Текст книги "В двух шагах от края"

Автор книги: Наталья Антарес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Редакция «Вечерней столицы» занимала весь пятый этаж огромного здания «Дома печати». Официальный штат газеты исчислялся почти двумя десятками человек, а количество собкоров и внештатников, по-моему, никто специально и не подсчитывал. Насколько я знала, в каждом областном центре нашей страны у «Вечерки» имелся хотя бы один ставленник, следящий за событиями на периферии. Целевая аудитория газеты была обширна, словно инфаркт миокарда, и благодаря грамотной маркетинговой политике шефа в полку читателей постоянно прибывало.

Ежедневные выпуски «Вечерней столицы» неизменно представляли из себя сборную солянку из публикаций на самую разнообразную тематику – государство и власть, экономика и финансы, светские сплетни, спорт, детская страничка, астрологический прогноз и анекдоты – словом, газету покупали и те, кто любил изображать источник последних новостей перед друзьями и родственниками, и те, кто по часу добирался на работу с другого конца города, и те, кто внимательно следил за малейшими изменениями в программе телепередач. Задумка шефа в этом плане работала безотказно: купивший «Вечерку» из-за обзора спортивных событий папа, затем по эстафете передавал ее с упоением штудирующей светскую хронику и кулинарные рецепты маме, а малолетние детишки тем временем с нетерпением ждали продолжения полюбившейся сказки.

Естественно, для того, чтобы делать газету для всей семьи и не скатываться при этом на бульварщину и хроникерство, необходим был творческий коллектив, отвечающий самым высоким требованиям, а потому устроиться на работу в «Вечернюю столицу» для простого смертного было так же сложно, как и для обывателя не уснуть до окончания симфонического концерта. Шеф лично интервьюировал кандидатов, проверяя их на профпригодность при помощи хитрых вопросов и ситуативных методик, и немало вполне достойных претендентов на вакантные журналистские позиции не смогли пройти этого больше похожего на экзамен собеседования. Я прошла. Сама не знаю, почему. Может быть, потому что я по жизни «лучшая из лучших» (теоретически, а почему бы и нет?), а может быть, я покорила шефа креативным подходом к набившим оскомину вещам, но ни блат, ни постель моему успешному трудоустройству не способствовали. Намного более сложным испытанием на прочность для меня стал адаптационный период.

В редакции господствовал закон джунглей. Человек здесь был человеку исключительно волком, и все вокруг жрали друг друга с кровожадностью саблезубых тигров. Интриги плелись тонко и изящно, будто фламандское кружево, а угодивших в ловушку жертв безжалостно добивали камнями остракизма. Дикая, первобытно жестокая конкуренция являлась частью корпоративной культуры, и шеф упорно культивировал в коллективе эту борьбу на выживание. Естественный отбор принес свои плоды, и в «Вечерке» остались истинные пираньи-каннибалы, сохраняющие видимость сотрудничества, но всегда готовые сомкнуть свои зубастые челюсти на шее себе подобных.

В начале своей карьеры я вынуждена была не раз отбиваться от нападок, но выжить мне помогли исключительно профессиональные качества. У меня очень быстро сформировался свой персональный стиль, емкий, саркастичный, запоминающийся, и вскоре я уже представляла для шефа уникальную ценность. Он оберегал Иду Линкс, как самый дорогой бриллиант в своей коллекции, но при этом заставлял отрабатывать свой иммунитет. Шеф постоянно отправлял меня на самые тяжелые задания, но тем самым он вдвое, а то и втрое сокращал время моего пребывания в редакции. С заданиями я справлялась на ура, и наутро ситуация повторялась: пока мои коллеги изводятся взаимной завистью, счастливая Ида Линкс разделывает под орех очередной неберущийся экземпляр. Ближе к вечеру художественно обработанный материал возлежит на столе у шефа, а сияющий лучезарной улыбкой автор с чистой совестью отправляется по своим делам. И кто знает, что моя улыбка фальшива, словно отпечатанная на цветном принтере банкнота, а на душе у меня безвоздушное пространство вакуумной пустоты? И нет ничего удивительного в том, что в редакцию я и сегодня шла с заранее отрепетированным выражением лица, вот только легкомысленных улыбочек это выражение больше не подразумевало. И беззаботного щебетания, как следствие, тоже.

На первом этаже царило непривычное оживление. Административный корпус Дома Печати обычно жил своей обособленной жизнью, и мое редкое взаимодействие с его сотрудниками происходило лишь по поводу неработающего кондиционера или перегоревшей лампочки. С бухгалтерией я тоже нечасто пересекалась, а, учитывая, что толстенная главбухша Элла Францевна, прозванная за суровый нрав и небогатый словарный запас Эллочкой-людоедкой вызывала у меня желание купить дополнительный абонемент в фитнес-клуб и перелистать на досуге словарь Даля, я по возможности обходила ее вотчину стороной. Но сегодня мне не повезло, и крупногабаритная бухгалтерша, передвигавшаяся по коридору со степенной грацией беременной мамонтихи, попалась мне на глаза прямо у лифта. Лично у меня никаких конфликтов с ней не было, но думаю, Эллочке было очень интересно выяснить, куда пошли деньги, собранные бухгалтерией мне на свадебный подарок. Дать развернутый ответ я в силу нехватки информации была совершенно не готова, и потому предпочла бы обойти Эллу Францевну стороной, но как назло бухгалтерша заслонила своим массивным корпусом весь проход.

Я уже настроилась сделать «морду чайником» и под шумок просочиться в кабину, но, как выяснилось, у Эллочки хватало своих проблем, и явившуюся в компании разрушителя молодых семей Иду Линкс она даже не заметила.

–Это черт знает что такое творится, – глубоким контральто вещала Эллочка, нависая всем телом над щуплым существом, испуганно забившимся в угол. При ближайшем рассмотрении я признала в существе Петьку Савченко, начальника информационного отдела, которого за никогда ни сходящее с лица выражение непередаваемой грусти острые на язык журналисты сходу окрестили «Пьеро», – сидят везде одни дармоеды, только деньги зря получают. Как я теперь работать должна?

–Элла Францевна, я тут причем? В налоговую позвоните и с ними разбирайтесь, -отбрехивался Петька, параллельно рыская глазами в поисках путей отступления, – это у них база полетела, а не у меня, разве не так?

–А мне какая разница? Все вы дармоеды! Вот и сидите без зарплаты, пока свою базу не восстановите! – вникать в суть проблемы Эллочка с присущей ей прямолинейностью не стала, но свое мнение по данному вопросу озвучить не преминула. Насколько мне было известно, под понятие «дармоедов» у главбуши подпадал весь персонал «Дома Печати» за исключением ее самой, – поразвелось вас тут…

Во избежание лобового столкновения с разгневанной бухгалтершей я готова была подняться на пятый этаж пешком и даже потянула Эрика к лестнице, но тут дверцы лифта разъехались, Пьеро ловко поднырнул под руку Эллочки и на всех парах заскочил в кабину. Мы с Эриком рванулись за ним, и когда милейшая Элла Францевна накопила слов для нелицеприятной оценки нашего позорного бегства, лифт уже дружно уносил нас ввысь.

–Привет, Линкс, – слегка отдышавшись, поздоровался Пьеро. Вот уж кого не волновали перипетии моей личной жизни, так это информационный отдел. Народ там работал увлеченный своим делом, а практически круглосуточное общение с компьютером отражалось на социализации местных программистов, однозначно, в негативном ракурсе. У них и без меня хватало чего обсуждать, и именно за это они мне и нравились.

–Представляешь, в налоговой вчера база накрылась, теперь Эллочка рвет и мечет, – Пьеро вытащил из-за оттопыренного уха загодя припрятанную сигарету и тут же определил ее обратно. С курением в Доме печати было тяжко и напряженно. Особенно страдали работники верхний этажей, вынужденные бегать на улицу каждый раз, когда у них возникала потребность в дозе никотина. Права курящих граждан вопиюще нарушались владельцем здания под лозунгом тотальной борьбы с курением, и на моей памяти эти драконовские меры постоянно вызывали протесты арендаторов. К сожалению или к счастью, безрезультатные, – Эллу тоже понять можно, в бухгалтерии вся работа встала, но я ей с утра вдалбливаю, что мой отдел не виноват, а она уперлась рогом в землю и хоть бы хны. Мне в вашу приемную нужно, у Таньки комп опять заглючил. У нее на двери нужно табличку вешать «Осторожно, бешеные юзвери»! Линкс, тебе тоже на пятый?

–На пятый, на пятый, – рассеянно кивнула я, вспомнив стремительно летающие над клавиатурой пальцы Эрика. Что-то он там такое хитромудрое наворотил…

У самого Эрика на лице, кстати, не дрогнул ни один мускул. Парень ни малейшим образом не показывал своей осведомленности о досадном происшествии в налоговой инспекции, и выслушивал Петькины откровения с такой равнодушной миной, словно не слишком понимал, из-за чего вообще весь сыр-бор. Но так самыми лучшими собеседниками Пьеро считал молчаливых слушателей, наша парочка как нельзя лучше подошла ему для разговора на злобу дня.

–До такой примочки еще не каждый додумается, – продолжал делиться подробностями Савченко, размашисто шагая по коридору редакции «Вечерней столицы». Ростом Пьеро даже мне доходил примерно до середины головы, но скорость он умудрился развить весьма приличную, и на своих шпильках я еле поспевала за мелькающей впереди вихрастой макушкой, – админ сам свой винт почистил со всеми бэкапами! Получается, и базу никто не крякал, поугорали просто над сисадмином!-Петька внезапно остановился, развернулся к благодарной публике и авторитетно добавил, – отвечаю, это Данте вернулся!

–Откуда ты знаешь? – спросила я с таким неподдельным интересом, что Пьеро несколько секунд непонимающе моргал, тщетно пытаясь припомнить, замечалась ли когда-нибудь за Идой Линкс страсть к высоким технологиям, однако, в ответ на поставленный запрос, память не выдала ему даже кратких сведений, и главный информационщик Дома Печати закономерно списал неожиданное проявления моего любопытство на чисто журналистскую привычку всегда быть в курсе новостей.

–Это его почерк, – уверенно выдал Пьеро, протирая очки. Окуляры занимали большую часть его физиономии, но тем не менее сидели на Петьке, как влитые, и, хотя и придавали ему портретное сходство с мудрым филином карликовой породы, внешнего вида ничуть не портили ( подозреваю, испортить его еще больше было уже невозможно), – я давно слежу за Данте, так, как он, никто не работает. Данте – это сетевая легенда, Линкс, вот что я тебе скажу. Его уже давно не было видно, я думал, его все-таки посадили, или он в какой-нибудь правительственной конторе за безопасностью следит. А вчера, как про эту базу узнал, сразу понял – это Данте! Выходит, не посадили!

–Есть такой анекдот, баян, конечно, но как раз в тему, – улыбался Эрик весьма сдержанно, но вот проколотая нижняя губа оттопыривалась, на мой взгляд, чересчур демонстративно, – посадили хакера на сто лет, а на другой день центральный компьютер системы исполнения наказаний выдал, что он отсидел весь срок, и завтра должен выйти на свободу. А сработано на самом деле в стиле Данте, красиво админа развел, ничего не скажешь!

Я ничего не имела против практического воплощения в жизнь принципа «Сам себя не похвалишь, никто тебя не похвалит», но, по-моему, Эрика малость занесло. По крайней мере, чувствительный тычок под ребра в моем бесспорно талантливом исполнении, явно не стал для него лишним.

ГЛАВА XVIII

Богатый внутренний мир выпирал наружу из тесной клетки телесной оболочки Эрика с такой неистовой силой, что в целях прекращения неиссякаемого потока самовосхваления мне в дополнение к тычку под ребра пришлось болезненно наступить парню каблуком на ногу. Эрик подпрыгнул на месте от неожиданности, тихо выматерился и обиженно заткнулся, чему я была несказанно рада. Тоже мне, «старый Мазай разболтался в сарае»!

Между тем, обладающий аналогичным чувством юмора, что и колченогая табуретка Пьеро, развеселился не на шутку. Во всяком случае, вид у него был такой, будто он только что самолично надрал задницу нахальному Арлекину и заполучил Мальвину в качестве боевого трофея. Кислая мина полностью исчезла с Петькиного лица, плохо выбритые щеки разрумянились, а покрасневшие глаза внимательно воззрились на раздраженно дергающего пострадавшей конечностью Эрика. Похоже, до информационщика начало понемногу доходить, что помимо Иды Линкс рядом есть кто-то еще, и этот кто-то по всем признакам является его прямым единомышленником.

–А ты в какой сфере трудишься? – на всякий пожарный уточнил Пьеро, сканируя из-под очков невозмутимого, словно египетский сфинкс, Эрика, – тоже программист?

–Ага, – спокойно согласился парень, – «Нэш Индастриз» слышал? Я им недавно конфигурацию для 1С настраивал.

–Серьезная фирма, – уважительно кивнул Петька, -ты, знаешь, что, закинь в кадры свое резюме, нам как раз такие сотрудники нужны. Или через Линкс передай, – Пьеро перевел взгляд в мою сторону и тут же смущенно отвернулся. Видимо, смутно припомнил, скандальные подробности моей биографии, активно муссируемые далеко за пределами Дома Печати и, наконец, додумался сопоставить мое появление в сопровождении нового кавалера и нашумевший разрыв с Максом Терлеевым, фамилия которого была широко известна даже тем, чей спортивный интерес ограничивался лишь компьютерными игрушками. Самое смешное, что Петька, по-моему, искренне одобрил мой «выбор».

Личного секретаря редактора все называли Танюшей, причем этот уменьшительно-ласкательный вариант имени в равной мере использовали как поклонники, так и откровенные недоброжелатели, просто в первом случае произносили его почтительным придыханием, а во втором с ехидными интонациями. Против шерсти, секретаршу гладил только Пьеро, считавший девушку, способную играючи вывести из строя рабочий компьютер по три раза на дню, достойной именоваться исключительно Танькой.

–Чего у тебя опять? – невежливо осведомился Петька, грубо выталкивая Танюшу из-за стола, – я же у тебя с утра был, все тебе вроде наладил!

Танюша одернула узенькую юбочку, капризно топнула стройной ножкой, обутой в лакированную туфельку с блестящей пряжкой на щиколотке и хотела было жалобно пропеть в свое оправдание что-то невразумительное, но тут на глаза секретарше внезапно попались мы с Эриком, и она моментально перенаправила свое внимание в более перспективное русло.

–Линкс! – воскликнула Танюша со сложным сочетанием радости и разочарования. Радовалась она свежей пище для сплетен, а разочарование, скорее всего, испытала по поводу моего цветущего внешнего вида. Наверняка, мои дражайшие коллеги уже успели обмусолить мое единственное интервью Фаруху Кемалю, и ожидали увидеть измученную тяжелейшими переживаниями особу, желательно одетую в рубище и с вороньим гнездом на голове.

–Танюш, шеф на месте? – позволять обалдело хлопающей ресницами секретарше рассматривать меня в деталях я не собиралась. Все-таки я последние пару суток не в SPA-салоне провела, а следы усталости не скроешь никакой косметикой, и рано или поздно все тайное все равно станет явным, предательски проступив даже через слой тонального крема.

–А… Да! –нерешительно протянула Танюша. Ее тонкие ухоженные пальчики с аккуратными розовыми ноготками замерли на селекторе и без особой уверенности вдавили кнопку. Фарфоровое личико Танюши выглядело почти испуганным, а сложенные бантиком губки чуть заметно вздрагивали. Неужели, снова попала шефу под горячую руку?

Нервные срывы у главного редактора «Вечерней столицы» периодически случались, и основной удар на себя часто принимала именно Танюша, чей кофе неизменно оказывался слишком холодным или слишком горячим, костюм чересчур вызывающим или, наоборот, старомодно пуританским, а прическа ужасающе безвкусной. Танюша безропотно выслушивала претензии начальника и, дождавшись подходящего момента, на цыпочках отступала в приемную, где и благополучно пересиживала вспышки гнева. Покладистость, исполнительность и безграничная преданность руководству в итоге привели к той редкой в редакции «Вечерки» ситуации, когда над Танюшей практически не капало. Звезд с неба она не хватала, отвечать на звонки и перекладывать бумажки у нее получалось весьма недурственно, а хорошенькая мордашка и точеная фигура отлично смотрелись на фоне шикарного интерьера приемной. Думаю, многие умные и одаренные журналисты в глубине души завидовали Танюше – умственной ее работу можно было назвать только с очень большой натяжкой, а премировал свою секретаршу шеф достаточно регулярно. Особенно после очередного приступа плохого настроения.

–Что такое? – судя по взвинченному голосу, шеф хотел принимать посетителей не больше, чем невинно осужденный отбывать наказание в колонии строгого режима, – я занят!

–Антон Маркович, к вам Линкс пришла, – на одном дыхании сообщила Танюша и инстинктивно пригнулась в ожидании неминуемой бури. В приемной повисло гнетущее молчание. Даже копающийся в компьютере Пьеро перестал недовольно бурчать себе под нос и заинтересованно высунулся из-за монитора. Один лишь Эрик проявлял завидное самообладание, и взгляд его темно-серых глаз из-под полуопущенных век был преисполнен циничного безразличия ко всему и вся.

–Линкс, значит… – динамик значительно искажал голос шефа, но флюиды его ярости проникали в приемную и через канал селекторной связи, – ты знаешь, куда тебе идти, Линкс! Отправляйся в том самом направлении, которое ты указала в своем вчерашнем сообщении! Или тебя проводить?

–Не надо, сама дойду, -фыркнула я, – но сначала нам нужно поговорить!

На другом конце провода послышались приглушенные ругательства, а потом шеф и вовсе перестал подавать признаки жизни. Наверное, берег нежные Танюшины ушки от адресованной мне нецензурной брани. Я была абсолютно не против дождаться, пока эмоции шефа немного схлынут, и он будет готов к адекватному восприятию моего визита, но атмосфера в «зале ожидания» с каждой секундой устраивала меня все меньше и меньше.

У настоящего репортера всегда есть чисто профессиональный нюх на сенсации. Истинный журналист за версту чувствует едва ощутимый запах жареного, и, словно натасканная гончая, сразу берет след. Учитывая, что в «Вечерней столице» шеф собрал ищеек высшего класса, нет ничего странного, что в приемную начали понемногу подтягиваться охотники за эксклюзивом. Я прекрасно понимала, что мой демарш автоматически сделал меня желанной добычей для собственных коллег, и не слишком горела желанием быть растерзанной этими кровожадными акулами пера. Да и непривычный к повышенному вниманию Эрик стал подозрительно поглядывать на выход, напрочь заблокированный застывшей в дверях Мирой Оганесян из отдела писем.

–Шеф, я захожу, – предупредила я, и крепко сжав руку Эрика, ломанулась в кабинет. Танюша от меня подобной прыти явно не ожидала и потому элементарно не успела воспрепятствовать нашему вторжению. Зато в обстановке сориентировалась на удивление быстро, и вместо того, чтобы останавливать меня на полпути, лишь оперативно выключила селектор. Уж чего Мира Оганесян только в читательских письмах не насмотрелась, но некоторые словесные обороты шефа, сопровождающие мою наглую интервенцию, ей лучше никогда не слышать.

–Явилась! – кратко резюмировал шеф, когда я плотно закрыла за собой дверь и несмело приблизилась к редакторскому столу. Запас табуированной лексики у него порядком иссяк, но запал еще остался, и разговор мне точно предстоял не из легких.

–А это кто такой? – на фоне моей харизматичной натуры, Эрик выглядел каким-то блеклым и невыразительным, да и держался он преимущественно в тени, но шеф выцепил его практически мгновенно, -где-то я его видел… Ах, да, в интернете уже есть его фотографии с подписью «Ида Линкс и ее тайный возлюбленный провели бурную ночь вместе». Почему же ты не попросила Фаруха Кемаля заснять вас в постели? Насколько я понял, он теперь твое доверенное лицо, да, Линкс?

–В нашей постели Фарух Кемаль явно был лишним, – кончиками губ улыбнулся Эрик и без приглашения подвинул себе массивный дубовый стул, – если для вас это имеет значение, то меня зовут Эрик, и на данный момент это, по-моему, единственное, что мне стоит о себе рассказать. Я сделаю вид, будто меня здесь нет, а вы спокойно поговорите с Линкс. Идет?

Готова поспорить, что подобные экземпляры шефу доселе не попадались. Эрик с его внешностью выходца из гетто и манерами пресытившегося прожигателя жизни поразил моего редактора до такой степени, что он машинально убрал ноги со стола и уставился на моего спутника широко раскрытыми глазами. Взгляд у шефа был въедливым, словно ржавчина, а сосредоточенное выражение холеного лица свидетельствовало о трудоемком процессе осмысления происходящего. За это время шеф позабыл, что на меня надо продолжать орать и почти мирно спросил:

–Что ты, зараза такая, вообще творишь?

–Присесть можно? – в отличие от возомнившего себя пупом земли Эрика я все-таки старалась с горем пополам следовать правилами этикета и самовольно занять стул никак не решалась. Шеф устало кивнул, задумчиво потеребил немыслимо дорогие запонки и вновь повторил свой вопрос, только уже в несколько расширенной вариации:

–Ты хоть понимаешь, что ты наделала, Линкс? К дьяволу бы твою свадьбу и всех твоих любовников, включая того, которого ты притащила в мой кабинет, как к себе домой! Но с той минуты, когда «Вечерняя столица» проаннонсировала репортаж с твоего чертового бракосочетания, ты была обязана выйти замуж именно за Терлеева и именно в тот день. И вот у тебя случился сдвиг и ты передумала! Ну и к дьяволу, так даже лучше, по крайней мере можно не опасаться, что ты уйдешь в декрет. Но почему Фарух Кемаль, Линкс? Ты что, не могла позвонить мне? Почему тиражи «Столичной штучки», нашего главного конкурента, выросли, как на дрожжах, благодаря моей сотруднице? Это нормально?

Я терпеливо дождалась, пока шеф выпустит пар. В чем-то он был, несомненно, прав. Наверное, надо было принести извинения и наврать чего-нибудь с три короба, но я слишком устала ото лжи. Впрочем, говорить правду, оказалось не так и просто.

–Тогда я была не в себе. Фарух просто оказался в нужном месте и в нужное время. Хотите знать, я не получила за это интервью ни копейки. Я ухожу из журналистики, шеф, уезжаю из столицы и начинаю новую жизнь. Моя мама сказала, что мне стоило сделать это более деликатным способом, но я редко слушаюсь маму.

Антон Маркович Вельштейн, сорока двух лет от роду, главный редактор прибыльного издания «Вечерняя столица», смотрел на меня из-под насупленных бровей и тщетно пытался понять, что за вожжа попала под хвост главной звезде его творческого коллектива. Шеф в сотый раз приглаживал зачесанные на косой пробор волосы, все больше и больше ослаблял тугой узел галстука, расстегивал и застегивал свои запонки, но озарение все равно отказывалось посещать его обитель.

–Я не дам тебе расчета, Линкс, – произнес шеф после долгих размышлений, – по-хорошему, мне бы подать на тебя в суд, но это подмочит репутацию газеты, и мою, как руководителя, тоже. Поэтому я буду бить тебя рублем, так что в свою чертову новую жизнь ты отправишься с пустыми карманами. Пусть это будет компенсация за моральный ущерб. Так что вам, молодой человек, – шеф язвительно ухмыльнулся в сторону бесцеремонно развалившегося на стуле Эрика, – вам придется поискать себе другую богатую дуру, а я гарантирую, что использую все свое влияние, чтобы Линкс не смогла продать ни одной статьи.

В ответ на незавуалированное оскорбление Эрик облизнул проколотую губу, поболтал ногами в грязных гриндерсах и, виртуозно балансируя на грани пафоса и стёба, заявил:

–Мой внутренний мир настолько богат, что я не нуждаюсь в деньгах Линкс, и готов бескорыстно разделить с ней все лишения и тяготы.

Я бы очень хотела верить, что настырная Мира Оганесян не уболтала Танюшу незаметно включить селектор, потому как от выданной шефом тирады завяли бы уши и у всех знакомых мне сапожников. Так высокохудожественно в моем присутствии еще никто не выражался, столь непревзойденный шедевр непереводимого фольклора мог породить только человек с высшим филологическим образованием и многолетним опытом работы в журналистской сфере, но сегодня шеф превзошел самого себя.

–Пошли оба вон отсюда! – потребовал он, исчерпав большую часть своего огромного запаса непечатных выражений, – чтоб я вас здесь больше не видел и не слышал.

–Шеф, а деловые предложения тоже не рассматриваются? – осторожно спросила я, обуреваемая справедливыми опасениями вызвать следующий всплеск подутихших эмоций.

–Все-таки денег хочешь? – с презрительной усмешкой бросил мне в лицо шеф, – даже не рассчитывай. Ты мне больше не интересна, можешь проваливать ко всем чертям. И не трать мое время, будь любезна.

Я поднялась на ноги и сделала первый шаг к выходу, но перед самой дверью вдруг остановилась и, стоя к шефу вполоборота, как бы вскользь полюбопытствовала:

–А Макс Терлеев вас тоже больше не интересует?

ГЛАВА XIX

Ответ шефа потонул в гулких раскатах внезапно грянувшего за окном грома, и до меня донеслись лишь слабые отзвуки его скептического хмыканья, но призрачный шанс на мирное разрешение нашего однозначно деструктивного конфликта я поймала на лету, и упускать его ни под каким предлогом не собиралась.

–Эрик, подожди меня, пожалуйста, в приемной, – мягко попросила я, -прошлое должно оставаться в прошлом.

Парень понимающе улыбнулся и без лишних вопросов исчез снаружи, а я приступила к реализации своего спонтанно оформившегося в голове плана. Несмотря на то, что взаимовыгодная кооперация с бессовестной оппортунисткой Идой Линкс вдохновляла шефа не больше, чем систематическое посещение врача-стоматолога, в конечном итоге нам удалось достичь консенсуса, и кабинет я покинула с чувством глубочайшего морального удовлетворения.

Если вы наивно полагаете, что я слила шефу страшную правду о договорных матчах в отечественной премьер-лиге, то вы меня плохо знаете. Околофутбольные разборки отродясь не представляли для меня абсолютно никакого интереса, и так как в разговоре с Максом я данной темы вообще старалась по возможности избегать, достоверных фактов подкупа арбитров и ключевых форвардов предоставить, естественно, не могла. Но я сделала ставку на гораздо более тонкий подход к главному редактору «Вечерней столицы» и неожиданно для себя сорвала джек-пот.

Добившись внимания шефа, благодаря умелой спекуляции на раскрученной фамилии своего экс-жениха, я начала совсем издалека. В частности, напомнила о кольце с сапфиром, подаренном мне на помолвку и вечером того же дня украсившим первую полосу «Вечерки» своей крупной фотографией, а затем наглядно продемонстрировала отсутствие дорогого подарка у себя на пальце и плавно перевела разговор на дальнейшую судьбу вышеупомянутой драгоценности. Правдивая трагичность невыдуманной истории Кристины Ковальчук годилась не только для горячей публикации в разделе Инны Реутовой «Семья и брак», но и после художественной обработки вполне могла быть продана расплодившимся в неимоверном количестве сценаристам слезливо-сопливых мелодрам. В подкрепление изложенного, я дала шефу прослушать несколько пронизанных безысходной тоской диктофонных записей, и в качестве бонуса указала точное местонахождение фигурирующего в моем повествовании барака.

Возможно, все это было немного нечестно по отношению к Эрику, но даже с наскока мне на ум пришло сразу три весомых, словно вклад Пушкина в русскую поэзию, аргументов. Во-первых, Кристина лично дала мне согласие на обнародование нелицеприятных подробностей своей личной жизни, во-вторых, Эрик давно забил на свою семью и, следовательно, его одобрение никого не волнует, а в третьих – я иду на это ради того, чтобы получить доступ к человеку, способному пролить свет на небезызвестные события, а в делах и на войне, все средства хороши. В любви, кстати тоже.

Профессиональное чутье никогда не подводило шефа. Плюсы и минусы любой ситуации он просчитывал на десять шагов вперед, и возглавляемая им газета устойчиво держалась на плаву во вздымающем девятые валы океане конкурентной среды как раз вследствие стратегически ориентированного мышления редактора. Мне даже не понадобилось прибегать к угрозам вероломно переметнуться в стан врага и продать собственноручно добытый материал «Столичной штучке» – шеф нанес превентивный удар и сам предложил мне озвучить сумму гонорара.

Молодой красивой женщине, живущей в бурной динамике современного мира, деньги нужны всегда. Оспаривать сию непреложную истину было заведомо бессмысленно и глупо, но в последнее время мои духовные потребности значительно превышали материальные, о чем я и поведала искренне недоумевающему по этому поводу шефу. Думаю, основной причиной того, что глубокоуважаемый Антон Маркович не слишком удивился необычной просьбе, послужили стремительно распространяющиеся по редакции слухи о моем эксцентричном поведении, а уж после знакомства с Эриком, шеф, похоже, и вовсе посчитал переход Иды Линкс в состояние хронической неадекватности пусть неприятным, но, к сожалению, безвозвратно свершившимся фактом.

Просила я не так и много. По крайней мере, в денежном эквиваленте, Кристинина биография обошлась бы шефу куда дороже. Рациональным объяснением столь острой необходимости срочно пообщаться с Вельштейном-старшим я своего начальника не удостоила, однако поклялась вести себя тактично и не проявлять чрезмерной настойчивости. Упор я делала на то, что я ранее брала у профессора интервью и произвела на последнего весьма благоприятное впечатление, а также на клятвенное обещание ни в коем случае не упоминать имени Агаты. Шеф кусал губы, теребил галстук и нервно щелкал запонками. К финальному решению он шел такими черепашьими шажками, что мне даже будто показалось, что настенные часы над столом также замедлили свой ход.

Не знаю, что повлияло на положительный исход этой напряженной беседы в большей степени, но своего я все-таки добилась. Шеф позвонил отцу в моем присутствии и договорился о встрече. Как выяснилось, я оказалась права, и Марк Натанович меня действительно помнил, правда разговаривать со мной категорически отказался. Причина крылась не в личной неприязни к моей персоне, а скорее в нежелании вступать в контакт с представителями прессы, но после того, как шеф резонно возразил, что Ида Линкс в его газете больше не работает, и визит носит исключительно частный характер и преследует своей целью лишь получить научную консультацию, профессор неохотно дал согласие на разговор.

В общем, расстались мы с шефом вроде бы полюбовно, но я отчего-то не сомневалась, что стоит мне задуматься о возвращении в большую журналистику, как на моем пути моментально вырастут многочисленные препятствия, причем такие объективные, что даже в голову не придет усмотреть за ними мстительную натуру главреда «Вечерки». Удостоверение мне тоже пришлось сдать на месте, и, покидая кабинет, я чувствовала себя разжалованным военнослужащим, с которого только что прилюдно сорвали погоны, что не замедлило вызвать несказанную радость завистливых сослуживцев( читай, собратьев по перу).