Текст книги "Ты меня не забудешь (СИ)"
Автор книги: Наталия Веленская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 37 страниц)
Глава 69
Он ошибся. Фатально.
То, что Ева назвалась его девушкой это ещё был не взрыв. Настоящий взрыв случился сейчас. Мощный, разрушающий все до основания и разбрасывающих их со Снежаной по разным сторонам. Горькая правда, такая одновременно нелепая и такая ужасающая по своей сути была озвучена вслух. Егор ощущал, что пропасть, которой он так боялся, разрослась до катастрофических размеров и буквально готова была поглотить их обоих. Их отношения, их чувства друг к другу.
Их любовь.
Егор с каким-то удивлением и в то же время грустью осознал – та самое чувство, которого он так долго и упорно избегал всё-таки его настигло. Ещё недавно Егор был искренне уверен, что он просто не способен испытывать ничего подобного. Но именно Снежка смогла пробудить в нём это огромное, яркое и светлое чувство, которое так долго томилось у него внутри. А сейчас обрушилось на него таким сильным потоком, что стало трудно дышать. Потому что ему до боли захотелось произнести те самые слова.
Но он не мог. И не потому, что трусил, а потому что с какой-то обречённостью понимал, что время для подобного признания было бездарно упущено… Она просто ему не поверит. Ведь он сейчас для неё чудовище. Мерзкое, глупое, наглое и лживое чудовище. Ведь именно так Снежка сейчас на него смотрела?..
И ведь отчасти она была права – он и правда был таким совсем недавно. Он не думал об окружающих, не думал о будущем, жил одним днём, сосредоточившись исключительно на своих удовольствиях. Не задумываясь о последствиях, с лёгкостью причинял боль тем, кто его любит. Сколько раз своими выходками он мотал нервы родителям? Сколько слёз пролила из-за него мама? Сколько раз его вытягивал из передряг Ванька? Ему ведь было плевать, каково им приходилось, пока он отрывался по полной и творил откровенную дичь. Да ту же Евку он умудрился обидеть своей абсолютной слепотой и равнодушием, а ведь она, наверное, и правда что-то к нему чувствовала, раз припёрлась в лагерь...
Егор понимал: после всего, что пришлось пережить Снежане, его поступок нельзя было с лёгкостью понять или простить. Особенно если узнаешь о нём вот так – самым ужасным из всех возможных способов. Да ему и в страшном сне не могло присниться, что Снежка узнает обо всём от Евы! Но самый страшный из всех возможных кошмаров стал явью, и сейчас Егор был вынужден разгребать последствия.
От раздирающих ее изнутри эмоций Снежана не могла никак унять нервную дрожь. Будто бы и её телом и её душой полностью овладел холод, который пробрался под самую кожу и прочно обосновался где-то в области сердца. На улице было довольно жарко и душно, но летний зной полностью утратил свою власть над девушкой.
Интересно, а сможет ли она вообще хоть когда-нибудь согреться? Или этот холод, что поселился у неё в груди теперь уже с ней навсегда?
Снежка сильнее обхватила себя руками в очередной попытке взять под контроль собственные эмоции. Но с какой-то обречённостью осознала, что и попытка не увенчалась успехом. Потому что тот вихрь чувств, сотканный из боли, растерянности, гнева и горечи – он был намного сильнее её. Она дрожала как сухой осенний лист на ветру, который вот-вот оторвётся от ветки и полетит куда-то далеко, навстречу своей погибели. И Снежана чувствовала себя как этот лист – такой же потерянной и одинокой. Как будто из неё разом ушла вся жизнь. А впереди были лишь пустота и забвение.
Конечно же её состояние не могло укрыться от глаз Егора.
Невыносимо смотреть на боль любимого человека. Вдвойне невыносимо, если ты сам являешься причиной этой боли.
Чёрт! Как же ему хотелось в этот момент согреть её своим теплом. Просто подойти и сграбастать в объятия, крепко прижав к своей груди белокурую макушку, и никогда её не отпускать… Умом Егор понимал, что Снежана сейчас ему этого не позволит, но всё равно невольно потянулся к ней. Оно как-то само получилось, будто бы на уровне инстинктов – эта потребность её обнять и защитить.
– Снежк…
– Не подходи ко мне!!
Егор послушно отступил на шаг назад. Лишь бы не накалять обстановку ещё больше. Хотя куда уж больше? Как он и думал, инстинкты Снежки сработали совершенно в обратном направлении: закрыться от него и не подпускать. И смотрела она на него сейчас с такой жгучей ненавистью… Теплов и не думал, что она способна так ненавидеть. То, что происходило с ними в начале смены, все их перепалки – это оказывается, было так, ерунда. Небольшое раздражение, которое усиливалось из-за соревновательного духа. Тогда она его не ненавидела. Теперь он это знал совершенно точно.
– Я… я ничего не придумывал, – только и смог проговорить в ответ Егор, с горечью глядя на две едва заметные дорожки слез на щеках девушки.
Его любимой девушки. Его Снежки. Которой он всё-таки причинил боль…
– Да ты что?! Ты ведь специально избегал этой темы! Когда я спрашивала тебя, что ты натворил, из-за чего тебя отправили работать в лагерь – ты молчал! Или отмахивался от меня и говорил, что просто совершил одну очень большую глупость. Егор, если ты намеренно замалчиваешь правду – это тоже вранье!
– Допустим, это так, – кивнул Егор, полностью отдавая себя на суд Снежаны. Он готов был признать свою вину и понести любое наказание, лишь бы она перестала плакать… Лишь бы её цветочные глаза вновь засияли от радости, а не горели как два раскалённых угля, пылающих ненавистью и болью. – Но я не хотел тебе врать. Мне просто… мне было очень стыдно за всё то, что я натворил.
– За свою «очень большую глупость», – с горькой усмешкой добавила Вьюгина, вспоминая его недавние слова. – Егор, ты правда считаешь этот поступок просто «большой глупостью»?!
– Снежан, это не просто глупость… Это ужасно. И особенно это ужасно выглядит после того, что ты мне рассказала о своём отце…
– А до этого ты значит не задумывался, что садиться за руль пьяным это вообще ни разу не нормально?!
– Снежан, я много херни творил в своей жизни, но это был первый и последний раз, когда я позволил себе сесть за руль в нетрезвом виде, – Егор не выдержал этого пылающего ненавистью синего взгляда и опустил голову. – Я не считал свой поступок чем-то нормальным, но… настоящее осознание пришло, Снежк, уже позже. Когда я стал ближе тебя узнавать.
Нет, всё-таки как бы ему сейчас не было херово и стыдно, нужно найти в себе силы посмотреть в этот синий цветочный омут. Пускай злится, пускай ненавидит его, но главное, чтобы она видела, что он с ней абсолютно честен. И что ему нечего скрывать. Хотя бы здесь и сейчас.
– Знаешь, ты ведь такая правильная, ответственная и добрая, а я на контрасте с тобой казался себе каким-то моральным уродом. Я очень хотел тебе рассказать! Но я боялся и поэтому всё тянул и тянул с признанием. Я правда не хотел тебя обманывать, Снежк. И я бы никогда не смог тебя по-настоящему обмануть! Ты… ты пробудила во мне всё самое лучшее – все мои лучшие стороны и положительные качества…
– Лучшие стороны?! Какие? – казалось еще немного, и Снежана зайдется то ли в истеричном смехе, то ли в плаче. – Ответственность? Честность? Умение отвечать за свои поступки?!
Теплов не знал, что на это ответить. Потому что Снежка опять, как истинный правдоруб, совершенно не щадя его чувств, среди десятка хороших качеств сумела выделить именно те, с которыми дела у него обстояли очень и очень неоднозначно.
– Егор, ты хоть что-то сделал после того, как всё осознал?!
Егор молчал. Всё, что он хотел сделать, он сделать не успел. Толку-то было говорить о неосуществленных планах? Зачем искать себе какие-то оправдания? От этого он ещё больше упадет в её глазах.
– Ты хотя бы извинился перед своими родителями за то, что натворил? Или родителями ребят, которые были с тобой в машине? Перед самими ребятами?..
Егор медленно покачал головой. Про извинения для Царёва-старшего, которые его заставил сказать батя, лучше даже не вспоминать…
– И ты не понес никакого наказания? Кроме того, что у тебя отняли деньги и машину?
– Отец сослал меня в лагерь, чтобы я научился быть ответственным. И да, он всё отнял – деньги, машину, права…
– Погоди, то есть и прав тебя не лишили?! Как должно было быть по закону?! – воскликнула Снежка, а её взгляд ещё больше потемнел от гнева.
– Отец… договорился, чтобы права мне оставили.
– Договорился, это значит дал взятку?!
– Ну… да. Поэтому я особо не распространялся, чтобы у папы не было проблем. Это ведь не просто у меня было превышение скорости или неаккуратная езда, это вождение в нетрезвом виде…
– Это статья 12.8, Егор! И по ней лишают прав от полутора до двух лет!!
– Снежан, я все равно не собираюсь садиться за руль после того, что сделал. Я… я сам дал себе слово…
– Почему я должна тебе верить?! – воскликнула Снежана.
Егор не выдержал и вновь опустил глаза. Потому что, получается, он опять не мог быть перед ней абсолютно честен – за руль ему придётся сесть, но только один раз, чтобы заложить авто. Но как он мог сейчас ей об этом сказать? Я вынужден буду один раз вернутся в ряды водителей, но только, чтобы получить деньги и помочь твоей семье? А вот потом уже точно несколько лет не буду садиться за руль?! Опять оправдания, какие-то нелепые, убогие оправдания, которым она не поверит. Да она сейчас ничему не поверит, чтобы он ей не сказал.
И ведь правда, а почему она должна ему верить?
Потому что дороже неё у него никого нет в этом мире.
Потому что никогда в жизни он не испытывал такой адской боли, как сейчас – когда она смотрела на него в упор и её глаза горели ненавистью и презрением.
Потому что от одной мысли, что он никогда больше не сможет её обнять или коснуться её губ, ему хотелось умереть.
Потому что он её любит.
Но имеет ли он хоть какое-то право говорить ей сейчас о своих чувствах?..
Нет. Но и молчать Егор уже больше не мог.
– Потому что я тебя люблю.
Глава 70
Те самые слова, о которых она так мечтала.
Сердце пропустило очередной удар, а потом отчаянно забилось с новой силой.
Я тебя люблю.
А так ли это? Почему он раньше ей не говорил о своих чувствах? Почему именно сейчас, когда она уже готова поставить точку? К чему эта жалкая попытка её удержать?
Как же ей хочется, чтобы всё это было правдой! Потому что как бы не вопил голос разума, что Егору верить нельзя, сердце все равно хотело верить. А быть может и действительно верило вопреки всему. Глупое, глупое сердце, сколько же от тебя бед! Снежана призвала на помощь всё своё самообладание, рассудительность и холодность, которой сейчас в её душе скопилось с лихвой, прежде чем прокомментировать признание Егора:
– А ты и правда хороший актер. Алиска нам пересказывала твою историю с медкомиссией. Тот врач прямо в точку попал – я сейчас практически тебе поверила…
– Снежан, я тебе не вру!! – мигом вскипел Егор. Потому что слышать подобные слова от своей любимой девушки было чертовски обидно. Слова Снежаны резко полоснули по его сердцу, и первой реакцией на боль, как обычно, стал неконтролируемый гнев. Он ведь ей в любви признался, душу перед ней вывернул, а она мало того, что не ответила взаимностью, так ещё и опять его обвинила во вранье!! Да, он перед ней виноват, капец, как виноват! Но сейчас он говорил правду!
– Серьёзно?? Тогда объясни, как можно было врать человеку, которого ты любишь?
– Я боялся причинить тебе боль! Я… я боялся, что после всего, что ты узнаешь, ты просто не захочешь меня видеть!
– Вот во второй вариант я верю гораздо больше, – горько усмехнулась Снежана. Вспышки гнева от Теплова она не боялась. Её теперь вообще сложно чем-то напугать. Снежке казалось, что все самое страшное она в своей жизни уже пережила. Если хочет орать – пусть орёт. Хотя со стороны это даже забавно – видеть, как провинившаяся сторона пытается с помощью крика отстоять свою позицию и хоть как-то себя оправдать. Но после всего того, что он сделал?.. Снежана вновь окинула парня усталым, разочарованным взглядом. – Егор, у тебя было столько возможностей сказать мне правду! Да, мне было бы больно, но я бы все равно хотела узнать это от тебя! Ты ведь знал, что твое вранье причинит мне гораздо большую боль, чем правда о твоем поступке. Но всё равно ты предпочёл трусливо молчать…
– Я хотел сначала всё исправить…
– Что исправить?
– Всё, что было в моих силах… Да не важно, – обречённо махнул рукой Егор, – Это уже всё не важно.
Пускай он и не планировал отказываться от своих планов помочь её семье, но вряд ли это что-то изменит для них двоих. Если он правильно считывал её настрой – Снежана была готова вынести свой приговор. Ему и его чувствам. И ему явно не стоило надеяться на её милосердие и сострадание… Да, именно на милосердие и сострадание. Егор грустно усмехнулся своим мыслям и тому какие слова ему удалось подобрать у себя в голове.
– Уже ничего не важно, – глухо отозвалась Снежана.
– Важно то, что я тебя люблю, Снежк…
– У тебя очень странное понятие любви, Егор, – не выдержав, сказала Вьюгина. Она всё-таки решилась озвучить вслух, что так сильно разъедало её изнутри, буквально отравляло каждую её мысль, пока они вели диалог. Если конечно то, что происходило между ними можно было назвать диалогом, а не обменом бессмысленных реплик, наполненных горечью и упрёками. И слёзы, которые медленно катились по её лицу были такие же горькие, со вкусом предательства. – Она почему-то вдруг проявилась, когда тебе понадобилось загладить свою вину. Когда ты понял, что всё – это конец. А до этого ты почему-то молчал…
– Я сказал тебе то, что чувствую, – чётко, выверяя каждое слово проговорил Егор, прожигая насквозь её пылающим взглядом. – Да, я дурак, что не осознал этого раньше! Но я абсолютно честен перед тобой. Я люблю тебя! Пускай тебе сейчас на хрен не сдались ни я, ни моя любовь. Пускай ты мне не веришь и презираешь – ок. Но я знаю, что и у тебя ко мне тоже есть чувства… или по крайней мере, были. То, что происходило между нами, Снежк – это все было по-настоящему.
Как до неё достучаться? Как?? Что ему ещё сделать, чтобы она поверила?!
Егор не знал. И только с каким-то нарастающим ужасом осознавал, к чему ведет их диалог. Хотя его сердце отчаянно верило, что все ещё можно исправить. Ведь это же его Снежка… его любимая Снежка! Он просто не может её отпустить! Не может и всё! Это… это как разучиться дышать. Бессмысленно, нелепо, невозможно. Без неё невозможно. Тогда почему всё так…
Неужели это и правда конец?!
– Ты был для меня всем, Егор, – тихо проговорила Снежана, уже не пытаясь смахивать беспрерывно льющийся поток слёз. – Всем. За несколько недель ты стал для меня целым миром. С тобой мне было ничего не страшно. Я верила тебе как никому другому. Я… я очень хотела, чтобы ты стал моим первым. А сейчас… сейчас я думаю, господи, как хорошо, что у нас ничего не было! Мне теперь вообще всё равно. Да пускай это будет кто угодно, только не ты…
– Если ты хотела, сделать мне в ответ больно, поздравляю – у тебя отлично получилось, – медленно проговорил Егор. Потому что каждое слово ему сейчас давалось с огромным усилием. Просто внутри как будто что-то оборвалось. И даже стало трудно дышать, словно ему сейчас зарядили со всей дури под дых. Резкий оглушающий удар, который тут же достиг своей цели – сердце валялось в нокауте, разорванное в клочья последними словами Снежки.
– Вот как ты ещё можешь шутить в такой момент?!
– Снежан, разбитое сердце – это не повод для шутки. Мне действительно больно. Если ты не поняла, я в очередной раз сказал тебе правду. Но, наверное, правду от меня ты теперь не воспринимаешь, или просто не хочешь слышать…
– Правду? Хорошо, Егор, тогда скажи мне правду! – вскричала Вьюгина. – Зачем тебе надо было связываться со мной? У тебя есть красивая девушка за пределами лагеря. Да и здесь в «Журавлёнке» чуть ли ни каждая была готова отдаться тебе по первому требованию. Да тебе даже для этого ничего делать не пришлось – они все сами на тебя вешались! Ты ведь и пользовался своим успехом по полной программе! Егор, это же всё происходило фактически на моих глазах! Что за прикол такой – влезать в отношения со мной, чтобы потом водить меня за нос? Зачем встречаться с человеком, которому ты не доверяешь? Которому ты врал с самого начала знакомства?! Если ты действительно любишь, то ты не будешь обманывать, Егор! Никогда! Поэтому я правда не понимаю – к чему это все было?! Неужели у тебя как у Потапина взыграло самолюбие и спортивный интерес, и так хотелось стать первым? Девственниц в твоей коллекции ведь еще не было? Галочка еще не поставлена напротив этого пункта? Ты не переживай, мне больнее уже не будет, можешь говорить, как есть!
– Ты нормальная??! – взревел Егор, подходя к Снежане вплотную. Чуть сузившиеся зелёные глаза полыхали яростью. – Хочешь меня ненавидеть за мой поступок с аварией – пожалуйста! Ненавидь! Ты имеешь на это полное право! Но не надо приписывать мне всякую херню, которой я не делал и даже не думал об этом! Я не Потапин, Снежан, никогда им не был и становится таким, как он, не собираюсь!
– Тогда зачем это всё было?!
– Я не знаю, что ты от меня хочешь услышать?! Какие тебе ещё нужны пруфы[1]?! Если я говорю тебе правду, а ты упорно от неё отмахиваешься! Я просто влюбился, Снежан, представь себе, и у таких наглых и мерзких чудовищ, как я, тоже есть сердце. И они тоже способны любить, – горько усмехнулся Теплов. Ему самому уже было тошно и от себя, и от своих извинений. И к чему вообще эти его пафосные слова, жалкие и неуместные?.. Просто Егор уже совсем не фильтровал, что говорил. Да и зачем? Хуже уже не будет. Он вообще не представлял, а что может быть хуже, чем-то что происходило между ними в этот момент? – Да я не сразу это осознал. Но я всё равно не могу без тебя. Это… это какое-то безумное притяжение. И ты прекрасно понимаешь, о чём я! Потому что оно было взаимное! Не ищи здесь двойного дна! Рядом с тобой я будто бы становился другим человеком. Мне хотелось быть лучше, Снежан, хотелось соответствовать тебе. И я правда во многом изменился, пускай может для тебя это и незначительные изменения, но они правда есть! Ты смогла отыскать во мне то, что было очень глубоко запрятано – простого, доброго, искреннего мальчишку, который умеет думать не только о себе…
– Его больше нет, – прервала его Снежана, качая головой, – Того доброго и искреннего мальчишки. Тот мальчишка никогда бы не стал смеяться над картавостью. Он, наоборот, всегда вступался за меня перед пацанами в лагере и играл со мной несмотря на все насмешки друзей. Тот мальчишка умел отвечать за свои действия и брать на себя ответственность. Тот мальчишка никогда бы не стал мне врать и скрывать от меня свой поступок. Он бы признался, пускай и ему в тот момент было очень страшно. Я не запомнила, как его звали, но я никогда не забывала, каким он был, и как он ко мне относился. И тот, кто сейчас передо мной – это совершенно другой человек. А тот мальчишка остался в прошлом, Егор. Его больше нет. И нас с тобой тоже больше нет.
– Снежан…
– Егор, я очень хочу всё забыть. Всё, что связано с тобой. Всё, что было за эту смену. Просто оставь меня в покое… Пожалуйста.
[1] Пруфы – (от английского proof) на сленге подтверждения, доказательства.
Глава 71
Старая, и уже явно повидавшая жизнь машина такси, неторопливо отъехала от ворот «Журавлёнка». Снежана тяжело вздохнула, когда лагерь остался позади. Как жаль, что нельзя было также оставить позади боль и воспоминания, просто сменив своё местоположение.
Девушка очень смутно помнила, как добралась до вожатской. Как перед ней как будто из ниоткуда появилась Каринка, как она вывалила на неё последние новости, сидя на полу и буквально захлёбываясь слезами. Все что говорила подруга, пытаясь её утешить и привести в чувства, тоже куда-то стёрлось из памяти. Снежана более-менее стала осознавать реальность, только когда услышала громкий решительный стук в дверь.
И почему-то у неё не возникло никаких сомнений, кто это к ним пожаловал.
– Я не хочу его видеть, Карин, не пускай его… пожалуйста! Я просто не могу…
Снежана обхватила себя руками, пытаясь унять нервную дрожь.
– Я разберусь, – кивнула Романенко и скрылась за дверью.
Она и правда его не пустила, выдержав настоящую осаду, которая сопровождалась возмущенным ропотом со стороны Теплова. Что такого пришлось сказать Каринке, чтобы Егор ушёл, Снежка не знала. И не хотела знать. Ведь каждая мысль о нём приносила мучение.
Поэтому, когда раздался звонок от следователя с просьбой явиться завтра в участок, чтобы дать очередные показания по делу о нападении Потапина, Снежана сразу же согласилась. А в её голове тут созрел план – взять выходной под предлогом разборок в полиции. Руководство вряд ли будет ставить ей палки в колеса – дело всё-таки очень щепетильное, да и на репутации лагеря происшествие с Потапиным тоже сказалось.
А у неё будет день, чтобы зализать свои раны и подумать о том, как быть дальше и как ей дожить до конца смены…
Ей нужно будет научиться как-то дальше работать с Егором. Руководству ведь глубоко плевать на душевные терзания и разбитые сердца среди коллектива вожатых. Жив, здоров – изволь развлекать детей и обеспечивать их комфорт. Работу никто не отменял. И вряд ли им будут делать какие-то поблажки из-за расставания, скорее всего даже танцевать вместе заставят на закрытии смены... По традиции в программу концерта включали не только новые номера, но и старые, уже полюбившиеся публике. А их танец с Егором уж очень запомнился и детям, и всему руководящему составу. Значит, как бы ей не хотелось, но им придётся общаться и взаимодействовать друг с другом. Но сейчас… сейчас она даже не представляла, как она сможет на него смотреть и разговаривать с ним. Что уж говорить о танце, когда каждое его касание будет для нее настоящей пыткой.
Не думать, просто не думать.
Вдох выдох. Сосредоточиться на «здесь» и «сейчас». На дыхании, на мыслях, на чувствах, ощущениях. Даже если внутри всё разъедает от боли, она просто должна прожить эту боль.
Снежана попыталась сфокусировать своё внимание на ночном городе, что медленно проносился за окном машины, но получалось откровенно плохо. Потому что все её мысли так или иначе возвращались к Егору и их последнему разговору.
Почему он ей не рассказал? Почему?
Снежана не задавалась вопросом, почему он так поступил, почему сел за руль будучи пьяным. Для него это было нормально. Весь тот разгульный образ жизни – это для него было норма. Случайные связи, алкоголь, вечеринки…
Он ведь реально был такой, и ты это знала, в очередной раз с укором подумала Снежана.
На что она надеялась? Что человек действительно сможет измениться? Если сильно захотеть? Папа вот у неё всегда говорил, что если человек с гнильцой, то этого уже не исправить. Неужели и Егор относился к подобной категории? И его вранье – это просто очередное доказательство, что ей не стоило с ним связываться?
Tell me the truth and I’ll tell you lies, oh-oh-ohhh
Don’t be confused by my big disguise, oh-oh-oh…[1]
Снежана резко вынырнула из своих мыслей, услышав песню.
– Выключите, пожалуйста, радио! – порывисто выдохнула девушка. А сердце в очередной раз болезненно сжалось в груди. Всего лишь одна фраза, а ей сразу стало как-то горько и тошно.
Ложь, все оказалось ложью… Как будто каждый фрагмент ее жизни был отравлен враньём и предательством близких людей.
– Так красивая же песня, – пробурчал таксист.
– У меня… у меня был очень тяжелый день. Хочу посидеть в тишине, – пришлось сказать Вьюгиной. Ну не объяснять же дядечке, что порой её знание английского языка играло с ней злую шутку. То, под что с лёгкостью отрывались её сверстники, очень часто вызывало у неё смущение и искреннее недоумение. А вот сейчас… это какая-то жестокая насмешка судьбы. Терпеть которую она не намерена! Пускай уж лучше её спутником будет гнетущая тишина, разбавленная гулом старого уставшего мотора.
Квартира встретила её тёмными окнами и пустотой. Родители по-прежнему находились в реабилитационном центре, поэтому свой внеплановый выходной Снежана планировала провести в одиночестве.
Она даже не стала включать свет, бросила на пол рюкзак, разделась и упала на кровать. Сил не было. Слёз тоже не было. По крайней мере глаза у нее были сухие и воспаленные, а вот внутри… Но никто же не запретит сердцу захлебываться в рыданиях? Оно у неё вообще словно жило отдельной жизнью, по каким-то своим законам, логику которых Снежане было очень сложно понять. Потому что, вопреки всему, это упрямое глупое сердце никак не хотело забывать Егора и избавляться от тех чувств, что Снежана к нему испытывала.
Ну что ж. Значит и с этим ей тоже придётся как-то учиться жить.
Снежана провалилась в сон, такой же тяжёлый и гнетущий, как и её мысли. Ей снился Чарли, который то никак не мог улечься у неё в ногах, то пытался разбудить, облизывая ей лицо своим мокрым шершавым языком. Снился Егор, почему-то открывавший любую дверь, за которой она пыталась спрятаться, убегая от него. И даже Вичкович каким-то образом сумел просочиться в её уставшее воспаленное сознание. Он снисходительно смотрел на неё сверху вниз и смеялся своим мерзким, раскатистым смехом. От которого Снежана и проснулась в холодном поту. Часы показывали почти девять утра и комнату во всю заливал яркий свет.
Есть не хотелось. Вьюгина скорее для проформы последовала на кухню и заварила себе чай. Егор не звонил и не писал. И она была ему за это благодарна. За то, что действительно отнёсся с уважением к просьбе оставить её в покое.
Они всё уже друг другу сказали. К чему нужны какие-то слова и нелепые оправдания? Тогда вечером, когда он попытался прорваться к ней в вожатскую, это скорее был эмоциональный порыв. И хорошо, что Каринка не дала, свершиться этому разговору. Потому что тогда бы они расстались на ещё более неприятной ноте.
Возможно, впереди их ждёт далеко не один напряженный разговор, но сегодняшний день был только её. Вот только, что с ним делать, с этим днём, Снежка не знала.
Даже йога не помогла очистить её сознание. Снежана была очень рассеянной, и несколько раз прерывала занятие, погружаясь в свои тяжелые мысли. Уборка тоже не принесла нужного облегчения. Не зная, как ещё убить время до встречи со следователем, Снежка направилась в родительскую спальню. А через несколько минут с удивлением обнаружила себя листающей страницы старых альбомов.
Они ведь и правда очень любят друг друга. Всю свою жизнь, в очередной раз с удивлением заметила Снежана, с любовью рассматривая пожелтевшие от времени фото папы и мамы.
Пускай в этом году на их семью свалились тяжёлые времена, но Вьюгина искренне считала, что родители у нее были настоящие счастливчики – пронести свои чувства через всю жизнь. А через пару лет они будут отмечать серебряную свадьбу. Больше двадцати лет вместе, душа в душу. Живой пример, который всегда у неё был перед глазами, что настоящая любовь действительно существует. И Снежка всегда мечтала, чтобы у неё было также. Может поэтому и не хотела подпускать к себе всех подряд, потому что верила, что найдет того самого. С кем она захочет провести всю свою жизнь. Кто будет на неё смотреть горящим влюблённым взглядом даже после двадцати лет супружеской жизни. Именно так смотрел её папа на маму. И этот искрящийся влюблённый взгляд не смогли потушить никакие трудности и невзгоды.
Дурочка. Наивная, глупая дурочка. Наверное, Миша был прав, и ей пора бы уже перестать смотреть на мир сквозь розовые очки… Снежана уже была готова захлопнуть альбом, но её взгляд зацепился за одну из страниц, которую украшали фотографии, сделанные в «Журавлёнке». И здесь были не только фотографии родителей и их друзей. Среди множества кадров Снежка заприметила себя и… Егора.
Сфоткали их незаметно, чуть издали, увлеченно играющими на спортивной площадке за старыми корпусами. Снежка жадно всматривалась в старый снимок, стараясь не пропустить каждую деталь, под гулкие стремительные удары своего сердца.
Сейчас его конечно сложно было узнать в том нескладном долговязом мальчишке. Только улыбка у него осталась прежней – широкая, лучезарная, искренняя. По крайней мере Снежке казалось, что это так. Егор и сейчас точно также улыбался. Просто… мальчик повзрослел, и научился скрывать и обманывать.
Этого мальчика больше нет.
Хватит обманывать себя, с этим отлично справляются другие люди, подумала Снежана. И с раздражением захлопнула альбом.
[1] Скажи мне правду и услышишь ложь от меня,
Не удивляйся этому обману, Si Se, «The Truth»
