Текст книги "Мама для Мамонтенка (СИ)"

Автор книги: Настя Ильина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава 23. Вожатая из детского лагеря…

Аня понимала, что Егор не стал бы делать этого, если не наркота, которой он был накачан. И которой судя по всему накачали ее, когда похитили. Тело ломило, но желание сопротивляться и выбраться из плена поддерживало боевой дух.

Когда они позвонили Петру и начали что-то требовать, внутри все медленно рушиться стало. Аня представляла себе, как ему больно в этот момент, как испуган. Но поделать она ничего не могла. Как развязать руки и ноги не представляла. Пыталась, но по всему телу слабость свинцом разливалась.

– Петя, не слушай их! – закричала, но тут же подскочил Егор. Он так сильно ударил по щеке, что с губ непроизвольно крик боли слетел.

А потом он схватил за волосы и скинул со стула, на котором сидела. Бросил на бетонный пол и как зверь накинулся. Схватил за горло и долго в глаза смотрел. Уже надежды на то, что выбраться удастся оттуда живой и невредимой не оставалось. Аня вспомнила маленького Мамонтенка, и на глаза слезы навернулись. Оставить мальчика без мамы снова не хотелось, но ведь от нее в эту секунду мало что зависело. Однако продолжать хвататься за жизнь следовало, поэтому она ухитрилась изогнуться так, чтобы локтем ударить Залесского и заставить отринуть от нее. И даже показалось, что в эту секунду в нем проснулся прежний парень, бабник, но все-таки человек.

Он отскочил от Ани, словно зверь раненый и подошел к Наде.

– Что он сказал? Мамонт соврал мне про мафию? Никто его агентство не перекупил? Говори!!! – заорал он, толкнув ее.

– Не кричи на меня! – произнесла она, считая себя хозяйкой этой ситуации. – Может, и перекупили… мне откуда знать?

– Тогда я сваливаю! Нахер мне это не надо! Это же уголовщина! Собираю вещи и валю из города подальше.

– Мы повязаны… Если не доведем дело до конца, то нас обоих посадят, – пыталась запугать его Надя.

– Плевать! Лучше отсидеть за то, что пособничал, чем за убийство или что еще! Ты же поехавшая на всю голову!

– Не боишься, что я потом найду тебя и уничтожу?

– Не боюсь. Не достанешь! Я прямо сейчас чистосердечное пойду и напишу. А ты делай что хочешь. За тобой придут! Ясно?

Залесский ушел. Аня пыталась позвать его на помощь, но понимала, что это бесполезно. Он ее не слышал, был слишком погружен в свои мысли. Наверное, наркотики все еще говорили за него. А вот Надя слухом обладала хорошим. Она подошла к Ане, каблуком наступила на руку так, что даже хруст кости какой-то послышался и так больно стало, а потом змеей посмотрела на нее, склонив голову.

– Кричишь? А ведь все могло пройти совсем по-другому! Я же предлагала тебе деньги. Зря ты отказалась. Теперь тебя уже ничто не спасет. Она достала из кармана своих джинсов шприц и постаралась нащупать сонную артерию. Аня пробовала вырваться и крутила головой. Кричала, что Надю Бог накажет, но той, кажется, было наплевать, а потом игла попала в нужное место. Содержимое шприца подействовало практически мгновенно, заставило расслабиться. Тело отказывалось слушаться, а перед глазами разверзлась бездонная тьма.

И Аня провалилась в эту пожирающую пустоту.

***

Внутри все закипало от собственного бессилия. Хотелось просто перевернуть этот чертов участок, взять гребаных полицейских и потащить силой за собой. Почему такое отношение к живым людям Мамонт не понимал. Да и ему стало постепенно наплевать на то, что произойдет. Он достал из бардачка машины пистолет, разрешение на ношение которого получил, еще когда коллектором устроился работать – так… чтобы себя обезопасить, – и вышел около шиномонтажки, на которой вся надпись перекосилась. Здание явно было заброшенным. А все почему? Да потому что Залесскому ума не хватило на развитие бизнеса… Создал, вложил туда часть заемных средств и просрал все. Да, все было именно так. Мамонт сглотнул, глядя на запертые двери. По пути сюда он скинул Павлу сообщение о том, что нужно подстраховать по этому адресу, и тот пообещал в ближайшее время подъехать. Ждать Мамонт, конечно же, не стал и направился к дверям. Напрямую не зайти, поэтому он обошел здание, решив, что, возможно, похитители, сдвинутые на всю голову, решат открыть окно, но не тут-то было. Все закрыто. И даже такое ощущение создалось, что никого тут нет, но след свежих следов перед въездом в гараж явно кричал о том, что они тут.

Где же им еще быть?

Наплевав на чертовы правила безопасности, решив испугать и сделать свое появление фееричным, он выстрелил в замок на центральной двери и тот развалился, позволив повернуть ручку и зайти.

– Всегда знала, что ты непредсказуемый мужчина, – послышался голос Нади, и Мамонт обернулся в ее сторону, наведя пушку ей между глаз.

– Где моя невеста? – процедил сквозь зубы свой вопрос.

– О как! Уже невеста? Впрочем, слухи расходятся быстрее, чем ты думаешь, Петенька. Про то, что она твоя невеста я давно узнала… Лена, твоя шлюха, приходила поплакаться ко мне… – Надя провела языком по верхней губе, словно змея своим жалом. Она прислонилась к бетонной стене, несмотря на то, что была одета в тонкую блузку. И ведь жаль ее не было, Мамонт даже подумал о том, что заболеет и хорошо… Плевать, что с ней станет.

– Где она? – повторил свой вопрос, показывая, что не намерен сюсюкаться.

– Выстрелишь, Петя? А как же стихи, которые мне посвящал?

Мамонт не понял, о чем, вообще, идет речь. Он покачал головой из стороны в сторону и опустил пистолет. Направился в гараж, где, скорее всего, психопат тот и держал Аню. Надя за ним пошла. Это ее влечение нездоровое таким странным было. Не понимал Мамонт – на что человек может надеяться, если уже не перепадет ей ничего. Больше точно не будет между ними даже дружеских отношений. Никогда.

На всякий случай, зайдя в здание, Мамонт включил на телефоне диктофон, чтобы писал все происходящее, мало ли какие доказательства пригодиться могут в дальнейшем.

– Петь, ну зачем она тебе нужна? – спросила Надя, когда Мамонт ворвался в гараж и увидел на бетонном полу свою Аню.

Она без сознания, бледная, словно белый лист, лежала, сложившись пополам. Он подбежал сразу и пульс начал щупать. Еще бился. Жива была. Положил ее голову к себе на колени и в сознание попытался привести, поглаживая свободной рукой по щеке. Губы у нее все посинели, на щеке слет от удара. Чьего-то жесткого. Не женского точно. И ярость закипела.

– Где этот урод? – спросил, обратившись к Наде.

– Залесский? Он оказался редкостным трусом. Стоило тебе про новых коллекторов сказать, он так поэтично смылся, оставив меня один на один с твоей шалавой… Знаешь, я даже заскучать успела. Ей-то мы двойную дозу наркоты ввели… В сознание не приходила с того момента, как Егор свалил.

Мамонт осторожно положил Аню, подскочил к Наде и прижал ее к стене, схватив за горло. В глаза ее смотрит, надеясь страх увидеть, а она смеяться принялась.

– Мы можем заняться сексом прямо тут, Петенька… Я не против. Если ты любишь жестко, то только знать дай. Я же все для тебя сделаю.

Он отпустил ее, качая головой. Понимал, как жалко она выглядит, а жалости внутри ни капельки не было. Хотелось раздавить ее как таракана. Вот только сидеть потом в тюрьме не хотелось. Мамонт положил пистолет на одну из покрышек и взял Аню, чтобы переложить с бетона на одеяло, валявшееся рядом. Пусть в мазуте, но все теплее. А Надя в это время пистолет перехватила и на него направила, а затем на Аню. Мамонт своим телом прикрыл любимую, думая, что в него точно психопатка не выстрелит. Но она решительно нажала на спусковой крючок, и пуля пронзила плечо. Обожгло резко от боли, но Мамонт лишь губы сжал.

– Думал, что не стану стрелять? Я в голову целилась, но пока еще опыта не набралась. Ну что, Петя, теперь боишься?

– Я не боюсь тебя с того момента, как узнал, что ты сестру родную до смерти довела… Племяннику, маленькому ребенку, подножку поставила, чтобы он упал… Ты сумасшедшая. Идиотка, помешанная на какой-то, только самой тебе понятной, мысли.

Надя ухмыльнулась и пошатнулась чуть. И до Мамонта дошло, что она приняла какой-то наркотик… Едва сдерживала эмоции, которые пытались выбраться наружу, и вот в эту секунду ее прорвало. Она смеяться принялась истерически.

– Долго же ты думал. Вера дурой была, что на моем пути встала. Я же все точно просчитала… Я хотела быть вместе с тобой, потому пошла в то проклятое кафе, где ты пел. Думала, ты меня заметишь, вспомнишь, и мы вместе будем. Я же искала тебя, Петя! Семь лет искала, а ты! На сестру мою посмотрел. Ну и поделом будет этой дуре… Она увела тебя у меня, я подсадила ее на наркотики и довела до самоубийства. Все честно. Она лишила меня любви всей моей жизни, я лишила ее этой самой жизни… Хотя нет… Сначала я заставила ее возненавидеть ребенка и тебя, а потом уже наложить на себя руки.

Каждое слово ядом растекалось по венам. Каждая фраза приравнивалась к хлесткому удару по живому. Мамонт не мог поверить в то, что это говорит человек, которого он когда-то считал нормальным. Он ведь даже какое-то время рассматривал ее на роль своей жены, думал, что сыну будет лучше, если у него полноценная семья будет, и Надя ведь родной кровинкой Мише была. Но вышло все непредсказуемо.

Он губы поджал и глаза сощурил. Почувствовал, как кровь горячая обжигает, течь сильнее начала. Начало щипать от боли, но душевные раны сильнее стягивали.

– А ты так и не вспомнил меня или просто вид делаешь, что ничего не было?

– А что было?

Разбираться Мамонт не хотел, но пытался выяснить, почему в голову этой больной поселилась навязчивая идея, что у них есть совместное будущее.

– Лагерь «Веснушка»… Помнишь?

Мамонт припоминал такое название. Напряг память и «бинго!», вспомнил, что отдыхал в этом лагере в седьмом классе.

– У меня был седьмой класс, – пожал он плечами, и снова боль пронзила, рука даже двигаться отказалась.

– Вспомнил… Я была вожатой группы помладше. Рыжая такая, с косичками… У меня переходный возраст был и прыщи по всему лицу, из-за которых я стеснялась с мальчишками общаться. А ты мне записки начал передавать. Писал, какая я красивая, говорил, что нравлюсь тебе, и ты хочешь начать со мной встречаться. Ты в меня веру вселил, что я мальчикам могу нравится… А потом… Потом не явился на свидание. Я тогда расстроилась сильно, а потом узнала, что ты заболел и родители тебя домой забрали. Вот только адрес нигде добыть твой не получилось. Но я искала тебя, Петенька! И нашла! Я верность тебе хранила, а ты!

Мамонт закатил глаза, сам не понимая больше от боли, сковывающей руку, пульсирующей в ней и разливающейся по всему телу, или от собственного удивления.

– Это ведь надо было вспомнить!

Потом он вдруг подумал о том, что верность Надя ему явно не хранила и затворницей не была, ведь во время секса она точно не девственница была. Или он слишком напился, что даже не заметил этого? На секунду даже скотиной себя бесчувственной посчитал, жалость внутри проснулась, но напомнил себе, что змею жалеет, и сразу отпустило.

– Это не я тебе те записки писал… Я их носил и передавал тебе, но писал их вожатый нашей группы, Димка Колесов, если не ошибаюсь, – произнес Мамонт, зажимая рану. – Ты ошиблась. Не того всю свою жизнь искала. Я за компоты это делал. Димка мне компоты отдавал свои, а я записки передавал, потому что он стеснительный был, боялся сам к тебе подойти… (200cf)

Во взгляде Нади в это мгновение вселенское разочарование появилось, и Мамонт понял, что она сама же себя и наказала за содеянное. Услышал стоны со стороны Ани и повернулся, но Надя снова попыталась выстрелить. Только ей известно не было, что пуля в пистолете одна всего была. И Мамонт ее уже принял на себя.

– Ненавижу тебя! – закричала Надя и схватила какую-то арматуру.

Мамонт среагировать не успел и почувствовал удар. В глазах потемнело, в ушах свист появился. Он постарался бороться с этим ощущением, чтобы Аню защитить, но краем глаза заметил влетевшего Пашку, хватающего психопатку, и расслабился, падая на бетон.

Глава 24. Будет ли все хорошо

Мамонт открыл глаза, чувствуя, как сложно было сделать это, ведь веки так сильно отяжелели, что отказывались слушаться. Он постарался встать, но плечо резким выстрелом напомнило о боли. Огляделся вокруг себя и понял, что находится в палате. Посмотрел снова направо, решив проверить, что зрение не обмануло его, и заметил Аню на кровати рядом с собой. Она глядела на него перепуганными глазенками. Левая рука была загипсована, а на лице небольшой зеленоватый синяк и несколько царапин. Больно стало оттого, что его девочка оказалась вовлеченной в разборки столетней давности.

У Мамонта в голове даже не укладывалось, как можно воспринять эти записки школьные, как что-то серьезное…

Как?

Видимо, психическое расстройство у Нади давно было. Возможно, с раннего детства, а активировалось, когда она стала чувствовать себя никому не интересной.

– Ты как? – спросил Мамонт, осознавая, как сильно ослаб.

– Все нормально. Все хорошо будет… Ты не волнуйся. Ты крови много потерял. Врачи сказали, что тебе лежать нужно.

– Я пока и не пытался встать, а вот ты волнуешься! Сколько уже времени? Мы… Нас сюда давно привезли?

Аня как-то грустно посмотрела на него, взгляд чуть в сторону отвела и прошептала:

– Второй день. Вчера тебе операцию делали. Пуля застряла в плече и раздробила кость… Много крови было потеряно.

– А как же Миша?

Мамонт подскочил резко и снова упал на подушки, потому что перед глазами потемнело от боли, которая резанула плечо, словно очередная пуля туда попала.

– Миша с твоими родителями. Ты не волнуйся. Паша вчера отвез его в деревню… И Нину высвободил из заточения, как рыцарь принцессу. Знаешь, мне кажется, что они даже подружились…

– А ты… Как?

– Паша приходил утром. Цветы вот принес… Фрукты…

Мамонт с ревностью покосилась на тумбочку, на которой стоял букет желтых хризантем. Он Ане всего один раз цветы подарил и хотел срочно исправить это. Задарить ее цветами, сделать жизнь на сказку похожей.

– Миша испугался, наверное, – поджал губы Мамонт. – Я ведь ему тортик обещал принести. И тебя домой… Живую и невредимую.

– Прежде чем увезти его, Паша его сюда завозил. Я ему все объяснила. Миша ждет нас. Сегодня вот по телефону с ним разговаривали… Ты позвони ему… И он, и родители твои переживают за тебя.

Мамонт поджал губы, понимая, что действительно виноват перед своими близкими. Он от родителей отдалился сразу, как только те начали против его брака с Верой выступать. Даже не пытался поговорить и понять, почему они так сильно против. Он ведь деньгами откупаться пытался, а на самом деле должен был внимание свое и заботу проявлять. Снова так мерзко на душе стало…

– Что с Надей?

– Полиция приехала следом за Павлом. Твое заявление и признание Егора чистосердечное вынудили их примчаться. Ее увезли, а куда там дальше определят, я не знаю. Пока полицейские не приходили, чтобы допрашивать…

У Ани взгляд такой потерянный был, что до боли в кончиках пальцев захотелось прикоснуться к ней, обнять и пообещать, что теперь все хорошо будет. Потому что Мамонт все для себя решил – они продадут к черту все квартиры после свадьбы и уедут, в доме ремонт сделают… И Мамонт, наконец, воплотит мечту своего юношества – откроет базу отдыха в деревне, а отца управляющим сделает, и матери непременно придумает должность, чтобы были они заняты делом и не скучали там. Он постарался встать, опираясь на здоровую руку, но показалось, что рана снова начала кровоточить.

– Петь, тебе вставать нельзя. Давай, я лучше к тебе пересяду? – предложила Аня и поднялась на ноги.

– А тебе вставать можно?

– Я более-менее себя чувствую… Мне кровь прочистили от вредных веществ, которые в том наркотике содержались. Перелом небольшой загипсовали. В целом я в порядке. Правда, мне назначили курс общения с психиатром, не знаю зачем.

Аня выглядела потерянной, и у Мамонта сердце сжималось, так хотелось отмотать время назад и предотвратить весь этот кошмар. Она подошла, села рядом и как-то спокойнее стало. Сжав ее руку, он понял, что нельзя откладывать с признанием. Ведь когда ее украли, точно осознал, что любит всем сердцем. И она должна знать.

– Петь, ты поговорить хотел… Ну, перед тем как все это случилось, – напомнила Аня.

И внутри такой водоворот противоречий возник. С одной стороны, хотел поговорить. Не видел смысла умалчивать о причастности его матери… Но с другой стороны, он уже собирался признаться в любви, а тут такое…

И тут идея в голове появилась о том, что для признания в любви нужна другая обстановка… Что-то романтичное. Не место тут признаваться в своих чувствах.

– Хотел…

Мамонт поджал губы. Он рассказал Ане все, что узнал от своей матери о причастности той к увольнению из детского сада, о судьбоносном знакомстве с приемной матерью Ани… И посмотрел в глаза, пытаясь понять, не сделал ли хуже своей откровенностью. Аня все слушала, не перебивая, а потом сделала глубокий вдох и пожала плечами.

– Что сделано, то сделано. Я не вправе судить твою маму. Она ради тебя и Миши старалась. До меня ей дела не было, когда она с сада постаралась меня уволить…

– Ань, не говори так, она же хотела уже тогда, чтобы ты частью нашей семьи стала. Конечно, все могло прогореть, но она мудрая женщина, знала, что ты мне обязательно понравишься…

 Аня вдруг как-то странно посмотрела, казалось, даже в душу заглянуть умудрилась в эту секунду.

– Я действительно нравлюсь тебе? – задала такой прямолинейный вопрос, что внутренности все стальным кулаком сжало.

И что можно было ответить ей? Она же не просто нравилась. Она уже давно частью его самого стала. В ином случае разве кинулся бы он к похитителям вот так, один? Стал бы рисковать собой, зная, что может ребенка без отца оставить? Вот только признаваться в любви тут… не хотелось уже. Мамонт выдавил улыбку.

– Думаешь, стал бы я рисковать жизнью, если это было по-другому? – спросил он, вскинув бровь. – Кроме того, ты задержалась в нашем доме после секса и вот-вот станешь моей женой… Так что все очевидно.

Аня поджала губы и вытащила руку так, словно что-то не так в эту секунду сделал. Она кивнула и поднялась на ноги. Подошла к окну и устремила взгляд на улицу.

– Как у нее оказался пистолет? – сухо спросила, скорее, чтобы просто поддержать разговор. – Надежда не угрожала мне оружием… и у Егора ничего, кроме тряпки с хлороформом и шприцем той дряни, не было…

– Это все моя вина. Я когда тебя на бетоне этом увидел, бледную, то сердце остановилось. Думать я тогда не мог, плохо соображал, вообще. Когда узнал, что Залесского нет больше, подумал, что и угрозы нет. Надька психопатка, но оружие вряд ли осмелилась бы в руки взять… Так я на тот момент думал. А может и не в этом дело… Если честно, на подсознательном уровне мелькнуло, что она оружие взять все-таки может и выстрелит себе в голову, мол начнет угрожать, что если не соглашусь на ее условия, то она убьет себя… Поэтому я пистолет на покрышки бросил… Недооценил ее. Думал, что в меня не выстрелит точно, а она смогла… Руки тряслись, куда попадет она точно не знала. Моя вина, что ствол с предохранителя снял и оставил так. Если бы психопатка чуть промахнулась… Но в тот момент, когда пуля летела, я знал, что Мишку ты не бросишь, станешь ему прекрасной матерью. Я не жалею, что тебя прикрывал. О своей дурости совсем немного только беспокоюсь, по-пацански себя повел, понадеявшись на авось.

Аня всхлипнула, а Мамонт не смог сдерживать себя и все же пересилил боль, поднимаясь на ноги и приближаясь к ней. Уткнулся носом в ее волосы, а здоровой рукой обнял, размещая ладонь на животе.

– Я от тебя детей хочу, Анют… Миша будет рад братику или сестренке. Как думаешь?

Она снова всхлипнула, ничего не отвечая, а Мамонт глаза прикрыл, стараясь надышаться ее ароматом, убедиться, что его девочка жива. С ней все в порядке. И больше никогда ничто плохое не приключится.

***

Аня слушала Петра и не понимала, ну почему все внутри дрожит, почему нахлынуло сейчас, ведь теперь все в порядке. Она понимала, что если бы что-то случилось с ним… Ей дальше трудно жилось бы. Она бы потеряла источник живой воды… Не смогла бы уже по-прежнему смотреть на жизнь, дышать воздухом, которым больше не дышит он. И сейчас осознавала это в полной мере, хоть он и не говорил, что она точно так же дорога ему, как и он ей.

А когда он поднялся на ноги и обнял, сердце, вообще, трепыхаться стало. Хоть и пыталась изо всех сил сдерживать слезы, не вышло ничего, и они предательски потекли по щекам. Аня развернулась лицом к Петру и провела подушечками пальцев по его щеке, на которой огромная ссадина от удара, как сказал Павел, какой-то арматурой, образовалась. Мужчина чуть поморщился, вероятно, ему больно было, но прикрыл глаза и ее ладонь к щеке прижал.

– Ты простишь мою маму? Я понимаю, что она этого не заслуживает, но…

– Перестань, Петь, я не злюсь на нее. Пусть все, что было в прошлом, там и остается. Ладно? Я хочу, чтобы у нас все было с чистого листа… Понимаешь?

Он кивнул и лбом к ее лбу прижался. Такая нежность вдруг наполнила, аж защемило сердце. Вот только Аня не понимала, что их связывает. Конечно, свои чувства она признала, а вот что испытывает Петр не ясно было.

Заботится как о части семьи?

Или любит?

И своим признанием все испортить опасалась, вдруг у него не любовь пока, а привязанность и желание сыну лучше сделать?

Мучаясь этими мыслями, Аня заставила себя отстраниться от мужчины. Выглядел он неважно, а на повязке кровь проступила.

– Петь, ты ложись давай! Нельзя тебе стоять много. Сейчас возьму телефон, позвонишь сыну. Он же тоже волнуется, ждет.

Аня пыталась огородиться, только бы не позволить чувствам вскипятить кровь в венах и вырваться наружу, ведь не понимала, нужны они сейчас или нет. Дошла до тумбочки у своей кровати и взяла телефон. Нина уже несколько сообщений написала, беспокоилась чертовски. Приятно, когда у тебя есть такие друзья, пусть раньше и не понимала, что дружбой эти отношения назвать можно. Настоящей дружбой.

Набрав номер телефона мамы Петра, подошла к нему и протянула телефон. Знала, что сейчас будут причитания и захотела выйти из палаты, но пожалела мужчину. Не следовало его в таком состоянии вынуждать бегать за ней. Все-таки уже давно из детского сада выросли.

Присела на край кровати рядом с ним, дожидаясь ответа.

– Да, мам, привет! Я в порядке. Да, ты права… Твой сын оболтус, но я обещаю, что буду исправляться… Мам, дай Мишке трубку, я хочу его голос услышать… Сын, привет! Папа в порядке… Ты мой маленький пират!.. Я не забыл, что ты просил тортик, как нас с Анюткой выпишем, так сразу купим и за тобой. Ты не скучай, ладно? Ну все! Целую тебя крепко, обнимаю! До встречи.

Петр отключил телефон, а Аня заметила, как он в одно мгновение погрустнел. Сердце сжалось за него.

 За руку его взяла и в глаза заглянула, а там столько боли… Вероятно, все воспоминания о прошлом в один миг в голове всплыли… Вся боль там отражалась. И помочь как-то хотелось, а вот как не понимала.

– Петь, будет ли все хорошо теперь?

Он улыбнулся, сжимая пальцы.

– Все будет лучше, чем просто хорошо. Я уже все решил, Аня. Мы ремонт сделаем и в дом переедем. Свою квартиру я продам, ты свою сама решай – оставить как память о матери или продать… Я работу себе уже нашел практически новую. Хочу деньги с продажи квартиры вложить в строительство базы отдыха в деревне, где родители живут. Я об этом всю юность мечтал, когда в тайное убежище приходил, думал, как все обустроить… А сейчас все это воплотить можно.

– Хорошо было бы, – старалась оставаться оптимисткой Аня. – Интересно, сколько теперь Егору дадут? Он же дурак под наркотой был. Он неплохой сам по себе, но дурак такой. – Она вдруг захотела поговорить на отдаленную тему, только бы свои чувства урезонить немного.

– Анют, перестань жалеть его, а то я всерьез начну ревновать тебя к твоему прошлому, – деланно нахмурился Мамонт.

– Да зачем он мне, если у меня ты есть! – чуть покраснела Аня.

И почти сорвалось признание в любви с ее губ, но на пороге палаты показались полицейские. Аня поднялась на ноги и вернулась на свою кровать, понимая, что допрашивать будут обоих одновременно.