Текст книги "Изнанка мести (СИ)"
Автор книги: Наталия Великанова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
– Я не могу… остановиться, – заикалась она. – Я люблю тебя, Оль. Ты одна, кто не предавал меня. Я действительно люблю тебя. Люблю. Спасибо, что ты есть у меня. Больше никого нет.
– Я тоже люблю тебя, – Ольга смахнула соленую каплю, взяла бумажный платок, промокнула влагу. Лицо её превратилось в сплошной отек: нос и глаза стали красными.
– Почему ты с Андреем? – наконец, спросила Вика.
Ольга подбоченилась.
– Я еще в Турции забеспокоилась, что ты смс-ить перестала. Звоню – недоступна. Даже обиделась. Вот думаю, Белова совсем зазналась: замуж вышла! Приехала – ты тоже не отвечаешь. Никто про тебя ничего не знает. Я к вам домой поехала. Никто не открыл. Ярослав – не отвечал. Позвонила Андрею. А он словно ни сном – ни духом. Я реально запаниковала. Потом уже он сам позвонил. Ну и всё мне рассказал. Всю историю.
Вика опустила ресницы и шепотом спросила:
– Ярослав сам не искал меня?
– Нет.
Она знала это. Но всё-равно было больно. Она закрыла глаза.
Вика не понимала, сколько времени они просидели. Наступило молчание, которое они лишь изредка разбивали короткими вопросами и ответами: «Ты есть хочешь?» – «Нет». – «Замерзла?» – «Нет». – «Чай налить?» – «Нет». – Потом Ольга встала и принялась искать заварку, кофе и, в конце концов, хоть что-нибудь съестное. Ничего, конечно, не обнаружила. Вика наблюдала за ней с изумлением.
– Ты ничего не найдешь. Я не покупала абсолютно ничего. Если здесь и было что, мыши сгрызли еще в позапрошлом году.
– Ты пробыла здесь две недели и ничего не ела? Ничего?
– Я здесь всего два дня, ну от силы три, если предположить, что я проспала, сутки не просыпаясь. Ещё сегодня утром я за водой ходила в колодец.
– Не знаю, по-моему, ты проспала десять суток кряду. Очень похоже, что ты все это время не ела.
Вика грустно вздохнула. Она и вправду припомнила, как несколько раз, вырывалась из забытья то ночью, то утром и никак не могла понять, какое время суток на дворе. За рассветом шла ночь, за ночью вечер. Но тогда она не зацикливалась. Просто закрывала глаза.
– Может быть, – поджала она губы. Разве имело это сейчас значение?
– Посмотри на себя, ты сдулась, словно килограмм пять просто исчезли, испарились.
Вика поднесла руки к лицу и прищурилась. Ну да, они как будто стали тоньше. Медленно поднялась. Шаркая как старуха, прошла в дальнюю комнату, где висело зеркало в резной оправе, тоже покрашенное отвратительной синей краской. Зажгла свет, нимало не удивляясь, что всё исправно работает. Да, она немного похудела. Щеки, и правда, как будто сдулись. Но не это поразило Вику, а тусклые безжизненные глаза. Глаза человека, которые отражали то вселенское горе, которое она чувствовала внутри своего сердца. Перед ней стоял маленький труп – тень некогда цветущего создания. Собственное видение в свадебном платье затмило уродство, которое она видела в зеркале. Она упала на колени и зарыдала. Скорчилась на полу, силясь остановить спазмы. Что он с ней сделал?
Подскочила Ольга, села рядом на грязный пол, обняла её и долго качала, убаюкивая как маленького ребенка. «Пойдем, отведу тебя в кровать, – вставила она между очередными всхлипываниями, – ты вся дрожишь. Здесь холодно». Она уложила Вику и долго сидела, пытаясь справиться со слезами и согреть окоченевшие руки подруги. Неужели такое случается в двадцать первом веке? Средневековая месть? И кому? Беззащитной слабосильной девчонке. Надо же так изловчиться!
Наконец, Вика заснула. Ольга вышла к Андрею. Он сидел в машине, что-то читал в планшете. Увидев её, тут же отложил его. Он был смущен, но пытался держаться уверенно. Она же чувствовала только то, насколько ей все это больно и противно. Она так устала, что не могла, да и не хотела выказывать презрение. Разве был в этом смысл? Два молодца обстряпали ловкое дельце. Ничего не скажешь – герои. Говорить ему что бы то ни было – метать бисер перед свиньями. Мерзость – она и есть мерзость.
– Ты мог бы доехать до магазина, купить чай и кофе? Каких-нибудь булочек, – Ольга прикинула сколько с собой наличных, – яблок, огурцов, овощей любых. Воду в бутылках. Денег дать тебе?
– Нет, у меня есть.
– Хорошо. Еще купи курицу. Охлажденную. И соль, – она отвернулась, показывая, что не настроена на долгую беседу.
Андрей уехал, оставив её наедине с растерянностью, злостью и жалостью. Она прошла в сени, огляделась. Какое же запустение!.. Балом правили пыль и грязь. Паутина свешивалась с балочных перекрытий потолка тонкими ниточками, царствовала по углам. Казалось, все жители старого дома: пауки, жуки, мыши, бабочки, мухи – все, кто должен обитать на природе, собрались и смотрели из углов: что она будет делать?
Правда, с чего начать? Конечно, требовалось порядок навести. Все помыть и вымести. Неужели Вика останется в этом убожестве? Вряд ли. Она присела на скамейку, но живо передумала и вышла на воздух. Пусть двор зарос, был одичалым, но хотя бы не давил темнотой. День был наполнен ароматами колокольчиков, клевера, стрекотом кузнечиков, звонами птиц, июльским солнцем. Трава стояла высоченная: в пояс, повсюду пробивались колючки, валялись какие-то балки, поломанные ветки, пустые пакеты. Сидела молча. Была возможность подумать.
Она сощурилась на небо. Ни облачка. Солнце палило так сильно, что даже в тени было пекло. Надо в первую очередь покормить Вику. Неужели она все эти дни ничего не ела? Где она была? Похоже, бедняжка ничего не помнила. Только ту злосчастную ссору. Вика за месяц превратилась в призрак. Глаза впали так, что страшно смотреть. Бледная, обескровленная и руки ледяные, как железки на морозе. Разве можно так сильно похудеть за столь короткий срок? Если Вика не будет есть, долго не протянет.
Тревога съедала, она встала и заглянула в спальню. Бедняжка не просыпалась. Страшно было оставлять её, словно Вика была тяжелобольной и могла потребовать помощи. Сегодня надо переночевать у неё. И завтра, и послезавтра.
Ольга вернулась в сени и с опаской включила плиту. Электрическая, старенькая. Нагревалась она долго, но все-таки стала горячей. Поискав кастрюли, согрела воду. Отмыла чайник и поставила кипятиться. В доме было прохладно, наверное, это неплохо для жаркого лета, но хотелось выйти на палящее солнце: окунуться в его лучи, поверить, что в жизни есть хорошее и светлое. Где же Андрей? Как она его ни ненавидела, сейчас мечталось, чтобы он скорее вернулся.
Отворила входную дверь, чтобы тепло летнего дня проникло в склеп. Снова проверила Вику. Та спала в неестественной позе – вытянувшись на животе, приподнявшись на локтях и уткнувшись лицом в кулачки. Нестерпимо захотелось переложить её, вдохнуть спокойствие в тяжелый сон, но она сдержалась. Пусть лучше так поспит, чем проснется и будет мучиться наяву. Ранам нужно время, чтобы зарубцеваться.
Приехал Андрей. Она вышла, и они молча принесли сумки в дом. Он купил гораздо больше продуктов, чем она просила. В пакетах теснились макароны, крупы, хлеб, молоко, сахар, яблоки, груши, бананы, помидоры, огурцы, майонез и еще много чего. Даже какао было.
Выложили на стол и вышли во двор. Сели на импровизированную скамейку в виде огромных шин от камаза, положенных одна на другую. Темная резина была горячей и шершавой, малюсенькие черные крошки сыпались при нажатии. Рядом во все стороны торчали сухие обломки стеблей. Они щекотали голые ноги.
– Ты езжай, – прервала она молчание, – я останусь сегодня.
Он глянул без удивления, скорее с благодарностью:
– Она плоховато выглядит.
Кивнула. Чего же он хотел? Разве ни этого они добивались?
– Похоже, и чувствует себя не лучше. Ты не знаешь, когда точно он ей сказал, что разводится?
– По-моему, это было двадцать седьмого.
– Она помнит только, что в первую ночь переночевала на детской площадке, на следующий день приехала сюда. Это было, по её словам, позавчера. Или она пробыла здесь две недели, не заметив, или проходила по городу в амнезии. Бедняжка, на неё страшно смотреть.
Андрей согласился.
– Ты уверена, что хочешь остаться?
– С ней – да.
– Может быть, я ещё чем-то могу помочь?
– Да, – Ольга не смотрела на него, – убить его и самому застрелиться. Сможешь?
Андрей промолчал. Она встала.
– Езжай. Передай, что он бесчеловечный псих. Передай, что ей очень больно.
– Тебя во сколько забрать завтра? – Андрей как будто не торопился уходить.
– Ни во сколько. Спасибо. Дальше мы сами, – опустив голову, Ольга пошла к дому, посмотрела на него последний раз и прикрыла дверь.
Андрей уехал.
Она распаковала пакеты. Вика всё не просыпалась, и от нечего делать Ольга почистила маленькую кухоньку, расставила крупы по полкам, ополоснула посуду. Сварила куриный суп, порезала салат. На большее она не была способна. Мама не торопилась пускать дочь в чертоги домашней пищевой промышленности. Вот и дожила она до двадцати лет неумехой. Кашеварить Оле приходилось разве что на каникулах у бабушки. Оля налила бульон в жестяную тарелку и поела.
Из них двоих Вика была лучшим поваром. Еще бы: она готовила с двенадцати. А так как была сладкоежкой, особенно хорошо у нее получалась выпечка и пирожки. Самые любимые у Ольги были с рисом, с яйцом. У Вики – сахарные, с джемом.
Вечером позвонила родителям, объяснила, что сегодня не придет ночевать. Мама ворчала, но отец, на удивление, встал на её сторону. Сказал: «Пропадай, но товарища выручай». Ольга невесело улыбнулась: они были такими непредсказуемыми, что хоть из дома беги.
Вечерело. Она немного побродила во дворе, если можно так назвать попытки продраться через заросли. Кругом высился непродираемый кустарник, старые полусухие деревья тянули скрюченные ветви в разные стороны. Шумели где-то далеко поезда.
Потом уселась почитать книгу в телефоне, но мысли возвращались к сиюминутным заботам. Как будет дальше Вика? Ну, в воскресенье она поедет с ней к бабушке и оставшуюся часть лета они пробудет там. На деревенской сметане Вика наест бока. А дальше что? Осенью? Почему-то не верилось, что всё может решиться просто. Что с родительской квартирой? Не будет же она здесь зимой жить? Ответов не было – сплошные вопросы.
На месте не сиделось. Проверила работает ли старенький холодильник – гудел и морозил, как будто только что сошел с конвейера. От нечего делать помыла его и убрала продукты.
Вика всё не просыпалась.
Разбудить ли её – покормить? Или сейчас ей важнее сон? Послушала неровный сап. Почитала новости на Одноклассниках. Поужинала одна. Заперла дверь, не прекращая думать и прислушиваться к дыханию Вики. Спала подруга тихо, но позу не переменила. Оля накинула на Вику одеяло, постелила себе на маленьком диванчике и легла.
Проснулась она рано, день ещё не вступил в свои права, и солнце не прогрело воздух. На траве звенела роса, в её душе – беспокойство. Всё утро она провела в тревоге, так как Вика не вставала. Поминутно заходила и проведывала спящую красавицу, но подруга спала беспробудно. Теперь она натянула рукава кофты на ладони, зажала их меж коленей и свернулась клубочком. Ольга не осмелилась трогать. Она всё больше склонялась к мысли, что подруга проспала все две недели. Ольга посчитала: шестнадцать дней.
Интересно, когда она проснется? Наверное, её все-таки надо разбудить. Влить, пусть даже и насильно, хоть каплю бульона, пока Вика не умерла от истощения. Потом можно будет опять уложить спать. Неплохо бы купить витамины. С учетом того, как долго Вика не ела, они не помешают. Конечно, сердце сжималось при воспоминании о вчерашнем жалком состоянии Вики. Сон для неё сейчас был спасением, но поесть все же надо было.
Она растолкала её в одиннадцать. К этому моменту бедолага проспала часов двадцать. Вика жадно пила. К еде отнеслась равнодушно. Пожевала немного курицы, пол кусочка сладкого перца. От вида старательно сдерживаемых слёз разрывалось сердце.
– Мне надо поехать домой, – сказала Ольга со вздохом. – Поедем со мной, Вик. А в воскресенье к бабушке. Давай, а?
Вика покачала головой.
– Не хочешь?
– Нет, – Вика еле разлепила потрескавшиеся губы.
Уговаривать, Оля чуяла, не имело смысла. Про отъезд они завтра покумекают. Может и удастся убедить.
– Я вернусь вечером. Поживу пока у тебя, хорошо?
Вика даже не стала спорить. – Спасибо, – кивнула она, и слеза скатилась по щеке. Они обнялись и Вика прошептала: – Мне хорошо, что ты со мной; жаль, что я сейчас такая мямля. Подруга из меня никудышная. Вечно тебе приходится меня жалеть.
– Ну что ты, Вик. Держись, миленькая.
Они посидели, обнявшись, потом Ольга предложила выйти на улицу, и они прикорнули на колесах. Она вынесла одеяло, постелила на колючей траве, улеглись. Вика задремала, и она следила с тревогой, как во сне дрожат темные ресницы и хмурятся брови. Где-то рядом остановилась машина, она подняла голову и увидела белый Лэнд крузер Андрея. Поспешила навстречу, приложила палец к губам, чтобы он не хлопнул дверью.
– Привет, – Андрей, как и вчера, выглядел виноватым. Она кивнула в ответ.
– Как она? – тихонечко спросил он, будто и правда беспокоился о Викином состоянии.
– Спит, и вчера вообще не просыпалась.
– Ты поедешь домой?
– Да, вечером.
– Я могу тебя отвезти.
– Ты за этим приехал? – удивилась Ольга.
– Да. И ещё кое-зачем.
– За чем? – насторожилась она.
Он наклонился и достал из машины папку, вытащил бумагу и ручку.
– Мне нужна её подпись в заявлении на развод.
Ольга задохнулась от возмущения.
– Ты с ума сошел? Хочешь, чтобы она в психушку попала?
– Рано или поздно ей придется это подписать.
– Да, но не сейчас! – зашипела она змеей.
– Что у вас там? – Вика подошла неслышно, как тень. Пришлось Оле состроить глаза Андрею и обернуться, загораживая Вике обзор:
– Ничего, – с упором проговорила она.
– Да, ладно, Оль. Не проведать же он меня приехал, – Вика подошла ближе, – я этот дом тоже должна освободить?
Андрей как будто растерялся. Взгляд его перебегал с Вики на Ольгу.
– Нет. Нет. Мы не знали про этот дом.
– Понятно, – Вика безжизненно вздохнула, – а что тогда?
Ольга угрожающе уставилась на Андрея, но он, как видно, продолжал делать свою работу.
– Мне нужна твоя подпись.
– Еще одна, – безучастно сказала – даже не спросила, Вика.
– Да, в заявлении на развод.
Вика дернулась, словно к плечу её подвели электрический провод. Потом кивнула. Подошла. Не глядя, написала фамилию в конце заполненного чужой рукой листа.
– Надеюсь, он счастлив.
Андрей промолчал.
– Все? – равнодушно спросила она.
– Тебе надо будет явиться в Ховринский загс девятнадцатого августа, к десяти, – ровным голосом ответил Андрей.
– Все?
– Да.
– До свиданья, – она пошла к дому.
Андрей смотрел сочувственно и с некоторым замешательством.
– Надо бы вещи поехать собрать, – сказал он громко.
Вика обернулась и равнодушно ответила:
– Мне не надо.
– Он все выбросит, – в голосе Андрея звучали просящие нотки.
– Всех благ, – на этот раз она не обернулась.
Андрей умоляюще посмотрел на Ольгу, сказал тихо, чтобы Вика не слышала:
– Он не станет там разбираться. Продаст обе квартиры. Сейчас ей ничего не нужно. Но придет зима, там одежда, наверное, теплая. Что-то от её родителей. Что еще ей может быть дорого? Деньги, документы? Она даже телефон не взяла.
– Что же ты сам не собрал? – язвительно сощурилась Ольга в ответ.
– Предлагаешь мне рыться в её вещах? – Андрей наклонил голову и смотрел исподлобья.
– Посмотрите, какие мы брезгливые! – выпалила она.
Андрей глянул волком, развернулся, бросил бумаги на сиденье и сел за руль. Она мгновенно пожалела о своей несдержанности. Забарабанила пальцем по стеклу:
– Постой! Сейчас что-нибудь придумаю.
Пошла к Вике, та сидела на колесах, сгорбившись. Остекленевшие глаза смотрели на острую коленку.
– Вик, я поеду с ним. Сама всё заберу. Понимаю, тебе сейчас не до этого. Но бросать всё – это глупо. Что в первую очередь привезти?
Вика пожала плечами и сморщила лицо в плаче:
– Не знаю.
– Хорошо, я там посмотрю.
– Только не бери ничего,… – Вика как будто справилась со спазмом, – что его.
– Хорошо. Я к своим заеду еще и вернусь.
– Спасибо.
– Ты, может, в дом пойдешь?
– Неа, посижу немного. Не переживай, я ведь прожила без тебя неделю.
«Две с половиной», – поправила про себя Ольга, а вслух сказала:
– Обязательно поешь, бульон в холодильнике. Овощи, яблоки.
– Угу. Езжай.
Она взяла сумку и села в машину. Тронулись. Пока она прощалась с Викой, шла к внедорожнику, ей очень хотелось кричать и ругаться, но когда очутилась в машине, внутри наступило опустошение. Она не могла вымолвить не слова. Всё думала о Вике. Вспоминала её черные, наполненные слезами глаза. Безучастный вид, усталый сон, неудобную позу. Безразличное ковыряние вилкой в тарелке. Слёзы сами покатились из глаз. Она отвернулась к окну. Постаралась не шмыгать носом. На свадьбе они выглядели такими счастливыми! Как такое могло произойти за какие-то две недели? Викина кожа стала похожа на бумагу. Она не скоро оправиться. Ну почему всё сваливается на нее?
– Какими же надо быть мерзавцами! – не отворачиваясь от окна, презрительно вымолвила она.
Он молчал.
– Почему? – она испытующе смотрела на холеное лицо приспешника дьявола. Кто бы мог подумать, что этот симпатичный толстый добряк может поступить так с девушкой? Где же рыцарство? Где участие? Сочувствие? Прощение? Понимание? Где мужчины? Где?
Молчание было ей ответом.
– Неужели ничего нельзя исправить? – взмолилась она.
– Нет, – голос его звучал глухо.
– Все так серьезно?
– Для Ярослава – да.
– А для тебя?
– Тоже. Я работаю с ним и на него.
– Вы не подумали о том, что она здесь ни при чём?
– Я – подумал. Он – нет. Для него это очень личное, – большие глаза Андрея умоляли её понять. – Его отец умер из-за заварухи с этой квартирой. Ярослав молился на него, как на бога. Я и сам… я таких людей не встречал.
– Но Вика не виновата. Ни в его смерти, ни в делах семьи. Ей тогда сколько было? Пять?
– Может быть, – Андрей мучительно выдохнул, – но с тех пор она хорошенько воспользовалась плодами.
Ольга понимала, что переубеждать бессмысленно. Она не была сильна в дискуссиях. Она давно обнаружила, что слушать ей гораздо проще и приятнее, чем рассказывать или просто говорить. Не то, чтобы она стеснялась или не умела подбирать красивые слова, не любила поболтать, нет. Где-то лет пять назад, обнаружила в самой сердцевине себя тенденцию много раз перебирать в уме произнесенное и волноваться, не сболтнула ли лишнего? Еще позже начала жалеть, если рассказывала кому-нибудь о сокровенном или личном. Чувствовала прицел всякого вылетевшего звука. Исключение составляли внутреннее «Я» и Вика. С этими двумя она была как дома. Только в их присутствии могла расслабиться, не следить за языком, размышлять вслух.
Она до сих пор помнила слова какого-то писателя-философа, услышанные на радио. Фамилия его давно выветрилась из памяти, да и точная формулировка. Сохранился общий смысл: не болтая на каждом углу, человек защищает себя.
С тех пор она этим и жила.
Частенько учителя в школе, преподаватели в университете хвалили её за то, что на лекции она сидела навострив ушки. Оля кивала: типа, да, ей интересно. Подружки считали её лучшей жилеткой, парни – настоящим кремнем. Но истина заключалась в том, что все они были слишком сосредоточены на себе, считали себя центром вселенной. Она в общем-то тоже. Только они торопились поведать об этом, а она – нет. Ну не любила она и не хотела говорить о себе.
– Он у неё все забрал? Даже квартиру родителей?
– Да. Даже машину.
– Вот козел! Он, правда, не знал про этот дом?
– Не знал. А если б знал, – поспешил Андрей ответить на незаданный вопрос, – ей не оставил.
Ольга сдалась. Они ехали молча – абсолютно чужие друг другу люди. А ведь месяц назад он приударял за ней, глядел с интересом, старался понравиться. Зачем это было нужно, если уже тогда Андрей знал, что им не быть вместе? Это было специально сфабриковано?
Хорошо хоть она не сразу упала в его объятия. А ведь было желание! Оля задохнулась от отвращения к себе самой. Показалось, что её прилюдно ударили по лицу. Если она такое чувствует, каково Вике? Всем телом она ощущала собственную слабость и близость Андрея, его физическую силу. Неискренность, наглость, лицемерие. Вот тебе и сердобольный вид! Этакий простачок, влюбившийся с первого взгляда. Ольгу передернуло. Скорей бы отделаться от него.
Но скорей не получилось. Они провозились до глубокой ночи. Сначала заехали к её родителям, Ольга рассказала матери про Вику, договорилась, что поживет у неё до конца недели. Потом поехали в квартиру Выгорских. Сумки с Викиными вещами, как попало наваленными, утрамбованными чуть ли не ногами, ждали в коридоре. Ольга возмутилась про себя, но вслух ни слова не сказала. Пока Андрей грузил эти вещи, она собрала краски, холсты, кисти, палитры. Когда руки дошли до мольбертов и еще каких-то принадлежностей для рисования, неизвестного наименования, места в машине не осталось. Поначалу они взялись перекладывать уложенное плотнее, но сдались – решили, что Андрей закажет машину и привезет оставшееся при первой возможности.
Вернулись в поселок затемно. Дом был не заперт. Вика спала. Как только они выгрузили собранное, Ольга попрощалась. Не глядя на Андрея, бросила «спасибо» и закрыла калитку. Усталая, она тут же легла.
Глава 13. Особняк.
Пусть, доверив тебе свою душу,
Я попала в большую беду,…
Ю.В. Друнина
Ольга прожила у неё четыре дня. Они мыли, чистили, мели, раскладывали вещи. Вика старалась не плакать, она понимала, что слёзы разрывали подруге сердце. Хотя ей самой только и хотелось, что расстаться с невыносимой жизнью, которая отобрала у неё близких людей, радость и счастье. Жизнью, которая не единожды бросала её в руки мужчин-вампиров, позволяла им играть ею, не оставляла надежды на лучшее. Но ради человека, с тревогой смотрящего на неё, она стискивала зубы и принималась скрести ещё усерднее. По мере всех этих дел она всё больше осознавала, что возврата нет. Её дом теперь навсегда – эта хибара из двух комнат, сеней и крыльца. Нет туалета, нет воды, нет газа. Сколько угодно свежего воздуха, паутины и грязи. Полно шмоток: кроме тех, что собрала и привезла Ольга, повсюду лежали мешки, сумки и стопки старой одежды, которую последние пять лет она свозила сюда, как на свалку.
Оля звала её погостить у бабушки, но она твердо отказалась. Сейчас она не представляла, как можно смотреть в глаза людям, улыбаться, говорить, не срываясь на слёзы. Всё, на что она была способна – отчаянно грустить и портить настроение окружающим кислым видом. Так Ольге и сказала, обещала звонить и не творить глупости.
В душе она ждала момента, когда останется одна. Тогда можно будет ничего не делать, не держать лицо, не есть, не просыпаться. Когда подруга покинет её, она ляжет на кровать и не будет шевелиться. Не тратя силы на умывание, одевание, переваривание еды, домашние заботы, она, возможно, сможет выжить. Просто выжить. Остаться безвольным, но теплым телом, плывущим, как бревно, по реке. Хотя какое это имело сейчас значение? Будет она жить или нет? Выглядит хорошо или плохо? Найдется здесь или будет лежать под забором?
– У тебя есть деньги? – спросила Ольга накануне отъезда, и Вика подняла глаза от тарелки, в которой дымились спагетти.
– Зачем?
– Ну, мало ли что? – пожала плечами подружка и подвинула Вике блюдечко с тертым сыром: она старалась лучше кормить её все дни.
– Не знаю точно. Наличности, может, и нет, но в кошельке две банковские карты, – Вика попыталась сосредоточиться: «Сколько же на них денег? Наверное, в общей сложности не меньше четырехсот тысяч». Если память не изменяла ей. На первое время хватило бы. Сейчас она не хотела думать, что будет дальше. – Да, точно, – кивнула она, – две карты. На них полно денег. Мне хватит.
– Хорошо, – Оля положила в рот макаронину, неодобрительно взглянула на Викину вилку, растерянно скользящую тарелке, и принялась задумчиво жевать.
В субботу они вместе дошли до станции и обнялись на прощание. Поезд увез Ольгу, и Вика долго смотрела ему вслед, стоя на перроне. День был пасмурный, но теплый. Серые облака закрывали небо, воздух застыл в неподвижности. Рельсы, скрещиваясь, убегали вдаль. Мигали сигнальные огни.
Вика вдохнула глубоко летний влажный воздух, обняла плечи, боясь почувствовать привычный холод, скользящий по позвоночнику. Коснулась пальцами подушечки мизинца. Спустилась с платформы и побрела домой. Она уже пересекла железнодорожные пути, когда решила вернуться и поискать банкомат. Просто, чтобы знать, куда, в случае чего, бежать. Она нашла его не сразу: в поселке не было ни отделения банка, ни торгового центра. Аппарат прятался в аптеке. Каково же было её удивление, когда на одной из карт денег не обнаружилось, а другая была заблокирована. Вика проверила снова и бессильно вздохнула. У неё не возникло сомнений, кто это организовал. Каким надо быть зверем, чтобы лишить её последних средств к существованию?
Она не хотела думать, что ей сейчас делать, не разозлилась: энергии не осталось. Забрала карты и потопала прочь. Что ж, она оказалось на мели. Глубоко. Глупо. Накатило тупое безразличие. Деньги сейчас не очень беспокоили: еды ей Ольга оставила. Судя по темпам, с которыми она поглощала пищу, гречки хватит до нового года. Крыша над головой была, одежда тоже. Что ещё надо?
Вика шла вдоль старых домиков с резными окнами. Покосившиеся ставни и кривые пороги выглядели жалко, особенно по сравнению с величественными коттеджами, заполняющими противоположную сторону улицы. Интересно бы заглянуть за мощные ворота, крепкие двери, посмотреть на спокойную жизнь незнакомых состоятельных людей. В бледно-желтом доме с тяжелыми занавесками и высокими цветами на окне наверняка жила какая-нибудь беззаботная пожилая женщина. Куча внуков навещали её по выходным, шумели, требовали внимания, бегали по лестницам. В воскресенье уезжали, а она оставалась радоваться покою и растениям в горшках. Или здесь, в сказочном домишке с цветными окнами в высокой башенке, так похожей на игрушечную: здесь, возможно, обитала большая семья со школьниками-детьми, собакой, кошкой, попугаем. Дочь любила тусить «В контакте», а близнецы – мучить Мурку.
Всегда кажется, что у кого-то жизнь лучше, интереснее, счастливее. Кто-то умнее, кто-то проворнее, кто-то удачливее. Так ли это на самом деле? Вряд ли.
Она вернулась домой и легла.
День шел за днем. Дождь сменял солнце, утро – вечер. Иногда предательская мысль, что всё еще возможно, пронзала её, словно луч света, упавший на дно прозрачного водоема. Тогда, помимо воли, мысли мгновенно улетали далеко в будущее, где Ярослав просил её простить его, и тоска заполняла всё существо: ничего не будет! Эта гнетущее чувство было безбрежным, как мировой океан. Оно не оставляло воздуха, оно было похоже на погребальный звон. Вика скрючивалась и тонула в отчаянии. Он ни разу не позвонил ей, не прислал смс, не приехал! Он отрезал её от себя острым ножом – отрубил.
Каждый день она бродила по дому в попытке найти успокоение, изжить боль, хоть как-то отвлечься. Просыпалась рано утром и бесконечно долго смотрела в окно, слушая шепот дома. Среди старых книг пыталась найти что-нибудь интересное, весёлое. Как назло, дом был завален серьезной литературой: мемуарами политиков и математиков, драмами, занимательной ядерной физикой и кулинарией. Ни одной странички сатиры, ни замшелого детективчика, до зарезу нужных сейчас, не обнаружилось.
В один из дней Вика сходила на кладбище. Листва шелестела тихо-тихо. Порывы ветра сыпали мелкие семена с берез. Она специально свернула на обочину и прошла, опуская ноги в листву. Асфальт закончился, и она побрела по грунтовой дороге к лесу. Там, на опушке мирно спали её родители и бабушка. Мама с папой были похоронены рядом. Мамина мама – бабушка Тамара – вместе с прабабушкой, в старой части кладбища. Рядом была могила её брата – деда Васи. Вика опустилась на землю внутри оградки родителей. Здесь густым ковром росла трава, и торчали сухие перья листьев ириса. Она замерла, вглядываясь в фотографии. Мама смотрела тепло и нежно, папа – сочувственно. Сегодня она не принесла цветов. Не торопилась. Ветер приносил далекий шум поездов. Мысли разбредались, теряясь в пожухлом пырее, скрипе саранчи, черных крестах и памятниках. Слёзы накатывали на глаза, заполняли их и скользили по щекам. Сил у неё было совсем мало, и она просидела долго, неслышно делясь своими бедами с мёртвыми. Ей некуда и незачем было торопиться.
Когда руки задеревенели от холода, она встала, приложила к памятным камням лоб: попрощалась. Побрела прочь. Дорога вела вдоль ельника, мимо старого мосточка, заброшенной старинной усадьбы. Расстояние, преодоленное на машине, всегда казалось крошечным, но сегодня оно заняло немало времени. Она медленно влачилась по опушке, спотыкаясь на кочках.
Вдруг мысль о ребенке сама возникла в голове. Она подняла лицо. Вот он и попался! Она еще не была совсем уверена, но, кажется, попался. Похоже, она беременна. Дрожь прошла по спине. У неё месячные были еще до свадьбы. Когда же?
Вика улыбнулась. Даже в очень тяжелые минуты человек может улыбаться, если у него появляется надежда. Пусть вместе с болью, с горем, с тревогой – но всё равно надежда. Значит, что-то есть впереди, значит можно держаться прямо. Вика ускорила шаги и поторопилась домой. Там пустилась на поиски ежедневника. Где её календарь? Точно! Месячные были в начале июня. А сегодня уже наступил август. Скоро три недели, как она подписала это уродское заявление на развод. Точно она не помнила, какого числа это было. С учетом того, что Андрей говорил, что в загс надо явиться девятнадцатого августа, где-то девятнадцатого-двадцатого июля он приходил с бланком. Она наверняка беременна. И хоть сама мысль шантажировать мужчину ребенком казалось кощунственной, это был её единственный шанс.
Ребенок! Вика коснулась рукой пока ещё плоского живота. Ей надо было убедиться, прежде чем она смогла бы почувствовать счастье. Сотни мыслей разом посетили голову, побежали, перепрыгивая одна через другую, как шкодливые обезьянки. Стоп! Она не станет радоваться, пока не получит подтверждения. Кажется, муж не имеет право подавать на развод, если его жена беременна: как-то раз она про это читала. В статье рассматривали интересный случай: ребенок был зачат не от супруга – от другого мужчины. Всё равно, судья не мог расторгнуть брак, потому что закон этого не допускал.
Но она-то точно знала, чей у нее ребенок. Надо сделать сначала тест. Сколько он интересно стоил? Рублей сто? Где взять эти сто рублей? Надо сходить к бесплатному доктору. Он ведь может подтвердить беременность? Как это называется? Визуальный осмотр? Вот бы убедиться прямо сейчас. Но куда пойти? Где взять врача, не требующего денег за посещение? Может, в скорую позвонить? Вот закон подлости! Она носила ребенка финансиста, но не могла даже к платному доктору обратиться. Что же ей делать? Вика лихорадочно перебирала в уме варианты, где раздобыть денег. У друзей она занять не могла – слишком унизительно: они никогда в своей жизни не брала в долг, даже кредитные карты не оформляла. Единственный человек, у которого она могла попросить – Ольга, но та сейчас была в Орловской области.