Текст книги "Иван Шишкин (1832 - 1898)"

Автор книги: Наталья Мамонтова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Н.Н. Мамонтова
Иван Шишкин 1832 – 1898

Издательство АРТ-РОДНИК • Москва • 2010

Малая серия искусств

На авантитуле: Полдень. Окрестности Москвы. Братцево Этюд. 1866 фрагмент

На фронтисписе: Автопортрет. 1886

Травленый штрих, пропечатывание, мягкий лак 24,3 х 17,5 см

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Главный редактор Т.И. Хлебнова

Редактор Н.Н. Романова

Художник Н.Г. ДРЕНИЧЕВА

Технический редактор И.Г. Алексеева

Обработка иллюстраций Е.Н. Семенова

Компьютерная верстка В.П. Ермаковой

Корректор Л.И. Гордеева

Вид в окрестностях Петербурга. 1856 Фрагмент

На обложке:

Прогулка в лесу. 1869 Фрагмент

На клапане:

И.Н. КРАМСКОЙ

Портрет И.И. Шишкина. 1880

Холст, масло. 114 х 84 см

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Начало. Елабуга

Старинный, основанный в XVI веке город Елабуга привольно расположился на берегу полноводной Камы. Эти места, относившиеся прежде к Вятской губернии, в древности были перекрестком исторических движений этносов, цивилизаций, языков и религий. Утихшие к XIX веку ветра истории оставили Елабугу в отдалении от столичных центров наедине с древними памятниками архитектуры, курганами, городищами и с необъятным миром живописной природы. Здесь и суждено было родиться художнику, который сумел глубоко прочувствовать и запечатлеть в своих произведениях не только образ родных елабужских ландшафтов, но вслед за тем и всей русской природы.

13 (25) января 1832 года в семье купца Ивана Васильевича Шишкина родился младший сын, которого тоже назвали Иваном. В середине века И.В. Шишкин (1792-1872) был одним из самых значительных представителей елабужского общества, несмотря на то, что удача в купеческих делах ему не сопутствовала. Он торговал хлебом, но со временем из купцов 2-й гильдии вынужден был перейти в 3-ю гильдию, а позже вообще выписался из купечества в мещанское сословие. Его многочисленная семья, состоящая из двух сыновей и четырех дочерей, была совсем небогата, но Иван Васильевич наполнил свою жизнь иным содержанием. В городе он считался ученым человеком, много времени уделял общественной деятельности и несколько лет занимал должность городского головы. Увлечения и интересы И.В. Шишкина были весьма разнообразны. Так, он разработал и ввел в действие водопроводную систему в Елабуге, устраивал мельницы и написал «Практическое руководство к построению разных мельниц».

Автопортрет. 1854

Бумага, карандаш. 13,3 х 9,6 см

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Однако подлинным, почти профессиональным увлечением Ивана Васильевича были история и археология. Шишкина привлекали памятники древней Волжско-Камской Болгарии, он принимал участие в археологических раскопках. Близ города были обнаружены остатки укрепленного поселения под названием Чёртово городище. И.В. Шишкин заинтересовался этим памятником, в 1855 году обследовал его, а в 1867-м, в основном на личные средства, отреставрировал башню Чёртова городища. Много лет занимаясь елабужскими древностями, он написал и издал в 1871 году в Москве книгу «История города Елабуги». С именем И.В. Шишкина было связано крупное археологическое событие тех лет – открытие и организация раскопок древнего Ананьинского могильника близ Елабуги. По этому поводу он состоял в переписке и в научных контактах с археологом К.И. Невоструевым, высоко оценившим изыскания Шишкина-старшего. В 1872 году Иван Васильевич был избран членом-корреспондентом Московского археологического общества. Сведения о своей жизни И.В. Шишкин оставил в автобиографических записках 1867 года, сохранившихся в рукописи до нашего времени1

[Закрыть].

Жатва. 1850-е

Холст, масло. 45 х 69 см

Дом-музей И.И. Шишкина, Елабуга

Таким образом, за спиной сына, будущего художника, вырастает фигура отца, представителя русского провинциального купечества с его самобытной тягой к просвещению. Человек недюжинного ума и широких интересов, И.В. Шишкин, конечно, оказал большое влияние на младшего сына. Отец поощрял его раннее увлечение рисованием, в котором отражался, прежде всего, естественный интерес мальчика к окружающему миру.

Иван Васильевич привил сыну интерес к старине, любовь к чтению, причем к чтению серьезному. Тяга к научному знанию, которая впоследствии послужит его искусству, зародилась в художнике Шишкине от отца, который в ответ на вопросы сына давал ему для чтения книги и статьи в журналах, имеющие в том числе и научный характер. Не случайно среди записей в юношеских дневниках художника есть такая: «Гений искусства зреет в глубине науки»2

[Закрыть].

Одним из важных событий в жизни Ивана Васильевича стало его знакомство с М.Е. Салтыковым-Щедриным, высланным в Вятку в 1848 году «за вредный образ мыслей». Об этой встрече отец впоследствии рассказывал сыну в письмах, когда, будучи уже в Академии, молодой Шишкин зачитывался сочинениями великого писателя.

Желая дать сыну хорошее образование, Иван Васильевич отправил его в 1844 году учиться в Казань, в Первую мужскую гимназию. Здесь Иван Шишкин жил обычной гимназической жизнью, в которой было место и кулачным боям, и разговорам об искусстве. В гимназии ему удалось найти друга-единомышленника на долгие годы – Александра Гине, который в скором будущем станет соучеником Шишкина по Московскому училищу живописи и ваяния и пейзажному классу Академии художеств.

Учение Шишкина в Казани продолжалось до 1848 года, когда, приехав летом домой, он сообщил родным, что в гимназию не вернется. Ведь продолжение гимназического образования связывалось в сознании юного Шишкина с карьерой чиновника, чего он для себя никак не желал.

Последующие три года в семье шла тайная и явная борьба. Мать Дарья Романовна, брат Николай, сестры, готовившиеся к замужеству, не очень понимали перспективы увлечения Ивана рисованием и не одобряли углубленных художественных занятий, пытаясь ввести его в привычную, практическую жизнь. Однако Ванечка, как его называли домашние, оказался к ней совершенно непригоден, не желал вникать в коммерческие дела семьи и упорно вел свою линию.

Да и в обыденной жизни небольшого купеческого города ему не хотелось участвовать – ни семейные торжества, ни визиты, ни знакомства его не привлекали. В нем уже формировалась та замкнутость, которая впоследствии будет нередко проявляться в его характере.

Вид в окрестностях Петербурга. 1856

Холст, масло. 66,5 х 96 см

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Дарья Романовна, судя по отрывочным воспоминаниям, сердилась на младшего сына за его упорство, была в отчаянии от его стремления уйти к книгам или листам бумаги для рисования. Поэтому Ивану часто приходилось рисовать по ночам со свечкой в своей комнате на втором этаже отцовского дома. Впоследствии художник вспоминал: «Мать всплакнула однажды с неподдельным ужасом, молитвенно поднимая руки к образам: „Господи, да неужели же мой сын будет маляром!“»3

[Закрыть]. Почему матушка так сокрушалась, становится понятным, если обратиться к наброскам Шишкина к автобиографии.

В самом начале он пишет: «Елабуга, первые впечатления, краски от ворот...», явно указывая на обстоятельства, при которых произошло первое знакомство будущего художника с кистями и красками4

[Закрыть].

Но нельзя не признать, что провинциальная купеческая среда, с которой связан своим происхождением художник, в чем-то отложила существенный отпечаток на его характер, вкусы, нрав и привычки. Он был человеком практического склада, верным слову, дорожил семейными и дружескими связями, чуждался праздности и развлечений, ценил простые радости. С юности был тружеником – но только в одной избранной для себя области, в искусстве.

Окрестности Елабуги – вот что было для Шишкина истинной радостью и источником переживаний. Красота прикамских лесов, любовь к родной суровой и величественной природе в конечном итоге определили его обращение к пейзажу. Он открыл для себя ни с чем не сравнимое удовольствие бродить по лесу, наблюдая его скрытую жизнь, красоту отдельных деталей и целостной структуры лесного мира. Это навсегда станет важнейшей частью его жизни и творчества.

За четыре года, проведенных в Елабуге, у Шишкина было время, чтобы понять себя и укрепиться в своих намерениях. В это время начинали утверждаться его взгляды на жизнь и искусство, которые сохранились на всю жизнь. Первые рисунки Шишкина погибли в пожаре, случившемся в 1850 году, когда сильно пострадал отцовский дом, и его пришлось отстраивать заново. Сохранилось всего несколько ранних произведений Шишкина, датированных 1849 годом Это акварель «Развалины башни Чёртова городища в Елабуге» и несколько автопортретов, исполненных тушью, в частности «Автопортрет (при свече)».

Дубки под Сестрорецком. 1857 Бумага грунтованная тонированная кремовая, итальянский карандаш, мокрая кисть, белила, процарапывание. 48 х 66,3 см Государственная Третьяковская галерея, Москва

Скалы. 1859

Бумага, графитный карандаш, растушка 45,2x31,5 см

Государственная Третьяковская галерея, Москва

От случайных людей Иван узнавал о том, где же учат на художника, о петербургской Академии художеств. Одна встреча окончательно определила судьбу Шишкина. В 1850 году приглашенные из Москвы мастера начал.– писать иконостас в соборе Елабуги. Шишкин знакомится с одним из них – Иваном Афанасьевичем Осокиным, учившимся в Строгановской школе технического оисования. Осокин написал портрет будущего художника, учил его приема'.– рисунка и живописи и, самое главное, рассказал ему о Московском училище живописи и ваяния.

Трудно далось Шишкину объяснение с родными, когда он объявил о намерении ехать учиться в Москву. Кроме отца ему сочувствовал зять Д.И. Стахеев, муж сестры Александры, елабужский купец 1-й гильдии. С ним Шишкин и уехал в 1852 году из родного дома в Москву, когда родители наконец согласились отпустить его. Стахеев оказывал Ивану материальную помощь в годь учения.

Шишкин ехал учиться уже двадцатилетним человеком, готовым трудиться и подтвердить свое предназначение. Но домашние узы были еще крепки, и он тосковал по семье и привычному укладу жизни. «Любезные родители тятинька и маминька!» – так начинаются его письма, которые неизменно заканчиваются просьбой о родительском благословении. Он делится с ними всеми переживаниями, сообщает обо всех мелочах своей жизни, быта, учения. Но в его письмах родителям из Москвы, а затем из Петербурга еще долго будут возникать отголоски прежнего непонимания и стремление доказать правильность своего выбора.

Деревья на скалах. 1859

Бумага, графитный карандаш, растушка 59,6 х 46,3 см

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Иллюстрация на с. 12

Вид на острове Валааме. Местность Кукко 1859-1860 Фрагмент

Москва и Петербург. Годы учебы

В августе 1852 года Шишкин поступил в Московское училище живописи и ваяния. Здесь он проведет три с лишним года – с осени 1852 по январь 1856-го. Московские годы оставили глубокий след в судьбе Шишкина. Он был молод, полон надежд и творческих планов, и в Москве сбылась его мечта стать художником. Здесь он сделал первые самые важные шаги в пейзажной живописи в пору становления московской школы пейзажа и почти одновременно с ее будущим главой А.К. Саврасовым – на шаг позади него.

Московское училище, имевшее к тому времени уже двадцатилетнюю историю, было органичной частью жизни Москвы с ее домашностью, простотой нравов, отсутствием казенности в отношениях. Именно поэтому Училище оказалось столь открыто к восприятию новых идей, возникших в 1850-1860-е годы, к духу обновления в искусстве и стало фундаментом, на котором отчетливо формировалась национальная школа искусства.

Шишкин в начале 1850-х годов находился в самой гуще этих процессов, интуитивно отыскивая свой путь. В набросках к автобиографии он написал: «Явный протест против классицизма: я, Перов, Маковский К., Седов, Ознобишин»5

[Закрыть]. Под классицизмом Шишкин подразумевал «академизированный» метод работы живописца, начиная от выбора темы произведения и заканчивая формальным подражанием классикам. Именно поэтому он так противился методу обучения посредством копирования «гипсов» и в молодости своей, и в зрелые годы, давая советы начинающим живописцам, противопоставлял ему работу с натуры.

Талант А.К. Саврасова, его старшего коллеги по пейзажному жанру, развивался где-то поблизости от Шишкина. И хотя нет свидетельств о жизненных и творческих пересечениях этих двух художников (Саврасов окончил Училище в 1850 году, когда Шишкин еще не приехал в Москву, а приступил к преподаванию в пейзажном классе в 1857-м, когда тот уже был в Академии), несомненно, происходившие в Училище процессы обновления пейзажа равно затронули и определили будущность их обоих.

Таким образом, пребывание в Училище стало для Шишкина чрезвычайно важным этапом становления. Будучи старше многих своих товарищей, он проявил себя более зрелым и целеустремленным. Московская школа в те годы напоминала семью теснотой товарищеских уз. Здесь не было официозности в отношениях педагогов и учеников, присущей Петербургу, а заявляло о себе, скорее, подобие художественного братства.

Здесь Шишкин обрел первый успех среди однокашников и педагогов, оценивших проявление наиболее яркого дара Шишкина – его графического таланта. В Москве он впервые обратился к гравюре, создал свой первый офорт.

Среди педагогов особенно благожелательным и верящим в талант Шишкина был Аполлон Николаевич Мокрицкий. «Ему я и многие обязаны правильным развитием любви и понимания искусства», – писал Шишкин об учителе6

[Закрыть].

Почему под руководством Мокрицкого – портретиста брюлловской школы – формируется талант Шишкина-пейзажиста? Мокрицкий начал свою творческую жизнь с пейзажа и с 1832 года брал уроки у А.Г. Венецианова в Петербурге. И хотя он отошел от венециановского направления, попав под влияние К.П. Брюллова, в класс которого Мокрицкий был зачислен в 1836 году, уроки Венецианова не прошли даром. Они стали частью его педагогической программы в Московском училище, куда Мокрицкий был приглашен в 1851 году.

Несмотря на то что Мокрицкий не был выдающимся художником, как преподаватель Училища он был одним из тех, кто формировал его педагогическую политику в переломные 1850-е годы. Одним из первых сильных движений стало приближение искусства к реальности, к жизни, к ее разнообразным подлинным явлениям и формам. И здесь оказался востребованным опыт педагогической школы Венецианова с его установкой на верность натуре.

Школа Венецианова основывалась на передаче собственных открытий великого художника своим ученикам. И главной его мыслью было то, что учителем художника является сама натура. Венецианов отказался от копирования образцов даже на ранних этапах обучения. Венециановская школа воспитывала умение видеть окружающий мир, но при этом отчасти останавливала художника от излишнего продвижения в интерпретации натуры, закрепляя созерцательно-фиксирующее отношение, может быть наивное, но цельное и позитивное – то самое, по выражению Венецианова, «бесхитростное воззрение» на натуру. Именно в произведениях Венецианова и его учеников впервые был художественно освоен среднерусский ландшафт. В них впервые появились широкие дали равнинного пейзажа, необъятное небо особой нежной голубизны, красота реальной родной природы.

Мокрицкий приступил к педагогической деятельности незадолго до появления Шишкина в Училище. Он относился к ученикам с повышенным вниманием, угадывая их потенциал. В Шишкине он увидел вполне сложившуюся личность и разглядел его незаурядный дар. Поэтому В.Г. Перов в своих воспоминаниях оценивает влияние Мокрицкого на учеников, и прежде всего на Шишкина, как «благотворное»7

[Закрыть].

Под руководством Мокрицкого Шишкин писал акварели бытового жанра, изображения крестьян, интерьеры, копировал пейзажные этюды В.И. Штернберга и Ж. Куанье. Одновременно с этим он с товарищами по классу пропадал целыми днями на этюдах в окрестностях тогдашней Москвы – Сокольниках, Свиблове, воплощая установки венециановской школы в тесном общении с природой. Друг Е. Ознобишин писал ему: «Я думаю, что ты уже все Сокольники нарисовал»8

[Закрыть].

То, что рисунок Мокрицкий ставил выше живописи, также отразилось на становлении Шишкина-пейзажиста: он воспринимал рисунок как незаменимое для пейзажиста средство изучения натуры. Исполненные им многочисленные этюды растений составили подобие ботанической коллекции – в них берет начало аналитический метод его работы.

В его ранних работах влияние живописи А. Г. Венецианова несомненно. Об этом свидетельствует одна из них – картина «Жатва» (1850-е). Начинающий художник обратился здесь к чрезвычайно сложной задаче панорамного решения пейзажа, он стремится одним взглядом охватить всю красоту мира, связывая ближний и дальний планы картины в единое целое. Эта еще несовершенная и робкая работа тем не менее открывает складывающиеся приоритеты Шишкина в пейзажной живописи. В Училище о нем говорили: «Шишкин рисует такие виды, какие еще никто до него не рисовал: просто поле, лес, река, а у него они выходят так красиво, как и швейцарские виды», – сообщает А.Т. Комарова, племянница художника и его первый биограф9

[Закрыть].

Камни в лесу. Валаам. Этюд. 1858-1860 Холст, масло. 31,7 х 43 см

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

В 1852-1853 годах Шишкин вел для себя записи в ученической тетради, отбирая из книг и журналов то, что казалось ему важным, существенным лично для его судьбы. Это были фрагменты биографий великих художников, изречения по поводу задач искусства, описания природы и многое другое10

[Закрыть]. В этих записях проявляется глубоко осознанный поиск своей программы, своего пути в искусстве, который напряженно ведет в эту пору Шишкин. Одна из выписок (фрагмент статьи о художнике С.Ф. Щедрине), сделанная в конце его пребывания в Училище, звучит как итог юношеских размышлений и формулировка принципов будущей работы пейзажиста: «Одно только безусловное подражание природе может вполне удовлетворить требованиям ландшафтного живописца, и главнейшее дело пейзажиста есть прилежное изучение натуры, – вследствие сего картина с натуры должна быть без фантазии... Природу должно искать во всей ее простоте, – рисунок должен следовать за ней во всех ее прихотях формы»11

[Закрыть].

Облик и характер Шишкина тех лет воплотил карандашный автопортрет московского периода, датированный 17 февраля 1854 года, с которого смотрит большеглазый серьезный юноша. Ему 22 года, и он испытующе вглядывается в самого себя.

За годы, проведенные в Москве, Шишкин приобрел много друзей, и возникшие в Училище дружеские и творческие связи сохранились почти до конца жизни. Среди ближайших Шишкину людей был старый другА. Гине, поступивший в Училище двумя годами позже, а также В. Перов, И. Нерадовский, П. Крымов, В. Петров, А. Колесов, В. Шокорев, Е. Ознобишин, Г. Седов, К. Маковский и другие. Большая и тесная компания молодых художников спорила, рисовала, читала одни книги, обменивалась идеями.

Вид на острове Валааме. Местность Кукко 1859-1860

Холст, масло. 69 х 87 см

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Кроме В.Г. Перова и К.Е. Маковского, это имена практически забытых сегодня художников, хотя некоторые – Гине, Шокорев, Седов – стали академиками. Но большинство из них окончили Училище со званием учителя рисования в гимназиях или неклассного художника. И имена их, и произведения затерялись в анналах русской живописи. Но именно рядом с ними, в тесном дружеском общении формировался могучий талант Шишкина. Тем более что некоторые из них продолжили обучение вместе с Шишкиным в Академии художеств в Петербурге.

«Занятиями своими и любовью к искусству подавал большие надежды», – написал Мокрицкий в последнем отчете о занятиях с Шишкиным после его отъезда в Петербург. Эти надежды Шишкин вполне оправдает. Сердечный характер отношений ученика и учителя сохранился и после переезда Шишкина в Петербург, о чем свидетельствует их переписка.

Окончив курс в Московском училище и понимая, что должен идти дальше, Шишкин 25 января 1856 года уезжает из Москвы в Петербург, чтобы поступить в Академию художеств. «Чувства у меня не совсем спокойные при оставлении Москвы. В Москве привык, сжился, приобрел любовь товарищей и наставников...» – пишет он в Елабугу. В одном из первых петербургских писем есть слова о том, что здесь «не верят почти никаким чувствам, души здешних обитателей такие же черствые и холодные, как и самый климат». «Москва как-то проще, а потому лучше» – таков был приговор Шишкина12

[Закрыть].

Но именно с Петербургом отныне будет связана его жизнь. И уже через четыре года он напишет иное: «Петербургская жизнь с ее мишурой и прежде на меня не производила ровно никакого действия. Но в этой же самой жизни есть великолепные стороны, которые нигде у нас в России покамест встретить нельзя, и действие их так сильно и убедительно, что невольно попадешь под их влияние, и влияние это благотворно. Не принять и не усвоить их – значит, предаться сну и неподвижности, и застою»13

[Закрыть].

Первое появление в Академии художеств вызывало у него робость. «Страшно представляться к строгим профессорам Академии, здесь мне кажется все величавым, массивным...» – писал Шишкин родным14

[Закрыть]. Однако все обошлось как нельзя лучше и он был определен в пейзажный класс, которым руководил Сократ Максимович Воробьев, сын известного живописца М.Н. Воробьева. В должность преподавателя пейзажной живописи после своего отца он вступил незадолго до приезда Шишкина – в 1855 году, а звание профессора получил в 1858 году. Шишкин в письмах отмечал его неизменную благожелательность и интерес к себе.

Уже в мае 1856 года Шишкин привлек внимание преподавателей Академии своими рисунками с натуры: «Я... представил им рисунки такие, что они удивились и почти единогласно воскликнули: молодец, москвич... И здесь я нашел людей, которые меня поняли... Посему я приобрел здесь почти всеобщее уважение, как было и в Москве»15

[Закрыть].

Для первой летней натурной работы Иван Шишкин и еще несколько учеников были направлены советом Академии в живописное местечко Лисий Нос на Финском заливе, в 25 верстах от Петербурга. С конца мая до ранней осени они увлеченно работали здесь, на морском берегу. Но море не стало для Шишкина объектом художнического интереса. «Море, которое я прежде жаждал посмотреть, даже прискучило, вечная беспредельность, и видишь только свой берег, а другого никак...» – пишет он родным16

[Закрыть].

В качестве отчета о летней работе в совет Академии Шишкин представил картину, написанную на основе натурных этюдов, – в своих письмах он называет эту картину «Полдень теплого дня, вид из окрестностей Петербурга». Художник так характеризует задачи, которые он решал в картине: «В ней нужно было выразить теплоту воздуха и прозрачность его, влияние солнца на предметы – верность, сходство, портретность изображаемой природы – и передать жизнь жарко дышащей натуры. Исполнил по мере сил и воле Бога – недурно...»17

[Закрыть].

Одно из самых ранних сохранившихся живописных произведений Шишкина носит название «Вид в окрестностях Петербурга» (1856) и также связано с натурной работой на Лисьем Носу. Возможно, и эта картина была представлена на экзамен. В ней еще с трудом можно угадать будущего Шишкина-пейзажиста – здесь налицо академические приемы исполнения пейзажа, открывающиеся в декоративности листвы, расположенной в виде своеобразной рамы, сквозь которую открывается даль, в изяществе рисунка, в искусственности колорита и в общей условности решения с привкусом пасторальности17

[Закрыть].

Шалаш. 1861

Холст, масло. 36,5 х 47,5 см

Государственный музей изобразительных искусств Республики Татарстан, Казань

Осенью Шишкин с тревогой ждал результатов первого экзамена. Для него это был поворотный момент в судьбе – он обещал родителям, если не получит медали, бросить свои художественные занятия, чтобы стать наконец полезным семье. «Сбрасываю с себя оболочку художника, и я тогда в полной вашей воле»18

[Закрыть], – пишет он. Но экзамен был надолго отложен, и только в марте 1857 года Шишкин получил Малую серебряную медаль – первую академическую награду, доказательство правильности избранного пути. С этого времени все экзамены он переживал очень нервно, беспокоился о том, как примут его работы, жаловался на нехватку времени. Шишкин честолюбив, чувствителен к похвалам и порицаниям. Он постоянно погружен в работу, не переносит ничего, что отвлекает от нее, – ни праздников, ни формальностей академической жизни. И в то же время постоянно корит себя за лень, за манеру оттягивать завершение работы. Его образ жизни, сложившийся в этот период, остается неизменным на протяжении всего творческого пути художника. Шишкин жил в это время в большой бедности, получая очень скромную помощь из Елабуги. Художник П.И. Нерадовский писал в своих воспоминаниях: «Отец мой учился вместе с И.И. Шишкиным в Московском училище живописи, а затем и в Академии художеств. В Петербурге они жили вместе. Отец мой был немного более обеспеченным. Шишкин был беден настолько, что у него не бывало часто своих сапог. Чтобы выйти куда-нибудь из дома, случалось, он надевал отцовские сапоги»19

[Закрыть].

Свое второе академическое лето 1857 года Шишкин провел в деревне Дубки близ Сестрорецка вместе с П. Джогиным, А. Гине и И. Волковским и работал там, по его собственному выражению, «с ожесточением». Профессор Воробьев отдал «под начало» Шишкину двух младших учеников, и с этого, можно сказать, началась «педагогическая деятельность» Шишкина. Руководство этюдной работой на натуре, в том числе и на собственном примере, впоследствии станет основным методом его работы с учениками.

Мельница в поле. 1861 Холст, масло. 37 х 56,5 см

Государственный музей изобразительных искусав Республики Татараан, Казань

Здесь, в Дубках, Шишкин нашел натуру, которая сыграла огромную роль и в его дальнейшей творческой биографии. Это была историческая дубовая роща, посаженная на берегу моря самим Петром I. Отчетом художника о летней работе явились на этот раз четыре пейзажных рисунка карандашом, выполненные в большом размере. «До сих пор еще никто не рисовал в Академии и никто не представлял на экзамен подобного рода рисунков, – пишет Шишкин в письме. – Эти рисунки так сделаны, что профессора удивились, пришли в восторг от них и назначили медаль, и чтобы выставить на выставку... Своих собратий озадачил, да главное, с этого времени Советом положили и обязали всех учеников пейзажистов, чтобы каждый представлял на экзамен в каждую треть года рисунки подобного рода»20

[Закрыть].

Среди летних академических сезонов особую роль в творческом становлении Шишкина сыграли три сезона – с 1858 по I860 год, – которые он провел на острове Валааме. В ту пору Валаам становится притягательным местом для петербургских художников-пейзажистов, туда постоянно направляли учеников Академии. И для Шишкина суровая и величавая природа острова стала откровением. Строгий уклад монастыря, в котором жили ученики Академии, соответствовал натуре Шишкина, и здесь ему многое удалось сделать. «До того я свыкся с тишиной монастырской жизни и Валаамом вообще, что трудно отвыкнуть. Бог даст, на следующее лето туда опять», – писал он после первого этюдного сезона21

[Закрыть]. В декабре 1858 года он получил Большую серебряную медаль за представленные отчетные работы – три рисунка пером и восемь живописных этюдов. Один из этих этюдов – «Сосна на Валааме» – сохранился в собрании Пермской картинной галереи. Его этюды суховаты по живописи, еще условны по колориту, но точны в рисунке. «Там природа такая разнообразная, дикая и, следственно, трудная...» – отмечал Шишкин. Пристальное штудирование натуры дает ему уверенность в характеристике пейзажных форм. А виртуозно исполненные большие рисунки пером «произвели страшный фурор, некоторые приняли их за превосходную гравюру», – писал художник22

[Закрыть]. Этюды и рисунки, созданные на Валааме, Шишкин в 1859-1860 годах перевел в литографию в связи с предполагавшимся составлением альбома летних работ, который он задумал издать вместе с Джогиным и Гине.

По валаамским этюдам он начал писать картину «Ущелье на Валааме» и, испытывая неуверенность в ее живописном решении, делился своими сомнениями с А.Н. Мокрицким. Учитель отвечал ему: «Вы пишете, любезнейший Иван Иванович, о какой-то вещи, изготовляемой Вами на выставку, – я понял, что это должна быть картина масляными красками; Вы боитесь за нее? А я не боюсь, – кто так понимает рисунок и владеет им, тому стыдно бояться за краски...»23

[Закрыть]. В апреле 1859 года эта картина принесла Шишкину заслуженную Малую золотую медаль. Его очень тронула надпись, выбитая на этой медали, – она гласила: «Достойному».

Пейзаж. 1861 Холст, масло. 35 х 51 см

Государственный Кировский областной художественный музей имени В.М. и А.М. Васнецовых

Этюды, написанные на Валааме, Шишкин отправил на выставку в Московское училище живописи и ваяния. Они были проданы, что сделало жизнь художника более сносной в материальном отношении. Он позволил себе на скопленные деньги купить два офорта швейцарского художника А. Калама, романтической манерой которого вто время Шишкин восхищался.

Летом 1859 года на Валааме Шишкин работал над этюдами к программе – конкурсной картине, которую собирался представить на Большую золотую медаль, успешно завершив тем самым свое образование. Однако конкурс, который должен был состояться в марте 1860 года, был отложен на сентябрь. Это дало возможность Шишкину провести еще одно лето на Валааме в работе над программой и в результате представить на конкурс не одну, а две картины с одинаковым названием – «Вид на острове Валааме. Местность Кукко».

Одна из этих конкурсных картин находится ныне в собрании Государственного Русского музея, другая – в зарубежном частном собрании. В Государственном Русском музее находится и один из этюдов Шишкина к конкурсным произведениям – «Камни в лесу. Валаам», в котором художник прорабатывает фрагмент переднего плана, передавая и фактуру каменистой поверхности, и разнообразный характер близко взятого растительного покрова. Скалы Валаама стали зерном его конкурсных картин. Шишкин хорошо передает естественную взаимосвязь камня и растений, воспроизводит все пластическое разнообразие природных форм, которые за три года работы на острове стали для него знакомыми во всех деталях.

Значение Валаама в его творчестве было столь велико именно потому, что здесь натура оказалась воплощением романтической сути природы, к которой Шишкин был в этот период весьма чувствителен. На Валааме не нужно было ничего сочинять, достаточно запечатлеть его таким, какой он есть. По мере становления, романтизм в произведениях Шишкина уступает место вдумчиво-реалистической манере – и это начинается на Валааме.