Текст книги "Жизнь и судьба Михаила Ходорковского"

Автор книги: Наталья Точильникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Часть III Аресты

Политзаключенный?

За несколько дней до ареста Ходорковский дал интервью телеканалу REN-TV. [135]135
  http://www.youtube.com/watch?v=K7UcXpxj0OE.


[Закрыть]

– Да, существуют люди во власти, которым демократический тренд развития нашего общества не нравится, – сказал он, – которые хотели бы на чьем-нибудь примере показать, что гражданских прав у россиян, даже у тех россиян, которые называют себя открытыми, прозрачными, которые, имея деньги, могут себя защитить в судах с помощью адвокатов и так далее, этих прав даже у этих граждан все равно нет.

Но невозможно превратить самую прозрачную компанию России в какого-то монстра, заметил он. А вопрос о собственности на сегодняшний день вообще не стоит на повестке дня.

Что же думают о причинах ареста Ходорковского его ближайшие соратники и друзья?

– Я думаю, что его активность в общественно-социальной деятельности и политической плоскости – она, конечно, была одной из причин, но я думаю, что это была не столько реальная причина, сколько повод, который использовали для того, чтобы сформировать определенное мнение, в частности, у Путина, – рассказывает мне Василий Шахновский. – Для тех людей, которые поставили задачу посадить, идеология была даже не на втором и не на третьем месте.

Я думаю, что приоритетным было отобрать компанию. Это абсолютно точно, и еще ряд причин не столько второстепенных, сколько не самых главных. Например, в рамках их стратегии нужно было напугать бизнес. Чтоб боялись. Выбрать кого-нибудь, все отобрать, продемонстрировать: смотрите, что мы будем делать, если вы будете светиться.

– А кому это было надо? Лично Путину?

– Власти, той группе людей, в первую очередь самому Путину и тем людям, которые ставили задачу построить то, что в результате построили.

Сейчас, особенно среди либералов, много говорят о том, что дело «ЮКОСа» стало поворотным моментом российской истории последних лет.

Не думаю. Поворот был раньше.

Но, конечно, оно было большим этапом на пути перехода от очень несовершенной к полностью имитационной демократии. Возможно, запланированным и продуманным этапом.

– Сегодня власть шаг за шагом обрезала все обратные связи, – говорит мне Василий Савельевич. – И те проблемы, которые возникли сейчас у сегодняшней власти, были созданы ей самой. В кризис 1998 года Ельцин мог опереться на парламент, поделиться властью с парламентом и тем снять часть напряженности. Он практически дал парламенту назначить премьера, дал назначить ключевых министров, и тем разделил ответственность с Думой. Сейчас такой возможности нет. Опереться не на что. Опираться можно на то, что сопротивляется. На болотную кочку опереться невозможно.

Но даже тогда было далеко до того, чтобы заработали все инструменты, все механизмы, заложенные в модель демократического устройства. В частности. Все ж прекрасно понимают, что такое суды. Но степень независимости судов тогда и сейчас – это небо и земля. Тогда шаг за шагом они становились все независимее, а сейчас стопроцентно управляемы.

Понимаете, если бы пять лет назад выяснилась, что одна из присяжных отчитывалась перед судьей о том, что говорят присяжные, как, чего, что обсуждают, то это тут же скандал, судью бы сняли с работы [136]136
  Такой эпизод был на процессе против банкира Алексея Френкеля, обвиненного в убийстве заместителя председателя ЦБ РФ Андрея Козлова.


[Закрыть]. Даже пять лет назад. Ее бы отстранили от процесса стопроцентно. Процесс начали бы сто процентов заново. И судью в лучшем случае уволили, а в худшем возбудили уголовное дело, потому что это преступление. Сейчас – ничего.

Степень независимости судов пять лет назад и сейчас – это разные вещи. Хотя все знали цену судам в прямом и переносном смысле и пять лет назад.

Крен тогда был правильный: они становились все более и более независимыми. Судьи Верховного Суда были абсолютно независимы, а сейчас это чиновники, которые подчиняются указаниям.

– А почему так круто все поменялось? Каковы были механизмы обеспечения этой зависимости?

– Ну, как? Человека назначали, его нельзя было снять. А сейчас практически на всех судей есть компромат. Специально на этом сидели люди, которые собирали компромат и отчитывались перед своим руководством папочками с набранным компроматом. Тех судей, на которых нет компромата, мягко, но теми или иными способами выпроваживали. И назначали новых, на которых есть компромат.

– Это такая методика ФСБ, видимо. Пришла из той структуры…

– И проводилась в режиме спецоперации. Главное, если бы немножко посмотрели вперед… Ведь после того, как умер Сталин, те, кто пришли за ним, сделали все, чтобы спецслужбы изолировать от государственной власти. Из КГБ никогда не брали ни на партийную, ни на советскую работу.

– А как же господин Андропов?

– Ну, Андропов был член политбюро, штучный товар. И редчайшее исключение. Руководитель КГБ ходил к Брежневу и упрашивал определенного человека взять на работу. А так существовало железное правило: выходцев из КГБ, они выходили на пенсию в 45 лет, но их не брали ни на партийную, ни на советскую работу. И в органы государственного управления не брали никогда.

Потому что очень опасно брать на госслужбу человека с ментальностью спецслужбиста, даже хорошего. Он видит мир искривленным.

У меня, по большому счету, системных претензий к Путину нет. Системных. Он по-другому не мог управлять. Его учили другому. Его учили на разведчика. И он работал как разведчик. Надо было думать, кого выбирать и кого предлагать. Это вина людей, которые предложили, а тут, знаете: не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет.

Был еще один эпизод, который, возможно, предопределил судьбу Ходорковского. Его упоминает и Михаил Касьянов в книге «Без Путина», и Платон Лебедев в своих показаниях в Хамовническом суде.

«Недели через две после того неприятного инцидента с Путиным в Кремле [137]137
  Имеется в виду доклад Ходорковского о коррупции на встрече Путина с предпринимателями весной 2003-го.


[Закрыть]Ходорковский пришел ко мне на прием, – вспоминает Михаил Касьянов в книге «Без Путина». – И опять-таки от имени всего сообщества крупных предпринимателей высказал идею: давайте примем закон, который снял бы все претензии к участникам крупнейших приватизационных сделок 90-х. Пусть этим законом будет установлено, что владельцы предприятий, которые были приватизированы тогда за бесценок, а теперь стоят миллиарды долларов, должны заплатить государству компенсацию. Своего рода единовременный налог на многократное повышение капитализации принадлежащих им активов. И чтобы полученные деньги не растворились в бюджете, а сконцентрировались бы в специальном фонде для финансирования реформ общенародного значения. Для управления этим фондом Ходорковский предложил создать общественный совет, в который вошли бы депутаты, губернаторы, представители правительства и администрации президента».

Михаилу Касьянову идея очень понравилась: «С одной стороны, я был убежден, что повернуть приватизацию 90-х вспять, отменить ее итоги было бы большой ошибкой. С другой стороны, я и тогда считал, и сейчас готов повторить, что крупная приватизация была крайне несправедливой. И вот теперь эту несправедливость фактически признавали все крупные собственники, от имени которых выступал Ходорковский. Не просто признавали – изъявляли готовность исправить. Конечно, было понятно, что, выплатив компенсацию государству, крупный бизнес политически легитимирует итоги приватизации 90-х годов и решительным образом укрепляет свой статус в обществе».

«В итоге Ходорковский ушел от меня с намерением подготовить проект этого закона, – рассказывает бывший премьер. – Буквально через неделю проект был готов. Очень краткий, на двух страничках, простой и ясный. Перед тем как дать поручение министерствам и ведомствам о проработке этого проекта закона, я показал его президенту».

Путин бумагу прочитал и оставил у себя. И больше к этому вопросу не возвращался.

«Думаю, что он понимал: принять этот закон – значит снять богатейших бизнесменов, крупных промышленников с крючка, – объясняет Касьянов. – А это, похоже, в его планы не входило. Потом я укрепился в этом мнении, как и все, кто следит за событиями в России. Пока бизнесмены находятся в подвешенном состоянии, не имея от государства никаких гарантий собственности, опасаясь в любой момент лишиться своих активов, ими можно манипулировать. Поэтому Путин и положил проект закона под сукно».

А вот рассказ Платона Лебедева в Хамовническом суде:

«В начале 2003 года Ходорковский М. Б. сообщил мне, что он, после обсуждения с руководителями РСПП, передал в Правительство РФ законопроект, суть которого заключалась в выплате в бюджет РФ единовременной компенсации (порядка $20 миллиардов) владельцами крупных предприятий, приватизированных в 90-е годы.

Поскольку за 7–8 лет, прошедшие после приватизации, за счет кардинального изменения макроэкономической ситуации в стране и мировой конъюнктуры практически все владельцы крупных предприятий получили колоссальный (в несколько раз) прирост капитализации.

Многие из этих предприятий стали так называемыми «голубыми фишками» не только на российском, но и на международных фондовых рынках, в том числе и «ЮКОС», о чем в 95-м – 96-м гг. можно было только мечтать.

Предполагалось, что эти средства будут сконцентрированы в специальном национальном фонде для финансирования общегосударственных стратегических программ <..>

Чуть позже глава РСПП Вольский сообщил мне, что Председатель Правительства РФ Касьянов Михаил Михайлович передал этот проект закона Президенту РФ Путину. О судьбе этого законопроекта мне стало известно только в 2009 году из публикации в журнале «Коммерсант Власть» (31.08.2009) – Путин положил «под сукно» этот проект закона».

Среди причин ареста Ходорковского не обошлось и без самой банальной для авторитарного государства – интриг ближайшего окружения Путина. Мне много рассказывали о том, как у него формировали неприязнь к Ходорковскому. От рассказов о президентских амбициях олигарха до вещей, которые я до сих пор не могу озвучить…

– То есть Путину лапшу на уши вешали? – спрашиваю я Василия Шахновского.

– Сто процентов вешали! Сто процентов вешали Путину лапшу. Это абсолютно точно. Уже в конце он, конечно, принимал решения. А источников, которые оказывали на него давление и в итоге сформировали у него эту позицию, было, конечно, много. Конечно, он лично не хотел отбирать компанию. Я думаю, что финансовым благоприобретателем в результате этой истории он не стал. Другие люди стали. Конкретно к бизнесу «Роснефти» лично Владимир Владимирович отношения не имеет.

Сечин был менеджером этого проекта в режиме фултайма, с начала и до конца, и то, что Путин всех, кто к нему приходил по тем или иным вопросам, связанным с «ЮКОСом», направлял к Сечину, – это широко известно в узких кругах.

Понятно, что принципиальные решения принимал Путин, а разруливал ситуацию уже, конечно, Игорь Иванович.

– Это был долгосрочный проект?

– Он тянулся несколько лет. Когда Сечин сидел на разруливании. Вплоть до банкротства «ЮКОСа». До тех пор, пока «ЮКОС» существовал, Сечин сидел на рузруливании этого дела. Сейчас не знаю. Сейчас, по-моему, нет такого текущего управления, никто никаких решений по «ЮКОСу» и Ходорковскому не принимает. В результате прокуратура не знает, что делать.

Недавно мне довелось побеседовать с одним бывшим топ-менеджером «ЮКОСа», а ныне очень высокопоставленным человеком. В интервью он мне отказал: «Вот, когда выйду на пенсию, тогда, может быть, я и дам вам интервью». И я подумала о том, что самый страшный порок – трусость – стал и самым распространенным.

В общем, мы просто пили кофе.

«Диктофон у меня выключен, – сказала я. – И ссылаться на вас я не буду».

И он стал чуть разговорчивее.

«Так это сечинская интрига?» – спросила я.

«Сечин – исполнитель», – ответил он.

И тогда я выразительно показала пальцем на потолок.

«Да», – сказал он.

У нас очень любят миф о добром царе, который ничего не знает. Все-то его бояре обманывают и строят козни друг против друга, и за его спиной грабят народ.

Но царь, который ничего не знает, не соответствует занимаемой должности. Он обязан знать. И уметь фильтровать информацию.

– Кто еще, кроме Сечина, работал на разгром «ЮКОСа»? – спрашиваю я у Шахновского. – Кто задумал, кто организовывал, кто снял сливки?

– Имя им легион! – говорит он. – Десятки, сотни людей. Ходорковский оказался в фокусе тех или иных негативных эмоций, желаний, стремлений огромного количества людей. В том числе и коллег по бизнесу. Но я думаю, что они-то уж точно не ожидали такой степени наезда, думали: ну осадят немножко Ходорковского. Осадят, но не более того.

Например, всю аналитику по налоговым схемам понятно, что они получили из одной из нефтяных компаний. Потому что все компании делали такие схемы, у всех были свои скелеты в шкафах, но схемы однотипные. Никто не ожидал степени наезда. А когда уже поняли, было поздно. Потому что если бы коллегам сказали, что вы вот сейчас дадите, а мы его посадим, никто бы не дал. Его посадки из бизнеса не желал никто. Ослабить конкурента – да, но не более того.

В числе заказчиков наезда называли, конечно, и Вячеслава (Моше) Кантора, с которым был конфликт, связанный с продукцией предприятия «Апатит». Когда «Коммерсант» поинтересовался у Станислава Белковского, кто заказал ему доклад об олигархическом заговоре, политолог сам привел эту версию в числе прочих, но, понятно, все отрицал. [138]138
  Журнал «Власть», № 32 (535) от 18.08.2003.


[Закрыть]

– Мне передавали на уровне слухов, что человек от Сечина пришел к Ходорковскому и потребовал откат, на что Михаил Борисович сказал: «С какой стати?» То есть отказался платить. Что вы об этом думаете? – спрашиваю я у Леонида Невзлина.

– Я думаю, что этого не было, – говорит он. – Но если государство занимается рейдерством или сажает за политические взгляды – это в любом случае политическое преследование с точки зрения международных норм морали и закона. Достаточно того, что этим занимается государство.

Я раньше считал, что аппетит возник у них во время еды, но теперь понял, что они заранее запланировали захват, а все остальные слова, включая слова Путина о недопустимости банкротства, были обычным лживым прикрытием.

Думаю, на первом этапе они не сажали Ходорковского, а выдавливали за границу. Это дало бы возможность забрать компанию, правильно? Он не выдавился – его посадили, сам, типа, виноват. Это другая, бандитская психология, нам трудно ее понять и объяснить.

Но думаю теперь так (особенно после того, что происходило с нашими делами, с другими делами и сейчас с Грузией): я думаю, что все это бандгруппировка, и у них есть определенные понятия, и мы в их понятия не вписываемся. Говорят Ходорковскому «уезжай», намекают, а он не понимает, говорит: «Это моя страна, и я хочу в ней жить и работать». Ну, тогда садись.

Я склоняюсь к тому, что компанию они хотели захватить заранее. И я говорил об этом и считаю, что группа Абрамович, Волошин, Юмашев, Сурков и другие – часть этого процесса, а не, как думал Ходорковский, более либеральная часть администрации. По-моему, на этот раз я прав. По «либеральному» Медведеву видно, какая там либеральная часть администрации.

Арест

Где-то на рубеже 2002–2003 годов Михаил Ходорковский радикально изменился. Он сбрил усы, похудел, и в его чертах и манерах появилась утонченность и аристократичность взамен уверенности и жесткости удачливого коммерсанта. Посмотрите на его фотографии 2002 года и 2003-го, сделанные накануне ареста – словно два разных человека.

В 2002-м он дал откровенное интервью газете «Коммерсант», которое опубликовали только в 2005-м, и кроме рассуждений о том, легко ли государству уничтожить компанию «ЮКОС», речь там идет о новом джипе «Кадиллак» и дорогих часах. В 2003-м часы уже пластиковые, и на нем кожаная куртка или клетчатая рубашка под пиджаком без галстука. Этот неформальный стиль он любил и раньше. Но изменения кажется не только внешние. Появилась какая-то обреченность первого христианина на пороге цирка Нерона – обреченность и в словах, и в поступках.

Уж не кризис ли сорока лет, когда человек вдруг начинает считать все свои достижения мелкими и решает совершить что-то действительно значительное? Международный бизнес? Политика?

Или что-то еще?

Попытка доказать недоказуемое – то, что свои права в России возможно защитить?

Впрочем, на мои психологические инсинуации по поводу кризиса сорока лет Михаил Борисович отреагировал иронично:

«Не успел на свободе «покризисовать». Зато в тюрьме времени хватило».

– Обстановка в компании, а не в узком кругу акционеров, стала напряженной где-то с июля месяца, – вспоминает Василий Шахновский. – Когда был арестован Платон, стало понятно, что начинается серьезный наезд, и это начали обсуждать на всех уровнях. Очень напряженная была обстановка в компании. Очень напряженная.

Попытки договориться с властью, конечно, были. Ходорковский пытался встретиться с Путиным. Не удалось, конечно. Путина блокировали, когда формировали все это дело. Я думаю, что если бы была встреча Ходорковского с Путиным, многие бы вопросы прояснились.

Касьянов на этой стадии был в стороне. Волошин успокаивал. Он гарантировал Ходорковскому, что его не арестуют. Волошин и уволился после этого. Он сказал Ходорковскому, что Путин ему сказал, что Ходорковского не арестуют. Это абсолютно точно. Думаю, что Путин действительно сказал Волошину. По крайней мере, дал понять. Я, знаете, свечку не держал.

Информационная атака на компанию началась раньше. По крайней мере, в мае 2003-го. Тогда вышел в свет номер 15 журнала «Компромат. Ru». Впрочем, выйти в свет ему не дали. Весь тираж журнала был арестован по искам топ-менеджеров «ЮКОСа» 19 мая 2003 года. По иронии судьбы определение об аресте вынес тот самый Хамовнический суд Москвы, который судил Ходорковского во второй раз и приговорил к 14 годам.

«Впервые за 12 лет российской демократии был по цензурным соображениям спокойно и безнаказанно арестован тираж федерального общественно-политического издания», – утверждается на сайте журнала, где данный номер можно, между прочим, совершенно спокойно прочитать.

С точки зрения либерала – ужас, конечно. СМИ арестовали! Я сама чуть было не разочаровалась в своем герое, когда впервые прочитала об этом.

Хорошо, что зашла на сайт журнала. Первая статья называется «451 градус по Фаренгейту», и к ней есть эпиграф: «Запретить редакции общественно-политического издания «Компромат. Ru» распространять номер 15/2003 журнала, включая его продажу, и обязать ее уничтожить в полном объеме экземпляры указанного журнала». (Из искового заявления М. Б. Ходорковского)»

И просто замечательно, что это исковое заявление выложено на том же сайте: http://kompromat.fb.ru/material.phtml?id=5162. Зайдите, не пожалеете.

Тоже не нашли?

Для ленивых сообщаю: нет там этой цитаты. Вообще нет!

А взята она из соответствующего заявления Невзлина: http://kompromat.fb.ru/material.phtml?id=5163. Сам журнал после этого можно было больше не читать, но давайте уж для чистоты эксперимента.

Содержание номера является пересказом мифов, большинство из которых мы уже разобрали, но есть и оригинальные находки.

Например, в статье «Сделка века или подготовка к ограблению века?» утверждается, что слияние «ЮКОСа» с «Сибнефтью» было задумано Ходорковским исключительно для того, чтобы ограбить доверчивых иностранцев, которые купят акции «ЮкосСибнефти», и заработать себе на этом политические очки, поскольку актив пустой, а у нас всегда радуются, когда надувают иностранцев.

А актив пустой потому, что ««ЮКОС» является российским суперконцерном, в основном, для общественного мнения: его реальные производственные активы давно выведены в сторонние ЗАО и офшорные фирмы».

Под выводом в сторонние ЗАО подразумевается, видимо, вывод сервисных предприятий в 100 % дочерние ООО. А под выводом в офшоры – история с обменом акций, которые к моменту выхода журнала давно вернули.

Но про то, что ««наши» объегорили «америкосов»» – это ноу-хау. Я больше нигде не встречала такой трактовки.

К этой статье Михаил Борисович даже и не придирается, хотя утверждения о «пустом» «ЮКОСе» могут здорово ударить по его карману. То ли слишком удивлен, то ли польщен утверждениями о своей патриотичности.

Следующим оригинальным утверждением является то, что Ходорковский «кинул» московское правительство. Впрочем, это только кажется оригинальным, поскольку является перепечаткой статьи из «Совершенно секретно» «Праздничный заказ», где об этом говорит Евгений Рыбин, глава фирмы «Ист Петролеум», которая занималась перепродажей нефти компании «Томскнефть» до перехода ее под контроль Ходорковского. В интервью газете Рыбин рассказывает о покушении на себя и обвиняет «ЮКОС» в его организации. Просто доказательств «кидалова» там никаких нет, и нигде больше этот факт не упоминается, потому и воспринимается свежо.

Любопытно сравнить две версии статьи. Опубликованную в «Совершенно секретно»: http://www.sovsekretno.ru/magazines/article/314. И опубликованную в журнале «Компромат. Ru»: http://kompromat.fb.ru/material.phtml?id=5192.Обратили внимание?

Опять-таки для ленивых. В перепечатке в журнале обрезан конец с комментарием пресс-службы «ЮКОСа» про то, «откуда растет морковка»: «По-видимому, господин Рыбин был не один в бизнесе по перепродаже Томской нефти… в деле были задействованы крайне крупные криминальные круги», которые «либо не получили, либо должны были получить какие-то серьезные отступные». «Судя по тому, какие панические заявления он делает, можно предположить, что он пытается объяснить тем серьезным криминальным структурам, которые стоят за этим делом, за бизнесом ВНК до его приватизации, что это не он, он был готов отдать, но не он виноват в том, что нет денег, а виноват в этом «ЮКОС», который естественно, купив ВНК, все эти безобразия прекратил».

Ну и правильно. Это только в наших российских судах, как ни странно, обвиняемым все еще дают слово.

И весь журнал построен примерно по такому же принципу. Например, цитируются статьи 1999 года о выводе в офшоры активов банка «МЕНАТЕП», и при этом авторы почему-то забывают упомянуть, что впоследствии банк расплатился со всеми вкладчиками.

Но есть и гвоздь программы. Статья называется «Поставщик секс-рабынь ко двору олигарха» [139]139
  http://kompromat.fb.ru/material.phtml?id=5190.


[Закрыть]. Речь в ней идет о некоем Аминове, не имеющем отношения к «ЮКОСу», зато утверждается, что он хорошо знаком с Невзлиным. Далее приводятся прослушки его звонков к Невзлину, где ни «секс-рабыни», ни что-либо преступное вообще не упоминаются. А в следующей части – о модельном агентстве «Мадемуазель», якобы поставлявшем девушек олигархам. И Аминов вроде бы имеет к агентству какое-то отношение. Из статьи не совсем понятно, какое. Финансирует, что ли?

Зато совершенно замечательный финал: «Несколько раз в неделю роскошный «Мерседес» Аминова увозит отсюда девушек в роскошные подмосковные особняки «дяди Лени», «дяди Бори» и «дяди Миши»».

Все-таки наивные были времена! Даже не надо было никого реально подкладывать под оппозиционеров и неугодных. Достаточно написать. Даже не называя фамилий.

С другой стороны, ведь и не под каждого подложишь.

Ну что, братья мои возлюбленные, либералы? Понимаете чувства женатых людей и отцов многих детей Михаила Борисовича и Леонида Борисовича, которых сначала обвинили в том, что они воры, потом, что убийцы и, наконец, в том, что выше? Вы еще будете ратовать после этого за подобную «свободу слова»?

Ваше право.

На мой же взгляд, свобода лгать, клеветать и поливать грязью в число либеральных свобод не входит.

Дальше события развивались стремительно: 9 июня появился первый доклад Белковского, 19-го арестовали Алексея Пичугина. 2 июля – Платона Лебедева.

Арест Платона Лебедева тоже имел предысторию.

Все началось шестого июня того же года с запроса депутата Владимира Юдина. Запрос касался истории приватизации «Апатита».

Это был не единственный депутатский запрос Юдина. Он их писал с завидной регулярностью. И до, и после дела «ЮКОСа», но обычно его запросы оканчивались ничем. Так же как и запросы других депутатов.

Первый успешный запрос в Генпрокуратуру Юдин написал в мае 1996-го. Запрос касался мэра Петербурга Анатолия Собчака. Тогда еще не депутат, а профсоюзный лидер Юдин интересовался, не помогал ли Собчак получать квартиры в обход закона. Ответ пришел через два дня: помогал, племяннице. И тут же был вставлен в предвыборные листовки вместе с запросом, что стоило места и Собчаку, и его заместителю Владимиру Путину.

Запрос по поводу «Апатита» был его вторым и последним успешным запросом. Его заказной характер Юдин всегда отрицал. Но в интервью июля 2003-го, через несколько дней после ареста Лебедева, заметил: «…главный упор в запросе я делал на ценовую политику «Апатита», который, став практически монополистом в своей области, поставил всю химическую промышленность России на колени». [140]140
  http://viperson.ru/prnt.php?prnt=1&ID=199578.


[Закрыть]

Точно такие же претензии к «Апатиту» были и у Вячеслава Кантора, предприятие которого «Акрон» было основным потребителем продукции «Апатита».

Депутат Юдин, по его словам, никаких фамилий в запросе не называл, и вообще уголовного преследования не добивался, главным было вернуть пакет акций государству.

Как и для Кантора.

Оперативности Генпрокуратуры удивился сам Юдин. Запрос был в мае. А 2 июля уже арестовали Платона Лебедева. Как правило, дело тянулось многие месяцы.

«По всей вероятности, мой запрос был уже не первым «звонком» в Генпрокуратуру по поводу ОАО «Апатит»», – предположил Юдин в интервью 2003 года.

Это было правдой.

До Юдина письма в Генпрокуратуру поступали от губернаторов Новгородской, Смоленской, Тульской и Тамбовской областей. Крови никто не жаждал, но все требовали вернуть акции «Апатита» государству.

Был и протест новгородского комбината минеральных удобрений «Акрон», принадлежащего Вячеславу Кантору.

В книге Валерия Ширяева «Суд мести» приводится письмо генпрокурора Устинова Владимиру Путину, написанное в связи с обращением губернатора Новгородской области М. М. Прусака. Губернатор жаловался на то, что ущерб государству от ЗАО «Волна», купившего акции «Апатита» и не выполнившего инвестиционные обязательства, был значительно занижен. А значит, мировое соглашение, заключенное в ноябре 2002-го, ущемляет интересы государства.

Генпрокуратура направила письма Касьянову, в Минфин, Минимущество и Минэкономразвития России с предложением разобраться. РФФИ совместно с этими министерствами подготовил письмо, в котором настаивал на экономической целесообразности мирового соглашения и справедливости оценки суммы ущерба. Касьянов решение одобрил.

Нарушения антимонопольного законодательства в ходе проверки тоже не нашли. И с налогами все оказалось в порядке.

Дело было в апреле 2003-го.

А в июне все вдруг резко изменилось.

Не меньше, чем оперативность Генпрокуратуры, Юдина удивила личность самого арестованного. «Но когда взяли Лебедева, я был ошарашен: «Почему Платона-то?» А потом другой вопрос себе задал: «Почему только Платона-то?» Такой разговор с самим собой, внутренний», – рассказал он в интервью «Огоньку» четыре года спустя.

СМИ были не менее удивлены. Связь между Лебедевым и ЗАО «Волна» представлялась неочевидной. Ведь инвестиционной политикой в «МЕНАТЕПе» занимался Алексей Дмитриевич Голубович. Лебедев всего лишь возглавлял банк, кредитовавший «Волну». Потом на втором суде Платон Леонидович будет говорить о подмене фигурантов. О том, что следователи просто вписали его фамилию везде, где должна была стоять фамилия «Голубович». И в деле об обмене акций, также как в деле «Апатита».

Видимо, причина в том, что Лебедев был ближе к Ходорковскому, чем Голубович, и больше подходил на роль заложника. К тому же он главный финансист «ЮКОСа».

Лебедева допрашивали еще двумя днями ранее по некому делу, связанному с одним из клиентов банка «Траст», и повторно вызвали на второе июля.

Первого июля в Доверительном и инвестиционном банке, председателем совета директоров которого был Лебедев, устроили «маски-шоу». После этого Платон Леонидович почувствовал себя плохо и был госпитализирован с гипертоническим кризом. Адвокату удалось договориться о переносе допроса на утро четверга. Но во второй половине дня следователи уже были в госпитале Вишневского. Лебедева задержали и в наручниках доставили в Генпрокуратуру.

По словам адвокатов, он чувствовал себя настолько плохо, что не совсем осознавал происходящее.

Судебное решение о его аресте вообще выносили без адвокатов. Их предупредили за полтора часа до начала судебного заседания, они застряли в пробке, опоздали к началу, и их не пустили в зал [141]141
  Газета «Коммерсантъ», № 116 (2719) от 05.07.2003.


[Закрыть]. «Мы пять часов провели под дверью зала заседаний, даже пришла председатель суда и стучала в дверь, чтобы нас пустили, но ничего не вышло», – рассказал корреспондентам «Коммерсанта» адвокат Лебедева Евгений Бару.

Так не арестовывают, так берут заложников.

Несколько лет спустя Европейский суд признает этот арест незаконным, и Лебедеву выплатят компенсацию.

Он пожертвует ее на благотворительность.

Но тогда к факту ареста пресса отнеслась легкомысленно. Как нечто самоочевидное поминали «политические амбиции» Ходорковского. Писали, что это предупреждение перед выборами не в меру политически активному олигарху. Что дело не имеет перспектив, поскольку срок давности по «Апатиту» подходит к концу. Что дело не получит развития, поскольку за последние два-три года ни одно такое дело развития не получало…

«По характеру действий это очень похоже на то, что мы читали в последнее время об «оборотнях в погонах», которые шантажировали малый бизнес», – прокомментировал Ходорковский. [142]142
  Газета «Коммерсантъ», № 114 (2717) от 03.07.2003.


[Закрыть]

Одновременно с сообщением об аресте Платона Лебедева генпрокуратура сообщила об аресте Алексея Пичугина и предъявлении ему обвинения в убийстве. И об объявлении в розыск Рамиля Бурганова по делу об обмене акций «дочек» ВНК. Рамиль Бурганов был объявлен в розыск еще в начале 2002-го. После этого дело с акциями успели уладить, и «ЮКОС» купил ВНК.

В тот же день на приеме в посольстве США, посвященном Дню независимости Америки, Ходорковский заявил, что не собирается покидать Россию: «Сегодня я должен был ехать на переговоры в Лондон, но решил остаться. Единственное, куда я могу поехать, так это в Томск на заседание правления «ЮКОСа»».

Через день, 4 июля на допрос в Генпрокуратуру одновременно вызвали Михаила Ходорковского и Леонида Невзлина.

– Допрос был по разным направлениям. В один день. И такой очень несерьезный, примитивный допрос, – рассказывает Леонид Невзлин. – Он не мог меня насторожить с точки зрения масштаба последующих событий. Шесть, семь, восемь часов бездарно потраченного времени с неумным и плохо подготовленным следователем, говорящим полунамеками и задающим глупые вопросы, которые ко мне не имеют отношения, и я их не понимаю.

Это не могло создать ощущение конца. Содержание допроса настолько неинтересно, что не о чем говорить. Это теперь понятно, что это был как бы план расследования моих «страшных преступлений», но без подробностей, – все то, что мне потом вменили.