Текст книги "Ультра (СИ)"

Автор книги: Нариман Ибрагим

– Так вот, мы играем не последнюю роль в одном проекте… – папа замолк, решая, что говорить, а что нет. – Да, проекте. И нам положена определенная охрана, точнее, усиленная охрана. ФСБ, как я думаю, или ещё кто-то. Я их никогда не видел. Ну так вот… Кажется, кого-то расстреляли у нас в подъезде. То есть, там чисто, никаких следов, но внезапно в подъезде произвели полный ремонт, заменили лампочки, проводку и полностью сменили кафель. Ну и соседи говорили, что скорая за кем-то приезжала. С полицией…

– И никто ничего не видел? – уточнил я.

– Никто. – ответил папа. – Ты ничего не знаешь об этом?

– Ну, у меня были проблемы с определенными индивидами под новый год, меня даже наказали за это, но я не думал, что полезут к вам. – ответил я.

Вот дерьмо. Ублюдки решили достать меня через родных. Думал, что до этого не дойдёт. И слишком топорно. То есть, не будь у дома скрытой охраны, всё прошло бы гладко, у нас дверь чисто символическая, надо заменить на композитный сплав. Вот ублюдки. Надо решать проблему.

Глава двадцать третья. Почему плохо быть героем

– … да, оценки у него самые высокие, конечно. Хорошо. Мы приготовим всё необходимое. – мама разговаривала по телефону.

Я приехал в субботу, уже прошла неделя с моего предыдущего "мажоритета". То есть, я снова на самолёте прилетел в Феодосию на суточное увольнение. Бутылочка дорогого масла для сервоприводов превращает майора В-200 из злой боевой машины в доброго домашнего робота, который чуть ли по щеке не потреплет, давая добро на суточный увал. Очень кстати дежурным по институту на этих выходных стал именно он. Роботы прекрасно понимают, что такое бытовая коррупция и активно участвуют в ней. Базовое сервоприводное масло, выдаваемое военным роботам государством, отличается поганым качеством и здорово уменьшает ресурс узлов, тогда как довольно дорогой заморский аналог даже увеличивает его. Это не значит, что у нас нет качественного масла, отнюдь нет. Просто старые роботы имеют чрезвычайно низкий приоритет важности. По израсходованию ресурса большей части узлов, роботов списывают и заменяют на новых, так дешевле и эффективнее. И никакого злого государства, которое наплевательски относится к расходованию собственных ресурсов. Чистый прагматизм.

Но это не значит, что В-200 готов принять свою судьбу. Зарплату ему никто не платит, ему приходится работать с тем, что дают, поэтому с ним можно договориться, если знать, что ему нужно. И так почти со всеми роботами института. С некоторыми договориться нельзя, потому что они слишком тупые, а с некоторыми нельзя договориться потому что они слишком умные. Такие как майор В-200 – золотая середина.

И вот, после вручения довольно дорогого презента майору, я дома, слушаю, как мама разговаривает с кем-то из министерства образования. Парис отличился, раскатал в пух и прах целую пачку элитных задротов на олимпиаде по химии. Держал интригу до последнего, даже прошел повторный тест на допинги.

– Ну что там? – спросил я.

– Говорят, что готовы взять его на бюджет в МГУ, на факультет химии. – выдохнула мама.

– А школа? – удивился я.

– Так его посреди учебного года никто и не заберёт. – ответила мама. – Как все пойдёт, просто с бюджетом вопрос уже решен.

– Но он же, вроде как, на математику и физику упор делал? – не понял я.

– Галина Валерьевна и говорит, что ему сразу же научного руководителя найдут, будет учиться на кафедре вычислительных методов в химии. – объяснила мама. – Всё, ещё один ушел…

– Надо было больше детей вам с папой заводить. – улыбнулся я. – Я с Прасковьей в одно местечко съезжу ненадолго, в воскресенье к обеду буду.

– Ты на следующей неделе будешь? – спросила мама.

– Ага. – кивнул.

– Тогда езжай. – разрешила она. – Мне теперь надо Париса готовить… Маме сообщить надо… Вот не поверит.

//Хабаровск//

– Что мы забыли в этой дыре? – спросила Прасковья раздраженно.

– Одного дружка надо проведать. – ответил я. – Пойдём, машина уже должна быть рядом.

Суо нашла для меня выход на тех ублюдков, которые штурмовали подъезд моего дома. Она взломала все камеры в округе, базу данных полиции, причём не совсем незаметно для самой полиции, из-за чего в портовом районе Феодосии был объявлен план-перехват. Безуспешно, так как не было никаких злоумышленников.

Нашли мы ублюдков, улетели в Хабаровск, чтобы отсюда перебраться в Китай, а оттуда куда угодно.

ФСБ, а захватом штурмовиков моего подъезда занимались именно они, убили не всех, там пятеро каким-то образом сумели улететь сначала на частном вертолёте, потом на частном самолёте, без каких-либо следов, но Суо провела эвристический анализ совокупных признаков злоумышленников, точно установила где они сейчас, поэтому я вылетел в Хабаровск и сейчас искал каршеринговую тачку, которая должна подкатить ко мне с распростёртыми дверями где-то… здесь.

Ну да… Какая-то японская салатовая хрень, типа кроссовера. Ничего другого и не ждал.

– А тебе не западло садиться в это? – поинтересовалась Прасковья, презрительно ткнув пальцем в "гордость самурая".

– О, уголовные понятия… – усмехнулся я. – Открываю в тебе всё новые и новые грани характера, каждый день… Удивительно.

– Пошел ты. – пробормотала Прасковья, садясь в машину и доставая телефон.

Суо смогла установить, что эти ублюдки прячутся где-то в квадрате двадцати километров. Я уже направил свою самурайскую машину туда, как руль заблокировался и отжалась педаль тормоза. ГАИ.

– Сержант Филармонов, ваши документы. – приложил руку к фуражке хабаровский мент.

– Здравствуйте, вот. – протянул я водительское удостоверение, удивлённый существованием живых гаишников.

– Каршеринг? – в свою очередь удивился гаишник. – Я думал, их уже позакрывали всех.

– Гек, как закончишь с полицейским, разворачивай машину и уезжай. – сообщила мне Суо.

– Но почему? – спросил я мысленно.

– ФСБ уже нашли нападавших. – ответила Суо. – Я даже с камеры, расположенной в двух километрах, слышу интенсивную стрельбу и взрывы. Лучше тебе не быть связанным с этими делами. И вообще, после перелёта я сотру все свидетельства вашего пребывания в Хабаровске.

– Договорились. – согласился я мысленно.

Прасковья молчала, с кем-то переписываясь по мобиле, а я развернулся обратно к аэропорту. Дела…

– Хотя… – Суо замолкла. – Есть скрывающийся в тайге психопат-убийца, главный подозреваемый в деле о Лесном Потрошителе, заведенном в двадцать девятом году. Тридцать пять жертв, в основном жители деревни Иванковцы, также имеются доказанные эпизоды расправы над неустановленном количеством китайских контрабандистов. Скрылся в тайге, в розыске до сих пор. Поликарп Васильевич Тополев, девяносто восьмого года рождения.

– Старикашка? Цена вопроса? – поинтересовался я.

К маньякам симпатии не испытываю, поэтому совершенно не против прикончить ещё одного.

– Десять килограмм платины, три куба развития. – сообщила мне Суо.

– Это хорошее вознаграждение… – подумал я. – Берусь. ФСБ на меня не вышло?

– Пока нет. – ответила Суо. – Я позаботилась о зачистке следов. Специально за тобой никто не следит, поэтому пока что имею возможность делать тебя невидимым.

– А как же те криминалы? – не понял я. – Разве они не должны искать способ меня выловить и прикончить?

– Они, как говорил один мой хороший знакомый, прижали жопу. – пояснила Суо. – Их сейчас загоняют как волков. Они сунулись на территорию ФСБ, покусились на учёных государственной важности, носителей государственных секретов. Так нельзя, поэтому они сейчас расплачиваются за все грехи, свои и чужие.

– Во дела… – вслух произнёс я.

– Что за дела? – отвлеклась от телефона Прасковья.

– Забей. – бросил я и продолжил ехать в тишине.

– Плохо, что кого-то из них могут взять живьём. – произнесла Суо задумчиво. – Тогда вполне вероятно вскроется вся цепочка, а там и до твоего раскрытия может дойти. Не хотелось бы мне становиться подопытным кроликом…

– Будем надеяться… – подумал я.

А что ещё остаётся? Я ФСБ, ГРУ и прочие страшные аббревиатуры не потяну. И не хочу даже задумываться о возможности противостояния с подобными структурами.

Это в кино они отважные и справедливые борцы с враждебными силами, а в жизни… Вот возьмём меня. Вроде как со стороны нормальный парень, отличный курсант, с выдающимися перспективами, но фактически рабовладелец, хоть и невольный, а также прямо сейчас еду убивать человека.

Ехали по относительно ровной местности, объезжая овраги, самурайский кроссовер справлялся. Долго ехали, часа четыре.

– Это где-то здесь. Он в радиусе пятисот метров. – сообщила Суо, когда мы прибыли к месту.

– Ты привёз меня в тайгу чтобы прикончить и прикопать? – с затаённым страхом спросила Прасковья.

А потом она увидела лесную хижину, замаскированную специальной сетью и деревьями.

– Я же говорю, это было бы слишком легко для тебя. – покачал я головой, глуша двигатель. – Мы здесь чтобы проведать моего сердечного друга.

Я достал из-под сиденья старинный пистолет Макарова и взвёл его.

– Ты же только что сказал, что это твой сердечный друг. – насторожилась Прасковья, глядя на процедуру подготовки оружия.

– У нас очень плохая сердечная дружба… – с сожалением произнёс я.

– Капканы. – предупредила Суо.

– Не выходи из машины, капканы повсюду. Вот тебе ТТ, ещё не разучилась пользоваться? – я протянул Прасковье пистолет.

– Справлюсь. – ответила та, принимая тяжелый пистолет.

Обходя тщательно замаскированные капканы, я тихо подошел к двери. Это место хрен найдёшь, если не знать точные координаты. Четыре миллиона квадратных километров – восточносибирская тайга, прятаться можно до третьего тысячелетия. А ведь есть и остальная тайга, чуть более населенная чем восточносибирская, но всё равно. В целом у нас в стране пятнадцать миллионов квадратных километров плохо изведанной тайги, тут армии прятать можно, про одного человека и говорить нечего!

Только тут без помощи выживать очень тяжело, почти невозможно…

Выбиваю дверь, врываюсь внутрь. Силуэт – выстрел, выстрел.

С хрипом на деревянный пол заваливается тело. Глаза привыкают к полутьме.

– Вот и всё, Поликарп, добегался. – произношу я.

Суо открывает перед глазами список Топ-10 по региону. Поликарп Тополев зачеркнут. Подхожу к телу и забираю три куба. Клёво. И совсем не жаль.

– За что? – тихо спросила из-за спины Прасковья.

– Маньяк-убийца, орудовал километрах в пятистах отсюда. Тридцать пять жертв из местных, ещё хрен знает сколько китайцев. – ответил я на это.

– Вырезал печень и сердце, а тела оставлял в живописных экспозициях. – дополнила Суо.

– Это реальный маньяк, вырезал печёнки и сердца. – дополнил я своё объяснение новыми сведениями.

Честно говоря, в глубине своей души я признаю, что это занятие – не самое моральное в моей жизни. Система толкает меня к убийству ради денег и развития. Будто бы это всё оправдывает. Но это не так. Я пристрелил только что человека. Внезапно, он не ждал. И не дай бог это окажется какая-то подстава…

– И ты уверен на все сто? – подлила масла в огонь разгоревшегося внезапно сомнения Прасковья.

– Вот ты и поможешь мне убедиться. – сказал я и начал обыск.

Должны быть хоть какие-то признаки… Хоть что-то… Ведь не бывает, что маньяк совсем ничего не оставляет.

Хижина была пуста. То есть, не пуста, тут были все условия для автономного существования, даже некоторое количество покрытых пылью просроченных консервов… Стоп. А чем питается этот отшельник? Точнее, питался?

Кухня обжитая, но я не обнаружил никаких признаков свежей еды. В холодильнике какие-то соленья, но ничего из магазинного. Что-то тут нечисто…

– Подвал. – посоветовала Суо.

Я вышел наружу. Подвал заметил ещё когда только подходил. Удар попавшимся кстати колуном – замок отвалился.

Сразу пахнуло застарелым потом и дерьмом. Он что, срал там?

Закрыв нос и рот тряпкой, задержал дыхание и спустился вниз.

А вот и доказательства.

– Прасковья, не ходи. Тебе сюда не надо. – сообщил я наверх.

Тут действительно кто-то гадил. Клетка, миска для еды, а также освежеванный человек, висящий на крюке. Ну да, в тайге сложно выжить без помощи…

Больной дегенерат держал этого неопознаваемого теперь человека как консерву, возможно даже не его одного. Долго держал, дерьмо сгребал в тележку, кормил хрен знает чем…

Вот что за мир у нас такой? Это просто жесть… Невозможно.

– Б-боже… – в проёме подвала свет загородил силуэт Прасковьи.

Она исчезла из проёма, судя по звуку, упала на землю и начала блевать.

Выйдя наружу, я упал на землю и тоже начал блевать.

– Суо, что за… дела? – спросил я мысленно.

– Иногда рефлексы преодолеть очень сложно. – ответила Суо.

Проблевавшись, поднялся на ноги и нашел взглядом лопату. Сходил в дом, взял пакет и перекидал все следы нашей с Прасковьей "деятельности" в него, вместе с землёй. Незачем оставлять своё ДНК на месте преступления. За самосуд у нас сажают очень надолго.

– Что же это?.. За что же так… – плача воспросила Прасковья.

– Постарайся забыть всё это. – попросил я её. – И я постараюсь забыть. Он действительно ё№%ный маньяк. Был. К чёрту, поехали отсюда.

Самурай тихо рявкнул и унёс нас прочь от этого поганого места. Настроение дерьмовое – это легкое описание. Внезапно, при объезде очередного оврага, что-то врезалось в багажник. Прасковья буквально взлетела в кресле.

– Это что за нахрен? – спросил я вслух.

– Я-я не знаю. – испуганно призналась Прасковья, обернувшись назад.

– Это награда подъехала. – объяснила происходящее Суо. – Не показывай Прасковье. Долго объяснять будешь и в конце концов не объяснишь.

– Сиди, где сидишь. – остановил я машину.

Открыв багажник, посмотрел на содержимое. Слитки платины, идентичного размера, как один. Охренительно. Десять килограмм. В килограммах платину никто не продаёт, её продают в тройских унциях. И тройская унция сейчас стоит тысячу пятьдесят три доллара. Здесь ровно десять килограмм, можно не проверять. Это триста тридцать девять тысяч шестьдесят шесть долларов. Умножаем на десять, получаем три миллиона триста девяносо тысяч шестьсот шестьдесят рублей. И это только за то, что нечеловеческая тварь из тайги перестала тратить кислород нашего с вами дома… А ведь ещё есть три куба развития…

Нет, нихрена не успокаивает.

Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо.

– Что там? – неуверенно спросила Прасковья, когда я захлопнул багажник и сел за руль.

– Награда. – буркнул я коротко.

– Какая награда? – не отстала Прасковья.

– Щедрая. – ответил я и сконцентрировался на дороге.

Хрень полная. Куда я дену платину? Её сейчас не легализовать вообще никак. Всё давно посчитано, добыча драгоценных металлов и неметаллов контролируется единым псевдо-ИИ, ввоз-вывоз, расходование, даже усушка и утруска. Это не граммы, которые мало ли где могли заваляться, тут десять кило…

И как находку их не объявишь, уйдёт в собственность государства, а я схлопочу кучу вопросов и, скорее всего, срок. Вряд ли условный. Плохо.

– Слушай, а твой папаша может как-нибудь легализовать десять килограмм платины? – поинтересовался я у Прасковьи.

– С чего бы ему это делать? – ей ситуация вообще не нравится, она только-только догадалась стереть рвоту со рта.

Ну, это понятно. Стала соучастницей убийства, пусть и какого-то психа, жравшего людей. Отмажут её, конечно, но образуется хорошо видное пятнышко на репутации. И это не появление в общественных местах в пьяном виде. Это даже не избиение случайных прохожих. Даже не убийство прохожего по неосторожности. Это соучастие в капитальном таком умышленном убийстве, совершенном группой лиц по предварительному сговору. И хрен ты докажешь, что сговора не было. Зря я её, конечно, взял с собой. Но не воротить прошлого, как и слов назад не вернуть.

– Ну, если, чисто гипотетически, имеется десять килограмм платины тысячной пробы. – вновь заговорил я. – Химически чистые, абсолютно без примесей, десять кило. И их надо сбыть. Скажем, я могу продать её твоему папеньке за миллион рублей. Он на это подпишется?

– Это не так обсуждается. – дала задний Прасковья. – Лучше с ним самим беседовать.

– Ну хорошо. – кивнул я. – Можешь связаться и переговорить?

– Я… – Прасковья замерла и достала телефон.

Рингтон вдруг заверещал голосом Рианны что-то о наркотической любви.

– Это папа! – она нажала "Сброс".

– Ты зачем сбросила? – не понял я действий.

– Он ничего не знает. – ответила Прасковья.

– Ну охренеть теперь… – ударил я ладонями по рулю. – Сука, твою мать… Я думал у вас всё схвачено и все всё знают!

– Он меня убьёт… – психика Прасковьи, подорванная последними событиями, дала сбой и она заревела.

Я не стал ничего говорить, лишь включил магнитолу. Зазвучал характерный рок-н-ролльный перебой. Затем зазвучал хриплый, весьма запоминающийся голос:

 
В этом мире,
Столько всякого,
Легко себя потерять!
Только-только,
Подсохнет слякоть,
Как всё вернётся опять
 

Затем раздались очень клёвые аккорды, или как их там, в музыке вообще не разбираюсь. Но очень крутые.

 
Я бы раньше,
Хрен поверил бы,
Да кровь испортила блядь.
Их так много,
Такие разные,
Не успеваешь поспать!
Покой нам только снится, только где эти сны?
Пушистый хвост лисицы не оставил следы
Дорог так много – моя одна!
Тяжёлый рок-н-ролл весёлый – эх, жизнь моя!
Осенний ветер,
Швыряет листья,
И на асфальт их гнить!
В этих листьях,
Я вижу лица,
У них у всех гепатит!
Покой нам только снится, только где эти сны?
Пушистый хвост лисицы не оставил следы
Дорог так много – моя одна
Тяжёлый рок-н-ролл весёлый – жизнь моя![23]23
  Константин Ступин – Пушистый хвост лисицы. Рекомендую настоятельно. Он – настоящий Ультра.
  https://www.youtube.com/watch?v=ZJA_2CTNjfA – ссылка на песню.


[Закрыть]
 

Прасковья тихо хныкала, а я наслаждался неожиданно богатой смыслом песней. Зашазамить.

Константин Ступин? Никогда не слышал. Надо поискать, в тексте чувствуется, что за человек. Не знаю, иногда такое вот чувствую в песнях. Бывают художественно безукоризненные, вылизанные песни, но пустые. А бывают вот такие, на простой гитаре, а зато так душевно, с надрывом. С атмосферой песни.

Снова зазвонил телефон Прасковьи.

– Возьми трубку, папа ведь звонит. – попросил я её, приглушая звук магнитолы.

– Хуже только будет. – отрицательно затрясла головой Прасковья. Часто-часто. Она на грани.

Вот она, настоящая. Неподдельная, не мимикрирующая. Надо получше разглядеть её сейчас. Будет с чем сравнивать завтра, послезавтра.

Сука, а на душе как погано. Знаете, каково это? Это когда твоё представление о реальном мире, которое ты без серьезных повреждений пронёс сквозь перестрелку с бандитами, смерть когда-то лучшего друга, кровавую схватку с непонятными наёмниками, через год изнурительной учёбы в военном институте, к х№%м разбивается вдребезги о висящего на крюке освежеванного покойника. Понимаете? И если я хоть как-то был подготовлен к этому дерьму, если к этому вообще можно приготовиться, то вот Прасковья вообще оказалась неготова. Её трясёт сейчас, она, не до конца давая себе отчёт в действиях, открыла бардачок и зашарила в поисках, по-видимому, бухла. Наверное, у неё в тачке там всегда лежало какое-то очень дорогое и вкусное пойло.

– В жопу… – вышвырнула она зацепившиеся за золотой браслет проводные наушники.

Она судорожно вздрогнула и как-то дёрганно вытерла слёзы.

Я прибавил громкости. Какие-то неизвестные попсовые исполнительницы прошлого надрывались, но я не вслушивался в текст. В голове я прокручивал слова этой песни хриплого пожившего рокера…

Плохо, но надо ехать дальше. Я активировал ГЛОНАСС-маяк, оставленный в хижине, пока сигнал бьёт.

Хижину найдут, человека опознают, а тварь наконец-то перестанут искать.

Ствол выкинул на обочине трассы, в ближайшую канаву в разобранном виде. Незачем мне такое историческое оружие.

Платину прикопал в лесу, запомнив координаты с точностью до сантиметра. С ней нихрена не станется, а со мной, если полечу с таким грузом, станется.

Когда-нибудь, если удастся договориться с папашей Прасковьи, вытащу.

В аэропорту Хабаровска подождали два часа, а затем полетели в Москву.

В небе над Бескрайней Прасковья спала. Я не спал, думал, прокручивал в голове кадры дерьмовой ситуации. Зачем я полез вообще?

Я что, герой эпический, б№%дь? Мне больше всех надо было? Ну и что, что маньяк? Мало их? Решил проблему, да? Теперь больше не будут люди в лапах тварей умирать? Людей есть теперь перестанут?

И вообще, зачем попёрся за этими бандосами непонятными? Почему Суо не остановила?

– Почему ты не остановила меня? – спросил я мысленно.

– Потому, что это не моя задача. – ответила она, появившись перед глазами. – Потому, что ты сам должен принимать решения, а не идти на поводу у золотого шарика у тебя в голове, Гектор. Повзрослей, наконец. Я не хочу таскать тебя как послушную марионетку из края в край. Я помогаю, решения принимаешь ты. Я не могу тебя заставить и не могу по-настоящему остановить. Только ты отвечаешь за свои поступки, ты должен это понять раз и навсегда. Игры закончились давным-давно. Это взрослая жизнь и только ты решаешь, какой она будет. Я сделаю всё, чтобы провести любое твоё решение, но решаешь ты, не я.

Отповедь. Вот этого мне и не хватало сейчас. Как раз, б№%дь… Хотя, я тоже хорош. Полез с обвинениями в собственную голову. Виноватого искать, мать твою… Ха-ха…

Давайте попытаемся думать рационально. Петя, бандосы, наёмники – люди? Люди. Мертвые люди. Труп твари – тоже вроде как человеческий. Жертва твари – человек. Так в чём разница? Не должно быть разницы.

Но она есть. ОСВЕЖЕВАНО. ОСВЕЖЕВАНО. ОСВЕЖЕВАНО. Мать твою… Как корову на бойне какой-то… Мать твою…

Захотелось биться головой об стену, но нельзя, поэтому я до боли стиснул кулаки. Не отпускает.

Приземлились в Москве, сразу на пересадку в Феодосию. Турбовинт, час.

Ночь, Феодосия. Дом. Только не мой, а Прасковьи. Я, нахрен, в таком состоянии к родителям не пойду. Нельзя в таком виде.

Прасковья села на кожаный диван и стиснула в руках голову.

– Не уходи. – попросил я её запоздало. Она уже ушла в мысли. – Я сам не ожидал увидеть такое, так что прости…

– А чего ты ждал? – вскинулась она и вперилась в меня немигающим взглядом, затем опустила взор в пол. – Ублюдочный мир…

– Люди, а не мир. – поправил её я. – Тварь заслужила свои пули и теперь горит в аду. Мы не могли спасти того человека. И предыдущих жертв. Ты не виновата, что тварь появилась на свет и творила зло.

Я говорю это для неё. Я нихрена не чувствую себя так уверенно, как пытаюсь показать.

– Но это же… – Прасковья снова не сдержалась и разрыдалась.

– Есть алкоголь? – спросил я.

Тычок в стенной шкаф.

– Кажется, у тебя проблемы с алкоголем. – попытался я пошутить. Тупая, несмешная и неуместная шутка.

Полки шкафа были забиты бутылками с различным бухлом. Алкомаркет, сука его мать. Вина, коньяки, ликёры… Я взял две бутылки бренди "Brave Lucy", тридцатого года. Видел в рекламе, но никогда не пробовал. Я вообще с алкоголем не очень. Но рекламу запомнил: разбитная барышня в мужском деловом костюме бухала по-черному, дралась с посетителями бара, летала на биплане, сожгла зачем-то газетный киоск, а потом пришла домой и легла спать. Смысла не понял, но художественная ценность у ролика определенно была.

Налил полный стакан и протянул его Прасковье. Та взяла у меня бутылку и начала пить с горла.

– У тебя точно проблемы с алкоголем. – произнёс я утверждающе, делая глоток из стакана. Ну и дерьмо.

Я достал из шкафа коробку шоколадных конфет, раскрыл её и сходу зажевал горечь неприятного напитка парой конфет.

– Это очень хороший алкогольный напиток. – отметила Суо. – Высокое качество очистки и длительная выдержка сделали своё дело.

– Всё равно дерьмо. – подумал я, тем не менее допивая стакан до дна.

– Мало. – недовольно произнесла Суо. – Выпей ещё пару стаканчиков.

– Ты же должна заботиться о моём здоровье? – недоуменно подумал я.

– Это нужно для химического… да кого я обманываю! – Суо усмехнулась. – Хочу снова почувствовать это ощущение…

– Так ты чувствуешь всё, что чувствую я? – подумал я, изрядно удивившись.

– Естественно! – Суо рассмеялась. – Я же симбионт, а не машина какая-то! Наливай живее!

Налил полный стакан, заготовил три конфеты и залпом выпил. Закусил конфетами, за штанину джинсов кто-то дёрнул. Опускаю взгляд – на полу сидит Прасковья и требовательно тянет руку к моей бутылке.

Наливаю ещё один стакан и отдаю бутылку ей. Опрокинул внутрь, зажевал конфетами. В голове зашумело, тело стало слегка ватным. Прасковья держала пустую бутылку из-под бренди горлышком вниз и бессмысленно смотрела в стену.

– Ещё? – удержал себя от лишних слов я.

– Угу. – пьяно мотнула она головой.

Я встал из-за стола и нетвердой походкой подошел к открытому настежь шкафу. Взяв длинную зеленую бутылку среднего размера, я прочитал на ней "Absinthe" и пожал плечами. Нихрена мне не говорит. Бутылка только странная. Вернулся к Прасковье, налил полный стакан и протянул бутылку вниз. Прасковья пробормотала что-то недовольное, но бутылку приняла. Залп. Горькое говно… Шоколадки заканчиваются, но не сдаются.

– Знаешь… а мне уже приходилось убивать… – я сел рядом с Прасковьей, пытающейся отдышаться от глотка горького пойла. – Я даже нихрена не почувствовал сегодня… Как будто по мишени отстрелялся… Это, наверное, плохо… Это был урод, каких поискать, а то, что он в подвале натворил… Дерьмо… Но когда стрелял, не видел же… Это, наверное, патология… И я, и он… Ох, что-то мне нехорошо…

Я быстро проковылял в туалет и опорожнил желудок в унитаз.

Вернувшись, увидел Прасковью, сидящую на полу и крутящую в руках необычного вида револьвер.

– Зря… – покачал я головой. – Согласен, так было бы легче всего, но это не есть конечная остановка для красивой, но стервозной мажорки вроде тебя…

– Пошел ты, Гектор… – почти трезво ответила Прасковья.

Я взял бутылку случайного пойла и опустился на пол напротив Прасковьи.

– Прас-ковья… – протянул я после стакана сладкого напитка типа мартини. А, это и есть мартини. Насрать. – Имя у тебя необычное. Даже странное…

– Чья бы корова мы-мычала, Гхектор! – алкоголь взял своё, она пьяно улыбнулась. – Ты весь такой умный, быстрый, сильный… мечта любой девушки. Но что-то я не видела, чтобы ты встречался с кем-нибудь. Эту… Марину в расчёт не беру, у вас что-то там было, но это было что-то неловкое и неудобное… раз вы общаетесь как какие-то… ты меня понимаешь… Ты ответь мне, мне надо знать, Гхектар… Ты не гхей?

– Чо? – завис я от её длинной речи.

– Ты… не из заднеприводных? – повторила она вопрос, добив мартини, отнятый у зависшего меня.

– Чиво?! – возмутился я. – Почему ты так решила?

– Ну вот Альбину возьми, к примеру. – Прасковья прислонилась к ножке стола возле моих ног. – Она явно не против… меня считает досадной помехой… а ты… ты пойми, ты идеал для многих девушек в институте… для Альбины… для… даже для меня… будь ты из моего социального сегмента, или класса, как раньше говорили… я бы не пожалела никаких денег, чтобы быть рядом с тобой… ты не самый расписной красавчик… но и не урод… мужественный, сильный… твой брат другой… таких красавчиков как он… много таких… а ты… настоящий офицер… и будь всё иначе, давно бы был моей главной мечтой…

Неожиданный поворот. Особенно для тупого меня. Когда речь о девушках и намёках, я туплю чуть выше обычного.

– Ты меня ненавидишь… – продолжила говорить Прасковья. – Есть за что… Все ненавидят… даже друзья и подруги… я ушла в институт, а всем плевать…

Она водила пальцем по курку револьвера. Не хватало мне ещё сегодня…

– Дай сюда. – потребовал я, протягивая руку.

– Неа. – отказалась Прасковья.

Я встал, прошел к алкошкафу и взял случайную бутылку. Выбил пробку и снова сел рядом с Прасковьей. Глоток. Сладкий напиток со слабым градусом. Батя говорил, что никогда нельзя понижать. Как жаль, что всё пошло по…

– "Розовый рассвет"? – прочитала Прасковья на этикетке. – Даже бухло берёшь гейское…

– Дай сюда пистолет. – я приблизился к ней.

Её лицо, с розовыми от принятого алкоголя щеками, было в нескольких сантиметрах от моего. Правой рукой я приблизил её лицо к своему и поцеловал. Левой же выхватил револьвер. Она что-то промычала, не размыкая поцелуя, обняла меня, а я разъединил её руки и отстранился.

– Ублюдок… – прошептала она. – Как же я хочу тебя…

– Ты пьяна. – сказал я ей. – Пора спать.

Встав кое-как на ноги, я поднял Прасковью с дорогого паркета и понёс в направлении спальни. Самому было не очень хорошо, понижение градуса давало о себе знать – голова кружилась, жар от тела Прасковьи невыносимо жёг руки. По дороге увидел настенные часы – два часа ночи. Охренеть, скоро просыпаться и лететь в Ростов.

Я положил Прасковью на кровать и лёг рядом. Сила воли куда-то пропала. Я просто так хотел, поэтому лёг рядом.

Наши глаза встретились. Она как-то завороженно смотрела на меня. Я такого ещё не видел. По красивому лицу, вбок, стекла слезинка.

– Ты всё-таки очень красивая… – произнёс я. – Но стерва и туповка…

Я закрыл глаза и почти мгновенно уснул.