Текст книги "С кармой по жизни"

Автор книги: Наталья Корнилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Не обращай внимания – это он домой возвращаться не хочет, – сказал Григорий. – Погостил у меня несколько дней, избаловался, а теперь капризничает. Заводи, поехали, а то опоздаем. – Он посмотрел на свои золотые часы: – Уже полвторого. Через полчаса нам нужно быть на Курском вокзале, там его родители будут ждать, моя сестра с мужем.

– Они не из Москвы? – Я плавно тронула машину с места.

– Из Липецка. Время от времени присылают мне племянника, чтобы приобщался к культурным ценностям. Я его по музеям вожу, на выставки, в детские развлекательные центры – одним словом, воспитываю.

– Тебе это нравится, я смотрю, милый.

– Конечно, – кивнул он. – Я же говорил, что люблю детей.

Всю дорогу мы с ним мечтали и спорили о том, сколько у нас будет детей, как мы будем их воспитывать и кем они станут, когда вырастут. Саша по-прежнему молчал, я слышала лишь его недовольное громкое сопение, изредка прерываемое тяжкими вздохами. Бедный мальчуган, раздразнили его московскими прелестями, а теперь снова везут обратно, в опостылевший Липецк. Что ж, его вполне можно понять.

Ровно в два часа я вырулила на автостоянку напротив Курского вокзала и заглушила мотор. Вокруг было полно машин, всюду сновали люди с сумками, бесконечным потоком выходили из подземного перехода и из дверей вокзала, создавая шумную и бестолковую суету. Посмотрев по сторонам, Гриша сказал:

– Что-то их не видно. Может, поезд запаздывает. Ладно, вы посидите Здесь, а я схожу в справочное и выясню. В крайнем случае сестра знает номер моей машины и сама подойдет. Ее зовут Галина. Не скучай, Вероника.

Нежно поцеловав меня в щеку, он вышел из машины и смешался с толпой. Чтобы немного заглушить вокзальный шум, я решила включить приемник, протянула руку и вдруг услышала жалобный тоненький голосок сзади:

– Не отдавайте меня, тетенька.

Я повернулась к Саше. Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами, полными слез, губы его дрожали.

– Ну что ты, Сашенька, – начала я ласково успокаивать его, – это ведь твои родители, они тебя любят, соскучились, наверное. Каждый человек должен жить у себя дома, а не в гостях. Знаешь, как говорят, в гостях хорошо, а дома лучше.

– Я не хочу, – плаксиво пропищал бедняжка.

– Извини, малыш, но я ничем не могу тебе помочь, – вздохнула я. – Ты уж потерпи немного, скоро вырастешь и сам будешь решать, где и с кем жить. А пока за тебя думают родители.

– А, вот вы где! – услышала я незнакомый голос рядом с машиной. – А мы вас потеряли.

Повернувшись, я увидела довольно полную женщину в сером осеннем пальто и коричневом берете на крашеных волосах. В мелких чертах ее мясистого лица было что-то неприятное, даже отталкивающее, но что именно, я понять не могла. К тому же маленькие карие глазки ее суетливо бегали, стараясь не встретиться с моим взглядом, а вздернутый нос, казалось, все время к чему-то принюхивался. Около нее стоял хмурого вида худощавый мужчина в таком же сером пальто, только на голове его был не берет, а черная кепка. Он был небрит, руки держал в карманах и все время смотрел по сторонам.

Я открыла дверцу и спросила:

– Вы Галина?

– Конечно, конечно, миленькая, я – Галя, а это мой муж Олег. – Она заглянула в салон и ласково пропела: – Ну, где там наше сокровище? Ах вот оно! Ну, выходи, Сашенька, поехали домой, а то поезд уйдет.

– Постойте, а как же Григорий? – удивилась я. – Вы разве не подождете его? Он сейчас подойдет.

– Не волнуйтесь, мы с ним уже встретились, – расплылась в приторной улыбке Галина. – Он сказал, чтобы мы его не ждали, и пошел в туалет – приспичило бедняге. – Она распахнула заднюю дверцу, взяла Сашу за руку и потащила из машины. – Идем, деточка, идем, мой касатик, я тебе мороженое куплю.

То, что произошло в следующий момент, до сих пор стоит у меня перед глазами. Откуда-то, словно из воздуха, вдруг появились вооруженные люди в масках и камуфляже и с громкими криками «Всем стоять!» бросились к нам с автоматами наперевес. В руке у Олега появился пистолет, он прижался спиной к машине и начал отстреливаться, паля во все стороны без разбора. Люди на привокзальной площади закричали, началась паника, многие попадали на землю, то ли убитые, то ли от страха. Нападавшие спрятались за другими машинами, и кто-то выстрелил в ответ. Пуля пробила Олегу шею, он выронил оружие, схватился за окровавленное горло, выпучив глаза, захрипел и медленно осел на землю.

– Сволочи!!! – дико и страшно завизжала Галина и вдруг, схватив Сашу на руки, выставила его перед собой как щит. – Перестаньте стрелять, ублюдки!!! Иначе я его зарежу!

Больше выстрелов не последовало. Прижав ребенка к груди, она достала из кармана опасную бритву, раскрыла ее и приставила к горлу малыша.

– Не подходите ко мне, а то он подохнет!

– Отпустите ребенка, Гаджиева! – крикнул кто-то в камуфляже и через мгновение появился из-за стоящего в противоположном ряду «Москвича». Рядом с ним возникло еще несколько человек, один повернулся, и я увидела на спине надпись «СОБР». – Вам все равно не скрыться! Отдайте нам малыша, и я гарантирую всем вам жизнь. В противном случае у нас есть приказ стрелять на поражение. У вас нет выхода, Гаджиева.

– А это мы еще посмотрим! – Галина злобно оскалилась и, не убирая бритву от горла мальчика, пятясь, села в машину и захлопнула дверь. – Поехали! – рявкнула она мне, застывшей от ужаса. – Гони, кому говорят, сука!

Непослушными руками я завела двигатель и поехала вдоль стоянки к выезду мимо застывших от ужаса людей. Гаджиева открыла окно и с ненавистью выкрикнула:

– Только попробуете поехать за нами – я выброшу вам на дорогу голову этого ублюдка!

Уже у самого выезда со стоянки я заметила среди зевак знакомое лицо. Григорий стоял и смотрел прямо на меня.

На лице у него застыла издевательская усмешка. Помахав мне ручкой, он повернулся и скрылся в толпе.

Охваченная паническим страхом, я вела машину по Садовому кольцу и боялась даже взглянуть в зеркало заднего вида, чтобы не встретиться глазами с сидящей сзади женщиной, наводящей на меня ужас. Саша за все время ни издал ни звука, я даже не знала, жив ли он еще или уже нет. Слышно было, как Гаджиева хрипло дышит мне в затылок чесноком, и что-то булькает в ее жирном теле, когда она ворочается на сиденье. Я понятия не имела, кто эта женщина и зачем она все это делает. Ясно было лишь то, что она никакая не мать Саши, ибо ни одна нормальная мать не станет так поступать со своим сыном, и жить мне осталось ровно столько, сколько хватит бензина в машине. Потом эта жуткая женщина убьет малыша и меня, а сама скроется в неизвестном направлении – так обычно поступают все маньяки. В том, что она опасная маньячка, я не сомневалась. Я вспомнила о Григории, его прощальную ухмылку, и мне стало больно и обидно до слез: почему он поступил со мной так жестоко? Зачем он меня обманул, сказав, что мальчик едет к родителям? Почему не пришел мне на помощь, а бросил меня на произвол этой потерявшей рассудок мегеры?

Мне очень хотелось спросить у Галины, что произошло на вокзале, что от них хотели сотрудники СОБРа и почему Олег вдруг начал стрелять, но мой язык одеревенел от страха, и я продолжала молча вести машину.

– Эти сволочи едут за нами! – злобно прошипела Галина. – Вон, видишь, в черной иномарке с госномерами?

Я посмотрела в зеркало. Метрах в пятидесяти, не отставая и не догоняя, за нами держался черный «БМВ», за рулем которого сидел человек в камуфляже. В машине сидело еще несколько человек, один из них что-то говорил по рации.

– Выродки проклятые! – выругалась она. – Дождутся они у меня, менты позорные! Ты можешь ехать побыстрее?

– Не могу, – пролепетала я, вздрогнув от ее голоса и вжав голову в плечи. – Видите, сколько машин.

– Плевать я хотела! Нам нужно побыстрее убраться из города! Сворачивай куда-нибудь и попытайся оторваться от ментов!

– Извините, но мне кажется, что это бессмысленно – вас все равно поймают, – несмело произнесла я.

– Меня?! – взорвалась Галина. – Не меня, а нас поймают, голуба! Или ты думаешь отвертеться? Хрен тебе, родная! Я одна под статью не пойду – всех вас с собой прихвачу, так и знай! Но я пока на нары не спешу. Нужно избавиться от этого гаденыша, и тогда пусть доказывают, что он у нас вообще был, правильно?

– В каком смысле? – ничего не соображая, спросила я.

– Да ты тупа, девка, как я посмотрю, – усмехнулась Галина. – Сворачивай вон там направо.

Я свернула в Орликов переулок и прибавила газу. «БМВ» проехал дальше, даже не притормозив.

– Ага, испугались, козлы пархатые! – злорадно прохрипела Галина. – Так вам и нужно! Теперь слушай меня, родная. – Она приблизила лицо к моему уху, и я чуть не задохнулась от ужасного запаха. – Въезжай в какой-нибудь безлюдный двор, и там разбежимся в разные стороны. В случае чего, ты меня знать не знаешь, поняла?

Я зачем-то кивнула.

– Молодец, девка, – похвалила она, похлопав тяжелой рукой по моему плечу. – А этого щенка придется прикончить, чтобы не болтал. Сейчас я им займусь. – Сзади раздался щелчок открывающейся бритвы.

Кровь заледенела в моих жилах, перед глазами поплыли круги, и я, не ведая, что творю, резко крутанула руль вправо и на полном ходу врезалась в фонарный столб, стоящий на обочине.

Сильный удар оглушил меня на несколько мгновений. Когда я пришла в себя, первое, что услышала, это был звук двигателя, который почему-то не заглох при ударе. Затем раздался детский плач. Тихий и жалобный, он доносился до меня словно издалека, и я сначала никак не могла понять, кому он принадлежит. Но потом все вспомнила, и мое тело инстинктивно сжалось от страха. Мне показалось, что взбешенная моим поступком Гаджиева сейчас вонзит свою бритву в мое горло и начнет отрезать мне, еще живой, голову.

Но тянулись мучительные секунды, а голова моя все еще оставалась на месте. Голоса Гаджиевой тоже не было слышно. Набравшись смелости, я распрямилась и посмотрела назад. И похолодела.

Уткнувшись головой в спинку моего сиденья, Галина неподвижно сидела на сбоем месте. Из ее горла свисала окровавленная деревянная рукоятка бритвы, лезвие которой скрылось где-то в ее шее. По всей видимости, при столкновении ее сильно качнуло и она убила сама себя. Маленький Саша сидел, забившись в угол у двери, с ужасом смотрел на капающую кровь и тихонько плакал. Чувствуя, что теряю рассудок, я откинулась на сиденье и включила заднюю скорость, собираясь отъехать от столба.

Вдруг рядом громко завизжали тормоза, подъехало и остановилось несколько черных машин, из них повыскакивали вооруженные автоматами люди в камуфляже, рассредоточились вокруг машины, прячась за деревьями, и кто-то грозно прокричал:

– Бросайте оружие и выходите из машины с поднятыми руками!

Понимая, что жизнь моя висит на волоске, я открыла дверцу и подняла руки, показывая, что в них ничего нет.

– Только не стреляйте, прошу вас! – сквозь слезы выкрикнула я. – Я не имею к этому никакого отношения! Я сама заложница!

– Быстро выходи из машины! – проревели мне в ответ. – И подельнице своей скажи, пусть выходит! Если с мальчиком что-нибудь случится – вам конец!

– Но она не моя подельница! – в отчаянии выкрикнула я, не двигаясь с места. – Я ее впервые вижу! И опустите свои пулеметы – я ничего вам не сделаю! Та женщина с бритвой мертва, можете сами убедиться! С мальчиком все в порядке!

Двое собровцев осторожно приблизились к машине, остальные, направив на меня дула автоматов, прикрывали.

– Выходи из машины! – приказал мне один, а другой в этот момент распахнул заднюю дверцу, где находился труп Галины.

– Мать честная, похоже, она и вправду мертва, – проговорил он, наклоняясь к ней.

Дальше произошло нечто невообразимое. Галина вдруг ожила, вырвала из своей шеи бритву и с диким хрипом, разбрызгивая кровь, бросилась на неожидавшего нападения собровца и полоснула лезвием его по глазам. Все произошло в считанные секунды. Боец, стоявший рядом со мной, вскинул автомат и выстрелил в упор. Пуля попала Галине в голову и снесла половину черепа вместе с беретом. Только после этого она упала, бездыханная, на асфальт рядом со своей жертвой и затихла.

Собровец, бледный как полотно, повернулся ко мне. Глаза его заволокло пеленой, рот перекосился от бешенства, он приставил дуло автомата к моему лицу, и я поняла, что сейчас меня убьют, чтобы отомстить за товарища, который дергался на земле в предсмертных судорогах. Со всех сторон к нам бежали остальные и что-то кричали, но я ничего не видела и не слышала – все заслонило собой дуло автомата у моих глаз, которое вдруг выросло до необычайных размеров. Я чувствовала запах пороха, даже видела небольшой дымок, струившийся из дула после выстрела, и не могла оторвать взгляда от этого смертоносного куска железа.

– Получи, сука, – процедил собровец, и рука его напряглась.

Если бы вы знали, как мне не хотелось умирать, то, наверное, поняли бы, почему я сделала то, что сделала. Не дожидаясь, когда мне в голову влетит порядочная порция свинца, я до упора вдавила педаль газа в пол, и машина в буквальном смысле вынесла меня задним ходом из-под пули, которая, просвистев у моего носа, успела лишь разбить боковое стекло с правой стороны. Двигатель был очень мощный, я вихрем пронеслась мимо ошалевших собровцев, развернулась на сто восемьдесят градусов и помчалась в сторону Садового кольца, успев услышать чей-то сердитый крик: «Не стрелять! Там ребенок!!!»

* * *

Не разбирая дороги, я ехала по каким-то незнакомым переулкам где-то в районе трех вокзалов, пытаясь уйти от преследователей, две черные «Волги» которых неотступно следовали за мной по пятам, время от времени мигая фарами, надеясь, что я образумлюсь, остановлюсь и покорно сдамся. Они не пытались перекрыть дорогу или еще как-то остановить меня, видимо, думая, что я такая же опасная психопатка, как и Гаджиева, и могу причинить вред ребенку. Я видела в зеркале их мрачные, решительные лица, и от одной только мысли, что попаду в их лапы, мне становилось не по себе. Они почему-то решили, что я с Гаджиевой заодно, и переубедить их в этом теперь будет очень трудно – я не успею даже рта раскрыть, как схлопочу пулю меж глаз. Если бы здесь был Григорий, он бы объяснил им, что к чему, но его не было, он позорно сбежал, бросив меня одну на произвол злодейки-судьбы. Как бы там ни было, сейчас мне нужно было как-то оторваться от погони, пока они не предприняли более решительных действий и не перешли в наступление.

Маленький Саша, на долю которого выпали такие страшные испытания, сидел на заднем сиденье и не издавал ни звука. Я поймала в зеркале его затравленный взгляд и, чтобы хоть как-то приободрить малыша, сказала: ^

– Не бойся, Сашенька, я ничего тебе не сделаю. Сейчас вот только мы избавимся от погони, и я свожу тебя в «Макдоналдс». Ты любишь гамбургеры и пирожки с вареньем?

Мальчик молчал, не мигая глядя на меня, и что происходило в его душе – понять было невозможно.

Вдруг одна «Волга» начала набирать скорость, поравнялась со мной, окно открылось, и какой-то седовласый человек в штатском начал вести переговоры:

– Остановитесь, гражданка, пока не поздно! Не усугубляйте свое положение!

– Фиг вам! – ответила я. – Я знаю, вы меня сразу убьете!

– Не дурите, никто вас не тронет! Я гарантирую! Главное не трогайте ребенка!

– Я и не собиралась никого трогать, черт бы вас побрал! Вы меня с кем-то спутали!

– Успокойтесь, гражданка! То, что вы пытались убить Гаджиеву, останется между нами – даю слово!

– Я, Гаджиеву?! – чуть не задохнулась я от возмущения. – Да вы что, совсем спятили? Она пострадала при аварии!

– Хорошо, пусть будет так, – согласился он. – Но за соучастие в покушении на жизнь нашего сотрудника вам все равно придется отвечать. А теперь остановите машину и сдавайтесь по-хорошему! Ваш спидометр сейчас считает не километры, а годы, которые вы проведете в тюрьме, слышите? Не ройте себе могилу!

Дорога была узкой, в две полосы, «Волга» ехала рядом со мной по встречной, и, когда из-за поворота показался «КамАЗ» с рефрижератором, я поняла, что они сейчас столкнутся. Вторая машина с преследователями держалась сзади. Заметив грузовик, водитель первой «Волги» резко сбавил ход, чтобы уйти от столкновения, съехал со встречной и пристроился позади меня. Сейчас или никогда, подумала я и отчаянно крутанула руль влево, прямо под колеса мчащегося навстречу и истошно гудящего большегрузного монстра. Как я и рассчитывала, он мгновенно отреагировал, начал тормозить и вильнул на другую полосу, освобождая мне дорогу. Наши капоты разминулись буквально в полуметре друг от друга. Поменявшись полосами, мы благополучно разъехались с ним, а вот мои преследователи отреагировать на мой демарш не успели. Первая «Волга» врезалась в «КамАЗ», а что случилось со второй, я уже не увидела – грузовик занесло, и он перегородил своим прицепом всю дорогу.

От пережитого у меня на лбу выступила холодная испарина, все тело охватила противная слабость, но зато в душе я была рада, что избавилась от «хвоста». Свернув в ближайший переулок, я прибавила газу и стала быстро удаляться от места аварии. Конечно, я здорово рисковала, поступая таким образом, но у меня не было другого выхода. Мне просто не оставили выбора.

«Вольво» я бросила на стоянке в тихом дворике на окраине Москвы, где ее могли искать до скончания века, а затем мы с Сашей поймали такси и поехали ко мне домой. Он по-прежнему молчал, бросая на меня настороженные взгляды, но вел себя смирно и покорно, даже позволил мне держать свою маленькую холодную ручонку. Я понимала его состояние: только что на его глазах были убиты несколько человек и ему самому чуть не перерезали горло – было от чего впасть в отчаяние и потерять дар речи. Я была уверена, что дома буду в полной безопасности, ведь жаждущие заполучить мою голову милиционеры не могли знать, что я Вероника Крымова, а значит, и искать меня не станут. Единственный, кто мог появиться, был Григорий, но, после того как так подло обошелся со мной, я сомневалась, что он вообще когда-либо появится в моей жизни. В моей душе боролись противоречивые чувства: с одной стороны, я все еще испытывала к нему нежность, а с другой, уже начинала ненавидеть, понимая, что он буквально силой впихнул меня в какую-то гнусную историю. И все же где-то в глубине души я надеялась, что он придет и даст хоть какие-то разумные объяснения своему поступку, своей издевательской усмешке там, на вокзале, когда я, умирая от страха быть зарезанной, проезжала мимо него. Может, он просто испугался и то была никакая не усмешка, а некая болезненная гримаса, и я напрасно обижаюсь на него, подозревая в самых жутких грехах? Хотя нет, он ведь помахал мне рукой, словно говоря «Чао, крошка!» – и это мне точно не почудилось. Следовательно, я не ошибалась – Григорий меня предал. Или подставил. Спрашивается: зачем ему это было нужно? Я посмотрела в зеркало заднего вида, пытаясь обнаружить у себя на лбу яркую надпись «Умоляю, подставьте меня!». Но надписи не было. Странно, почему же тогда при виде меня у всех возникает непреодолимое желание это сделать?

Дома я разогрела борщ, приготовила бифштексы с жареной картошкой, нарезала салат из огурцов и помидоров и усадила Сашу за стол обедать.

– Ешь, малыш, – сказала я, пододвигая к нему тарелку. – Ты, наверное, проголодался сегодня.

– А вы? – спросил он, недоверчиво поглядывая на меня, и я обрадованно улыбнулась: наконец-то заговорил!

– У меня что-то аппетита нет. Может, попозже поем. Давай бери ложку и вперед, а то не вырастешь.

Вздохнув, совсем как взрослый, он начал жадно есть. Подождав, когда он немного насытится, я осторожно проговорила:

– Ты извини, Саша, но я не виновата в том, что случилось. Я не имею к этому никакого отношения, поверь.

Он молча продолжал есть.

– Скажи, это ведь были не твои родители? – на всякий случай спросила я, чтобы быть до конца уверенной.

Отодвинув пустую тарелку, он подтянул к себе блюдо с картошкой, затем удивленно посмотрел на меня и сердито проговорил:

– Нет, это были не мои родители. Моя мама бросила меня еще в роддоме. – Он взял вилку и начал расковыривать сочный бифштекс.

– Извини, малыш, я не знала. – Я неловко помолчала. – А где твой папа?

– Мой папа – космонавт, – гордо проговорил Саша. – Он погиб в космосе, когда летал на другую планету.

– Ах да, конечно, извини, – спохватилась я, забыв, что имею дело с ребенком, и снова, не удержавшись, спросила: – Но тогда получается, что Григорий, с которым ты приехал ко мне, тоже не твой дядя?

– Нет, не мой, – подтвердил Саша, хрустя свежими огурцами. – У вас есть кисель?

– Кисель? – Я начала вспоминать, что это такое. – Увы, киселя у меня нет. Постой, малыш, но тогда откуда ты вообще взялся? Как ты попал в нашу машину и почему Григорий называл тебя своим племянником?

– А у нас в детском доме все время кисель на обед дают, – сообщил он, словно не слыша меня.

– Значит, ты из детдома?

– Конечно. А чай с сахаром у вас есть?

Я встала и включила электрический чайник.

– А как ты познакомился с Григорием? – спросила я.

– Он меня усыновил, – спокойно сообщил Саша, вылизывая остатки сметаны из тарелки для салата.

– То есть как это усыновил? – я ошеломленно уставилась на него.

– Обыкновенно, как все делают. Сегодня утром Марь Иванна, наша директриса, пришла и сказала, что меня усыновляют и я поеду с новым папой в новый дом. Потом появился дядя Гриша, посадил меня в машину, и мы поехали к вам. Он еще пригрозил, что если я буду много болтать, то отрежет мне язык. Он очень злой дяденька, поэтому я молчал.

– О боже! – невольно вырвалось у меня. – Бедный малыш.

Теперь в моей голове все окончательно спуталось, я почувствовала, что если не найду разгадку, то следующий Новый год встречу в Кащенко.

– Погоди, так тебя что, усыновили за один день, или ты и раньше встречался с Григорием? Насколько мне известно, это ведь не так просто сделать.

– Не встречался я с ним, – насупился вдруг Саша. – Марь Иванна сказала, что так нужно, и я усыновился.

– Странно все это. – Я поставила перед Аим чашку с чаем и сёла напротив. – Ты можешь сказать номер своего детдома?

– Не могу. – Он решительно помотал головой и начал дуть на чай.

– Почему?

– Потому что вы позвоните туда, наябедничаете на меня, а мне потом влетит. Марь Иванна сказала, если я буду себя плохо вести и меня вернут обратно, то она меня в психушку до совершеннолетия положит. Я не хочу в психушку – там плохо.

– Я не буду ябедничать, обещаю. Просто мне нужно кое-что выяснить. Пожалуйста, Саша. А потом я научу тебя играть на компьютере.

– А вы не врете?! – Его глаза восхищенно загорелись.

– Я никогда не вру, к сожалению, – вздохнула я. – Не умею. Говори номер детдома.

– Ладно, только без обмана, – сдался он. – Детдом-интернат № 7 для умственно отсталых детей.

– Ты что, умственно отсталый? – Я внимательно присмотрелась к мальчику, выискивая в лице признаки дебилизма.

– Нет, просто я не такой, как все, и со мной никто возиться не хочет, – серьезно пояснил он. – Поэтому туда и отправили. Где компьютер?

– Сначала закончи обед, помой за собой посуду, а потом уже все остальное, – шутливо нахмурилась я. – У меня с этим очень строго. Как твоя фамилия?

– Приходько.

– Хорошо, я сейчас вернусь.

Оставив его допивать чай с печеньем, я пошла в гостиную, взяла телефонный справочник, отыскала в нем нужный номер, позвонила в детдом и попросила пригласить Марию Ивановну. Ее довольно долго искали, наконец в трубке что-то загремело и послышался приятный женский голос:

– Слушаю вас. Кто это?

– Здравствуйте, Мария Ивановна, – немного волнуясь, проговорила я. – Вы меня не знаете, я одинокая женщина, вполне состоятельная и хотела бы усыновить ребенка. Скажите, это реально?

– А вы москвичка? – тут же перешла она на деловой тон.

– Да.

– Знаете, вообще-то это очень длительная и сложная процедура, мы обязаны все досконально проверить, выяснить о вас все сведения, установить, в состоянии ли вы воспитывать и содержать ребенка, и так далее. На это порой уходит не менее полугода, а то и больше. Вы меня понимаете? Ведь дети – наша главная ценность, мы должны их беречь и заботиться о них, так что приготовьтесь к тяжелой борьбе. К тому же желающих усыновить кого-нибудь гораздо больше, чем детей, поэтому учитывайте еще и конкуренцию. Но в принципе это вполне реально. Вы уже присмотрели себе кого-нибудь?

– Да, присмотрела. – Я собралась с духом и выдала: – Знакомые говорили, у вас есть один мальчик по имени Саша Приходько, очень спокойный такой, рассудительный, симпатичный.

– Да, неплохой мальчик, – проговорила она без тени смущения. – Только вы немного опоздали – его уже усыновили. Не далее как сегодня его взяла на воспитание одна очень порядочная и симпатичная женщина. Она почти год встречалась с Сашей, они очень привязались друг к другу, и мы со спокойной совестью оформили все документы

– Какая жалость, – сокрушенно вздохнула я. – Мне так хотелось взять именно этого мальчика. Извините, а вы не могли бы сказать, что за женщина усыновила Сашу? Может, я могла бы помочь ей хотя бы деньгами, чтобы Саша ни в чем не нуждался?

– Вообще-то у нас это не принято, – замялась она. – Но если вы действительно хотите оказать материальную помощь, то можете сделать это через наш детдом, а мы уже передадим деньги по назначению.

– Нет проблем, я готова помочь и детдому, но Саше я бы хотела сделать подарок лично. Вы меня понимаете, надеюсь?

– Ну что ж, если так, то возьмите ручку и записывайте.

– Пишу.

– Ее зовут Вероника Сергеевна Крымова, работает директором туристической фирмы, я дам вам ее домашний телефон. Пишете?..

Дальше я уже не слушала. Бросив трубку, я ошарашенно уставилась перед собой, не в силах сообразить, что происходит на белом свете. Каким образом моя фамилия оказалась на тех документах? Кто мог встречаться с Сашей целый год, скрываясь под моим именем? И при чем тогда Григорий? Может, он каким-то образом обманул и директрису? Но зачем ему это понадобилось? Зачем ему вообще нужен был этот безобидный и беззащитный мальчуган? От всех этих вопросов голова моя шла кругом, мысли путались, но ответов не было. Чтобы не свихнуться раньше времени, я встала и пошла на кухню.

Саша стоял у раковины и, прикусив от усердия язык, старательно мыл посуду. Только теперь я заметила, какой он худенький, как неаккуратно подстрижен и что у него оттопыренные уши.

– Ну что ты делаешь, я же пошутила, – со смехом проговорила я, отнимая у него недомытую тарелку. – Лучше сядь и расскажи мне кое-что.

Он послушно уселся на табуретку и начал рассматривать свои пальцы с обгрызенными ногтями.

– Тебя раньше уже кто-нибудь хотел усыновить? – спросила я, споласкивая тарелку под холодной водой.

– Нет, – кратко ответил он.

– И никто даже не пытался?

– Нет.

– Может, к тебе приходил кто-то, приносил подарки, водил тебя на карусели?

– Нет.

– Да что ты заладил: «нет» да «нет», – занервничала я. – Я же с тобой нормально разговариваю, а ты ведешь себя, как партизан на допросе. Пойми, мы попали с тобой в какую-то странную и не очень хорошую историю. Чтобы выпутаться из нее, я должна кое-что выяснить. И ты можешь мне помочь в этом. Понимаешь?

– Да. А где компьютер?

– Ну вот, приехали. – Я вытерла руки полотенцем и присела около него. – Ладно, ответь еще на один вопрос, и пойдем играть. Григорий был один, когда забирал тебя из детдома?

– Один.

– И никакой женщины с ним не было?

– Только Марь Иванна.

– Хорошо, теперь пойдем осваивать компьютер. – Я поднялась и строго посмотрела на него. – Но сначала в ванную, у тебя полно перхоти в голове, а мой компьютер грязнуль не любит.

– Так я и знал, что этим все кончится, – сокрушенно вздохнул малыш, соскальзывая с табуретки. – Только все мои вещи остались в той машине, в багажнике.

– Что ж ты сразу не сказал? Но ничего, я дам тебе свой халат, а потом что-нибудь придумаем.

– Я девчоночьи вещи не ношу, – с вызовом проговорил он.

– Значит, будешь ходить голый, пока я не постираю твою одежду, – отрезала я.

Проводив его в ванную, показав, как включается вода и где висят полотенца, я ушла в гостиную, уселась в свое любимое розовое кресло и погрузилась в размышления. Прежде всего мне нужно было понять, во что это я вляпалась сегодня. А скорее даже еще вчера, когда познакомилась с Григорием. Этот вопрос не давал мне покоя. Судя по всему, Григорий, с которым я, наивная и глупая женщина, успела не только провести ночь, но и помолвиться, был не самым честным человеком на земле. Теперь было ясно, что он познакомился со мной совсем не случайно, а с какой-то определенной целью. Чем конкретно он занимался и какая роль в его нечистоплотных делах была отведена мне – об этом мог рассказать только сам Григорий. Я уже поняла, что он меня как-то использовал, но как именно – это тоже оставалось загадкой. А может, виной всему моя нездоровая подозрительность? Может быть, Григорий действовал с самыми чистыми намерениями, а его подло обманули те двое, у которых уже об этом не спросишь? Может быть, им не позволяли усыновить ребенка, а Григорий по доброте душевной взялся помочь и выступил посредником? Но если так, то почему в документах детского дома фигурирует моя фамилия? Случайностью это нельзя было назвать даже с большой натяжкой. Он был просто обязан сообщить мне об этом, а не проделывать все за моей спиной, в результате чего у меня на руках оказался восьмилетний мальчик, который теперь официально проходит по всем документам как мой приемный сын. Что, спрашивается, я с ним теперь должна делать? Воспитывать? Но я сама еще не достаточно взрослая и не могу взять на себя такую ответственность. А с другой стороны, отправлять его обратно в детский дом, где директриса поместит его в психушку, тоже не хочется – жалко мальчишку. Кстати, директриса тоже ведет себя по меньшей мере странно: зачем ей понадобилось обманывать меня и говорить, что к Саше целый год приходила женщина и усыновила его, если на самом деле его взял Григорий, не приложив для этого никаких усилий? Допустим, он ее хороший знакомый и договорился с ней по-дружески об усыновлении ребенка, чтобы впоследствии передать его той парочке, которую почему-то как раз в этот момент решила задержать милиция, но тогда опять же при чем здесь я? Почему он не пришел ко мне на помощь, когда увидел, что я попала в беду, и не объяснил собровцам, что за рулем в машине находится совершенно случайная женщина, не имеющая никакого отношения ни к мальчику, ни к тем двоим? Тогда бы они отнеслись ко мне соответственно и не стали бы стрелять в меня как в сообщницу Гаджиевой. Вместо этого Григорий сбежал с поля боя, бросив мне на прощанье издевательскую усмешку. Испугался или сделал это намеренно с какой-то ему одному известной целью? Как бы там ни было, пролить свет на эту темную историю может только один человек – опять же сам Григорий. Я просто обязана найти его, швырнуть в лицо колечко и заставить решить проблему с Сашей Приходько. Самое страшное, что я даже не знала, где его искать: он не оставил ни телефона, ни адреса, не сказал, в каком банке работает, – ничего, как только что до меня дошло, я о нем не знала ничего, кроме имени Григорий и фамилии Романовский. Причем в том, что это его настоящая фамилия, у меня тоже не было никакой уверенности. Так или иначе, никакой другой ниточки у меня не было. Решив завтра же отправиться в ресторан и поговорить с метрдотелем, который, как мне показалось, хорошо знал моего кавалера, я выбросила из головы все эти мысли и пошла проверять, не утонул ли в ванной мой новый знакомый. Не успела я дойти до двери, как на столике зазвонил телефон. Не знаю почему, но мое сердце сжалось в тревожном предчувствии.