Текст книги "Живая статуя (СИ)"
Автор книги: Наталья Якобсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Ступеньки тихо поскрипывали, а я думал о том, что Флер еще даже более уязвима, чем Марсель для происков Августина. Ведь на ее руке крест, который при удачном истолковании можно выдать за ведьмин знак. А у Марселя вполне возможно не найдется даже и родинок не то, что колдовских меток. Лучше, чтобы Флер не знала ничего о моем колдовстве и не дрожала в ожидании того мига, когда и в ее дверь постучит кулак инквизитора.
Я решил взять за привычку не являться к девушке без подарка. Одно быстрое повеление духам, и в кармане возникла вполне ощутимая тяжесть изящной сапфировой броши. Нужно было бы каждый день оставлять на подоконнике у Флер какой-нибудь маленький сюрприз: мелкую драгоценность, моток кружев или даже карманный сборник стихов. Недавно я узнал, что Флер умеет читать, но еще не выяснил, любит ли она книги. Роза любила, тут же мелькнула в голове болезненное воспоминание. Ну, почему я хотя бы на миг не могу выкинуть из головы образ моей императрицы и не тосковать по прошедшему.
В эту ночь Флер не спала, а пыталась научиться вышивать. Пока что ей это не слишком хорошо удавалось, иголка все время выскальзывала из ее рук, малине путались, пяльцы чуть ли трещали от того, как сильно она их сдавила, а стежки ложились то криво, то косо. Рукоделью девушку, явно, никто не обучал. Флер, наверняка, не умела ни вязать, ни плести кружева, ни уж тем более готовить, но зато всю ночь она ходила по комнате в бальном наряде и, явно, тосковала по танцам. Сейчас она тоже была наряжена, как на бал. На голове сверкал изумрудный венчик, пальцы были унизаны кольцами, а роскошное платье цвета первой зелени слишком не сочеталось с убогой обстановкой крошечной каморки. Сама Флер была здесь, явно, не на месте, одно экзотической украшение в уголке мрака и бедноты.
Лампада скудно освещала комнату, только маленький пятачок вокруг кровати был озарен грязноватыми оранжевыми отблесками, а остальное помещение тонуло в полутьме. Носились взад-вперед какие-то тени, множество теней, которым просто неоткуда было здесь взяться. Здесь ведь никого не было, кроме меня и Флер, и, тем не менее, множество силуэтов вальсировали, сцеплялись друг с другом, кланялись кому-то на кое-как освещенной части стен. Одна из теней сделала реверанс, как будто адресованный Флер, словно та в этот миг была вовсе не неудавшейся рукодельницей, а настоящей королевой.
Интересно, мне только кажется, или в маленькой комнатке, действительно, собрался целый рой невидимых существ. Сонм теней не замедлял быстрого кружения. Они все время сменяли друг друга, в таком быстром ритме, словно здесь было не меньше сотни существ. Как бы им удалось поместиться на таком крошечном клочке территории, даже если бы они облепили и стены, и потолок, и пол так, что места, на которое могла лечь их тень, просто бы не осталось. Эти существа были самыми разнообразными, среди них встречались, как стройные крылатые, подобные феям, таи и низкорослые тени тварей, карликов, невообразимо уродливых зверюшек, иногда на стене мелькали обычные силуэты дам и кавалеров, но, в основном, я видел тени разных форм и размеров, но никак не человеческие.
В темных уголках комнаты кто-то закопошился. Каждый мрачный угол казался обитаемым и страшным, хотя даже своим драконьим, особо зорким зрением, я не мог различить присутствие там живых существ.
Кто-то злобно захихикал за окном. Потом смех прокатился по дымоходной трубе. Копоть и зола струей хлынули из отверстия камина. Странно, почему в такой холод Флер не развела огонь. Разве могло ей быть тепло, когда все стены, того гляди, покроются сосульками.
– Флер! – тихо окликнул я девушку, будто боялся повысить голос в атмосфере такой таинственности.
– Никак не могу вышить свои инициалы на платке, – Флер с досадой всадила иголку в ткань и отложила пяльцы.
Хоть я и заметил буквы на платке всего лишь мельком, но сразу понял что «Ф» среди них не встречается. Пышный алый цветок над буквами был вышит так аккуратно, что сразу становилось ясно, это сделала не сама Флер, а другая, более способная мастерица. Может, Флер украла или подобрала эту вещь вместе с уже нарисованной там монограммой, а теперь, не имея возможности переправить буквы, решила вышить цветными нитками то, что уже есть.
– Еще я хотела расшить малине кокетку на сорочке, но мне это совсем не удалось, – пожаловалась Флер.
Я чуть было не рассмеялся. В своем модном бальном наряде, с изнеженными тонкими пальцами Флер никак не напоминала швею. Среди портних никогда не встречались такие белоручки. Бесполезно и пытаться делать то, к чему нет способности.
– Оставь! – велел я. – Я найму для тебя белошвейку, ей и объяснишь, что тебе нужно сшить.
– Нет – нет, – поспешно возразила Флер. – Это только моя комнатка, ты же пообещал, что здесь – мой дом. А в свои владения, пусть даже крохотные, я никогда не впущу чужого человека.
– Но мне ведь ты разрешаешь войти.
– Ты ведь не чужой, – сказала она таким тоном, словно только болван мог этого не понять.
– Хорошо, составь список всех необходимых вещей. Я их тебе принесу так быстро, как только смогу, – я надеялся отправить со списком Перси. Пусть он ходит за покупками или уговорит кого-то из фей, а потом я смог бы принести девушке уже выбранные и упакованные обновки, но Флер вдруг возразила:
– Я не умею писать.
– Но ведь читать ты умеешь? – я был удивлен, как можно уметь одно без другого.
– Читать – да, – подтвердила она. – Однако стоит мне взять в руки перо, и грамота тотчас начинает казаться настоящей колдовской наукой, какой-то абракадаброй. Только подумаю, что придется выводить на бумаге все эти значки и закорючки, да еще не поставить кляксы, так голова начинает идти кругом.
В этот миг уже довольно сильно исколотые иглой пальчики Флер казались такими хрупкими и изящными, что можно было, правда, подумать, что чистописание для них непосильный труд, а легкое гусиное перо – тяжкая ноша. Могут ли вообще такие длинные, слабые пальцы сгибаться и разгибаться, или же они созданы только для красоты, как ручки фарфоровой куклы, очаровательные, но бесполезные.
– Тогда скажи устно, я постараюсь запомнить, – сдался я.
– Кроме вещей мне нужна еще и еда, – быстро прибавила Флер. – Я не ела ничего с самого утра.
Ну, Перси придется тебе сгонять за корзинкой со съестным, мысленно велел я, и где-то, в недосягаемой дали, за городом, в ответ мне раздался усталый вздох. Перси хотел немного прикорнуть, но теперь вынужден был оставить мечты об отдыхе и срочно выполнять приказ хозяина.
– А ты располагайся, не стой в дверях! – Флер вскочила с места и предложила мне сесть, а сама стала копошиться возле приоткрытого шкафа, перебирая свои немногочисленные вещи. – Я купила небольшую лютню, – радостно призналась она, причем слово «купила» произнесла так многозначно и стеснительно, что я сразу понял, что покупка была, скорее всего, находкой или очередной безобидной мелкой кражей. Флер, очевидно, считала своим долгом подбирать все, что не надоело владельцам. Она достала из-под стопки разноцветных юбок легкий, изящный инструмент, положила пальцы на гриф, даже нежно прикоснулась к струнам.
– Правда, я не умею играть, но надеюсь, что ты сыграешь для меня, – Флер с очаровательной улыбкой протянула мне лютню. Гладкий полированный корпус блеснул в свете лампады, и прежде, чем лютня перешла в мои руки, кто-то, ловкий и незримый, быстро дернул струны, и они запели долгим пронзительным звуком.
– Что это было? – поинтересовался я у Флер, может, она знает, что за домовые поселились в ее комнатке.
– Что? – удивленно переспросила девушка. – Я ничего не слышала.
– Странно, – я коснулся пальцами струн всего на миг, и лютня заиграла сама. Мне вовсе не хотелось сейчас музицировать, поэтому струны равномерно дергались и рождали мелодию сами. Было бы скучно сидеть на одном месте и самому извлекать звуки из инструмента. Пусть лучше волшебство поработает вместе меня.
– Чудесно! – Флер быстро сделала пируэт и захлопала в ладоши. Для человека, который голодал целый день, она двигалась слишком бодро, наверное, потому, что прежде никто и не баловал ее сладостями или хорошей едой.
Перси, ругаясь, поставил на окно корзину, накрытую узорчатой салфеткой, а сам, едва поклонившись, исчез. Бутыль вина с темным стеклом и выпуклой пробкой не слишком тянула меня к себе, поэтому я продолжал делать вид, что играю, а вот Флер сразу ощутила аромат горячей пищи и стала выкладывать на стол какие-то блинчики, пряники, пирожные, вообще все, что можно было назвать не вполне здоровым питанием. Очевидно, Перси не знал, насколько плохо обстоят дела, и решил, что нужны всего лишь сладости для дамы, а не сытный обед. Единственным более-менее нормальным блюдом оказались тарелки с шашлыком, но к жареному мясу меня никогда не тянуло, только к сырому. И только с кровью, подсказала темная злобная часть моего сознания. Зло во мне подавало голос всегда так не вовремя. Мне пришлось отвернуться от нежной, прямой шеи Флер, чтобы не впиться ногтями в тонкую, легко ранимую кожу вокруг пульсирующей жилки и ждать, когда потечет кровь.
– Замечательно, – проворковала ничего не подозревающая девушка, доставая из корзины последние свертки с сочниками. – А я уж думала, что придется остаться без ужина.
Я не сразу заметил, как чьи-то длинные коричневые коготки царапнули стол, пробуя зацепиться за край. Какое-то ловкое маленькое существо, похожее по размеру на кошку проворно подпрыгнуло, стащило булочку со стола и нырнуло назад в темноту и недосягаемость.
Может, крыса, которая вылезла из потайной норы? Нет, на крысу оно было совсем не похоже. Весь дом может быть пронизан потайными норами, только вот прячутся в них совсем не животные, а те существа, в которых людям, в том числе и Флер, наверное, трудно поверить. Поэтому она и не замечает кутерьмы вокруг себя, просто не понимает, что все эти пляшущие по ее комнате твари существуют на самом деле, а не только в ее воображении.
Я велел лютне прекратить играть и начал настороженно следить, не появится ли еще один потусторонний воришка.
Пока я делал вид, что налаживаю лютню, чьи-то, не менее ловкие коготки попытались срезать пряжку у меня с сапога. Это оказалось не слишком легкой работой, ведь обувь, пошитая эльфами, была сделана на совесть, и все украшения на ней держались крепко, тогда тяжелое маленькое тельце вынырнуло из-под кресла, наглые сильные лапки вцепились в блестящий предмет и с ожесточением начали тянуть на себя. Я уже хотел пнуть юркого зверька, но не посмел, потому что узнал в хвостатом гладкошерстном воришке любимца Розы, того гремлина, которого когда-то она подобрала в моих подвалах и нянчила, как ребенка. Я с самого начала не мог понять, чем ей так понравился этот отвратительный зверек, но потом проникся к нему симпатией и вот, чем это кончилось. Он решил обворовать меня, как и все эта орда тварей, которая рыскает по городу в поисках наживы.
Очень быстрым, хорошо рассчитанным движением руки я поймал проказника за хвост и оторвал от пола. Гремлин барахтался и переворачивался в моих руках, но вырваться не мог.
– Привет, малыш! А где Роза? – поинтересовался я у, наверное, потерявшего рассудок от страха зверька, ведь он узнал хозяина, которого так легкомысленно бросил и понял, что хорошего теперь ждать нечего.
Гремлин уставился на меня так растерянно, что другому бы стало его жалко. Он даже почесал коготком за розоватым ушком и, кажется, если б мог жалобно замяукать, то непременно это бы сделал. Такая хитрая, испуганная мордашка у кого угодно вызовет жалость.
– Розы? Ты принес мне цветы? – весело поинтересовалась Флер и тут только заметила, кого я поймал. – И этот малыш тоже для меня, а я как раз так хотела киску. Только вот сложно будет прокормить его зимой, если он питается цветами.
Гремлин перевел взгляд с меня на Флер и, явно, тут же оценив, кто добрее, жалобно пискнул, обращаясь к девушке.
– Пожалуйста, Эдвин, отдай его мне. Он такой миленький, – начала умолять Флер.
Я сделал шаг назад, чтобы она не успела вырвать у меня пленника. Вот, кто будет моим проводником, и кого я стану допрашивать. Шум внизу отвлек меня от мстительных планов. Кто-то шагал возле лестницы, что-то падало и ударялось о пол.
Не хотелось отрываться в такой момент, но пришлось. Я даже не обратил внимания на то, как радостно пискнул пленник, и как его проворные маленькие лапки скользнули по моему горлу, и тут же оборвалась со звоном цепочка. Ничего страшного – починю! А сейчас надо пойти проверить, что там за шум?
Я кинул гремлина Флер и строго-настрого велел:
– Посади его в клетку и следи, чтобы он не сбежал, – у нее ведь должна найтись клетка для канареек, хотя бы ворованная.
Не затрудняя себя ответом, Флер радостно засмеялась, схватила гремлина и прижала его к себе, как любимую игрушку. Слишком поздно я заметил, что в лапках воришки сверкает, как звездочка, мой золотой медальон, в котором спрятан локон Розы. Как же ловко он сорвал цепочку у меня с шеи. Ничего страшного, отберу медальон, когда вернусь. Я не ощущал привычной тяжести на груди и от этого чувствовал, будто меня лишили сердца. Второго золотого сердца, которое я носил на виду у всех.
По дороге вниз мне оставалось только проклинать нарушителя покоя. Я бы заранее выпустил когти, чтобы отыграться на непрошеном госте, если бы не заметил край сложенного мольберта, упавшего прямо на последнюю ступень. Несколько баночек с краской перекатывались по полу и до сих пор не пролились только потому, что были хорошо закупорены.
– Марсель! – неуверенно позвал я.
Он суетился возле приоткрытой двери и собирал с порога разлетевшиеся в разные стороны кисти и альбомы.
– Какое-то животное налетело на меня в темноте, и я выронил все, что нес, – посетовал он, засовывая в незнакомую мне холщовую сумку поднятые с пола и порядком испачкавшиеся принадлежности рисования.
– Что ты здесь делаешь в такой час?
– Я заметил, что свет в окне, и решил зайти посмотреть на мадемуазель, чтобы написать ее портрет, – оправдался он, даже не поднимая на меня глаз. Сегодня он сам был на себя не похож, наверное, сказались ночи непрестанного труда и недосыпания. Одежда тоже выглядела более неряшливо, чем обычно, и шляпа съехала на лоб так, что не видно было глаз. А голос…Это определенно был приятный тенор Марселя, но выражение не то, какие-то бездушные, безразличные фразы, которых мой друг никогда бы не произнес.
– И что бы ты сказал мадемуазель? Ей бы показалось странным то, что незнакомец ломится к ней в двери посреди ночи, – я перешагнул через последнюю ступень и приблизился к нему. Лампады у меня в руках не было, но света луны, лившегося в щель двери, мне было достаточно, чтобы хорошо рассмотреть все вокруг, даже лицо гостя, полуприкрытое полями шляпы, но прежде, чем я успел подойти к нему вплотную, Марсель метнулся в темный угол, чтобы подобрать еще одну склянку, закатившуюся под комод.
– Я бы придумал, что-нибудь, – объяснил он. – Сказал бы, что я странствующий живописец и хочу погреться немного у ее камина, а в обмен за гостеприимство пообещал бы изобразить ее личико на прелестной миниатюре.
– А откуда ты узнал, что она живет здесь, разве я назвал тебе точный адрес? – я снова начал наступать на него, но, очевидно, избегая мерцания исходящего от моей кожи, Марсель нырнул поглубже во тьму.
– Твои слуги мне сказали, – после молчания проговорил он.
Что с ним сегодня? Уж не сказалось ли на его поведении дурное влияние теней? Надо было это проверить и немедленно. Я нашарил за поясом стилет, немного закатал манжету и, как бы случайно, полоснул себя лезвием по запястью. Из пореза тут же выступила кровь, яркая, отдающаяся запахом огня и железа, но глаза художника при виде ее не загорелись тем алчным блеском, каким горит взгляд теней во время охоты. Марсель не кинулся на меня с хищным криком, не прижался губами к кровоточащей ранке. Кровь, как будто, его вообще не заинтересовала, и вид медленно затягивающего новой кожицей пореза его тоже не удивил. Обычно Марсель искренне изумлялся каждый раз, когда я демонстрировал ему свою необычность.
– И как выглядели мои слуги? – настаивал я, приближаясь к нему.
Опасаясь быть загнанным в угол, он метнулся вперед, надеясь проскочить мимо меня и броситься к двери, бросив и сумку, и мольберт, но я ловко поймал его за край короткой коричневой накидки. Марсель никогда бы не стал одеваться в одежду таких неприятных, грязноватых тонов.
– Пусти! – вскрикнул пленник, и голос его уже гораздо меньше напоминал речь Марсель, чем даже за минуту до этого.
– Не пущу, Камиль! – возразил я, сдернул с него шляпу и увидел то, что и предполагал – заостренные уши и яркую рыжую шевелюру своего старого знакомого.
– Не хорошо притворяться тем, кем ты не являешься, – назидательно произнес я, протянул свободную руку чуть вверх, и в ней тут же очутилась свеча, вспыхнул огонек на фитиле. Я знал, что Камиль, как и любой никс, испытывает страх перед пламенем.
Пленный дернулся, пытаясь то ли вырваться, то ли отстраниться, как можно дальше от огня, или и то, и другое.
– Я случайно сюда зашел, – начал оправдываться он. – Я совсем не хотел притворяться твоим другом, просто надо же было мне как-то выкрутиться из такой сложной ситуации. Каждый знает, что когда столкнешься с драконом, любой выход хорош, чтобы спастись, даже притворство. А так я бы никогда не стал выдавать себе за другого, ведь ты же сам не раз объяснял, что я слишком собой горжусь.
– И причем не заслужено, – кивнул я. – Все, кто не обладают никакими достоинствами, крайне собой гордятся, чтобы хоть как-то восполнить отсутствие высоких качеств.
– Но ведь я к таким не отношусь, – Камиль попытался очаровательно улыбнуться, но я держал его слишком крепко, и это, очевидно, причиняло ему такую боль, что улыбка вышла болезненной.
– Подумать только, целый ряд невзгод не смог отучить тебя от склонности к обманам, – пожурил его я.
– Я вовсе не собирался похищать мадемуазель, – отчаянно стал возражать Камиль. – Я, правда, всего лишь хотел ее нарисовать, да и то только для того, чтобы потом показать работу тебе.
– Зачем? – насторожился я, уж слишком неестественно искренним он выглядел в этот момент.
– Как зачем? – возмутился он. – Чтобы ты понял, что я гораздо более талантлив, чем этот бродяга Марсель, которого ты взял на работу вместо меня.
– Он не бродяга.
– Он – чердачная крыса, – с ненавистью выкрикнул Камиль. – Он даже оценить не может, скольким ты хочешь его наградить. Судьба его – вечно жить на чердаке, а не блистать в избранном обществе.
– Не смей говорить о нем так, – потребовал я настолько сурово, что Камиль испугался.
– Ладно-ладно, не буду, – поспешил на свой манер извиниться он. – Только вот, стоит подумать, что этот ловкач занял то место, которое мог занять я, так слезы наворачиваются.
Камиль опустил рыжеволосую голову, понурился и даже всхлипнул бы от разочарования, если б в этот момент я не разжал хватку и не выпустил его.
Почувствовав, что свободен, никс подскочил на месте, проверил не порван ли и не прожжен кафтан в том месте, где я его держал, а потом с удивлением воззрился на меня. Слишком непривычным ему показалось такое проявление великодушия со стороны дракона.
– Иди домой…то есть к себе в театр или в лавку, не знаю, где ты предпочитаешь проводить ночи, – я вспомнил, что у Камиля нет постоянного дома, за ту территорию на которой он проживал, ему все время приходилось сражаться с конкурентами, а так же бывшими владельцами тех зданий, где он развивал свою бурную деятельностью. Любая крыша над его головой очень быстро становилась непрочной, поскольку до этого либо принадлежала другим, либо очень долго оставалась неоплаченной.
– А ты не хочешь отвести меня к даме, а потом в резиденцию фей, – заискивающе попросил Камиль. – Я ведь тоже умею писать портреты, только дай мне возможность доказать свои способности, а там я тебя не подведу, докажу, что я во стократ лучше, чем твой чердачный живописец.
– Ты уже не раз подводил каждого, на кого служил, – вполне резонно возразил я. – Даже если сейчас ты искренне уверен, что меня не предашь, это еще не значит, что через неделю – другую преданность императорской короне тебе не наскучит, и ты не захочешь плести против работодателя интриги.
– Разве Марсель другой? – от ярости Камиль подскочил чуть ли не под потолок, проворный и легкий, он двигался и летал так, что казался совсем невесомым. – Люди склонны к предательству больше, чем мы.
– Марсель на них не похож, точно так же, как ты не похож на своих более честных собратьев, – с уверенностью заявил я. – Лучше не трать время зря, а сходи к Перси, он подсчитает, сколько налогов ты задолжал короне за последние несколько лет.
Камиль сжал бы кулаки, если б по моему приказу в его руках не очутилась вся та поклажа, которую он разронял по разным углам. Напоминание о неуплаченных податях всегда выводили его из себя. Ему никогда не хотелось выплачивать дань, зато он всегда был не прочь прикарманить имущество других.
– И это благодарность за все, что я для тебя сделал? – Камиль уже не впервые начал припоминать те времена, когда я учился колдовству в заточении, а он скакал вокруг решеток и всячески мне мешал.
– Как же все те книги, вещи, манускрипты, которые я для тебя разыскивал, а мои вечерние концерты… – он сильно преувеличивал и многое истолковывал по-своему. Я запомнил все в гораздо более мрачных тонах.
– Ах, Эдвин, разве ты не помнишь, как я старался играть для тебя на арфе и заступаться за тебя перед князем, даже перед княжной. Я всегда ей говорил, что ты образец…
– У тебя, наверное, плохо с памятью, – совершенно безразлично заметил я, хотя воспоминания оказались довольно болезненными. – И кстати, при посторонних не смей обращаться ко мне так фамильярно, как сейчас. Для тебя я император, а не друг.
– Но ведь был же когда-то другом, – яростно запротестовал Камиль.
– Никогда не был, – непререкаемым тоном поправил я. – Так, что иди лучше к тем отребьям общества, которые зовут тебя приятелем и собутыльником, и не нарывайся на мой гнев.
Не дожидаясь возражений, я оставил его одного. Камиль так и стоял еще пару минут, сжимая сумку в одной руке и мольберт в другой. Если бы его пальцы не были заняты ношей, то он бы, наверняка, вонзил когти в первый подвернувшийся предмет.
Хорошо же он научился гримироваться за время, проведенное на театральных подмостках и в прочей богемной среде. Вначале даже мне с трудом удалось отличить его от Марселя. Если бы кудри Камиля не оставались рыжими, то перевоплощение было бы полным.
– Ты посадила в клетку этого маленького мерзавца? – с порога спросил я у Флер.
Гремлина в комнате заметно не было, зато моя подруга сидела на постели и тщательно осматривала собственные локти.
– Он исцарапал меня и убежал, – объяснила Флер и протянула руки вперед, чтобы показать широкие алые полосы от царапин. Коготки гремлина были слишком узкими и не смогли бы оставить таких крупных следов. Скорее всего, Флер сама же себя и расцарапала, а зверька отпустила, потому что испугалась, что я причиню ему вред. Вот добрая душа! Пожалеет любого крысенка. Я сразу изобличил обман, но вида не подал.
– А его точно здесь больше нет? – я старательно принюхивался к воздуху, пытаясь уловить запах шерсти гремлина, но улавливал только аромат духов Флер, смешанный со смертью. Я уже забыл про крест на ее ладони, но сейчас ясно ощутил, что смерть стоит где-то рядом, возможно, уже склоняется над девушкой и нежно гладит ее помеченную ладонь, ведь алый крест – это знак, который выдает принадлежность Флер к другому миру. Может быть, она уже одной ногой на том свете, нет, смысла спорить с ней и лишний раз ее расстраивать. Мне стало так жаль мою прелестную коломбину, что я почти забыл о сбежавшем гремлине и о желании достать беглеца хоть из – под земли, чтобы он отвел меня к склепу и к Розе.
– Он, точно, убежал, – повторила Флер и даже заглянула под кровать. – Видишь, его нигде нет, можешь даже проверить в шкафу, если хочешь.
– Не стоит, – если беглец и прятался где-то поблизости, то, скорее всего, в сточной канаве или в канализации, а не среди вороха атласных и бархатных нарядов.
– Скорее всего, он уже на улице, в безопасности от меня, – счел своим долгом пояснить я, чтобы Флер не переживала за приглянувшегося ей зверька.
– Он такой маленький, – запричитала она. – Что если на улице он умрет от голода?
Я хотел сказать, что так ему будет и надо за его мошенничество, но решил не пугать Флер.
– Не умрет. У него есть хозяева, правда, довольно беспечные, – начистоту признался я.
– Раз он им не нужен, давай поймаем его и оставим себе, – с загоревшимися от восторга глазами предложила девушка.
– Ты предлагаешь сейчас же идти на улицу и разыскивать его по всему Рошену?
– А для тебя разве составит труд его поймать? – Флер искренне изумилась. – Первый же раз ты сумел где-то его отловить и принести ко мне.
Я решил умолчать о том, что нашел гремлина в ее же комнате, иначе Флер ударилась бы в истерику по поводу того, что упустила свою удачу – не смогла отыскать зверька первой.
– Поймать-то его я смогу, но что если он не захочет жить с нами. Ведь хоть его хозяева и безответственные, но он к ним уже привык, любит их, даже крадет вещи, чтобы оттащить к ним. В нас с тобой он признает только чужаков, а не господ и попросту зачахнет, – я попробовал сыграть на жалость, и это удалось. Флер тяжело вздохнула, но все-таки согласилась с тем, что я прав.
– Жаль, конечно, ведь я бы его накормила, – девушка отложила одно пирожное в салфетку, будто, и вправду, надеялась, что гремлин еще вернется к ней за подачкой.
Еды на столе стало еще больше, чем было до этого. Очевидно, Перси расстарался и пополнил наши съестные запасы во второй раз. Скорее всего, он неуловимо и быстро успел побывать в пекарне и кондитерской, и притащить к нам все, что ему понравилось. Я настаивал на том, чтобы мои подданные каждый раз оставляли золотые монеты на месте той вещи, которую забирают из закрытой на ночь лавки, но Перси почему-то решил, что на него этот указ не распространяется. К тому же, он считал, что пропажа будет выглядеть естественнее, чем золото, оставленное на ее месте. Я был уверен, что и в этот раз он не потрудился расплатиться.
Жжение огня в теле стало сильнее. Желудок свело от голода, но есть я не мог. Пища, которая подходила Флер, для меня стала совершенно непригодна. Обычно я утолял голод мясом только что задранной лани, зебры или антилопы и очень редко человеческим. Но сейчас лететь в лес, сидеть на суку дерева и ждать, пока можно будет ринуться на пробегающего внизу оленя, мне вовсе не хотелось. Не было желания охотиться, раздирать чье-то горло и приникать к ране. Этот голод был очень некстати. Жажда крови, как будто, вообще исходила не от меня самого, а от того чудовища, которое закопошилось внутри, алчно стало требовать казней и свободы для спертого в органах огня. Я потянулся к груди в поисках медальона, но не нащупал его. Мой чудодейственный золотой амулет остался в лапках гремлина. Значит, все равно придется идти на улицу и вылавливать эту нахальную зверюгу.
Только я хотел попрощаться и выскользнуть за дверь, как заметил, что Флер мерит перед зеркалом какое-то украшение, и, как это ни странно, узнал свой медальон.
– Он мне идет, правда? – Флер повернулась ко мне и кокетливо улыбнулась, чтобы я смог рассмотреть, как сверкает на ее шее овал из червонного золота, испещренного магическими рунами.
– Ты отняла его у того зверька? – я почувствовал, что задыхаюсь. Мне срочно надо было надеть эту вещицу на шею, чтобы удержать ярость и не спалить все, что меня окружает. Скорее снимай его, глупышка, иначе следующее мое дыхание может стать огненным, хотел крикнуть я Флер, но сдержался, хоть это и стоило мне трудов. На лбу выступила испарина, дыхание затруднилось, казалось, вот-вот из ноздрей хлынет кровь или огонь. Давай же, Флер, мысленно умолял я, иначе мой следующий вздох может опалить твое личико пламенем.
– Зверек сам его бросил, когда убегал, – беспечно пояснила Флер. – Наверное, ноша оказалась слишком тяжелой, чтобы с ней бежать, а, может, у него в тайнике припрятано множество таких вещиц. Думаешь, он, как сорока, тащит к себе, в спрятанное в подвале гнездышко, все, что может стащить?
Еще секунда, и она, наверное, с радостью предложит выследить зверька, когда тот, будет лезть к себе, в подвальное гнездо, и тут же его обобрать. Флер любовно поглаживала крышечку медальона у себя на шее и, по всей вероятности, считала его чудесным приобретением, а мне тем временем становилось совсем плохо. Еще чуть-чуть, и я не смогу больше контролировать себя. Тогда приобретение Флер станет для нее роковым и, возможно, для всего спаленного квартала.
– Отдай его мне, и я принесу тебе что-нибудь более изящное, – я взял себя в руки, строго велел всем своим отрицательным качествам ненадолго уснуть и полез в карман за брошью. Подарок теперь должен был стать выкупом, но броши в кармане уже не оказалось. Неужели гремлин стащил и ее. Я не сразу обратил внимание на мохнатое, безобразное существо, которое сидело под столом и пробовало на зуб крупный сапфир. Должно быть, это был тот самый хвостатый проныра, который до этого воровал со стола. Теперь он хотел разгрызть и камень, и изысканную огранку, как орех, но брошь, явно, была ему не по зубам. Наконец, он, недовольно фыркнув, запустил тяжелой вещицей в какого-то своего приятеля, который вылез из щели внизу стены и принялся лазить по полу, очевидно, тоже в поисках наживы.
Я нагнулся, ловко поймал брошенную брошь и протянул ее девушке.
– Возьми ее взамен медальона, – предложил я, но Флер только обиженно хмыкнула и с самым невинным видом произнесла:
– Это брошь и так была моей. Я не стану выменивать то, что и так мне принадлежит.
Тогда я разжал кулак и предложил Флер горстку самоцветных бус, появившихся на ладони, но и они ее не впечатлили.
– Эта вещица нравится мне куда больше, – девушка нежно коснулась медальона, было видно, что она не расстанется с ним и за сундук, полный сокровищ.
– Флер, будь благоразумна, – попросил я, стараясь даже не дышать в ее сторону, чтобы огненная струя, которая подступала к горлу, не опалила ее.
– Ты меня совсем не любишь, иначе не стал бы об этом просить! – рассердившись, крикнула Флер.
А почему ты решила, что я должен тебя любить, хотел спросить я, но удержался от колкости.
– Забирай! – Флер сорвала с шеи цепочку с медальоном и швырнула мне. – И больше не смей ко мне возвращаться!
– Ну и не вернусь! – я подхватил амулет, перешагнул порог и хотел громко хлопнуть дверью, но обнаружил, что мои карманы тоже очищены от вещей. В который раз уже я теряю бдительность и остаюсь без кошелька. Ну, ладно, деньги для меня еще не пропажа, о которой стоит переживать, но было кое-что поценнее монет, чего я снова лишился – мой блокнот со стихами. Я всегда носил его и перо с собой, но теперь в карманах не нашлось ни того, ни другого. Перо, которое записывало фразы, само не было волшебным, колдовской силой наделял его я сам, и ни Флер, ни бесовскому отродью, окружавшему ее дом, этот фокус бы не удался, так, что на этот счет можно было не переживать. Одной капельки засохших чернил им бы тоже вряд ли хватило, чтобы перепачкать весь блокнот, об этом я тоже мог не беспокоиться, но даже одна мысль о том, что посторонний, бесчувственный человек прочтет мои душевные излияния, приводила меня в ярость.
