Текст книги "Новая хозяйка собаки Баскервилей"
Автор книги: Наталия Миронина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 2
Люди, вышедшие купить всего лишь тюбик крема для рук, кухонное полотенце или трусы, даже не подозревают, ареной каких страстей является магазин, который они посетили. Они даже не подозревают, что, покупая какую-либо мелочь, они невольно втягиваются в непростую, полную драматизма историю. Но все движения, все вихри, все полутрагичные и гротескные отношения скрываются за искусно оформленными витринами и безукоризненным поведением персонала, а потому снижают остроту удовольствия от занятия, именуемого модным словом «шопинг».
Высокое и узкое здание торгового центра «Люкс» появилось на этом московском перекрестке всего лишь несколько лет назад. Облицованное темным стеклом, оно было похоже на огромный флакон мужской туалетной воды. Крыша пентхауса, чуть выступающая над стенами, только прибавляла сходства. Люди, которые владели этим зданием, не понимали в специфике начатого дела ровным счетом ничего. Откуда бы взяться пониманию, если на этом месте всегда был рынок, и люди эти были его хозяевами. Рынок и торговый центр – это как две ступени развития человечества, как две эпохи становления. Как неолит и палеолит. На рынке все было понятно – один этаж, прилавки, мясо, рыба, молоко, оптовик, фермер, покупатель – продавец, санэпидемстанция, штраф, прибыль. В торговом центре было все несколько сложнее – пять этажей, множество павильонов, множество арендаторов, единые правила торговли, ассортимент, конкуренция, покупатель, санэпидемстанция, штраф, прибыль. Электрик Саша, доставшийся торговому центру от рынка «по наследству», по этому поводу выразился так: «Хоть петрушка, хоть чулки – быстро денежки плати!»
Построили торговый центр быстро – очень хотелось успеть к Новому году, к самому горячему времени. Поторопились, а потому эскалатор вез покупателей только до второго этажа, дальше надо было ехать на лифте, который затерялся в подсобных закоулках. Благодаря такой несообразительности и спешке, долгое время считалось, что у торгового центра всего два этажа. В этой уверенности покупатели упорно пребывали, несмотря на то что глянцевый фасад высокого здания явно говорил о пяти этажах. Пережив несколько голодных месяцев, арендаторы, заехавшие на третий, четвертый и пятый этажи, быстро снялись и уехали. «Делать мне нечего – кормить чужих!» – это говорил каждый, кто вывешивал объявление о закрытии. Еще через полгода владельцы приняли несколько нелегких, волевых решений. Первое: четвертый этаж сдать балетному училищу для организации учебных классов – благо места много.
– Посудите сами. Почти центр Москвы. Огромное современное здание, прекрасно оснащенное всеми коммуникациями, вентиляцией, кондиционерами. Этаж, который мы вам предлагаем, полностью отделан, только, если захотите, сделаете выгородки. А уж плата и вовсе мизерная. – На переговоры к директрисе училища, престарелой балерине, поехал сам Евграфов, директор торгового центра.
Тощенькая директриса с нарисованными бровями курила сигаретку и строила глазки отставному полковнику. Впрочем, согласие дала быстро, как только узнала цену за квадратный метр – весьма божескую.
Пятый этаж стоял пустым, но посмотреть его приезжали часто – несколько ресторанов и точек сетей быстрого питания упорно пытались сбить высокую арендную плату.
– Вряд ли, – многозначительно отвечал Евграфов просителям, – вряд ли мы пойдем на уступки в этом вопросе. Если вы сюда заедете, прибыль будете получать огромную. Все наши покупатели – ваши клиенты.
Валентину Петровичу Евграфову в наследство от служивого прошлого достался хорошо выбритый затылок, всегда аккуратные седые виски и поджарое сильное тело. Высокий, подтянутый, с лицом киношного борца за справедливость, на женщин Евграфов производил неизгладимое впечатление. Все, даже самые молодые, кокетничали с ним напропалую, но Валентин Петрович был неуязвим. И не только потому, что был женат (мало мы знаем женатых ловеласов?!), а потому что в его сердце был идеал. Идеал был списан с давней знакомой, которая уже давно перестала быть похожей на свои юношеские фотографии, переехала в другую страну и вообще стала бабушкой. Жизнь Валентина Петровича была «многослойной» – там, в глубине, был идеал, а на поверхности – вся остальная жизнь, включая профессиональную деятельность, где во главе угла стоял порядок. В бытность свою директором рынка он требовал от старух-зеленщиц выравнивать пучки укропа и петрушки по одной, начерченной им самим на прилавке линии. Только на его рынке продавцы носили фартуки одного фасона, а белые халаты мясников украшала эмблема.
– Да где ж мы такие возьмем? – воздевали руки к небу курские бабы.
– Сбрасывайтесь по четыреста рублей, говорите размеры, и будет вам форма, – невозмутимо отвечал Евграфов. Смекалистый директор уже посадил в подсобке пару девушек-молдаванок, готовых шить все подряд.
– Твои строчилки ткань воруют! – орали бабы, стараясь натянуть на мощные бюсты униформу.
– Не они воруют, а вы прибедняетесь. Зачем писать, что размер пятьдесят два, когда тут не меньше пятьдесят шестого? – Евграфов с прямотой главнокомандующего указывал на грудь фермерши.
На его рынке порядок поддерживался системой абсолютно варварских штрафов – малейший беспорядок у прилавка или в подсобке стоили торговцу нескольких тысяч. На все негодующие возгласы директор пожимал плечами: мол, не нравится – уходите! Не нравилось, но никто не уходил. Рынок Евграфов превратил в восточное чудо торговли – пахло специями, которые мозаичными горками одинаковой высоты громоздились на прилавках прямо у входа. Расчет был верный – посетитель уже на входе окунался в волшебный мир пряных запахов, не видел кровавых мясных лотков, грубых творожных чанов, накрытых марлей, не вдыхал тяжелый рыбный дух. Евграфов был умен и сметлив. Дальше он велел поставить ряды сухофруктов – в красивых, обязательно плетеных корзинках (не нравятся наши плетеные корзинки – мы вас не держим!) курага, чернослив, изюм шести оттенков, связки хурмы и, наконец, услада дам – цукаты – дольками, кусочками, ромбиками. Соусы – ткемали, сацибели, нашараб и прочие карри – занимали маленькие палаточки и продавались в маленьких бутылочках, словно дорогие снадобья.
– Что вы продаете? Вы продаете ручную работу? Она может стоить дешево? Нет, она стоит дорого, но каждый имеет право ее попробовать. Не ставьте мне здесь эти лоханки! Здесь не оптовая торговля неизвестным пойлом. У нас – рынок, базар! – Евграфов учил восточных людей тому, что они знали и так, но на московских просторах, продуваемых ветрами, подзабыли, утратили, на что махнули рукой, вдруг решив, что здешние жители, незнакомые с неторопливостью и обстоятельностью южного распорядка, не нуждаются в таком трепетном и уважительном подходе.
Покупатель, вдохнув ароматы корицы и черного перца, сглотнув слюнки при виде засахаренных фруктов, попадал туда, где торговали соленьями. Капуста, огурцы, моченые яблоки и соленые арбузы вместе с черемшой и виноградными листьями соседствовали с мини-пекарней. Не было человека, который бы не купил там самсу или лепешку с кунжутом. Держа в руках горячие булки, люди шли дальше. Их аппетит не был удовлетворен, его только раздразнили. И вот теперь им предлагали колбасы и ветчину, шпикачки, копченую грудинку и окорок. Молоко, сметана, сыры – все благоухало, все находилось в надлежащем порядке, все проверялось. Директор рынка обходил ряды два раза в день.
Евграфов был здесь царь и бог. Он здесь карал и миловал, его здесь ругали за глаза и старались как можно шире улыбнуться в лицо. Втихомолку костерили и… вставали в очередь, чтобы арендовать на этом рынке прилавок. Торговать у Евграфова было престижно.
Бронзовый памятник корове прямо у центрального входа на рынок Евграфов поставил за свои деньги.
– Э-э-э… почему именно корове? У нас что, мало достойных… людей, деятелей? – Глава муниципальной единицы приосанился, словно намекая на то, что он готов позировать скульптору.
– Именно корове… Району или городу это обойдется бесплатно…
Когда все бумаги были подписаны, когда скульптор, посмеиваясь над прямолинейным директором рынка, закончил «лепить» буренку, когда фигуру отлили и водрузили на постамент перед входом, к Евграфову подошел Джаник, торговец зирой.
– Почему? – Джаник был немногословен.
– Не она – нечем бы торговать было. Это не животное. Это – завод. – Евграфов был так же скуп на слова. А может, не хотелось распространяться, что дело почти всей его жизни, такой сложной и переменчивой, оказалось успешным, потому что люди едят мясо, творог, молоко и сыр.
Памятник полюбился горожанам. Бронзовый коровий хвост терли «на удачу», на рожки иногда вешали сумку, в широкий нос с крупными ноздрями малыши лезли пальцами, сопя от усердия в таком сложном деле, как исследование окружающего мира. Евграфов был счастлив.
Только один человек не разделял его радости. Только один человек старался не замечать бронзовой коровы и морщился при слове «рынок». Этим человеком была молодая жена Евграфова, Майя.
– Я не могу понять, что ты так злишься, – увещевал ее муж.
– Рынок – это стыдно! Понимаешь? Это – вчерашний день! Оглянись – рынков уже нет! Везде мегамоллы, торговые комплексы. А рынков нет! Нет! Их снесли, и твой снесут!
– Наш. Наш рынок. Ты забыла, как приезжала на этот рынок из своего Тамбова картошку продавать? И стояла в черных от земли перчатках. И маникюр не могла сделать месяцами – земля въедалась!
– Даже если бы хотела забыть, так ты не дашь! Я не хочу помнить!
– Жаль, хорошее было время. – Евграфов улыбался, вспоминая их роман. Круглолицая, с носиком-уточкой, бойкая Майя ему понравилась сразу. Хоть и было на рынке множество молодых женщин – и красивых, и подчас разбитных, а понравилась ему она. Евграфов так и не понял, как окрутила его, вдовца со стажем, эта тамбовская девчонка, только помнил, что голова пошла кругом от ее духов «Нарцисс».
Поженились быстро, Майя переехала к нему и теперь уже не ездила торговать, а сидела дома, готовила обеды и злилась, что муж – директор и совладелец рынка. В ее голове уже давно бродили опасные прожекты по открытию большого, современного торгового комплекса, где будет продаваться модная одежда, будут шикарные ювелирные отделы и обязательно ресторан.
– Майя, оставь. Рынок нужен всегда. Нас никто не тронет, ты же знаешь, к нам вот и новый градоначальник приезжал, хвалил. И сейчас фермерству зеленый свет дадут. Мы будем очень хорошо торговать. И люди к нам привыкли. С другого конца города приезжают. Это, сама понимаешь, при московских расстояниях и пробках – много значит!
Майя слушала, и все внутри у нее кипело. Да, у нее есть деньги, есть красивая машина и большая квартира. Но под ложечкой сосало – хотелось яркого, броского, такого, чтобы у подруг и родственников дух захватывало от зависти. «У меня торговый центр. Большой. В центре Москвы. Торгуют итальянцы у нас! Хлопот много, но результаты другие. К нам такие люди ездят одеваться!» – вот эта последняя фраза была главной. Майе очень хотелось красивой деловой жизни, хотелось по-хозяйски стучать каблучками по блестящим полам собственного мегамолла. Хотелось дорогих духов, а не квашеной капусты с копченостями. Хотелось красивого офиса, собственной секретарши, а не заморочек с этим допотопным, хоть и отлично функционирующим рынком.
Наконец Майя решила действовать хитростью. Она умерила гнев и месяца два ходила с постным личиком.
– Ты плохо себя чувствуешь? – Евграфов заволновался.
– Нет, все нормально, только телевизор я больше не буду смотреть. Я как посмотрю, так ночами не сплю…
– Почему?
– Ну как почему? Там ведь ничего хорошего не услышишь. Только и говорят про кризис да безработицу…
– Ну, тебя это не касается! У нас, слава богу, на рынке всегда что-то будут продавать! А фермеров земля кормит. Главное, чтобы сам дураком не был!
– Да, да. Я теперь понимаю, что ты прав. Рынок – это наше спасение. Но на работу я все равно пойду. На всякий случай.
Евграфов, человек военный и смелый, испугался. Майя пойдет работать! А там… Там мужчины! Молодые! А он, ее муж, – старый! Почти старый! Майя волнуется, ее понять можно – с малолетства картошка, тяжелый труд на рынке…
Через несколько недель Валентин Петрович принес жене бумаги.
– Обещаешь спать спокойно? – спросил он, улыбаясь.
– Ну, не знаю… – Майя шмыгнула носом.
– И все-таки пообещай! – сказал муж строго.
– Ну, если ты…
– Вот, тебе теперь принадлежит часть акций нашего рынка. Я оформил все документы. Даже если со мной что-то случится… И по наследству моя доля перейдет, и твоя собственная будет…
– Ох, папка! – Майя бросилась на грудь, почти расплакалась. А умный Евграфов вдруг отчетливо понял, что его обманули, по-женски, предательски. Он понял, что расслабился и поддался чувству. «Ну и что! Ей нужнее, она молодая, зато теперь никуда работать не пойдет, будет со мной», – думал он, поглаживая толстенькую, в складочку, спину жены.
Майя умела скрывать радость и демонстрировать благодарность. Она этим занималась еще месяц, пока муж окончательно не забыл все обстоятельства передачи части своего состояния. Еще через два месяца, когда Евграфов в очередной раз отражал вялую атаку санэпидемстанции, Майя поехала с визитами к акционерам.
Собственно, акционеров было двое. Первый – бывший начальник ЖЭКа Васюков, заработавший немалое состояние на фиктивном ремонте жилого фонда окраинного московского района, на не совсем законном расселении коммуналок и озеленении вверенных ему улиц. Опасность Васюков чувствовал, как таежный зверь, а потому свой пост покинул сразу по достижении пенсионного возраста – благо денег было у него уже достаточно. На пенсии он растолстел, обленился и в душе был очень благодарен Евграфову, с которым его совершенно случайно столкнула судьба. Благодаря директору рынка состояние Васюкова, жившего на широкую ногу, не таяло, а приумножалось. Бывший начальник ЖЭКа встретил Майю радушно, стал суетиться, накрывая на стол.
– Спасибо, я ничего не буду, – Майя хотела во что бы то ни стало сохранить дистанцию.
– Что ж, мы не можем перекусить? – Васюков чуть ли не причмокивал то ли от предвкушения рюмки коньяка, то ли от близости аппетитной Майи. «Евграфов себе оттяпал на старости лет. Эх! Ладно, девка, видно, ушлая, с такими опасно, да и Валентин – мужик хороший, на нем вся наша выгода держится. Не он – рынок бы загнулся. А так – дело идет бойко! Вот только что эта мадам хочет от меня?» Васюков изобразил всем своим видом дружеское внимание.
– Мне кажется, что рынок ждут проблемы… – начала Майя. – Я, как жена, очень переживаю за Валю и поэтому ничего не стала говорить ему, а сразу к вам.
– Правильно, правильно… Валентин иногда даже на звонки не отвечает, я не обижаюсь, я понимаю, что занят…
– Вот-вот, поэтому я к вам и приехала! Я очень хорошо помню, как тогда, на шашлыках, вы уговаривали мужа закрыть этот несчастный рынок и построить торговый центр. Настоящий, большой, столичный. Я еще тогда подумала, какой смелый и умный план!
Васюков совершенно ничего не помнил. Ни плана построить торговый центр, ни, что самое важное, шашлыков, когда он об этом говорил. Он внимательно посмотрел на Майю и неожиданно решил: «А ты, коза, врешь, ничего такого я не говорил! Но и признаться в этом нельзя… Вдруг…» Что «вдруг», он так и не решил, поскольку неожиданно прервал Майю:
– Я все отлично понял! Надо это делать, нечего кота за хвост тянуть. Надо собирать собрание. А с Валентином… – Тут Васюков наклонился к Майе, почувствовал ее сладкие духи и с апломбом соврал: – Я с Валентином на правах друга беседовал, причем недавно… Конечно, рынок приносит доход, но надо думать о будущем, рано или поздно его постараются убрать – в конце концов, это же почти центр города.
– Вот-вот! Я же пока ничего Валечке не скажу, чтобы его не волновать!
Васюков чертыхнулся про себя и кивнул. Они друг друга отлично поняли – ни один из них не выдаст другого. Майя будет всегда утверждать, что Васюков сам додумался до строительства торгового центра, а Васюков не скажет, что к нему приезжала Майя. «Она права – рынок доход приносит, но больше мы получим с пяти этажей, а не с одного. Тут и математиком не надо быть. И то, что она ко мне приехала, – тоже козырь. Может, и понадобится его вытащить!» – думал бывший начальник ЖЭКа, провожая Майю.
Вторым акционером была дама по имени Ада. Она когда-то занималась бухгалтерией на этот самом рынке и в момент акционирования имела достаточную сумму, вырученную за продажу большого деревенского дома. Евграфов и Васюков Аду знали давно, на большую долю она не претендовала и вообще была женщиной спокойной, не скандальной. Ада встретила Майю за маникюром, много вопросов не задавала, решив, что гостью послал муж.
– Да я не против! Действительно, торговый центр – это солидно, а потом, это вам не один этаж, можно же пять построить! Представляете, сколько у нас будет арендаторов?! Это такие деньги! – В восторге от перспектив она выдернула руку у маникюрши.
– Да, да! – Майя оживилась. – Это современно! Это солидно, красиво!
– Конечно, а Валентин Петрович отлично наладит дело!
Итоги визитов были прекрасными, но оставалось самое главное – надо было провести собрание и проголосовать соответствующим образом. Майя долго ломала голову над тем, как устроить так, чтобы и дело довести до конца, и от мужа не схлопотать. Наконец она придумала. Позвонила Васюкову и пожаловалась:
– Никак не могу с мужем переговорить! Он все время занят, а я с родственниками вожусь! Может, вы ему позвоните? Условитесь о дне? Только не ссылайтесь на меня – Валечка ужасно злится, когда я в мужские дела лезу.
Васюков, уставший от безделья, польщенный доверием и совершенно не подозревающий, что Майя теперь тоже акционер, бросился выполнять поручение.
– Ты знаешь, что Васюков звонил? Говорит, что акционеры собираются? – спросил Евграфов за ужином.
– Откуда? – Майя сделала круглые глаза. – Папка, можно я не пойду? Ничего серьезного обсуждать не будут, а если будете, ты сам все решишь. Ты же знаешь, я не люблю соваться в эти дела!
– Ну да, – согласился Евграфов.
– Нет, ты не думай, что мне все равно. Я, если успею, обязательно заскочу…
Акционеры собрались в кабинете Евграфова на рынке. Васюков долго восторгался гастрономическими красотами, а потом пошутил:
– Валентин, я знаю, почему ты так любишь рынок!
– Почему же?
– Ядреные тут у тебя фермерши!
– Так у них фермеры есть, – улыбнулся Евграфов.
Васюков многозначительно хмыкнул и объявил:
– Ребята, настало время для рывка. Надо признаться, что, несмотря на отличные доходы, от жизни мы отстали, пора что-то менять!
– Что именно? – Евграфов был удивлен, но сохранял спокойствие.
– Валентин, согласись, что рано или поздно рынок снесут.
– Соглашусь.
– И что мы будем делать?
– Для начала бороться, чтобы не снесли. А там… Там видно будет.
– Вот! – торжествующе воскликнул Васюков. – Вот именно эта твоя позиция и не дает возможности нам развиваться! Понятно, что все идет по накатанной, так легко…
– Давай, ты один день здесь поработаешь по накатанной. – Евграфов так же спокойно смотрел на Васюкова.
– Компаньоны, компаньоны, – вступила Ада, – только не будем ссориться. Слишком многое нас объединяет.
– Никто не ссорится, – Евграфов поморщился, – я против сноса рынка и против строительства торгового центра.
Васюков вдохнул полной грудью и завел долгую речь о перспективах. Затем вступила Ада, которая, покраснев, произнесла всего лишь несколько коротких фраз, но слово «деньги» там повторялось не менее восьми раз. Евграфов хранил невозмутимость. Васюков понимая, что поскольку львиная доля акций принадлежит Евграфову и спасти идею могут только веские аргументы в пользу строительства торгового центра, старался проявить решительность. Но то, что в тайном разговоре с Майей было очевидным и простым, под немигающим взглядом старшего акционера становилось неубедительным. Слова вязли во рту, как неспелая хурма. И вот когда ему показалось, что партия проиграна, в кабинет влетела Майя.
– Господи, я опоздала! Извините, но тетка просила ее в магазин отвезти. Извините еще раз! Я многое пропустила? – И она выразительно посмотрела на Васюкова. Тот встретился с ней глазами и все моментально понял. Понял то, что еще не знал. Понял, что Майя приезжала к нему по собственной инициативе и будучи уже акционером. «Баба – огонь!» – мелькнуло у Васюкова в голове, и он, собравшись с духом, произнес:
– Давайте проголосуем! Кто за снос рынка и строительство торгового центра?
– Ой, конечно! Пап… Валентин, наконец-то ты принял решение. – Майя, играя в непосредственность, чуть приобняла мужа. – Я – за.
– Я тоже, – Васюков поднял руку и посмотрел куда-то в пол.
– За, – Ада подняла холеную ручку и прикинула, во сколько обойдется строительство.
– Я – против. – Евграфов встал и вышел из кабинета.
В семье Евграфовых стало неуютно. Так бывает, когда в дом приезжает дальний родственник и вместо обещанных трех дней задерживается на две недели. В первое время Майя ходила за Евграфовым по пятам и слезливо объяснялась:
– Пап, ты понимаешь, я-то думала, что это ты решил! Мне же в голову не могло прийти… Ты меня извини… Я, честное слово, не хотела…
Евграфов отмалчивался долго. Он почти не разговаривал с женой, уезжал рано, возвращался поздно. Перестал брать обеды, заботливо заворачиваемые Майей. Ночью в спальню он тоже входил тогда, когда жена уже спала. Или делала вид, что спала. Майя занервничала – муж никогда так себя не вел.
В конце концов она устроила праздничный ужин с вином в хрустале. Евграфов поужинал молча, выпил вина и…
– Майя, в кого ты у меня такая дура? – Он ласково посмотрел на жену, и та поняла, что прощена.
Жизнь потихоньку вливалась в прежнее русло, а Майя, впитавшая из своего тяжелого деревенского детства примитивную хитрость, успокоилась, перестала бояться, что ее поколотят поленом и выкинут из этой удобной квартиры, с лукаво-простоватой готовностью забыла, как обманула мужа. Она добилась своего и уже не ходила за мужем с ласковым взглядом, не готовила заботливо обеды, и ужин теперь был на скорую руку. Евграфов это все видел и понимал – и прощал это вероломство ради собственной выгоды. Он прощал это вранье, шитое белыми нитками, потому что любил ее, привык к ней и потому, что был человеком понятливым.
Тем временем Васюков получил все бумаги, разработал проект торгового комплекса, утвердил смету строительства. Евграфов принципиально не касался этих вопросов.
– Валентин, тебе действительно не интересно? – Васюков приставал с вопросами и совал под нос ворох бумаг.
– Действительно. Вы постройте, а я, уж так и быть, буду директорствовать.
– Ты хоть советом помоги!
– Сами умные! – отвечал Евграфов.
Помимо принципиального нежелания вникать в детали авантюрного проекта Евграфов сейчас был занят тем, что готовил рынок к закрытию. Это только со стороны казалось, что все просто – повесь объявление и дождись, пока арендаторы соберут пожитки. На деле рынок – организм живой и здоровый – бурлил, сопротивлялся, старался любыми способами оттянуть время, когда широкие зеркальные двери закроются навсегда. Люди собирались в клокочущие эмоциями группы и ходили в кабинет директора. Там все давали себе волю – кричали, грозили, плакали. Евграфов на все это взирал спокойно, а дождавшись, когда все наконец выдохнут, начинал говорить успокоительные слова и обещать, что в новом торговом центре на первом этаже обязательно будет фермерский магазин. В ответ на это раздавался человеческий рык. Евграфов и это принимал стоически – ему не надо было объяснять, какая разница между рынком и фермерским магазином.
Однажды вечером, вернувшись с почти опустевшего рынка, Евграфов задал Майе вопрос:
– Корову куда поставим?
– Какую корову? – не поняла жена.
Валентин Петрович молча встал и вышел. В этот вечер он улегся в гостиной, а Майя по телефону шепотом делилась с тамбовской родней:
– Представляешь, он из-за этого куска железа! Из-за этой уродливой коровы?! Другие памятники ставят настоящие, а это что… Позор какой-то, во всей Москве дурака не сыскалось такого, как мой…
Памятник корове демонтировали и временно поместили на хранение во дворе склада за Кольцевой дорогой.
Разбирать здание рынка начали в начале ноября, любимое время Евграфова, – тогда рынок начинал пахнуть не только приправами, но и холодным терпким духом первых хризантем.
– Что это? – Евграфов оторвался от чашки с кофе, когда с улицы донеслись звуки работающей техники и грохот падающих железобетонных опор.
– Это работы начались, техники подогнали много, надо за год управиться. – Майя выглянула в окно. Дом, где жили Евграфовы, находился в одном квартале от рынка.
В больницу Валентина Петровича увезли ночью.
– Подозрение на инфаркт. – Врач «Скорой помощи» уже звонил в стационар, чтобы там были готовы принять сложного больного.
Так уж получилось, что почти все время, пока разрушали рынок, расчищали площадку и возводили здание, Евграфов провел в больнице и в санатории. Лечение, выздоровление и реабилитация заняли почти год.
– У вас абсолютно изношенный организм. Как вы умудрились довести себя до такого состояния? – Лечащий врач очень симпатизировал пациенту и терпеть не мог его жену. Повидав на своем месте множество сложных и неоднозначных людских отношений, врач с точностью поставил диагноз Майе: «лживая хабалка» – и старался препятствовать ее частым посещениям. Она не суетилась, как другие жены, с паровыми котлетками и горячим пюре. Особенно врача возмущало то, в каком виде Майя приходила в палату – огромные каблуки, короткая юбка, открывающая полные ноги, яркий маникюр и духи… Духи приторные, ядовитые.
– У нас нельзя пользоваться духами. У некоторых пациентов это может спровоцировать аллергию, – передала медсестра слова врача.
– И что теперь? У меня потом ответственная встреча! – Майя изображала из себя деловую женщину.
– В больнице такой порядок. Он обязателен для всех.
Пришлось Майе отказаться от духов, но ее наряды по-прежнему были вызывающими, а визиты неурочными. Лечащий врач все сразу понял – мужа жена посещала «по остаточному» принципу, только когда появлялось «окошко» между другими, более важными делами. Еще было заметно, что особой радости мужу эти визиты не доставляют. Что-то между супругами произошло такое, что даже тяжелая болезнь не могла примирить их.
– Вашему мужу нужен покой. А вам, как понимаю, надо следить за процессом строительства? – Врач был опытный. Он, как только оказал первую помощь и назначил лечение Евграфову, поинтересовался последними событиями в его жизни.
– Да, на мне сейчас столько всего…
– Вот и отлично! Занимайтесь делами, а мужа оставьте в покое. Два раза в неделю – максимум посещений, который я могу вам разрешить. Ну там домашняя еда, деликатесы, все свежее, питательное можете передавать с медсестрами, – добавил врач со злорадством и подумал: «Ничего, голубушка, побегай, попотей, тебе полезно, вон какие окорока отъела!»
На Майю действительно свалилось много забот. Васюков оказался плохим организатором и ленивым исполнителем, его энтузиазма хватило лишь на общие разговоры и хождения по инстанциям. Майя помогала, как могла. Именно так появился пятиэтажный торговый центр с претенциозным название «Люкс» с эскалатором только до второго этажа, с пассажирскими лифтами, спрятанными в подсобных закутках, и с плохой вентиляцией. Так появился торговый центр, обреченный на безлюдье, непостоянство арендаторов и отсутствие стабильных доходов.
