Текст книги "Афганские сказки"

Автор книги: Народные сказки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

МАРД И НАМАРД

Как-то раз шел человек по пустынной дороге. Одежда его была в пыли, босые ноги сбиты в кровь, спутанные космы свешивались на лоб. А из-под них сверкали маленькие и злые глазки.

Вдруг человек остановился и прислушался. Лицо его сморщилось, сам он пригнулся и отбежал к краю дороги: где-то далеко-далеко в горах зазвенела песня. Голос певца разливался вольно и сладко.

Вот песня вырвалась из гор. Обернулся человек – и увидел молодого прекрасного всадника.

Всадник был весел. Радостно глядел он на все, что было вокруг, и ласково поглаживал своего коня между ушами.

Поравнявшись с пешим, он остановился и спросил:

– Далеко ли путь держишь, странник, да будут благословенны дни твоей жизни!

– Далек мой путь, – тихо ответил пеший, взглянув на всадника.

– А ты кто такой, не певец ли?

Всадник улыбнулся и, сверкнув глазами, ответил:

– Я Мард.

– А-а-а… – протянул пеший. – Ну, если ты Марк, то я Намард…

Мард посмеялся ответу, Потом взглянул на сбитые ноги Намарда и предложил:

– Мы теперь попутчики, а дорога у нас дальняя, Не хочешь ли сесть на моего коня? Ведь ты устал!

Намард, спрятав злую улыбку, согласился и сел на коня. А Мард пошел рядом, держась за стремя. Он шел и напевал.

Тихо пел Мард и не ведал, какие черные мысли таятся в голове у Намарда. Вдруг Намард остановил лошадь и, обернувшись к Марду, сказал:

– Видишь вон тот цветок у обочины?

– Да.

– Этот цветок дает силу любви. Сорви его!

– Ты говоришь правду?

– Зачем же мне тебя обманывать? – ответил Намард, сделав обиженное лицо.

Мард отпустил стремя, пошел к цветку. В тот же миг Намард хлестнул коня и, припав к его шее, помчался вперед.

– Остановись! – закричал Мард, но в ответ только эхо захохотало в горах.

Все дальше и дальше удалялся Намард и вскоре превратился в маленькую чуть видную точку. Опустился Мард на землю и горько задумался: «Хотел помочь человеку, а вышло вот что…»

Но был он человеком веселым и никогда не унывающим. А потом, погоревав недолго, Мард встал и пошел в горы искать место для ночлега.

К этому времени пламя заката погасло, небо грозно нахмурилось и сильный ветер задул с гор, такой сильный, что Мард едва не валился с ног.

Вокруг – ни души. Марду стало страшно. А тут еще гром грянул, раздирая в клочья темное небо.

Мард ускорил шаги и в кромешной мгле добрался до огромной пещеры. Едва он вошел в нее, как хлынул страшный ливень.

Озябший Мард, забившись в дальний угол пещеры, пытался согреться.

«Вот посижу немного, а потом и костер разведу», – думал он, пытаясь согреть дыханием окоченевшие пальцы.

Но только собрался Марж выйти из пещеры, чтоб набрать хворосту, как услышал рычание, и у входа в пещеру показалась пара зеленых глаз.

– О великий аллах, спаси меня! – прошептал Марж. Он увидел, что глаза эти принадлежали огромному тигру.

Тигр понюхал воздух, зевнул и лег у входа, положив свою страшную голову на могучие лапы. Так он лежал долго, то выпуская, то пряча огромные острые когти.

Но вот через некоторое время к тигру подошел волк, и, тяжко вздохнув, тоже улегся рядом. А еще через некоторое время прибежала красавица лиса.

Тигр любезно осклабился и зарычал в знак приветствия. А волк, еще раз вздохнув, произнес:

– Салам, лиса!..

Мард сидел ни жив ни мертв от страха и только молил аллаха, чтоб звери его не учуяли.

Поговорив о разных новостях, лиса обратилась к тигру:

– Где это ты пропадаешь целыми днями? Ведь ты наш главный охотник. А сейчас на охоте тебя не видно, и в то же время ты такой… – Лиса помахала хвостом, подыскивая слово: – …такой упитанный!.. Не знаю, чем ты живешь, а нам без твоих объедков приходится туго! – пошутила лиса, кивнув в сторону облезлого и худого волка.

Польщенный тигр снова осклабился и зарычал так сильно, что в горах посыпались камни, а дикие козы на скалах замерли от ужаса.

– Вам я могу доверить свою тайну. В-о-он видите большой камень? Там под камнем зарыт бесценный клад. Каждое утро с восходом солнца я прихожу туда и лежу на том месте. Я сыт тем золотом, что зарыто в земле. А больше мне ни о чем и думать не хочется.

Марду был хорошо виден огромный камень, на который указал тигр. Страшно было Марду, но камень тот он запомнил.

Лиса помолчала, потом обратилась к волку:

– Волк, а почему ты такой худой, что ребра за камни цепляются? Может, тебя сушит любовь?

– Какая уж тут любовь!.. – злобно ответил волк. – В долине пасется три тысячи овец. Три тысячи самых жирных, самых глупых и таких вкусных овец! Но их охраняет огромный, злой, как шайтан, волкодав. Стоит мне показаться, как он кидается на меня, словно на неверного…

– Я знаю того волкодава. И еще знаю, что если смешать жидкость из его глаз с листьями вот этого дерева, – лиса кивнула на небольшое деревцо у входа в пещеру, – то получится лучшее лекарство от сумасшествия.

Все помолчали. Потом, сладко зевнув, снова заговорила лиса:

– А я так худею оттого, что совсем перестала охотиться и почти всегда голодна. Целыми днями я слежу за одной мышкой, которая живет в долине. У этой мышки есть двадцать золотых монет, и она играет ими, как бродячие артисты шарами. Каждый день я вижу это, и перед глазами у меня так и блестят те золотые… Я из-за них как зачарованная!

Вскоре звери уснули. Но Мард не мог спать, – он сидел в своем углу и трясся от страха.

Лишь под утро, когда солнце еще не выглянуло из-за скал и все вокруг казалось неясным и серым, звери разошлись. Тогда и Мард выбрался из пещеры. Он нарвал листьев волшебного дерева и пошел искать ту поляну, где мышка играла с золотыми монетами.

Долго искал Мард. Наконец, когда солнце повисло прямо над головой, опустив вниз острые лучи свои и удивленно разглядывая землю, что-то сверкнуло у него перед глазами. Пригляделся Мард и заметил маленькую мышь, которая искусно и ловко играла монетами. Мард кинулся к ней. Мышь испугалась, юркнула в норку и успела захватить с собой только лишь одну золотую монету, а все остальные взял Мард и пошел дальше искать стадо овец.

Только к вечеру набрел он на маленький шалаш пастуха. У входа лежал огромный волкодав. Морда у него была в пене, глаза налиты кровью. Увидев Марда, он бросился на него, чтобы растерзать чужого. Но пастух отозвал волкодава. Потом он предложил Марду место у костра и обратился к нему со словами привета:

– Здравствуй, путник, да пошлет тебе аллах удачи!

– Здравствуй, отец, пусть будут благословенны дни твоей жизни!

В молчании выпили они три пиалы чая, который дает силы слабому и наполняет сердце бодростью.

Потом пастух спросил:

– Зачем пришел в этот дикий край, путник?

Не отвечая, Мард достал из кармана девятнадцать золотых монет и разложил в рядок. Когда пастух увидал такое богатство, пиала выпала из его рук.

– Это тебе, пастух!

– Я не сделал тебе никакого зла. Зачем же ты шутишь так надо мной? За что мне такое богатство?

– За что? – переспросил Мард. – Да пустяк! Отдай мне вот эту собаку.

– Но зачем она тебе? И кто тогда будет охранять моих овец?

– Купишь себе пять других. Ты ведь будешь богатым человеком!

Пастух подумал минуту и согласился. Он взял волкодава за ошейник и хотел передать его Марду.

– Э, подожди! Сначала убей его.

Пастух удивился: что за странный человек! Но просьбу выполнил.

Тогда Мард вынул глаза собаки, смешал глазную жидкость с листьями деревца и сделал из этого месива пилюли. Ночь он провел у костра пастуха, а утром двинулся в путь.

Он шел мимо высоких гор, таких высоких, что их вершины всегда раздирали снеговые тучи, мимо маленьких кишлаков, скрывающихся от палящего солнца в яркой зелени тутовника, мимо цветущих садов, шел и пел обо всем, что видел окрест.

Долго шел Мард. Но вот однажды вечером он приблизился к стенам большого города. Мард миновал ворота и сразу очутился среди бегущих, растерянных горожан. Все торопились на главную площадь. Там, окруженные стражей, стояли седобородые мудрецы и горько причитали, воздев к небу сухие руки.

– Что случилось, отец? – спросил Мард одного высокого старца.

– О, не спрашивай, путник! Иди себе мимо…

– Скажи, отец, может быть, я смогу помочь беде?

– Да что ты! Ступай себе!

Но Мард не унимался и так надоел старику, что тот ему все рассказал;

– У нашего хана есть дочь Рабийя, красавица из красавиц. Вот уже несколько лет она страдает тяжким недугом и сидит в комнате, прикованная цепями к стене. Шайтан вселился в ее голову, и она сошла с ума. Хан велел собрать всех мудрецов города и сказал, что, если мы не вылечим его дочь, он прикажет всех нас казнить.

Мард рассмеялся так громко, что стоявшие рядом старцы в испуге отшатнулись от него.

– Да это пустое дело! Я вылечу дочь хана.

– Что говоришь ты, дерзкий! А знаешь, что хан казнит тебя, если не сдержишь слова?

– Не бойтесь. Дайте мне только халат, чалму и сандалии, а то неудобно в таком виде предстать перед ханом.

Мудрецы обрадовались. Тряся белыми, как снег, бородами, срывали они с себя чалмы, красивые халаты, сандалии и наперебой предлагали Марду.

Тот снял свою изорванную одежду, облачился в скромный, но красивый халат, завязал чалму, надел легкие сандалии и пошел во дворец к хану. Стражники окружили его и повели через огромные и красивые палаты в большой зал, где на троне сидел хан, задумчивый и печальный. Увидев вошедших, он недовольно нахмурился.

– Что вам нужно?

Мард выступил вперед и смело сказал:

– О великий хан, хозяин прекрасной земли и повелитель людей! Я пришел, чтобы вылечить твою дочь.

Хан недоверчиво покачал головой.

– А знаешь ли ты, что тебя ждет, если ты не выполнишь своего обещания?

– Я не привык хвастать и обманывать, – гордо сказал Мард, наклонив голову.

– Проводите его к моей дочери. Даю тебе три часа сроку, чужестранец…

Стража снова окружила Марда, и его повели в другой конец дворца.

По винтовой лестнице поднялись они наверх, в башню. Там в маленькой комнате сидела, закованная в цепи, безумная дочь хана. Она даже не повернула головы, когда со скрежетом открылась тяжелая дверь.

Мард приказал оставить его.

Все повиновались и неслышно удалились.

Мард застыл на месте, вглядываясь в прекрасные черты недвижной Рабийи. Волосы ее были распущены, руки сбиты в кровь тяжелыми кандалами, прекрасные глаза сверкали безумием. Дорогое платье ее было порвано и открывало чистую и белую, как молоко, кожу.

Мард осторожно подошел к ней, схватил ее за голову и, разжав ей рот, быстро вложил одну пилюлю.

Прошло немного времени. Дочь хана начала осматривать комнату. Она была спокойнее, чем раньше, но в глазах ее по-прежнему было безумие.

Тогда Мард повторил лечение еще раз, и сразу же Рабийя пришла в себя. Оглядевшись и увидев незнакомого мужчину, она закричала:

– Служанки! Скорее идите сюда! Почему здесь незнакомец?

Она хотела закрыть лицо, но не смогла, потому что руки были закованы в кандалы.

Испугавшись, Рабийя заплакала и еще жалобнее стала звать слуг и кричать:

– Зачем вы меня заковали в цепи?

Мард улыбнулся и вышел из комнаты. Он направился к хану и сказал ему:

– Твоя дочь здорова, повелитель!

Хан не поверил чуду и бросился в покои дочери.

Велика же была его радость, когда он увидел Рабийю здоровой. Тут же расковали цепи, девушку отвели в баню, омыли раны, и она стала здорова-здоровехонька.

Хан, вернувшись к Марду, сказал ему так:

– Чужестранец, ты совершил чудо. Ты сделал меня счастливым. Нет такого подарка, который был бы достоин твоего благодеяния. Поэтому я отдаю свою дочь тебе в жены.

Мард просиял от радости и ответил хану:

– О великий из великих! Сладостны твои слова, и я преклоняю колена перед твоей добротой и мудростью. Но как же будет твоя дочь жить со мной? Ведь я беден!

– Ум – богатство человека, – ответил хан и велел нагрузить золотом двух мулов и привести их Марду.

Когда мулов привели, Мард взял с собой слуг и рабов и пошел в горы, к тому месту, где под камнем были спрятаны несметные богатства, на которых каждый день лежал тигр. Там Мард и его слуги разбили лагерь.

– Здесь мы будем строить дворец, – сказал Мард и отправился в город нанимать рабочих.

Велико же было его удивление, когда на базаре среди самых бедных наемных работников он увидел Намарда.

Тот не узнавал Марда, и, когда Мард обратился к нему с предложением наняться на работу, Намард согласился.

Через несколько дней Мард вместе с нанятыми рабочими пришел в горы и приказал начать строить дворец.

Отведя в сторону повара, он сказал ему:

– Когда бы к тебе ни обратился за едой Намард, всегда корми его вволю и выполняй все его прихоти.

Повар немного удивился, но не стал расспрашивать хозяина.

Прошла неделя, и с каждым днем Намард удивлялся все больше и больше тому, как с ним обращались. Его не заставляли работать, кормили лучше всех и платили много денег.

«В чем дело?» – ломал голову Намард, лежа на солнышке и подставляя его лучам свою худую спину.

С каждым днем он все больше и больше наглел, обижал других рабочих, кричал на повара. И однажды, подойдя к Марду, он спросил его:

– Хозяин, скажи, почему ко мне здесь так относятся?

– А что, плохо тебе? – поинтересовался Мард.

– Нет, наоборот. Что я тебе сделал хорошего, что ты так заботишься обо мне?

Мард помолчал, а потом, пригласив его сесть рядом, спросил:

– Ты не помнишь Марда, у которого ты угнал коня и оставил его одного в горах?

Пристально вглядевшись в лицо Марда, Намард побледнел.

– Я узнаю тебя, – испуганно сказал он, вскакивая с земли.

– Не бойся меня. Я не хотел тебе зла тогда и не хочу тебе зла сейчас. Ешь, пей, отдыхай, и я буду обращаться с тобой так до конца моих дней. А сейчас садись и слушай. Я расскажу тебе все, что со мной случилось.

И он поведал Намарду все, что было, утаив только то, что узнал от тигра.

Когда он кончил рассказывать, Намард, не поднимая глаз, как бы невзначай, спросил:

– А далеко отсюда та пещера?

– Да нет, курухов[7]7
  Курух – мера длины.


[Закрыть] пять – вон в ту сторону – показал Мард на север.

Когда он ушел спать, Намард бросился к повару и громко крикнул:

– Эй ты, рожденный шакалом и гиеной! Дай мне еды да поскорей.

И пока он с жадностью поглощал пищу, в голове его созрел план – пойти в пещеру, все узнать у зверей и стать самому таким же, как Мард.

Он нашел пещеру, влез в нее и затаился в самом дальнем углу.

Ночью ко входу пришли звери и повели между собой разговор. Лиса спросила:

– Что с тобой, тигр? Ты так исхудал. Не болен ли?

Тигр горько усмехнулся:

– Болен… Нет, не болен… Только мне очень плохо, потому что в том месте, где спрятан клад, сейчас строят дворец, и я не могу там лежать…

«Ага, вот в чем дело! – радостно подумал Намард. – Значит, там есть клад! Хорошо же, Мард, сегодняшний день – последний в твоей жизни».

В это время лиса продолжала беседу:

– А вот ты так поправился, волк! На тебя теперь просто приятно смотреть!

– Знаешь, лиса, после нашего разговора той ночью случилось что-то непонятное. Волкодава уже нет, я теперь жру прекрасных, жирных овец, оттого так и раздобрел…

– Скажи на милость, у меня то же самое! – сказала лиса. – После той ночи мышь пропала, золотыми монетами больше не играет, и я спокойно охочусь! Как видишь, тоже немножко поправилась! – И лиса довольно обмахнулась прекрасным рыжим хвостом.

При этих словах лисы тигр насторожился:

– Знаете, друзья мои, здесь не обошлось без человека. Наверное, тогда наш разговор подслушал кто-нибудь. Ну-ка, лиса, посмотри, нет ли кого в пещере?

Лиса засмеялась:

– Что ты, тигр! С каких это пор ты стал таким подозрительным?!

Тигр злобно зарычал:

– А ты стала слишком болтлива, лиса!

Потом тигр встал и пошел в пещеру. Велико же было его удивление и гнев, когда он увидел съежившегося человека.

Тигр рассвирепел, бросился на Намарда и в один миг его растерзал.

А Мард построил дворец и зажил там счастливо со своей красавицей женой. Намарда с тех пор он так и не видел.

Вот и конец правдивой истории о Марде и Намарде, о добре и зле.

ШАДИ И БИБО

В селении Тальхак, что близ Кандагара, жили когда-то два брата: Вали Мухаммед и Али Мухаммед.

Счастливо протекали дни их жизни. У каждого из них был ребенок. У Вали Мухаммеда – прекрасный сын Шади, а у Али Мухаммеда – красавица дочь Бибо.

Шади и Бибо росли вместе и крепко любили друг друга.

Шли годы. Шади вырос в красивого, стройного юношу, а Бибо была столь прекрасна, что и пером невозможно описать.

Как-то раз пошли они в лес за хворостом. Был жаркий день, солнце ярко сияло, в небе играли ласточки.

Пришли они в лес. Тут взглянул Шади на Бибо, и затрепетало в нем сердце от любви к девушке. Прекрасные глаза ее были полуприкрыты, алые губы улыбались, а черные косы блестели, как шелк.

Шади повернулся и ушел в чашу подальше от Бибо, чтобы не видеть ее прекрасного лица. Но какая-то неведомая сила заставила его вернуться к возлюбленной. Вздыхая, остановился он подле нее, а что сказать – не знал. Наконец, не выдержал Шади, нагнулся к маленькому ушку Бибо и прошептал:

– Возлюбленная, поцелуй меня один только раз, и я буду самым счастливым человеком на свете.

– Дорогой мой Шади! Не то что поцеловать, я готова жизнь отдать за тебя. Только не теперь.

– Но почему, возлюбленная моя?

Краска смущения залила щеки Бибо, и она прошептала:

– Ведь дядя может отдать свою дочь в жены племяннику, у афганцев есть такой обычай. Попроси моего отца отдать меня тебе в жены! Тогда мы будем целоваться каждый день и никто не скажет о нас ничего дурного.

– О Бибо! Зачем думать о том, что будет завтра? Завтра – в руках божьих. Поцелуй меня сейчас!

Покачала Бибо головой и убежала в лес, сверкнув на прощанье белизной жемчужных зубов.

Остался Шади один. Грустные мысли завладели им. «А что, если Бибо расскажет обо всем дяде?» – вдруг подумал юноша. Испугался он и решил не возвращаться в родной дом. «Уйду лучше куда глаза глядят!» – подумал Шади и пошел из леса на дорогу. Он шел и пел прощальную песню:

 
Прощай, Бибо, любовь моя!
Страшусь к отцу вернуться я.
Решил уйти я в Исфаган,
В чужие дальние края.
 

Услыхала Бибо эту песню, бросилась искать Шади. Все холмы обходила девушка, отыскивая возлюбленного, но Шади был уже далеко. Вернулась она в селение вся в слезах, упала на пол и не может двух слов сказать.

Увидала мать, как страдает Бибо, и спросила:

– Бибо, нежная дочь моя, кто причина твоих слез? Откройся твоей матери!

И тогда, заливаясь слезами, рассказала Бибо матери все, как было.

Задумалась мать, а потом пришла к отцу и спросила совета. Подошел отец к дочери, погладил ее по голове, стал успокаивать:

– Он вернется, доченька! Ты только жди его. Верь мне, пройдет немного времени и ты снова увидишь своего Шади.

Но не помогли слова отца: день ото дня Бибо бледнела и таяла, словно воск.

А Шади, как ушел из родного дома, так и шел по дороге все вперед, пока не добрался до высокой горы Кухидав. Вошел он в селение Диларам и увидел там множество верблюдов. Тогда он приблизился к караван-баши, поклонился ему и сказал:

– О курбаши, не нужен ли тебе человек?

– Откуда ты? – поинтересовался караван-баши Тадж Мухаммед-хан.

– Я из Тальхака, о господин, а зовут меня Шади.

– Хорошее имя! – засмеялся караван-баши и, оглядев еще раз стройного юношу, сказал: – Хорошо, я беру тебя. Я сам из Индии, а сейчас иду в Исфаган. Служи мне верно, и я буду добр с тобой. Согласен?

– Конечно, согласен, о господин, – с радостью ответил Шади.

И через несколько часов караван отправился в путь. Шади шел рядом с Тадж Мухаммед-ханом и думал о том, что его ожидает.

Долго шел караван. Солнце спряталось за холмы. Горбатые тени верблюдов побежали по земле. А потом опустилась ночь. И грустно стало Шади, потому что ом вспомнил свой родной край и нежную возлюбленную Бибо.

А тем временем бедняжка Бибо лежала на своем ложе, смотрела на далекие звезды, и они казались ей прекрасными глазами любимого. Она не пила и не ела, и спала лишь самую малость, – все остальное время она думала о своем любимом. Она слагала возлюбленному стихи и шептала их ветру, думая, что он донесет их до слуха Шади.

Как-то раз вбежал к Бибо радостный отец и говорит:

– Дочка, нежная газель моя, скорей беги к воротам! Там идет караван из Индии, может быть с ним едет и Шади!

Обрадовалась Бибо, вскочила с постели и побежала к воротам. Уселась там, подперла свою голову руками и принялась смотреть на чуть заметные черные точки вдали. Сердце Бибо сжималось от волнения. Яркое солнце резало ей глаза. А она все сидела и ждала.

Вот караван подходит ближе, вот уже слышны крики погонщиков, а Шади все не видно.

Так и прошел караван через всю деревню, и Бибо не встретила своего возлюбленного.

Еще сильнее почувствовала Бибо горечь разлуки. Сжалось ее бедное сердце, и она тихо запела, глядя вслед уходящему каравану:

 
О караван, не уходи, постои!
Скажи мне, где Шади любимый мой?
Неужто никогда он не вернется?
Умру тогда, измучена тоской!
 

Так пропела Бибо и, рыдая, упала на землю.

Прошло еще несколько лет. И вот однажды ночью в ворота дома Вали Мухаммеда постучался запыленный гонец. Не сказав ни слова, он протянул письмо и ускакал. Развернул Вали Мухаммед бумагу, и от радости на глазах у него навернулись слезы. Письмо было от Шади. На прекрасной бумаге сын писал строки любви, и первые слова его были к Бибо:

«О возлюбленная, пусть слова моего привета дойдут до тебя! Я здоров и силен, как и прежде. Болит лишь мое сердце от разлуки с тобой. Я живу в Исфагане, как богатый пленник, и тоскую о тебе, любимая.

О отец мой, тень над головой моей, прости меня за все и поцелуй мою мать. Я стал именитым и богатым купцом, торгую теперь с Индией. Не знаю, вернусь ли к вам. Но если ты, дорогой отец мой, захочешь увидать своего сына, то радости моей не будет предела».

Пришел Вали Мухаммед к Бибо и, не говоря ни слова, положил у ее изголовья письмо Шади. Прочитала девушка письмо и сразу расцвела, как роза в майском саду.

И пока Вали Мухаммед собирался в путь, Бибо написала нежное письмо возлюбленному и принесла его дяде, умоляя поскорее передать письмо Шади.

И вот отправился Вали Мухаммед в путь-дорогу. Долго шел он и, наконец, добрался до шумного и богатого Исфагана.

В этом большом торговом городе отыскал Вали Мухаммед дом своего сына. Подивился он красоте и богатству этого дома: стены высокие, совсем как во дворце, а у ворот стоит слуга.

Подошел Вали Мухаммед к слуге и спросил его, дома ли Шади-хан.

– Кто ты такой и зачем тебе нужен Шади-хан, о чужестранец?

Вали Мухаммед улыбнулся и тихо ответил:

– Я отец Шади-хана.

Слуга смутился, поклонился отцу хозяина и, бормоча извинения, провел его в богатые покои. Потом слуга доложил Шади-хану, что прибыл его отец.

Несказанно обрадовался Шади, бросился к отцу навстречу и упал перед ним на колени. Заплакал отец, поднял сына. До темноты сидели они в богатых покоях, рассказывая друг другу обо всем, что случилось. Потом Шади отвел отца в самые лучшие покои и велел своим слугам выполнять все его приказы.

Прошло несколько дней. Вали Мухаммед отдохнул, нагостился.

И вот как-то раз он спросил сына:

– Ну как, сынок, скоро ли поедем домой?

Нахмурился Шади.

– Я не поеду с тобой, отец. Прости меня за дерзость моих слов.

– Почему же?

– Мне стыдно перед дядей, – чуть слышно прошептал Шади.

Вали Мухаммед рассмеялся.

– Ну, если только это удерживает тебя в Исфагане, – не беда! Поверь моему слову, – дядя ничуть на тебя не сердится. Наоборот! Он хочет, чтобы ты поскорей вернулся. А Бибо? Ведь она тебя ждет не дождется! Если ты не приедешь, не знаю, что с ней и будет.

Обрадовался Шади и решил поехать вместе с отцом на родину.

Оседлали они двух горячих коней и ранним утром следующего дня отправились в путь. Ехал Шади и пел:

 
Верный конь, беги скорей,
Сил в дороге не жалей!
Сердце бьется, словно птица.
Еду я к Бибо моей.
Вот и горы все видней,
Позади простор полей,—
Мчись, мой конь, не уставая!
Еду я к Бибо моей.
 

Так, нигде не останавливаясь, добрались они к вечеру до Фараха. Здесь спешились отец с сыном и велели слугам поскорее накормить коней. Но только собрались они ехать дальше, как вдруг Шади увидел Тадж Мухаммед-хана. Радостно поздоровались друзья, однако радость встречи не согнала печаль с лица караван-баши. Заметил это Шади и спросил:

– Что с тобой, друг? Какая печаль гнетет тебя?

Грустно взглянул Тадж Мухаммед-хан на Шади и сказал ему так:

– Друг мой, я забыл в доме брата документы на сто пятьдесят тысяч рупий. Без них я пропаду. Прошу тебя, съезди сейчас в Индию, а домой и потом успеешь. Сделай как я прошу, и я буду вечно помнить эту услугу.

Задумался Шади. А Тадж Мухаммед-хан простился со всеми и, не говоря больше ни слова, ускакал в сторону Исфагана.

Тут подошел отец к сыну и сказал ему:

– Любимый сын мой, для афганца просьба друга священна. Но послушай меня и сделай так: быстрее ветра несись в Тальхак, повидай мать, повидай свою Бибо, а потом скачи в Индию и исполни все, о чем просил тебя Тадж Мухаммед-хан.

Шади согласился с мудрым советом отца, вскочил на коня и погнал его так, что ветер засвистел в ушах.

Без жалости гнал Шади своего верного коня, пока не остановился у ворот дома, где жила Бибо.

– Чей это дом? – грозно крикнул Шади. А сам весь побелел от волнения.

Вышла на порог мать Бибо, посмотрела на запыленного всадника и ответила:

– А кто ты? И куда держишь путь?

Не узнала женщина Шади! Ведь прошло столько лет с тех пор, как он уехал! За эти годы из тонкого робкого юноши превратился Шади в сильного храброго мужчину.

Однако Шади узнал мать Бибо и, скрыв радость, ответил:

– Я странник и еду в Индию. Дорога меня утомила. Не велишь ли ты, о женщина, принести мне кальян?

Мать Бибо внимательно посмотрела на всадника, и сердце ее забилось сильнее. «Как похож этот красавец на Шади! Уж не он ли это?» – подумала женщина и бросилась в покои Бибо.

– Доченька, там у ворот стоит всадник! Очень уж он похож на Шади-хана! Пойди-ка подай ему кальян.

Бибо бросилась к очагу, стала заправлять кальян. Хочет его разжечь, а горячие угли все время выпадают у нее из рук. Ведь не привыкли ее нежные пальцы к боли, к огню!

Не заметила девушка, как Шади осторожно вошел в комнату и остановился у двери. Лишь когда он тихонько запел, вздрогнула Бибо, услыхав нежный голос любимого. Шади ей пел:

 
Кальян ты разжигаешь для меня,
Моя Бибо,
И руки обжигаешь для меня,
Моя Бибо,
Оставь кальян и лучше оглянись,
Моя Бибо,
Твой взор светлее жаркого огня,
Моя Бибо,
Как прежде, ты прекрасна и нежна,
Моя Бибо,
И если ты своей любви верна,
Моя Бибо,
Пусть соловьи поют на и до утра,
Моя Бибо,
Мне радость встречи ныне суждена
С моей Бибо!
 

Вскрикнув от радости, обернулась Бибо и ответила так:

 
Любимый мой, ты счастье мне принес!
Но я тебе отвечу на вопрос:
Взгляни, я разожгла тебе кальян,
И он заправлен лепестками роз.
 

С этими словами шагнула Бибо вперед и прильнула к могучей груди своего возлюбленного.

Вечером радостный Шади-хан пришел в свой дом, и велико было счастье его матери, когда она увидела возвратившегося сына.

Он надел свои лучшие одежды и сел у окна, ожидал, когда же приведут к нему его невесту, красавицу Бибо.

Он прождал до полуночи, но Бибо так к нему и не привели.

Удивился и опечалился Шади, однако решил, что, может быть, не положено приводить к жениху невесту в первую ночь. Но сколько он себя ни успокаивал, на сердце у него было тяжело, – ведь он не выполнил просьбу друга!

Настало утро следующего дня. Приехал Вали Мухаммед и обрадовался еще больше, увидев, как сын его спит на своем палянге в родном доме.

Шади-хан услышал шаги отца и проснулся.

– Тень над головой моей, любимый отец мой! – сказал он. – Я ждал вчера всю ночь, когда приведут в дом мою невесту Бибо, а ее все нет и нет.

– Не печалься, сынок. Поверь мне, к вечеру придет к тебе Бибо и станет твоей женой.

И снова потянулись тягостные часы ожидания. Совсем извелся Шади, похудел за эти два дня. Вот уже спала дневная жара, солнце спряталось за острые вершины гор, а Бибо все нет.

И когда наступил вечер, Шади-хан нахмурил брови и сказал своему отцу:

– Прощай! Я сделал так, как ты мне велел; но видишь: все напрасно.

– Подожди еще, сынок! – взмолился отец. – Я сейчас сам побегу к Вали Мухаммеду и узнаю, в чем дело. Он ведь обещал мне выдать Бибо за тебя.

Но Шади-хан был непреклонен. Он оседлал коня, вскочил в седло и собрался уезжать. В это время во двор вбежала Бибо, схватила его за стремя и горько заплакала.

Шади сошел с лошади, склонился к возлюбленной, и она обвила его нежными руками, как лиана обвивает могучее дерево.

– Я на все согласна, любимый! Целуй меня сколько хочешь, только останься. Это мать задержала меня, потому что свадебный мой наряд еще не готов.

– Нет, Бибо, – грустно ответил Шади. – Два дня я ждал тебя, но больше ждать не могу. Просьба друга – священная просьба. А честь для афганца – дороже всего.

И как ни умоляла Бибо Шади-хана остаться, он так и не согласился.

Последний раз поцеловал он Бибо, вскочил на коня и умчался в темноту наступавшей ночи.

После долгих дней пути Шади добрался до богатого города Кветты. В этом городе жил брат Тадж Мухаммед-хана, Баз Мухаммед-хан. К нему-то в дом и приехал Шади.

– Здравствуй, Баз Мухаммед-хан! Пусть будут благословенны дни твоей жизни!

– Здравствуй, о Шади-хан, чья слава гремит повсюду! Зачем ты пожаловал в мой дом?

И Шади рассказал ему о том, что Тадж Мухаммед-хан забыл здесь важные документы. Баз Мухаммед-хан быстро нашел эти документы, вернулся к Шади и сказал ему так:

– Смертная будет мне обида, если ты уедешь, не погостив в моем дворце.

– Но ведь Тадж Мухаммед-хан ждет меня!

– Не великая важность, подождет лишний день. Зато я тебе дам потом таких горячих коней, что ты вдвое быстрее доберешься до Исфагана.

И пришлось Шади-хану остаться во дворце, погостить денек-другой.

А Баз Мухаммед-хан оставил Шади в своем дворце не без умысла. Были у него две красивые дочери, и мечтал он одну из них выдать за Шади.

Узнав об этом, Шади только грустно улыбнулся, потому что сердце его принадлежало Бибо. Только о ней одной он мечтал дни и ночи, о ней тосковал все сильнее и сильнее.

Наконец, распрощавшись с Баз Мухам мед-ханом, Шади отправился в Исфаган. Доехал он до маленького городка и там свалился с коня от усталости. А ночью у него началась лихорадка. Кое-как переспал он до утра, а на рассвете с трудом сел в седло и тронулся дальше.

По безлюдной дороге скакал Шади-хан, и в глазах у него то и дело появлялись зеленые круги. Но, сжав зубы до боли, он ехал все дальше и дальше.

Но скоро силы оставили его, и, не доезжая до Диларама, он свалился с коня. Долго лежал Шади без движения, пока, наконец, не пришел в себя. Огляделся Шади-хан, видит: кругом никого нет, только стоят у дороги какие-то древние развалины. Заполз туда Шади, лег на сырую землю и забылся.

Долго ли лежал он так, нет ли – неизвестно. Но когда очнулся, была уже ночь. Тихо вокруг, безлюдно. Лишь огромные крылья неведомых птиц грозно шуршат в ночном небе. Снова забылся Шади, а когда опять открыл глаза, был жаркий полдень. И снова кругом тишина. И ни одна душа не знает, что лежит он здесь больной и одинокий.