Текст книги "Пересмешник. Всегда такой был (СИ)"
Автор книги: Наталья Романова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
– Слушай, этот Колёк, он женат… у него же тоже обязательства… тем не менее… с чего мне верить тебе?
Али всегда себе казалась мудрой женщиной, она спокойно могла обсуждать измены и даже их благоприятное влияние на отношения, но, оказалось, она вовсе не готова смотреть на некоторые вещи спокойно, оказалось, что спокойный тон Вадима будит в ней спящую Любасю и желание всё же размазать сопли…
– Полагаешь, это нормально?
– Полагаю, что не моё дело, как ведут себя сорокалетние мужики, полагаю, они в состоянии сами разобраться в своей жизни и со своими семьями, полагаю, Любася сама разберётся с Кольком, я просто не стану в это вмешиваться. Я отвечаю за себя. Неприятно, что ты стала свидетельницей… но у тебя нет причин мне не верить.
– Почему это?
– Потому что, у меня нет причин не верить тебе. Ты оставалась одна… уезжала, ты встречалась там со своим бывшим, я не думаю, что ты переспала с ним. Так что и ты не станешь думать, что я буду трахать какую-то шлюху, когда в моей жизни есть ты. Ну, Лина, посмотри на меня, ты не можешь так думать и не будешь…
Али пришлось признать, что она действительно не может так думать. Этот южный городок, этот терем, всплески воды за окном, запах прелых листьев из сада – всё это лишало здравого смысла, возможности признавать очевидное, зато с лихвой дарило желание верить, просто так, без причин, вопреки.
– Но, знаешь что, в одном ты права… этот дом – не место для таких сборищ, больше нет…
– Пппффффмммм…
– Пойдём со мной, – беря за руку, ведя по лестнице на второй этаж, а потом – на небольшой третий, открывая дверь в практически пустую комнату, стена которой была полностью стеклянная, усаживая на мягкий диван вдоль этого окна, после того, как открыл одну из фрамуг, запустив прохладный осенний воздух, запах сада и реки, кутая в пушистый плед плечи с кипенно-белой кожей, устраиваясь сам под этим же пледом, Вадим молча смотрел в окно.
– Красиво, – шепчет Али.
– Очень.
– Ты любишь этот дом?
– Да, сильно. Всегда любил это место… Всегда любил тебя… Паршиво, что всё так запуталось, но и ты, и этот дом… всё это дорого мне, может, когда-нибудь…
– Вадь, мы распутаем, обязательно.
– Хорошо. Распутаем.
Али долго смотрела на пространство перед домом, вспоминая бабушкин палисадник с шапками разноцветных пионов, думая, что клумбы, а может, даже целое поле пионов, смотрелось бы отлично на фоне реки, где вдалеке, медленно покачивая толстыми боками, проплывали последние в этом году баржи.
К вечеру Вадим вызвал фирму по уборке, женщины из которой тщательно убрали первый этаж и баню, куда ни разу не заходила Али, но сейчас переступила порог, в удивлении произнося:
– Больше похоже на дом для гостей, с баней.
– В некотором роде это и есть дом для гостей, рыбка.
– Ах, ну да, ну да…
– Хочешь попариться?
– Спасибо, – сморщившись от перспективы игры богатого воображения.
– Мне сжечь эту баню и построить новую? – интересно, шутят ли усмешки…
Глава 6
Выходные и, иногда, вечера Али теперь проводила в огромном тереме, наблюдая, как осыпаются последние листья, сливается бассейн на зиму, некоторые многолетние растения готовятся к зиме, подвергаясь тщательному укутыванию, как укутывалось неверие Али, её скептическое отношение и уколы памяти – в нежность.
Крутясь перед огромным зеркалом, пока спит Вадим, Али недовольно фыркала, констатация собственных недостатков никогда не приносила дискомфорта, но не сейчас. Сейчас хотелось найти на своём теле кнопку «реверс», чтобы вернуть свои восемнадцать, чтобы Алёшкина душа жила в по-прежнему молодом теле, чтобы ставший старше Вадька видел не то, что сейчас видит Али.
– Нашла что-то интересное?
– Нет.
– А я уж подумал, может хвостик вырос…
– Я старая, – безапелляционно.
– Да ладно! – пересмешки поднялись вместе с хозяином, который, взбив подушку, устроил её у стены, облокотился на неё, будто ожидая шоу.
– Мне не семнадцать…
– Страшно жить, – кажется, откровенно потешаясь.
– Вот ты меня какой полюбил?.. А сейчас…
– Да слава тебе господи, что не семнадцать, иди сюда.
– Не-а.
– Иди сюда, моя старушечка.
– Нахал.
– Старческий маразм напал… иди… иди… – пересмешки манят, отражаясь разноцветным калейдоскопом.
Обнимая, водя рукой по позвоночнику вверх-вниз, Вадьки шепчет:
– Если бы ты представляла, как я рад, что ты не такая, как я тебя полюбил…
– Ты признаешь, что я старая, да?
– Я признаю, что люблю тебя, признаю, что ты повзрослела… признаю, что ты никогда не была более обворожительной, чем сейчас, – укутывая не только нежностью, но и своим телом.
– Отпусти меня, на работу опоздаю.
– Не-а.
– Почему?
– Ты мне нравишься, – на смену пересмешкам пришли потемневшие блики, пока губы легко пробегали по белой коже шеи, слегка прикусывая, посылая учащённое дыхание по краешку уха, – Ты не представляешь, насколько я счастлив, что тебе не семнадцать… или… было время, когда я бы отдал правую руку за возможность поменяться с тобой местами.
– Ты хотел быть рыжей девушкой?
– Я хотел, чтобы ты была старше на восемь лет, тогда бы всё было проще… для меня.
– Так странно…
– Наверное, но зато теперь я могу… ууу… как много я теперь могу… неприличного.
– Я опоздаю.
– Я выпишу тебе справку, лежи, – приподнимая женскую ногу в колене, – я не обещаю быстро.
– Вадька, ты маньяк, что-то ты принимаешь, точно, – тем не менее, устраиваясь удобней под мужскими бёдрами.
– Не-а, меня просто часто не бывает, и тебе, слава богу, не семнадцать.
Али, действительно, опоздала почти на два часа, встречаясь счастливыми глазами с Семёном, она услышала:
– Алина, на первый раз прощаю, учитывая твой видок.
Али внимательно посмотрела вниз, всё как обычно. Просто, лаконично: блузка из натуральной ткани, юбка в тон, минимум украшений, обувь на плоской подошве.
– Топай, выпей кофейка, Ленок тортик принесла, выкатывает за отпуск, а потом ко мне зайди, там новый проект, думаю тебе его.
Семён на скорую руку объяснил, что требуется от Али, дав документацию и технические карты, а также установив конечный срок, и со словами: «Если что – сразу ко мне», оставил её один на один с новым заданием, которое только поначалу показалось Али лёгким. Потом пришло понимание отсутствия знаний, практической базы, но было ещё время на то, чтобы разобраться, поэтому Али спокойно, составив себе план, стала разбираться.
«Хочешь рассмешить господа – расскажи ему о своих планах», – гласит народная мудрость, которую никогда не понимала Али, план есть план, и только откровенный форс-мажор мог нарушить размеренное, по пунктам, выполнение плана.
Мысли путались, закручивались в тугой комок из паники, чувства вины и ощущения нестабильности. Страха. Однажды Али вдохнула аромат экзотического цветка и начала задыхаться, нечто перекрыло доступ кислорода в лёгкие, резкое головокружение и жжение в глазах усугубило состояние, которое прошло только к концу дня, когда Али уже была дома, вдыхая прохладный воздух кондиционера. Сейчас ничто не могло вернуть доступ кислорода к лёгким.
Изо дня в день она просчитывала, вспоминала и не понимала, где и когда она так фатально ошиблась. Она действовала строго по аннотации, даже сходила к врачу, который её уверил, что всё в пределах нормы, и не о чем волноваться, но волнение не покидало Али. Когда она оставалась одна по ночам, её охватывала паника, тогда она обхватывала голову руками и уговаривала себя, что всё неправда, такого просто не может быть, ведь она действовала строго по аннотации и даже сходила к врачу.
Из-за приступа головной боли Али попросту забыла принять две таблетки, но она сразу это заметила и продолжила приём согласно инструкции, сходила к врачу, попросила Вадима пользоваться барьерными контрацептивами, и он, сморщив нос, все же согласился. «Лина, давай так, ничего не случится… я успею вытащить, тебе натрёт снова…», но Али была непреклонна – она всегда соблюдала правила. Всегда.
– Алина, ты идёшь на корпоратив? – спросила Лена, весёлая девушка с ресепшена, одна из немногих, кто обязан был соблюдать дресс-код.
– Это обязательно?
– Семён не любит, когда кто-то пропускает… он что-то коситься на тебя, заметила?
Али заметила, уже подходили сроки сдачи, но мысли Али были в других расчётах, в других цифрах и своей ошибке, которую она всё ещё надеялась избежать, во всяком случае, тест показал, что Али зря волнуется.
– Ты бы не злила его, Алин, он псих на самом деле…
– Разве? – мысли блуждали где угодно, какое дело Али, насколько расшатана нервная система Семёна?
– Писсссдец просто, – доверчиво прошептали губы с ярким блеском, – так что лучше тебе прийти, у тебя есть платье?
– Нет, наверное… а какое нужно платье?
– Вечернее, конечно!
– Официоз?
– Пьянка, – Ленка смеётся, – но с размахом.
Али решила поступить по правилам, правда, при выборе платья она остановилась на коктейльном варианте, потому что пьянка, хоть и грандиозная, не предполагает вечерний туалет. Платье с открытой спиной, кружевное и туфли в цвет на высоком каблуке, возможно, скоро она не сможет носить что-то подобное.
Али часто ощущала внимание мужчин или очевидную заинтересованность, но всегда они держались немного поодаль, обращаясь исключительно по рабочим вопросам, изредка перекидываясь парой слов или рассказывая анекдот.
Люди быстро признали в ней нелюдимую и даже диковатую особу, не стремящуюся к общению, не делало её в глазах мужчин заинтересованной или сколь-нибудь доступной. Женщины шептались, что Алина не так проста, как кажется, мужчины же предпочитали держать нейтралитет, бросая при этом недвусмысленный взгляды и фразы между собой.
На корпоративе, как изящно назвала Лена совместное распитие спиртных напитков в одном из самых больших ресторанов города, мужская половина филиала, где работала Али, активизировалась, видимо, под воздействием алкоголя, в особенности Сергей – парень двадцати пяти лет, кареглазый, высокий и, вне всякого сомнения, привлекательный, который ни на шаг не отходил от Алины, отвешивая комплименты разной степени уместности, приглашая танцевать, многообещающе прижимая к себе вдруг ставшую удивительно привлекательной Алину. Было ли тому виной платье или алкоголь – трудно сказать, но Сергей был уже уверен в своём завоевании, когда Али вывел из задумчивости знакомый голос:
– Можно вас пригласить?
Подняв глаза, слегка прищурясь, Али смотрела в пересмешки и ощущала вакуум из тишины, сковавший стол, выделенный для их отдела.
– Да, конечно.
Руки держали за голую спину, не пересекая черту, словно под пальцами была чужая кипенно-белая кожа в обрамлении ткани кораллового цвета.
– Что ты делаешь, Вадим?
– Танцую с любимой женщиной, это не очевидно?
– Мы обсуждали… это не должно стать очевидным для всех.
– И сколько ещё?
– Что «сколько»?
– Сколько ещё это не должно быть очевидным?
– Не знаю… я не думала.
– Класс, Лина, я уже битый час смотрю, как какой-то хмырь лапает тебя, а ты даже не думала.
– Он не лапает. И… ты же не можешь на самом деле думать, что я трахнусь с ним.
– Моим же салом, да рыбка? – усмешки.
– Что? Нет… не знаю, – внезапная усталость навалилась на Али, слабость в руках, онемение ног, головокружение. – Отвези меня домой, – с трудом выдерживая, чтобы не прислониться к широкой груди, позволить рукам спрятать от всего: от усталости, от страха, от паники, что снедала мысли Али последние две ночи, когда Вадима не было в городе, от собственного просчёта, от ошибки, которую она допустила и теперь просто ждала, ждала приговора суда, как обречённый на пожизненное, без права на помилование.
– Пойдём.
– Я чуть позже выйду, хорошо? Чтобы не видели.
– Хо-ро-шо, – взгляд без пересмешек говорил, что ничего хорошего, но этот ли взгляд ещё предстоит вынести Али?
Тот же взгляд она ощутила через три дня, когда она сдала работу Семёну, и Али всё же познакомилась с расшатанной нервной системой своего непосредственного руководителя, когда он орал, не выбирая выражений, не скупясь на эпитеты и оскорбления, и всё это под молчаливый взгляд Вадьки.
Али нашла в себе силы не заплакать в кабинете, нашла силы добраться домой и там ждать решения Вадима… Увольнение сейчас, прямо сейчас, было бы некстати, но она просчитала и этот вариант.
Первоначальная паника стала проходить, всё выстраивалось в нужном порядке, рабочем. Постепенно расписывалось по пунктам, подпунктам, выстраивалось в пропорциональном порядке, и положение Али уже вовсе не казалось ей настолько отчаянно ужасным.
Она была здорова, с образованием, с опытом работы, у неё была не самая дорогая, но всё же недвижимость, доставшаяся ей от родителей и бабушки, и она была беременна, что недвусмысленно показал последний тест и подтвердил врач, хотя чуть менее месяца назад, когда Али была на консультации, этот же врач объяснил состояние женщины переменой климата, ведь Али долгое время жила в стране, где зима – это всего лишь время года на календаре. Сейчас же её организм перестраивался, поэтому подобный сбой можно считать в пределах нормы.
Тем не менее, нервничая, ведь она ошиблась, ошиблась в расчётах, Али ждала пересмешника…
До поворота ключа и напряжённого взгляда Вадьки, под которым становилось стыдно – она ошиблась.
– Привет, рыбка… сложный день? – усталые пересмешки.
– Ты уволил меня?
– Пойдём в комнату, поговорим.
– Я не знаю… не знаю, как я заплачу в следующем месяце за квартиру… Где в этом городе вообще искать работу?.. Что я умею?.. Если даже в простых расчётах я ошиблась… и кто мне теперь даст рекомендации?.. Я уеду… после Нового года… прости, что я ошиблась…
– Лина, ты себя слышишь?
– Что…
– Послушай, я помню, что обещал тебе компромисс, помню. Но я не могу так больше, не могу! Я, Лина, не понимаю этих твоих партнёрских отношений. У меня есть партнёр, и это, как ты знаешь, волосатый сорокалетний мужик, с животом на седьмом месяце. Ты не мой партнёр, рыбка. Ты моя женщина. Любимая женщина. Я большую часть своей жизни люблю тебя, но я не могу играть во всю эту феминистическую хрень. Я не могу смотреть, как на корпоративе, который я устраиваю на свои средства, какой-то ублюдок пускает на тебя слюни, а я даже уволить его не могу, а должен бы прикопать… в цемент! Я не могу смотреть, как из-за ошибки, не твоей ошибки, к слову, эта скотина орёт на тебя. Я должен бы придушить его за попытку дышать в твою сторону. А твоя машина, Лина? Это, блядь, не машина, это ржавый гвоздь по моим нервам… Она не безопасная. Я не могу скрывать тебя больше… Всё пытаюсь найти в этом хоть какое-то здравое зерно, хоть как-то объяснить себе… Меня воротит уже от такого партнёрства.
– Ты бросаешь меня? Снова? – звучит скорее обречённо.
– Я люблю тебя! Я говорил тебе, что не оставлю тебя, что буду бороться за тебя, что готов попросту похитить тебя и спрятать в своём доме, на всё готов, на что угодно… Но, пожалуйста, давай искать компромисс… потому что то, что сейчас… это издевательство.
– Что ты хочешь?
– Первое и самое важное – отказываюсь скрывать тебя, надоело. Почему мы делаем из нас грязную тайну, Лина? Ты стыдишься меня? Я – точно нет, на самом деле я готов поставить тебе на лоб штамп «моя женщина», я столько лет ждал тебя, столько просрал, я просто больше не хочу прятаться… Ещё машина, Лина, я хочу, чтобы ты ездила на безопасной машине, с двигателем под капотом, а не моторчиком от батареек, и подушками безопасности, максимальное количество. А лучше, если с водителем.
– Ты не уволишь меня?
– Глупая ты, с чего бы… и да, ты не ошиблась, ты не учла, это закономерно, учитывая специфику твоей предыдущей работы… а вот сука этот, Семён, должен был учесть… я ему до хрена плачу за это, многим больше, чем рядовому инженеру.
– Что не учла?
– Потом, всё потом… Так что? Будем искать компромисс?
– Попробуем, – куда-то в пересмешки.
Али ещё предстояло найти самый главный компромисс в своей жизни. Компромисс с Вадимом – отцом её будущего ребёнка.
– Значит, ты согласна больше не скрывать меня, как грязного волосатого хоббита?
– Согласна…
– И тебе без разницы, что скажут на работе?
– Не без разницы, но всё равно ведь скажут… – всё равно скоро появится тема для разговоров…
– И машину, неужели ты позволишь купить тебе машину?
– В пределах разумного, – захочет ли пересмешник иметь что-то общее с обладательницей тициановских волос, когда узнает о другой, фатальной ошибке, и кого тогда будет интересовать автомобиль…
– Ты странно сговорчивая сегодня, Лина, – пересмешки блуждали по телу Али, останавливая свой взгляд на груди, отгибая в сторону планку тонкого трикотажного платья, глядя на грудь без бюстгальтера, на розовый сосок. – Ты позволишь?.. Немного неприличностей сегодня?
– Смотря каких.
– Я буду аккуратным, рыбка, – странная фраза.
Глава 7
Али согласилась с тем, что «обнародовать» свои отношения лучше в неформальной обстановке и празднование Нового года в большом тереме Вадима, наверное, лучшее время.
Сам Новый год Вадим отмечал с друзьями, в шумной, разношёрстной компании, куда обязательно входят Масик, Любася и Пуся, которая не довольна перспективой праздновать под пристальным взглядом матери. Но Новый год – семейный праздник, и она вынуждена из года в год соглашаться. Туда же входили Семён с супругой, некоторые приятели, о которых только мельком слышала Али, и друзья детства, некоторые из которых приезжали специально из других регионов.
Али немного озадачена тем количества еды, которое, по всей видимости, придётся готовить, но Вадька, смеясь, говорит: «Уж не собираешься ли ты оставить Зинаиду без работы?», именно некая Зинаида упаковывала в аккуратные контейнеры вареники, пельмени или хинкали, подписывая и укладывая в определённом порядке в морозильниках в двух домах Вадьки. Она же всегда готовила на праздники, привозя в таких же контейнерах незамысловатую, но сытную закуску – именно то, что нужно для шумной, непритязательной в еде под хорошую выпивку, компании.
Так что всё, что оставалось Али – это, если ей хочется, украсить дом, чем она и занималась целый день, украшая также пару ёлок во дворе, рядом с баней, которую также пришлось украсить. Вадька, смеясь, говорил, что наверняка мужики захотят из парной сигануть в реку, где так и не стал лёд, да и женщины, наверняка, не захотят отставать.
Вадим приехал домой за четыре часа до празднования, привозя с собой Антона с семьёй и Игоря – друзей детства Вадьки, которых почти не помнила Али, но они, по всей видимости, помнили её отлично, и, под улыбающиеся пересмешки, обнимали, трепали по голове, будто ей снова лет шесть, и говорили:
– Алёшка, где же ты потерялась? Смотри, какая красотка стала, была симпатичная, но сейчас… Эх, Вадька, всегда самые лакомые кусочки отхватывал.
– Ну, на хорошенький кусочек, – и Вадим целовал висок с рыжей прядью, – всегда найдётся уголочек, – подмигивая в глаза в обрамлении густых ресниц.
– Где-то я видела её, – тыкал в неё расписной ноготь Любаси, когда Вадим, как радушный хозяин, придерживал шубу Пуси, отсутствие снега – вовсе не причина отказываться от роскоши для неё, как и для её матери.
– Так это же та, рыженькая, – вдруг озаряет Масика.
– Та, та, ты глаза-то свои похотливые убери, Колек, – слышала над своей головой Али, – Лина, это Николай, Николай, это Лина.
– Лина? Ёбан… прошу прощения, и ты молчал? Лиииина? Целую ручки, – расшаркивался в шутливых любезностях, не переставая улыбаться, Николай.
– Тоже мне, тайна, – фыркнула Пуся, – у тебя такой видок был, когда я летом приехала.
– Вот и хорошо, – рассмеялся Вадим, – раз все всё поняли, может, пошуршите на кухне, дамы? Зина всё уже привезла, посуда приготовлена.
Вадим остановил Али.
– Сами разберутся.
– А?..
– Сами разберутся, не первый раз.
– Почему «Лииииииина» и «молчал»?
– Ну… как-то мы напились с Кольком…
– Я смотрю, у вас это хорошая традиция.
– Ага… я перебрал, что кстати редко бывает, я обычно помню, что я говорю и кому, в общем, я нажрался до зелёных соплей и рассказал о своей пиздец какой любви к девочке из детства по имени Лина, в общем, Колёк изрядно повеселился.
– Я должна быть польщена, Вадь?
– А то, я ж завидный жених, смотри какой дом, – пересмешки.
– Дом завидный, а вот жених…
– Не дразни меня, женщина, – оставляя лёгкий поцелуй на губах.
Али отметила странную аккуратность в движениях Вадима, но ей некогда задумываться над этим, входя на большую кухню, она встретила Семёна, который, кажется, единственный в этом помещении не до конца понимал, что́ эта женщина делала в этом доме, когда, вставая на табуретку, закрепляла последнюю гирлянду.
– Что ты тут делаешь?
– Снимаю тут… – Али хотела договорить, но услышала:
– Другую половину кровати она тут снимает.
– И надолго? – прищуривая один глаз, смотрел Семён, всё указывало на то, что за ошибку Али пришлось расплатиться ему, и присутствие сотрудницы его вовсе не радовало.
– Навсегда, – ответил Вадим, – и тебе бы лучше закрыть рот, Семён.
– Улыбаемся и машем, Вадим, улыбаемся и машем.
– Догадливый, я смотрю.
– Поверь, он засунет свои претензии себе в жопу, к тому же – ошибка его, не твоя, он это знает, – тихо говорил Вадим.
К бою курантов все уже изрядно проводили Старый год, намешав слабые алкогольные напитки и крепкие, Али не прикасалась к спиртному, говоря, что не хочет мешать, Вадька молча соглашался с этой версией.
Когда под бой и всеобщее «Ура!» Али отставила свой фужер, только намочив губы, это не прошло мимо внимания Вадима, женщина это видела, но предпочла не замечать. Завтра, завтра она скажет о своей основной ошибке, ей немного жаль, что она не нашла в себе силы признаться до празднования, но всё происходило слишком быстро, к тому же Али слишком давно не праздновала Новый год.
Обычно они собирались небольшой компанией, и празднование ограничивалось парой бокалов вина и фруктами. Ни ёлки, ни гирлянд… всего этого очень хотелось Али, и она эгоистично попустительствовала своей слабости. Южный, суетливый, многолюдный город лишал не только разумного подхода, но и силы воли, собранности, даря в ответ растерянность и окрик Семена:
– Эй, хозяюшка, ну-ка, метнись к холодильничку, водочка закончилась у нас.
Пригревшись в объятьях Вадима, чувствуя его дыхание в затылок, Али вовсе не хотела никуда метаться, но она привстала, ровно до того момента, как поняла, что руки Вадьки держат её и пересаживают себе на колено.
– Ты, блядь, что-то попутал, Сёма? – услышала она, и этот тихий голос был лишён даже намёка на пересмешки, этот голос угрожал, нёс опасность.
– Я думал… – стушевался Семён.
– Индюк тоже думал, что ванну принимал, пока краснеть не стал. Сам сходишь.
Через пару часов Али почувствовала усталость от всеобщего внимания, от внутреннего напряжения, от ожидания своего приговора, который обречён на отсутствия помилования, и который приближался, надвигался, пугал, когда Вадим шепнул.
– Почему ты не пьёшь?
– Не хочу…
– … Может ты что-то хочешь мне сказать?
– Что?
– Лина? Пойдём в кабинет.
Что ж, отложить на завтра разговор не получится, пришло время платить по счетам, пришло время расплачиваться за свою ошибку. Стыд сковывал движения Али, её дыхание, только странное тепло в животе помогало ей удерживать далеко не пересмешливый взгляд. Она готова взять на себя ответственность. Полностью. Теперь, всё продумав, просчитав, приняв свою ошибку и последствия…
– Уверен, ты хочешь мне что-то сказать.
– Я ошиблась.
– В чем же? – ровный голос.
– Пожалуйста, ты должен мне поверить, это не было намеренно… Я всё делала согласно аннотации, я была у врача, дважды… но…
– Но?
Шаг на эшафот. Вспышками памяти по векам.
Алёшка молча смотрела на переливы воды в отражении луны.
– О чем думаешь, Лина?
– Я думаю – я беременна…
– Да ладно, – усмешка.
– Ага.
– Ты думаешь или ты беременна?
– Я думаю… У меня задержка, вот.
– И сколько?
– Два дня, – звучит ужасно для Алёшки.
– Иди сюда, рыбка, – сажая на колени, убирая волосы с раскрасневшегося лица – Алёшке, несмотря на очевидную близость с Вадькой, было стыдно обсуждать такие вещи, – два дня – это нормально, в этом месяце ты пересекла страну поперёк два раза… от севера до юга, так что небольшой сбой – это нормально.
– Нормально?
– Конечно, к тому же, я всегда очень осторожен, тебе рано становится мамой… – целуя в лоб.
– А вдруг?
– Это было бы печально, потому что тебе пришлось бы перевестись в какой-нибудь местный институт, или даже бросить, ты же не думаешь, что я бы позволил родиться своему ребёнку вдали от меня?
– Не думаю.
– Вот и не паникуй.
Той ночью Алёшка в ужасе смотрела на кровавые пятнышки на белых простынях и заливалась краской так, как никогда с ней не случалось.
– Эй, ты чего? Глупышка ты ещё, рыбка… Это значит, что ты не беременна. И я знаю, что у женщин бываю такие дни.
– Но… – Алёшка готова была заплакать от стыда.
– Перестань, ерунда какая-то… ты расстроилась, что не беременна, или что?
Алёшка всхлипнула ещё раз.
– Лёшь, перестань, в такие дни можно заниматься любовью, и я… перестань, ничего страшного не случилось, сходи-ка лучше ванную, а то сейчас сознание от ужаса потеряешь, я там видел прокладки Светкины.
– У меня будет ребёнок, – произнесла.
Не так и страшно. Глядя в глаза, в отсутствие пересмешек, в вязкую тишину, которая повисла над большим кожаным диваном и лёгким запахом алкоголя от хозяина этого дивана.
– Что ты молчишь? – невыносимо смотреть в молчаливые глаза, на сведённые брови, на упрямую линию губ, которые спокойно произносят, слишком спокойно:
– Жду, когда ты правильно сформируешь своё предложение.
Всё. Всё сказано. Всё решено.
У Али готов план, она вовсе не горела желанием воплощать его в жизнь, но хорошо, что он есть, хорошо, что поддаваясь панике, она всё же составила этот план. В основе которого лежит одно – она родит этого ребёнка.
Нет на данный момент никого роднее для рыжеволосой женщины, чем нерождённое дитя, которое она ещё никак не ощущала, но уже точно знала, что оно есть, что его сердечко уже бьётся, пока ещё не в унисон с материнским, но, абсолютно точно, ставя в полную зависимость от себя.
– Я не стану делать аборт, – сухие слова, значащие так много. Отказ от Вадьки. От перспективы работы в иностранной компании. От всего. Ради большего всего.
Отказ, под щелчок костяшек пальцев мужчины, сидящего рядом, под его спокойное:
– Садись, – пока сам закрывал дверь и отодвигал кресло напротив хозяйского кресла за столом.
Так они и сидели, друг напротив друга. Отсутствие пересмешек и нелепое пятно миндалевидных глаз.
– Только то, что ты в положении, останавливает меня прямо сейчас, Лина.
– От чего?
– От нелицеприятных выражений в твой адрес.
– Не отказывай себе.
– Я ограничусь предложением, которое ты должна сказать. Правильной формулировкой. У нас будет ребёнок. У нас… Будет ребёнок.
Али молча смотрела, Вадим опасен, она уже однажды видела этот взгляд, в этой же комнате, именуемой кабинетом, и тогда ей было всё равно – жить или умереть, сейчас – нет… Она взяла незапланированную ответственность на себя, приняла решение.
– Ааааааали, не так ли? Али, скажи, ты всё просчитала, учла, план составила? – голос размеренный, спокойный, немного растягивающий гласные звуки, убаюкивающий, притупляющий страх…
– Что?
– Ты как планировала? Уехать после Нового года к себе на родину, выставив бабушкин дом на продажу? Ты же его примерно на такой случай оставила? – укутывает в теплоту, словно мех Пусиной шубы, – Просчитала пособия, возможную подработку… все варианты, все ходы… кроме одного, как насчёт меня? – внимательно, без пересмешек, – Я не понимаю, прости, я действительно не понимаю… Ты не веришь мне, постоянно ждёшь подвоха, ты каждый раз со мной… будто прощаешься… Я налажал, но, Лина, я уступаю тебе, я пытаюсь… – в опущенные ресницы. – Ощущение, что я со стеной разговариваю. Ты бываешь открытой только в постели, и то не всегда, я надеялся достучаться… Скажи, неужели то, что ты здесь, со мной, сейчас… не имеет значения? Я готов дать всё своё время, сколько мне отмерили свыше, я готов терпеть столько, сколько тебе нужно, чтобы поверить… но ребёнок… Лина… Ре-бё-нок! Ты просто так списываешь меня со счетов, тебе настолько сложно поверить, что этот ребёнок так же важен для меня, как и для тебя? Настолько сложно поверить, что я уже знаю и просто жду, когда ты мне скажешь? – в то же молчание. – Откровенно говоря, я думал, что ты не хочешь ребёнка, что твоё неверие в меня заставит тебя пойти на аборт, и поверь, я бы принял и это твоё решение, неважно, что я думаю… я обещал тебе компромисс. Я бы, даже, блядь, нашёл тебе врача, лично, чтобы свести к минимуму осложнения…
– Врача…
– Я в этом мире живу, Лина. Случаются незапланированные беременности, которые заканчивается прерыванием… Но ты, очевидно, не собираешься и не собиралась, ты просто раздумывала, как вы будете жить без меня. Скажи мне, просто скажи, ты не сможешь меня простить? Ты не любишь настолько? Твоё неверие так глубоко? Ты должна знать, что я не откажусь от тебя по собственной воле, я вообще, нахрен, не представляю, что может меня заставить отказаться от тебя… А уж учитывая, что у нас будет ребёнок, тем более.
– Откуда ты знаешь, что у меня будет ребёнок?
– У нас.
– У нас…
– Отсутствие месячных и твоя грудь очень красноречиво об этом говорят, рыбка, – открытые пересмешки, которые прямо сейчас хотелось поцеловать, несмотря на страх, который всё ещё сковывал… отчего-то.
– Вадька, у нас будет ребёнок.
– Отличная новость, иди сюда, – усаживаясь обратно на диван, держа на руках смысл своего существования на данный момент, Вадим шептал: – Господи, Лина, я люблю тебя, постарайся мне поверить, попробуй, – положа руку на плоский женский живот, – он же ещё не шевелится?
– Нет.
– Всё равно… Это правда, у нас будет ребёнок?
– Правда.
– Я люблю тебя.
Где-то в доме шум и гвалт празднования. Серый кот нашёл своё пристанище на хозяйском столе, где сейчас лежит, недовольно подёргивая хвостом, словно у него грандиозные планы, а эти двое устроились сейчас на диване, и руки мужчины, призванного кормить его серое нахальство и, иногда, с позволения, чесать за ухом, сейчас бродили по ногам белокожей женщины.
– Позволь спросить тебя кое о чём… можешь не отвечать, но всё же…
– Спрашивай.
– Почему такая реакция? Ну… мне непонятно, правда, рыбка… Дело только в твоём неверии мне? Или в твоей самостоятельности? Ведь, как минимум, ты можешь претендовать на алименты, а у тебя готов целый план, как обойтись без меня…
– Дело в ответственности.
– В чём-в чём?
– В ответственности… мы не договаривались разделять такую ответственность, и раз так получилось, значит, эта моя зона…
– Лииина… чему-то не тому тебя учили… ответственность. Когда я произнёс «останься здесь», я взял на себя ответственность за тебя, полностью.
