Текст книги "Продавец (СИ)"
Автор книги: Наталия Романова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
Я услышала еще три «прости» между «Василина», «Вася», «пожалуйста» и «что мне сделать?».
– Ты просил попробовать. Мы попробовали. Не получилось. Вопросы? – сказала я на редкость ровным голосом, мысленно гладя себе по голове, ставя себе зачет экстерном и пометку не заходить больше в магазинчик.
Действительно, все о чем просил меня продавец – это попробовать. Не получилось. Со мной подобное происходило и раньше. В первом классе я пробовала метать ножики в дерево во дворе бабушкиного сада, и у меня не получилось. В четвертом я хотела заняться легкой атлетикой, и целых два года тренер пытался найти применение моей абсолютной неспортивности и проблемами с крупной моторикой, как оказалось – безрезультатно.
В шестом же классе я пыталась заняться беговыми лыжами. После того, как была сломана вторая пара, стало очевидно, что и эта проба не увенчалась успехом. Попытка встать на сноуборд и вовсе закончилась печально – я умудрилась отбить себе копчик, несмотря на защиту в виде смешных шорт с пластиковыми вставками. Так или иначе, люди постоянно что-то пробуют, и у них это не получается. Бывает, что их ждет успех. Меня ждал успех в вышивке крестиком, в бисероплетении и даже в математике и робототехнике. Так что… неудачная попытка с продавцом не могла приравниваться к глобальному поражению, во всяком случае, я решительно была настроена не чувствовать подобного.
Но чувствовала.
Собирая новый чемодан на колесиках, отправляясь в отпуск, я была настроена хорошенечко отдохнуть, чтобы вернуться осенью в свою просторную квартиру, насыщенной новыми впечатления и жизненными силами, заодно с клубничным вареньем и черной смородиной, протертой с сахаром.
Проходя мимо детской площадки, услышала детское:
– Василина!
Я не могла проигнорировать этот голосок, позволив ручкам в песке обнять меня, а потом вести к своей скамейке рядом с качелями, на которых сидела Настя и внимательно смотрела на меня.
– Едешь домой? – спросила тёзка.
– Да, детка, – отметив про себя, что, наверное, странно называть её теперь «детка».
– А далеко ты живешь? Тот дом, куда ты едешь?
– Да, надо ехать на поезде.
– Тебя там ждет папа?
– Да, – «и мама» подумала я, но не сказала.
– У тебя красивый город?
– Наверное…..
– Покажешь Мане? Он хочет поехать с тобой! – обернувшись вокруг себя, выхватывая Маню из рук Насти, отдавая мне, – только он без одежки…
– Давай я его в косынку свою одену, но ты уверена, что Маня хочет поехать со мной, разве он не будет по тебе скучать?
– Будет… Но ты скоро вернешься!
Мы завернули Маню в мою шелковую косынку, усадили в мою сумочку, и я отправилась было на вокзал, когда меня догнала Настя.
– Василина, прости меня. – Еще одно «прости» в копилку. – Это я виновата, я не предупредила.
– Что?
– Я узнала, что Алёна приехала, но не думала, что она в тот же день заявится… он не был готов…
– Ааааааа, это все объясняет, – и это прозвучало ехидней, чем задумывалось. – Ничего страшного, ты конечно не виновата… если твоего брата надо готовить к приезду… я имею ввиду, она же мать Василисы… я не злюсь, то есть злюсь, но в этот раз на моем копчике нет трещины…
– На копчике?
– Угу… пока.
Моя рука в задумчивости чесала за ухо Маню, когда я подумала, что понятие «скоро» у детей и у взрослых разное. Верней, я не была уверена, что Вася верно понимает это слово. И есть у него верное восприятие. Мы с ней выучили дни недели и отсчитывали на большом настенном календаре дни до какого-либо события, но как отсчитать дни до «скоро»?
Поэтому мне пришлось обогнуть дом и зайти в магазинчик, где я вытащила Маню из сумки и протянула продавцу.
– Вася дала мне его, в гости, но думаю, она скоро захочет его обратно, – сажая медведя на стеклянную витрину.
– Спасибо, – серые глаза смотрели ровно в мои глаза. – Василина, прости меня, пожалуйста, прости меня.
Еще два раза.
– Прости меня, прости, пожалуйста.
Еще два раза.
– Что мне сделать, Василина?
– Иди к черту! – грубо, зато честно, ответила я и, схватив чемодан, пошла к остановке, идти в этот раз пять остановок мне совсем не хотелось, отчего-то.
Дом пах домом. Дома было лето.
Наш городок совсем маленький, узенькие улочки центра причудливо вливались в более широкие улицы новостроек резко заканчивающимся асфальтовым покрытием и частным сектором, где «дачи» соседствовали с «жилыми домами».
Я бродила по городку, по извилистым тротуарам, которые бежали вдоль домов, отгороженных от проезжей части зарослями кустарников, давно не стриженных, а некогда ухоженных. Мне не хотелось бесконечно сидеть дома, ведь тогда мои ноги то и дело несли меня к компьютеру, на свою электронную почту, где ждали письма, которые я не открывала, но тема была бесконечно знакома и бессмысленна – «прости».
Я сходила на несколько экскурсий – наш городок хоть и маленький, но древний, поэтому достопримечательностей в нем хватало, а потом решила съездить в крепость по соседству, чтобы заодно опробовать свой новый фотоаппарат, который подарил мне папа, просто так, без всякой причины. Наверное, все папы делают подарки своим дочерям без всякой причины. Егор постоянно дарил что-то Васе…
Рассматривая старую кладку так, будто нет ничего интересней на свете, я услышала за своей спиной забытое и до колик знакомое.
– Вааася? Васька? Василина! Обалдеть! Это ты! Феноменально! С ума сойти, Вааааська. – Я смотрела на своего друга детства, на первого официального парня и не верила своим глазам. Он определенно подрос, возмужал, было бы верным словом, но все же это был он – Сережка. Издав какой-то странный звук, я прыгнула ему на шею, услышав:
– Васька, все такая же сумасшедшая чудачка, дай-ка я на тебя посмотрю, – отпустив меня, разглядывая, но я не чувствовала себя неловко, абсолютно, – да ты совсем не изменилась, Васька! Блин, я рад тебя видеть, это, кстати, моя сестра, Машка, ты, наверное, помнишь.
Я помнила Машку, только тогда она училась в средней школе, а сейчас передо мной была взрослая девушка или даже молодая женщина, по всему выходило, что Машке двадцать лет. И они очень похожи с братом. Оба немного с рыжиной, бледные веснушки по рукам, у Машки совсем не идеальные ноги, с толстоватыми коленками, у Сереги такие же, у них одинаковые улыбки и ямочки на щеках. Они быстро говорят и постоянно смеются.
Наверное, их можно назвать клонированными, однако передо мной обычные люди, которые вызывают улыбку от радости встречи.
Мы долго болтаем, когда Сережа везет нас в город, вспоминаем одноклассников, делимся нехитрыми новостями друг с другом об общих приятелях, решаем, что непременно надо встретится еще раз и устроить встречу одноклассников, хоть этим летом, пока и я, и Сергей, который теперь живет где-то на Севере, едва ли не среди вечной мерзлоты, в отпуске.
Когда на следующий день на пороге квартиры моих родителей объявился Сергей, я даже не удивилась, а была рада, что у меня теперь есть компания. Мы весело проводили время, вспоминая наши детские проказы, но чаще всего мы просто торчали на речке с песчаным берегом и сочной травой по обе стороны. Просто валяясь в тишине, греясь под солнцем, получая удовольствие от своего безделья. Сергей говорит, что это его первый отпуск за три года, все время что-то мешало. На вопрос, почему он проводит его тут, а не где-нибудь на Мальдивах, не похоже, чтобы инженер на Севере получал зарплату, как начинающий преподаватель ВУЗа, Серега, смеясь, рассказывает, как мамка, и мне смешно слышать это «мамка», плакала целый год, что ей некому переклеить обои в прихожей, поэтому, исполняя свой сыновний долг он приехал и переклеил. Обои упали на следующий день, и еще через день ремонт в квартире делали два мастера, но мамка всем подругам хвасталась, что «Сереженька с таким трудом выделил время, чтобы помочь нам с ремонтом».
Когда мы едим бутерброды с колбасой, на берегу реки, Сережа имеет обыкновение съедать сначала хлеб, а потом колбасу, на мой вопрос отвечает просто:
– Люблю растягивать удовольствие, – и это звучит не как ответ на вопрос о докторской колбасе.
Я наблюдала, как его рука двигалась по моей ноге и отчего-то не стала его останавливать, хотя и понимала, к чему это ведет, когда рука Сергея поднялась по моему животу к груди и остановилась там, а наши губы встретились. Мы уже целовались до этого, когда-то давно, но сейчас это ощущалось по-другому, по большей части по-взрослому и в меньшей мере неправильным.
Я решила придушить червячок сомнения в своем сознании. И я, и Сергей были взрослыми людьми, без обязательств и обещаний. Во всяком случае, у меня точно не было никаких обязательств, поэтому я решила, что от небольшого или даже большого поцелуя ничего не изменится.
– Поехали ко мне, – услышала я.
Конечно, переводить отношения со своим другом детства на другой уровень не входило в мои планы, но почему бы не пересмотреть свои планы? Я почти уверена, что потепления климата не случится, если я… если мы… в конце концов, я взрослая женщина, и у моего тела есть потребности, поэтому, нервно смеясь, я отвечаю:
– Поехали.
Как оказалось, Сережа действительно любил растягивать удовольствие, во всем. Видимо, со времен наших невинных поцелуев у него была обширная практика, потому что секс с ним приносит удовольствие, но не приносит удовлетворение. Это довольно странно, что эти два понятия раздвоились в моем теле и, почти засыпая на соседней подушке с Сергеем, я вдруг воспоминаю «наркоман никогда не любит свой наркотик» и «давай попробуем», и «прости меня», параллели так легко складываются в моей голове…
Егор был влюблён в Лёльку, как я влюблена в Егора, когда я остаюсь один на один с собой – я вынуждена признать, что влюблена в него. Секс с Сережей доставляет мне удовольствие, но не приносит удовлетворение, и это мало зависит от внешности, техники или человеческих качеств, видимо, так же чувствовал себя Егор, когда пытался «пробовать».
В итоге он поступил почти честно… он же ничего не обещал, только просил попробовать… будет ужасно, если Сережа сейчас обманется так же, как я с Егором. Долго ворочаясь, я все же разбудила своего друга детства, мучимая угрызениями совести.
– Послушай, ты же понимаешь, что между нами… это… ну… не навсегда.
– Васька, ты как была чудачка, так и осталась.
– Понимаешь?
– Угу, давай спать.
– Дружеский секс.
– Ага, курортный роман, Васька, давай спать, чудачка ты…
На этом наш «большой разговор» можно было считать закрытым, потому что за две недели мы так и не вернулись к нему, по-прежнему проводя вместе дни, тогда к нам часто присоединялась Машка, и ночи, когда я получала удовольствие, но, к сожалению, удовлетворение по-прежнему обходит меня…
Дома же меня ждали мамины оладушки, её смешливые поддразнивания и бесконечные письма на электронной почте «прости». Я перестала считать эти «прости», когда количество перевалило за двести, я по-прежнему не могла открыть хотя бы одно письмо.
Так же мой сотовый разрывался от смс, которые я удаляла, не читая, потому что боялась чего-то. Мне было жалко своего невесомого и временного душевного равновесия и жалко Егора, который искренне пытался, но все время его равновесие было столь же невесомым, и он так и не нашел со мной удовлетворения.
Выглядывая утром в окно, я решила, что мое равновесие все же пошатнулось вместе с психикой и сейчас играет с моим зрением в странные игры. Потому что на старых качелях во дворе пятиэтажки, с бельевыми веревками и зелеными столами, где вечером собирались мужики играть в домино, я увидела высокую фигуру. Фигура сидела, широко расставив ноги, раскачивая себя на качелях, в замшевых мокасинах, перекручивая идеальными пальцами рук ремешок на часах, в цвет обуви.
Чтобы убедиться, что это все же мираж, а мне срочно требуется психиатрическое обследование, я сбежала вниз по лестнице с третьего этажа и буквально врезалась в колени в темно серых, почти черных льняных брюках, которые держались на широком ремне с причудливой пряжкой.
– Егор, – говорю я, но это звучит даже тише, чем шепот.
Глава 7
Ловя взгляд серых глаз я слышу «Господи», я слышу «Василина», я слышу «Это ты», я слышу «Прости меня, прости», когда уже не вижу глаз, а вижу только затылок и чувствую сильную хватку рук вокруг моей талии. Я понимаю, что лоб продавца упирается мне в живот, а сам он стоит на коленях, бормоча что-то, похожее на молитву, из которой знакомыми кажутся только слова «Василина» и «Прости».
Я читала несколько книг, где поверженный герой-любовник стоял на коленях перед своей дамой сердца, и даже смотрела какой-то фильм, но я никогда не представляла себя на месте этой дамы. К тому же, антураж для съемочной площадки был сомнительным – одно постельное белье, колыхающееся на утреннем ветру чего стоило, но я не могу поднять своего героя-любовника с колен, потому что он только крепче держится и жарче шепчет:
«Прости меня»
«Прости меня»
«Прости»
Пока в ужасе я не понимаю, что стою посреди двора, где прошло мое детство, в маленьком городке, передо мной на коленях стоит красивый мужчина, а я все еще остаюсь маленькой провинциальной девочкой, которая не понимает, что делать в такой ситуации.
Без сомнения, что-то внутри меня ликует, но неприятие ситуации в целом побеждает, когда я практически визжу:
– Встань!
Я слишком часто визжу в присутствии продавца… А должна бы вальяжно накинуть ногу на ногу, позволить сцеловывать ему пыль с моих туфель, но на мне даже не туфли, а резиновые сланцы с бабочками у щиколоток.
– Нет… – слышу я ответ, уверена, что мой живот расслышал ответ лучше.
– Егор, встань, люди смотрят.
– Плевать… – моему животу тоже плевать, было бы лучше, если бы он шептал моему уху, а не животу…
– Мне не плевать.
– Нет.
И снова.
«Прости меня»
«Прости меня»
«Прости»
Мне пришлось опуститься рядом с ним, не на колени, и встретиться с серыми глазами. И замолчать. Никогда прежде я не видела плачущих мужчин… слезы в серых глазах пустили мурашки по моему телу, я не могла оторвать взгляд от этих переливов, было что-то завораживающее в этом.
– Как ты нашел меня?
– У вас очень маленький город, – шепотом.
– Зачем ты приехал?
– Прости меня, Василина…
– Я не знаю, я не могу…
– Прости, Боже… Василина… я не… у меня… я не спал с Аленой… – а вот теперь глаза не смотрят в мои.
– Ты врешь, Егор, вечерники всегда врут.
– Вру… Прости меня… прости, – его руки безвольно висят вдоль тела, а тело так и не поменяло своего положения.
Я сижу рядом на корточках. И все это скорей смешно, чем грустно.
– Где твои вещи? – наконец интересуюсь я, вспомнив, что он проделал немалый путь, а законы гостеприимства никто не отменял в нашем маленьком городке.
– Нет… я просто сел на поезд……. не знаю, прости меня.
Резко вставая, я дергаю Егора за руку, заставляя встать.
– Давай я тебя накормлю, что ли, и не знаю… может тебе в душ надо или еще что-то, ты с дороги… у меня есть запасная зубная щетка, правда она розовая, все мои щетки розовые… а эту я еще не успела распаковать, так что, думаю, тебе она подойдет… – говорю я, ведя за руку продавца в дом моего детства, останавливаясь перед приоткрытой дверью, – пошли.
Наблюдать за молчаливым Егором на нашей небольшой кухне очень странно. По его глазам видно, что они плакали, но родители не задают вопросов. Папа через время выходит, потому что ему в очередной раз позвонили, быть педиатром в маленьком городке – это значит, что у тебя никогда нет выходных. А мама суетится, предлагая наперебой то одно блюдо на завтрак, то другое, и я уже начинаю сомневаться, что передо мной в действительности сидит мой высокий сероглазый продавец, а не Робин Бобин, который съел теленка на обед. Уверена, такая диета не пошла бы на пользу аппетитной заднице. Но мама есть мама, она всегда пытается всех накормить, так что Егор не может быть исключением и, хотя в маминых глазах читаются вопросы, она убеждена, что сначала гостя надо накормить, потом уложить спать, а потом уже можно и зажарить.
Я спрашиваю, где Вася и узнаю, что на даче с бабушкой и дедушкой. Настя сейчас сильно занята «текущими делами», и Егору тоже «не до этого». Из моего рта чуть было не вылетает «еще бы», я видела своими глазами эти «текущие дела», уверена, наличие подобных ног и груди, которая откровенно просвечивалась сквозь шифон платья, рождает подобное «не до этого», но вовремя поймала себя, заткнув себе рот.
– Ну-с, молодой человек, какие у вас намерения в отношении моей дочери, – спрашивает мой папа, вернувшийся на кухню, и я знаю, что он шутит, но мысленно пририсовываю ему ружьё и направляю на лоб продавца.
Немая сцена меня веселит, и я хихикаю, ловя на себе взгляд родителей, которые так же в ответ улыбаются.
Егор не улыбается.
– Серьезные, – я мысленно добавляю «сэр» и, хотя я знаю цену этим словам, мне все равно приятно, – если Василина позволит, – добавляет Егор. – Позже, – еще добавляет.
И меня задевает это «позже» в присутствии моих родителей, ведь это не я приехала к нему… мог бы и дальше играть роль героя-любовника в раскаянии. Я была настолько добра, что согласилась поделиться своей зубной щеткой и слышу в ответ «позже».
– Почему это позже? – спрашиваю я, потому что мне интересно знать.
– Действительно, почему? – спрашивает папа.
– У меня… суд…
– Что у тебя? – не выдерживаю я. – Суд? Какой суд?
– С Аленой…
– Подожди… что? – разве они не счастливы наконец-то. Ну, наверное, нет, раз он приехал ко мне и даже стоял на коленях, но суд… суд… и почему он стоял на коленях… и почему все запутывается так быстро, – что ты натворил? – наконец выдавливаю я.
– Она хочет вернуть родительское право.
– ЧТО? – тут я просто подскакиваю. – Какое право? Разве она не отказалась, я имею ввиду, разве это не делается один раз? – пока догадка не пронзает меня. – Ты отдаешь Васю…
– Нет! – звучит слишком резко, вздрагивает мама, молча наблюдавшая за нашим диалогом, – Она подала в суд на восстановление своих родительских прав.
– Разве это можно? – никак не укладывает в голове… возможно ли это.
– Ну, она осознала – «осознала» звучит, как плевок, она раскаялась – «раскаялась» звучит, как воронье карканье, резко и недобро, – она имеет право.
– А ты?
– Я не хочу для неё таких прав… Она попросту увезет Васю, если она вообще – и «вообще» звучит странно – ей нужна.
– Егор, но возможно ваша жена действительно осознала, – мама в курсе ситуации Егора, родители не знают, что случилось после, но про Васю они знают… и что мы «пробовали» тоже, – она проявляла интерес к малышке, шла на контакт?
– Нет.
– Послушай, ерунда какая-то, она уехала, её не было, не было… она лишена родительских прав. На каком основании она хочет их обратно? Так не делается!
– Делается…
– И каковы шансы у матери ребенка? – вмешивается папа.
– Мы оба одиноки, её доход превышает мой в несколько раз, но у меня стабильность, а она… кхм… модель, наши шансы равны… формально. В любом случае… она – мать, а девочке нужна мать, так говорят адвокаты, этим мотивируются наши суды… никто не оставляет ребенка отцу, если есть мать…
Ужас наваливается на меня. Вдруг я вижу, что под глазами продавца лежат тени, вижу, что он давно не стригся и, похоже, не брился уже дня три… Он немного сутулится, хотя никогда не был в этом замечен, и его руки рвут на мелкие кусочки салфетку.
– Что ты будешь делать? – шепчу я, потому действительно не понимаю, что можно сделать в такой ситуации.
– Я… не знаю, я увезу её… куда-нибудь.
– Это глупо…
– Наверное…
Мы остаемся на кухне одни, родители всегда знают, когда оставить меня одну или вдвоем, или втроем… они всегда знают, когда надо выйти.
– Зачем ты приехал, Егор? Разве ты не должен… не знаю, встречаться с адвокатом.
– Я не знаю, Василина, я не знаю. Просто прости меня. Не вернись, ты не вернешься, я знаю… просто прости или… ладно, – я смотрю на двигающийся кадык, – не прощай, я хотел тебя увидеть, Вася, – и он держит мою руку, ведя неспешный диалог наших пальцев, который я не хочу прерывать, – просто увидеть, я уйду сейчас… поезд через семь часов, я на вокзале посижу или еще где-нибудь, просто увидеть тебя, – пальцы разговаривают сами по себе… – просто увидеть, я приехал, чтобы увидеть тебя, Вася, и всё.
– Я не понимаю…
– Боже, Василина, я скучаю, ты так нужна мне, я просто хотел тебя увидеть… Я сам не знаю, как оказался на вокзале, в поезде, я приехал, потому что я скучаю, потому что хочу тебя видеть, это эгоистично и глупо, я эгоистичный и глупый ублюдок…
– Ты мог меня не застать, – и он действительно мог не застать, мы много ездим с Сережей, и часто я попросту не ночую дома, но мне не хочется говорить это продавцу, хотя видимо должна бы, просто ради мстительного удовольствия.
– Я знаю… я просто сидел там, не думаю, что я поднялся бы сам, на самом деле. Наверное, побыть в одном городе с тобой – уже хорошо? Я знаю, это звучит странно…
– Ну… наверное, – я пока не могу определиться, как это звучит и что это значит для меня, знаю, что для нас это не значит ничего.
Его пальцы продолжают играть с моими пальцами, я не могу себя заставить убрать свою руку от его и, похоже, в этот раз меня не смущает наличие у него правой руки, что кажется странным, но не удивительней присутствия самого обладателя этой руки на кухне моего детства. Когда руки этого обладателя порывисто прижимают меня к своему телу, практически вжимая меня, и я замираю, забывая как дышать, а только слушаю и считаю:
«Прости меня»
«Прости меня»
«Прости»
Через время, так и не покинув объятий Егора, я знаю, что это неправильно, но я всего лишь слабая женщина, а его руки такие горячие, я слушаю все, что происходило за этот месяц. Про иск, про адвокатов, про шансы, которые катятся к нулю…
Пока не задаюсь вопросом, все ли сделано? Всегда должен быть план Б. Или С.
Или путь отхода, все что угодно.
– А если бы ты был женат? – задаю я вопрос в то же время, когда он только приходит мне на ум.
– Не знаю, наверное, это было бы лучше, полная семья… Но я Не Женат.
– Паааап, – кричу я, – у начальницы ЗАГСА, или как она там, есть дети? – спрашиваю я, когда он заглядывает на кухню.
– У неё есть внуки.
Отлично, в маленьких городках с помощью хорошего педиатра можно решить почти все вопросы и этот тоже.
– Сегодня суббота, договорись с ней о регистрации моего брака, я выхожу замуж!
– Нет, – слышу я Егора.
– Что? – слышу я маму.
– Доченька, – слышу я папу.
– Почему нет?! Да! – отвечаю я Егору.
– Я выхожу замуж, сегодня, – отвечаю я маме.
– Ну, фиктивно, – поясняю я папе.
– Нет, нет, нет! – спорит Егор.
Какое-то время я смотрела на своего сероглазого продавца в замешательстве, у меня не большой опыт в подобных предложениях, возможно, это делается как-то по-другому, но его «нет, нет, нет!» меня обижает.
– Ты не хочешь на мне жениться? – мне только кажется, или на самом деле в моих словах слышны слезы…
– Нет, то есть да. Василина… я бы хотел… правда, послушай, я хочу этого, но не сейчас и точно не при таких обстоятельствах, не по этим причинам. Не так, Вася… Боже, я бы с ума сошел, если бы Васька вышла замуж так… Нет, Василина, это исключено.
– И давно ты стал таким щепетильным? – вырывается у меня. – Послушай меня! Я не собираюсь отдавать нашу Ваську какой-то модели, которая за почти пять лет ни разу не поинтересовалась дочерью, я не собираюсь отдавать нашу Ваську женщине, которая зачем-то подала сейчас в суд! И если для этого нужен фиктивный брак, он будет. Я, между прочим, преподаватель вуза, у меня будет хорошая характеристика и что там еще надо. Я обалдеть какая благонадежная и, если надо будет врать под присягой, что ты мой настоящий муж, именно это я и сделаю, но нашу Ваську я ей не отдам! Ты меня хорошо понял? – я почти перехожу на крик, но, по большей части, говорю так, будто передо мной нашкодивший первокурсник, который по старой привычке опасается, что я позвоню родителям рассказать о его недопустимом поведении. Все же я умею давить преподавательским авторитетом, на всех, кроме папы… Потому что я слышу:
– Егор прав, Василина. Так не делается.
– Мааааам, – в отчаянии пищу я, потому весь мой педагогический опыт разбивается о папино «причины должны быть правильные» и «любовь, например».
– Хм… – говорит мама, обводя взглядом папу, который в недоумении смотрит на Егора, который направляется к двери, и меня, которая вцепилась в руку продавца, грозя оставить след от ногтей. – Полагаю, мужчины склонны излишне драматизировать ситуацию. Если это поможет держать девочку подальше от такой матери, а насколько я поняла эта женщина сама не слишком понимает свои требования, то небольшая формальность лишней не будет… Егор, вам следует согласиться на вариант Василины, – смотря мягко на продавца, но я отлично знаю этот взгляд, еще никто не сказал «нет» под этим взглядом. – А тебе, дорогой, нужно позвонить куда следует и организовать все, как можно раньше, – смотря тем же взглядом, под которым мой папа вздыхает, притягивает маму к себе, целует её лоб и, говоря волшебное «если ты так считаешь», уходит, на ходу набирая номер. Мама идет за ним, оставляя нас с Егором наедине.
– Ты думаешь, это поможет? – шепчет Егор.
– Я не знаю, правда, но просто… надо что-то делать, пожалуйста, согласись, ведь мы не можем потерять И нашу Ваську тоже.
Я вижу, как он кусает свою губу, я освобождаю из плена зубов его губу и шепчу…
– Давай… это фиктивно. Ты ничего не теряешь, можешь только приобрести…
– Хорошо, я же эгоистичный ублюдок, – вздыхает Егор.
– Вот и отлично.
Класс! Мне несказанно повезло, мой будущий муж – эгоистичный ублюдок, – мне очень смешно, пока я еще могу смеяться.
Через десять минут раздался звонок от Сережи с предложением зависнуть на речке, но я, как честная женщина, тут же сообщаю, что никак не могу, потому что выхожу замуж, слыша на той стороне провода сначала тишину, а потом вопрос «Чем я могу помочь?», и я тут же понимаю чем – нам нужны свидетели, и хотя ситуация выглядит странной, я все же выхожу замуж фиктивно, а Сережа, скорей, мой друг-бывший-парень, чем… кем бы он ни стал для меня за это лето.
Через двадцать минут нам известно время моего скоропостижного бракосочетания, на нашей маленькой кухне сидит Сережа, уминая за обе щеки мамины оладушки, говоря с набитым ртом:
– Теть Люд, вот по чему на севере скучаю, так это по вашим оладьям!
Маша же скачет вокруг меня, причитая, притоптывая и болтая без умолка, поглядывая на молчаливого Егора, который все же предпринял уже пару попыток сбежать, но был остановлен моим властным «Сядь, пожалуйста». Мысленно при этом я заламываю руку продавцу и, нагибая его лицом в пол, говорю: «Вы можете ознакомиться со своими правами», как говорят в фильмах, когда крутой полицейский задерживает не менее крутого бандита или наркоторговца. Наркоторговец звучит справедливо, ведь у Егора есть свой личный наркотик, и это не я…
Проезжая мимо едва ли не единственного свадебного салона, Маша буквально выпрыгивает из машины со словами: «Стой, стой, стой, да стой же, стой!!», под Сережино «Я тебе как на пешеходном переходе парковаться буду?!».
Через пару минут мы с Машей стояли в салоне, и она с подозрением смотрела на свадебные платья, которые обещали «посадить по фигуре», я же с подозрением смотрела на Машу и на её грандиозный план «купить свадебное платьишко».
– Замуж выходят один раз! – убеждает меня Маша.
– Я выхожу фиктивно, – достаю я свой козырь, – так что, скорей всего, я еще раз выйду замуж.
– Да ладно… – шепчет Машка, во всяком случае, ей кажется, что она шепчет, потому что продавщицам точно не кажется, что они слышат нашу неспешную беседу, – ты фиктивно выходишь замуж за парня, которого любишь, – и на мои выпученные глаза она кивает головой. – Любишь, любишь, а в свидетелях у тебя парень, с которым ты еще вчера… хих… вчера, в общем, – и на мои круглые глаза отвечает: – Да ладно, тоже мне секрет. Тааакое точно бывает один раз! – и начинает смеяться. Она очень заразительно смеётся, и она, и Сережа, вся их семья очень заразительно смеются. И я начинаю смеяться тоже, потому что уверена, что такого со мной точно больше не повторится, ну, я же взрослая женщина, я, имею в виду, не совершаю необдуманных поступков.
Отказ от платья мне удалось аргументировать, показывая сквозь стеклянные витрины на Егора, который о чем-то говорит с Сережей, выдыхая сигаретный дым, чей вид в темных льняных брюках, футболке с причудливым принтом и ярких мокасинах определенно не подходит на спутника свадебного платья.
Следующее, что я вижу – это обувь, верней, один ботинок продавца в руках Маши, в этих же руках малюсенькая фата и быстрые пальцы девушки, которые собирают небольшой свадебный букет, где помимо основного белого присутствуют темно бордовые розочки, ровно в цвет обуви Егора, эти же розочки украшают шпильки, на которых держится фата.
Уверена, что я произведу фурор во дворце бракосочетаний – на мне джинсовые шорты, из тонкой вискозы изумрудная блузка с кружевом и фата с темно бордовыми розочками. И конечно, на мне босоножки на высоком каблуке, так что если я в чем и уверена, это в том, что мои ноги кажутся безупречными и длинными для моего роста.
– Ты не должна это делать, Василина, – слышу я в этом же салоне от Сережи, – тем более не похоже, что парень в восторге от этой идеи.
И мне становится обидно от этого «не восторге», я не уверена, но, по-моему, из меня получилась очень даже симпатичная невеста. И по всей законам жанра, он должен быть «в восторге», а не «не…»
– Так надо…
– Он рассказал мне, вкратце, но ты же понимаешь, что не должна? – давит Сережа.
Бесполезно давить на преподавателя ВУЗа, если ты не работник Академии наук.
– Понимаю, – отвечаю я.
– Ну, вот и отлично, – вдруг обнимает меня Сережа. – Послушай, я дам тебе телефон адвоката, он лучший в своем деле… не по семейному праву, но он может порекомендовать, счет пришлешь мне, хорошо?
– Что?
– Это мой свадебный подарок тебе, – улыбается Сережа, и у него заразительная улыбка, руки в веснушках и ямочки на щеках.
В ЗАГСе нас встречает взволнованная заведующая, и если её удивляет вид жениха и невесты, она не подает вида. Я абсолютно точно знаю, что обеспечила её разговорами года на три, в нашем маленьком городке обсуждаются любые свадьбы, особый ажиотаж вызывают невесты не в белом платье, уверена, невест в джинсовых шортах и розами в цвет обуви жениха еще не было.
– Ваш папа просил скромнее, – шепчет мне заведующая, распахивая перед нами огромные двери, где играет «Шербургские зонтики» живой оркестр и, хотя выбор кажется странным, мне нравится. Я не так часто выхожу замуж фиктивно, и наличие живого оркестра, играющего прекрасную мелодию, не может не радовать. Женщина-регистратор, впрочем, я не могу сказать точно, как называется профессия женщины, которая радостным тоном нам сообщает: «Дорогие Егор и Василина» и «Можете поздравить друг-друга», выглядит фундаментально в темно зеленом бархатном платье, которое облегает её огромную грудь и стан не менее пятьдесят четвертого размера. Думаю, как статуя Свободы США символизирует свободу, так и женщина в фундаментальном платье символизирует нерушимость брачных уз. С чем я и поздравляю продавца крепким рукопожатием и поцелуем в щеку, задерживаясь у его щеки немного дольше для фиктивного брака, но мало для моего желания продолжать целовать его щеку, шею и даже нос, видимо от того, что идеальная рука продавца лежит на моей талии, прижимая меня к себе. При этом сам продавец не делает попыток поцеловать меня. Но что я могу знать о браке вообще, и о фиктивном в частности?
