Текст книги "Мы с Серёжкой близнецы"

Автор книги: Наталья Долинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

Маринка-корзинка

Всё-таки я эту Маринку не люблю. А за что не люблю, и сама не знаю. Сначала она мне нравилась, потому что немножко похожа на Галю. Не лицом: у Маринки косы чёрные и глаза чёрные. Она, как Галя, петь любит. И с ней в лесу интересно: она, как Галя, видит, что я не вижу. Но всё равно не буду я с ней дружить.

Маринка приехала недавно, и всё с тех пор пошло навыворот.

Мы с мамой, как приехали из Таллина, получили от папы телеграмму, чтобы собираться и ехать на Вуоксу. Они с Серёжкой уже наплавались на байдарке и поселились на берегу этой самой Вуоксы в деревне. Тут очень хорошо: и река, и озеро, и островов сколько! Пока у папы был отпуск, мы здесь жили вместе. Потом папа уехал, и мы остались с мамой.

Когда мы сюда переехали, то на второй же день поехали в Приозёрск. Он тоже на берегу Вуоксы, только за восемь километров от нас.

Мама, папа и Серёжка ехали на велосипедах, а я у папы на раме. У папы лучше, чем у Серёжки: он высокий, и я своей головой не заслоняю ему дорогу. Он не ругается, а Серёжка – очень.

Ну, приехали мы в Приозёрск. Папа оставил нас всех на пляже, а сам куда-то уехал. Мы выкупались, посидели – и вдруг видим: папа ведёт два велосипеда. Один – свой, а второй – новенький голубой «Орлёнок». Мама смотрит на меня и смеётся. А я пошевелиться не могу. Неужели это мне? Вот они какую вещь хотели купить ещё до поездки в Таллин! А мы с Серёжкой никак не могли догадаться!

Папа говорит:

– Ну, что стоишь? Бери свою машину.

– Это мне?

– А кому же?

Я как села, так и поехала. Немножко, правда, крутила рулём не в ту сторону. Но ни разу не упала. И вот с тех пор у нас у всех велосипеды. Мы каждый день на них ездили – и в лес, и в Приозёрск, и повсюду. А в магазин мама сама ни разу не ездила: всё мы с Серёжкой.

Вот на той неделе едем мы из магазина лесом. И вдруг девчонка стоит на тропинке. Просто обыкновенная девчонка с корзинкой. А в корзинке, правда, довольно приличные грибы. Серёжка позвонил, а она не уходит с дороги.

– Мальчик, – говорит, – дай, пожалуйста, покататься.

Серёжка слез и дал ей велосипед. Она говорит:

– Только ты мне помоги, пожалуйста, сесть. Я не умею садиться.

Серёжка снял с велосипеда сумку с продуктами и подержал ей седло, пока она села. И поехала. Ну, просто смех. Крутит рулём и направо, и налево. Неужели, думаю, Серёжке своего велосипеда не жалко? А он ничего.

Ну, познакомились мы с ней. Серёжка довёз её на раме до нашей деревни: она, оказывается, приехала к бабушке, а та рядом с нами живёт. И теперь мы все втроём – каждый день. Купаться – Маринка с нами. В лес – Маринка с нами. Даже в магазин у Серёжки на раме ездит.

Когда папа в субботу приехал, то спрашивает:

– Это откуда такая красивая девочка?

– У соседей живёт, – отвечает мама. – Правда, глаза необыкновенные?

Ну, чего они нашли такого необыкновенного – глаза как глаза, только большие. А Серёжка говорит:

– Папа, чего мальчишки такие дураки, повезёшь девочку на велосипеде, а они уж сразу и дразнятся: влюбился! Жених и невеста!

Мама говорит:

– Знаешь, Серёжа, мы с папой однажды ехали на велосипедах по Ленинграду – мы уже были женаты, и вы у нас были. И вдруг сзади бегут мальчишки и что-то кричат. Я думала: мы потеряли что-нибудь, замедлила ход и слушаю, что они кричат. А они: тили-тили тесто, жених и невеста! Мы, конечно, посмеялись и поехали дальше.

– Обидно вам было? – спрашивает Серёжка.

– Ну, чего же обидного? Смешно – и всё. Глупые мальчишки – что на них обижаться. Надо не обращать внимания – они и отстанут.

Я говорю:

– Вот Бубнов тоже на такие вещи плюёт, и всё. Его и не дразнят.

– Ясно, – говорит Серёжка.

И с тех пор он на мальчишек – ноль внимания. От него и, правда, отстали, а ко мне всё время лезут: Серёжка тебя на чужую девчонку променял. Приятно разве это мне!

А вчера мы все втроём ходили за грибами. Маринка очень хорошо ищет грибы: она, во-первых, их лучше нас знает, а во-вторых, прямо чувствует, где должен быть гриб. И не жадная, всё время кричит:

– Серёжа, иди сюда, здесь белые! Серёжа, посмотри под той ёлкой, нет ли там чего-нибудь!

Серёжка – сразу к ней. А я – за ним. И поэтому у нас у всех оказалось поровну грибов. Одни мы бы столько никогда не набрали.

Идём домой, а Серёжка с Маринкой всё время от меня уходят. Я каждый раз им кричу, а потом надоело. Я и перестала кричать.

Иду, ещё грибы собираю, и вдруг думаю: что же мне так давно их голосов не слышно? Кричу – они не отвечают. А тропинка узенькая: может, я заблудилась? Может, на меня сейчас волк выскочит? Или гадюка, например. Здесь, говорят, много гадюк. Я как заору:

– Серёжка!

А он не слышит! Я бросила грибы и бежать. Сама реву, уже устала бежать, села на тропинку и боюсь двинуться. И вдруг слышу Маринкин голос:

– Серёжа, а где у нас Маша?

Я скорей вскочила и вытерла слёзы. Смотрю: Маринка появляется с одной стороны, а Серёжка – с другой. У Маринки в руке белый гриб, а у Серёжки – ничего. Их корзинки, оказывается, около меня стоят.

– Вот она! – говорит Серёжка. – Где, Машка, твои грибы? Ты чего ревела?

– А я и не ревела совсем. Я просто бежала. Потому что на меня напала гадюка.

– Врёшь!

– Правда. Я грибы пока оставила и побежала за вами. Хотела вам гадюку показать.

– Покажи!

Мы пошли назад, а я думаю: хорошо бы там правда была гадюка, а то кого я показывать буду? Но гадюки, конечно, не было. Пришлось сказать, что она уползла. Но теперь уж Серёжка от меня не уходил! Пришли домой, а мама:

– Вот эти дети! С ума сойти можно, как же я всё это буду чистить и жарить?

Серёжка говорит:

– Мы сами всё почистим и пожарим. Марина свои грибы отнесёт домой и придёт к нам. И мы всё сделаем. Марина умеет.

Марина да Марина! И когда это они сговорились, что она придёт к нам, – я и не слышала. Я говорю:

– Серёжка, знаешь, как Маринку можно дразнить? Маринка-корзинка.

А он:

– Сама ты Машка-букашка, таракашка, дурашка. Нечего дразниться.

– А ты Сергей-воробей, не гоняй голубей, голуби боятся, на крышу садятся, крыша ломается, голуби пугаются.

Я думала, он меня треснет. А он нисколько и не обиделся. Только сказал:

– Это и не про Сергея поётся, а про Андрея. Я не Андрей.

Вообще-то правильно. Но только мне с тех пор Маринка как-то не стала нравиться. Она, правда, послезавтра уедет – скорей бы. Но только вот в чём беда: я её уже пригласила к нам на день рождения. Нам шестнадцатого сентября девять лет исполнится. И зачем она мне нужна, на мой день рождения, эта Маринка-корзинка?

Папа, мама и мы с Серёжкой

Как мы вчера купались! Потому что была суббота, приехал папа, и погода получилась прекрасная. Мы-то думали: уже не будем больше купаться, потому что лето кончается. Через девять дней мы пойдём в третий класс. Лето прошло. Серёжка выучился плавать, а я нет. Но папа сказал: ничего, что я ещё не умею плавать. Я, главное, воды не боюсь и даже нырять умею. Значит, на тот год поплыву. Всегда Серёжка впереди меня, что уж тут поделаешь.

А сегодня мы едем на велосипедах далеко в лес. Уже проехали десять километров и сели отдыхать. Папа с Серёжкой полезли в какую-то щель, и папа, слышу, говорит:

– Это вовсе не дырка, к твоему сведению, а ход сообщения.

– Ход между траншеями.

Когда они вернулись к нам, Серёжка спрашивает:

– Папа, а ты на войне был?

– Нет.

– Почему?

– Потому что мне было десять лет, когда началась война.

– Зачем же ты тогда поёшь «Кто в Ленинград пробирался болотами»? Я думал, это про тебя.

Мама говорит:

– Немножко и про нас.

– Почему?

– Потому что мы – блокадники.

Я знаю, что они были здесь в блокаду. Только я об этом как-то забыла.

Серёжка спрашивает:

– Кто был в блокаде – всё равно, – что на фронте?

– Не всё равно. Но эта песня относится и к нам.

– Папа, а что вы делали в блокаду?

– Как что делали? Учились в школе. Стояли в очереди. Жили.

– Ну…

– Что – ну? Думаешь, это было так просто?

– Нет, я знаю. А зажигалки ты видел?

– Приходилось.

– А тушил?

– Тоже приходилось.

– Много?

– Сколько мог, столько и тушил.

– А мама?

– И мама.

– А вы вместе их тушили?

– Ну что ты, Серёжа, – говорит мама. – Мы же тогда не знали друг друга.

Я спрашиваю:

– А когда узнали?

– Потом, – говорит мама. – В сорок шестом году. После войны. На вечере в мужской школе.

– А как вы учились в блокаду? Света же не было!

– Учились. Приходили в школу, когда она работала. При коптилках учились. В школе нам хряпу давали.

– Какую хряпу?

– Зелёные листья от капусты.

– А помнишь шроты? – спрашивает папа.

– Какие шпроты?

– Не шпроты, а шроты, – говорит мама. – Такая блокадная еда.

– Вкусная?

– Как тебе сказать… Тогда была вкусная.

– А почему вы нам никогда не рассказываете про блокаду? – говорит Серёжка.

– Вы же были маленькие. Правда, Саша?

– Да, – говорит папа. – Теперь можно рассказывать.

– Мам, – спрашивает Серёжка, – а как же ты жила в блокаду, когда твои родители умерли?

– Жила. У меня была детская карточка. Люди мне помогали. Тётя Надя, например.

– Какая тётя Надя?

– Наша соседка, Надежда Петровна.

– Она?

– Конечно.

– Мама, – говорю я. – Ведь она же сердитая.

– Ну и что же? Сердитая она и тогда была. Но зато хорошая. Я ей знаешь как обязана…

Вот это да! Тётя Надя помогала маме! Значит, она только для виду всегда ругается, а на самом деле хорошая? А всё-таки страшно было, наверное, в блокаду!

– Папа!

– Что тебе, Марья!

– А тебе страшно было в блокаду?

– Конечно.

– А почему конечно?

– Всем бывает страшно.

– И героям?

– И героям.

– А почему же они герои?

– Потому что не слушаются своего страха.

– И ты не слушался?

– Да, пожалуй.

– Ты, значит, герой?

– Ну, нет. Я человек – и всё.

– А я человек?

– Надеюсь.

– И я тоже не буду слушаться своего страха?

– Конечно.

Сидим мы на полянке, кругом лес. Велосипеды наши составлены вместе и поэтому не падают. А мы сидим и разговариваем. Отдохнём здесь, разберём велосипеды и поедем по лесной дороге. Впереди Серёжка, за ним папа, потом мама, а за ней – я. Может, я отстану и останусь одна в лесу. Но я не буду слушаться своего страха. Потому что я человек – и всё. Это мы раньше всего боялись, когда были маленькие. А теперь мы уже не маленькие. С нами обо всём можно разговаривать. Вот как.