Текст книги "Последний старец"

Автор книги: Наталья Черных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Отец Павел знал поименно и помнил по датам всех новгородских святых, кто и в каком храме покоится, каждому из них был записан тропарь или акафист в батюшкиных тетрадях. С Новгорода началось паломничество о. Павла в древние века, и давно почившие архипастыри, князья, миряне и преподобные, юродивые Христа ради стали как бы его близкими знакомыми, что-то вроде землячества объединяло их. Да, это землячество, но землячество небесное, если можно так сказать, – начинающееся на вполне определенной географически территории, на конкретной местности земного отечества и уходящее в отечество небесное, а из определенного времени и века – в бытие вечное…

Более тридцати новгородских святых, начиная с первого епископа Иоакима (†1030) и заканчивая преподобным Арсением (†1570), перечисляет о. Павел в своих тетрадях. В шестнадцатом веке вместе с новгородской вольностью (Новгород был присоединен к Московскому государству еще при Иоанне III) иссякла и новгородская святость, явление удивительное, исполненное внутренней простоты, силы и поэзии.

В Грановитой палате Новгородского Кремля о. Павел посетил келью архиепископа Иоанна, который святительствовал в Новгороде более двадцати лет (†1186 г.)

В начале 30-х годов, когда Павел Груздев жил в Новгороде, в этой келье еще висел в узеньком окошке на цепочке медный умывальник с носиком – с этим умывальником связано старинное предание из жития св. Иоанна, которое подробно записал о. Павел:

«Однажды, когда святитель совершал свое молитвенное правило, лукавый бес, чтобы устрашить его мечтами и отвлечь от молитвы, начал плескать воду в келейной умывальнице. Но святитель, уразумев бесовское мечтание, оградил умывальницу крестным знамением и связал сим в оной искусителя. Палимый силою крестною, лукавый вопиял человеческим голосом, умоляя об освобождении. Когда же святитель спросил, кто он и как вошел сюда, лукавый отвечал, что он бес, что он вошел в ложницу, желая смутить его и отвлечь от молитвы, но что он обманулся и никогда не будет его смущать лестными мечтами. Тогда св. Иоанн сказал искусителю: «За твою бесстудную дерзость повелеваю тебе в сию же ночь перенести меня во святой град Иерусалим и поставить у храма Гроба Господня, а потом в сию же ночь опять возвратить меня в мою келью, и тогда я отпущу тебя».

Бес превратился в коня и «рабски исполнил повеление человека Божия, вооруженного знамением креста», – они понеслись по воздуху. В Иерусалиме святитель Иоанн преклонил колени пред порогом храма Гроба Господня, врата сами собой открылись и сами собой зажглись все лампады, «чтобы человек Божий без малейшего затруднения мог довершить столь чудно начатое им путешествие». На обратном пути из Иерусалима со святителя в пределах княжества Тверского упал с головы клобук, и на том месте построен Клобуков монастырь.

Но на этом не кончились отношения св. Иоанна с бесом, который воздвиг на святителя лютое гонение. Он старался бросить на него тень подозрения: приходящим в келию святителя бес показывал женскую утварь и одежду, а однажды, при стечении народа, вышел из келий в образе девицы и, преследуемый народом, исчез за Грановитой палатой. Среди народа поднялся ропот, и когда Иоанн вышел на шум, его осыпали ругательствами, с великим бесчестием повлекли к Великому мосту, посадили на плот, «да плывет из града вниз по реце как недостойный» Но, к удивлению народа, плот поплыл не вниз по Волхову, а вверх к озеру. Архиепископ плыл, а пораженный необычностью явления и уже раскаявшийся народ бежал вдоль берега и умолял Иоанна о прощении. Незлобивый святитель, молился за оскорбившую его паству. За полпоприща от Юрьева монастыря плот остановился у левого берега Волхова, и на этом месте был положен камень с крестом»

Грановитая палата, где жил святитель Иоанн, расположена на Владычном дворе направо от Софийского собора. «Внутренний вид палаты представляет обширную сводчатую комнату, – пишет о. Павел. – Посреди ея находится колонна, на которую сведены все своды. Налево из палаты – вход в кельи архиепископа Иоанна, состоящие из двух комнат. В первой из них устроен затвор, каменный пол которого хранит на себе отпечаток колен молитвенника. Во второй комнате сохранилось окно с умывальным кувшином, подвешенным от XII века…»

Над входом во второй этаж находится древнее изображение Спасителя, перед которым молился архиепископ Иоанн, когда в 1169 году Новгород осадила суздальская рать, предводительствуемая 72 князьями. Историческое предание таково: «Молящуся Иоанну архиепископу глас бысть: веляше вынести на град икону Богородицыну из храма Спасова с Ильины улицы». Святитель Иоанн, услышав глас, послал в Спасову церковь архидиакона, но «недвижеся икона».

«Сам же пришед со кресты», то есть крестным ходом с хоругвями и песнопениями – и «образ сам о себе двигнулся, и на град слезы источи», и тотчас противники «ослепоша и побеждены быша», – как повествует летопись. «На новгородцев суздальцы пускали тучи стрел, – описывает это событие о. Павел, – и одна из них попала в икону, под левый глаз, и икона отвернула свой лик от осаждавших, и из Ее глаз полились слезы («на град слезы источи»). У суздалъцев потемнело зрение, и они сами себя стали побивать. Победа новгородцев была полная – они целые сутки преследовали неприятеля, который «ничтоже вземше, ни полонивше, токмо взяша земли копытом». Пленные суздалъцы продавались после этого на новгородском рынке по 2 ногаты за воина. Событие это происходило 25 февраля, но так как этот день приходится на Великий пост, то святой церковью вспоминается 27 ноября – в день Ангела тогдашнего посадника Якуна».

Чудотворная икона была возвращена в Спасову церковь – позднее для иконы Знамения Божией Матери рядом с церковью Спаса на Ильине был выстроен Знаменский собор.

«Я был в Новгороде в Знаменском соборе, прикладывался к чудотворной иконе Божией Матери на святой неделе 1932 года», – сделана запись в батюшкином дневнике.

Удивительно, как мог молодой послушник Хутынского монастыря, расположенного на берегу Волхова в десяти километрах от города, так основательно изучить и сам Новгород, и памятники его старины, и предания всех его святых обителей, им же несть числа… В Хутыни Павел Груздев пел и читал на клиросе с монастырской братией, звонил в колокола по мологской своей выучке, следил за порядком и чистотой у раки со святыми мощами преподобного Варлаама. «Хутынский звон был слышен в Новгороде», – вспоминал отец Павел, а богослужения в обители не прекращались до 1932 года.

В то время в Хутыни жили иеромонах Виталий Летенков, регент, игумен Нифонт, иеромонахи Никодим, Савватий, Мелетий, Серпион, Анатолий параличный, два иеродиакона – Иона Лукашов и Пантелеймон и еще 3–4 послушника, среди них Василий горбатый. Наместником Хутынской обители был архимандрит Серафим, при нем монастырь преподобного Варлаама прекратил свое существование, а сам архимандрит Серафим мученически погиб еще до войны в селе Кучерово Тутаевского района Ярославской области.

У послушника Павла Груздева была в Хутыни своя келья – в братском корпусе с западной стороны. В годы войны Хутынский монастырь был разрушен фашистами, остались одни руины. Много лет спустя приехал отец Павел в Новгород, в родную Хутынь – «а все разрушено, но смотрю, мое окошечко в келий Господь сохранил. Так оно и стояло до поры – кусок стены полуразрушенной, и в ней окошечко.

В Хутынском монастыре, по описанию о. Павла, было три церкви. Первая – собор во имя боголепного Преображения, построен в 1515 году «монастырскою казною» из камня и кирпича – «с четырьмя столбами внутри и пятью главами над кровлей и с тремя полукружиями на восток». Этот огромный величественный собор был возведен на месте древнейшей церкви Спаса, выстроенной еще в 1192 году самим преподобным Варлаамом Хутынским. О житии его в тетрадях о. Павла записано: «Преподобный Варлаам родился в городе Новгороде от благочестивых родителей, имена их Михаил и Анна, и при святом крещении назван Алексеем. По смерти родителей он оставил мир и вся яже в нем, удалился в пустынную обитель к некоему подвижнику Порфирию и от него принял иноческий постриг с именем Варлаама. По прошествии времени он удалился на Хутынскую гору, где основал монастырь во имя Преображения Господня. Умер преп. Варлаам б ноября 1192 года».

Возле раки преподобного Варлаама в соборе находились его вериги, весом в полпуда, и власяница, длинная рубашка, сплетенная из конского волоса. В ризнице, по словам о. Павла, также хранились личные вещи преподобного, как-то: металлический крест, фелонь, подризник и поручи. «Собор иконами не изобиловал, – вспоминает о. Павел, – за исключением очень древнего иконостаса (видимо, еще из прежней церкви), да возле раки преподобного стояла чудная икона большого размера Троеручицы Пресвятой Богородицы, присланная со святой горы Афон, она считалась чудотворной. Возле левого клироса помещалась св. икона в ризе преподобного Варлаама, писаная во весь рост. Эту икону носили в первую пятницу Петрова поста за крестным ходом» В этот день, празднуемый в Новгороде, торжественно вспоминается чудесное предсказание Варлаама Хутынского о снеге, выпавшем в необыкновенное время – летом, и оказавшемся благодетельным для полей.

«За стойкой, где продавали свечи, – продолжает описание о. Павел, – на западной стене на полотне была чудная картина, изображавшая бегство князя Иоанна от могилы преподобного, эта картина была очень древней живописи» Предание гласит: «В 1471 году князь Московский Иоанн III посетил Хутынский монастырь. Узнав, что святые мощи преподобного Варлаама находятся под спудом, нашел, что это не согласно с общим обычаем и, несмотря на возражения игумена и братии, приказал снять каменную плиту с могилы преподобного и «копати землю в чудотворцеве гробе». Но только что к этому приступили, как из могилы пошел дым, а потом вырвалось пламя – «Иоанн от страха и ужаса поиде из церкви и егда жезлом своим в землю ударяше, того часа из земли огонь исхождаше… Князь же изыде из монастыря страхом великим одержим и жезл свой из рук своих на монастыре поверже».

«Обожженные посох и южная дверь алтаря, – пишет о. Павел, – до 1932 года хранились бережно в ризнице Хутынского монастыря».

В трудные минуты о. Павел всегда призывал на помощь святого своей молодости: «Варлаам Хутынский! Я тебе столько годков служил!» Даже день Ангела принявшего пострижение в мантию иеромонаха Павла Груздева 19 ноября совпал с днем празднования памяти преподобного Варлаама Хутынского…

К северу от Преображенского собора находилась вторая церковь, построенная в 1552 году. «Вторая церковь зимняя, была трапезной и посвящена преп. Варлааму, но в мою бытность в Хутыни в этом храме богослужение не совершалось, – пишет о. Павел. – Третья церковуш-ка во имя Всех Святых находилась на братском кладбище обители. Монастырю принадлежали четыре часовни:

1. На Корке, над кельей преп. Варлаама.

2. Над колодцем, выкопанным руками преподобного.

3. При въезде в Хутынь.

4. В Новгороде на Торговой стороне.

В этой часовне была дивная в полный рост в серебряной ризе икона преп. Варлаама Хутынского и другие св. иконы».

Живя в Хутыни, Павел Груздев работал на Деревяницкой судостроительной верфи, что находилась на территории бывшей женской обители в Деревяницах, в четырех километрах от города на берегу Волхова. Монастырь ликвидировали недавно, в 1931 году, а в Деревяницах устроили производство малотонажных речных судов. Павел Груздев работал пильщиком на пилораме в бригаде, которую возглавлял бригадир товарищ Мотрак.

«Подъеду я бывало к нему «на козе» под праздник, рыбки ему вяленой и еще к рыбке чего-нибудь, – рассказывал о. Павел. – Так, мол, и так, слушай, бригадир, товарищ Мотрак! На праздник отпусти в обитель помолиться! Он у меня из рук всё это возьмет, посмотрит и говорит: «Валяй, Павёлко, три дня свободен, беги, молись!» Низко я ему поклонюсь за это и бегу в милую сердцу обитель».

А до Хутынского монастыря от Деревяниц – более шести километров по берегу Волхова. Так и бегал Павел Груздев по воскресеньям и в праздники из Деревяниц в Хутынь на службу. Но в начале мая 1932 года, возвращаясь под вечер с Деревяницкой судоверфи в обитель, увидел он у входа в монастырь постового в милицейской форме, который всем от ворот – поворот!

– Ты чего здесь? – спросил Павел.

– Не твое дело, убирайся! – ответил постовой.

– Как так, убирайся? Я к себе в келию иду… – начал было объяснять Павел.

– Какую еще келию? – возмутился служивый. – Всех ваших…, словом, всю вашу шайку монашескую того…, выгнали! А если и ты ихний, то тебе положено собрать вещи и явиться завтра к утру в милицейский участок. Словом, ступай!

На следующий день рано утром, как и сказали, в назначенное время, пришел Павел Груздев в милицейский участок, где его ознакомили с бумагой, в которой предписывалось ему покинуть Новгород в 24 часа. Всё! Единственное, что разрешило ему милицейское начальство – взять на память из обители икону преподобного Варлаама. С этой иконой, словно самой дорогой святыней, Павел Груздев покинул Новгород 6 мая 1932 года…

Как и в Мологе, предстояло стать ему последним летописцем, последним молитвенником, поминающим имена всех выгнанных насельников разгромленных новгородских монастырей. В Хутынской обители разместилась сначала школа милиции, потом здесь устроили лечебницу для душевнобольных. Трагична судьба последнего наместника Хутынского монастыря – архимандрита Серафима. О нем отец Павел рассказывал:

«Наш монастырь был от Новгорода десять верст, Хутынь-то. А почему-то очень любили приглашать нашего архимандрита Серафима в Новгород, в гости на всякие праздники. Машин еще у нас не было. И вот с утра пешком тихонько пойдем по дороге, а то и на какой лошадке поедем в красавец город – Новгород Великий. Словом, поехали. Сопровождали нашего архимандрита Серафима чаще всего отец Виталий, иеродиакон Иона, а бывало, и я.

А наш архимандрит был когда-то еще в ту войну, императорскую, на фронте. Попали они, часть или вся армия, не знаю, в такое страшное окружение, что насекомых на них было – вшей, значит, – хоть рукой греби. Потом уж все поналадилось, вышли они по милости Бо-жией из окружения, а как долго там были – не знаю. Только с той поры у нашего архимандрита осталась привычка, – о. Павел потянулся рукой к волосам на голове, изображая, как то делал архимандрит Серафим, – ищет он, ищет вшей. «Ага! Вота она!» На себе вшей ловит. Приедем в Новгород, за стол сядем. Рыба на столе новгородская – сигинь, все хорошо. Сидим прекрасно. А наш архимандрит, гляжу – хвать – по фронтовой привычке на себе вшей ловит. Я ему: «Да отец Серафим! Ведь из бани только. Чисто всё. Ну ничего нету…»

Он мне отвечает: «А вот ты побывал бы там, где я был…»

«Ладно, – думаю, – не моего ума дело».

А потом уж, когда наш монастырь разогнали, служил он в церкви села Кучерово, здесь недалеко от Тутаева, там его и убили. Председатель колхоза со своей женой.

А было это в Христов день или на второй день Пасхи. Жена председателя была в церкви. А в ту пору свирепствовал «торгсин», золото скупали. И вот жена председателя колхоза стояла в храме и увидела митру на голове отца Серафима. Я ему и раньше говорил: «Батюшка, не надо надевать, только соблазн». А он мне: «Павлуша, может, они митры сроду-то не видели, пусть порадуются». «Да не надо, не надо!» – отговаривал я его. Ладно!

Пришла жена председателя домой и говорит мужу: «Сегодня в церкви была у попа шапка на голове, чистое золото».

А митру ему рукоделицы уже здесь сшили – из старых четок, веселинок, одним словом, стекло. Вдруг приходят к нему ночью, на второй день Пасхи – жил он там же, в Кучерове, где и служил. Я тогда жил еще в Мологе, а он в Кучерове. Словом, стучат к нему председатель колхоза с женой. Того-другого с собой ему принесли:

– Отец Серафим, да как мы вас любим, да как уважаем! Извините, что не днем-то пришли, а вот ночью. Сами знаете, люди мы ответственные, время теперь такое, боимся.

– Ладно, ладно! Хорошо! Христос для всех воскресе! Входите.

Открыл дверь и пустил в дом. Пошел он что-то взять, посудину какую или еще что, или прямо тут наклонился, не знаю я точно. А они-то ему топором – у-ух! Голову-то и отхватили. Украли митру, а на ней – ни золота, никакой другой ценности.

Убитого его сюда, в Тутаев привезли. Освидетельствовал врач, Николай Павлович Головщиков, работал в санчасти. Ну чего? Ой-ой, да ведь он священник-то, как с ним быть? Родственников никого – монах. Царство небесное отцу Николаю Воропанову, одел, тело ему опрятал… А не знал того, что я знаком был с о. Серафимом, потому и не сообщил. Я уж потом узнал о кончине настоятеля. Отслужил о. Николай панихиду и похоронил архимандрита Серафима за алтарем Троицкого храма.

У нашего архимандрита простота была душевная и телесная. У меня фотокарточка с него есть, – заметил батюшка. – А председателя с женой где-то там судили, судили, но ничего не присудили. Потом, говорят, в войну их убили с детьми.

Так не стало отца Серафима. Голос, правда, был у него слабый, никуды не годен. У нас в монастыре кто хорошо пел? Это был отец Виталий, фамилия Летёнков, Иерофей, Нафанаил, Никодим… Да человек пятнадцать-то монахов. И всех их – оп-ля! Всех выгнали. Вот там, в Новгороде, на Хутынской горе, в обители преподобного Варлаама, были светлые минуты в моей жизни».

Часто вспоминал батюшка и другого новгородского архимандрита – Сергия, что жил в монастыре Антония Римлянина. Память приплывшего «на камени» из Рима на берег Волхова преподобного Антония о. Павел очень чтил и однажды даже сделал приписку под акафистом Антонию Римлянину: «Память преподобному празднуется 3-го августа. День моего рождения 1911 года». (Это день рождения о. Павла по паспорту), «Преподобный Антоний родился в Риме в 1067 году, приплыл же в Великий Новгород 1106 года с 7 на 8 сентября, – пишет о. Павел в своих тетрадях. – Помер 3-го августа 1147 г. на 81 году жизни. Первый его преемник – игумен Андрей».

С обителью Антония Римлянина были связаны у о. Павла очень важные в его жизни события. «Жил я в Новгороде и часто ходил на исповедь к архимандриту Сергию, – рассказал батюшка прихожанам в одной из своих проповедей незадолго до отъезда из Верхне-Никульского. – И вот однажды позвал он меня к себе и говорит: «Чадо мое сопливое! Хочу подарить тебе свою фотографию». А на оборотной стороне фотографии написано: «Юноша Павел! Бог был, есть и будет. Храни в себе веру православную! Архимандрит Сергий""

– И я архимандрит, – добавил о. Павел, обращаясь к прихожанам Троицкой церкви, где он прослужил тридцать два года, – и я вам завещаю: «Бог был, есть и будет! Храните веру православную!»

Между этими двумя завещаниями – расстояние длиной в шестьдесят лет. Первое написано в 32-м году: закрывались обители, уничтожались храмы, шли на Голгофу тысячи мучеников за Христа, но самое страшное – убивали память о православной России, и вся жизнь о. Павла стала хранилищем этой памяти. «Помяни, Господи» – вот главная молитва о. Павла о живых и мертвых, а у Бога мертвых нет, все живы.

Второе завещание сказано о. Павлом в 1992 году и стало оно подтверждением первого – того, что юноша Павел свято выполнил то главное, завещанное ему в страшные годы гонения на Церковь, уничтожения той Святой Руси, которая родилась в купели крещения – в Днепре и Волхове. «И я архимандрит, и я вам завещаю…» – это уже итог жизни…

«Бог был, есть и будет! Храните веру православную!»

Работая на судостроительной верфи в Деревяницах, Павел Груздев помнил последнюю игумению Деревяницкого женского монастыря Нину, но она умерла раньше закрытия храмов, еще до 1931 года. Помнил и последних монахинь обители, их имена – Анна Пешкина, регентша, Евдокия Тюлина, Дария, Татьяна и Варвара, а священника звали о. Феодор. В Деревяницкой обители, основанной в 1335 году новгородским святителем Моисеем – обитель прежде была мужской – бережно хранилась копия с чудотворной иконы Коневской Божией Матери. Она находилась в иконостасе и надпись на ней гласила, что во время войны со шведами в Деревяницкий монастырь были переселены монахи Коневского монастыря и прожили здесь до 1700 года.

История чудотворной иконы такова. Преподобный Арсений, уроженец Новгорода, пробыв три года на Афоне, привез оттуда как благословение от игумена одного из Афонских монастырей икону Пресвятой Богородицы. Арсений возвратился в Россию в 1393 году и по благословению новгородского архиепископа Иоанна основал обитель на острове Коневец в Ладожском озере. Остров этот небольшой, а название свое получил от коня-камня, находящегося в полуверсте от обители. Чудодейственная сила иконы Божией Матери открылась при самом начале водворения ее на острове, и многочисленные иноки и паломники стали стекаться к святыне. Но «в 1610 году по договору Россия уступила шведам всю Карельскую страну, в пределах которой находилась Каневская обитель, – пишет о. Павел. – Тогда коневские старцы с царского дозволения переселились в Новгородский Деревяницкий монастырь, туда перенесли они и чудотворную икону Коневской Божией Матери».

Остров Коневец более ста лет оставался в запустении, пока шведы не были изгнаны из Карелии Петром I. В 1718 году открылся Коневский монастырь, но до 1799 года чудотворная икона оставалась в Деревяницах. «Празднование иконе Каневской Божией Матери совершается 10 июля, – сделана запись в батюшкиных тетрадях, – а 3-го сентября празднуется перенесение иконы из Деревяниц в Каневский монастырь в 1799 г. при игумене Варфоломее».

Икона Коневской Божией Матери находилась в Деревяницком монастыре 189 лет.

«3-го сентября 1799 года она была принесена в обитель Каневскую и помещена в нижнем храме во имя Сретения Господня у левого клироса, под художественным резным балдахином», – пишет о. Павел.

В Деревяницком монастыре был оставлен точный список с иконы. Богослужения перед ней совершались до октября месяца 1931 года. После закрытия монастыря икона была взята в городской музей.

Святитель Моисей, основатель Деревяницкой обители, пользовался большой любовью новгородцев. Он умер в 1362 году и был похоронен в созданном им Сковородском Михаило-Архангельском монастыре, что расположен близ речки Шиловки. Святые мощи архиепископа Моисея были обретены 19 апреля 1686 года и почивали открыто в храме Архистратига Михаила. Отец Павел пишет, что в этом же храме находилась древняя икона святителя Николая из упраздненного Николо-Липенского монастыря, писаная в 1294 г. Александром Петровым, и вторая святыня – деревянный крест, пролежавший более 300 лет в гробу святителя Моисея.

Еще до обретения мощей этого новгородского святого у гроба его происходили чудеса. Во времена правления великого князя Иоанна III, присоединившего Новгород к Московскому государству, на новгородскую кафедру был назначен из Москвы архиепископ Сергий – это первый назначенный после новгородской вольницы владыка.

И с ним произошло событие сродни тому, что случилось у гроба преподобного Варлаама Хутынского с гордым государем Иоанном III. В 1484 году назначенный из Москвы архиепископ ехал мимо Сковородского монастыря и «сниде с коня и вниде в монастырь и помолися…» «Архиепископу указали на гроб святителя Моисея, – пишет о. Павел. – Сергий приказал «гроб вскрыти», но игумен возразил, что подобает «Святителя Святителю вскрывати». Архиепископ же «за гордостию возвысився умом высоты ради сана своего и величества, яко от Москвы прииде к гражданам яко плененным им: «Кого сего смердовича и смотрети?» и поиде из монастыря и всед на конь… и быстъ с того времени изумлен (помешан)».

Только 9 месяцев пробыл Сергий в Новгороде, и, как повествует летопись, «видяху его в Софийской паперти седяща в одной ряске». Больного архиепископа «свезоша к Троицы в Сергиев монастырь», т. е. обратно в Троице-Сергиеву Лавру.

Сковородский монастырь прекратил свое существование в 1932 году, последние иноки его были, по свидетельству о. Павла, иеромонахи Моисей и Макарий. Отец Павел очень чтил память святителя и чудотворца новгородского Моисея:

«1932 года 25 января молился в Новгородском Сковородском монастыре, – сделана запись в дневнике о. Павла (25 января – день преставления святителя Моисея). – Литургию служил епископ Сергий, что жил в Юрьеве и два иеромонаха Сковородские, Моисей да Макарий. Святые мощи святителя Моисея были на открытъе, а я, дурак, глянул, что никого нету раки и пошел приложиться, а как оглянулся назад – а взади-то меня стоит епископ Сергий. Монахи меня стали торопить – уходи-де, а владыка им запретил, дал мне приложиться ко святым мощам. Помяни его Господи».

Епископ Сергий был в то время настоятелем Юрьева монастыря, последним наместником этой древней обители… Подробно описывает отец Павел колокольню Юрьева монастыря и знаменитый его колокол – «Неопалимую Купину»:

«Колокольня обители построена в 1041 году, высота ея 53,25 метра. Большой колокол под названием «Неопалимая Купина» – весом 33,6 тонны, или две тысячи пудов. Всех колоколов на колокольне 15, опричь часозвонных, коих число 17, но не велики»

Где горит? Чего горит?

Юрьевские главушки.

Погуляла б я с монахом,

да боюся славушки, –

возьмет, да и пропоет отец Павел «хулиганскую» частушку среди чинной застольной беседы. Бывало, тут и архиереи, и митрополиты сидят, и другое черное духовенство, а батюшка такое завернет…

«Озорник он был», – с улыбкой вспоминают о батюшке.

Но это не простое озорство, а то, что на Руси испокон веку называлось юродство во Христе. Слово «юродивый» в русском языке может быть и бранным, и выражающим высшую степень святости – поди разберись… Это явление, одновременно входящее в церковный канон и выпадающее из канона по причине полной своей творческой свободы.

Юродивый – это и шут, и гениальный художник, владеющий языком образов, и рвань подзаборная, полной своей нищетой, в том числе нищетой духовной, взыскавшая всю полноту правды… Павел Груздев знавал в Мологе одного юродивого – по рассказам отца, Александра Ивановича – имя ему было Лешинька, Алексей Клюкин. В Новгороде в XIV веке жили блаженный Феодор Юродивый и Никола Кочанов, о них о. Павел пишет: «Блаженный Феодор жил на Торговой стороне, а Никола на Софийской, и они друг друга не допускали на свою сторону – середина Великого моста была рубежом их владений. Случилось однажды, что Феодор был приглашен в гости на Софийскую сторону. Никола, узнав об этом, стал его прогонять. Феодор побежал, перед ним был Волхов, но это его не смутило, и он побежал по воде, как посуху. Никола последовал за ним и на середине реки бросил ему вдогонку кочан капусты, подобранный им во время преследования на огороде, отсюда и прозвище его – Никола Кочанов!"

В другом месте батюшка поясняет, что юродивые мнимо враждовали друг с другом, чтобы показать жителям Новгорода всю нелепость их ссор и вражды между Торговой стороной и Софийской. Оба блаженных умерли в одном году – 1392-м, и были похоронены каждый на своей стороне. Блаженный Феодор был погребен в особой часовне за алтарем древней церкви великомученика Георгия Победоносца «в Торгу в кожевенном ряду».

«Святые мощи Феодора, Христа ради юродивого, находятся под спудом, над коим поставлена рака с рельефным изображением святого, – описывает отец Павел. – Колокольня при храме новая, она построена в 1912 году. В церкви древние иконы – великомученика Георгия и Успения Божией Матери».

«Печатной службы блаженному Феодору нет, но в церкви Георгия Победоносца была рукописная», – вспоминает батюшка.

«На месте погребения юродивого Николая Кочаного, умершего 27 июля 1392 года – он был погребен в ограде ныне несуществующего Яковлевского собора, – пишет о. Павел, – была выстроена церковь св. великомученика и целителя Пантелеймона, обыкновенно именуемая Николо-Кочановской в память святого. Пантелеимоновская церковь была сожжена шведами в 1611 году и возобновлена в 1626 г., а затем в 1857 г… В этой церкви находились две древнейшие иконы блаженного Николы Кочаного, на одной он изображен в боярском одеянии, а на другой – юродствующим.

К церкви относились две часовни: первая – над могилою матери юродивого, праведной Иулиании, в ограде церкви, и вторая – на прежней Досланы улице, на месте, где жили родители преподобного Варлаама Хутынского, в коей несколько древних икон и деревянных изваяний, а в иконостасе – древняя плита с распятием, с предстоящими Херувимами и поясным изображением преподобного Варлаама Хутынского, извлеченная из колодца, рядом находящегося и, по преданию, выкопанного родителями преп. Варлаама».

Река новгородской святости, так бурно изливающаяся в самом начале своего течения и на протяжении нескольких столетий, в XV–XVI веках превращается в тонкий ручеек и постепенно иссякает.

«Здесь умолкает особенная история Новгорода», – подводит некую черту Карамзин. И у о. Павла в его тетрадях явственна видна эта черта. «Игумен Соловецкого монастыря преподобный Зосйма приехал в Новгород искать защиты от нападения поморов, – пишет батюшка. – Он был худо принят Марфой Посадницей и предрек опустошение ее дома. На другой день Марфа раскаялась в своем поступке, и старец был позван в ее хоромы на обед. Но когда входил он в столовую горницу, представилось ему, что некоторые из сидящих за трапезным столом – были без головы. И в ужасе закрыл он свое лицо «обема рукама». И по прошествии малого времени наступили для Новгорода тяжкие дни, завершившиеся казнью сына и друзей «прелестной жены Марфы». В 1471 году сбылось видение Зосимы Соловецкого. Великий князь «всполися на лукавыя новгородцы и повеле их казнити мечом, <…> главы же им отсекоша за их лукавство и за их преступление, что хотяще к латинству приступити»

Об измене Марфы Посадницы и ее приверженцев о. Павел рассказывает бесстрастным языком летописей. В предании же о вечевом колоколе – символе новгородской вольности – слышится сожаление о былой славе Новгорода:

«На Ярославовом Дворище рядом с вечевой гридницей висел Вечевой колокол. В феврале месяце 1478 года великий князь московский Иоанн Васильевич «велел колокол вечный спустити и вечеразорити» В марте, уезжая из Новгорода, Иоанн приказал колокол вечный привезти на Москву. Колокол везли в санях, за ним шел его глухой звонарь. Но по дороге сорвался колокол с саней, упал в Валдайский овраг, разбился и рассыпался на тысячи валдайских колокольчиков, которые всюду прозвонили славу о Господине Великом Новеграде»

Не с этого ли новгородского Вечевого колокола начали казнить на Руси колокола? Через столетие в том же Новгороде будет казнен еще один колокол – уже Иоанном Грозным, а спустя некоторое время новый государь отправит в сибирскую ссылку колокол Углича, возвестивший народу страшную весть об убийстве малолетнего царевича Димитрия, Иоаннова сына. В двадцатом веке колокола будут назнить сотнями и тысячами, так что вовсе станет Русь бесколокольной…