Текст книги "Новая хозяйка собаки Баскервилей"
Автор книги: Наталия Миронина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 3
Валентин Петрович вышел из больницы человеком, у которого отняли часть души. Он понимал, что эта самая часть осталась лежать вместе со строительным мусором в глубоком котловане, где потом был возведен фундамент торгового центра. Объяснить жене, что значила для него прежняя работа, было совершенно невозможно – Майя таращила глаза, размахивала руками и взахлеб рекламировала только что отстроенный «Люкс».
– А почему такое название выбрали? – перебив однажды многословие жены, спросил Евграфов.
– У нас будет все – люкс! И товары, и оформление, и ресторан.
– А у вас еще и ресторан будет?
– А как же, на пятом этаже.
Евграфов, который уже совершил тайную экскурсию, только покачал головой – более бездарного воплощения неплохой идеи стоило поискать.
– Ты представляешь, как там трудно будет работать людям?! Мало того что покупатели должны отыскать лифт, они должны будут ходить по магазину, обливаясь потом – там нет централизованной системы кондиционирования. Сэкономили на основном! А как люди работать будут?! По десять часов?!
– Что ты так волнуешься?! Пусть об этом голова у арендаторов болит!
– Не будет она болеть! Потому что не будет у вас арендаторов! – бросил Евграфов.
– Это почему же? – Майя вдруг разозлилась. Ее муж, похоже, до сих пор думает, что управляет рынком и что он все решает. А в этом торговом комплексе – хозяйка она. Майя про себя усмехнулась – как вовремя она подписала все бумаги! Пока Евграфов был в больнице, а Васюков «сломался» на первом же круге, она заставила акционеров сделать ее директором.
– А Валентин как же? – спросил Васюков встревоженно. Нельзя сказать, что им руководили сочувствие или угрызения совести, он просто понимал, что, кроме Евграфова, никто не исправит совершенные ими ошибки.
– А что Валентин! Он – исполнительный директор! – Майю смутить было нельзя – она продумала все до мелочей.
– Думаешь, согласится?
– Да, – отрезала Майя. В отсутствие мужа она вдруг обрела самоуверенность. Она с облегчением думала, что теперь муж гораздо больше в ней нуждается, чем она в нем. И можно «задвинуть» его на периферию семейной жизни – вроде и муж есть, и такой еще интересный, но в силу обстоятельств теперь в ее, Майиных, руках власть и деньги. А муж должен подчиниться ей. Ради своего же блага и здоровья.
Хамоватая уверенность Майи разбилась, как случайно выпавший из морозильной камеры кусочек льда, на мелкие мокрые осколки. С момента открытия торгового центра за три месяца арендаторы поменялись уже два раза. Люди съезжали со скандалами – покупателей не было, продавцы падали в обморок от духоты, запахи со второго этажа – там, где располагался универсам и большой кулинарный цех, запахи жареной рыбы, мяса, лука портили дорогую одежду и заставляли редких покупателей морщить носы.
– Пап, там у нас немного проблем… – Как-то вечером Майя сделалась необыкновенно ласковой. Она приехала с работы и как была, в темном дорогом плаще, на высоких шпильках, прошла в гостиную, где разбирал какие-то бумаги Евграфов.
– Ты ужин приготовь, – ответствовал ей муж и, не слушая, стал что-то писать.
Майя на мгновение замерла, потом фыркнула и пошла переодеваться. Ей очень хотелось наорать на Евграфова, но она сдержалась. «Васюков прав, без него мы сейчас не справимся. Поджарю-ка я ему картошки с мясом, так, по-парадному», – думала Майя и доставала дорогие тарелки.
– Вот, пожалуйста, я тебе мясца сделала, с картошечкой… – Майя внесла большую тарелку.
Евграфов взглянул на тарелку и произнес:
– Мне этого нельзя… Холестерин. Ты же сама с врачом говорила…
Майя растерялась:
– Так что? Ты не будешь ужинать?
– Почему не буду? Буду, только то, что можно. Ну, у тебя же есть список продуктов…
Майя, покраснев, вернулась с тарелкой в кухню.
– Может, тебе гречку сделать? – закричала она из кухни.
– Можно гречку. – Голос мужа звучал равнодушно. Это раньше в его интонациях слышались извинения, ласка и предупредительность. Теперь этого ничего не было.
– Ну, ты будешь ее есть? – уточнила Майя.
– Наверное, – последовал ответ.
«Господи, неужели по-человечески нельзя! Что он из себя строит!» – злилась Майя, но держала себя в руках. Надо было обязательно поговорить с мужем – дела в торговом центре шли из рук вон плохо, а от Васюкова и Ады проку не было никакого.
Наконец вечером Майя решилась:
– Валя, у нас там такие проблемы…
– И что? – Было видно, что муж ждал этой фразы.
– Ты не посмотришь, что можно сделать…
– Нет, не посмотрю, мне этот торговый центр не нужен был…
– Я понимаю, я же как лучше хотела… А сейчас… – Майя привычно всхлипнула. Евграфов посмотрел на жену, и в душе ничего не шевельнулось. Ему совсем не было ее жаль, не хотелось успокоить, придумать какое-то чудодейственное средство, способное вытащить этих идиотов из ямы, куда они добровольно прыгнули. Евграфову вообще не хотелось ничего делать. Даже говорить…
– Зря ты завела этот разговор, я не буду заниматься магазином…
Майя заморгала глазами, принимая вид обиженной дурочки. Раньше эта мина срабатывала безотказно. Сейчас же муж досадливо отвел глаза – вид толстой тетки, изображающей плачущую девочку, был ему неприятен. На мгновение Евграфов испугался: «Что это я?! Я же видел все это раньше. И все равно женился. Выдернул ее из привычной среды, что-то обещал… И детей вот у нас нет. А если бы дети были, может, она и вела бы себя по-другому. Хотя… Но нет, не могу себя заставить. Скучно все это мне. А видеться надо будет каждый день!» Последняя мысль обожгла его – к жене не осталось никакого чувства, кроме раздражения. Он представил себе их дальнейшее будущее – глаза в глаза, рука об руку… Только глаза больше ничего хорошего не скажут, а руки хочется оттолкнуть.
– Хорошо. Помогу. Только два условия. Первое, я – директор. Со всеми полномочиями. И никаких там коммерческих, исполнительных и прочих около меня не будет! Чтобы никто под ногами не мешался и никто с советами и рекомендациями не лез. Отдельно документально закрепить, что акционеры имеют всего лишь совещательный голос. Никаких решений они принимать не будут в силу юридической невозможности.
Сказав все это, Евграфов встал и пошел в спальню. Майя осталась в гостиной и пыталась понять, выиграла она или проиграла.
Через три месяца Майя поняла, что проиграла. Нет, конечно, пойдет прибыль, та самая, о который они мечтали, открывая этот магазин, и она будет еще богаче, чем сейчас… Но пока…
Пока она явно проигрывала – муж, к которому она пыталась относиться теперь снисходительно, переиграл ее. Он в ней не нуждался. Более того, он работе отдавал все время. Он просто поселился в торговом центре. И без всякого разрешения тратил редко поступающие оттуда деньги на всяческое благоустройство. И Майя, которой очень нравилось теперь подсчитывать барыши, ужасалась такой расточительности…
– Вы поговорите с ним! Что он делает! – звонила она попеременно Васюкову и Аде.
Те только что-то бормотали – и Васюков, и Ада отлично осознали серьезность спешных просчетов. Васюков, тот и вовсе стал говорить, что Майя его ввела в заблуждение и если бы не она, рынок до сих пор работал бы. Васюков даже приезжал к Евграфову и долго объяснялся.
– Ладно, главное – не мешайте мне. – Валентин Петрович на прощание пожал руку вероломному соучредителю. Отныне вся его жизнь принадлежала торговому центру. И чем больше там было проблем, тем больше радовался Евграфов – эта жизнь, полная неприятностей, сложных человеческих взаимоотношений и все-таки побед, заменила ему семейную жизнь.
Первым делом Евграфов сдал четвертый этаж. Ему стало очевидно, что без эскалаторов с первого до пятого этажа, без этих движущихся лестниц, которые служили своего рода обзорной площадкой, покупатели доберутся максимум до третьего этажа. Четвертый и пятый, следовательно, надо было сдать целиком. Балетное училище, куда он поехал в первые же дни своего правления, долго не думало, и правильно делало – сдал он им этот этаж почти задаром. Сделал это Евграфов легко – ни с кем советоваться было не надо.
Пятый этаж он подготовил под ресторан. Желающие уже были, но всех смущали отсутствие опять же эскалатора и запрятанный в закоулки лифт.
– Что вы переживаете? У нас несколько лифтов. Один мы отдадим вам. Полностью. Этот лифт может не останавливаться на других этажах, он сразу будет гостей поднимать к вам. У вас будет лифтер, в униформе… – Евграфов говорил это все управляющему ресторана, хмурому человеку лет пятидесяти. Скепсис на его лице, казалось, занял прочное положение.
– Да зачем нам лифт, – прогундосил управляющий.
Евграфов на секунду замолчал, а потом бросил:
– Да хоть гостю стопку первую в этом лифте поднести! – Он эту фразу бросил в сердцах, только чтобы растормошить мужика. И попал в цель.
– Стопку. В лифте. На серебряном подносе. Девчонка в кокошнике. В сарафане. Такая, чтобы – «ух»! – Глаза мужика приобрели осмысленное выражение. – Понял. Наверное, заезжаем. Завтра обсудим детали.
Когда за ним закрылась дверь, Евграфов пожал плечами – вот и пойми, что может послужить «последним» аргументом.
Когда четвертый и пятый этаж были «устроены», Евграфов вплотную занялся третьим этажом. Именно этот этаж доставлял ему беспокойство. Именно здесь обосновались основные магазины торгового центра. Сюда должен был идти основной поток покупателей. И именно здесь столкнулись интересы, амбиции и характеры людей, которые разумную уступку считали непозволительной слабостью, а отношения между собой эти люди выясняли путем криков и мелких пакостей.
К сожалению, в то время, когда строители доделывали последний этаж, а Евграфов по рекомендации врачей совершал долгие лесные прогулки, вопросами аренды занималась Майя. Нарядившись в узкую юбку и черную гипюровую водолазку, она гордо восседала в новом кожаном кресле за огромным директорским столом и принимала посетителей. Объявление о свободных торговых площадях давали уже давно, и люди приходили часто. Майя улыбалась, давала пояснения, показывала павильоны, а сама внимательно наблюдала. Она не очень вникала в то, о чем ей говорили, ее не очень интересовало, чем будут торговать, ей больше всего не хотелось иметь конкуренток. А приезжали в основном почему-то приятные деловые женщины, подтянутые, ухоженные, умеющие тактично держаться. Глядя на них, в голову не приходило, что они начинали челноками или торговали на вещевых рынках. Майя испытывала, как бы теперь сказали, когнитивный диссонанс – все приходящие были торговками, но торговками какими-то образованными, воспитанными, со вкусом. «Глядишь, начнут умничать!» – почему-то думала она, и ей становилось неуютно. Майя вообще сразу начинала плохо относиться к человеку, если чувствовала хоть малейшее его превосходство.
– Да, это очень хорошо, что вы занимаетесь кожгалантереей, но мы будем думать, сами понимаете, желающих много, – высокомерно заявляла она владелице фирмы, которая занималась сумками и чемоданами. Причем высокомерность эта проявилась после того, как дама рассказала, что в прошлом преподавала в университете историю языка, а в торговлю пришла случайно после смерти мужа.
Таких было немало, Майя даже стала думать, что все владельцы торговых фирм по меньшей мере кандидаты наук. Ей сложно было поддерживать разговор, сложно было искренне улыбаться, и она даже представить себе не могла, как будет общаться в дальнейшем.
Решение было найдено случайно – однажды вечером она встретила свою подругу по рынку, Наташу Шадринцеву. Собственно, Наташей ее никто давно не звал – в силу определенных обстоятельств ей дали прозвище Сто один килограмм. Шадринцева, прознав об этом, сначала немного обиделась, потом разозлилась, а затем приняла это с грубым цинизмом человека злопамятного и вероломного. «Ну ладно, я им еще отвечу!» – думала она про себя, идя по рынку своей тяжелой походкой. Всегда в дешевом черном вискозном одеянии – широкие брюки, свободная кофта, с короткой, почти мужской стрижкой, она производила впечатление неряшливое, почти отталкивающее.
Теперь же, в отсутствие мужа, Майя вспомнила о Наташе Шадринцевой. Вот кто ей сейчас нужен! Своя в доску, одного поля ягода и прочее, вытекающее из этого. Ей казалось, что выход найден. Вот тот человек, которому она с удовольствием сдаст павильон. И даже не один.
Наташа Шадринцева заняла сразу четыре павильона. Она потребовала снести перегородки и принялась раскладывать товар. Занималась она этим с чувством, с толком, привезя множество дешевых и страшных манекенов. Майя заглянула к ней:
– Сумки уже привезла?
– Да. Выставлять буду по три, три с половиной тысячи. А что? У вас тут такая аренда!
Майя усмехнулась, кто бы жаловался – при заключении договора подруга торговалась нещадно. Майя на мгновение даже пожалела, что связалась с ней. Не выдержав, Майя громко выматерилась и заявила:
– Ты как была рыночной бабой, так и осталась! Я же тебе такую скидку дала!
Шадринцева в ответ только рассмеялась, а Майя с облегчением вздохнула – ну с кем еще можно так запросто!
– Ладно, подруга, если хочешь, я тебе еще людей приведу. Своих. А ты мне еще одно помещение, то, которое на первом этаже, по цене третьего этажа?
– А рожна на лопате? – Майя возмутилась. Первый этаж был лакомым кусочком. Во-первых, все помещения имели отдельный вход. Во-вторых, это была первая линия, покупатель вряд ли мог пройти мимо, в-третьих, помещения были там отделаны более качественно. Но и арендная плата была высокой. На ней настояла Майя. И теперь Шадринцева требовала отдать лакомое помещение почти за бесценок.
– Не знаю, не знаю. Там же банк сидит, может, они захотят прихватить…
– Как хочешь, тогда на хрен мне стараться! – Шадринцева что-то напевала и вытаскивала из пыльных мешков вещи. «Господи, где она все это взяла!» – потянула носом Майя и уловила запах плесени. Впрочем, жена Евграфова сопротивлялась недолго – вид огромного пустующего пространства портил ей настроение.
– Ладно, заселяйся на первый этаж, хрен с тобой! – Майя получала какое-то удовольствие от того, что можно было не стесняться и говорить так, как привыкла на рынке. Это Евграфов ворчал и требовал, чтобы она разговаривала нормально.
В последующие дни третий этаж превратился в муравейник – Шадринцева сдержала слово и привела своих знакомых. Майя кого-то знала, с кем-то пришлось познакомиться, но ей было легко – все были людьми рыночными, простыми в обращении и поступках. Через две недели на коробках и ящиках устроили небольшую пьянку с последующим выяснением отношений. Оказалось, что Шадринцева пригласила людей, но не предупредила, что точно такой же товар, каким всегда торговали они, она завезла в свой отдел.
– Ты что?! Как может быть два отдела шляп? – возмущались одни.
– У меня остатки, – невозмутимо отвечала Шадринцева.
– Врешь, ты всегда пшеном торговала, ты никогда не торговала промтоварами! – орали другие. Часть их ассортимента тоже захватила Шадринцева.
– Теперь буду торговать. – Шадринцева млела от удовольствия. Людей она заманила, договор они подписали, деньги за три месяца внесли – такое правило ввела Майя, – павильоны оборудовали и… ловушка захлопнулась! Деньги в торговую точку были вложены, уйти нельзя, оставалось завозить товар, но оказалось, что все это уже есть в огромном количестве у Шадринцевой. Как тут не возмутиться! Все пошли к Майе:
– Что же это такое! Ну и что нам теперь делать! Получается, что мы все повторяем друг друга!
Майя мялась, она даже не догадалась уточнить эти вопросы ни с Шадринцевой, ни с новыми арендаторами.
– Ну, как-нибудь разберемся!
– Как?! Деньги вы же мне не вернете! А я не хочу сидеть с этой хабалкой! Она – дрянь, все же знала, более того, весь товар «слизала» – у меня в магазине была, все осматривала, – возмущалась владелица магазина женской одежды.
– Деньги не вернем, – скоренько проговорила Майя и пошла выяснять отношения с Шадринцевой.
– Какого, спрашивается, ты это сделала?
– Здоровая конкуренция. – Шадринцева сидела, по-мужицки расставив ноги, перед черными мешками с товарами.
– Скандал будет. И они съедут…
По улыбке подруги Майя поняла, что Шадринцева только удовольствие получает от этой ситуации. «Скотина. Правильно про нее бабы говорят. А продавцы так просто плакали. Ну ладно, посмотрим…» Майя впервые за все время с надеждой подумала о выздоровлении мужа и о его выходе на работу, он ее быстро на место поставит.
Впрочем, делать было нечего, и большинство арендаторов кое-как, с грехом пополам, постарались изменить свой ассортимент, и торговый центр открыл свои двери.
Теперь каждое утро Шадринцева, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, по-хозяйски заглядывала в павильоны, задавала провокационные вопросы, подсматривала, подглядывала, подмечала. Соседи пытались ее отвадить – кто-то почти не разговаривал, кто-то открыто вступал в конфликт. Но надо было знать Шадринцеву – переорать ее никто не мог, а по части матерщины у нее и вообще конкурентов не было. Выяснив это обстоятельство, все предпочли помалкивать. Шадринцева, сделав обход, шла пить чай и сплетничать в кабинет к Майе. Та с удовольствием проводила время с подругой – такого количества грязных сплетен не знал никто.
Тем временем торговля у людей не шла. Редко кто из покупателей добирался до третьего этажа, а попадая сюда, долго удивлялся – товары здесь были словно с рынка, но в три раза дороже. Ассортимент тоже был скудный – все отделы практически копировали огромный павильон Шадринцевой. Арендаторы, выждав время, чтобы «отработать» оплаченное время, стали собираться. Опять опустел третий этаж. Опять в гулком пространстве слышались только похабные частушки, которая любила распевать Шадринцева, перетряхивая свой пыльный товар. Майя с ужасом смотрела на счета, которые получала из коммунальных служб, и с тоской вспоминала беззаботное время, когда ее муж так умело управлял рынком.
Впервые Евграфов увидел Шадринцеву, когда та сидела в собственном павильоне и в звучной пустоте щелкала семечки. Шелуху она бросала на большую, развернутую на столе газету. Евграфова не очень удивило само занятие, которому с упоением предавалась толстая Шадринцева, его удивило количество «отходов» – видать, она давно сидела, как сомнамбула, с пустым взглядом и беспрестанно сплевывающим ртом.
– Валентин Петрович! Вот мы опять вместе. – Шадринцева с верхней губы слизнула семечковый мусор.
– Добрый день! – Евграфов окинул взглядом павильон и ужаснулся – такое впечатление, что он попал в дом старушки, страдающей деменцией. По углам громоздились страшные старые коробки с вязаными шапками, варежками, шарфиками. Кучи париков, сложенных на старом столе, производили фантасмагорическое впечатление. «Словно скальпы», – поежился Евграфов. По стенам была развешана бижутерия – она была дешевой, а потому стали уже заметны потускневше-позеленевшие металлические детали. На витрине стояли сумки – они ощетинились баснословными цифрами. Гольфы, носки, колготки были свалены в металлические сетки, вокруг всего этого стояли пластиковые манекены в трусах и майках. Но больше всего поражали грубые пластмассовые цветы, которые обычно продаются у кладбищенских ворот на Пасху. «И это – торговый центр!» – ужаснулся Евграфов. Шадринцева наконец оторвалась от семечек и поднялась со своего места.
– Так, все это безобразие привести в порядок. Это же не склад. Это магазин в тороговом центре. У меня на рынке было чище и красивее. – Евграфов отступил на шаг и брезгливо добавил: – С этого момента употребление семечек приравнивается к употреблению алкоголя на рабочем месте. Одним словом, запрещается.
Шадринцева застыла на месте, а после того, как новый директор вышел, бросилась звонить Майе.
Когда Катя пришла к Евграфову, он уже одержал победу над семечками, грязными коробками, рваной упаковкой. Шадринцева, которая выжила всех конкурентов, полагала, что покупатель, случайно забредший на третий этаж, и так купит нужную вещь, и совершенно все равно, как она будет лежать на прилавке. Евграфов спорить не стал, он просто в один из дней опечатал ее павильон и вызвал санэпидемстанцию. Это, пожалуй, был первый случай в истории отечественной торговли, когда администрация собственноручно закрывает часть магазина и обращается к санитарным органам. Тетки приехали резво, поводили носом, поохали и оштрафовали администрацию, то есть Евграфова. Тот послушно взял штраф и… переадресовал его Шадринцевой.
– Из-за вас это произошло, а потому и вам платить. Впредь будете аккуратны и в павильоне наведете порядок. Радуйтесь, что товар не конфисковали, как не соответствующий санитарным нормам.
Шадринцева деньги отдала, но злобу затаила. Она вдруг стала ловить Евграфова по углам и жаловаться на бедность:
– Понимаете, никакой прибыли, никакой! Покупателей нет, а вы еще посадили этих, с платьями, все туда идут!
Евграфов действительно нашел новых арендаторов и пообещал им льготные арендные платежи. Все, кто хоть когда-нибудь сталкивался с Валентином Петровичем, знали, что он человек слова. Что можно жить спокойно, нарабатывать своего покупателя, условия игры не поменяются. Только Шадринцевой он не понизил ставку. Во-первых, куда уж ниже! Майя и так ей прямо волшебные условия создала. А во-вторых… Во-вторых, Евграфов отлично знал всю подноготную ее торговли.
Что бы там ни рассказывала Шадринцева о своих эксклюзивных поставщиках, она все закупала на огромном оптовом рынке «Огородник». Одежду там брали сразу размерным рядом – от сорок шестого до шестьдесят шестого. Себестоимость каждой вещи при этом была мизерной. В магазине владелец прибавлял еще две цены, к этому добавлял сто рублей на возможную скидку и еще сто рублей «на продавца». Все хозяева знали, что продавец часто под предлогом скидки некоторую сумму норовил положить к себе в карман.
– Почему вы продали платье не за две тысячи, а за тысячу девятьсот?
– Ой, так просили, так просили! У них почти денег не оставалось! Я и скинула соточку.
Такие диалоги между продавцом и хозяином магазина случались сплошь и рядом. И хозяин, как правило, был уверен, что продавец увел из его прибыли именно эту соточку.
Евграфов знал уже много о работе торгового комплекса и о том, что выгоднее всего было закупать мелкий товар – там прибыль могла доходить до тысячи процентов. Например, бижутерия у оптовика продавалась на вес. Выдавали пластиковый тазик, в который складывалась вся мелочь из огромных мешков. Впоследствии все эти украшения вывешивались на стендах, подсвечивались галогеновыми лампами, и создавалось впечатление необыкновенной эксклюзивности. Гольфы, носки и такое «замечательное» изобретение, как подследники, и вовсе могли озолотить – эти предметы покупали беспрерывно, а опт на них был копеечным. В этом случае важно было бесперебойное торговое движение. Евграфов все это давно знал, а потому нытье Шадринцевой его трогало мало. Он уже успел разглядеть все, что лежало в ее павильоне, и ему стало ясно, что она закупала все в самых дешевых рядах.
– Я вам сочувствую, – с иронией произнес он в ответ на жалобы Шадринцевой, – но это мое решение.
На этот аргумент та не нашлась, что ответить. А Евграфов огляделся и вздохнул. Теперь головной болью стал магазин на первом этаже – самый лакомый кусочек, который можно было превратить в лицо всего торгового центра. Шадринцева превратила его в помойку – она там устроила комиссионку. Вещи в этом отделе продавались совсем уже неприличные – с дырками и оторванными пуговицами. Товар точно так же был выставлен в коробках. Когда Катя Васильева пришла к нему в кабинет, он поначалу увидел только проблему, но уже через десять минут вдруг понял, что это сама судьба дает ему шанс правильно распорядиться властью. «Отлично! Вот эту женщину с ее живностью я поселю на первом этаже. Она, судя по всему, соображает хорошо и торговлю организует, и витрину сделает привлекательную».
– Ваш магазин переезжает. – Евграфов был лаконичен. Он стоял перед Шадринцевой, которая причесывала парики.
– С какого? – оторвалась та от своего занятия.
– Так желает администрация. – Евграфов, казалось, получал удовольствие от резкости, которую позволял себе в отношении Шадринцевой.
– У меня договор.
– Забудьте. Теперь все полномочия у меня. Даю вам дня три.
– А кто там теперь будет? – Шадринцева всегда была любопытна, но Евграфов даже не удостоил ее взглядом. Он вышел, радуясь, что неожиданно быстро решилась проблема. «Ну, она, конечно, еще потянет, но… дело уже сделано, – на душе вдруг впервые за долгое время стало легко, – да и повеселей будет, животные всякие, птички!»
