговорами об адовых муках в случае неразумности.
К тому же за окном изо дня в день стучали молотки – строился эшафот. Зачем? Для нее?! Конечно, для нее, сомнений не оставалось. Что чувствовала мать, когда узнала, что ее ждет? Но она была виновата. Или нет?! – однажды обожгло сознание Елизаветы. Раньше, слыша о казни Анны Болейн, она не сомневалась, что в Тауэр не попадают невиновные, теперь прекрасно знала, что попадают, еще как попадают! Может, и Анна Болейн так же металась, пытаясь доказать мужу свою невиновность, а потом просто умолить отпустить ее куда-нибудь далеко, чтобы ни словом, ни взглядом не напоминать королю о своем существовании? Король развелся со своей супругой и все же казнил ее. Тот, кто самим существованием на свете мешает королю (или королеве), должен быть казнен.
Она не знала, что испанский король Карл едва ли не главным условием брака Марии с его сыном Филиппом назвал казнь всех, кто может помешать наследовать трон их будущим детям. А таковой, несомненно, являлась Елизавета, ведь у Марии могли родиться и дочери (если вообще кто-то родится, учитывая, что королева Англии вот-вот разменяет пятый десяток). Над Елизаветой нависла смертельная угроза, от решения отправить ее в Тауэр до решения казнить оставался один шаг, даже не шаг, а маленький шажок. Осталось уговорить Тайный совет признать ее участие в заговоре. За возможность стать супругой Филиппа Мария была готова заплатить головой своей соперницы – ненавистной ей с малых лет Елизаветы, к тому же упорной протестантки.
Тауэр не выпускал своих узников, здесь казнили Анну Болейн и всех, в связи с кем ее обвинили, здесь потеряли свою голову Екатерина Говард, ее любовники и пособники, казнили Кромвеля, Джейн Грей и ее супруга… Но те хоть имели власть или добивались таковой, а за что должна лишиться жизни она, Елизавета Тюдор? Сестрица Мария и ее сторонники считают Елизавету дочерью придворного музыканта Марка Смитона, с которым у Анны Болейн якобы была любовная связь. Чего же бояться дочери музыканта?
Елизавета вспомнила, что в Тауэре сидят и все Дадли, включая товарища по детским играм ее брата Эдуарда Роберта Дадли. Именно его Елизавета несколько раз видела в узком зарешеченном окне башни Бошапм. Пригожий мальчик Роберт вырос в первого красавца Англии. Как жаль, что и такую голову снесет с плеч топор. Дадли поддержали бедолагу Джейн Грей, быстренько женив на ней Гилберта Дадли. Это все проделки Дадли-старшего, но пострадала вся семья. Дадли пребывали в Тауэре уже давно, видно, у Марии пока не поднималась рука подписать им смертный приговор, но это только пока. Королева поддержки своей соперницы не простит даже могущественным Дадли.
Елизавета усмехнулась: Мария никому ничего не прощает, иначе почему в Тауэре одновременно ждут своей казни Дадли, поддерживавшие Джейн Грей, и она, Елизавета, которую вместе с самой Марией от уничтожения сторонниками Джейн Грей спасло только чье-то предупреждение? Она догадывалась, кто предупредил о предстоящем захвате, скорее всего, это был разумный Уильям Сесил. Но почему же сейчас этот спаситель молчит? Как бы не опоздал… С каждым днем надежда на чью-то помощь таяла, как снег под лучами весеннего солнца.
Елизавета в Тауэре, и ей грозила смертная казнь. Казнить, собственно, было не за что, ведь это просто слова Уайата и Кортни, сама Елизавета никакого согласия на замужество и свержение Марии не давала. Так можно обвинить любого, понятно, что кто-то просто подсказал королеве воспользоваться возможностью упечь сестру-соперницу в Тауэр. Если вспомнить, что император Карл вообще требовал уничтожения непокорной самозванки, чтобы не оставалось никаких серьезных претендентов на английский престол, то становилось понятно, какая угроза нависла над моей Рыжей.
Ее просто убирали, и неважно, виновата она или нет. Как в басне: «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать!»
Но кто-то же подтолкнул Марию к такому, сама она не рискнула бы столь откровенно избавляться от сестры, которая достаточно популярна в стране.
Я вдруг с ужасом осознала, чья это работа! Неужели действительно Артур постарался? Вот гад, а!
Метнулась к своему приятелю-противнику:
– Ты?! Ты!
Он не стал ни отнекиваться, ни даже смущаться, спокойно поднял глаза, взгляд насмешливый:
– Я. А что тебя так ужасает?
– Зачем ты это сделал?! Ты что, с ума сошел? Мы прибыли ее спасать, а ты предаешь.
– Тебе многого не рассказали, детка. Тебе не сказали, как может измениться мир, если этой рыжей дряни не будет на свете.
– Почему он должен измениться? В чем?
– Хочешь знать? Я могу тебе подробно рассказать и даже показать в картинках. Хочешь?
Честно говоря, я растерялась, что со мной бывало крайне редко. Все же Артур умел заронить семена сомнения…
– Ну хочу.
– Для начала пояснения.
Следующие пару часов я выслушивала лекцию по истории Англии, а потом возможную альтернативную историю и смотрела картинки, возникающие прямо на стене, вернее, перед ней.
– Что такое Елизавета у власти? Это сильная Англия, успешно противостоящая Испании и Франции. Англия, без которой невозможно появление Соединенных Штатов. Со всеми вытекающими в будущем последствиями.
– Ты хочешь сказать, что без Елизаветы Англия сильной не станет или что Америку закроют обратно?
– Не ерничай. И Англия была бы, и Америка тоже. Только испанской, Катя, испанской, понимаешь?
– Ты рехнулся? Конкиста по всей Америке?
– Что ты знаешь о конкисте, детка?
– Не смей звать меня деткой!
– Хорошо, леди Кэтрин. Так что вы знаете о конкисте, мадам? Ну? Костры из индейцев?
– А что, нет? Можешь добавить еще уничтожение непокорных, грабеж, погубленные культуры инков, майя и кого там еще!
– Вот именно: кого-то еще… Сколько индейцев живут от Мексики до Огненной Земли в нашем двадцать первом веке? Ну, скажи, есть ли индейцы в Южной Америке? В Латинской? В Чили, например, Перу, в Боливии…
– Есть.
– А в Штатах есть? Только кое-где и в резервациях. Если и осталась культура, то открыточная, для туристов. А теперь подумай, почему после конкистадоров индейцы выжили, а после остальных нет.
– При чем здесь Елизавета?
– Твоя Рыжая будет покровительствовать пиратам Рели и Дрейка, будет настойчиво усиливать английские колонии в Америке, ставить палки в колеса Испании. Совсем другое дело, если и Америка станет испанской.
– Артур, прекрати, ни за что не поверю, что ты вот так серьезно собираешься изменить весь мир. Ведь это же действительно изменение мировой истории.
– Да, я хочу оставить Англию на том уровне, на котором она есть сейчас – второразрядная страна Европы. Англичане заметно потеряли авторитет, ни к чему его восстанавливать, так обойдутся.
– Так тебе и позволили!
– А еще испанская Англия не сможет столь серьезно противостоять Франции, иметь столько колоний, навязывать свою волю миру…
– Ты совсем рехнулся?! Артур, ты преступник! Я не понимаю, как тебя сюда пустили?
И вдруг я поймала столь откровенный взгляд своего сотоварища по пребыванию в Англии XVI века, что невольно ужаснулась. Еще немного, и я снова вдохну спертый воздух Тауэра! И спровадит меня туда Артур. Господи, как я могла ему поверить и откровенно трепаться?!
Я сжала виски руками и замотала головой:
– Артур, ты действительно рехнулся! Ты хочешь изменить все? Но что с нами сделает Антимир, когда мы вернемся?!
Решено, я буду все валить на свой страх перед Антимиром и «ИИИ», ведь мы ничего не имели права в корне менять, напротив, должны сделать все, чтобы случилось именно так, как случилось.
– Я не собираюсь возвращаться.
Мои глаза стали раза в три больше обычного:
– Что?!
– Ты стала хуже слышать или соображать? Я не собираюсь возвращаться.
– Я не стала хуже соображать, я просто не понимаю, как такое могло прийти тебе в голову. Остаться в шестнадцатом веке… бред собачий.
– Я же не заставляю тебя оставаться. Только не мешай мне, я буду делать все, чтобы королевой была Мария…
– Она и есть королева!
– …а королем Филипп.
– Англичане не потерпят испанца королем.
– Вытерпят, если Мария родит сына, а потом еще одного, то вытерпят. И еще Елизавета не будет мешать.
Я вдруг поняла, чем взять Артура:
– Елизавета не будет мешать, я утащу ее в Хэтфилд и запру там сама. Пусть твоя Мария выходит замуж, рожает толпу сопливых принцев и правит сколько угодно. Рыжую оставьте в покое, а? Ты на свою… – я чуть не сказала «королеву», – … Марию работаешь, я на свою Елизавету. Оставьте Рыжую в покое!
Артур хищно усмехнулся:
– А она в надежном месте.
– В Тауэре!
– Да. Зато там у нее не будет возможности влипнуть еще в какой-нибудь заговор. Пусть сидит.
– Артур, ты был в Тауэре? Нет, а я была!
– Твоя Рыжая там сидит в куда лучших условиях, чем была ты.
– Сидит! Сидит, понимаешь?! И каждый день ждет казни!
И снова губы Артура хищно ощерились:
– Ничего, полезно.
– Жуков, все-таки ты сволочь!
– А ты дура!
Обменялись любезностями, называется. Америка без США отодвинулась на второй план, не до нее.
Плевать на Артура, сейчас у меня другая задача: я должна вытащить из Тауэра Елизавету и убрать ее с глаз, хотя бы пока Мария не выйдет замуж! Если я буду оглядываться на Артура, я никогда и ничего не сделаю.
Но как этого добиться? Сколько ни ломала голову, выход виделся только один: пробиться к королеве, причем сделать это так, чтобы Артур не смог помешать. Сделать это можно, только перехватив королеву при возвращении с мессы. До мессы нельзя, у нее все мысли будут о предстоящей службе, а вот после Мария обычно расслаблена. Правда, вокруг всегда полно приживалок и тех, кто уверен в своем влиянии на королеву. Но просто на прием меня не пустят, да и там еще хуже.
Она сейчас должна быть довольна жизнью, она королева, заговорщики казнены, скоро приедет принц Филипп и будет свадьба… Надо воспользоваться моментом. Был ли у меня страх попасть обратно в Тауэр из-за своего длинного языка? Конечно, одно неверное слово, и вытаскивать меня из каземата будет некому, а менять ведро не станут просто из принципа. Но даже угроза сдохнуть от вони в камере меня не останавливала. Помощи ждать просто неоткуда. Остальные парни непонятно где, а Артур не дремлет; если его стараниями будет казнена Елизавета, я себе этого не прощу.
Я смотрела на королеву и пыталась разобраться в своем отношении к ней. Нет, не цветущую красавицу невесту видела я перед собой, не уверенную в себе женщину, у которой черная полоса в жизни наконец сменилась белой, не счастливую старую деву, нежданно заполучившую самого завидного жениха Европы, а клубок нервов, сжатую до предела пружину, которая, раскрывшись, сотворит что-то страшное… Она улыбалась, была приветлива и даже остроумна, она старалась выглядеть уверенной и счастливой, но только старалась!
Глаза цепкие, почти злые, и это несоответствие ласковых слов и напряженного взгляда было самым страшным. Кого ударит пружина, распрямившись? Я могла ответить без особых раздумий: прежде всего Елизавету. И главной задачей сейчас было вывести Рыжую из-под удара. Любым путем убрать подальше от глаз королевы, убедить, что она не страшна, не опасна…
Как это сделать?
Я никогда долго не раздумывала, вперед!
– Ваше Величество, позвольте мне поговорить с вами наедине…
Глаза Марии сверкнули, губы на мгновение сжались совсем в узкую линию.
– Будете просить за леди Елизавету?
– Да, конечно, но не только. Я не хочу, чтобы вы совершили непоправимую ошибку, о которой будете жалеть всю оставшуюся жизнь. – Я тараторила быстро, стараясь «зацепить» ее раньше, чем махнет, чтобы ушла; она должна услышать вот именно это: возможность непростительной ошибки, которая ляжет смертным грехом на душу.
Похоже, королева не ханжа, верит искренне, а потому должна прислушаться.
Мария поморщилась:
– Не вам учить меня праведности…
Она сделала первую ошибку – ввязалась в разговор со мной. Теперь надо осторожно подвести к нужной теме и нужным выводам. Никогда не отличалась умением вести дипломатические переговоры, но если всерьез прижмет, откуда и умение возьмется.
– Я никогда бы не посмела чему-то учить вас, Ваше Величество! Но я не могу не заступиться за свою хозяйку. Однажды она была беззастенчиво оговорена, не допустите, чтобы невинно пострадала на сей раз с вашего согласия.
Королева сделала знак сопровождавшим ее придворным дамам, чтобы оставались на месте, а мне следовать за ней к окну. Не густо, это не беседа наедине, но и за то спасибо.
– Леди Елизавета лжива! Она делала вид, что посещает мессы, а в душе хранила камень против меня, ее именем был поднят мятеж Уайата!
– Ваше Величество, вы сами сказали, что ее именем. Но в чем здесь вина леди Елизаветы? В том, что Уайат использовал ее имя?
Губы Марии презрительно дрогнули:
– Уайат бывал в Доннингтоне и говорил леди Елизавете о желании Кортни на ней жениться.
Ей очень нужно найти повод обвинить Елизавету во всех смертных грехах, словно оправдать саму себя за жесткое обращение с сестрой, иначе к чему было вообще со мной разговаривать? Я быстро согласилась:
– Бывал. Примчался встрепанный, полусумасшедший человек и принялся кричать, что как только он свергнет Ваше Величество, так принц Кортни женится на Елизавете. Леди Елизавета просто сбежала от него, потому что однажды уже бывала обвиненной в связи с лордом Сеймуром только потому, что виделась с ним на глазах у королевы. А намерения человек может иметь любые, почему мы должны отвечать за чужие намерения, о которых можем даже и не знать?
– Почему она не сообщила мне?
Я как можно спокойнее пожала плечами:
– Просто боялась, чтобы снова не обвинили в желании выскочить замуж без вашего ведома. А потом вы просто разбили Уайата. В Доннингтоне все узнают много позже…
– Но в Доннингтоне все против испанцев.
– Не больше, чем в Лондоне. Англичане везде против иностранцев, неважно, испанцы это или французы. Конечно, леди Елизавета хотела бы видеть своим королем англичанина, а не испанца, но она никогда не оспаривала и не осуждала ваш выбор. Ваш выбор – это ваш выбор. А не нравиться может многое…
Мария вздохнула:
– Уайат сказал перед казнью, что она ни при чем.
Я чуть не заорала: «Ну вот!» Но Мария сдаваться не собиралась и вернулась к своему первому обвинению:
– Леди Елизавета лжива. Она слушала мессы, пока этого требовала я, а сейчас даже в Тауэре не желает этого делать!
Ясно, ей нужно моральное оправдание перед собой, это стоит использовать. Для таких набожных, как Мария, малейшие душевные сомнения куда более мучительны, чем даже зубная боль. А я тебе этот больной зуб в душе ковырну! И буду ковырять, пока ты либо не выпустишь Елизавету, либо… либо не отправишь меня к ней. Лучше первое. Как-то безопаснее…
Только не перестараться, она баба малость не в себе, но умная.
– Ваше Величество, разве легко изменить веру той, что с раннего детства была воспитана иначе? Дайте леди Елизавете время, чтобы она все обдумала и сделала это не под давлением, а добровольно. Стоит ли заставлять принимать истину силой, может, лучше довериться времени, чтобы леди приняла ее сама?
Губы Марии снова сжались, ноздри и без того широкого носа раздулись, сделав лицо неприятным.
– Я не могу освободить леди Елизавету! Снова ее именем будут заговоры!
Тьфу ты, противная баба! Чуть не пнула ее ногой.
– Вы разбили ваших противников, и они не скоро соберутся с силами, если вообще соберутся. Сейчас вы сильная королева и счастливая невеста. Не омрачайте свой праздник сознанием, что леди Елизавета находится в тюрьме. Поверьте, она не столь опасна для вас, чтобы держать ее в Тауэре, она не столь смела и решительна, чтобы доставлять вам неприятности.
Мария посмотрела на меня как-то так, что мне совсем расхотелось продолжать разговор. Да уж, если здесь и милосердие, то для избранных, видно, оно не для тех, кто числился во врагах Ее Величества или врагах Церкви. Во взгляде королевы я явно увидела дверь камеры Тауэра.
Так… Если что, пока отступим, хотя, кто знает, сколько у меня еще времени, ладно если для Рыжей это будут лишние дни в Тауэре, только бы не закончилось эшафотом. Я почти готова была заорать, что справедливые королевы не казнят по наговору.