Текст книги "Жаркие ночи"

Автор книги: Натали Митчелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Местные понимают английский?

Я была уверена в этом, но мне хотелось, чтобы Кевин еще поговорил со мной.

– Конечно, – кивнул они добавил со странной досадой: – Все в мире обязаны знать английский.

Низкорослые тайцы сновали вокруг нас, но в основном это были служащие аэропорта. Туристов же было куда больше, и я подумала, что не потерялась бы тут, даже если б не встретила Кевина. Везде звучала английская речь, и, закрыв глаза, легко было представить себя где-нибудь в Калифорнии. И почему старший Райт не сбежал в Калифорнию? Это сэкономило бы мне кучу денег, которых всегда не хватало.

– В каком отеле останавливалась их группа? – спросил Кевин, когда мы сели в машину.

– Чья группа?

Он посмотрел на меня с болезненным сочувствием, как на ребенка-дауна:

– Группа Сьюзен. Твоей сестры.

– А… Я не знаю.

– Как не знаешь? – удивился Кевин. – Разве она не звонила вам?

– В том-то и дело! Она только сказала, что улетает в Таиланд, и пропала.

– Как же ты узнала, что твоя сестра была именно на Пукете?

У меня мелькнуло в мыслях: «Вот это я попала!», но нужно было как-то выкручиваться.

– Это сообщил нам руководитель их группы. Когда они уже вернулись в Америку.

– Почему же ты не спросила, где именно они жили? Здесь же масса отелей! Может, какие-нибудь нити следует искать в том, где она жила?

Пришлось признаться:

– Я не подумала…

– Но у тебя, конечно, есть номер его телефона? – не унимался Кевин.

– Конечно, есть, – храбро солгала я. – Надо только найти, где он записан.

– Ты не внесла его в память мобильного?

Я для вида пошарила в сумке:

– Кажется, нет. Вроде бы, я записала его на какой-то бумажке.

Он посмотрел на меня строго:

– Алисия! Ты отправляешься в другую страну на поиски сестры и записываешь на каком-то жалком клочке телефон единственного человека, который может помочь в поисках! Ну, ты даешь…

– Единственный, кто может мне сейчас помочь – это ты, Кевин.

Это было гораздо больше того, что я собиралась ему сказать в ближайшие дни. Я замерла, услышав свои слова, и ладони у меня стали мокрыми от страха. Вот сейчас он остановит такси, высадит меня прямо на улице и вернется в аэропорт…

– Вряд ли от меня будет много толку, – спокойно отозвался Кевин. – Я знаю этот остров не лучше твоего. Я ведь пробыл здесь всего пару дней.

«Он даже не понял, что я сказала?!» – Я была разочарована. Секунду назад меня ужасало то, что ему сейчас все станет ясно, а теперь сделалось тоскливо: мое признание осталось не услышанным. А что, если Кевин просто не желает слышать того, что я говорю?

– Я думала, ты здесь уже с неделю…

– Нет, как видишь.

– Я думала, ты останешься тут на Рождество…

Засмеявшись, Кевин лукаво заметил:

– Слушая тебя, можно подумать, что ты действительно думала обо мне!

– Тебе трудно в это поверить?

Он оборвал смех:

– Тогда подумай, какое Рождество может быть в буддистской стране?

– Но ты же сам говорил, что здесь одни туристы!

– Это точно. Правда, я знаю одного человека, который живет здесь уже несколько лет. Этот автобус довезет нас до его отеля.

Отвернувшись к окну, он произнес печально:

– Я тоже так и не увидел здесь того, что хотел. Страна несбывшихся желаний…

Это прозвучало особенно печально, если вспомнить, с каким желанием сюда явилась я. Но я спросила:

– А что тебе хотелось увидеть в Таиланде?

– В «городе ангелов» или вообще?

– В каком городе?

Губы у него так и разъехались. Я старалась пореже смотреть на них.

– Настоящее название Бангкока – Крунг Тэп. Это переводится, как «город ангелов».

– Я не знала. Так что тебе хотелось бы увидеть в этом ангельском месте?

– Храм Бенчат-обонит, – ответил он коротко.

– Понятно…

Кевин засмеялся:

– Это значит – Мраморный храм. Он считается образцом национальной архитектуры. Было бы интересно взглянуть.

Я тут же встряла:

– Мне тоже!

Но вместо того, чтобы пригласить меня с собой, он мечтательно проговорил:

– Этот храм построен из белого мрамора. А крыша у него из красной черепицы.

– Из черепицы?

– Венчает ее изображение змеи, она здесь считается священной. А у входа в храм стоят огромные каменные статуи. Они изображают этаких сказочных стражей. Это, конечно, не единственный буддистский храм, в Бангкоке их множество. В воздухе такой звон стоит… Волшебный легкий звон.

– От чего?

– Ветер раскачивает колокольчики на их крышах. Сотни колокольчиков. И позолота блестит на солнце, и еще цветные изразцы стен.

– С ума сойти…

– А еще мне хотелось бы съездить в Паттайю. Но уже не получится.

Устыдившись своей необразованности, я все же спросила:

– Что это такое – Паттайя?

Кевин улыбнулся, но не снисходительно и не насмешливо:

– Паттайя – это город.

– Ну да, конечно…

– Нет, вообще-то это ветер.

– Так город или ветер?

– Город. Но его назвали так в честь ветра, который дует в той местности.

Он просвещал меня совсем как Сьюзен в самолете, но сейчас это не раздражало. Кевина я готова была слушать часами, мне хотелось запомнить каждое его слово, чтобы потом, наедине с собой, повторить их одно за другим, и сохранить в памяти навсегда. Тем более что других сокровищ у меня не было, ведь раньше нам с ним совсем не удавалось поговорить.

– Знаешь, наши морские пехотинцы выбрали это место для отдыха, как самое классное на всем побережье Сиамского залива.

– А, так это в заливе, – разочарованно протянула я, смутно представив карту Таиланда.

– Ну да. Я и говорю, что я туда не попаду.

Во мне проснулась странная ревность:

– Неужели там лучше, чем на Пукете?

Кевин пожал плечами:

– Кто знает… Паттайю называют «Азиатской Ривьерой». Но я-то хотел увидеть там не все эти шикарные отели, этого и на Пукете хватает.

– А что? Что?

Мое нетерпение узнать о нем все, развеселило Кевина. Он и не понял, что это жадное любопытство относится только к нему, но никак не к Таиланду.

– Мне очень хотелось побывать в Храме Истины. Это полностью деревянное здание, там целое множество деревянных скульптур, изображены даже эпизоды «Махабхараты», «Рамаяны».

Тут уж я с облегчением кивнула:

– Старинные индийские сказания.

– Само здание построено крестом, – не оценив моей прорвавшейся эрудиции, сообщил Кевин. – И каждое крыло создавалось под влиянием одного из четырех художественных влияний. Не только художественных, но и философских.

– Четырех?

Он, как ребенок, начал загибать пальцы:

– Тайское, индусское, китайское и кхмерское.

Я воскликнула совершенно искренне:

– Я хочу это увидеть!

– Может, и увидишь. Надеюсь, твои поиски будут успешными.

– Да… Мои поиски… Слушай, Кевин, у меня мало денег, – призналась я. – Мне нужно найти какой-нибудь недорогой мотель. Здесь есть такие?

– Не знаю. Я же говорил, что не успел вникнуть, что к чему.

– Куда же мы едем?

– А ты отчаянная, – вместо ответа неожиданно произнес он с уважением. – В колледже ты не казалась такой.

Я мгновенно уцепилась:

– А какой я казалась тебе?

– Какой? – протянул он.

– Ясно, – остановила я. – Ты считал меня абсолютной посредственностью.

Мне показалось, он испугался этих слов:

– Нет, что ты!

– Наверное, так и есть. Я ведь даже учусь так себе.

Он посмотрел на меня внимательно:

– Тебе, наверное, не очень нравится изучать то, что ты выбрала.

– Наверное. Знаешь, я предпочла бы писать книги сама, а не изучать работы других. Но у меня нет таланта!

– А ты пробовала?

– Писать? Нет. Но если б это было во мне, так уж прорвалось бы за столько лет. Разве нет?

Кевин отозвался с неожиданной горечью:

– Откуда мне знать? У меня ведь тоже нет таланта!

Я повторила его слова:

– А ты пробовал?

– Я-то как раз пробовал. И ничего у меня не получилось.

– Совсем ничего?

Мне в это что-то не верилось. Разве человек, разговаривающий с небом, может быть абсолютно бездарен? Человек с такими глазами…

3

В автобусе полно было американцев, но мне ни с кем не хотелось знакомиться. То и дело я ловила приветливые улыбки, но только наспех улыбалась в ответ и снова поворачивалась к Кевину. Если б я искала новых знакомств, мне следовало бы остаться дома. Там у меня не было с этим проблем. Почему-то лишь с Кевином Райтом мы до сих пор толком не познакомились.

– Ехать еще с полчаса, может, чуть меньше, – сообщил Кевин озабоченно. – Если ты устала, вполне можешь вздремнуть. Я тебя разбужу, когда будем на месте. Тут, конечно, красота кругом потрясающая, но ты еще насмотришься, если останешься здесь.

«Только если ты тоже останешься… Вздремнуть? Положить голову ему на плечо?!» – Все во мне замерло от одной только мысли об этом.

Я посмотрела ему в глаза, надеясь, что он сам предложит располагаться поудобнее, но Кевин только улыбнулся. И хотя эта улыбка была ничуть не хуже предыдущей, от нее мне стало тоскливо. Так он улыбался всему на свете, я не была исключением.

Не решившись устроиться у него на плече, я запрокинула голову, уже предчувствуя, как потом будет болеть шея, и тут же встрепенулась.

«Да я с ума сошла! Проспать целых полчаса из того немногого, что нам отпущено вместе?!» – Я заерзала, надеясь привлечь его внимание, и Кевин опять пожертвовал природой за окном ради меня.

– Не спится?

– Расскажи мне еще об этом королевстве, – попросила я, чтобы он только поговорил со мной.

Что-то подсказывало мне, что эта тема доставит Кевину удовольствие. Но это «что-то» обмануло меня, потому что он внезапно помрачнел и буркнул:

– Я раздобуду для тебя хороший путеводитель. Прочтешь там обо всем, что тебя интересует.

«Дурак, – подумала я с досадой. – Меня интересуешь только ты, неужели не понимаешь? Если б я хотела просто попутешествовать, то поехала бы в Россию. Вот где острые ощущения обеспечены».

– Почему ты назвала Таиланд королевством? – спросил он уже мягче.

– А разве это не так?

Кевин согласился:

– Так. Но обычно никто не говорит об этом острове, как о королевстве. Государственная система Таиланда волнует туристов меньше всего.

«И я их понимаю», – подумалось мне.

Но Кевина это, кажется, волновало всерьез:

– Их вообще не интересует истинная жизнь тайцев. Комфортабельность отеля и чистота пляжа – это куда важнее!

В его иронии чувствовалась горечь, но я все же решилась поспорить:

– Разве это не естественно, когда приезжаешь отдыхать? Социальных проблем полно и в Америке. Безработица растет, курс доллара в мире падает…

– О да, конечно!

Он воскликнул это так язвительно, что я завелась, и только потом сообразила, что говорила с ним чересчур грубо. Непозволительно грубо.

– Знаешь, я не верю тем, кто постоянно твердит о голодающих детях Африки, которых ни разу не видел! – заявила я. – Чушь все это! Я тоже ненавижу таких, как мой отец, которые переводят все на деньги, абсолютно все! Но и людей, которые вообще отказываются радоваться жизни только потому, что где-то на планете кто-то сегодня не позавтракал, я тоже не понимаю! Неужели ты из таких, а, Кевин?

Он вдруг спросил:

– Ты веришь в Бога?

Это было так неожиданно, что я сразу растерялась. Собственно, до сих пор у меня не было достойного ответа на этот вопрос.

– Ну да, – промямлила я, чувствуя, как жар приливает к щекам. – Конечно, я верю в Бога.

– Однако следовать простым заповедям Христа ты отказываешься?

Я возмутилась:

– Почему это? Разве в них запрещено веселиться? Что-то я не помню такого?

Кевин согласился:

– Не запрещено. Наоборот, уныние порицается Господом.

– Ну, слава Богу!

– Но все учение Христа направлено на помощь ближнему своему.

«А что, если он из тех, кто не одобряет близость до брака? – ужаснулась я. – Это значит – не видать мне его, как собственных ушей. Лет десять ждать, пока мы сможем позволить себе пожениться?! Да и захочет ли такой человек жениться на мне?»

– Я и не думала, что ты такой… серьезный, – пробормотала я в отчаянии.

А Кевин рассмеялся:

– Вовсе нет. Я и сам до вчерашнего дня думал обо всем этом не больше.

И тут же опроверг себя:

– Нет, иногда задумывался, конечно…

– Когда разговаривал с небом?

– Где ты подсмотрела это?

Он, казалось, совсем развеселился, и у меня внутри точно запрыгали пузырьки от шампанского. Такого, каким угощали в доме моего отца.

– Это было еще на первом курсе, – заговорила я весело. – Я тогда тебя и запомнила.

И вдруг поняла, что жду от него ответа: когда же он запомнил меня? А у него ведь могло и не быть подобных воспоминаний.

Но Кевин сказал:

– А я впервые увидел тебя в библиотеке. Ты читала какой-то толстенный фолиант…

– Правда? – удивилась я.

– Одной рукой ты водила по странице, а другой разворачивала леденец. Потом сунула его в рот с таким серьезным видом…

– Не может быть!

Он быстро закивал:

– Это было очень смешно!

Я была разочарована:

– Так, значит, ты смеялся, когда впервые меня увидел? Вот уж не думала…

– Что над тобой можно смеяться? Но ты ведь сама часто смеешься!

Я сразу воспрянула духом:

– А ты часто меня замечал?

– Я вообще люблю наблюдать за людьми, – ответил он так, что мне опять расхотелось веселиться.

В тот день я открывала для себя Кевина Райта. Он то пугал меня своей серьезностью, то радовал неожиданными воспоминаниями, в которых я хоть бочком, но присутствовала. И я никак не могла решить, как же вести себя с ним, что говорить, чтобы понравиться ему. Или вообще не стоит пытаться попасть в его волну, а быть самой собой, и будь что будет…

Но потом я говорила себе, что глупо пускать все на самотек, раз уж прилетела за Кевином на край света. Да еще выдумала эту идиотскую историю о пропавшей сестре… Значит, и дальше мне необходимо все держать под контролем, иначе немудрено и впросак попасть. А Кевину вряд ли понравится, если он догадается, как я провела его только ради того, что бы быть рядом.

Мы и были рядом, но не вместе, я чувствовала это постоянно. То и дело Кевин замолкал, уходя в свои мысли, куда я не имела доступа. И тогда мне становилось так одиноко в этой чужой стране… Мне не хотелось ни радоваться щедрому солнцу, ни восторгаться буйной растительностью. Мне ничего не хотелось, кроме Кевина Райта. А как раз он-то мне и не принадлежал.

И все-таки он был со мной. Он даже подал мне руку, когда мы выходили из автобуса. А я, не приученная к таким жестам, смутилась, и сунула свою как-то неловко, сжав ладонь лодочкой. У нас было принято считать, что парень не имеет права подчеркивать, что девушка чем-то слабее его. И я тоже до сих пор не позволяла, чтобы мне подавали пальто или пропускали вперед, подчеркивая, что я – женщина. Но когда это сделал Кевин, все во мне почему-то запело от радости. Разве не этого я и добиваюсь: чтобы он заметил, что я – женщина?

Мы вышли возле коттеджей, построенных, насколько я понимала, в тайском стиле и напоминающих деревушку в тропиках. От сильного, яркого запаха тропических цветов у меня сразу закружилась голова и, как перед свиданием, начало замирать сердце. Я покосилась на Кевина: чувствует ли он то же самое?

– Настоящие тайские деревни гораздо беднее, – сдержанно заметил Кевин. – Это лишь стилизация.

Это было понятно и без объяснений. Ни одна страна не выставляет напоказ туристам свои болячки. Кевину я этого не сказала. Мне не хотелось делать ему замечаний. Наоборот, мне хотелось во всем соглашаться с ним, хотя то и дело, против воли, я ввязывалась в спор.

Мы немного отошли от автобуса, отбившись от стайки наших толстых, громкоголосых соотечественников, послушно шагавших за руководителем группы. Нам почти не встречались тайцы, а те, кого я все-таки ухитрилась заметить, были в европейской одежде и ничем не отличались от американцев азиатского происхождения. Только сейчас я поняла, что втайне надеялась повидать больше экзотики.

– Смотри! – вскрикнула я, схватив Кевина за руку. – Рождественская елка! Настоящая!

Он оглянулся:

– Здесь их полно. Ты удивишься, но они тоже готовятся к Рождеству.

– Да ведь они буддисты! Ты же сам говорил: какое Рождество в буддистской стране?

– Запомнила! – Кевин улыбнулся. – Знаешь, этот народ просто обожает праздники. Их здесь совершенно безумное количество!

– Счастливые люди…

Кевин уже увлекся:

– Праздник цветов, фестиваль ракет, шоу слонов… Висакха Пуджа – самый священный день для всех буддистов.

– Дай угадаю! День рождения Будды? Это как наше Рождество.

– Не только день рождения, но и день просвещения и смерти Будды. Католическое Рождество они тоже отмечают. И Новый год они встречают и по-нашему, и еще раз в апреле.

– В апреле?

Кевин пожал плечами:

– А что тут особенного? Причем даже не первого. Этот праздник называется у них – Сонгкран. Если не ошибаюсь, у них сейчас идет год две тысячи сорок шестой. Они наблюдают за нами из будущего.

Я огляделась:

– Поэтому они все время улыбаются?

– Наверное! – засмеялся Кевин. – Им смешно смотреть на нас, дураков.

– Что в нас самое смешное, как ты думаешь?

– Вообще-то, то, как думаю я, как думаешь ты, очень отличается от того, как думают они. Совершенно разный менталитет.

На это я с вызовом заметила, что, по-моему, самое забавное в американцах – это наша правильность. Наша совершенно пуританская правильность.

Кевин приподнял брови:

– А ты сторонница сексуальной революции?

– К сожалению, нет, – отрезала я. – Но я согласна с тем, что любовь – это лучше, чем война. А ты?

– Абсолютно, – сказал он серьезно. – Абсолютно согласен. Только ведь в любви тоже часто воюют.

Я сразу вспомнила, что рассказывали о его родителях. Наверное, он тоже подумал о них. Боясь спугнуть его, я осторожно спросила:

– Так твой отец живет здесь?

– Откуда ты знаешь?

На лице Кевина было столько растерянности, что я покатилась со смеху.

– Что я знаю? Ты сказал: есть человек, которому известен тут каждый уголок. Я подумала, что это твой отец. Я слышала… Мы же к нему приехали?

– Ну да, к нему, – неохотно согласился Кевин и снова взял мою сумку.

Она была не такой уж тяжелой, я вполне бы справилась и сама. Но мне уже начинало нравиться, что Кевин так ухаживает за мной, будто мы оба слегка переместились во времени, и из двадцать первого попали в век девятнадцатый. Не думаю, что захотела бы остаться там, но немного погостить было бы очень приятно.

Я не сомневалась: он не откажется сразу же исполнить одну мою мечту.

– Кевин, – попросила я умоляющим тоном. – Давай сразу сходим к нему.

– Мы к нему и идем, – отозвался он удивленно.

– Нет, не к твоему отцу!

«Очень он мне нужен!»

– Сначала мне хотелось бы… Понимаешь, я с детства мечтала увидеть море. Давай подойдем к нему. Просто поздороваемся.

Он улыбнулся мне, как забавному ребенку, каким я и чувствовала себя в тот момент. Но это ничуть не унижало меня, потому что Кевин и смотрел, и улыбался с такой нежностью…

Пока мы преодолевали несколько метров до берега (на Пукете до всего рукой подать!), я нашла объяснение тому, что Кевин ведет себя, как истинный джентльмен. Кто-то рассказывал, что он живет с матерью и двумя младшими сестрами, и, после того, как отец сбежал, Кевин стал единственным мужчиной в доме. Наверное, таким образом он пытался сохранить в своей матери уверенность в ее женской привлекательности, а сестренкам показать, каким на самом деле должен быть мужчина.

Издали уже было видно эту великолепную, живую, дышащую стихию, которой я грезила столько лет, но мне не терпелось подойти к морю вплотную. На ходу сбросив сандалии, я вбежала в прозрачную теплую воду и засмеялась от счастья.

– Вот оно! Кевин, вот оно! – Я оглянулась, призывая его разделить со мной это невиданное счастье. – Как хорошо! Господи, как же хорошо…

Кругом было полно людей, но в тот момент мне не было до них никакого дела. Набрав пригоршню соленой воды, я плеснула в лицо, и мне показалось, что мы породнились с морем, поняли друг друга, прочувствовали. Сердце у меня колотилось не меньше, чем когда я увидела Кевина в аэропорту.

– Какой же счастливый день, – прошептала я, ловя взглядом солнечные блики на мелких волнах. – Сегодня сбываются все мечты.

– Хочешь искупаться? – спросил Кевин.

Голос у него звучал мягче обычного, и мне захотелось поцеловать его за ту чуткость, которая была в нем. Просто по-сестрински поцеловать в щеку.

Но я не решилась на это.

– Потом, – сказала я. – Нельзя же сразу вычерпать все до дна.

– Что вычерпать?

– Свое счастье.

– А ты счастлива?

Мне показалось, что он спросил об этом с недоверием, и сразу вспомнила, что по легенде, которую сдуру придумала, должна сейчас горевать о пропавшей сестре. Я постаралась собраться.

– Насколько это возможно… в таких обстоятельствах, – ответила я скорбным тоном.

– Пойдем, – позвал Кевин. – Чем скорее мы приступим к поискам, тем скорее ты сможешь почувствовать себя по-настоящему счастливой.

«Да я уже счастлива, дурачок!»

Подцепив свои сандалии, валявшиеся на песке, я пошла за ним следом, каждым шагом возвращая себя к реальности. Мне жутко хотелось узнать, зачем приезжал Кевин к отцу: соскучился, уговаривал вернуться или просто решал какие-то финансовые проблемы? Как он вообще относится к тому, что отец удалился от цивилизации? И не здесь ли источник этих его мучительных раздумий о христианстве, ведь Таиланд – буддистская страна?

Навстречу нам попалась смуглолицая девушка из местных, на мой взгляд, очень красивая, как большинство тайских женщин. В ней, правда, было что-то ненастоящее, но эта искусственность вызывала восхищение, как будто она была прекрасной статуэткой. Мне показалось, что, поприветствовав нас неглубоким поклоном, она как-то особенно улыбнулась Кевину. И ревность мгновенно схватила меня за сердце, больно сжав его.

Но Кевин с досадой произнес то, что мгновенно меня успокоило. На какое-то время.

– Жаль, что из меня не вышел художник. И не выйдет… Видишь этих детей? Их нужно рисовать, пока они не выросли. Их глаза.

Я всмотрелась в лица игравших на ярко-зеленой лужайке чернявых малышей. И подумала: дети как дети. По-моему, каждый ребенок может быть интересен художнику, ведь он несет в себе тайну своего будущего.

Когда я сказала об этом Кевину, он посмотрел на меня каким-то новым взглядом и вдруг спросил:

– Алисия, а ты хочешь иметь детей?

– Я? Ну… Конечно, я хочу детей. Как же без них? Не сейчас, но вообще-то…

«Я хочу иметь их от тебя!»

– А зачем ты хочешь их иметь?

– Зачем?

Об этом я как-то не думала. Всерьез не думала. Мне казалось это естественным, таков непреложный закон жизни. Если я не являюсь сторонницей вырождения человечества, то просто обязана…

– Нет, все это не то, – прервал меня Кевин.

Мне показалось, что он раздражен моими банальными рассуждениями.

– Как раз в этом нужно меньше всего заботиться о благополучии всего человечества, – заявил он так серьезно, что я не посмела улыбнуться. – Иначе ребенок всегда будет чувствовать, что появился на свет только потому, что родители следовали своему чувству долга. Это сделает его несчастным на всю жизнь. Только любовь должна становиться причиной рождения ребенка.

Я подхватила:

– Верно! Только любовь.

Набрав воздуха в грудь, как в бассейне перед прыжком с вышки, я спросила, боясь взглянуть на него:

– Кевин, а ты любишь кого-нибудь? Настолько, чтобы хотеть от нее детей?

Минутная пауза нависла надо мной, как грозовая туча, которая давит, несмотря на всю свою невесомость. И она, как положено, разразилась молнией, разбившей мое сердце надвое.

– Я не могу говорить об этом с тобой, Алисия, – не глядя на меня, ответил Кевин таким тоном, которым говорят, когда хотят поставить на место бестактного и навязчивого собеседника.

– Извини, – выдавила я.

– Нет, это ты меня извини. Я просто не могу болтать об этом на ходу, понимаешь?

Я ужаснулась: «Да он влюблен в кого-то! По уши. Иначе это не было бы для него так серьезно».

Мои ноги сами остановились, у меня просто не было сил идти дальше. Я должна была сесть на эту ухоженную, теплую траву и упиться своим новым горем, которое засасывало меня, как зловещая воронка.

Но Кевин не дал мне на это времени. Обернувшись, он весело спросил:

– Как ты угадала, что это и есть его коттедж? Мы пришли.