Текст книги "Сокровища Призрачных островов. Карта и компас (СИ)"

Автор книги: Наталья Девятко

Соавторы: Олеся Кузнецова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– Тайра, – тихо позвал знакомый голос, – не делай этого, девочка.

Дочь колдуна отдернула руку и оглянулась. Возле нее стояла женщина с короткими волосами, угасающий вечерний свет смывал загар с ее лица, делая кожу бледной, как раньше.

– Это ты, Марен… – с облегчением вздохнула Тайра и посмотрела на могилу, уверенная, что видение исчезло.

Но нет: змея сжимала деревянный крест в смертоносных объятьях.

Давняя села на землю подле Тайры.

– Почему ты пришла сюда? – спросила Марен у нее, просто спросила, не заставляя отвечать, не запугивая, лишь интересуясь.

– Пришла, – девушка задумалась. – Пришла, ведь что‑то звало отцовским голосом, ласково, шепотом, так, как он никогда со мной не говорил.

Марен усмехнулась, взяв ее за руку.

– Не бойся.

…Сумерки поселились в городе, хотя до вечера еще далеко. Сабля перерубает посох, и тот уползает в тень двумя змеями…

Марен отпустила Тайру сама, девушка пусто смотрела на змею – близнеца из видения. И того, кому этот посох принадлежал, она тоже узнала, пусть седого и старого…

– Только Море знает, что на сердце у тех, кто склоняется перед ним, моля о помощи, помощи любой ценой, отдавая все, что имеют. И не принадлежащее им тоже отдавая, – едва слышно говорила Марен. – Море не жестоко, но счет, который оно выставляет, иногда тяжело оплатить.

Отец любил твою мать, но она умерла, поэтому он так боялся потерять и тебя. Он боялся, что, узнав о твоих чародейских способностях, тебя заберут у него и отвезут далеко – далеко, как всегда увозят. И он попросил у Моря защиту для тебя. У ночного моря, не у дневного. И ночное море пришло к нему в образе змеи, взяв из человеческого сердца за желание всю любовь, что была в нем к прошлому, к живым, к тебе…

Змея обещала, что те, кто ищет юных чародеев, никогда не заберут тебя с собой. Но вместо этого твой отец должен сам прийти к врагам, пройдя тем путем, каким идут все, выбирающие дорогу служения. С той ночи змея не оставляла ни его, ни тебя, объединив ваши судьбы до самого конца.

Тайра слушала, но смотрела на заснувшую змею, убаюканную нечеловеческим голосом давней.

– Море жестоко, если это действительно было Море, – Тайре хотелось наклониться к змее, коснуться ее головы лбом, чтобы холодный язык поцеловал…

– Тайра, – отзвук собственного имени снова вернул ее к действительности.

Девушка вздрогнула, пошевелилась усыпленная змея.

– А что с ним? Что с моим отцом? Ты знаешь.

Марен ответила не сразу, но и она должна была выбирать этой ночью, и не только в отношении судьбы дочери колдуна.

– Когда вера Яроша в победу преодолела веру твоего отца в правильность прошлого поступка, змея ушла, исчезнув во тьме. Обещание, Тайра… Без змеи твой отец утратил все свои воспоминания и чувства, навсегда забыл тебя, и себя тоже забыл, склонившись перед целью тех, кому он служит.

Тайра закрыла лицо, но она не плакала. Зашипела змея, откликнувшись на ее отчаяние. Еще несколько капель этого чувства, яда, настоянного годами, и обещание осуществится полностью. Марен повела рукой, снова усыпляя змею, – та неохотно прислонила голову к косому кресту.

Девушка отважилась посмотреть на собеседницу.

– Ты знала об этом еще тогда, когда хотела погадать мне. А капитан тоже знал?

– Я знала, Ярош – нет, – ее голос преисполнился того величия, казалось, навсегда утраченного в поединке с Химерой в Элигере. – Твой отец ушел, как следует из обещания, но и ты должна уйти вместе с ним. Змея ужалит тебя, как когда‑то ужалила его, и ты получишь новую жизнь, забыв о прошлом человеческом существовании. Кем ты станешь: летучей мышью или вампиром, ночным духом или просто созданием мрака – даже я не решусь заглянуть в то будущее. Ты, как Магда, чьи родители из страха тоже выбрали для нее ложную судьбу.

– И мне никак этого не избежать? – дочери колдуна вспомнилось, как ветер наполняет паруса силой, как тает огненная пыль феи в белокурых волосах Полины и звонко смеется Юрий.

– А разве ты этого уже не избежала, оказавшись на нашем корабле? Змея не с тобой, но ты жива, – Марен обняла Тайру, приголубила, как мать. – Это странный остров, красивый, спокойный, но он скрывает тайну, и граница между нашим миром и тем здесь более зыбкая, чем где‑либо. Просто оставь змею сонной, а когда на небе появится солнце, ты найдешь здесь лишь черную ленту скорби. Вернись за ней, перевяжи волосы. Это и будет твоим освобождением от обещания.

Ее слова становились рисунками, блеклым видением, зыбким путем, уводящим с ужасной обещанной дороги.

– И все? – Тайра не верила.

– Сама знаешь, что нет. Ты должна простить и отца, и Яроша, ибо нет в случившемся их вины. И себя тоже простить, отказавшись от чародейства, из‑за которого Море просили тебя защитить. Тогда все, – Марен поднялась. – Тебе решать. В этом и есть свобода твоей судьбы, не выбранной за тебя, – молвила она, едва не добавив: «…и за меня».

Было бы так легко заколдовать пиратского капитана, пока он здесь, на этом берегу, где ее власть велика, а заклинания откликаются тысячами голосов погубленных ею жизней, и заставить проложить курс до того свободного острова. Она знает, что нужно сделать, чтобы уничтожить последний приют настоящих пиратов, время ей подчинится, а Море не успеет помешать, и тогда советник Императора ее простит. Вот только она не хочет этого великодушия… Не теперь…

Марен уходила с холма с крестами. Белокрылый Ангелочек сел ей на плечо, а над головой летела фея, обсыпая женщину нежно – синей огненной пылью. Эти два маленьких волшебных создания, как никто другой, чувствовали, что на сердце и у людей, и у чародеев, и у давнего народа…

А покинутая Тайра сидела на земле, глядя в змеиные глаза, не умеющие моргать. Глаза, за которыми ее ждало обещанное нечеловеческое будущее.

– Русалка! – нетерпеливо позвал пиратский капитан, ударив по воде, словно благодаря этому сигналу Ульяна его услышит.

Дети играли, наслаждаясь свободой и безлюдным берегом, где можно бегать, ни на кого не обращая внимания. Роксана и Звездный Тимур, как прозвали его дети за навязчивый вопрос, с которым он цеплялся к каждому новому знакомому, руководили строительством огромного замка из песка. Черный пес по имени Михаил гавкал на черепаху, прячущуюся от него в панцире, старался достать ее лапой, но боялся коснуться. Кот Сириус наблюдал за бедной черепахой с высокой ветки. Рядом с ним на ветку сел бесстрашный попугай, скрежеща: «Сокр – р-ровища! Сокр – р-ровища!» Кто успел его научить?..

– Русалка! – снова позвал капитан, но Ульяна услышала его с первого раза, просто не спешила выныривать.

Русалка выпрыгнула на камень, едва не полностью покрытый водой. В свете исчезающего солнца хвост Ульяны был усыпан золотом и рубинами.

– Да, мой капитан? – сладко и невинно спросила она.

– Ты соврала мне, – увидев русалку, Ярош успокоился. – Они не пираты.

– Разве в их глазах не плещется море? Разве они не свободны духом? – наигранно удивилась дочь моря.

– Свободны. Но ты соврала мне, Ульяна, – русалка не могла слышать голос Яроша в тот день, когда Ричард пытался стать шкипером, но это были те же самые неумолимые интонации.

Ульяна не могла. Но морские волны слышали.

– Я не предательница, капитан, – она ударила хвостом по камню, несколько брызг долетело до пирата. – И не треска дохлая! Я зло причинить не хотела, – Ульяна обиделась.

– Зачем ты притащила нас сюда?

Дети взорвались смехом:

– Звездный Тимур будет искать! Прячьтесь!

Но их веселье не могло улучшить настроение пиратского капитана.

– Вас ждали на этом острове, – созналась русалка. – Не враги. Море сказало, что не враги. Спроси у своего компаса, Ярош Сокол! Надеюсь, его ответу ты поверишь!

Русалка нырнула, подняв большие брызги. Даже плеск отзывался обидой.

Ярош смотрел, как оранжевое солнце тонет в бескрайнем море. Компас указал ему на гору и умолк, чувствуя неуверенность капитана. Ульяна не соврала… Только кто мог их там ждать?..

Глава 11. Город с глазами зверя

Мелкий дождик выстукивал в листве мелодию, где пряталась любовь и затаилась печаль, как отзвуки последних аккордов недопетой песни. Мелодия плыла над парком, терялась в жилых кварталах города, где блуждали тени мечты, утратившей своих творцов, где люди увлекались не шедеврами искусства, а их копированием и уничтожением, где только дети еще видели все краски мира. Дети быстро забывали свои фантазии, променяв воображение на исповеди перед зеркалами, ведь настоящих друзей больше не было. Не здесь, не в имперской столице…

Из авто вышли шаман и сказитель в карнавальных костюмах. Их наняли развлекать публику в алом дворце Императора. Когда на тебя смотрят безжалостные звериные глаза, даже сказитель может согласиться склониться пред людьми.

– Идет караван, пыль над дорогой в Саркон, – долетели до парня неуклюже рифмованные строки сказителя, и в них Сашке послышалось эхо стародавнего бубна и шутовских бубенцов.

Он вышел на самую большую площадь, где собралось много народа. Поглазеть на новоприбывших участников действительно стоило: соревнования певцов во дворце Императора славились оригинальностью. Правда, многих исполнителей после не видели. Но разве такие мелочи могут испортить настроение?

Сашка попытался протолкаться ближе, только люди стояли стеной, не собираясь никого пропускать. Возле него, ожидая прибытия новых участников, знакомились парень и девушка. Они флиртовали, узнавая о желаниях друг друга, распаляясь страстью, но любви или просто настоящих чувств в их речи не было. Хотя так нынче знакомилась почти вся молодежь.

Парень отвернулся, когда едва знакомые люди растаяли в долгом страстном поцелуе. Когда‑то он любил по – настоящему… и теперь, глядя на гостей и участников турнира, выходящих из дорогих, не принадлежащих им авто, он вспоминал свою Маринку: она даже не оглянулась, когда он пожелал ей счастья с другим… Любил, но знать об этом никому не нужно, он и сам растерзает всякого, кто осмелится об этом спросить.

Парочка наконец‑то оторвалась друг от друга и, обнимаясь, исчезла из поля зрения. Они обо всем и без слов договорились. Сашку чуть не стошнило от отвращения.

Толпа зааплодировала, приветствуя женщину, наряженную в костюм танцовщицы. На руке у нее сидел шмель. Ручные насекомые считались сейчас очень стильными.

«А когда‑то, – подумалось Сашке, – мы босиком ходили по предрассветным дорогам, взявшись за руки. И поля по обе стороны от дороги казались синими, будто небо выплеснулось на землю».

Парень боязливо отогнал от себя странную память, почувствовав на себе чужой взгляд. Чистые синие глаза белокурого мальчика из толпы: в их взгляде теряешь себя, как в летнем небе, как в пламени, как в незваных воспоминаниях…

Подарив публике воздушный поцелуй, роскошная танцовщица уступила место панночке в сером платье и белых тапочках по последней моде.

Сашка понял, что ему здесь больше нечего делать.

Айлан сидел на одном из валунов, в огромном количестве разбросанных по пляжу зимними штормами, смотрел на спокойное море сквозь прикрытые ресницы.

– Можно? – и, не получив разрешения, на песок неуклюже села Роксана.

– Чего тебе, девочка? – с напускным равнодушием спросил мужчина.

– Научи нас драться! – выпалила Роксана и замолчала: точно прогонит, а Юрчик говорил, что нет…

– Нас, это кого? – Айлан к ней даже не повернулся.

– Меня, Юрия и Риту.

– А Тимур и Полина, выходит, на чужую жизнь не зарятся? – Айлан наконец‑то подарил ей взгляд, короткий, оценивающий.

Роксане стало жутко, на миг мелькнуло в мыслях, что она ничего об этом человеке не знает, а Юрий – гад хитрый, раз ее как старшую подослал просить.

– У тебя поклонницы появились? – возле них остановился Олег.

– Ты без Эсмин? – удивился товарищ, поднимаясь, чтобы пожать Олегу руку.

– Эсмин учит Иларию, как сшить новую одежду из того, что у нее есть, – Олег не врал, но было еще что‑то, почему Эсмин так приглянулась любимая Андрея. – Роксана, что‑то случилось?

– Ничего, – девочка тоже поднялась и, растерянная, направилась к друзьям, ждавшим ее в отдалении.

Айлан с улыбкой посмотрел на Олега, тот кивнул, ведь все слышал.

– Эй, девочка, я же тебе еще своего слова не сказал. Зови друзей, поглядим, на что вы, дети, способны.

Махнув товарищам, Роксана первой подбежала к Айлану, который отцепил от пояса свою саблю и протягивал оружие детям.

– Но она же настоящая, – недоверчиво сказал Юрий. – Это опасно.

– А вы считали, что драться безопасно? – холодно рассмеялся Айлан. – Привыкайте.

Погрустнев, Юрий, Рита и Роксана молча кивнули. Желание научиться драться было намного сильнее ощущения опасности.

– Я первый, – вздохнул мальчик, не поднимая глаз.

Взрослые прыснули.

– Замечательные дети! – Олег похлопал Юрия по плечу. – Бегите, найдите себе подходящие палки. Так, Айлан?

– Конечно, Олег, – товарищ сам едва сдерживал улыбку, довольный, как они детей разыграли, проверив, насколько те отчаянные. – Слышали, дети? Быстро!

И друзья наперегонки помчались к деревьям, чтобы сломать для себя ветки.

Айлан и Олег сразу перестали улыбаться.

– Это неправильно, Айлан, – с сомнением покачал головой Олег. – Они же дети…

– И мы были детьми, когда нас забирали у родителей, – со льдом в голосе прекратил разговор Айлан.

Но что побудило его согласиться на просьбу Роксаны, не понимал даже друг детства. Вероятно, слишком долго они не виделись.

Сашка шел по опустевшим полуразрушенным улицам старой части города. Вскоре эти руины снесут, чтобы прошлое уступило место новостройкам. Шел, вспоминая, как Маринка забыла перевести часы на зимнее время и проспала на работу, а когда прибежала в офис, оказалось, что там еще нет никого, кроме охранника. Как они потом смеялись, обсуждая вечером промах любимой, как пили искристое шампанское, целуясь…

Защипало в глазах. Слезы? Он уже не плакал тысячу лет… после того, как ушла Маринка.

Сашка поднял глаза, чтобы слезы не покатились. Еще заметит кто‑то… В одном из дряхлых домов на улице, замощенной старой щербатой брусчаткой, еще работала фотовыставка. На двери прибита кнопками распечатка с лицом женщины, на чьих устах таинственная улыбка, и не угадать, чего в ней больше: грусти или надежды, чуда или отчаяния, воспоминания или веры в будущее. «Фотовыставка Али Очеретяной» – выгнулась полукругом выцветшая надпись под фотографией.

Сашка решил зайти, давно он нигде не был.

Фотограф сама проводила экскурсию.

– Привет, Сашка, – поздоровалась она, и ее взгляд достал до самых глубин его души, парень снова чуть не заплакал, не удивившись, что женщина назвала его по имени. – Почему ты здесь?

– Сам не знаю, – его взгляд перетекал с фотографии на фотографию, хранящие влюбленные пары, живые, настоящие изображения, что не поблекнут, как людские чувства.

Сашка обессилено отвел взгляд от снимков, приглядевшись к автору. Лицо точеное, как у принцессы, уста тонкие, не румяная… но властная и, возможно, когда‑то безжалостной была. Темно – русые волосы старательно собраны и заплетены в тугую косу, а глаза ясные, серые, и взгляд их пронзительный, стальной. Необычная женщина, красивая, но какая‑то несовременная. Несовременная, как и ее темная одежда со шнуровкой на рукавах.

Парень поймал себя на мысли, что даже на площади возле Императорского дворца сегодня ни у кого не было такой красивой одежды.

Аля подошла к самой большой фотографии. Она – блондинка, высокая, длинноногая, статная. Бежит к нему, тянется, но коснуться не может, словно стена между ними и не суждено им встретиться. А он и не смотрит не нее, словно ни преграду, ни любимую увидеть не властен.

– Эмиль, – пальцы фотографа соскользнули по изображению мужчины. – Луиза, – Аля рисовала в воздухе сердце, накрывающее изображение женщины. – Я сделала этот снимок за полгода до того, как должно было случиться несчастье. Это фото их спасло. Они здесь сейчас, в моем доме, за стеной, – она кивнула на дверь, ведущую в другую комнату.

– Ты предсказываешь будущее? – удивился Сашка. – Как?

– Я не предсказываю будущее, – покачала головой она, и наполовину расплетенная коса соскользнула с плеча. – Но я иногда вижу его и могу сфотографировать. Остановив время на миг, можно повернуть его течение иным путем. У меня есть фотография и из твоей жизни.

Женщина взяла растерянного парня за руку и подвела к противоположной стене. С фото на него смотрела Маринка. Еще счастливая, еще родная…

– Маринка! – он качнулся к изображению.

– Нет, это прошлое, – фотограф удержала его руку, пальцы не коснулись изображения лица девушки. – Твое будущее в ином.

Аля оставила его и открыла дверь в соседнюю комнату.

– Эмиль, Луиза, Жак, – позвала она.

Мужчина и женщина в сопровождении белокурого мальчика, которого Сашка сегодня уже видел, вошли в зал, задрапированный черной тканью, чтобы солнечный свет не портил таинственность фотографий. В жизни Луиза была еще красивее, чем на фотографии, но ее красота словно отбирала жизнь у ее любимого, делая невыразительным его лицо, словно та злая красота затмевала все вокруг.

Аля села на стул подле черного стола, накрыла что‑то ладонью.

– Повтори, Жак, для этого господина то, что мне сказал, – едва слышно и совсем не властно попросила она.

– Я слышал, как мой отец говорил, что сегодня ночью, когда горожане будут смотреть на соревнования сказителей и музыкантов, солдаты пройдут по городу, забирая всех, кто…

Мальчик не смог повторить то, что она просила.

– Всех, кто хоть раз поминал недобрым словом Императора, – твердо закончила за него Луиза.

– А кто его отец? Советник Императора? – фыркнул Сашка, невольно залюбовавшись красотой Луизы. – И при чем здесь я?

– Его отец – палач во дворце, – твердо ответила хозяйка выставки.

А Луиза лишь соблазнительно улыбнулась.

– А ты любил, не так ли? Любовь – слабость. Слабые не могут служить Империи.

Сашка отшатнулся от блондинки.

– За такие слова нас… – он неожиданно осознал, что Луиза, объятая злой красотой, ему намного ближе, чем толпа, в которой он стоял час назад.

Аля засмеялась, но как‑то надтреснуто – так звенит надбитый бокал.

– Сашка, пойми, тебя осудили раньше, чем ты нас увидел. Желаешь превратиться в еще одну статую во дворце? Или на площади? – ее ясные серые глаза сверкнули злобой: она знала о статуях намного больше, чем могла сказать ему.

И Сашка это понимал.

– Статуи подарены гостями столицы, – пролепетал парень, у него голова закружилась.

– Статуи – это люди, – заверил Эмиль.

– Это невозможно. Я не верю… – но Сашка уже поверил.

– А это возможно? – развела руками фотограф, зовя в свидетели все свои работы.

– Нет, – прошептал парень, головокружение прекратилось, когда взгляд остановился на больше не родных зеленых глазах Маринки с фото.

Воспользовавшись его растерянностью, Аля поднялась, собрала фотографии со стола.

– Вы уедете из города сегодня же. Сейчас. Вместе. Вот фото, найдите эту женщину, и вы найдете намного больше, чем сейчас можете представить, – она протянула Эмилю один из снимков.

Глянув на изображение, Эмиль передал фотографию Сашке.

На фото в пол – оборота стояла темноволосая синеглазая Ирина. Глаза улыбаются, а море за ней штормит, и далеко – далеко, почти сливаясь с горизонтом, волны баюкают корабль с черными парусами. Или это просто наваждение?..

– А вы? – Сашка не сразу понял, что фотограф с ними не поедет.

– Я должна остаться в городе со звериным взглядом. Я хочу взглянуть ему в глаза.

Даже Эмиль и Луиза удивились: никто так не называл великолепную пышную столицу, в которой они родились.

Они не решались уйти, что‑то еще оставалось не высказанным.

– Ну, чего вы стоите! – слегка прикрикнула на них Аля, и ее глаза сверкнули огнем, каким не может светиться человеческий взгляд. – Идите же! Прощайте!

Луиза, взяв Жака за руку, молча вышла из комнаты. За ними шел Эмиль. Сашка выходил последним. Уже на пороге он оглянулся.

Аля сидела на полу, закрыв лицо руками, коса полностью расплелась, волосы рассыпались, накрыв ей плечи. На другом фото, лежащим перед ней, даже с порога можно было разглядеть площадь возле алого дворца. Черных статуй было четыре.

Пираты отправились к горе. Ярош взял с собой Итану, Берна, Макса, Катерину и Лауру, неожиданно попросившуюся с ними.

– А учитель не рассердится? – спросил у девушки Странник, когда они собрались в дорогу.

Лаура смутилась: наверное, Ричарду не было известно о ее желании.

И теперь вшестером они поднимались по реке, оставив на корабле тех, кто мог соперничать с волей графа Элигерского.

– Первое, что я хочу увидеть, когда вернусь, – это наши черные паруса, отраженные в воде, – сказал Ярош, прощаясь с Феникс, отпускавшей его с тяжелым сердцем.

Поток нырнул в лес, речка сузилась, обмелела. Весла иногда царапали каменистое дно, и, в конце концов, пираты были вынуждены оставить лодку, чтобы дальше идти пешком.

Заночевали в лесу под тихие причитания попугая, сопровождавшего их от самого моря.

Сидя на кочке, поросшей травой, Итана раскладывала пасьянс. Вдалеке от колдуна карты не врали. Но их обещания ей не нравились, гадалка хмурилась.

Так и заснули, не рискнув развести костер. А утром пошли дальше.

Ярош, Берн и Макс прорубались сквозь чащу. Сразу за ними шли Итана и Катерина, Лаура немного отстала. Мысли ее устремлялись к тем, кого она оставила на морском берегу.

– Добрый день, граф, – позвала Ричарда Герда.

Граф поклонился рыжей королеве, он бы и пером на шляпе подмел перед нею землю, но не было у графа шляпы. Герда тоже склонила голову в знак приветствия.

– Ты единственная, Герда, кто меня не сторонится, – благодарно и искренне сказал Ричард, сгибая руку. – Пройдемся, ваше величество?

Герда приняла его предложение.

Они шли по берегу возле самой воды. Одна волна едва не намочила сапожки королевы. Засмеявшись, Герда уклонилась от волны, не удержала равновесие, но Ричард не дал ей упасть.

Лишь миг их лица были очень близко, но даже в это мгновение они играли в чувства.

– Я замужем, граф, – Герда игриво высвободилась.

– Вы плохо думаете обо мне, ваше величество. Мне просто хорошо с вами. Минуты, когда мы рядом, напоминают славные времена, что для меня теперь в прошлом.

Они все дальше отходили от пляжа, взбираясь вверх, оставив позади кладбище. Звонкие детские голоса не долетали сюда, да и поблизости не было ни души. Граф Элигерский остановился.

Как он изменился сейчас! И Герда его понимала… Здесь, на ветру, относящим слова от моря, он мог не притворяться почтительным господином. Королева огляделась. Граф привел ее на скалу, о которую разбивались волны. Красиво и страшно. Герда пожалела, что не взяла с собой любимую пантеру.

Ричард подошел к краю, повернувшись к Герде спиной, проверяя, что сделает королева, насколько она ему доверяет. Герда думала только миг, но спорить с любопытством ей было все тяжелее, – женщина стала рядом с ним.

– Тебе не кажется, Герда, что не все на нашем корабле правильно устроено? – повел разговор граф.

– Верно, они не уважают ни меня, ни тебя.

В море Дельфин катал на спине Полину, и она верещала от удовольствия. Гердой овладела зависть, ведь она не могла разделить эту светлую радость – слишком много было тьмы в ее мыслях и в прошлом, и капитан Ярош зря уже несколько раз пытался ее расспросить, ощущая присутствие этого мрака…

– Не уважают, – подтвердил Ричард. – Но разве это нельзя изменить?

Он словно вел мысль королевы скользкой дорогой к нужному ему выводу.

– Не получится. Ярош ушел, но Айлан и Юран убьют тебя, если ошибешься. Ты колдун, только и они умеют колдовать не хуже, – Герда сама не поняла, что действительно назвала людей, способных победить Ричарда в поединке. – С тобой мало тех, кто рискнет за тебя жизнью.

Граф отступил, оставив ее на краю. Теперь Герда была в его власти.

– Нет, – усмехнулся Ричард. – Если ты мне поможешь.

– Осторожно, королева, не оступись, – из‑за деревьев вышли Юран и Феникс.

– Ты же, как я, летать не умеешь, – в голосе Феникс не чувствовалось ни капли уважения.

Ричард подал Герде руку, помогая отойти от края.

– Мы побоялись, что вы заблудитесь, – почти искренне позаботился о безопасности товарищей по команде Юран, словно можно было заблудиться на берегу моря.

– С вами не заблудишься, – пробурчал Ричард, украдкой глянув на Герду, королева кивнула.

– Куда теперь? – Эмиль помог Луизе выйти из автобуса.

– Я за билетами, а вы сразу к поезду, – Сашка перемигнулся с красавицей, нравившейся ему с каждой минутой все больше. – Видите, через пять минут отходит один. Нам все равно, какой, лишь бы шел на юг…

Воспоминание таяло, как сон, оплывали дымом колонны современного модернового вокзала.

Луиза открыла окно в купе, чтобы дым от ее тонкой сигареты вытягивало на улицу. Жак спал, положив голову женщине на колени, и та гладила белые кудри ребенка. Сашка сидел напротив нее, он не мог заснуть, так же, как и Эмиль, который сейчас вышел в коридор.

– Эмиль не скоро вернется, – сбивая пепел в стакан, заверила Луиза, и внезапно хищно улыбнулась. – Не смотри на меня так, парень, не стоит в меня влюбляться.

Сашку будто током ударило: слишком легко Луиза читала в его сердце.

– Почему не стоит? Ты самая красивая женщина, которую я когда‑либо видел.

– Самая красивая, – согласилась Луиза, рисуя дымом узоры, огонек на кончике сигареты стал похожим на красную звездочку. – Но мне не нужна твоя любовь. Не ты.

Сашка молчал: Луиза его обидела. Блондинка снова рассмеялась, тихо, чтобы не разбудить ребенка, но теперь грустно и даже разочаровано.

– Когда я была маленькой девочкой, то не любила себя, стараясь не смотреть в зеркало. Нет, уродливой меня не могли назвать, но я была обычной, каких тысячи на улицах. А мне этого было мало. Я мечтала стать самой первой и самой красивой так сильно, что чахла от тех мыслей.

И тогда мне, маленькой невинной девочке, начали сниться ужасные сновидения. Демон приходил ко мне и садился на краешек постели, и молча смотрел, как я засыпаю, таращился на мое лицо красными пылающими глазищами. А тогда слал в мои сновидения соблазнительные пророчества об огромных роскошных домах и дорогих авто, меховых шубах и салонах красоты. Он обещал мне все, что я пожелаю, если я отдам ему свое сердце.

И я отдала, а утром проснулась блондинкой, от которой не мог отвести взгляд ни один мужчина, похожей на ненавистную мне куклу, которой в детстве играют почти все девочки. Я обрадовалась, ведь пророчества оказались правдивыми. Но мужчины, влюблявшиеся в меня, чахли и старели рядом со мной, а я не менялась. Эмиль – мой четвертый муж. Когда я отпускаю его, он восстанавливает силы, находясь подальше от той, кого до умопомрачения любит.

Я отпускаю его, – грустно повторила Луиза, гася сигарету и выбрасывая ее в окно, – потому что люблю. Я поняла это, когда мы попали в аварию и едва не погибли. Аля это видела в будущем.

Сашке показалось, что в ее пустых глазах, цвет которых он никак не мог запомнить, ведь за ними не скрывалась душа, блеснули слезы.

Воспоминание таяло в утреннем свете…

– Просыпайся, Сашка, мы почти приехали, – будил парня Жак.

Сашка сел на полке. Луизы и Эмиля в купе уже не было.

Они вышли из вагона. Без чемоданов. Да и зачем?.. Главное четверо с собой взяли – себя. Может быть, из‑за отсутствия тюков или благодаря сверхъестественной красоте Луизы на них оглядывались. А возможно, потому, что всегда замечаешь безвозвратно утраченное.

Но обращали внимание не только на них. Мужчина лет тридцати пяти, одетый в дорогой светло – коричневый костюм, ждал кого‑то, вглядываясь в людей, выходящих на перрон. Вот он увидел женщину, помахал ей. Женщина подбежала к нему, они обнялись, но не поцеловались, стесняясь такого количества людей вокруг.

– Ты вернулась!

Он поднял любимую, сияющую от счастья, и закружил. Мужчина, богач, чью жизнь сегодня должна была оборвать пуля конкурента, улыбался, глядя на беглецов из столицы, будто отблеск их счастья свободы упал и на его лицо.

В это мгновение богач понял, что бросит безумно дорогое авто вместе с прибыльным бизнесом и пойдет пешком в маленький поселок на берегу моря, куда позовет его сердце, избегая зловещей судьбы. И поля по обе стороны его дороги будут синими, такими, что не понять, где заканчивается небо и начинается земля.

Будто осуществлялась мечта Сашки, хотя он и не вернулся в счастливые времена своей любви.

Макс остановился, отерев пот со лба.

– Привал, – позволил Ярош, сверившись с компасом.

Они не отклонились от цели. Итана умылась в ручье, напилась из горсти.

– Здесь так жарко, – Катерина переплетала косу, пряча ее под платком, подаренным Роксаной.

Лаура прислонилась к дереву.

– С тобой все в порядке? – Берн подошел к ней.

Девушка кивнула, не открывая глаз.

– Я давно не ходила пешком так далеко. Ричард всегда приказывал подать карету.

– Кем ты приходишься Ричарду? – Ярош вытирал саблю от сока растений, у которых они отвоевывали заросший путь.

– Приемной дочерью, – Лаура села на землю. – Я была примерно в возрасте Тимура, когда он выкупил меня у имперских солдат.

– Потому что ты колдунья? – Итана принесла ей воды.

– Я слабая колдунья. На моих ладонях даже пламени не было, – Лаура с благодарностью приняла воду в деревянной чашке и с удивлением глянула на людей, смотрящих на нее. – Так вы не знаете?

– О чем? – уточнил Макс, уже успевший намочить голову в ручье.

– Об огоньках.

– Я знаю, но ты все равно расскажи, – Ярош спрятал оружие в ножны, дальше он видел просвет.

Лаура улыбнулась какой‑то своей мысли, но не отказала капитану в просьбе.

– Иногда на ладонях чародеев, когда они еще чисты и невинны сердцем, как дети, расцветает пламя. Этот огонь живой, он советует и оберегает от опасностей, в часы одиночества заменяя друзей и родителей. Но когда такой человек причинит другому боль с помощью своего чародейства, пламя исчезает с его ладоней, больше не охраняя.

– Так у тебя не было огня, как у Юрия или Ласточки? – Итана смотрела на Лауру недоверчиво.

– Ричард сказал, что нет. Что я очень слабая колдунья, поэтому он и смог не дать увезти меня в столицу. Но он все равно забрал меня к себе и учил самому простому. У графа Элигерского не было приемника, который мог бы унаследовать его богатство, – она была уверена в словах, но уверена ли в чувствах, неизвестно.

– А когда графа Элигерского арестовали, где ты была? – Ярош поднялся, показывая друзьям на открывшуюся им тропинку.

– В тот день мы собирались на охоту. Но граф сказал, чтобы я ехала одна, потому что у него появились неотложные дела. А когда я вернулась, Ричарда не было в особняке.

– И подстрелила что‑то? – теперь Итана хотела идти последней, пропуская всех вперед.

– Нет, плохая была охота, – не ощущая коварства, ответила приемная дочь и ученица Элигерского графа.

Юран сидел на поваленном дереве возле леса, точил меч, когда лезвие коснулось его шеи.