Текст книги "Утром деньги, вечером пуля"

Автор книги: Наталья Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

На это тут же отреагировала моя любимая зверюга из прихожей – дверь сотряслась от удара лобастой головой. Скорее всего, Бонни учуял запах кофе и услышал чмоканье дверцы холодильника.

– Обойдешься, – сказала я, – ты уже завтракал, теперь моя очередь.

Н-н-да-а, размышляла я за едой, хоть у меня никакое не расследование, а чистые Боннино хулиганство и моя глупость, однако ниточка оборвалась. Во всяком случае, идти по адресу Алены Щукиной, выясненному мной тайком в клинике, я не собираюсь, мне это просто надоело.

Тут я услышала возню и топот в прихожей. Пришлось срочно убрать со стола ветчину и открыть дверь. Представившаяся глазу картина заставила меня заорать от возмущения.

Весь пол в прихожей был усеян обрывками кожи и блестящей фурнитурой, а посредине этого разгрома лежало мое чудовище и плотоядно облизывалось.

– Бонни, волчья сыть! – заорала я. – Ты сожрал чужую сумку?

«И правильно сделал, – хмыкнул он, – нет сумки – нет проблемы! И ты наконец перестанешь маяться дурью!»

Вот именно, получается, что я дергалась совершенно зря. Бонни эту историю начал, и Бонни же ее закончил.

От подобной мысли я повеселела. Однако тут же нахмурилась. А что, если объявится хозяйка сумки? Что я ей скажу?

«Да ничего она не объявится, – мигнул выразительно Бонни, – откуда она про тебя узнает-то? Сама только не звони в клинику и не ходи туда больше…»

– И то верно! – согласилась я. – Ладно, Бонни, я не сержусь.

Он протиснулся мимо меня на кухню и распахнул слюнявую пасть – открыт, мол, для всевозможных предложений.

Я предложила солидный шмат ветчины, а сама пошла заметать кожаные огрызки.

Как ни странно, конверт с фотографиями остался даже ненадкусанным, очевидно, Бонни не понравилась жесткая глянцевая бумага. Сама не знаю почему, я отложила его в сторону. И тут в куче ошметков, бывших не так давно дорогой фирменной сумкой, я заметила нечто очень знакомое.

Маленький ботиночек бежевой замши с коричневыми шнурками, завязанными кокетливым бантиком. Такой малюсенький, на куклу.

Так-так, и где это я видела недавно точно такой же ботиночек? А я помню где, мне показывал его Леша Творогов – два бравых капитана нашли его в кармане убитого воришки по кличке Брелок. Все правильно, некоторые женщины, особенно помоложе, вешают на сумку такие вещички. И, разумеется, ботиночка было два. Очевидно, один оторвался, и Алена Щукина спрятала его в сумку. А второй забрал Брелок, когда обыскивал сумку. Забрал, надо думать, на счастье. Только счастья ему эта кража не принесла, вот что.

И что мне теперь делать? Срочно бежать к двум капитанам с ботинком? И сообщить им, что Брелок украл сумку у Алены Геннадьевны Щукиной, адрес прилагаю. Ну и что они мне скажут? Во-первых, предложат показать сумку. А когда я разведу руками, то обругают растяпой и безответственной личностью – не уберегла, мол, вещественное доказательство. А потом тяжко вздохнут, потому что им-то важно узнать, кто убил воришку. А кого он обокрал – дружным капитанам совершенно без разницы. Все равно теперь Брелок мертв, и обвинений ему не предъявишь.

Так что Бонни прав – нужно забыть наконец о треклятой сумке и заняться своими делами.

Тут я осознала, что уже очень давно не видела дядю Васю. А это значило только одно: он получил заказ и теперь занят делом. А меня опять обошел, считая, что справится без меня. Так и есть, телефон занят. Ну хорошо хоть пока он дома, а то детектива ноги кормят, так что нужно поймать его, пока не ушел.

– Бонни, идем к дяде Васе? – позвала я.

Пес уже стоял у дверей, держа в зубах поводок.

Проводив Анну Степановну Ангорскую, Куликов набрал номер своего родного отделения милиции, в котором он верой и правдой отслужил больше двадцати лет.

Ответила ему дежурная по отделению старший лейтенант Колпакова.

– Леночка, – доверительно обратился к ней Василий Макарович. – Не в службу, а в дружбу, скажи, кто у нас занимается убийством директора зоомагазина?

– Василий Макарович, вы же знаете – нам не положено такую информацию посторонним сообщать!

– Я посторонний? – возмутился Куликов. – Я, между прочим, в отделении больше двадцати лет отслужил! Когда я свое первое дело успешно закрыл, тебя еще на свете не было! Когда мне благодарность в приказе объявили за арест Валидола, ты еще в детском саду в кубики играла!

– Не обижайтесь, Василий Макарович, – Колпакова понизила голос. – Тут полковник мимо проходил, так что вы понимаете… а делом директора капитан Зубчик занимается.

– Да ты что – серьезно? – изумился Василий Макарович. – Как же это так получилось?

– Да вот так уж вышло, – вздохнула Лена. – Остальные все, как назло, заняты были, вот полковник ему и поручил… Дело вроде простое, может, справится…

Капитан Анатолий Зубчик славился в отделении тем, что за все время своей службы не раскрыл ни одного дела. Даже элементарную кражу в школьном буфете умудрился благополучно завалить. Он терял важные вещественные доказательства, путал улики, не умел грамотно провести допрос свидетеля, и в итоге любое самое простое дело, порученное ему, вскоре переходило в разряд «глухарей» или «висяков». Правда, он замечательно умел оформлять всевозможные отчеты и протоколы, за что начальство его любило и постоянно ставило в пример остальным сотрудникам.

Впрочем, капитан Анатолий Зубчик был человеком покладистым и невредным, и отношения с остальными сотрудниками отделения у него сложились хорошие.

Василий Макарович тут же перезвонил Зубчику, честно признался, что клиент поручил ему расследовать убийство в зоомагазине, и попросил бывшего коллегу поделиться информацией.

– Может, Толя, и тебе какая польза обломится, – добавил Василий Макарович. – Если что разузнаю – с тобой поделюсь. Как говорится, ты – мне, я – тебе, и что интересно, оба в выигрыше…

Зубчик тяжело вздохнул и вкратце изложил Василию Макаровичу все, что успел выяснить.

Как уже знал Куликов, директора магазина Ангорского нашла приходящая уборщица. Николай Захарович лежал на полу с разбитой головой, рядом валялся молоток, который, судя по следам крови на нем и характеру раны, и послужил орудием убийства. Касса магазина была взломана, вся наличность из нее похищена.

Капитан Зубчик допросил уборщицу и продавщицу. Уборщица повторяла только, как она ужасно перепугалась, увидев мертвого хозяина, и добиться от нее чего-нибудь полезного Анатолий не сумел. Продавщица, неразговорчивая унылая тетка предпенсионного возраста, сообщила, что хозяин отпустил ее за полчаса до закрытия, сказал, что покупателей мало и он сам управится.

– Значит, время убийства установлено точно – между половиной седьмого и семью вечера! – заключил Зубчик, гордый тем, что смог сделать такой важный вывод.

– А что насчет подозреваемых? – поинтересовался Василий Макарович.

– С подозреваемыми хуже! – грустно вздохнул Анатолий. – Думаю, случайно зашел какой-нибудь гастролер, увидел, что директор один в магазине, шарахнул его молотком, кассу вскрыл, забрал наличность и был таков…

– Гастролер? Почему непременно гастролер? – уточнил Василий Макарович.

– Ну, свой вряд ли из-за такой ерунды пошел бы на мокрое дело…

– Из-за ерунды? А почему ты думаешь из-за ерунды?

– Так продавщица сказала, что за весь день у них появилось всего несколько покупателей, так что денег в кассе было всего ничего.

– А больше из магазина ничего не пропало?

– Вроде ничего… – Зубчик замялся. – Попугай еще пропал. Да видно, сам улетел – клетку случайно открыли, вот он и воспользовался ситуацией.

– Так сказать, УДО… – задумчиво проговорил Василий Макарович.

– Да не удод, а попугай! – поправил его Зубчик.

– Да нет, я говорю – попугай освободился по УДО, то есть условно-досрочному освобождению! А что с орудием убийства?

– Ничего, – вздохнул Зубчик, – никаких отпечатков пальцев на молотке не обнаружено.

– Никаких? – удивленно переспросил Василий Макарович. – Значит, убийца либо действовал в перчатках, либо тщательно протер ручку после дела… А сам-то молоток опознали?

– Нет, продавщица сказала, что у них в магазине такого вроде бы не было.

Василий Макарович поблагодарил коллегу и решил, что нужно самому осмотреть место происшествия.

Зоологический магазин «Собачья жизнь» располагался тут же, на Васильевском острове – на углу Малого проспекта и Двенадцатой линии.

Дверь магазина была опечатана.

Дядя Вася прошелся по тротуару, поглядел на витрину.

Здесь были выставлены птичьи клетки, сумки-переноски для кошек и маленьких собачек, кормушки, когтеточки и прочие товары для домашних любимцев. Вдруг он заметил в глубине помещения какое-то движение. Дядя Вася прижался лицом к витрине, но больше ничего не увидел. Тогда он вошел под арку и вскоре нашел заднюю дверь магазина. На эту дверь тоже наклеили бумажку с фиолетовой печатью, но она оказалась отклеена с одной стороны, а сама дверь не заперта. Василий Макарович осторожно, стараясь не скрипеть петлями, приоткрыл дверь и проскользнул внутрь магазина.

Привыкнув к полутьме, он двинулся вперед и вскоре заметил сутулую женскую фигуру.

– Эй, кто здесь хозяйничает?! – сурово окликнул Куликов таинственную незнакомку.

Та испуганно вскрикнула, бросилась наутек, но тут же споткнулась о мешок с кошачьим кормом и упала.

Василий Макарович подскочил к ней и помог подняться.

Перед ним стояла бледная, перепуганная особа лет пятидесяти, в выцветшем сатиновом халате некогда синего цвета. Руки у нее тряслись от страха, а зубы выбивали дробь, как барабан перед исполнением смертельного номера.

– Не убивайте меня! – взмолилась она, в ужасе глядя на Куликова. – Берите все что угодно, только не убивайте!

– Да что вы, женщина, вообразили? – удивленно проговорил Василий Макарович. – За кого вы меня приняли? Я вообще-то бывший сотрудник милиции, а сейчас частный детектив! – И он предъявил ей свое удостоверение.

Увидев удостоверение и разглядев добродушное дяди-Васино лицо, женщина успокоилась, даже перестала стучать зубами.

Убедившись, что опасность миновала, дядя Вася посуровел и спросил незнакомку:

– А вот вы кто такая и по какому праву находитесь в помещении, опечатанном милицией?

На этот раз, кажется, женщина собралась плакать.

– Отставить! – строго прикрикнул на нее Василий Макарович, который, как большинство мужчин, совершенно не переносил женских слез.

Строгость подействовала: женщина передумала плакать и сообщила, что зовут ее Надежда Михайловна Варенцова и что она работает продавцом в этом самом магазине.

– Точнее, работала! – вздохнула Надежда Михайловна. – А уж как теперь сложится при новой хозяйке, я и не знаю…

– А почему же вы в опечатанное помещение проникли? – повторил Куликов вопрос. – Вы же грамотная женщина, знаете, что это нарушение закона!

– Знаю, – вздохнула Надежда Михайловна. – Только как же я их всех без питания оставлю? – Она обвела жестом клетки с кроликами и хомяками, морскими свинками и куницами, аквариумы с экзотическими рыбками, террариумы с ящерицами и змеями и прочую живность. – Они же погибнут без ухода!

– Верно, – согласился Василий Макарович, задумчиво почесав затылок. – Это вы правильно говорите… нельзя их без присмотра оставлять… Ладно, я со своими коллегами договорюсь как-нибудь. Думаю, этот вопрос мы урегулируем. А вы мне за это расскажите все, что знаете по поводу убийства хозяина.

– Да я уже товарищу вашему все рассказывала… то есть и рассказывать-то нечего! Я ведь как ушла за полчаса до закрытия, так больше ничего и не видела!..

– А почему вы раньше хозяина ушли? – поинтересовался дядя Вася. – Торопились куда-нибудь?

– Да нет, никуда особенно не торопилась, – Женщина вздохнула. – Николай Захарович сам мне велел уйти. Он и раньше иногда меня отпускал за полчаса до закрытия…

Женщина замолчала, но Василий Макарович почувствовал, что она чего-то не договорила.

– А как вы думаете, почему он вас отпускал?

– Ну… – Надежда Михайловна замялась, – мне кажется, он кого-то ждал и не хотел, чтобы я этого человека видела…

– Женщину?

– Ну, я не знаю… – Надежда Михайловна потупилась. – Я в его дела никогда не вмешиваюсь… то есть не вмешивалась… – И она снова тяжело вздохнула.

– Спасибо… – Василий Макарович внимательно огляделся. – А вот еще что я хотел спросить… Мне сказали, что у вас, кроме денег, еще попугай пропал.

– И вовсе не попугай! – возразила Надежда Михайловна.

– Как – не попугай? – Василий Макарович заглянул в свои записи. – Вот же, с ваших же слов написано, что попугай!

– Да мало ли что написано! Ваш товарищ, что меня расспрашивал, бестолковый какой-то, человеческих слов не понимает… Я ему ясно сказала, что попугаиха, а он записал – попугай… да ему, верно, что попугай, что попугаиха – никакой разницы.

«Вообще-то я и сам вряд ли отличу попугая от попугаихи, – подумал дядя Вася. – Черт их знает, чем они отличаются… Однако, что интересно, эта Надежда Михайловна не только в попугаях, но и в людях неплохо разбирается. С первого раза поняла, что Толя Зубчик – человек редкостно бестолковый».

А Надежда Михайловна продолжала:

– Люка ее звали. Такая хорошая девочка была! Порода редкая и очень красивая – зеленый желтолобый амазон. И говорила, и пела… И ведь вот что значит – дама: другие попугаи только и знают – попка дурак! Да еще и выражения нецензурные употребляют. А Люка наша очень деликатная была: выражалась исключительно литературным языком, даже падежи не путала. А как пела – заслушаешься! И классические романсы исполняла, и даже арии из опер!

– Как же так случилось, что она улетела? Видимо, кто-то забыл клетку запереть?

– Да что вы такое говорите! – возмутилась Надежда Михайловна. – Как можно клетку не закрыть! Это у нас самое главное дело, чтобы все клетки непременно заперты были. Вы только подумайте – ну, если попугай улетит, это еще полбеды, а если хищник какой-нибудь сбежит? Хоть та же куница, – Надежда показала на крупного рыжеватого зверька, затаившегося в углу просторной клетки. – Она хоть и не очень большая, а кошку загрызет запросто. Или другое домашнее животное. И это тоже не самое страшное. А если змея удерет ядовитая? Это ж вообще подсудное дело! Человеческие жертвы могут быть! Так что насчет клетки вы зря, клетку открытую у нас оставить не могли! Технику безопасности всегда соблюдали!

– Так что же это значит, – задумчиво проговорил Василий Макарович. – Выходит, что вашу попугаиху преступник унес? Тот самый, кто директора убил?

– Очень даже может быть! – согласилась Надежда Михайловна. – Одно только вам скажу – когда я уходила, Люка сидела на месте. Она мне еще вслед пропела: «Прощай, любимый город…» Знаете, песня такая была советская…

– Уходим завтра в море… – машинально продолжил Куликов.

– Вот-вот. А потом, когда меня ваш товарищ сюда для допроса вызвал, Люки уже не было и клетка открыта…

– Странно… – протянул Василий Макарович. – После убийства он еще и попугая прихватил?

Он еще раз оглядел зоомагазин, попрощался с Надеждой Михайловной и вышел на улицу.

Ему нужно было обдумать полученную информацию. Что-то в ней не увязывалось.

Неподалеку от зоомагазина располагалось популярное заведение общепита, известное среди местных жителей под названием «Застой». Официально оно называлось «Котлетная полянка», но всякого, кто заходил в гостеприимные двери этого заведения, охватывало ни с чем не сравнимое чувство ностальгии, он словно перемещался на тридцать лет назад, во времена развитого застоя.

Об этих временах напоминало все – от шатких пластиковых столов, кое-как вытертых грязной тряпкой, до немудреных закусок, выставленных возле стойки на всеобщее обозрение: рыжая бочковая сельдь с репчатым луком и отварной картошкой, та же сельдь под шубой, винегрет, опять же с сельдью, и, само собой, котлеты. Котлеты были двух видов – «домашние» и «аппетитные». Причем если «домашние» котлеты явно не имели ничего общего с настоящей домашней кухней, то «аппетитные» ни у кого не вызывали аппетита.

Впрочем, многочисленные посетители «Застоя» приходили сюда вовсе не ради еды: они приходили выпить водки в компании себе подобных и поговорить о давно минувших временах.

Дядя Вася прошел через просторное помещение котлетной, лавируя между столиками и невольно слыша обрывки задушевных нетрезвых разговоров:

– …вот ты думаешь, кем я был в восемьдесят шестом году?.. Ты даже не представляешь…

– …а эта зараза, жена моя бывшая, и говорит – чтоб я твою пьяную морду больше не видела…

– …я ему прямо так в лицо и сказал: как хотите, а я на это не согласный!.. Я токарь седьмого разряда, и на такое не подписываюсь!..

– … в комнату вхожу, а она с этим козлом в кровати…

– … я ведь доцентом был, и диссертация у меня была вот такая толстая… не помню, правда, на какую тему…

Откуда-то из глубины помещения доносился хрипловатый проникновенный женский голос, который выводил:

– Как же нам не веселиться и грустить от разных бед, в нашем доме поселился замечательный сосед…

За стойкой возвышалась королева котлетной, знаменитая Нюра – рослая плечистая женщина неопределенного возраста, с мелко завитыми неестественно светлыми волосами и губами кроваво-красного цвета, нарисованными несколько не на своем месте. В общем, классическая блондинка общественного питания.

Нюра оглядывала подведомственную котлетную и ее многочисленных клиентов, как капитан пиратского корабля оглядывает свой бриг и его разношерстную команду в предвкушении надвигающегося шторма. Нюра была не только буфетчицей, но в то же время финансовым директором «Полянки» и службой безопасности и со всеми этими обязанностями справлялась блестяще.

– А ну, мотай отсюда! – беззлобно рявкнула Нюра, когда к прилавку подошел плюгавый мужичонка в изжеванной кепке неопределенного цвета, которую в народе называют «плевок алкаша». – Ты мне еще с позапрошлого вторника сорок два рубля должен.

– Ну, Нюрочка, – мужичонка заглядывал ей в глаза преданным собачьим взглядом, – ну, Нюрочка, ты же меня знаешь – я всегда!.. Если у меня временные трудности, так это ничего… это пройдет, и непременно настанет светлое будущее!

– Именно, что я тебя знаю как облупленного! И если у тебя что и есть постоянное – так это временные трудности. Так что не надейся – в долг я тебе и двадцати грамм не налью!

Тут Нюра краем глаза заметила назревающий за одним из столиков скандал и проговорила вроде бы не очень громко, но чрезвычайно доходчиво:

– Эй, Клешня! Если не сбавишь обороты, я тебя лично выкину за пределы заведения, вместе со всеми твоими дружками! Ты меня знаешь, у меня рука тяжелая!

Клешня, мрачный сутулый мужик с искусственной рукой, повернулся к стойке и миролюбиво проговорил:

– Нюрочка, мы ничего! Это мы просто за отечественный футбол переживаем!

– Сбавьте обороты или будете на улице переживать! – строго предупредила его Нюра и повернулась к дяде Васе:

– Кого я вижу! Никак Василий Макарович! Вам грамм сто пятьдесят для начала и селедочки?

– Нет, Нюра, ты же знаешь, я не употребляю, – посуровел Куликов. – При моей работе это никак нельзя!

– Так вы же вроде как теперь свободный человек, на пенсию вышли?

– Эх, Нюра! – вздохнул дядя Вася. – Если бы на ту пенсию можно было прожить… Я к тебе вообще-то по делу…

– По какому такому делу? – Нюра насторожилась. – Вы же знаете, Василий Макарович, при моей работе…

– Ты, Нюра, слышала, что директора зоомагазина на Двенадцатой линии убили?

– Ну, уши есть, чего не услышишь! – ответила Нюра уклончиво.

– А что, никто из твоих соколиков об этом не трепался? – Куликов выразительно оглядел контингент котлетной.

– Да этих соколиков слушать – себе дороже! – отмахнулась Нюра. – Я как считаю: меньше разговоров – больше выручка!

Вдруг тот женский голос, который доносился из подсобного помещения, жизнерадостно грянул:

– Мой адрес – не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз!..

– О, чего это? – прислушался дядя Вася с интересом. – Это радио у тебя? Так вроде же эту песню ансамбль пел вокально-инструментальный, а тут одна женщина старается…

– Да это не радио! – развеселилась Нюра. – Это я себе подругу завела голосистую! Эй, подруга, швартуйся к нам!

Тут же пение прервалось, и из подсобки вылетел большой зеленый попугай с ярко-желтым пятном на лбу. Сделав круг почета над стойкой, попугай приземлился к Нюре на плечо.

– Вот, Василий Макарович, моя подруга, – представила Нюра. – Очень у нее репертуар для нашей котлетной подходящий!

– Желтолобый амазон! – задумчиво проговорил дядя Вася. – Подруга, говоришь? А зовут ее как? Не Люка, случайно?

– Я ее Эдитой Станиславовной зову, – сообщила Нюра. – А что? Никак вы с ней знакомы?

– Лично не знакомы, не встречались. Только расскажи мне, Нюра, откуда у тебя такая подруга завелась? Дело в том, что она, вполне возможно, свидетельницей проходит по серьезному делу.

– По серьезному? – переспросила Нюра, поскучнев.

– Серьезнее не бывает, – кивнул дядя Вася. – По тому самому убийству, про которое я тебя спрашивал. Зоомагазин на Двенадцатой, где директора замочили…

– Ах он, скотина! – Нюра насупилась. – Так и знала, что втянет меня в неприятности! Но уж больно мне подруга эта понравилась! – Буфетчица почесала попугаиху под крылом.

– Так, теперь, пожалуйста, медленно и подробно, – попросил Василий Макарович. – Кто конкретно скотина, о чем вы с ним говорили и как к тебе попала эта вокалистка.

И Нюра рассказала Василию Макаровичу, что буквально на днях к ней в котлетную зашел Гена Прыщ.

– Никчемный мужичонка, – добавила буфетчица, – одно слово – Прыщ! Дрянь-человек…

Прыщ вошел в «Застой», прижимая к груди нечто, завернутое в клетчатый шерстяной платок, подошел к стойке и потребовал двести грамм и два бутерброда с полукопченой колбасой.

– Никак разбогател? – осведомилась Нюра подозрительно.

Понять ее подозрения было несложно – Гена платил ей неаккуратно и норовил выпить на халяву. Но на этот раз он гордо продемонстрировал буфетчице туго набитый кошелек, заплатил за свой заказ и даже угостил кое-кого из завсегдатаев котлетной.

Нюра выдала ему заказ, и в это время из его клетчатого свертка донесся жалобный голос:

– Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю, ничего никому не скажу!

– Что там у тебя – радио? – удивилась Нюра.

– Да вот, попугай в форточку залетел! – Прыщ развернул платок и показал буфетчице яркую птицу. – Хочешь – продам? Недорого возьму!

– Какой же это попугай? – проговорила наблюдательная Нюра. – Это же попугаиха! Я женщину завсегда отличу!

– А мне один черт – что попугай, что попугаиха… давай пятьсот рублей, и делай с ней что хочешь – хоть сациви, хоть попугая-табака!..

– Вот я ее и купила! – закончила Нюра свой рассказ.

– В форточку залетел, говоришь? – недоверчиво протянул Василий Макарович.

– Это не я говорю, – открестилась Нюра, – это Гена Прыщ сказал, а он соврет – недорого возьмет!

– А где Прыща можно найти?

– Он когда не у меня в «Полянке», так непременно возле гаражей ошивается, которые возле Смоленки. Он там у мужиков на подхвате – чего-нибудь принести, чего-нибудь подать, в магазин сбегать…

– Ты же говоришь, Нюра, что у него денег много было? Зачем же ему шестерить?

– А то, Василий Макарович, вы таких людей не знаете! – Нюра махнула рукой. – У Гены Прыща деньги дольше одного дня не держатся! Ему хоть миллион сегодня дай – завтра уже придет просить, чтобы в долг налили!

Василий Макарович поблагодарил буфетчицу и отправился на берег реки Смоленки.

Там, в дальнем конце Васильевского острова, с давних времен размещались гаражи, вокруг которых образовалось нечто вроде мужского клуба. Здесь в любое время года, в любое время суток толклись владельцы недорогих отечественных машин и побитых иномарок, занимаясь мелким ремонтом или просто проводя время подальше от семьи. Здесь же крутились всевозможные темные личности, промышлявшие крадеными деталями, и просто мелкая василеостровская шантрапа.

Едва дядя Вася приблизился к гаражам, навстречу ему попался толстый небритый тип с маленькими бегающими глазками.

– О, какие люди! – приветствовал он Василия Макаровича. – Сам капитан Куликов!

– Здравствуй, Пузырь! – отозвался дядя Вася. – А ты разве уже на свободе?

– Досрочно освободили, за примерное поведение! А ты, Макарыч, разве еще служишь? Тут слухи ходили, что тебя проводили на пенсию. Или народ ошибается?

– Да нет, все правильно, на пенсии я! – подтвердил Василий Макарович. – Народ у вас правильно информирован. А сюда я по личному делу пришел. Мне бы свечи новые для моей «ласточки» купить, а то у нее искра пропадает. Только что была – и вдруг пропадает!

– Это непорядок, – солидно согласился Пузырь.

– Только подешевле бы мне, – добавил дядя Вася. – А то, сам понимаешь, на пенсии не очень разгуляешься.

– Свечи, говоришь? – переспросил Пузырь. – Свечи – это можно. Тем более старому знакомому… Только, Макарыч, сам понимаешь – если подешевле, то не из магазина. Так что смотри – чтобы ко мне никаких претензий!

– Само собой, Пузырь! Мне один черт – лишь бы искра была!

Пузырь поманил Василия Макаровича за собой и нырнул в проход между гаражами. Они шли некоторое время по узкой извилистой тропинке и вскоре оказались на вытоптанном пятачке, где было что-то вроде маленького авторынка.

На ящиках, на мешках и просто на земле были разложены подержанные детали от «Жигулей», «Запорожцев», «Москвичей» и прочих шедевров отечественного автопрома, а около них прохаживались юркие мужички с перемазанными маслом руками.

– Вот, знакомому моему свечи нужны для «Жигулей»! – сообщил Пузырь, показав на скромно потупившегося Василия Макаровича. – Посодействуйте хорошему человеку!

– Посодействовать можно, – солидно проговорил коренастый мужчина в кожаной куртке. – А какова цена вопроса?

– Мне бы подешевле, – вздохнул дядя Вася. – На пенсии я!

– Понятно, – кивнул продавец. – Можно и подешевле! Соответственно цене и качество! – Он махнул рукой плюгавому типу с бегающими глазками: – Прыщ, ну-ка, сбегай к Андрюхе, у него были свечи! Только смотри, одна нога здесь, другая там!

Прыщ мигнул по очереди обоими глазами и юркнул в проход между гаражами. Дядя Вася последовал за ним, занял удобную позицию и подобрался, как спортсмен перед выстрелом стартового пистолета.

Через несколько минут Прыщ снова появился с тяжелым свертком в руках.

Дядя Вася шагнул ему навстречу и проговорил:

– Никак Гена Прыщ собственной персоной?

– А тебе, дядя, чего надо? – насторожился Прыщ. – Я тебе свечи принес, плати и забирай!..

– Свечи – это хорошо, – кивнул Василий Макарович. – Со свечами мы позднее разберемся. А сейчас, Гена, расскажи мне по-хорошему, как ты господина Ангорского убил с целью ограбления.

Гена выронил сверток со свечами и развернулся на сто восемьдесят градусов, намереваясь дать стрекача. Однако дядя Вася этого ждал. Несмотря на свой солидный возраст, он не утратил профессиональных навыков. Схватив Гену за локоть, он заломил его руку за спину и проговорил, тяжело дыша от напряжения:

– Вот бегать не надо! Этого я не люблю, и не в том я возрасте, чтобы бегать, даже на короткие дистанции! Лучше сразу признавайся, что сделал с господином Ангорским!

– Не знаю я никакого Ангорского! – заныл Прыщ. – Что еще за Ангорский такой? И вообще, дядя, чего тебе от меня надо? Ты же вроде на пенсии?

– На пенсии – это не значит, что не при делах, – туманно ответил дядя Вася. – Так что лучше отвечай насчет Ангорского, а то передам тебя Толе Зубчику, а он – настоящий зверь!

– Да что за Ангорский такой? – хныкал Прыщ. – Первый раз про него слышу!

– Первый раз, говоришь? – сурово проговорил Василий Макарович. – И в зоомагазине на Двенадцатой линии не был?

На этот раз Прыщ ощутимо затрясся от страха и ответил дрожащим голосом:

– Н-не был… что мне там делать, с хомяками этими? А крыс я вообще на дух не переношу!

– Ага, знаешь, что там хомяки и крысы! Значит, точно был!

– Да что ты меня ловишь, дядя? – От возмущения Прыщ перестал трястись. – В каждом зоомагазине хомяки и крысы имеются, так что не лови меня на слове! И не шей мне мокрое дело! Кого хочешь спроси – Гена Прыщ по мелочи работает, а на мокрые дела никогда не ходил!

– Все когда-то первый раз случается! – перебил его Василий Макарович. – У меня свидетель имеется!

– Какой еще свидетель? – забормотал Прыщ. – Не может быть, чтобы свидетель! Там никого не было!

– Ага! Значит, сам-то ты там был!

– Ничего не знаю, нигде не был! – заверещал Прыщ. – Отстань от меня, дядя, по-хорошему!..

– Так вот, Прыщ, все равно тебе придется сознаваться! Мне Нюра из «Застоя» все рассказала!

– Нюрка-то? – удивился Гена. – Да что вы ее слушаете? Как она могла рассказать, если сама там не была?

– Не была-то не была, а попугая кто ей принес? Точнее, попугаиху?

– Ничего не знаю! – уперся Прыщ. – Мой собственный попугай, что хочу, то с ним и делаю!

– Врешь! – Дядя Вася сурово нахмурился. – Попугай этот непростой, редкой бразильской желтолобой породы. Такой всего один и есть в городе. Так что не проходит твоя отмазка!

– Ну, не мой! – пошел Прыщ на попятную. – Это я так сбрехнул, для солидности. А попугай этот ко мне в окно залетел…

– Ну, вот что, Прыщ! – Дядя Вася тяжело вздохнул. – Надоел ты мне хуже горькой редьки. Вертишься и юлишь, как угорь на сковородке. То твой попугай, то в окно залетел… Сдам тебя Зубчику, как главного подозреваемого, пускай он сам с тобой разбирается! А он – настоящий клещ: вцепится – не оторвешь! Все из тебя выжмет!

– Ну, не убивал я этого мужика! – взмолился Прыщ. – Не убивал! Когда я вошел, он уже мертвый был!

Он тут же испуганно захлопнул рот, но было поздно: слово – не воробей, вылетело – не поймаешь.

– Ну, выкладывай срочно, как дело было! – подтолкнул его Василий Макарович.

– Да как было-то… – Гена пригорюнился, опустил голову. – Я в том дворе и оказался-то случайно – одному фраеру велели посылочку отнести. Я посылку отдал, вышел – смотрю, задняя дверь магазина открыта. Ну, думаю, непорядок – мало ли людей вокруг ходит, еще сопрут чего-нибудь… Люди же сейчас сами знаете какие…

– Ага, честный ты наш! – насмешливо проговорил Василий Макарович.

Гена его сарказма не заметил или сделал вид, что не заметил, и продолжил свой рассказ:

– Значит, подошел я к двери и окликнул: «Есть кто-нибудь?»

Правда, если говорить честно, Гена сказал это совсем негромко, а когда ему никто не отозвался, он тихонько проскользнул в магазин и прикрыл за собой дверь.

Он решил воспользоваться легкомыслием магазинных служащих и прихватить из подсобки что-нибудь ценное.

Однако за дверью ничего ценного не оказалось: там лежали сложенные штабелями пакеты с наполнителем для кошачьего туалета. Хотя пакеты были импортные, красивые, однако практичный Прыщ подумал, что продать их будет не очень легко. Наполнитель для туалетов пока не является предметом первой необходимости.

Тогда предприимчивый мошенник прокрался через подсобку и выглянул в торговый зал.