Текст книги "Обычная история (СИ)"
Автор книги: Наталия Грин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
До завтрака оставалось пятнадцать минут. Таня сняла с вешалки трикотажное платье, которое так и не успела надеть вчера, и, быстро переодевшись, пошла к входной двери. Дверь распахнулась, и навстречу Тане вошла Светлана. Волосы ее были мокрые, гладко зачесаны назад, в руках она несла мокрое полотенце и купальные принадлежности.
– Привет, как водичка?
– Водичка чудо! Еще не прогрелась до теплой, но ооочень ободряющая, – улыбнулась Светлана.
– Тебя подождать?
– Если не трудно. Я сейчас быстро подсушусь и переоденусь.
Таня вернулась в комнату, села на кровать и достала "Литературку", которую ей никак не удавалось почитать.
Через десять минут подруги спустились в ресторан.
После завтрака группа уехала на обзорную экскурсию по Большому Сочи, с ними уехала и Светлана, а Таня и Олег договорились встретиться в бассейне.
Войти в бассейн было не просто. Сначала надо было войти в индивидуальную прямоугольную кабинку раздевалки с одной стороны, переодеться и выйти из кабинки через другую дверь. Потом из длинного коридора, объединяющего все кабинки, можно было попасть только в душевой зал с огромным количеством душевых форсунок, вмонтированных в потолок. И только после этого потенциальный купальщик мог спуститься из душевого зала по мраморной лестнице в зал с голубым прямоугольником бассейна, предварительно омыв ноги в ножной ванночке со специальным дезинфицирующим раствором. Внутренний бассейн соединялся с наружным круглым бассейном, чем сразу и воспользовался Олег. Тщательно обследовав путь туда и обратно, он, взбодренный свежим воздухом, решил поделиться открытием с Татьяной. Но подплыв к ней, захотел сначала поплескаться, поиграть, понырять, а уж потом вывести ее на "свет Божий". Нырнув и незаметно подплыв к ней, он резко дернул ее за ноги вниз. Шутка не прошла. Вырвавшись из его рук, чихая и отплевываясь, она завопила во весь голос, и пространство бассейна заполнила ненормативная лексика. Самой вежливой фразой была: «Блин! М…дак! Кретин ненормальный! – Что само по себе уже было тавтологией – Идиот, ты меня чуть не утопил!"
Олег оторопел от такого хамства, которого никак не ожидал от столь юной барышни, и резко отпрянув от Тани, с обидой бросил:
– Да пошла ты!
Купание было напрочь испорчено. Таня, отплевавшись и придя в себя, поняла, что натворила. Она попыталась приблизиться к Олегу и объяснить, что плавает плохо, нырять не умеет, а воды, вообще-то боится, потому держится только на поверхности. Олег, не подпуская ее к себе, возмущенный ее бранью, которую наверняка слышали все находящиеся в бассейне, от воды до бара на нависающем над бассейном балконе, категорически не желал слушать ее жалкие оправдания. Выбравшись из воды, он резко вышел из бассейна.
"Шлюшка, дешевка, которых пруд пруди..." – обиженно думал самолюбивый Олег, которому подчиненные смотрели в рот. – Да еще и принародно!" – бились в его голове возмутительные, несправедливые слова.
Переодевшись, он вышел в фойе гостиницы, покрутился по застекленному пространству, не зная, куда себя деть, потом, увидев бар, зашел и заказал себе порцию коньяка. Не спеша выпил, ощутив, как приятный огонь сжигает нервное напряжение. Волны возмущения слабели, но не отпускали. Олег, смакуя, выпил вторую порцию, после чего ему полегчало. "Что эта ненормальная там кричала?" – пытался вспомнить Олег. Но кроме слова "м…дак" практически ничего не вспоминалось, так как сознание его сразу же заклинило на первом слове. "М…дак, – повторил он себе мысленно. – Это точно. Только м…дак мог связаться с этой глупой соплячкой. Надо же так сказать... М…дак... И это после всего, что между нами было! Мужику бы я этого не стерпел, точно врезал бы... И что я ей сделал, что она меня так обозвала? Подумаешь, поиграть хотел..."
Посмотрев в окно, он увидел, как на улице тихо падает снег большими мокрыми хлопьями. Хлопья легко ударялись о стекло, распадались на крупные снежинки и прилипали к стеклу. "Красиво... – подумал он и, окончательно успокоившись, спросил себя – Что она там несла про страх и неумение плавать? – Похоже, память стала к нему возвращаться. До него дошли, наконец, слова о том, что она не умеет плавать и боится нырять. – Но это же не повод ругаться и оскорблять его, да еще прилюдно?! – накатила на него вновь волна обиды. Накатила и... отхлынула. – Ну и черт с ней, – почему-то устало решил он. – Жаль только, отдых испортила... А так все хорошо начиналось, – с сожалением и вновь возникающим возбуждением, но уже другого рода, подумал он. Олег смотрел в окно невидящими глазами и чувствовал ее тело, трепетавшее в его объятиях, ее гладкую кожу, серебристый смех и слезы счастья. Слезы тогда его поразили. В первую секунду ему показалось, что она плачет от отчаяния или сожаления о содеянном. А когда понял, что от счастья, душа его наполнилась гордостью и благодарностью к этой девчонке, продлившей на мгновение его молодость и уверенность в своей мужской силе. – М…дак,– хмыкнул он. – Может, я и не прав... А она действительно испугалась, даже побледнела. С лица с…нула, – вспомнил он старую шутку. – Ладно, посмотрим", – подумал он о дальнейших отношениях. Терять эту прелестную нахалку было жаль. Кто еще подарит ему такие минуты? – Богатый жизненный опыт подсказывал, что такое совпадение мужского и женского начала может никогда больше не встретиться. Здоровый мужской эгоизм диктовал, что наказать, конечно, надо, но отказываться от такого подарка судьбы не следует.
– Посмотрим... – произнес он вслух, расплатился за коньяк и вышел из бара.
Плавать Тане расхотелось. Она еще пыталась раскачать в себе это удовольствие от настоящей морской воды, проплыла вдоль бассейна в одну сторону, потом обратно. Но на душе становилось все муторней и гаже. Ужас, охвативший ее от нехватки воздуха, когда Олег неожиданно потянул ее под воду, постепенно проходил. Зато все четче в ее сознании проявлялась мысль о том, что Олега она потеряла. А вдогонку этой мысли пришел двойной стыд – за свою ругань и, что было особенно больно, она ясно почувствовала, как должно было быть стыдно самому Олегу. Его боль и стыд жгли ее сильнее, чем свой.
Она вышла из воды и, взяв со стула полотенце и тапочки, вернулась в раздевалку. Переодевшись, поднялась к себе в номер, вышла на балкон и закурила. "Хорошего человека обидели..." – звучала в голове известная фраза. Ей, безусловно, было жаль расставаться с Олегом, но она была слишком молода, чтобы понимать, что такой встречи в жизни может уже и не быть. Она вспоминала о прекрасном сексе и радовалась тому, что не влюбилась в этого человека, а, значит, не попала в зависимость от него. В любви всегда так: хочешь, чтобы каждая минута любимого человека принадлежала только тебе, а на самом деле, каждую минуту своей жизни думаешь о нем. Кто кому принадлежит в таком случае? Любовь дает силы и окрыляет, когда видишь любимого, когда он с тобой. Но как жестоко любовь мучает и сколько сил отнимает, когда нелюбима или любимый далеко... Нет, любви Таня "наелась" до отвала. Любви она и не хотела. Ни о каком будущем с Олегом даже и не помышляла, тем более, что у него семья. Поговорку о том, что "жена не стенка", терпеть не могла. Побывав и в роли жены, и в роли любовницы, знала, что ей если и нужно, то только свое, а вовсе не ворованное, счастье... А потому единственное, что ее мучило, это боль от того, что впрямь обидела замечательного человека.
– Ах, как нехорошо получилось! – с досадой произнесла она вслух.
Вздохнув, она вошла в комнату, поборолась минут десять с "Унесенными ветром", потом решила, что со временем спокойно почитает книгу в переводе, вынула из чемодана томик О'Генри на русском языке и стала перечитывать любимые рассказы, добрые и немного грустные.
К обеду Таня спустилась немного раньше, чтобы все же поговорить с Олегом и извиниться перед ним, но Олега не было, а появился он тогда, когда из Сочи привезли всю группу туристов, которые даже не стали подниматься к себе, а пошли прямо на обед. Олег вошел вместе с остальными. Туристы шумно обсуждали увиденные достопримечательности, хвастались покупками, которые успели сделать во время часовой остановки у рынка. Олег активно расспрашивал о покупках, ценах... Потом сообщил группе, что в три часа дня желающие могут поехать на футбольный матч, который состоится сегодня на стадионе в Адлере, куда его пригласил врач сборной. Как ни странно, но многие туристы, в том числе и женщины, охотно согласились присоединиться. Явный интерес к матчу проявила и Светлана, что откровенно удивило и Таню, и Олега. Оказалось, Света часто смотрит футбол и неплохо разбирается в игре. Олег тут же взял на себя обязательство организовать автобус и сообщил цены на билеты.
На Таню Олег взглянул мельком, только для того, чтобы сухо поинтересоваться, поедет ли она со всеми. От поездки Таня отказалась, покачав отрицательно головой. Потом, видя, что Олег упорно на нее не смотрит, взяла салфетку и шариковой, которой они заказывали себе еду на следующий день, крупно написала: "Олег, милый! Пожалуйста, прости меня! – и добавила заглавными буквами ниже – ПРОСТИ!!!" Записку повернула так, чтобы Олегу было удобно читать и, потянувшись через стол, положила ее поближе к его тарелке. Олег быстро прочитал записку, смял салфетку, положил ее в карман пиджака и несколько секунд сосредоточенно продолжал есть. Таня смотрела на него не отрываясь. Он резко взял чистую салфетку, размашисто написал на ней наискосок, словно наложил резолюцию: "Прощаю. В первый и последний раз". Записку, так же потянувшись через стол, положил рядом с Таниной тарелкой, по другую сторону от Светланы. Таня прочла, аккуратно сложила ее пополам и положила под ключ от номера, лежавший рядом с приборами. Потом подняла глаза на Олега и благодарно еле заметно кивнула головой. Однако больше за обедом они не общались.
В этот день Таня нарочно задержалась с обедом, дожидаясь, когда шумная компания туристов покинет ресторан. Олег ушел со всеми, а Таня долго копалась с десертом, растягивая удовольствие от запеченных в тесте яблок.
Света, заметив "переписку", поняла, что между любовниками что-то произошло, но лезть с расспросами не стала. Оставив подругу за столом, Света встала и ушла со всеми.
После обеда Таня подошла в рисепшн, чтобы узнать, где находится парикмахерская, и сразу направилась туда, намерившись до отъезда Светланы в номер не возвращаться. Любой женщине есть чем заняться в парикмахерской, так что время до отъезда пролетело незаметно. Вернувшись в номер, Таня настежь открыла дверь на балкон, укрылась потеплее пледом и с удовольствием погрузилась в мир героев О'Генри.
За ужином было шумно: вспоминали острые моменты игры, удачные комбинации и забитые голы. Но фурор произвела не столько команда футболистов, сколько поведение Светланы. Все наперебой подшучивали над Светланой, вспоминая, как лихо она свистела, громко топала ногами, била газетой по голове и плечам болельщика команды соперников, которому не посчастливилось сидеть прямо перед ее коленями, как истошно она орала на весь стадион "Гоооол!!!", когда команда пришедшего ей на помощь врача забила, наконец, свой единственный гол. Выкрикивания типа "Судью с поля!" тоже мимо нее не прошли.
А Света, вволю накричавшись и выплеснув накопившуюся за последние дни негативную энергию там, где это было допустимо и где так же сбрасывали напряжение сотни других людей, умиротворенная и счастливо опустошенная, задремав, прислонилась к плечу Олега. Сквозь дремоту она чувствовала сильное мужское плечо, руку, бережно поддерживающую ее с другой стороны, и ей было спокойно и легко, хотелось ехать так далеко-далеко и долго-долго, пока в ней накопится сила, чтобы "стойким оловянным солдатиком" жить дальше, неся на себе бремя ответственности за себя и близких.
Олег же думал в это время о любимой дочурке Татке-Татошке, по которой уже успел соскучиться. Вспоминал, как забиралась она к нему вечером на колени и, щекоча неповторимо пахнувшими волосами, шептала на ухо свои девичьи секреты. О том, что самым сокровенным Татошка делится именно с ним, а не с мамой, он знал давно, и это наполняло его радостной гордостью. Он далек был от мысли давать дочке советы. Это все он приберегал на потом, когда она вырастет и ей понадобится настоящий мужской совет, мужская точка зрения. А пока ее щебетание возвращало его душе светлую жизненную силу, которую он с любовью к ее матери вложил в крохотное семя, проросшее таким замечательным ростком.
За ужином Таня поглядывала на Олега, который принял эти взгляды за желание очередного "улета". Он снова улыбался ей, а в конце ужина перехватил ее взгляд, чтобы многозначительно кивнуть, приглашая к себе. Таню взгляд откровенно удивил. Такого быстрого "возвращения" она никак не ожидала. Впрочем, встретиться с ним она была не прочь.
После ужина девушки поднялись к себе в номер, Света достала юбку и принялась ее довязывать, а Таня, присев на краешек своей кровати, сказала:
– Света, ты не обидишься, если я уйди на вечер к Олегу?
Не глядя на подругу, Света ответила:
– Иди, конечно. Я не обижусь.
Таня молчала, и Света перевела вопрошающий взгляд с вязания на Таню:
– С ночевкой?
– Возможно. Пока не знаю, – спокойно сказала Таня.
– Иди, Тата. Конечно, иди. Я сегодня устала, мне надо выспаться. В 23.00, если ты не вернешься, я закрою дверь и оставлю ключ в замке.
– Хорошо, – просто ответила Таня.
...Олег, как обычно курил на балконе, закутавшись в плед, а Таня, ощущая во всем теле приятную легкость и расслабленность, не спеша размышляла. "Странно, – думала она, – почему именно он? Почему именно с ним судьба дала ей испытать истинное блаженство и полную гармонию в сексе?" Внешне он по-прежнему не производил на нее никакого впечатления. С ним было хорошо, уютно, надежно, чересчур спокойно. Так чувствует себя человек, который после дальних бурных странствий возвращается домой, в милые старые стены, то, что в английском языке звучит как "Home, sweet home!"
Как это непохоже на те бурные страсти, которые кипели в ее душе, когда ее бросало в дрожь при виде высокого, стройного красавчика, манерой поведения, одеждой и сумасшедшим сексуальным взглядом похожего на молодого Ивара Калныньша. Чернявый красавец, в котором текла кровь южан и немцев, был просто секс символом или, как сейчас бы сказали, настоящим "мачо" в своем черном сверху донизу или белом снизу доверху наряде. Он редко носил официальные костюмы, чаще джинсы и рубашку, которая была расстегнута на одну пуговицу ниже, чем допускали "совковые" нормы. Однажды Таня, увидев его загоревшего, блистательного после отпуска, появившегося в конце коридора их организации, где она расставляла периодику, от обалдения опустила руки и выронила стопку журналов, чем произвела такой грохот, что из соседних кабинетов стали высовываться любопытные. Как же он был хорош, когда Таня впервые увидела его у своих ног! (Предлог "у" здесь правильнее было бы заменить на предлоги "в" или "между" – пардон! – из песни слова не выкинешь.) Такой красавчик, и ее! – завидовала себе самой Таня. Смешно, но они редко договаривались о "секс минутке" (которая, честно говоря, затягивалась часа на три) заранее. Просто, очевидно, совпадали их биологические ритмы, так как Таня в эти дни неожиданно для себя надевала ярко-желтое, "цыплячее" платье, а Мишель, как его на французский манер называли сохнущие по нему молодые и не очень молодые сотрудницы Таниной организации, интуитивно надевал черные в обтяжку джинсы и черную рубашку, открывавшую маленький кусочек его безумно соблазнительного тела. В такой день они замечали друг друга издалека и, найдя удобный момент, Мишель незаметно передавал Тане "записочку счастья", в которой указывалось, в какое время он подъедет к ней домой. Таня умудрялась всегда находить такой веский аргумент для начальства, почему ей непременно надо уйти в этот день и час, что встречи никогда не откладывались. А там... мама дорогая! Что это была за песня с многочисленными припевами!... Не случайно, Мишель, уходя, улыбался: "Thank you for the musiс!" – напевал он порозовевшей от удовольствия и смущения Тане на мотив из одноименной песни модной тогда группы ABBA.
Однажды Светлана случайно столкнулась с Мишелем в дверях Таниной квартиры и обомлела, не в силах поверить, что такое счастье привалило к ее подружке-простушке, какой она считала Таню. Встречи с Мишелем продолжались несколько месяцев, всегда спонтанно, без предварительных договоров и последующих взаимных претензий. Этой сказке они оба радовались беззаботно, как дети. Мишель нашел в Тане невидимую внешне открытость и раскованность, которой он не ожидал от столь благовоспитанной особы, к тому же истинного ценителя его талантов и экспериментов, на которые он был весьма щедр. А "бабы" на работе сгорали от любопытства, пытаясь определить, кто же его очередная пассия. Никому бы и в голову не пришло подозревать в ней Таню, которая в разговор не вступала и достоинствами его не интересовалась. Еще бы! она-то знала о нем не понаслышке.
"Роман" с Мишелем закончился так же внезапно, как и начался, причем, закончился вполне традиционно. Вернувшись из очередной командировки в Москву, Мишель, переполняемый чувствами, вывалил все свои сомнения и свой восторг по поводу его новой, московской подруги, Тане на голову, когда они в конце рабочего дня сидели у телефона в Таниной рабочей каморке. Мишелю срочно требовалось позвонить в Москву, а сделать это можно было только от Тани. И Таня стала поверенной в его сердечных делах. После легкого шока, который она испытала, когда он все откровенно ей рассказал, она спросила:
– Миша, почему ты говоришь об этом мне?
– Таня, – ответил он искренно, почти не раздумывая, – я никому, кроме тебя, не верю. Только ты знаешь меня так, как никто. И ты единственная умная женщина, которой от меня ничего не надо. И потом, ты ЖЕНЩИНА, и наверняка знаешь, как мне быть.
– Умной женщина становится, когда перестает быть красивой? – с усмешкой поинтересовалась Таня.
– Танюш, поверь, такого прекрасного секса, как с тобой, у меня ни с кем не было. Ты не кривляешься, не играешь, не изображаешь того, чего не чувствуешь, и чувствуешь то, чего многие не понимают... Ты естественна и гармонична, и ты безумно заводишь... Но сейчас я люблю, и дело не в сексе... Я чувствую ее по-другому, не как тебя... Это трудно объяснить...
– Можешь не объяснять, я знаю, что такое любовь и секс с любимым человеком. Там все другое... Я хорошо понимаю, о чем ты говоришь...
– Да, так вот мне очень нужен твой совет с точки зрения женщины...
Далее уже шел серьезный разговор, детали которого Таня не помнила, да и не старалась вспомнить.
"Но какой был красавец, и какой был секс! – со вздохом восторга подумала Таня и вернулась мыслями к Олегу. – Почему именно его судьба дала ей для познания такого идеального совпадения в сексе? Может, судьба один-единственный раз на короткий промежуток времени просто открыла перед ней и эту дверь в своем "Большом доме человечества"?
Олег докурил сигарету, подошел к Тане и, почувствовав, что от нее исходит непреодолимый сексуальный импульс, невольно потянулся к ней. Таня, вдохновленная воспоминаниями, вновь была готова дарить и получать наслаждение. Их "секс-минутка" вылилась в марафон на полночи.
Утром они еле встали. Традиционно опоздали на завтрак. Вся группа разочарованно вздохнула: "Эх, не получается интриги, ёлы-палы! А так весело бы было посмотреть на бабские разборки между подругами!"
Таня изо всех оставшихся сил пыталась сосредоточиться на тарелке с завтраком. На тарелке что-то желтело и что-то зеленело. Еще мелькал красный цвет. Проморгавшись и на несколько секунд наведя резкость на тарелку, Таня увидела на тарелке яишенку глазунью с зеленью и отдельно лежащими ломтиками помидоров. Взяв вилку и нож, она ткнула вилкой в яишенку, но промахнулась: вилка со скрежетом скользнула по краю тарелки и сорвалась. Таня хмыкнула, поморгала и повторила движение. На этот раз она попала в ломтик помидора. Ломтик был тоненький и норовил с вилки соскочить. Таня сосредоточилась и, поддерживая ломтик ножом, осторожно, как в замедленной съемке, довезла ломтик до рта. Кисленький вкус подействовал отрезвляюще, но вызвал обильное слюноотделение. Таня сделала еще одно усилие и попала, наконец, в желтое пятно, но оно почему-то стекло с вилки. Поразмыслив, Таня накрошила в яишенку хлеб и непослушной вилкой осторожненько наколола хлеб. Переведя дыхание, она повозила хлебушком по желтенькому и отправила все это в рот. Слава Богу, не промахнулась. Так ей удалось что-то собрать с тарелки и переправить это в желудок. Что творилось вокруг, Таня не замечала, так как сосредоточилась исключительно на сложном процессе поглощения пищи. Очнулась она только тогда, когда Света, не в состоянии сдерживаться, расхохоталась вслух.
– Ты чего? – удивилась Таня.
Тогда засмеялся и Олег, а вслед за ним волна смеха пошла по всему столу.
– Я что, запачкалась? – схватила салфетку Таня.
– Света только отрицательно покачала головой, не в силах произнести ни слова.
Таня огляделась, с трудом увидев двух – или одного? – смеющегося официанта, "поквакивающего" Олега и веселящихся туристов и присоединилась ко всей хохочущей компании. Со смехом туман из головы выплеснулся, и у Тани сама собой навелась резкость.
– Мать, ты что, пила? – сквозь приступ затихающего смеха спросила Света.
– Нет, мы не пили ни грамма.
– Тогда отчего ты такая пьяная? – хихикнула подруга.
– Не знаю... От любви, наверное, радостно поделилась с подругой Таня.
– Вы хоть сегодня спали? – посочувствовала подруга.
– Спали. После четырех ночи... или пяти?.. – с сомнением ответила Таня.
– А кавалер-то, хоть и помят, но еще хоть куда, – сиронизировала Света.
– Куда, куда. Сейчас только в койку, – ответила Таня, что вызвало новый приступ смеха у Светланы.
– Куда ему в койку? – посочувствовала Светлана, – ему бы сутки передышки, а то живым домой не довезем.
– Да я не в том смысле, – пыталась пояснить Таня, что только усилило веселье.
– Да уж, смысла в этом маловато... – продолжала веселиться Светлана.
– Зато сколько удовольствия! – хихикнула Таня.
– Я уж вижу, вы тут из удовольствия не выходите... – давилась смехом Светлана.
Поняв, что подругу не переговоришь, Таня вернулась к завтраку. В этот день официант поставил перед Таней две креманки с желе и кофе со сливками. Видимо, он Тане сочувствовал и пытался, как мог, помочь ей вернуть силы.
До обеда любовники отсыпались. Каждый в своем номере...
После обеда Олег уехал в Сочи, а подруги пошли погулять в прекрасный, хоть и замороженный, парк Дагомыса. Девушки направились в сторону моря, и Светлана, с наслаждением вдохнув влажный морской воздух, сказала:
– Люблю такую погоду и воздух... Он напоминает мне Питер. Все клянут сырой климат, а мне нравится...
– Я была пару раз в Ленинграде, но только летом, в период белых ночей.
Красиво, но непривычно. Мне фонтаны понравились и дворец в Петергофе. А море мелкое, как на Рижском взморье...
– Я там училась, – мечтательно стала вспоминать Светлана. Пять лет. Жила в общаге. Нас в комнате было четверо – южная красавица Фарида, седьмая дочка из бедной среднеазиатской семьи, мы звали ее Фая; сибирская красавица Александра, пра-пра-правнучка одного из декабристов из старинного дворянского рода; Елена, рыженькая голубоглазая "лисичка" из интеллигентной Львовской семьи преподавателей вуза и я.
– Географический коктейль, – неудачно пошутила Таня.
– Да... – произнесла Светлана, находившаяся в эту минуту где-то далеко во времени и пространстве. – Компания была колоритная.
Нахлынувшие воспоминания стерли со Светиного лица маску жесткости и непроницаемости. Наивная восторженность и влюбленность в мир распахнули зеленоватые глаза, голос стал мягче и задушевнее.
Таня, уловив в голосе подруги новые нотки, удивленно посмотрела на Свету и подумала:
"Ну и ну! Как она тепло о них говорит! А на меня все рявкает..."
Света, между тем, продолжала:
– Мы участвовали в студенческой самодеятельности; Саша, Лена и я пели, Фая прекрасно танцевала, но нас все равно окрестили "квартетом". Фая, к слову сказать, танцевала прекрасно. Гибкая, с широкими бедрами, но абсолютно плоским животом, пронзительными карими глазами под изломанными дугами тонких своевольных бровей, Фая производила ошеломительное впечатление на публику. Горячий южный темперамент сыграл с ней роковую шутку: за неделю до свадьбы она сбежала от старого обеспеченного мужа, у которого была куча детишек от предыдущих браков, потому ему нужна была молодая нянька и последняя услада его старости, сбежала с молодым ровесником Фарханом или Фархадом – точно не помню его имени – сначала в Ташкент, а потом, когда за ним устроили охоту милиционеры – он оказался вором, – перебрались чуть ли не автостопом в Москву, где ее парень занялся привычным для него делом, а Фая поступила на факультет иностранных языков в наш институт. Фархан (остановимся на этом имени) снимал в Питере комнату, в которой они с Фаей встречались почти каждую неделю. Фая обычно возвращалась от него в понедельник утром, прямо на занятия, как правило, в новом наряде или с новым украшением. Мы Файку предупреждали, что носить краденое опасно, но молодой красивой девчонке из бедной семьи невозможно было устоять перед соблазном. А украшения она носила недолго, обычно неделю, другую, потом сдавала в ломбард, – и больше мы этой "побрякушки" не видели.
Четыре года у молодых людей все шло гладко, а на пятом курсе, прямо осенью, Фархана арестовали. Фая чудом не пошла соучастницей по делу, но жить ей после этого стало невмоготу. И не в том дело, что денег стало меньше, – к тому времени мы все подрабатывали переводчицами в Интуристе, репетиторством, письменными переводами через ТПП (Торгово-Промышленную Палату) и студентам других факультетов, особенно заочникам, – катастрофа была в том, что на воле остались его бывшие подельники, которые требовали от Фаи какой-то, якобы утаенной от них, доли. Фая ни о какой доле не знала, но девушку, что называется, "взяли в оборот". Похоже, ее заставили "отрабатывать" долги Фархана, проще говоря, сделали из нее проститутку. Вытащить ее из этого омута мы не смогли. Первое время она просто исчезала по ночам, – это было, когда мы еще не знали, что ее парень арестован, и у нее проблемы. Потом стала появляться с синяками на теле, измученная и какая-то невменяемая. В такие дни она на занятия не ходила, а только отлеживалась, по три-четыре дня не выходя даже в студенческую столовую. Когда мы попытались разговорить ее, она все рассказала и добавила, что "ее песенка спета", ОНИ ее не выпустят... Мы предлагали тайно вывезти ее за город, в другую местность, к родителям любой из нас, но она отказалась, уверенная в том, что ее немедленно выследят, да еще создадут немалые проблемы приютившим ее родителям. Подводить так своих родителей, конечно, не хотел никто... – Света запнулась, словно наткнувшись на давнюю вину. Несколько секунд она отчаянно боролась с этим губительным чувством, угнетавшим ее много лет, потом, сдавшись, выдохнула:
– Что мы, совсем еще сопливые девчонки, могли тогда сделать? – И, помолчав, продолжила, – Однажды она появилась после трех недель отсутствия, быстро забрала свои вещи, которые ее вовсе не интересовали, – она пришла, чтобы с нами попрощаться и предупредить, чтобы ее не искали. На предложение вызвать милицию она грустно улыбнулась, сообщив, что перед общежитием ее ждет "машина сопровождения", на которой ее должны были доставить в какой-то загородный бордель, которым пользуются и милицейские чины с большими звездами... Больше мы нашу красавицу Фаю не видели...
Света замолчала, вновь переживая трагедию близкого ей человека. Девушки спустились к пляжу, побродили по мокрой гальке. Таня подняла обкатанный морем кусочек красного кирпича размером в треть ладони, провела по нему пальцами правой руки, ощущая приятную шершавость, и положила в карман пальто.
– Пятки тереть будешь перед приемом кавалера? – пошутила Светлана.
– Можно и пятки, – не принимая шутку, без улыбки ответила Таня. – Продырявлю гвоздем, – будет моим "куриным богом", – добавила она через мгновение в тон подруге. – А что с остальными девчонками? – осторожно вернула она подругу к воспоминаниям.
– Оставшееся "трио" в комнату к себе больше никого не пустило. Мы оттащили кровать Фаи в коридор, и комендантша передала ее в другую комнату, где жили студентки младших курсов. Дело в том, что на пятом курсе нас уже никто не беспокоил и не притеснял...
– А что с сибирячкой? – настаивала Таня.
– С Александрой-то... С ней как раз все в порядке. Умная, красивая, сероглазая девушка с копной мелко вьющихся русых волос, вызывала интерес у противоположного пола. На свидания ее приглашали очень часто. Она не отказывалась, встречалась с разными ребятами, но дальше прогулок и загораний дело не доходило. Она была доброжелательна со всеми, но при этом какое-то внутреннее благородство, девичье и человеческое достоинство не позволяло ребятам переступать предела дозволенного. Сашка, несмотря на происхождение, была чрезвычайно бедна. Мама, с которой она жила вдвоем в маленькой однокомнатной квартирке, присылала ей раз в месяц продуктовые посылки, а денег на одежду Саше всегда не хватало. Собирая Сашку на очередное свидание, мы вытаскивали из своего тоже весьма скромного гардероба лучшие блузки, юбки, свитера. Фая, если в это время была в общежитии, а не со своим любимым, щедро делилась своими новыми шмотками, а порой и украшениями. Фигура у Сашки была такой, что любая вещь на ней смотрелась выгодно и благородно... А потом, на четвертом курсе она влюбилась в парня из политеха, и они вместе уехали в Швецию.
– Куда уехали? – удивилась Таня.
– В Швецию. Ее парень был родом из Швеции, учился в Ленинграде, а после окончания учебы они поехали к нему на родину. Красивая страна, большой уютный дом, двое детей... Все у них в норме.
– Ты там была?
– Выезжала один раз в гости, – без энтузиазма в голосе ответила Света.
– Переписываетесь? – поинтересовалась Таня.
– Да.
– А почему так грустно?
– Татка, у них другая жизнь, другие интересы... Стефан занят своим делом, у него своя строительная фирма... С Сашей мы переписываемся, но она помогает мужу, занимается детьми... Она уже там, в другой жизни...
Света замолчала, подруги поднялись с пляжа наверх, в кафе, в котором Таня принимала ответственное решение. Девушки заказали по чашечке кофе с пирожными. Согревшись, Светлана продолжала:
