Текст книги "Устрицы и белое вино"
Автор книги: Натали де Рамон
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Глава 16, в которой мы ели курицу
Это была вторая курица, и мы ели ее уже у меня дома. Вернее, ела я, страстно оторвав вместе с ножкой чуть ли не половину курицы, а Шарль с ужасом наблюдал, как я щедро поливаю добычу базиликовым соусом для спагетти прежде, чем откусить в очередной раз.
– Не соевый, конечно, – сказала я, – но тоже ничего. Попробуй! Объеденье!
– Вив, а тебе не будет снова плохо?
Дело в том, что первую курицу мой организм исторг буквально метров через триста от гриль-бара, но стоило нам въехать в Марсель, как мне с удвоенной силой вновь захотелось курицы.
– Будет только хорошо! – заверила я – Тогда просто через кондиционер натянуло выхлопов от трейлера. Куда только смотрит дорожная полиция! – Я покончила с ножкой и оторвала крылышко, полила его соусом из бутылочки. – Как можно выезжать на трассу с неисправной выхлопной трубой? Особенно в такую жару! – Слизнула подтеки соуса с пальцев и впилась зубами в лакомство.
Шарль озабоченно следил за моими действиями. Щенок спал в кресле, покряхтывая и перебирая лапками. Шарль строго-настрого запретил мне кормить его жареным; малыш обиделся и уснул. Честно говоря, меня тоже начинало клонить в сон, но курицы мне хотелось больше, чем объятий Морфея.
– Вкуснятина! – сказала я, приканчивая крылышко и попутно раздумывая, приступить ли ко второй ножке или попробовать белого мясца. – Ешь, а то не достанется!
– Вив. – Шарль вздохнул. – Остановись, а? – И решительно добавил, отбирая у меня тарелку с останками развороченной птицы: – Хватит! Пусть хоть это переварится, пожалей организм!
– Ну, Шарль! – Я испуганно потянулась за тарелкой. – Ну еще кусочек!
– Хватит, хватит, Вив.
– Крылышко! Одно только крылышко!
Шарль отрицательно помотал головой и отнес тарелку в холодильник.
– Не ставь туда горячее!
– Извини, не подумал. – Он захлопнул дверцу и поместил тарелку с курицей на плиту. – Я ведь переживаю за тебя, я не знаю, что делать. Тебя ведь тошнит весь день!
– Не весь день! – возразила я, судорожно размышляя, знает ли он, что меня вывернуло утром после неумеренных угощений его матушки. – Только в цирке и по дороге. В цирке – потому как там воняло зверинцем и я объелась у твоей мамы, а по дороге – от выхлопов. От выхлопов вывернет кого угодно. А теперь я хочу есть. Что тут удивительного? А ты не даешь мне...
– Только крылышко, и все, – виновато смилостивился он, вернул тарелку на стол, я оторвала крылышко, он тут же забрал курицу. – Не обижайся, Вив, но ведь ты можешь навредить...
– Я понимаю, ты боишься, что я испорчу фигуру! – перебила я, обгладывая крылышко, оно оказалось определенно меньше предыдущего! – Не испорчу! Дай еще!
– Вив... – В его глазах была беспомощность, тарелку с курицей он прижимал к себе. – Вив...
– Шарль, я замечательно себя чувствую, а если опять стошнит, я выпью какой-нибудь антибиотик. Антибиотик моментально убьет любую заразу!
– С ума сошла! Никаких антибиотиков! Тебе это страшно вредно!
Шарль испуганно дернулся, курица подскочила на тарелке и жирно мазнула уцелевшим бедром по его рубахе. Ее вторая половина была такая сочная и аппетитная! На груди Шарля расплывалось пятно. И тут мне в голову пришла блестящая идея!
– Ну вот, испачкал рубашку, – миролюбиво сказала я, поднялась и отобрала у него тарелку.
Как же мне хотелось вцепиться в курицу зубами! Но я с безразличным видом запихнула ее вместе с тарелкой в пакет и убрала в шкафчик. Шарль смущенно разглядывал жирное пятно на рубашке.
– Ты прав, антибиотики могут вызвать дисбактериоз у кого угодно, не только у меня. Я действительно воздержусь пока, посмотрю, что будет. И знаешь, дорогой, я, пожалуй, прилягу. Я что-то устала, прямо глаза слипаются.
– Конечно, отдохни, любимая! – Шарль нежно приобнял меня за плечи и поцеловал в кромку волос у виска. – Пойдем, я провожу тебя в спальню.
– А ты не обидишься, если я скажу тебе «до завтра»? – Я не двинулась с места и сделала виноватое лицо. – Знаешь, просто сил никаких нет.
– Глупенькая! – Он опять ласково коснулся губами моего лба. – Нет, конечно. Я же все понимаю! Только мне страшно оставлять тебя одну. Может, я переночую в гостиной на диване?
– Ты такой заботливый, милый. – Я незаметно подвела его к креслу со спящим щенком. – Но со мной ничего не случится! А тебе еще нужно погулять с питомцем. Какой же он все-таки симпатяга! Я тебе позвоню, если что.
Шарль еще немного поупирался, мол, будет волноваться, но я заверила, что в случае необходимости разбужу его звонком среди ночи, он подхватил щенка, и я закрыла за ними входную дверь! Виват! Путь свободен! Я бросилась к шкафчику.
Курица уже успела прилично остыть, я подогрела ее в микроволновке, открыла пакет своего любимого персикового сока и новую бутылочку с соусом. На сей раз – грибной соус «тартар». Замечательно! И как же дальше все было замечательно!
Маловато курицы, правда, но я сумела растянуть удовольствие, закапав жиром и соусом все свои ландшафтные журналы – я устроилась на диване перед журнальным столиком, обложившись глянцевой прессой со всех сторон. Потом я допила сок, скинула журналы на пол и сыто растянулась на диване, решив, что подняться в спальню я успею еще сто раз, как и убрать посуду и умыться на ночь, а пока совершенно не обязательно совершать лишние телодвижения.
Диван словно покачивался, веки начали опускаться сами собой, и вдруг раздалось:
– Мя! Мя-а! А!
Я приоткрыла глаза. На лестнице в спальню стоял котенок.
– Казимир! – позвала я. – Кис-кис! Иди сюда! Кис-кис!
Он утвердительно мяукнул и затрусил ко мне. Понюхал и потрогал лапкой мою свисавшую с дивана руку. Я погладила его. Он муркнул, мягко прыгнул на диванную подушку, совсем тихо пробормотал еще что-то, пристраиваясь между моим плечом и щекой, и замурчал в полный голос.
– Казимир, Казимир, – прошептала я, надеясь уменьшить звук, но мурлыканье сделалось еще громче, и это было уже вовсе не мурлыканье, а шум прибоя.
Я бегу по берегу моря, по самой кромке прибоя, по пенным, пушистым барашкам волн. Они совсем небольшие, не выше моего колена, теплые и ласковые. Над морем цветет закат, и там, куда уже не достают лучи вечернего солнца, сквозь кобальт проглядывают звезды – прямо над моей головой. А мне навстречу с распахнутыми объятиями бежит мужчина. В полутьме я еще не вижу черт его лица, но по силуэту понимаю, что он хорошо знаком мне.
– Казимир! Казимир! – зову я.
Мужчина машет мне рукой. Его длинные волосы летят за плечами и отливают звездным блеском – солнце уже полностью село в море и на небе невиданное количество звезд, но ни месяца, ни луны.
– Казимир! Красавец Казимир! – снова кричу я, уже падая в его объятия.
Он что-то ласково шепчет в ответ, тихо и бархатно, словно большой кот мурчит, и целует, целует, целует, целует меня! Я чувствую его губы на своем лице, на шее, на груди, ниже... Его волосы шелково касаются моего тела, его руки сжимают и гладят меня, причем на мне почему-то совсем нет никакой одежды, и я не могу вспомнить, была ли она... Я тоже шепчу страстно-ласковые слова, обнимаю и целую его всюду, куда только попадают мои губы... И звезды вместе с небом начинают приближаться, и прибой со своей воздушной, серебряной от звезд пеной...
И мы уже лежим в этом прибое, и все вокруг серебряное – песок, прибой, его волосы и мои руки. Он иногда вскидывает голову, я вижу его темно-зеленые с поволокой глаза и черные брови на бледном от ночи прекрасном лице. Глаза улыбаются, его губы – тоже... А потом все пропадает, только звездный поток, или этот поток льется из моря? Или море превратилось в поток? Или это прибой входит в меня, заливая радостным серебром, и небо качается, и мы уже не на берегу, мы летим среди звезд, и вместе с потоком откуда-то появляется месяц, и я не понимаю, где я – внутри потока или он внутри меня? И месяц тогда тоже светится внутри? Я же вижу свет! Он разливается внутри и снаружи! Свет везде! Но почему тогда по-прежнему темно? И где мой Красавец Казимир!
– Казимир! Казимир! – испуганно кричу я, задыхаясь в прибое и колышущейся звездной пелене.
А он подмигивает и говорит мне:
– Хорошо? Хорошо? – И его глаза отливают медью.
– Да, Казимир, да! – шепчу я и снова ощущаю поток и месяц. – Еще! Еще! Казимир!
Он поднимает голову, глаза грустные – медь позеленела – и из них текут серебряные слезы!
– Я Пьеро, – с мукой шепчет он, и все исчезает.
Полная темнота...
– А-а-а-а-а-а!.. – в ужасе кричу я, как же я могла так ошибиться! – А-а-а-а-а!
Что-то шипит рядом, иголки впиваются в мое плечо. Надо открыть глаза, и темноты не будет...
Глава 17, в которой я рыдала в голос
Котенок сначала испуганно юркнул под диван, а потом я почувствовала, как он тычется влажным носиком в мою руку. Всхлипнув, я отодвинула руку от щеки, и он лизнул мою щеку. Подождал, а потом принялся старательно вылизывать. Надо же, кошки жалеют так же, как собаки! – мне сделалось еще жальче себя. Только наждачный кошачий язык вовсе не походил на мягкий собачий... Еще раздражение останется, подумала я, села на диване и положила зверька себе на колени. Он замурлыкал и начал мять передними лапками мою ногу так, как делают звериные детеныши, когда сосут свою мать.
– Глупый, – шмыгая носом и размазывая другой рукой слезы по лицу, я погладила его, – думаешь, я твоя мама?
– Мр-мр-мр-мрр-мррр, – твердил Казимир и жмурил глаза.
Я гладила котенка и думала: ничего, послезавтра Пьер уедет, все будет кончено. Наяву и во сне! Надо же, какая у меня, оказывается, буйная физиология! Нагромоздить такое! Сейчас мне не потребовалось даже прикрывать глаза, чтобы вновь выплыл «кадр» из сна: его фантастически прекрасное лицо на фоне бархатно-серебряной от звезд ночи...
Я с силой выдохнула и помотала головой, прогоняя видение. Оно послушно исчезло, но вот по спине и по груди внутрь живота побежали мятежные всполохи. Ниже, ниже... Фу, как неприлично! Я сжала ноги и поёрзала на диване, пытаясь унять очередной бунт либидо, на что мой непокорный организм мгновенно отомстил мне: бунт тут же перебрался в кишечник и полез выше! О нет! Только не это! Я умру, если расстанусь с курицей! Просто вопиющая несправедливость: она была такая вкусная!
И тут зазвонил телефон. Может, поболтаю с кем-нибудь и все пройдет? Я схватила трубку.
– Как ты, любимая? Я погулял с Пьеро, я очень переживаю, как ты там одна? – взволнованно заговорил Шарль.
– Все хорошо! – рявкнула я, курица ожесточенно рвалась из меня на волю.
– Извини, я, наверное, разбудил... У тебя недовольный голос.
– Да. Я спала! – Внутри творилась революция, меня уже знобило!
– Прости, пожалуйста. Просто я подумал, может, будет лучше, если я приду?
– Не будет! Оставь меня в покое!
Я швырнула трубку и, роняя котенка с колен, поняла, что успею добежать лишь до раковины в кухне. Это точно дизентерия или бутулез, а то и что похуже! Если завтра эта мука не кончится, придется пить антибиотики. А как я их ненавижу! Кожа на лице делается как у бегемота, и гарантирован дисбактериоз...
Обессиленная, я вернулась на диван. Среди беспорядка на журнальном столике котенок сладострастно обгладывал останки курицы. Он поднял мордочку и благожелательно сообщил:
– Мырь!
– Дурень, – сказала я, глядя на натюрморт. – Только сейчас обнаружил?
Заниматься уборкой я была неспособна. Сейчас полежу, подкоплю силы, и надо будет умыться, почистить зубы, надеть ночную рубашку и лечь в нормальную постель. Это не дело – валяться среди беспорядка на диване. Потом, потом... Я прикрыла глаза – и мгновенно возникло лицо Пьера! Его глаза, губы... Они улыбались и спрашивали: «Хорошо? Хорошо?» – а внизу живота опять затрепетали бесстыжие бабочки...
Да что же это со мной творится такое? Я села и опустила ноги с дивана. Котенок трудолюбиво глодал куриные кости. О Господи! Да ведь это все из-за того, что мы с Шарлем сто лет не занимались любовью! Какая же я глупая! Надо было набрасываться не на курицу, когда мы пришли сюда, а на Шарля! И никакие глупые идеи про Пьера не лезли бы в голову! Я зажмурилась и потерла лоб. Конечно! Я сейчас позвоню Шарлю, он придет, и все будет хорошо. Ох, я ведь нагрубила ему, бросила трубку... Ну и что? Я объясню, в чем было дело, он все поймет. Нет! Я не могу говорить Шарлю, что меня опять тошнило от обжорства... Зачем я доела эту курицу? Что, не могла потерпеть?.. Но в любом случае нужно позвонить Шарлю и попросить прощения за брошенную трубку. Он же не виноват, что я такая обжора.
Я еще не успела потянуться к телефону, как он зазвонил сам. Это Шарль! Он телепатически услышал мои извинения!
– Слушаю, – как можно нежнее произнесла я.
– Вив, как ты? – жалобно спросила Марьет.
– Все хорошо. Как Симон?
– Спит без задних ног! Этот цирковой знахарь, кажется, вкатил ему какую-то наркоту. Он сначала был очень возбужден, а стоило нам сесть в машину, моментально отключился. Я едва растолкала, когда мы приехали домой, и едва доволокла его до дивана в гостиной.
– Слушай, но ведь ему завтра в рейс!
– Ох, не знаю! Мама сейчас звонила, мне так от нее досталось. И за Симона, и за тебя! И зачем я только потащила всех в цирк! Да еще эта жара! Просто места себе не нахожу! Ты уж, пожалуйста, не сердись на меня, ладно? Как ты себя чувствуешь? Мама с папой волнуются ужасно!
– Да все нормально. Правда. Что из-за меня волноваться?
– Ну... – она замялась. – Ты и Шарло ничего не сказала?
– Что именно? – Боже, неужели они все знают, что меня рвало и утром? Какую заразу я подхватила? Или этот кретин Жерар проболтался, где я была утром? О, только не это...
– Ладно, ладно. Не обижайся! Это твое дело, Вив. Мы все очень хорошо понимаем.
– Ты о чем?
– Вив... – Она вдруг хохотнула! – Я, наверное, глупо веду себя. Мне бы следовало догадаться, что ты сейчас с Шарло. Может быть, я позвонила не вовремя?
Я проблеяла что-то невразумительное, сообразив, что ей наверняка хочется, чтобы мы сейчас были вместе.
– Дай-ка мне братца, я скажу ему пару слов!
– А... А его сейчас нет. Он пошел погулять с собакой!
– Значит, ты можешь поговорить со мной без лишних ушей? – неожиданно обрадовалась Марьет и совершенно другим голосом спросила: – Ну и как тебе укротитель и его сестра Аманда?
– Сестра? – Меня прошиб озноб.
– Она так командует своим братом, что я вдруг испугалась, неужели я настолько же деспотична с Шарлем? Это просто отвратительно выглядит со стороны!
– Некоторый диктат по отношению к брату имеет место быть, – мягко сказала я, – но ты, Мари, человек с юмором, а Аманда – банальная хамка.
Боже! Да какая разница, хамка она или не хамка?! Главное, что Аманда не жена – а сестра! Значит, у меня есть шанс воплотить мечты! Мой вещий сон!
Марьет весело пообещала исправиться и принялась рассказывать о представлении – слоны, верблюды, львы, тигры и маленький тигренок по кличке Тото... Малыш Тото! Как же я сразу не поняла, что речь шла о тигренке, а не о мальчике, вместе с которым я видела его на фотографии...
– Шарль сказал тебе, что Аманда пригласила нас всех на прощальный ужин?
– Суаре на берегу с белым вином и поеданием устриц? – уточнила я; бабочки внутри моего организма развивали все большую активность.
– Представляешь, Вив, какая экзотика! Артисты останутся в своих цирковых костюмах! Костер на берегу! Звериные голоса! Живая музыка не на потребу, а для себя! И все это на фоне заката! Представляешь, какая уникальная возможность «изнутри» приобщиться к жизни бродячего цирка? Там ведь мало что изменилось с прошлых веков. Я так и сказала Аманде, что, мол, очень польщена, что люблю всевозможные «нетрадиционные» празднества, например, карнавалы в Рио и в Венеции. Видимо, надо было сказать как раз «традиционные», а я сказала «нетрадиционные». Ну, в том смысле, что для обычного человека, как я, это все экзотика и страшно интересно. А Аманда возьми и прицепись к этому слову. Дескать, так уж и нетрадиционные? – а сама так кокетливо смотрит на меня, и в выражении ее лица, хоть и скрытого под слоем грима, и в голосе – совсем другое и весьма неоднозначное! Знаешь, Вив, я тут прямо растерялась. Такой, знаешь, как бы мужской взгляд! При всех! Родители, муж, ее братец с этим чудо-лекарем! Я тут скорее начинаю высокоумно развивать мысль о более глубоком понимании традиций, а эта циркачка поводит бровью и вторит мне не менее высокоумно как о традициях разных народов, так и разных профессиональных групп, а сама так и играет глазами! Эй, Вив! Ты что молчишь? Ты меня слушаешь?
– Ну решила блеснуть эрудицией, чтобы ты не подумала, что она такая уж глупая и необразованная баба, – пробормотала я, едва сдерживаясь, чтобы не поделиться с Марьет своей радостью: Аманда – сестра Пьера, а не его жена! Сестра, а не жена!
– Да при чем здесь глупая, не глупая, Вив? Я тебе толкую о том, что, похоже, она нетрадиционной ориентации и пыталась флиртовать со мной! Я теперь вся в сомнениях по поводу завтрашнего мероприятия. Родители не пойдут точно, папе очень рано вставать на работу, у Симона вечером рейс в Калькутту, он вернется только послезавтра. Идти мне с вами или не идти?
– Куда?
– Ты что, Вив? Ты там уснула, что ли? Как это куда? На устричное суаре с циркачами! Или вы с Шарло не хотите идти?
– Мы... Мы с Шарло? Мы еще не решили, Марьет! Нам обоим в понедельник тоже рано на работу.
– Слушай, а как тебе Пьер?
– П-пьер?
– Да брат этой Аманды! До чего же хорош собой! – добавила она, понизив голос. – Глуп, конечно, как пробка, но при других обстоятельствах я бы...
Я задохнулась.
– Нет, ты только, Вив, пожалуйста, не подумай ничего такого! У меня есть муж! Я просто говорю, что циркач замечательно хорош с эстетической точки зрения, как художественное творение природы! Правда, на мозгах для него природа явно решила сэкономить, – хмыкнула она.
– Глупый не смог бы стать укротителем!
– Ага! – рассмеялась Марьет на том конце провода. Только это спасало ее от моей ярости. Будь она сейчас рядом, я бы точно разорвала ее на кусочки! – Как ты ни увлечена моим братцем, подруга, ты тоже почувствовала на себе чары красоты! Нет, я не спорю, дурак никогда не справится с тиграми, но для этого нужен другой ум, что-то такое первобытное, неандертальское. Пьер сам часть природы, можно сравнить его с Маугли. Он и хорош тем, что совершенно органичен, как тигр или лев, от которых не требуется знаний высшей математики, юридических кодексов или умения пользоваться ножом и вилкой!
Марьет продолжала рассуждать о достоинствах Пьера как части природы, и чем больше она восхваляла «дремучего» красавца, тем больше заводилась я, едва владея собой, чтобы не бросить трубку. И вдруг меня осенило!
– Извини, Мари, в дверь звонят. Должно быть, Шарль вернулся со щенком. – Ох, только бы ей не пришло в голову переброситься парой слов с братом! – Подожди, сейчас открою, – самым безмятежным тоном попросила я.
– Ладно, Вив, тогда до завтра. Поцелуй их от меня.
Глава 18, в которой я торопливо делала макияж
Руки дрожали – бабочки внутри меня разрослись до колоссальных размеров и лихорадочно били крыльями в тесноте, отчего теснило дыхание, обдавало то жаром, то холодом. После душа я надела самое красивое белье и самое легкомысленное платье, волосы полчаса укладывала феном, едва справляясь с ним трясущимися руками. Но результатом я осталась недовольна и подобрала локоны в высокую гладкую прическу, решив, что Пьеру будет интереснее вытащить из нее гребни: я тряхну головой и волосы свободно упадут мне на плечи. Беспорядочно наверняка, но в тот момент это ведь уже неважно, правда?
Фф-у-у-у... Я тяжело выдохнула, на лбу выступили капельки пота: уж слишком реально я представила себе прикосновение рук Пьера к моим волосам... Настолько реально, что даже почувствовала его дыхание и голос: «Хорошо? Хорошо?»...
Котенок безмятежно спал на подушке, занятно раскинув лапы. Придется оставить окно открытым, подумала я, Жерар наверняка явится за своим сокровищем, ничего страшного, что меня не будет дома, он решит, что я у Шарля. Стоп! А какое мне дело, что там решит этот ветеринар? Пусть скажет спасибо, что я ни разу не вышвырнула его животное на улицу! Нет, глупости, я бы никогда не поступила так с живым маленьким существом, игривым и одновременно кротким. А у Пьера огромные животные! Даже малыш Тото наверняка раз в десять больше Казимира; я погладила спящего котенка. Он сонно муркнул и повернулся, подставляя мне для ласки животик. Хотя, может, и в двадцать... А Пьер переживал за тигренка, как за собственного сына! Интересно, я бы смогла войти в клетку к тиграм? Ну, не одна, вместе с Пьером. С Пьером бы точно смогла! С Пьером мне ничего не страшно...
Пронзительная трель. Я вздрогнула. Казимир выпучил глаза и навострил уши. Или мне показалось, что в дверь звонят? Но тогда бы не отреагировал котенок!
Ужас! Это Шарль! Он не смог дозвониться из-за Марьет. Потом я была в душе, затем наверняка не слышала телефонного звонка, потому что гудел фен...
В дверь снова позвонили. Может, не открывать? Пусть думает, что я сплю. Или все-таки впустить Шарля и наврать, что я принарядилась, поджидая его? Заняться любовью с собственным женихом и больше никогда не думать о Пьере... Нет!!!
Я хочу быть с Пьером, я так и скажу Шарлю. Я не собираюсь ничего скрывать от него, я поступлю честно!