Текст книги "Продавец (СИ)"

Автор книги: Наталия Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

– Оу, с Бобом я справлюсь, – быстро проговорила я, выхватывая ключи из рук продавца.

В тот момент, когда я заходила в неизвестную мне квартиру, где меня ждала встреча с больной четырехлетней девочкой, Егор заходил в лифт с антивандальными стенами, выпущенными фирмой Otis. Интересно, бывают ли лифты других фирм?

Вася никак не отреагировала на мой приход, крепче обняла медведя и продолжила смотреть мультик. Так мы и смотрели на квадратные штаны, подпевая «Кто проживает на дне океана. Спанч Боб», пока Вася не забралась ко мне на руки, рассказывая про Маню, который все же был мальчиком, и про мальчика Антона, на котором она хочет жениться, но вчера он целовался с Дашкой под горкой, что очень разозлило Васю, и теперь она будет жениться на Вите или на Мане, а еще лучше она женится на папе. Я решила не рассказывать папе о планах Васи, у девочек свои секреты.

Так что можно сказать, что с Васей мы были закадычными друзьями, я имею ввиду, после откровений, что мне тоже нравится её папа, и её сна на моих руках, который закончился моими сырыми брюками, нас же можно считать подружками… Тем более с подругами, после появления в моей жизни трех работ, пяти остановок и просторной квартиры-студии, у меня было не густо.

– Что делаешь? – спросил бархатный голос Егора, его глаза улыбались, кто-то вернул ему улыбку, от этого хотелось улыбнуться и мне.

– Уже ничего. Забирала билеты у курьера.

– Едешь домой?

– Да…

– Это хорошо…

– Хорошо… – с каждым словом все тише и тише…

– Пойдем с нами, Василина?

– А куда вы? – словно это имеет значение.

– Тут недалеко, в парк, на горки…

– Пойдем, Вася! – маленькая ручка дернула меня за рукав.

– Пойдем.

Зря я много лет загадывала билет в Хогвардс, не было в этой школе волшебников ничего особенного. Особенно было – кататься на санках, быстро, на скорости летя вперед ногами, потом спиной, потом боком, потом падать спиной, переворачиваться на спину, загребая полные рукава снега, а потом, сидя, запыхавшись, откинувшись спиной к дереву, есть снег. Ведь теперь никто не скажет, что нельзя этого делать. А снег – он вкусный.

– Пошли, – сказал Егор, показывая глазами на высокую ледяную горку, откуда неслись с большой скоростью взрослые и дети, собираясь в конце в большую кучу из рук и ног, напоминая собой неуклюжего, огромного осьминога. Это казалось опасным и привлекательным.

– Стоя? – спросила я.

– Хорошо, – чем-то блеснула серость в глазах.

– Держись за меня, – устраивая мои руки на своей пояснице, держа меня крепко, – я удержу тебя, – тихо, почти неслышно… – Поехали.

И мы поехали. И ехали. И лед скользил под ногами. И руки держались крепко. И деревья мелькали перед глазами, там за широким плечом, пока я не закрыла глаза, крепче ухватившись за поясницу, пока мы не стали частью неуклюжего осьминога. Я – лежа на спине, и под моей спиной плавился не только снег, но и земля, и Егор, который не отпустил меня ни на секунду, как и обещал, дыша мне в губы, закрывая глаза, будто щурясь на солнце, потом перемешивая наше дыхание, пока я не услышала свое:

– Поцелуй меня.

И его.

– Василина… – перед тем, как смешалось уже не только дыхание, и мои руки так и не отпустили поясницу…

Потом, стоя в общем коридоре, ища ключи в карманах, Егор держал на руках спящую Васю, я практически видела мурашек, которые бежали по моим ногам под теплыми, спортивными штанами, реклама гласила, что они для сноуборда.

– Зайдешь? – услышала я шепот, когда сильные руки перекладывали маленькую девочку с одной руки на другую, когда как малюсенькие ладошки не отпускали шею папы не на минуту. Я понимала эти ладошки.

– Ааааааа?

– Давай, сегодня выходной, у тебя есть планы?

– Нет, на самом деле… – у меня действительно не было никаких планов, собрать чемодан для поездки домой займет не более часа, так что, я ответила: – Зайду.

В прихожей, которая была на целых полтора метра больше моей, но заставлена санками, велосипедом и огромным зайцем, отчего казалась меньше, Егор шепнул:

– Раздевайся, я сейчас, – и ушел в сторону комнаты, неся Васю.

Я не знала, что мне делать, я уже была в этом доме, но что-то сейчас повисло в маленькой прихожей, я пыталась понять, что это. И поняла, когда из комнаты вышел ночной продавец. На нем все еще были эти теплые спортивные штаны, которые надевают на горнолыжных курортах, флисовую кофту он снял, и сейчас на нем была только трикотажная футболка с длинным рукавами, которые он закатал.

Все знают, что девочка Алиса упала в кроличью нору перед тем, как попасть в зазеркалье. Но девочка Алиса сама двигалась к норе, в моем случае нора надвигалась прямо на меня. Она надвигалась, пока, опустившись на колени, Егор расстегнул мои сапоги и снял их, надвигалась, когда поднялся надо мной и, проведя совсем неслышно рукой по моим губам, прошептал:

– Василина, останови меня, сейчас, пожалуйста.

– Но я не хочу, чтобы ты останавливался, – и это была моя последняя сознательная озвученная мысль, потому что нора накрыла меня от кончиков пальцев ног до макушки.

Мои ноги поднялись сильными руками Егора, пока мои руки судорожно хватались за шею, а зубы, кажется, кусали губы.

Судорожно снимая его футболку, свою, заворожено глядя на его идеальные пальцы, которые дергают молнию на моих брюках, а потом одним рывком стаскивают их с моих ног, вдруг оказавшихся голыми и широко расставленными, под бедрами продавца, пока его руки держат меня за талию, и кажется одного обхвата руки хватает, чтобы обнять меня целиком, крепко вжав в уже голое тело.

Его губы целуют и шепчут, и снова целуют, и снова шепчут. Его руки, кажется, оказываются одновременно по всему моему телу, пока я не оказываюсь обнаженной окончательно, и мне бы засмущаться, но я не могу, потому что в это время я заворожено смотрю на пальцы, которые ныряют под резинку мужского белья сдергивают его, бросая куда-то.

Мои губы целуют и шепчут, и снова целуют, и снова шепчут. Мои руки поглаживают, обхватывают и под своё судорожное «пожалуйста, пожалуйста» вводят, и это в триллионы раз лучше пластика.

Мое тело выгибается, пока руки цепляются, ногти царапают, а языки встречаются и встречаются ровно в такт бедер, под мое «пожалуйста, пожалуйста»…

Я сверху, мне нравится этот вид, его глаза почти черные, рот приоткрыт, его руки держат мои бедра, направляя моё «пожалуйста», пока я не падаю грудью на грудь и слышу «да, господи, да», и я готова ощутить себя господом, потому что в этот момент я вижу Бога перед собой и топлю свой вскрик в идеальной руке…..

Проснулась я от негромкого «вы наш гость, вы наш гость, позабудьте грусть и злость». На экране телевизора забавная посуда развлекала девушку, тогда как не менее забавная девочка в желтых колготках и розовой футболке с изображением не менее розового слона подпевала забавной песенке «вы наш гость, вы наш гость, позабудьте грусть и злость». Я тоже начала подпевать, вспомнив откуда-то слова, чем обратила на себя внимание маленькой Васи, вдруг поняв, что хоть я и под одеялом, но одежды на мне так уж и много.

– Проснулась? – спросила Вася.

– Да, – я же проснулась.

– Пааааап, она проснулась! – укладываясь со мной рядом, обнимая горячими ладошками, – это хорошо, что ты не описалась… папа никогда не ругается, но это довольно конфузливо, – прошептала мне в нос Вася.

На какое-то время она замолчала, развернувшись к экрану, оставив меня один на один с моими мыслями. Я, безусловно, была рада, что не описалась… и Вася, конечно, права, это было бы весьма конфузливо…

Поток моих мысленных рассуждений прервал Егор, который вошел в комнату, где стоял разобранный диван, под одеялом лежала я, а рядом лежала Вася, поднимая ноги вверх, выписывая ими балетные па. Он отложил кухонное полотенце, которое было у него в руках, в сторону, усадил Васю на руки со словами «не смотри телевизор лежа» и, придерживая её одной рукой, смотрел на меня, пока не закончилась песенка, и я не услышала:

– Вася, обед готов, хорошо? – в затылок с кудряшками.

– Хорошо.

– Беги, мой ручки, я сейчас приду, – ссаживая с колен желтые колготки, которые, собрав по пути пару игрушек, все же вышли из комнаты.

– О чем ты думал, сейчас? – спросила я.

– О том, что я сижу между двух Вась и могу загадать желание…

– Тогда не говори, не сбудется…

– Если я не скажу, тем более не сбудется, – укладываясь рядом со мной. – Останься со мной, сегодня, Василина? Этой ночью, – осыпая поцелуями лицо.

– Эй, подожди, мне нужно кое что выяснить.

– Что?

– Как часто в твоей постели писаются женщины?

– Оооооооооо, уже довольно редко, на самом деле, только когда болеют или у них замерзают ножки… как у тебя сегодня… так что тебе пришлось лечь спать, чтобы согреть ножки, девочки всегда спят днем… – забираясь под одеяло, проводя по моим ногам. – Останься со мной, Василина, – и это звучит больше, чем приглашение остаться на ночь.

Я осталась. И мне приходилось быть тихой, насколько это возможно, пока губы шептали причудливые узоры мне в губы, а пальцы проводили по местам, где до этого ни разу не прикасались мужские руки…отчего-то. «Ты левша, Василина, это довольно очевидно».

Утром мне нужно было на поезд. По договоренности, Егор разбудил меня раньше, и я убежала в свою квартиру собирать чемодан и ощущать себя беспардонно счастливой. Мой продавец сказал, что отвезет меня на вокзал, мне надо зайти к нему в магазин, когда я буду готова.

Все что случилось потом, конечно чистая случайность, но какая случайность! Случайность, которой хочется выдернуть ноги. Её идеальные, стройные, длинные ноги.

Я уже знала, что сестра Егора Настя жила в этом доме, двумя этажами выше, в такой же просторной квартире, как у меня, но никогда не встречала её больше после того злополучного дня у лифта. В этот раз, зайдя в лифт, я увидела не только Настю, которая, конечно, не знала меня, но и её подругу, с такими же ногами. «Может их клонируют?», – подумала я, пока нажимала кнопку первого этажа. Ехать с восемнадцатого этажа на первый не так и долго, но этого вполне достаточно, чтобы расколошматить вдребезги твое хорошее настроение, а потом вернуть тебе самооценку.

– Так что там твой брат? – вторые стройные ноги.

– Да нормально. Интересуешься? – игриво.

– Ну… он… горячий…

– Если тебя интересует на раз, добро пожаловать, только потом не жалуйся.

– А что, есть недовольные? – со смехом.

– Алииина, я тебя умоляю, какие недовольные? Все предельно ясно, на раз. Без обязательств, ты первый год знаешь моего брата? Но недовольных нет. Иначе откуда бы этот шлейф марин-ирин-галь…

– Он, наверное, скрывает недовольных, а? – продолжая смеяться.

– Слушай, я деталей не знаю, но Аленка мне рассказывала кое-что, и это бомба. Просто. Нахрен. Бомба.

– Нааасть, ты офигела, он твой брат, – смеясь уже в голос

– И что? Я знаю, что у него яйца в штанах, – продолжая смеяться.

Конечно, любую новость надо переспать, любую новость надо обдумать, но мне некогда обдумывать или спать. Просто о таком предупреждают.

На Раз. Отлично! Я не против на раз, у меня даже было пару раз на раз, но тогда меня предупредили. Перед тем, как играть в мафию, всегда объясняют правила игры, мне не объяснили, значит сейчас объяснят. Мне же уже нечего терять, правильно? Правильно! Мой раз уже был. Собственно, не один раз, если быть откровенной… и это был отличный не один раз, но, может, стоило меня предупредить, что на этом – все, выдача абонементов окончена.

Оставляю чемодан прямо рядом с витриной, ловя губами губы:

– Привет.

Борясь с желанием ударить, борясь со слезами.

– Ничего не хочешь мне сказать, перед тем, как я уеду?

Серые глаза ищут что-то в моих, видимо ничего не находят, бросают через плечо:

– Я вернусь через пару часов, – беря меня за руку, хватая чемодан другой рукой, ведет молча на парковку, открывает дверь «Октавии».

Прекрасно.

– Василина, что случилось?

– Да ничего нового для тебя, на самом деле. У тебя же все «на раз», без обязательств, у тебя шлейф марин-ирин-галь, ты же просто бомба, нахрен. А теперь отвези меня на вокзал, как и обещал, иначе я опоздаю на поезд, а я не собираюсь опаздывать из-за твоих разовых бомб!

– Василина? Вася… я не понимаю…

– Не врубай идиота, не на экзамене, из жалости тройку не ставят. Поехали.

– Василина! Сейчас ты скажешь, какая муха тебя укусила, а потом я тебя отвезу. Потом. Пока ты не скажешь, я не сдвинусь с этого места… и, – нажимая кнопку, – ты тоже не выйдешь отсюда, двери заблокированы.

Делать нечего, мы играем честно.

Я говорю.

Он молчит.

Я молчу.

Он молчит.

Вздыхает.

– Василина, я мужчина, а не монах. У меня есть шлейф марин-ирин-галь на раз, без обязательств. Есть. Я пытался… Я хотел… но ничего не получается, никогда не получается, всегда очень сложно. Поэтому мой формат всегда «на раз», без обязательств.

Ловлю губами воздух, да, я хотела услышать правду, хотела, но не хотела, мне не нужна такая правда. Не нужна!

Сейчас главное – не заплакать. Не заплакать до станции метро, потом я просто нырну и растворюсь в метро, где затхлый воздух кондиционеров заберет моё удушье.

– Послушай, послушай меня. Я не хочу с тобой на раз. Понимаешь меня? – он смотрит на меня, я не вижу его. – Не с тобой на раз. Я не хочу сказать, что ты особенная, все женщины особенные, наверное, я не знаю уже… Просто… ты мне нравишься, Василина. Я хочу попробовать с тобой не на раз, наверное, мне это необходимо. Я знаю, что просить тебя попробовать эгоистично, но я прошу тебя, давай попробуем, Вася?

– Я тебе нравлюсь? – решаю уточнить я.

– Очень, Василина, очень… – его глаза такие глубокие, руки невероятно горячие, губы нежные, и они все шепчут и шепчут мне в шею, в губы, в волосы… – нравишься, пожалуйста, давай попробуем, не отвечай сейчас, подумай, по приезду скажешь, но боже, ты мне нравишься, так сильно…

Я решаю, что подумать будет нелишним.

Дом пахнет домом, шарлоткой и лекарствами. Мой папа педиатр, он почти всегда на работе, но приходя домой он усаживается рядом, я ныряю ему подмышку, и он спрашивает:

– Как вы, девочки?

Моей маме сорок пять, и она девочка для моего папы, я вижу, как она проводит рукой по его поседевшим волосам, вижу, как он щипает её за попу, это немного смущающее, но вызывает улыбку. Наверное, я бы хотела остаться в доме своих родителей навсегда, но у меня есть своя просторная квартира, и мама очень гордится тем, что я смогла её купить, она говорит, что я – настоящая молодец, и папа ей вторит.

Все каникулы я борюсь с желанием написать продавцу, загадывая на Новый год, под бой курантов, встретить следующий Новый год с самыми идеальными руками, аппетитной задницей и сексуальными очками. Я загадываю, что если он встретит меня, то я попробую…

В последний вечер дома папа спрашивает меня, отчего я такая грустная, я не кажусь себе грустной, но он мой папа, ему всегда видней, когда я грустная, так всегда было, я задаюсь вопросом, всегда ли так будет…

Я рассказываю ему о продавце, о Васе, о непереносимости лактозы, о том, что он просит попробовать, и я ему нравлюсь, и даже о том, что провела с ним ночь… для полноты картины, мне нужен максимально точный совет от папы, но он не дает мне никакого совета, говорит только, что вовсе не так представлял себе молодого человека, который войдет в мою жизнь, но решать нужно мне. Рассказывает, что такое лактоза, и что непереносимость чаще всего перерастают. Он говорит, что большинство родителей понятия не имеют, что делать с ребенком, когда он приходит в их жизнь, так что мне не нужно бояться сделать что-нибудь не так для Васи, и что мне даже повезло, потому что рядом есть человек, который уже знаком с этой девочкой. А также я могу звонить папе по любому вопросу. Но решать все равно мне. Я ничего не могу решить. Я думаю, что все решит случай, если Егор меня встретит, я попробую. И я верю в это. Стараюсь верить. Потому что… каждую ночь мне снится аппетитная задница, греховно аппетитная, такую задницу нужно запретить законом!

Выныривая из вагона, я увидела Егора, он стоял немного поодаль, молча подойдя ко мне, поправив шапку и варежки, взял чемодан в одну руку и мою ладонь в другую.

В машине я достала блокнот.

«Я знаю, что такое непереносимость лактозы»

«Есть специальное молоко»

«Я не знаю кто такой Блум и Энчактикс»

«Ты мне нравишься»

«Давай попробуем»

Егор, читая, складывает листочки на торпеду, потом молча смотрит на меня, выдыхает и притягивает мои губы к своим.

Мы решаем попробовать. Не на Раз.

Глава 4

С тех пор, как мы решили попробовать не на раз, прошло уже полгода. Надо сказать, что мы очень многое попробовали за это время. Нами был опробован мой матрас, реклама гласила, что он ортопедический, и если под этим подразумевается его повышенная упругость, то она не обманула. Были опробованы все возможные горизонтальные поверхности всех восемнадцати метров моей просторной квартиры, а также вертикальные и любые другие геометрические проекции. Также был попробован очень-очень тихий секс и очень громкий. И даже реалистичная модель с семью скоростями была реабилитирована в моих глазах, потому что, если к вращающейся головке приложить идеальные пальцы рук или, о, Боже, не менее идеальный язык, то целевая аудитория взрывается от восторга.

За время нашей поездки домой от вокзала Егор едва ли произнес пару слов, впрочем, как и я. Он просто держал мою ладонь в своей, играя пальцами, потом подносил к губам и, будто читая что-то про себя, целовал их. Я не хотела мешать интимному разговору моих пальцев и его губ. Диалог продолжался в лифте, продолжился он и в общем коридоре, когда бросив мой чемодан под ноги, он сплел свои пальцы с моими, и губами в губы «я должен это слышать», неожиданно вытащив свой телефон, сказал:

– Насть?

– Да.

– Да.

– Да.

– Я твой должник.

– Вечно.

Потом, уже в мои губы:

– Ты откроешь свою дверь, Василина?

– Что ты должен слышать?

– Скажу потом…

Потом, взрываясь на его губах, выгнув спину, сорвавшись в каком-то странном крике, через время, я услышала:

– Это. Я должен был услышать Это.

В ту ночь он услышал Это не один раз, потому что я бываю громкой, и я была более чем рада нарушить статью административного кодекса о шуме после одиннадцати часов вечера.

Иногда я оставалась на ночь у Егора, и тогда мне приходилось быть тихой, очень тихой, я попробовала и нашла в этом свою особую прелесть и заодно подушку, которой в случае форс-мажоров закрывала себе лицо, гася свой крик.

Иногда мы не виделись неделю или больше, потому что у него магазин и учеба, у меня работа, работа и работа, и у нас была Вася. Тогда утром меня будил звонок в дверь, а позже, когда однажды запутавшись в пижаме, я упала по пути ко входу, я попросту дала Егору ключи от своей квартиры – поцелуй и слова «Василина… Вася, у нас есть тридцать минут…»

Мои возражения, а, как девушка, я должна была возразить, длились не больше двух минут, конечно же, чтобы не спугнуть удачу. То, что передо мной была моя удача во плоти, с серыми глазами, горячими руками и шепотом мне в шею «уже 28 минут, Василина», как раз в тот момент, когда его руки сдергивали с меня футболку, я не сомневалась ни на минуту.

Не сомневалась я в своей удаче, когда Егор протянул ключи от своей квартиры со словами «на всякий случай», и случай нашелся почти сразу. Не сомневалась, когда зайдя в магазинчик, который когда-то хотела взорвать, обнаружила подсобное помещение и, повесив на дверь табличку «технический перерыв», соблазнила своего продавца с помощью того самого красного платья, и на этот раз он нашел его «обалденным и выше всяких похвал» все те полторы минуты, пока видел его на мне.

По выходным мы ходили на горки в парк, прихватив с собой санки и Маню, потому что без Мани никак нельзя было кататься. Я хорошо понимала Васю, мне без Егора тоже было не интересно в парке, хотя я и ходила пару раз только с Васей, научив её лепить снеговика, а она меня – половой идентификации оных, оказывается у снеговиков-мам «должны быть сиси». Я была полностью согласна с Васей, но когда вечером смотрела на себя в зеркало, была удручена, что приличной снего-мамы из меня не получится. О чем тут же сообщила продавцу, чтобы он не питал иллюзий, если вдруг ему в ближайшее время понадобится мама-снеговик – я решительно не подхожу на эту роль.

«У тебя классные сиськи», – получила я смс.

«Обе, две», – было продолжением.

«Я люблю твои сиськи», – было следующим смс от продавца, до поворота ключа и его «у нас есть тридцать минут, Василина» и быстрого сдергивания моей кофточки с последующим внимательным изучением моей груди, каждой по отдельности, и заключением «у тебя красивая грудь… очень», и «вкусная», и «обалденная», и «Василина, завтра выходной, проведи эту ночь со мной», и моим «хорошо, но у нас же еще есть двадцать восемь минут?.», и его «О, да…», и идеальными пальцами, которые пробегаются по моей ставшей красивой груди, и греховно бархатным «ты такая красивая, Василина… ты сводишь меня с ума».

Утром, когда моя грудь была официально признана восхитительной, я сама – красивой, а некоторые части тела – неприлично вкусными, наши с Егором ноги заплелись в причудливые косы, а его руки выводили круги на моих бедрах, замок на входной двери повернулся, и на цыпочках вошла Настя – сестра Егора, та самая, с клонированными ногами. Дверь в комнату всегда была открыта «на всякий случай», но этот случай никак не включал в себя появление длинноногой сестры Егора. Настя округлила глаза, потом демонстративно их зажмурила, потом изобразила лицом хомяка и показала рукой в сторону кухни, что выглядело довольно смешно, на самом деле, поэтому я рассмеялась глядя Егора, который уже одевался, чтобы выйти к сестре.

– Ты можешь поспать или выходи, будешь кофе?

– Аха… – сказала я, поэтому мне не оставалось ничего другого, как встать и оправиться в ванную комнату, где я попыталась изобразить хомяка, но у меня получилась снежная баба, зато с восхитительной грудью, – подумала я.

В двухкомнатной квартире по цене однокомнатной очень мало места и прекрасная слышимость, поэтому мне пришлось стать свидетелем разговора.

– Значит ты теперь трахаешь эту крошку?

– Нет.

– Нееееет?

– Нет, я не трахаю, как ты изящно выразилась, эту крошку.

– А почему у неё такой вид?

– Какой? Без сахара? – видимо Егор делал кофе.

– Оттраханный у неё вид, как у меня сегодня… с утра.

– Пфф… перестань, моя сестра в шестом классе, она не знает, что такое секс.

– В шестом классе у твоей сестры были месячные, и она знала, что такое секс, ей рассказал её старший брааааатик.

– Выдрать бы ноги этому брааатику, тогда моя сестра во втором классе. Я не хочу знать про её, прости господи, оттраханный вид, избавь меня от подробностей, а.

– А я хочу подробностей… а… ааа… грязных деталей… уууууу… – в тот момент, когда лицо Насти снова изображало хомяка, я вошла на кухню. – О, привет, меня зовут Настя.

– Василина, – ответила я хомяку, – Вася.

– Ого… Две Васи – это круто, у тебя теперь, брааатик, все желания исполняются? – интересно, почему она спрашивает братика, а смотрит на меня?

– Ну, те, что он озвучил, – честно ответила я. Меня спросили, я ответила. Я – честная женщина и на все вопросы отвечаю честно.

Через время на кухне сидели все, включая Васю и Маню, при этом Вася была согласна на завтрак в виде каши, оказалось, что детям на завтрак обязательно дают кашу. В принципе, я помнила это, но отчего-то надеялась, что правило обязательнокашковости отменили. Маня же требовал блинчики. С вареньем.

– Папа, я буду кашу, а Маня не будет, он хочет блинчики.

– Детка, давай завтра, у папы много дел.

– У тебя всегда много дел, а Маня хочет блинчики.

– Маня – медведь, медведи любят мед.

– Дааа? А суп он вчера хотел!

– Это аргумент, – со смехом Настя.

Я не имела представления, какие именно блины ест Маня, все-таки он медведь, к тому плюшевый, но сказала.

– Я сделаю блины Мане.

– И мне, – Вася. – Только молоко в синей коробке.

Годы научили меня немногому, но печь блины я умела и, хотя молоко вызывало подозрение, на вид и на вкус оно было самым обыкновенным, так что через время Маня размазывал по своему плюшевому рту блин и варенье, а руки Васи были в тесте, потому что её занимал сам процесс, который, видимо, отличался от папиного. Скорей всего потому, что Вася сидела у меня на боку, обхватив меня руками, пока я переворачивала блин, а потом мешала ладошкой тесто в кастрюльке, вытираясь потом бумажным полотенцем.

– У тебя очень вкусные блины, Вася, – прошептал мне в ухо детский ротик, потом об мои волосы вытерли остатки теста, а потом на кухню зашел продавец, который в это время был в комнате, перебирая какие-то документы с Настей, и, как назло, на нем была сексуальная оправа.

Не знаю, возможно ли почувствовать желание облизнуть очки, но именно это я и почувствовала, когда идеальные пальцы собрали тесто с моего лица и, облизав, я услышала греховно бархатное:

– Спасибо…

Не знаю, возможно ли почувствовать желание облизнуть идеальные пальцы, которые пробегаются по шее, тогда как четырехлетняя девочка сидит на руках и держится одновременно за меня и за папу.

– Пожалуйста…

Не знаю, возможно ли почувствовать желание ощутить вкус губ на своих губах, когда по этим губам детской ладошкой размазано тесто.

Но именно это я и почувствовала, когда услышала:

– Детка, беги в ванную, я сейчас приду, – и я не была уверена, кому это было сказано, пока сиреневая пижамка с Маней в варенье не отправилась в ванную комнату, а я ловила губами:

– Спасибо…

Резко появившаяся спина Егора вывела меня из моих нереализованных желаний, пока я не услышала над ухом:

– Я абсолютно уверен, что тебе нужно в ванную комнату.

– Зачем?

– Срочно… Василина, – уже с обратной стороны двери ванной, вжатая в тело продавца, – Василина… – и губы съедают остатки теста с моего лица, – Василина, – и руки снимают футболку, – Василина… – и я приземляюсь на стиральную машину, которая кажется слишком холодной для моего уже до предела разгоряченного тела, – Василина… – и прижатая идеальными руками, обхватив ногами аппетитную задницу, я отчаянно пытаюсь получить трение тому месту, которое сейчас нуждается в этом, – Василина… Вася… ты сможешь быть очень тихой?

Я не сомневаюсь в этом, если меня спросить, действительно ли в солнечной системе шесть планет, я лишь кивну головой в знак подтверждения.

Когда же мои шорты летят в сторону, и я ощущаю горячую плоть напротив своей, я не могу сдержать всхлипа, и, видимо, он достаточно громкий, потому что идеальные пальцы закрывают мне рот, а серые глаза ловят мой взгляд и говорят… говорят… говорят… тише… тише… тише… под каждый толчок… тише…

Потом, сидя вдвоем с Настей, я слышу:

– У тебя красивые глаза, зачем ты прячешь свои глаза этим цветом волос? Василина, тебе нужно быть блондинкой, такой теплой блонди.

И через пару часов мучений я становлюсь теплой блонди, и мои глаза действительно видны, как никогда, и я этому рада отчего-то.

– Знаешь, иди домой сейчас, завтра Егор тебя увидит… и в твоей квартире шумоизоляция, надеюсь, лучше, – смеется Настя.

Поэтому, когда через неделю я бодрым шагом иду ставшие уже привычными пять остановок, я чувствую себя более чем прекрасно. Конечно, тот факт, что моё плечо оттягивает большая папка с документами немного утяжеляет мою летящую походку. Как и осознание того, что скоро день внесения очередного платежа за мою просторную квартиру с хорошей шумоизоляцией – ведь соседи не жаловались – немного смущало. При этом факт покупки двух пар обуви радовал, потому что… преступно не купить такие туфли, один носок которых стоил моей дополнительной работы, а ведь там был еще и каблук – изящное, ажурное чудо. Так что тот факт, что прямо сейчас у меня болит голова, живот, ноги, я хочу есть, и меня ждет ночная работа – не может пересилить радости от обладания двумя новыми парами обуви.

Ближе к дому мое несчастное настроение нагоняет меня, но я решительно настроена на оборону от него, потому что стоит только впустить малюсенький кусочек, как оно слопает тебя целиком. Меня же лопать нельзя, у меня туфли, и я теперь блондинка, в конце концов. Блондинки всегда счастливы. Поэтому я решительно прохожу мимо магазинчика, в котором, я знаю, сейчас находится Егор, и иду сразу домой. Ведь стоит только увидеть серые глаза, как тут же захочется теплых рук, стоит ощутить руки, как тут же захочется дыхания в шею и «Привет, Василина…», а мне нужно работать… и бороться с несчастным настроением.

Поэтому, получив смс:

«ты не зашла, что-то случилось?»,

Я отвечаю:

«плохо себя чувствую».

Получаю:

«что болит?».

Подумав, честно отправляю:

«все» и «иду спать».

Я работаю всю ночь, засыпаю под утро, переворачиваясь, натыкаюсь на продавца, который сопит мне в волосы, крепко обнимая меня… Уткнувшись в его грудь, засыпаю снова, не удержавшись, легко поцеловав. Наконец просыпаюсь.

Егор сидит рядом, смотря в свой ноутбук, закусывая губу и хмурясь. Так мы и лежим. Я смотрю на Егора. Егор на монитор.

– Как ты? – выводит из задумчивости бархатный вопрос.

– Хорошо, – хриплый голос.

– Подожди, – оправляясь в сторону стола, который выполняет функцию, как кухонного, так и рабочего и, принеся мне чашку с каким-то травяным отваром, шепчет: – выпей и ложись…

Я пью.

– Что это?

– Это… не знаю точно. Но у тебя должно перестать болеть все… и может даже улучшится настроение, – укладывая мою голову на свои колени, делая массаж головы.

– Ты не знаешь, что и даешь мне? – не то что бы я была против.

– Настя всегда пьет этот чай… когда…

– Когда что? – шепчу я, но больше меня интересует его руки, которые перебирают мои волосы, и пальцы, которые слегка массируют кожу головы и шеи…

– Василина, я умею считать в пределах тридцати, – очень тихим голосом, – поспи еще.

– Двадцати шести, на самом деле, – отвечаю я, смотря на часы, понимаю, что Егору пора за Васей, вздыхаю, – тебе надо идти…

– Хочешь, чтобы я остался?

– Да…но… – и это эгоистично с моей стороны, но мое несчастное настроение не покинуло меня, а я уже ощутила тепло рук и шепот, и увидела серые глаза, и я в конце концов блондинка, они всегда эгоистичны.

– Хорошо… поспи. – Продавец ложится рядом со мной, укладывая мою голову на плечо.

Просыпаясь второй раз, я чувствую себя значительно лучше, видимо волшебный отвар помог, но скорей всего чудодейственным свойством обладают руки продавца, потому что до этого я пробовала различные отвары, гомеопатически горошки и даже прибегала к медитации.

Егор кормит меня ужином, под мой вопрос:

– Эй, ты знаешь волшебное слово? Потому что когда я заглядывала в холодильник, там точно ничего такого не было.

– Угу, знаю.

– И какое? – интересуюсь на всякий случай, все-таки очень удобная вещь в хозяйстве – «волшебное слово».