Текст книги "Крах проклятого Ига. Русь против Орды (сборник)"

Автор книги: Наталья Павлищева

Соавторы: Виктор Поротников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 50 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Но на сей раз удалось, кроме того, Бегич видно и сам решил дать бой русским, совершенно не боясь никаких их отрядов. В Рязанской земле у реки Вожи к Дмитрию Ивановичу присоединился князь Иван Пронский со своими отрядами. Олег Рязанский привычно сидел за своими стенами. Посовещавшись, русские встали на своем берегу подле брода.

Стояла теплая, сухая осень, вернее, она только началась, но уже полыхали огнем деревья, летели по ветру липкие паутинки, в прибрежных зарослях гоготали, суетились разжиревшие за лето утки и гуси, собираясь в дальний путь. На огородах вовсю разлеглись капустные кочаны, раскинув вольно нижние листы точно дородные бабы свои юбки на лавках. Почему-то мелькнула мысль: будет ли их кому собирать? Если выстоят русские против Бегича, то будет, а потонут в Воже, как тогда потонули в Пьяне, так и не только кочаны сиротинушками на Руси останутся, но и целые города.

В лагерь Дмитрия Ивановича примчался Семка Удалой от сторожевых, выставленных подальше для присмотра за Бегичем.

– Ну что? – князь заметно напряжен.

– Близко уже, скоро к Воже с той стороны подойдет. – Семка едва переводил дух, пришлось спешно переправляться через реку, и хотя здесь брод хорош, все равно выдохся.

– Ты почему так устал? – вдруг поинтересовался Дмитрий. – Брод тяжел или скакал долго?

– Не, – замотал головой Семка, – брод не так уж плох, течение небольшое и дно хорошее. Я просто на рысях.

– Пора и нам переправляться, Дмитрий Иванович, – откликнулся Тимофей Вельяминов, – а то как бы Бегич нас не опередил.

– Где еще на Воже броды близко?

– Нету таких. Только этот, у остальных по обоим берегам лес, Бегичу не подойти с конными, да и нам тоже.

– Вот то-то и оно. Ему придется переправляться здесь.

– Потому и пора, чтоб не пустить на этот брод!

– Не-ет… – хитро прищурил глаза Дмитрий. – Пусть он у нас на виду переправляется!

– А ежели не пойдет? – все же засомневался Пронский.

– А мы ему место уступим, чтоб еще куда не ушел…

– Как это?

– Пошли за мной! – махнул рукой Дмитрий, увлекая Даниила Пронского и Тимофея Васильевича Вельяминова на берег. – Чем этот брод хорош? Тем, что здесь и с той, и с другой стороны поляны есть. Если мы встанем прямо за бродом, конечно, Бегич не пойдет, не настолько глуп, чтоб под стрелы подставляться. А мы чуть постоим и отойдем подальше, вроде как испугавшись. А как на нас пойдет, ударим с трех сторон.

Так и случилось: передовые отряды Бегича не рискнули переправляться сразу, но когда подошли основные силы, Дмитрий дал команду чуть отойти, вроде испугавшись. Сам ордынский мурза хохотал, увидев, как медленно отползают русские полки; если они перепугались от одного вида ордынской рати, то что будет, когда всадники хлынут сплошной волной? Слабоват московский князь Дмитрий Иванович, ох, слабоват! Ближе к вечеру собрав мурз, Бегич распорядился переправляться быстро и сразу вступать в бой, накатывая валом на этих трусливых русских. «Видно, помнят Пьяну!»

Брод действительно был удобным, мелким, с плоскими берегами. На стороне русских берег чуть подальше от реки поднимался, но тоже не круто, у самого брода места было мало, и нападать следовало почти с лету.

Ордынцы начали напором, едва переправившись, сразу постарались ударить в лоб. Но полк Дмитрия Ивановича выстоял, а слева и справа на уже втянувшихся в бой ордынцев напали полки Даниила Пронского и Тимофея Васильевича Вельяминова. Никак не ожидавшие такого отпора ордынцы закрутились на месте, а его-то как раз было мало, развернуться на небольшом участке свободной земли подле брода было негде.

Передние пытались повернуть, но сзади все накатывали новые волны наступавших ордынцев, в один миг все смешалось. Не в силах ни отразить внезапное нападение с трех сторон русских, ни развернуться, чтобы организованно отступить, войско Бегича в панике бросилось обратно, давя и сметая своих же. Хуже нет паники, тем более в конном войске! По русским рядам пролетело распоряжение: татар гнать только до брода, за реку пока не соваться, уже темнеет.

Теперь уже русские избивали отборные полки ордынского мурзы. Такого погрома Орда, пожалуй, не видела! Ордынцев гнали до самой темноты, нещадно избивая. У ордынцев погибли князья Хазибей, Коверга, Бегичка, Карабулук… Жалкие остатки войска Бегича спасли темнота и сильный туман, упавший на округу следующим утром. Теперь уже Вожа вышла из берегов, заваленная мертвыми телами. Только на сей раз это были ордынские тела!

Никита и Григорий не спешили к передовым отрядам, ни к чему, пусть одолеют русские полки, тогда и двинемся вперед – решили невольные приятели. Они спокойно улеглись под телегой, пережидая жаркое августовское солнце. От реки издалека уже доносились звуки начавшейся битвы. Всадники Бегича явно начали переправляться. Слышны были крики людей, ржание поднятых на дыбы лошадей, лязг оружия.

Никита прислушался: видно, бой завязался нешуточный, русские решили стоять насмерть. Жалко, много погибнет, у Бегича сильное войско, это не Арапша, а ведь тот малым числом побил такое количество русских. Никите было откровенно жаль тех, кто сложит головы на берегу Вожи или будет угнан в полон. Но помочь он ничем не мог, а потому старался не задумываться. Война есть война, самим бы уцелеть.

Но случилось что-то непредвиденное. Лежавший на груде набросанных шкур Никита вдруг с ужасом подскочил: мимо пронеслись один за другим перепуганные всадники из бегичевских. Не успел спросить, в чем дело, как таковых оказалось много, ордынцы явно бежали! Причем бежали панически!

Никита пытался сообразить, что теперь делать и куда деваться самим, неожиданно для себя он вдруг наклонился к Григорию:

– Бежать надо! Спрячься куда-нибудь, ты поп, тебя не тронут.

Преследовать врага в темноте русские полки не стали, мало ли какая ловушка припасена на такой случай у Бегича? Решили дождаться утра. Пересчитали своих, потери были совсем небольшими. Правда, погибли Дмитрий Монастырев и Назарий Кусаков. Вдохновленные неожиданной победой, русские воины с удовольствием обменивались впечатлениями:

– Ага! А я его как рубану, а он в реку…

– И я тоже! С десяток положил, не меньше…

– Чего их не класть-то было, мотались по берегу точно овцы стадом, руби не хочу!

– Ловко мы их!

– Выходит, ежели с умом, так и ордынца бить можно, а не самим головы как на Пьяне складывать?..

Окольничий Тимофей Васильевич, услышав такую похвальбу, укоризненно покачал головой:

– Не хвались третьего дня, хвались третьего года. Подождите утра, может, завтра все снова начинать придется, али самим от Бегича отбиваться так, что головы трещать будут.

От такого замечания стало тревожно. И впрямь, кто знает, что будет утром, что придумают ордынцы в ответ на такое избиение?

Думал об этом и Дмитрий Иванович, а потому разведку вокруг высылал беспрестанно, чтобы не смог Бегич перехитрить, не смог за ночь обойти сзади. Разведчики твердили, что близко у реки ордынцев нет. Куда девались? Но и на другой стороне их нигде не обнаружили.

– Не бежали же они? – растерянно развел руками Дмитрий, глядя на Вельяминова.

Неожиданно тот хохотнул:

– А что, Димитрий Иванович, а может, и бежали?!

– Хорошо бы, – вздохнул князь. – Только больно легко получилось.

– А тебе надо, чтоб крови пролилось побольше? Благодари Заступницу за такую победу, Дмитрий Иванович.

– Погоди радоваться. Утро вечера мудренее.

С тревогой ждали утра. Вроде и время выглянуть солнцу, но оба берега плотно окутал сильный туман. Князь Дмитрий Иванович распорядился, пока туман не рассеется, на тот берег не соваться. Но отправленная разведка принесла чудное известие:

– Дмитрий Иванович, нету там ордынцев!

– Как нет?! А куда девались? У них же обоз огромный!

– А вот так, нету, и все! Бежали и обоз свой огромный бросили. Там безоружных тьма и добра всякого тоже!

Второй подтверждал:

– Князь Дмитрий Иванович, все следы ведут только в сторону степи. Бежал Бегич-то, ей-богу, бежал!

Снова и снова возвращались посланные в разведку, но пока не спал туман, приносили одинаковые вести: ордынцы бежали, в панике бросив свой обоз!

Наконец туман рассеялся, и князь Дмитрий Иванович дал приказ переправляться, только все равно быть осторожными. Немного погодя по противоположному берегу Вожи ездили несколько растерянные русские всадники, спешивались, оглядывались, не вполне веря своим глазам. Лагерь ордынцев был пуст, а все ночные следы вели прочь от Вожи!

– Дык… как же это…? Может, и не стоило их оставлять на ночь? Может, надо было догонять и бить дальше?

Об этом уже думал и сам князь, но кто же ожидал, что войско Бегича не просто отступит, чтобы перестроиться и снова атаковать, а в панике бросится прочь? Никогда прежде русские не били ордынцев в открытом бою и так крепко! Одинаково растерянны были и князь с воеводами, и простые ратники. Выходит, и Орду бить можно, ежели с умом? На самого Дмитрия Ивановича смотрели как на святого, не скрывая восторга. Вот так князь у них, ежели сумел с толком всем распорядиться и гнать поганых такой же метлой!

Постепенно в русских полках растерянность уступала место захлестывающей радости от одержанной победы. Смогли! Осилили! Да не просто победили, а как победили!

Неспокоен был только сам Дмитрий, не потому, что не радовался, а потому, что боялся этого радостного безумства. Однажды так на Пьяне, уверовав, что ордынский царевич Арапша бежал, перепились и полегли под татарскими саблями. Потому князь не давал никакого покоя разведке, пока те не принесли известие об обнаруженных далеко в степи кострах, оставленных остатками ордынцев. И все равно Дмитрий сомневался:

– А может, то костры жгли, когда на нас шли?

– Обижаешь, Дмитрий Иванович. Нешто мы давнего костра от нового не отличим? Да и следов куда меньше, чем прежде. Не сомневайся, князь, бежал Бегич, драпал как волк от огня!– Дай-то бог!

Русские побили ордынцев и захватили их обоз. В числе захваченных оказался и замешкавшийся Григорий. Священник не сопротивлялся, но объяснить, что за травы у него в мешке, не смог. Растерянно мямлил:

– Это для лечения всяких болестей… раны лечить…

Попадись кому другому, сошло бы. Но рядом как раз оказался рослый дружинник с раной на руке, он оживился:

– А ну давай, меня полечи. Смотри, как кровь течет.

То, как вдруг закрутился поп, заставило русских засомневаться:

– Да не отрава ли у тебя?

Дальше – больше, принялись расспрашивать с пристрастием: почему оказался в обозе у Бегича, чего ради шел с ордынцами, кто таков сам? И взяли Григория в оборот, повели к князю. Но первым он попал на глаза не Дмитрия Ивановича, а Тимофея Васильевича Вельяминова. Вот уж с кем Григорию встречаться совсем не хотелось! Конечно, за несколько лет поп основательно растолстел и даже оплыл, но окольничий все же распознал человека, которого не раз видел рядом с опальным племянником.

– Э, да это поп Иванов! Ты откель здесь?

Григорий вдруг заелозил. Это совсем не понравилось Тимофею Васильевичу, и тот приказал:

– А ну возьмите-ка его и поспрошайте с пристрастием!

Поп заверещал так, словно ему уже поджаривали пятки на огне. Кричал, что он священник, его нельзя трогать!

– А какого прихода? – ехидно поинтересовался крепко державший пойманного попа дружинник. Тот опустил голову.

К нему и особого пристрастия применять не пришлось, одно дело бегать вместе с опальным боярином и совсем другое – если тебя собираются пытать! Григорий довольно быстро выложил, что травы отравные, чтобы сварить нужное зелье.

– Кого травить собрался?

– Про то не ведаю…

– Как так?!

Григорий снова начал крутиться, лопоча, что его должен встретить в Москве какой-то человек, о котором он ну ничегошеньки не знает… То, как поп прятал глаза, подсказало его мучителям, что врет. Но стоило поднести горячую кочергу к пяткам, как Григорий снова заверещал, что этого человека уже встретил прямо тут, в лагере Бегича. Но тот все равно ничего не сказал, не время, мол. Вообще-то Григорий говорил правду, он действительно не знал, кто должен стать жертвой отравного зелья, это было ведомо только Никите. И выдавать своего напарника тоже не собирался, но когда все же запахло паленым мясом, то выдал и Никиту тоже.

– Где он?!

– Не знаю, бежал с Бегичем, видно…

– А ты чего ж?

– А я не успел.

– Кто он таков?!

Стоило Григорию отвести глаза, как кочерга снова вдавилась в пятки.

– А-а-а!!! Скажу, все скажу! Только не палите! Все скажу!

– Ну? – наклонился к лежащему почти без чувств попу пытавший его дружинник. Но Григорий говорить был просто не в состоянии. Его пришлось отливать водой. Стоило бедолаге чуть прийти в себя, как над ним снова навис мучитель: – Ты будешь говорить или подпалить еще кое-что?

– Буду, буду… Это вельяминовский человек Никита…

Но большего добиться от попа не удалось, он действительно не знал, кого собирался травить Никита. Поняв, что Григорий уже сказал все, что ему известно, обо всем рассказали князю Дмитрию. Тот нахмурился:

– Надо изловить самого Никиту.

В это самое время Тимофей Васильевич прохаживался перед стоявшими с понуро опущенными головами пленными ордынцами. Среди них был и Никита. Посланнику Вельяминова не удалось сбежать, как ни старался, правда, он сделал вид, что нем, чтобы поскорей отстали. Ему бы спрятаться от взора Тимофея Васильевича, да только куда? Как Никита ни опускал голову, Вельяминов все же углядел светлую голову среди темных ордынских.

Тимофей Васильевич уже даже сделал шаг дальше, но вернулся и внимательней пригляделся к парню в монашеской рясе:

– Э, а это что за поп у нас?

Буквально впившись глазами в лицо Никиты, он недоуменно протянул:

– Где-то я тебя, голуба, видел… А ну поверни рожу-то? А ты не у Ваньки в ближних ходил? А ну ведите его за мной, князю покажу, какие ныне попы в Орде!

Но князю было не до лазутчиков, а потому обоих по отдельности под сильной охраной отправили в Коломну. Там их и увидел князь Владимир Андреевич. То есть увидел-то он Никиту и тоже узнал.

– Что-то мне твоя рожа знакома? Ты не вельяминовский ли?Так подтвердились слова Григория. Поняв, что тот не врет и уже больше ничего сказать не сможет, попа наконец перестали мучить и отправили в дальнюю обитель лечить подпаленные пятки и ломаные ребра. А Никиту неожиданно потащили к князю Владимиру. О чем с ним несколько раз подолгу говорил князь серпуховской, не знал никто, но только парень вдруг исчез, а искать его почему-то не стали…

Мамай рвал и метал! Провалился такой поход Бегича! Сильный мурза с большим количеством воинов – и был разбит московским князем наголову! Счастье Бегича, что он погиб в бою, не то лишился бы головы в ставке Мамая. Таких поражений темник не прощал. Разозленный Мамай напал на рязанские земли, сильно их потрепав. Снова сжег Переяславль-Рязанский и несколько городов помельче, разорил множество деревень…

Но князь Олег Рязанский не попросил помощи у Дмитрия Ивановича, напротив, спрятался в лесах, пережидая набег. Это стало уже привычным. Даже в Рязани начали ворчать, мол, чего ж наш князь бегает, если москвичи давно бьют ордынцев? Про давно это было, конечно, преувеличением, побили впервые, но зато как!

Сначала победа над строптивой Тверью, а теперь вот оглушительная победа на Воже сильно подняли русский дух. Значит, можно бить и сильные войска, если умеючи-то?.. В Москве победителей встречали восторженно. Первый разгром ордынских войск за столько лет! Никто и вспомнить не мог, когда их вообще били. Думали, думали и решили, что допрежь никогда! Получалось, что их молодой князь Дмитрий Иванович самый первый, кто дал отпор Орде.

Нашлись, правда, те, кто припомнил, как Олег Рязанский едва не голыми руками побил Тагая, но тут же решили, что то не в счет, там Олег просто нагнал и отнял добычу обратно. Да и самому Тагаю удалось уйти, и отряд был так себе… Не-ет… с нашим Дмитрием Ивановичем не сравнить! Наш-то, на!.. Вон какой молодец, на коне точно влитой сидит, настоящий богатырь. Чего такому какого-то Бегича бояться? Никого он не боится! Никто ему не указ! Нижегородского князя своего тестя Дмитрия Константиновича под себя поставил? А тверского зловредного Михаила Александровича? А Ольгерда, которого боялись до него все?.. Где такое видано, чтоб старый литовский лис сам мира просил? Вот то-то и оно, что наш Дмитрий Иванович куда как сильнее любого. И ордынцев теперь тоже!

Евдокия встречала мужа, как тысячи других русских женщин, с радостью и слезами.

– А чего ж плачешь, любушка моя? Я же не только живой, но и без синяков даже. Такая битва была, что и меч затупить не пришлось!

К отцу приставал семилетний Василий, просил рассказать о том, как бились с ордынцами. Князь смущаясь разводил руками:

– Да и впрямь, сыну, их и бить почти не пришлось. Они как обратно в реку бросились, так сами друг дружку перетоптали сильно. А мы только добавили.

Слышавший этот разговор Тимофей Васильевич Вельяминов покачал головой:

– Василий, ты не очень-то отца слушай, скромничает он. А кто сообразил не переправляться через реку и потому чуть отступить, чтобы ордынцы решили, что мы струсили? Иначе их не заставишь переправиться. Учись, Василий, отец твой дюже добрым полководцем становится. Не силой берет, а сообразительностью.

– А сообразительностью лучше? – уставился в лицо отцу Вася.

– Понимаешь, сынок, можно быть очень сильным, как вот был Бегич, а попасть в хитрую ловушку и погибнуть. Как наши на Пьяне, – со вздохом добавил князь.

Вечером, перебирая черные как смоль волосы мужа, Евдокия осторожно поинтересовалась:

– Митя, вы же победу одержали, чего ж ты так озабочен?

– Мамай не простит гибели войска Бегича. А значит, пойдет изгоном на следующий год, и покоя нам не будет, пока мы его совсем не разобьем. Бегич – это точно маленький полк одного удельного княжества, если Мамай свою силу поднимет, тогда тяжело справиться будет.

– Ты снова соберешь всех, как на Тверь собирал.

– Я не на Тверь, Дуня, собирал, я на Мамая и собирал, Тверь просто ко времени пришлась. Да, придется собирать… И когда на Руси покой будет? Уже меж собой не воюют князья, даже Михаил Александрович утихомирился, теперь вот еще Мамая одолеть бы…

– Орду?

– Нет, Орду пока нет, только Мамая. А с Тохтамышем договариваться будем.

– Дай-то бог.Солнечное утро застало князя в постели у жены. Обычно он все же уходил в ночи, чтобы не пробираться перед слугами утром в свою спаленку. Но, обнаружив это, ближний слуга Анисим попросту разогнал остальных из всех переходов. Пусть поспит князь, устал небось в таких-то трудах ратных.

Дмитрий и правда проснулся позже обычного. Обнаружив, что солнце уже встало, а он на перинах у Евдокии, смутился. Хорошо, что одевался всегда сам, не любил помощи холопов, а потому вчерашние порты и рубаха лежали рядом с ложем. Быстро облачившись, он закрутил головой, ища хоть какой гребень жены, чтобы расчесать волосы. Не нашел, пришлось будить Евдокию.

Та открыла глаза и с улыбкой потянулась руками к мужу:

– Донюшко…

– Дуня, где у тебя гребень?

– Ты уже встал, а чего ж такой всклокоченный? Нешто слуги не заметили?

– Да я у тебя спал, потому и ищу гребень.

Рассмеявшись дробным ласковым смехом, Евдокия попыталась вскочить, но сообразила, что она так вообще голышом, упала обратно на постель, прикрылась одеялом, смущенно кивнула в сторону большого красивого ларца:

– В нем возьми…

Но Дмитрию уже было не до гребня. На миг узрев обнаженное тело жены, он бросился обратно на перины. Та счастливо засмеялась в ответ, было радостно, что после стольких лет все еще желанна для мужа.

Только князь не собирался барахтаться под одеялом, напротив, решительно откинул его с жены. Та ахнула, попыталась прикрыться хоть руками, смущенно запылала. Но Дмитрий развел ее руки, принялся любоваться красивой грудью, которая была на удивление крепкой, точно и не выкормила княгиня стольких детей. Потом провел пальцами по упругому животу, много раз носившему в своем чреве, тронул ноги. А чтоб не смущалась, накрыл ее тело своим, разгоряченным и жадным до ласки.

Долго пришлось в то утро слугам прятаться под лестницами и за дверьми, ожидая, когда наконец князь выберется от своей супруги. Все знали, что горяч Дмитрий Иванович не только в делах и словах, не только в споре или ссоре, горяч он и на ложе. Подтверждение тому – дети, которые родятся один за другим. И все мальчики, одна дочка Софьюшка, остальные сыновья. Видно, крепко любит жену Дмитрий Иванович, и отвечает ему тем же Евдокия Дмитриевна, ежели так Господь благословляет их брак!

Казнь

Увидев перед собой Никиту, Вельяминов не смог поверить глазам:

– Откель ты здесь?! Бегич же разбит был! А где Григорий?

Никита глубоко вздохнул:

– Прибрали попа. Мы с ним в обозе прятались, ждали, когда Бегич князя Дмитрия побьет. А вон наоборот вышло. Ох и крепко побили ордынцев русские! Бежали, аж подковы конские по пути теряли…

– Ты дело говори! – разозлился Вельяминов.

– Куда Григорий подевался – не ведаю, мы в разных местах оказались, как ордынцы драпать начали. А я вот куда надо попал.

– Куда это? – подозрительно прищурился боярин.

– Иван Васильевич, ты б хоть глоток воды да кусок хлеба дал с дороги, оголодал же. А после я тебе такое скажу – упадешь!

Глаза Никиты довольно блестели, это означало, что он узнал нечто важное. И все равно Вельяминов уловил в его взгляде и голосе такое, отчего стало не по себе. Никите соврать, что через плечо плюнуть. Неужто врет?! Спелись с попом и задумали какую каверзу? Знать бы что…

Пришлось Никиту кормить-поить, а потом еще ждать вечера, потому как парень требовал разговора только с глазу на глаз. Зато то, что он сказал, повергло Вельяминова в шок. Боярин и раньше задумывался над тем, почему князь Владимир Андреевич, с которым Дмитрия раньше бывало водой не разлить, вдруг принялся отстраивать себе Серпухов. Была шальная мысль, что рвется младший князь не просто к самостоятельности, а к настоящей власти. Но кто его знает, что на уме у Владимира Андреевича?

А теперь Никита твердил, что князь и впрямь захотел под себя Русь взять, но ему в Москве нужен свой человек. Все нынешние с Дмитрием одной веревочкой повязаны, даже Вельяминовы, супротив ни за что не пойдут…

Не поверил словам Никиты осторожный Вельяминов, принялся пытать: а с чего бы князь стал такие слова тебе говорить? И почему отпущен был, ежели в плен попал?

Никита кивал:

– Верно не веришь, Иван Васильевич. Я бы тоже не поверил, скажи мне кто такое еще полгода назад. Князья и впрямь точно родные братья были. А ныне смотри что: Владимир Андреевич с князем Дмитрием на Пьяну не ходил? Нет, полки свои посылал, а сам не пошел. И на Вожу тоже не ходил! В Москве не всякий месяц бывает, а раньше и полдня друг без друга прожить не могли. Видно, обидел его чем Дмитрий, всем известно, каков у него несносный характер! Дмитрий Иванович все наследником своего сына Василия зовет, а ведь наследовать Владимир Андреевич должен!

– А ты князя Дмитрия видел?

– Не, только издали.

– А Владимира где же встретил?

– Это в Коломне, нас туда переправили. Меня Тимофей Васильевич признал, пропал бы, ежели не князь Владимир Андреевич. Он вроде как к себе забрал, потом расспрашивал про тебя, Иван Васильевич. А еще про то, поможешь ли, ежели понадобится?

– Чем я могу помочь? Ему Мамай нужен.

– Не, Мамай только набегом может да изничтожить всех. А потом как? Владимиру Андреевичу свои люди в Москве нужны, у него нет. Сама Москва не нужна, станет, я мыслю, в Серпухове свою столицу делать.

– Что велел мне передать?

– Если станешь ему помогать, так чтоб и Мамаю словечко замолвил, и сам загодя ближе к нему перебрался.

– К кому нему?

– Не к Мамаю же, к Серпухову.

– Ага, а там меня и повяжут! – расхохотался Вельяминов.

– Он же тебя не в Москву зовет? – даже обиделся Никита. – Я передал, Иван Васильевич, дальше сам думай. И про Владимира Андреевича не стоит всяко говорить при Мамае, сам знаешь, у Москвы тоже уши всюду есть, как бы супротив него дома не повернуло. Я видел, как в Коломне князя Дмитрия встречали, его сбросить трудно будет, а он сам кому башку отрубит и глазом не моргнет.

– Вот то-то и оно… – вздохнул осторожный Вельяминов.

Поверил он не сразу, Никите пришлось еще трижды тайно пробираться в Серпухов и обратно, пока боярин Вельяминов решился отправиться туда и сам. Это случилось уже летом следующего года, когда стало ясно, что Мамай пока на Русь не идет, пока только собирается. Иван Васильевич ворчал на темника:

– Сколько уже можно с генуэзцами якшаться?! Давно бы подкупил кого в Москве и прибили бы этого Дмитрия! А без него разброд на время настанет, и бери Русь голыми руками.

К лету эта мыcль утвердилась в нем окончательно, однажды даже поинтересовался у Мамая, что бы тот сделал, если бы князя Дмитрия вдруг не стало?

– Как это? – поразился темник.

Они разговаривали наедине, Вельяминов хорошо понимал цену таким речам. Поняв, что имеет в виду опальный боярин, Мамай вдруг усмехнулся:

– Хорошо бы. Они без Дмитрия совсем овцами станут.

– А на Русь пошел бы? Пора, хан, потом Тохтамыш на ноги встанет, вдруг меж собой с Дмитрием договорятся.

– Да, это плохо, – согласился Мамай. – Что ты хочешь?

– Кого поставишь на Руси вместо Дмитрия?

– Ты, что ли, хочешь?

– Над всей Русью лучше Владимира Андреевича, а мне и Москвы достаточно.

– Это какого Володимера, Серпуховского? Когда ты с ним спеться успел? Никита твой туда-сюда видно не зря бегает?

Вельяминов смутился:

– Ты про Никиту ведаешь, хан?

– Плохой я буду правитель, если не буду знать, о чем думает каждый из моих приближенных, тем более такой, как ты, предатель…

Последнее слово резануло слух Ивану Васильевичу, но возмущаться не стал, с трепетом ждал, что скажет хан дальше. Тот кивнул:

– Делай, получится, дашь мне знать. А тебе, так и быть, дам Москву.

Этот разговор решил все. Осторожный Вельяминов решил рискнуть и сам отправиться в Серпухов в начале лета, с тем чтобы к обычному времени походов ордынцев – началу осени – быть готовым. Счет пошел на недели.

Никита был срочно отправлен к серпуховскому князю на переговоры, а в Москву ушел разведчик разнюхать, не заподозрил ли чего князь Дмитрий. Никита сообщил, что князь Владимир Андреевич готов, а из Москвы пришло известие от оставшихся там купцов, что князь Дмитрий уехал в Радонеж, а потом в Переяславль, а с князем Владимиром почти не видится, каждый занят своим делом.

Вельяминов тронулся в путь.

Все лето войска были готовы собраться по первому зову, но Мамай наступать вроде и не собирался. Видно, копил силы для решительного удара, способного окончательно сломать хребет русскому войску. От неприятного ожидания становилось не по себе.

Зимой князь Владимир Андреевич сходил на Стародуб и Трубчевск. В результате уверенной победы на сторону Москвы перешел помимо брата Андрея Ольгердовича и Дмитрий Ольгердович. Для Дмитрия это было радостно. После смерти старого Ольгерда в Литве тоже неурядицы. Старшие сыновья от первой жены Ольгерда получили только уделы, а власть – старший сын второй жены Ульянии Ягайло. Настроенный против Москвы, он готов был в любую минуту повторить походы своего отца. С вожделением смотрел в сторону племянника и не угомонившийся Михаил Александрович Тверской.

Иногда Дмитрия охватывало настоящее отчаянье. Снова замятня с Литвой и Тверью? Да когда же все это кончится?! От степи того и жди Мамая, Ягайло забыл уроки, полученные отцом, Тверь так и смотрит в сторону, Рязань тоже, даже тесть нижегородский князь Дмитрий Константинович старается ни во что не ввязываться. А помощи ждут все. Олег Рязанский обижается, что его землю разоряют всякий год. Но поди попробуй заставить вместе со всеми выступить против того же Бегича или Мамая! Отсиделся в Переяславле-Рязанском, пока его же удельный князь Даниил Пронский вместе с москвичами на Воже бился! И тесть Дмитрий Константинович тоже сидит запершись…

С кем посоветоваться? Митрополит Алексий умер еще в феврале. Хотел своим преемником назвать Сергия, да тот воспротивился, встал точно скала, не переубедишь, с места не сдвинешь. Сам Дмитрий настаивал на своем духовнике, том самом коломенском попе Михаиле, которого все презрительно звали Митяем. Алексий был против Митяя, не помогали никакие уговоры.

Сам Митяй тоже немало покочевряжился. Уж как его уламывал Дмитрий… Другой на месте коломенского попа от радости выше колокольни прыгал бы, а этот все твердил, мол, не хочу принимать постриг! Понимал ведь, что без этого митрополитом не стать, но так боялся проиграть и после этого остаться простым чернецом!.. Дмитрий просто заставил бестолкового попа сначала принять наместничество от митрополита на Москве (на это Алексий согласился после беседы с Митяем), а потом на дальнейшее повышение. Но вот избрать его митрополитом на соборе отказались. Надлежало ехать в Царьград и пытаться получить сан там. В возможности этого Дмитрий не сомневался, если Ольгерд сумел купить митрополию для Киприана, то почему Москва не сможет сделать это для Митяя?

Но одно дело ставить Митяя митрополитом и совсем другое советоваться с ним. Дмитрий, напротив, ожидал, что сам Митяй станет по всякому поводу спрашивать у князя согласия. Владимир постоянно в своем Серпухове, строит и строит, то крепость, то монастырь, то собор…

Только успел подумать о двоюродном брате, как тот приехал сам.

Дмитрий Иванович с княгиней Евдокией и детьми были у Миколы и Марии Вельяминовых, когда примчался посланный Владимиром Андреевичем слуга с просьбой серпуховского князя срочно прийти. Великий князь, изменившись в лице, медленно поднялся, но пришедший тут же его успокоил:

– Дмитрий Иванович, серпуховской князь доволен, стало быть, все хорошо. А еще просил Миколу Васильевича непременно быть тоже.

– Это еще зачем?! – ахнула, прижав руки к груди, Мария Дмитриевна.

– Посмотрим, – пробормотал князь. Евдокия бросилась за ним следом.

– Митя, думаешь, беда какая?! – глаза княгини смотрели с отчаяньем. Муж улыбнулся, чуть оглянувшись, ласково провел рукой по ее щеке:

– Слышала же, что Владимир доволен. – Видя, что жену просто так не успокоить, пообещал: – Сразу пришлю сказать, что там такое.

Прижав его руку к своей щеке, Евдокия попросила:

– Ты уж пришли, пожалуйста.

Дмитрий с Миколой Вельяминовым заторопились на двор к Владимиру Андреевичу. Там стоял какой-то возок, вокруг множество охраны, сам серпуховской князь расхаживал перед закрытым возком, действительно довольно улыбаясь. Завидев великого князя с боярином, шагнул навстречу:

– У меня для тебя подарок! Ой какой! Смотри, – он откинул завесь возка. Глянув внутрь, Дмитрий Иванович просто оторопел. Следом за ним замер и Микола Вельяминов, потому как там сидел связанный по рукам и ногам… Иван Васильевич Вельяминов!