Текст книги "Притворщики (СИ)"
Автор книги: Наталия Шитова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Валерий Петрович?
Низкий мужской голос не показался Валерию знакомым.
– Я слушаю. Представьтесь.
– Георгий Гарон, – отозвался собеседник.
– И что вы хотите? – спросил Валерий, стараясь, чтобы его голос звучал твердо и спокойно. А сердце сразу же часто забилось. Хренов барометр… Не обманешь.
– Хочу задать несколько вопросов. Вы уже осознали серьезность положения вашей фирмы?
Валерий промолчал.
– Ясно. Вижу, что осознали.
– Я верну кредит. Залог вам не достанется. Можете не волноваться.
– О, нет, я не волнуюсь. Да и что о нем волноваться, о презренном металле. Деньги приходят и уходят, это их природа. Будем живы – наживем… Не так ли? Кроме денег, вы и без того давно и прилично задолжали мне.
– Суд состоялся, и я больше это не обсуждаю. Зачем вы позвонили? Вам вечерами не с кем поговорить за жизнь? – грубовато перебил его Валерий. И тут же понял, насколько цинично прозвучали эти слова.
– Да, поговорить мне не с кем. И ты даже знаешь, по чьей вине. Ты наглец и мерзавец, Казьмин, – с холодной яростью отозвалась трубка. – Я такого не забываю.
– Не надо мне угрожать.
– Я не угрожаю. Я серьезный человек, не беспредельщик. Будь иначе – твой щенок после суда и нескольких дней бы не прожил. Но я ничего не забываю.
Раздались короткие гудки. Валерий беззвучно выругался и повесил трубку. В самом деле, дурочку свалял. Гнуться перед Гароном было ни к чему, но и зарываться не стоило.
Валерий уселся в высокое кресло, откинулся на спину, тяжело перевел дыхание. Ничего теперь не поделаешь. Сам виноват. Надо быть умнее.
По его тапкам в приступе благодарности прошелся кот, отираясь головой по ногам.
– Иди сюда, Маркизка…
Кот охотно запрыгнул на колени к хозяину и затоптался по кругу, устраиваясь.
– Иди, дружище, полечи меня, – Валерий подтащил кота повыше, закинул его передние лапы себе на плечо. Маркиз не возражал. Он громко замурчал, вытягиваясь пулеметной лентой поперек груди Валерия. Поглаживая кота, чувствуя на себе горячую тяжесть, Валерий постепенно успокоился, словно весь негатив куда-то отодвинулся на время. Несильная, но настойчивая боль в груди поутихла, перестала отдаваться в плечо.
Свет автомобильных фар скользнул по окнам, и снова стало темно. Илья припарковал Мерседес на свое обычное место. Повернулся ключ в замке.
– Почему так долго?
– Так получилось, – проворчал Илья.
Он разделся, подошел к креслу, машинально почесал за ухом Маркиза, потом взял его на руки и осторожно опустил на пол. Кот недовольно муркнул и не спеша отправился прочь.
– Валера, я машину стукнул.
– Поздравляю. И об кого?
– Ни об кого. Меня подрезали. В кювет неудачно съехал.
– И сильно повредил?
– Нет, не очень. Баксов на триста.
– Протокол составляли?
– Нет.
– Тогда ремонт за твой счет, – постановил Валерий.
– Да и пожалуйста, – процедил Илья. – Пошли ужин готовить. Я пельменей купил. Жрать охота до смерти.
Валерий нехотя выбрался из кресла. Когда он появился на кухне, вернее в той части необъятного холла, которая была отведена под кухню, Илья уже суетился, кипятил воду в кастрюле, расставлял тарелки, резал хлеб. Валерий присел у стола и молча наблюдал за братом. Даже аппетитный запах, поплывший в кухне после того, как пельмени оказались в кипятке, не взбодрил его. Илья тоже молчал. Разложив пельмени по тарелкам, он сел напротив и принялся за еду. Оба сосредоточенно жевали, Илья – энергично, Валерий – равнодушно.
– Слушай…
– Знаешь…
Они заговорили одновременно и тут же замолчали. Валерий взглянул на озабоченную физиономию брата и невесело усмехнулся:
– По-моему, нам обоим есть, что сказать.
В детстве они частенько угрюмо молчали, когда оба никак не могли решиться заговорить о чем-то. А потом по очереди делали свои неприятные сообщения: младший о единице за сочинение, а старший о том, что он идет в кино не с братом, а с девушкой.
– Ну, и кому первому колоться?
– Давай ты, – серьезно сказал Илья.
– Мне Гарон сюда звонил.
– Ого, – присвистнул Илья. – Зачем?
– Честно говоря, я не понял. Вместо того, чтобы выяснить это, я ему нахамил, и не думаю, что это сильно упростит мое нынешнее положение…
– Молодец, – язвительно покачал головой Илья. – А еще меня выдержке учишь.
– Теперь ты колись.
Илья нахмурился, отвел взгляд.
– Не подрезали меня. Нарочно в кювет спихнули. Когда я Крымову из Пулкова вез.
Валерий отодвинул тарелку. Аппетита и так особо не было, теперь он и вовсе улетучился.
– Как она, цела?
– Немного руку зашибла, вроде бы несильно.
– А ты?
– А мне что? Я за руль держался. Успокойся, все живы, машина на ходу. Чуть выправить, чуть подкрасить…
– Да к чертям собачьим машину… Кто это был?
Илья пожал плечами:
– Классика жанра. Здоровенный джипяра с тонированными стеклами и номером, заляпанным грязью. Одним словом, Голливуд.
– Хорош Голливуд, – вздохнул Валерий.
– Ты ешь и не переживай. Если бы не вмятины да царапины, не сказал бы я тебе ничего. Ты бы и не узнал.
– Ха, не узнал бы. За дурака держишь?.. Кто же это мог быть? Неужели Гарон?
– Да ну, оно ему надо? Таким-то идиотским способом… – лениво возразил Илья и снова принялся за ужин. – Отомстить мне он мог уже сто раз, скромнее и эффективнее. Думаю, это просто хулиганье какое-то было.
– Да, Илюха, неудачный сегодня день.
– Среда, что ты хочешь… – Илья с улыбкой пожал плечами.
Валерий тоже не смог удержаться от улыбки. Да, среда была с детства проклятьем для обоих братьев. Конечно, неприятности случались порой и во все остальные дни недели. Но в среду обязательно происходило что-нибудь неприятное, а иногда и трагическое. И ничего нельзя было поделать с этим проклятьем. Что-нибудь в среду непременно случалось, хоть бы какой-нибудь пустячок: разбитые тарелки, вспышки ангины, двойки, некрасивые ссоры, поломки аппаратуры… Всякая ерунда. Или не ерунда, о которой Валерий не любил вспоминать, будучи от природы человеком излишне впечатлительным. Когда среда становилась кошмаром, братья, как заклинанье повторяли смешную песенку какого-то безвестного ВИА восьмидесятых. «Если чью-нибудь печаль унести не смогут вдаль воскресенье, понедельник, вторник и среда…»
– Обязательно в четверг будет счастлив человек… – проговорил Валерий.
– Да и пятница с субботой есть всегда… – закончил Илья без особого энтузиазма. – Валера, ты не волнуйся, я буду осторожен. И ешь, наконец! Надо мне очень упреки твоего врача выслушивать… Все мыслимые режимы нарушаешь.
* * *
Полина с утра не могла сосредоточиться. То и дело она, поднимая голову от стола, ловила на себе внимательный взгляд Вани Смирнова. Он ни разу не заговорил с ней после визита в «Ривьеру». Правда, ему и некогда было. На следующий день после «Ривьеры» Полина навестила второго из ненадежных партнеров – внешнеторговую фирму «Эдельвейс». Само собой, после детального разговора с руководством и выставлением взаимных претензий, Полина не удержалась от того, чтобы выяснить, а не оказал ли Иван и там «любезность» по дополнительному распространению «Толмача». Персонал «Эдельвейса» оказался не таким болтливым, да и незаконно установленных программ Полина не заметила.
Улучив момент, когда Кочкин отправился на перекур, а Лизочка упорхнула на сбор очередной порции свежих новостей, Ваня повернулся к Полине.
– Ну что, Полина, чем там, в «Ривьере» закончилось?
– Я снесла лишние программы. Оставила «Толмача» на компьютере менеджера по рекламе, того парня, который больше всего пользуется им. Взяла с директора слово, что на следующей неделе менеджер выдаст подробный отчет с перечислением всех отмеченных недостатков. Парень не очень хочет этим заниматься, но его директор совсем не желает судиться. Если же к следующей среде отчет «Ривьеры» ко мне не поступит, придется сдавать их Казьмину для скандала…
– Полина, а в «Эдельвейсе»?
– Хочешь знать, нашла ли я и там следы твоей благотворительности? Не нашла.
Ванька насупился:
– Да их там и нету…
– И нечего обижаться. Одного раза бывает вполне достаточно, чтобы навсегда потерять доверие.
– Значит, твое доверие я уже потерял?
– Пусть Рубин тебе доверяет. Я не обязана, Ванька.
Иван слегка смутился, покраснел и хотел что-то сказать, но в кабинете появился Кочкин, а следом за ним влетела Лиза, вся взбудораженная и сильно расстроенная.
– А вы знаете, – с порога воскликнула Лиза, – премии за сентябрь не будет!
– Почему? – огорчился Кочкин.
– Почему пока не знаю. Но не будет точно, – повторила Лиза. – Если хотите, спросите Казьмина… Ему как раз время забежать на огонек.
– И не вздумайте даже приставать к генеральному с ерундой. У Рубина спросим, – строго сказал Кочкин.
Казьмин не замедлил появиться. Он не пошел сразу к Рубину, а поздоровался и подсел к Полине.
– Как ваша рука? – озабоченно спросил он.
– Рука? – удивилась Полина.
– Ну да. Как вы себя чувствуете после происшествия в среду?
– Ах, вот вы о чем… Ничего страшного, все прошло.
– Слава Богу. Мне бы не хотелось, чтобы мои сотрудники получали травмы на работе. Как прошла инспекция нерадивых бета-тестеров?
– Пока есть шанс не доводить дело до суда и при этом получить отдачу. Через неделю скажу точно.
– Хорошо, работайте. Держите меня в курсе.
Казьмин встал, взглянул на Кочкина и проговорил:
– Максим, зайди-ка к Рубину, есть разговор.
Кочкин с готовностью поднялся.
Рассевшись вокруг стола в аквариуме, Казьмин, Рубин и Кочкин начали очередное совещание.
– Это уже даже не привычка. Это традиция, – прокомментировала Лиза.
– Что «это»?
– Визиты Казьмина. Это уже напрягает, – Лиза тяжело вздохнула.
– Поменьше думай об этом, легче будет, – посоветовала Полина.
– Да, ты права. Но не всем удается не замечать Казьмина. Поражаюсь тебе. Наши женщины давно оставили надежду привлечь его внимание. А ты даже не улыбнешься ему, бедному… Пропал наш генеральный. Совсем пропал.
– Лизка, прекращай! – вдруг возмутился Иван.
– Кому Лизка, а кому Елизавета Михална! – зашипела Лиза.
– Ребята, перестаньте, – строго сказала Полина.
Шуточки Елизаветы ее не трогали, заступничество Ваньки тоже.
* * *
– … Такова ситуация, ребята, – закончил Валерий и посмотрел на притихших коллег. – Мы вместе что только не пережили. Два раза начинали практически с нуля. Поэтому я не могу скрывать от вас наше положение… Возможно, начинать с нуля придется еще раз.
Кочкин задумчиво поглаживал подбородок, Рубин терзал свой «паркер», грозя отломить у него золоченую клипсу.
– Мда, неважнецкие дела, – проговорил Кочкин.
– Если к концу октября «Гепард» не вернет кредит, то в скором времени фактически перестанет существовать, – отчеканил Валерий.
– Ну ладно, допустим, перекредитоваться в Канэкс-банке не вышло, – задумчиво начал Рубин. – Но в Питере еще полно банков.
– Несколько банков, из тех, кто оформляет кредиты достаточно оперативно, отказали ввиду неубедительности предложенного залога, – усмехнулся Валерий. – Ну а что, они правы. Недвижимости у нас на балансе нет, товарных запасов тоже. То, что еще можем предложить, их не интересует… Хуже всего, что мне даже время не выиграть. С одним траншем мы уже попали на санкции, если до срока все не вернем, они заберут залог.
– Да банки годами резину тянут… – пожал плечами Кочкин. – Что-то я не слышал о таких случаях, когда так прямо на следующий день пришли и все отобрали.
Друзья не были в курсе деталей его отношений с Гароном, и посвящать их Валерий не собирался.
– Можете мне поверить на слово, – твердо сказал он. – Эти ребята с арбитражем тянуть не будут. Мы можем лишиться практически всех доходов в считанные недели.
– Персонал уже в курсе, что не будет премии, – задумчиво проговорил Кочкин. – Но они еще не знают, почему… Грустно все это… Прознают – разбегутся. Жалко…
– Макс, не беги впереди паровоза! – строго сказал Рубин.
– Да какой уж тут паровоз, – скривился Кочкин. – Валера правильно сказал. Недвижимости у нас нет, товаров нет. Только мозги. Рубин, у нас с тобой отличные мозги. Только их никто в залог не возьмет… Жалко. Черт, как жалко-то…
– Максим, наплакаться успеем еще, подожди ныть, – Рубин раздраженно оборвал Кочкина и внимательно взглянул Валерию в глаза. – Ты ведь знаешь, Валера, у нас лучшие разработчики и программеры в городе. Но бесплатно они работать не будут. Не обязаны и не будут.
– Тимофей, ты меня хорошо слушал? Первое, что я сказал: возможно, придется еще раз начинать с нуля, – горько повторил Валерий.
– Это мы поняли, – протянул Кочкин. – И все, и не надо разжевывать. Давай лучше по существу. Что мы еще можем сделать? Сколько у нас времени осталось?
Валерий всегда с теплотой относился к своим коллегам. Но только немногих он мог назвать друзьями. Кочкин и Рубин были проверенными друзьями. Фраза «Сколько у нас времени?» только подтвердила это.
Но обнадежить друзей Валерию было особо нечем:
– Найти деньги – вот единственный выход. Я сдаваться не собираюсь, сделаю все, что смогу. Но нет гарантии, что найдутся желающие оказать мне срочную финансовую помощь в таких значительных размерах.
Рубин и Кочкин переглянулись. Кочкин в раздражении махнул рукой, и Рубин решил говорить сам.
– Валера, а ты не думал продать «Толмача»?
Валерий с досадой замотал головой:
– Тим, ну что ты, право… Прога сырая еще. Да даже если выпустить ее на рынок прямо сейчас, мы еще долго не получим отдачи, если вообще не отпугнем потребителя…
Рубин напрягся:
– Валера, я не об этом говорю. Продать можно алгоритм-модели языков. Это купят быстро и дорого.
Предложение ошарашило Валерия.
– Ты что, Тим, с ума сошел? Два года труда просто взять и выбросить?
– Не выбросить. Продать, – с нажимом пояснил Рубин. – Я знаю несколько корпораций на западе, которые хоть завтра выложат твердую валюту за логический скелет нашего «Толмача». Да и здесь желающие найдутся.
Кочкин, нервно хрустя пальцами, все же встрял:
– Тим, ну как можно ему такое предлагать?! Ты ж ему предлагаешь душу вынуть и черт знает кому отдать…
– Не он один душу вложил, мы все вложили в «Толмача» и время, и силы… Но если ситуация безвыходная, чем-то надо жертвовать! – возразил Рубин. – Валерка, подумай об этом… А впрочем, ты здесь хозяин.
О том, что он тут хозяин, за последние дни ему не напомнил только ленивый. Обсуждать продажу «Толмача» Валерий не собирался. Он встал, давая понять, что разговор окончен, посмотрел на друзей.
– Валера, – вздохнул Рубин. – В любом случае мы на твоей стороне.
– Я знаю, Тим. Еще поборемся. Спасибо, ребята.
Валерий вышел из аквариума, не прислушиваясь к тому, о чем сразу же заговорили между собой Рубин и Кочкин.
Он не привык уповать на везение. Кто знает, может быть поэтому ему и не везло. Валерий никогда не рассчитывал на удачное стечение обстоятельств. Обстоятельства приходилось преодолевать. Он не верил в талисманы, не загадывал… Сейчас, когда все плохо и неоткуда ждать помощи, на удачу рассчитывать еще более глупо, чем обычно.
Валерий остановился и молча смотрел на Полину. Она быстро стучала по клавишам, почти не глядя на клавиатуру. Четкий тонкий женский профиль. Маленькие руки так быстро летают над кнопками… Она не замечает, что он смотрит на нее? Или делает вид, что не замечает? Если делает вид, то у нее завидная, совсем не женская выдержка. А если не замечает, тогда… Тогда, Казьмин, перспективы твои плачевны.
Как жаль, что она появилась в его жизни только сейчас. Как жаль, что она его подчиненная. Жаль, что он не может просто так подойти, поговорить о том, о сем, выведать о том, что его волнует все это время… Он не может ничего, только издалека смотреть, задавать глупые ничего не значащие вопросы «по работе». Послушает Полина эти вопросы еще немного и будет уверена, что директор фирмы полный недоумок. Кажется, и так уже все вокруг думают, что он просто так ходит, суется со всякой ерундой, куда не просят, и от нечего делать устраивает переполох среди сотрудников.
Полина подняла голову и взглянула на Валерия.
– Что-то случилось? – спросила она.
– Нет-нет. Все в порядке.
Убедившись, что вокруг нет никого, кто мог бы его услышать, Валерий решился, наконец, сделать то, что он собирался с того самого момента, когда увидел ее у барной стойки в кафе:
– Скажите, Полина, завтра утром вы очень заняты?
Она нахмурилась, словно вспоминая, что же у нее там запланировано на субботнее утро. Потом пожала плечами:
– Нет, не очень. Кажется, у меня нет особых планов. А что случилось? Надо выйти на работу?
– В Царскосельском парке уже кончилась золотая осень, но там все еще чудесно. И я приглашаю вас на прогулку. Один ваш отказ я переварил. Надеюсь, моя вторая попытка будет удачнее первой.
Она рассеянно моргнула, потом ответила:
– Почему бы и нет?
Валерий был почти уверен, что она и на этот раз как-нибудь ловко увернется от его предложения. Поэтому он даже не поверил сначала.
– Отлично! – он не смог сдержать радостной улыбки. – Машина будет подана в девять. Дунайский, двадцать четыре, я правильно помню?
– Абсолютно.
– Тогда договорились. До завтра!
Она кивнула и повернулась к своему монитору.
Валерий вышел в коридор.
Он уже давно не строил далеко идущих планов. Но все еще льстил себе надеждой, что может немного помечтать. Именно сейчас.
* * *
– Вот где-нибудь здесь мы остановимся, и дальше пойдем пешком… – Казьмин медленно вел машину по старым царскосельским улицам.
Когда вчера Казьмин сказал, что машина будет подана в девять, Полина почему-то была уверена, что за ней пришлют Власова. Однако Казьмин приехал сам, не на офисном черном мерсе, а за рулем двухместного вишневого малыша с забавными круглыми фарами. Одет Валерий Петрович был в самый раз для загородной прогулки: в джинсах, спортивной куртке, легких кроссовках. Но несмотря на неофициальную обстановку Казьмин был так же внимателен и безупречно галантен.
Субботним октябрьским утром на шоссе было не так много машин, и до Пушкина домчали очень быстро.
Казьмин водил совсем иначе, чем Власов. Поразить воображение Полины крутизной машины было практически невозможно. Матчасть не была ее сильным местом. Но имелась у Полины такая смешная привычка: наблюдать за тем, как мужчины держатся за рулем. Власов управлял автомобилем так же, как говорил: четко, выверено, лаконично и резко. Казьмин действовал неторопливо, немного даже лениво, плавно, степенно. Припарковавшись у тротуара, Казьмин вынул телефон.
– Илюша, будь другом, забери машину с Магазейной… Нет, все нормально. Я прогуляюсь…
Убирая телефон в карман, он весело улыбнулся Полине:
– Ну вот и порядок. Теперь пойдемте.
Казьмин вылез из машины, обошел ее, открыл дверь, помог Полине выбраться. Чуть слышно пискнул центральный замок, и Казьмин, слегка придерживая Полину под руку, повел ее ко входу в парк.
– Мне больше нравится дикая часть парка, а вам?
– Не знаю, – Полина пожала плечами, – Если честно, я редко бываю здесь.
Правду сказать, Полина бывала в Пушкине считанные разы. Царскосельские красоты не то чтобы оставляли ее равнодушной… А впрочем, что уж тут – действительно, Полина совсем не горела желанием снова и снова лицезреть знаменитые пригородные достопримечательности. Ей вполне хватало рекламных снимков на календарях и открытках. Тем более, что на снимках все выглядело намного внушительнее, чем наяву.
– Ага… – задумчиво протянул Казьмин. – Тогда, раз вам все равно, я покажу вам места, которые люблю сам. Только предупреждаю на всякий случай: у меня не очень обычные пристрастия в этом парке. Я люблю руины.
– Что?
– Руины, – повторил Казьмин. – Развалины. Это может показаться странным, но ничего не поделаешь: восстановленные памятники привлекают меня значительно меньше. Как вы, не будете против, если я потаскаю вас по всяким историческим развалюхам?
– А почему бы и нет? – охотно согласилась Полина. Из поставленной Власовым задачи позволить Казьмину всё самой легкой частью было позволить ему таскать себя по руинам.
Они медленно шли по узкой извилистой аллее. Хотя эту тропу только с натяжкой можно было назвать аллеей. Давно запущенная, со свисающими прямо под ноги ветвями придорожных кустов, тропа вела к обшарпанному грязно-желтому фасаду когда-то, видимо, величественного строения…
– Многие сюда предпочитают не заглядывать, – говорил Казьмин, пока Полина рассеяно осматривала нескончаемую стену, вдоль которой они шли. – Людям кажется это неинтересным, неприглядным, отталкивающим. В чем-то они правы. Я тоже не поведу вас внутрь. Чего там только нет: проломы, прогнившие балки, мусор… Но достаточно просто пройти мимо, и уже можно понять, что эти стены многое слышали, видели, многое знают. И замазать все это свежей штукатуркой, заменить перекрытия и повесить замки на новые железные двери – это не меньшее варварство, чем то, что дворец довели до такого состояния. Реставрация, если она когда-нибудь грянет, будет самым настоящим насилием…
– Любопытно, – усмехнулась Полина.
– Да, разумеется… А вот скажите, Полина, вы были в Литве, в Тракае?
– Нет, не довелось. Но тракайский замок я представляю. Читала статью в журнале. С картинками, – усмехнулась Полина.
– Вот то-то и оно, что с картинками, – как-то очень невесело отозвался Казьмин. – Я был в Тракае три раза. Впервые это случилось в восьмидесятых. Тогда литовцы только мечтали о реставрации замка. Казармы гарнизона были наполовину разрушены, башенки на замковых стенах в руинах… Но какое же сильное впечатление все это производило! Машина времени – детская игрушка в сравнении с тем, что делали с человеком эти стены… Потом, лет через пять, я побывал в Тракае еще раз. Там заканчивали надстраивать башенки, а казармы были в строительных лесах. Вы не поверите, Полина, но такая мелочь может испортить настроение… Я долго бродил по мостам, галереям, по музейным залам, и мне казалось, что стены вопили: «Не трогайте нас! Мы еще столько можем вам рассказать!» Тогда я дал себе слово, что больше в Тракай не поеду…
– Но поехали?
– Да, так получилось. Компания, в которой я оказался, непременно хотела посмотреть замок. И я не устоял, – грустно покачал головой Казьмин. – Я, помню, чуть не плакал, когда увидел эти вылизанные, отстроенные заново стены, эту новую черепицу на скатах, деревянные детали, покрытые пинотексом… Я, конечно, понимаю, что лучшие кирпичные заводы Европы поставляли стройматериалы, что реставраторы перелопатили все архивы… Но знаете, Полина, это были почти мертвые стены, задохнувшиеся! Они молчали. Превратились в декорацию… Там теперь только костюмное кино снимать.
Казьмин замолчал, печально улыбаясь.
Запущенный дикий парк словно грустил вместе с ним. Многие деревья уже облетели, на кустах шиповника среди пожухлых листьев еще багровели не успевшие засохнуть ягоды. Неухоженные тропинки, протоптанные любителями одиноких прогулок сквозь редколесье, перетекали одна в другую, но «культурная» часть знаменитого парка по-прежнему оставалась где-то далеко. А здесь соседствовали умиротворенный покой и неожиданно острая печаль.
Несмотря на выглянувшее наконец солнце это было весьма холодное утро. Полина пожалела, что не надела свитер потеплее. Да и пальцы на ногах, чем дальше, тем больше подмерзали.
Казьмин, наконец, прервал затянувшееся молчание:
– А в Дрездене вы были?
– Была, давно уже, – кивнула Полина, невольно обрадовавшись, что о новом предмете разговора знает не понаслышке.
– Застали развалины в центре города?
– На десятиметровой высоте там в камнях росли березки, – улыбнулась Полина своим воспоминаниям. – И это в ста метрах от Сикстинской мадонны… Немцы говорили, что у них нет средств на восстановление.
– И хорошо, что не было, – кивнул Казьмин. – Я гулял по Дрездену в вечерних сумерках после грозы. Представьте себе: быстро бегут черные облака, в прогонах между ними – багрово-желтое закатное небо, и на этом фоне – прекрасный оперный театр, золотые статуи и… брошенные на произвол судьбы руины, пристанище местных демонов и хранилище нездешнего знания… Это было просто здорово. Говорят, теперь там многое восстановили. С тех пор я избегаю визитов в Дрезден, хотя друзья все время зовут… А в Вильянди? Полина, вы были в Вильянди?
– Я даже не знаю, где это, – призналась Полина, и ей почему-то стало стыдно.
Но Казьмин без малейшего раздражения пояснил:
– Вильянди – крошечный городишко в Эстонии, сущий медвежий угол. Когда-то там был древний замок. Он разрушен еще в незапамятные времена. Теперь это даже не развалины, просто груда камней, посыпанных песком. Туда привозят туристов, они минут десять слушают историю экскурсовода, лазают по камням и уезжают… А я ходил вокруг несколько часов, сидел на них, лежал. Даже разговаривал с ними. Мне после этого стало казаться, что я эстонский язык немного понимать стал. Камни научили. И что замечательно, вильяндийский замок уже никто не станет реставрировать. Те камни будут сочиться тайнами времен…
– Если никто не купит эту землю под застройку, – брякнула Полина и невольно испугалась болезненной гримасы Казьмина.
– Если такое произойдет, я попытаюсь ее перекупить, – твердо заявил он. Потом покачал головой. – А вы просто источаете пессимизм, Полина.
– Это не пессимизм, Валерий Петрович, – вздохнула она. – Это прагматизм.
– Ох уж мне этот прагматизм, – сурово проворчал Казьмин. – Женский прагматизм – это страшная сила. Разрушительная…
– Похоже, женский прагматизм некогда здорово вам насолил.
– Вы попали в точку, – согласился Казьмин. – Много лет назад я развелся, не выдержав натиска женской практичности.
– Печально слышать. И что же было причиной?
– Знаете, Полина, мне даже стыдно об этом рассказывать. Таким нелепым это кажется теперь.
– Так и не рассказывайте, – легко согласилась Полина.
– Боже мой, Полина, вы совсем замерзли! – вдруг воскликнул Казьмин, словно совершенно забыл о предыдущей щекотливой теме.
– Ну что вы, вовсе нет! – запротестовала она.
– Да вы продрогли! Сегодня уже по-настоящему холодно. Давайте, что ли, шагу прибавим… А я-то оседлал любимого конька и не замечаю, что вы мерзнете!
Казьмин взял Полину за руку и повел сквозь невысокий кустарник к широкой аллее. Его ладонь была теплой и сильной.
Они пошли побыстрее. Казьмин не выпускал руку Полины, время от времени легко пожимал ее пальцы и то и дело заботливо поглядывал на нее.
– Да что вы так волнуетесь? Я уже согрелась!
– Слава Богу! А то хорош бы я был! Если вы не против, я вам еще Шапель покажу. Занятное строение, а если наверх подняться, очень красивый вид…
Они подошли к обшарпанной башне, лет сто назад выкрашенной в морковный цвет. Поперек почти обвалившейся арки была натянута рваная металлическая сетка, на которой еле держалась ржавая табличка «Проход закрыт. Опасная зона». Казьмин, нимало не смущаясь, подошел к сетке, что-то подергал и отогнул.
– Прошу вас! Я пойду вперед, а вы за мной.
Полина вслед за Казьминым пролезла сквозь образовавшуюся дыру в сетке.
Наверх вели страшного вида крутые деревянные ступени, местами проломленные и разбитые чуть ли не в щепки.
– Ну что, полезем? – голос отозвался эхом.
– Я что-то не уверена, что это так просто. Тут все на честном слове.
– Я помогу. Я сотню раз это проделывал.
– А может быть не стоит? – несмело возразила Полина.
– Отчего же?
– Я слышала…
– Что вы слышали? – подозрительно уточнил Казьмин.
Полина вздохнула:
– Что физические нагрузки вам не на пользу.
Казьмин негромко рассмеялся:
– А-а, вот вы о чем! Благодарю за заботу. В моем кардиостимуляторе недавно заменили батарейку, и уж что-что, а взобраться на Шапель я еще смогу… Итак, я вперед, а вы следом за мной. Будьте осторожны.
Он принялся карабкаться по крутой лестнице. Полине ничего не оставалось, как лезть за своим неугомонным экскурсоводом.
Выбравшись на верхнюю площадку, Казьмин подал Полине руку и почти втащил ее к себе.
– Ну вот, и славно. Немного запылились, только и всего, – Казьмин часто дышал, но выглядел довольным. – Ну а теперь посмотрите вокруг.
Полина огляделась. В разрушенных оконных проемах действительно открывались шикарные виды на Екатерининский дворец, на Китайскую деревню и Большой каприз.
– Вы правы, это замечательно, – согласилась Полина.
Казьмин не ответил. Помолчав немного, он вдруг серьезно спросил:
– Откуда вы узнали о моей болезни?
– Илья рассказал.
– В самом деле? – удивился Казьмин. – Когда он только успел? Обычно он не раскрывает наши маленькие семейные тайны так легко.
– У вас очень заботливый брат.
– Да, – подтвердил Казьмин. – Мне с ним повезло куда больше, чем ему со мной.
После паузы он добавил с усмешкой:
– Ну, что ж, значит, вы особенно не удивлены моими давешними рассказами. Вы представляете, с кем имеете дело. С живой развалиной, которая испытывает странную привязанность к развалинам каменным…
– Да бросьте вы, – бодро сказала Полина. – Любовь к древним руинам – это, возможно, самая безобидная страсть на свете…
– Если бы, Полина, если бы… – Казьмин покачал головой. – Я все-таки расскажу вам… Дело это давнее. Мы были молоды, бедны и не очень счастливы. Жена сидела дома с ребенком, я заканчивал институт и пытался прокормить семью. Я наделал тогда много ошибок, но потом мне удалось сделать правильный профессиональный выбор. И наконец, однажды после года каторжного труда я получил первые «большие деньги» и взял отпуск. Мне ужасно хотелось отдохнуть по полной, дать себе расслабиться, да и просто отпраздновать удачный перелом в своей жизни. И на что я потратил деньги, как вы полагаете?
– Рискну предположить, что на руины.
– Ну, почти, – вздохнул Казьмин. – Я купил две путевки в Карпаты, для себя и жены. В программу входило посещение древних монастырей, замков и всяких исторических мест. У меня просто слюнки текли в предвкушении волшебного отдыха. Я даже предположить не мог, что жена… Короче говоря, мне было заявлено, что шататься по всяким древним дырам недосуг, потому что – а дело было в июне – нужно посадить на тещиной даче три теплицы огурцов. Я пытался объяснить жене, что себя нужно иногда баловать, что осенью, если ей и теще приспичит, я куплю им самосвал огурцов, и пусть развлекаются…
– Вы не могли перенести отпуск?
– Не мог, – грустно кивнул Казьмин. – Тогда я не был директором собственной компании. Мне было всего двадцать четыре, я работал на людей, затеявших перспективный серьезный бизнес, и поблажек там никому не давали.
– Жена не поняла этого?
– Не поняла. Путевки пришлось сдать. Мы пережили несколько невыносимых сцен, после которых она с сыном провела остаток лета у своих родителей и ко мне больше не вернулась. Через год мы развелись. Из-за огурцов. Или из-за руин. В общем, из-за нежелания уступить. А вы говорите – безобидная страсть…
Полина почувствовала, что сейчас расплачется. Без всякой причины. Чтобы Казьмин не заметил ее пляшущих губ, она подошла к самому оконному проему и отвернулась, делая вид, что разглядывает Китайскую деревню.
