Текст книги "Тили-тили тесто (СИ)"
Автор книги: Нара Андреева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 7
– Коса, ты чего это творишь? – Витька смотрел на него с удивлением. – Только на днях заливал, что эта сумка – твой талисман на удачу, и бац, решил, что она больше не нужна?
Стас усмехнулся, но ничего не ответил. Переложив из сумки все вещи, он нащупал во внутреннем карманчике жемчужную нитку. При Витьке доставать её не стоило. Парень он классный, хоккеист отменный, но болтун, каких свет не видывал. Поэтому Стас аккуратно сложил сумку и убрал её в чемодан. Старушка своё отслужила, пора уж на покой, швы поистрепались, да и молния застегивалась через раз.
Витька, тем временем, не сдавался:
– У нас же игра завтра, серьезная. Финны надеются взять реванш за прошлый проигрыш, Вовка просочился к ним на тренировку, говорит, те в ударе: морды кирпичом, зубами скрежещут. На такую игру удача, ох, как потребуется.
– Не дрейфь, Липа, удача осталась со мной, – Стас засунул чемодан под кровать. – У меня теперь другой талисман есть. Да такой, что никаким мордастым финнам не прожевать, зубы поломают. Давай спать лучше. Не дай бог, Полкан заявится. Нам так за нарушение режима влетит, что мало не покажется. Это в лучшем случае. В худшем – от игры отстранит и из сборной попрет.
Стас вовсе не собирался сообщать, что новый талисман носил красивое имя Виктория и жил прямо в его сердце. После возвращения на базу он улучал каждую свободную минутку, чтобы написать ей письмо. Несколько раз ему удавалось позвонить. И каждый раз, услышав в трубке её голос, он чувствовал, что у него вырастают крылья.
Витька пробурчал себе под нос что-то на тему скрытности Стаса, но признал, что спать и верно пора.
Стас улегся в кровать, дождался, пока уляжется Липа, и выключил торшер. Всё-таки, хоть и привык он к Витьке, жить в общаге ему изрядно надоело. Но чтобы получить долгожданный ордер, мало быть чемпионом СССР. Но впереди олимпиада, так что... Всё в его руках.
– Коса, а ты, вообще, как? – вдруг шепнул Витька. – Ты ж отца схоронил недавно. Уверен, что к игре готов? Тут ведь нельзя дрогнуть. Победа важна, а у тебя такое горе.
Стас стиснул зубы. После возвращения он, выслушав соболезнования ребят, попросил их больше не затрагивать эту тему. Тренерам он сказал, что способен справиться с горем и команду не подведет. Но Липа ... Что с него взять?
– Ты спать собираешься? Заколебал, честное слово! Готов я, не переживай, – огрызнулся Стас и отвернулся к стене.
Витька, пробормотав извинения, скрипнул кроватью и наконец-то заткнулся.
Стас вздохнул. По отцу он очень тосковал. Временами, когда звонил маме, еле удерживался, чтобы не сказать: "А позови батю, я ему кое-что рассказать хочу". Но иногда он ловил себя на мысли, что отец любил его так сильно, что, даже уйдя из жизни, преподнёс ему подарок. И не какой-нибудь, а самый ценный из всех, что Стас когда-либо получал.
Он хорошо помнил тот пренеприятнейший разговор с отцом после первого возвращения из ЦСКА. Стас тогда сказал маме, чтобы она убрала куда-нибудь фотографии Вики, а лучше бы вообще выбросила. Мама удивилась, но сделала, как он просил. Молча собрала все фотографии и куда-то их унесла. А вот отец вызвал его на кухню, плотно прикрыл дверь и потребовал объяснений. Стас долго и пространно рассуждал. Говорил что-то о великом будущем, о возможностях, о новой интересной жизни. Отец выслушал его не перебивая, а когда Стас замолчал, то во второй раз в жизни услышал, как его вежливый и сдержанный папа выругался. Наградив Стаса всеми мыслимыми эпитетами, среди которых самыми литературными были "самонадеянный" и "малахольный", он как-то сокрушенно заметил, что и представить себе не мог, что его сын будет вести себя так ограниченно. Стас тогда был полностью уверен в своей жизненной позиции, поэтому ушёл от разговора, не дав отцу возможности закончить. Но последнюю фразу Стас запомнил: "Вика была твоей единственной возможностью стать счастливым, оболтус, а ты этого так и не понял".
– Теперь понял, бать, всё понял, – пробормотал Стас засыпая. – Спасибо тебе, что помог.
***
Весь день на лекциях Вика чувствовала себя очень плохо. Голова кружилась, подташнивало. Вчера у неё неожиданно начались месячные, на пять дней раньше, чем положено, да и более скудные, чем обычно. Она удивилась – у неё никогда не было подобных нарушений, но испытала что-то вроде облегчения. Стало быть, можно не волноваться о последствиях. Но, тем не менее, состояние было таким неприятным, что Вика уже готова была отпроситься с лекций, сославшись на простуду или мигрень. Известие о том, что сегодня после лекций будет незапланированный ранее факультатив, повергло её в уныние. Их замдекана был человеком своеобразным, и слово «факультатив» интерпретировал на собственный лад. Что толку ему объяснять, что подобные занятия обычно посещаются по желанию? Генрих Родионович считал, что студенты обязаны посещать все предметы. Особенно те, на которых он присутствовал лично.
Однако вопреки её недовольству, факультатив оказался таким интересным, что она даже почувствовала себя лучше. Выпускник исторического факультета Любомир Владимирович Антипов зачитывал им выдержки из своей книги, которую только что издал, где рассказывалось о славянском витязе. Все слушали, затаив дыхание, в конце засыпав довольного писателя самыми разными вопросами.
Вике особенно запомнился один момент в лекции: Любомир Владимирович объяснил, что, к его сожалению, в РСФСР очень редко употребляются исконно русские имена, всё больше греческие да римские. И, как правило, навязанные церковниками. А ведь среди славянских имен есть масса прекрасных по звучанию и очень емких по значению. Например: Лада, Радмила, Снежана, а среди мужских – Станислав, Лихослав, Вадим...
Сожаления писателя по поводу римских имен она, разумеется, не разделяла. Собственное имя Вике очень нравилось. Но она впечатлилась толкованием имени Стаса и решила, что когда у них появится ребенок, обязательно назовёт его славянским именем.
Всё её недомогание после факультатива как рукой сняло. Так что ко времени трансляции из Москвы матча СССР – Финляндия, Вика чувствовала себя отлично и была готова поболеть за сборную от души. В течение четырех лет она избегала всех хоккейных матчей по телевидению, и сейчас ей было любопытно проверить: хорошо ли она помнит правила, а так же увидеть, как теперь Стас ведет себя на льду.
Усевшись на кухне перед телевизором, Вика старательно избегала вопросительного взгляда мамы. Та уже несколько дней вот так вот на неё смотрела, дожидаясь, пока она разъяснит хоть что-нибудь про забитый письмами, как в прежние времена, ящик, и про частые междугородние звонки, на которые Вика срывалась с места как ужаленная.
Терпение мамы, пусть даже закаленное малышами в детском саду, оказалось не железным:
– Дочь, – мягко начала она, тронув Вику за плечо. – Ты что, виделась со Стасом? Вы помирились?
Вика вздохнула. Врать она никогда не умела, а мамке так и вовсе не хотела:
– Да.
– Что "да"?
– Ответила на оба вопроса, роднуль, – Вика обернулась и посмотрела на маму. – Я его люблю. И он меня.
– Ну, это не новость, – покачала головой мама.
– А чего тогда так смотришь? Ты против? – Вика вгляделась в мамино лицо – оно было озадаченным, это факт.
– Нет-нет, – поспешно ответила мама. – Я рада. Раз уж помирились, так, стало быть, всё правильно. Я очень за тебя рада... Честное слово.
Пока шёл матч, который сборная СССР явно собралась выиграть, Вика волей-неволей обращала внимание на мамулю. Та, похоже, за игрой вовсе не следила, а думала о чем-то своем. Об этом говорили глубокая складочка, залегшая меж бровей, и отстраненный взгляд. "Ну, маму можно понять, – подумалось Вике. – Четыре года даже имя Стаса было под запретом в нашем доме, а тут..." От размышлений её отвлекла убийственно красивая комбинация, проведенная "Красной машиной", и восторженный голос комментатора:
– Лепатов пасует... Отличная передача, Косогоров ведёт... обходит Сманса... Гоооол! И уже пять два в нашу пользу, товарищи! Погодите, Косогоров показывает знак... да-да латинская буква, означает "Виктория"... Он прижимает руку к сердцу. Да, товарищи болельщики, он прав, это серьезная заявка на победу!
Камера взяла крупно лицо Стаса. И на миг Вике показалось, что он смотрит ей в глаза. "Люблю тебя". Прочитала Вика по слегка шевельнувшимся губам и почувствовала, как по её щекам скатились слезы:
– Люблю тебя, – завороженно повторила она. – Знал бы ты, как сильно я тебя люблю. Умоляю только об одном. Не подведи меня, Стас... Ради бога, не подведи.
Глава 8
Воскресное утро обычно предполагает возможность поспать подольше. Тем более ноябрьское. Однако Вика, едва открыв глаза, вскочила с кровати и бросилась к окну.
Погода была не просто замечательная, а редкая по своей замечательности. Небо радовало чистотой, солнышко светило, птички пели... Нет, в такую погоду спать до полудня, как минимум, неприлично!
Мамы дома не оказалось, и Вика прекрасно знала, куда та ушла с утра пораньше. В последнее время Вика сменила гнев на милость и не ругала маму за общение с отцом. Более того, она уже несколько раз виделась с ним сама и даже выслушала просьбы о прощении. Сказать, что она уже его простила, нельзя, но сейчас, немного повзрослев, Вика понимала – людям надо давать шанс исправить ошибки. Иначе...
Прерывистый междугородний звонок застал её во время завтрака. Вика, не жуя, проглотила кусочек оладушка, закашлялась, смочила горло чаем и бросилась к телефону:
– Алло...
– Доброе утро, – шепнул в трубку Стас, а потом Вика услышала, – Липа, сгинь, тебе говорят! – донёсся шум какой-то возни. – Спасу от него нет никакого! Вот же... увязался... Вика, ты еще здесь?
– Да...
Её разрывало на кусочки от нахлынувших эмоций, но как их выразить словами?
– Поздравляю с победой. Вы молодцы. Замечательно вчера отыграли, – наконец нашлась она. – И спасибо, – дополнила Вика шепотом. – Мне было очень...
– Я был уверен, что ты поймешь! – обрадовался Стас, но потом его голос сразу погрустнел. – Нас не отпускают с базы. Скоро еще одна игра, за ЦСКА, выездная. Но есть и хорошая новость: как только вернёмся, у меня будут два дня увольнительных. Вика... по-твоему, прошло достаточно времени? Мы увидимся? – его голос дрогнул, будто ему было трудно говорить. – Заодно отметим твой день рождения. Он ведь у тебя через три дня.
– Ну, куда я от тебя денусь, – вздохнула она. – Конечно, увидимся... Спасибо, что напомнил о дне рождения, я честно признаться, не отмечала уже четыре года.
– Это я тоже исправлю! – убежденно проговорил Стас. – Мы отпразднуем все твои дни рождения. И мои, – тихо дополнил он. – Начиная с восемнадцатого. Я без тебя тоже не мог... Чёрт, каким же я был идиотом...
... Позже, гуляя в парке и наслаждаясь невероятным ноябрьским теплом, Вика задумалась: что же подарить Стасу? Двадцать два ему исполнится не так скоро, в феврале. Но за прошлые четыре года... Обычно она вышивала ему платок или пекла курник. Но сейчас эти подарки казались ей какими-то детскими и неподходящими.
– Староста! Сколько лет, сколько зим! – раздался веселый голос.
Вика обернулась. На лавочке сидел, сияя улыбкой, бывший одноклассник Боря. Причем, был он не один, а в компании синенькой детской коляски.
– Сокольский! – обрадовалась она. – Вот уж и правда, давненько не виделись! Ты, как я погляжу, времени не терял, успел сыном обзавестись! – Вика подошла к лавочке и заглянула в коляску, откуда на неё уставился улыбчивый темноглазый карапуз, месяцев шести на вид:
– Ааать! – ручка в вязаной варежке попыталась ухватить её за нос. – Авава...кыя!
– Ой, какой ты шустрый! – Вика мягко перехватила ручку. – А как же нас звать величать?
– Андрей Борисович, – хмыкнул Боря. – Познакомься. Тётю зовут Вика, и она очень помогла мне в восьмом классе. Благодаря ей твой папка-второгодник сумел-таки закончить школу и попасть в автомехалку.
– А теперь папа Боря у нас в шоколаде? – Вика оглядела модно одетого парня. – Да ещё и отец семейства!
– Ну, не жалуюсь, – довольно протянул Боря. – Работа кормит. И на хлеб хватает, и на масло... Даже на икорку временами...
Андрей Борисович отца слушал внимательно, время от времени с интересом косясь на Вику. А потом разразился длиной руладой, состоящий из причмокивания и трещания, завершенной заливистым гулением от самых низких до почти ультразвуковых частот.
Вика тряхнула головой, подергала себя за ухо, на секунду показалось, что она оглохла.
Боря, с любовью поглядев на сына, изрек:
– Во! Голосище! Певун растет, точно. Настоящий Фреди Мерькюри!
Вике оставалось только признать правоту счастливого папаши и надеяться, что для следующего выступления будущему певцу надо будет подкопить сил.
Малыш и верно, попив немного водички из рожка, сонно захлопал глазками и удивительно быстро заснул.
– Хорошенький он, Борь. И так на тебя похож! – Вика присела рядом. – Расскажи хоть, как жизнь-то сложилась. Я и знать не знала, что ты женился. Вроде, мы больше не встречались после восьмого класса.
– Так мне сразу работать пришлось, вот и не виделись. Бабка совсем спилась да померла, как только я в училище попал, – поморщившись, начал Борька. – Мне тогда уже шестнадцать было, так что обошлось, в детом не забрали, но стипуха маленькая, а за квартиру платить да покушать... В общем, устроился на завод, на полставки...
Вика слушала очень непростую историю Бори, затаив дыхание. Да уж, трудно ему тогда пришлось. Но удержался, молодец. Нашел в себе силы не спиться и устроить свою жизнь. Вот ведь... а учителя на него в школе ругались, будущим уголовником обзывали. А ей, непонятно почему, понравился высокий темноволосый хулиган. И она решила, что будет ему помогать с уроками. Стало быть, не зря...
–... Как автомех закончил, патент взял, – продолжил он. – Уже несколько лет занимаюсь авторемонтом... Женился вот. С Аней мы в поликлинике познакомились, она медсестрой там работала. Сынулю родили. А я, как заботливый муж, помогаю жене, даю поспать и часто гуляю с Андрюней.
– Ух, так ты муж-подкаблучник? – подтрунила Вика.
– Ну и что? Мне нравится! – хмыкнул он. – Сама-то как? Кольца нет, смотрю, но я ведь матч-то вчера видел, Науменкова. И точно знаю, жест твоего чемпиона означал вовсе не победу. Что там у вас? И почему я тебя летом в этом парке не встречал? Я тут каждые выходные с коляской круги нарезал, на праздники тоже.
Вика смутилась. Ну не рассказывать же Борьке, что в этот парк она избегала, поскольку он намертво был связан с тем неприятным разговором. Да и о своей ссоре со Стасом и о внезапном примирении говорить тоже не хотелось. Так что, она просто улыбнулась и ответила:
– Всё хорошо, Борь. У нас всё хорошо...
***
«С днем рождения, Вика!» – вновь и вновь мысленно проговаривал Стас с самого утра. Вкладывая в слова всё, что накопилось за прошлые годы. С тех самых пор, как они поругались, Стас в этот день всегда чувствовал себя плохо. Его раздирало на кусочки от мучительного, въевшегося в кровь, желания увидеть Вику. Чтобы не дать слабину, он нагружал себя тренировками такой интенсивности, что падал без задних ног уже к семи часам вечера. Но сейчас, повторяя заветные слова, он ощущал, будто всё его тело поёт. «С днем рождения, Вика, – смаковал он каждое слово. – Звучит как музыка. И когда-нибудь найдётся тот, кто догадается и напишет такую песню»...
... Стас отработал передачу Липы и отправил шайбу в ворота. Тренировка подходила к концу, завтра игра, а потом Стас уговорил тренера отпустить его домой напрямую, а не через Москву. К тому же, пятница приходилась на седьмое ноября, так что Стас радовался что успеет подарить Вике все запланированные подарки... И провести с ней три прекрасных нерабочих дня. "Надо обязательно позвонить сегодня еще раз, – думал он по пути в общежитие, где их разместили. – Суну трёшку коменданту, позволит, никуда не денется..."
Принимающая сторона полностью выразила свое радушие, заселив их в старом общежитии какого-то завода. Комнаты с пятью койками имели уж совсем убогий вид, а удобства, которые так назывались просто по привычке, находились даже не на этаже, а внизу, в полуподвальном помещении. Вся команда, возмущенная подобным отношением, бурно выражала свой протест. Больше всех гоношился Липа, настаивая на том, что им обязаны выделить нормальный ночлег, а не заставлять спать в этом клоповнике. Однако всё, что им предложили, так это разойтись по комнатам, а не строить из себя Аллу Пугачёву в гостинице "Прибалтийская".
Стас, в отличие от ребят, не возмущался. Он жил предвкушением своей встречи с Викой, а отомстить ленинградцам намеревался завтра на игре. Он подождал, пока скандал закончится и, не выбирая, занял койко-место в первой же комнате из предложенных. Липа направился за ним, бухтя себе под нос, мол, даже шведы, да что там, вечные противники – динамовцы – размещали их по высшему классу... А тут...
Только Витька собирался занять соседнюю койку, как на его плечо легла рука капитана команды:
– Липа, а ну дуй в соседнюю комнату. Мне с Косой потолковать надо.
Витька что-то недовольно пробухтел, но ушел, а Стас с некоторым удивлением понял, что капитан собирается говорить вовсе не о завтрашней игре:
– Вот смотрю я на тебя, Коса, и думаю, – с хитрым ленинским прищуром начал Вова, – неспроста ты такой довольный в последнее время, ох, неспроста!
– И что с того? – насторожился Стас, делая вид, что занят только тем, чтобы быстрее раздеться и улечься в кровать.
– Да напоминаешь ты мне кое-кого, – капитан еще секунду сверлил его взглядом, а потом тоже принялся раздеваться.
– Харе загадками говорить, – Стас забрался в койку, отметив, что ему повезло, и она не совсем уж провисшая. – Кого напоминаю?
– Меня, – пояснил тот, – лет пять назад. Я тогда тоже с таким полупришибленным видом ходил: море по колено, горы по плечо... А все потому, что Настю встретил. Влюбился, помню, как только увидел. В ЗАГС на второй же день потащил.
"Да уж, Лисов не зря капитанствует не только в ЦСКА, но и в сборной. Проницательный, блин".
– Зуб даю! – попытался отшутиться Стас. – Я твою Настю не встречал. И в ЗАГС её тащить не хочу.
– Ага, пошути мне тут, – Вовка пригрозил огромным кулаком.
Шутить, и правда, расхотелось. Поскольку центрфорвард Владимир Лисов кроме проницательности славился еще и великолепным хуком.
– Ну, да... – неохотно признался Стас. – Собираюсь жениться. Только не трепись, а? Рано пока...
– Ну, я ж не Липа, чтобы языком молоть, – хмыкнул капитан, осторожно вытягиваясь на кровати. Ржавые пружины натужно скрипнули, но, к счастью, выдержали. – А вообще, поздравляю, тебе давно пора, а то, ты подружек менял как перчатки! Я уж опасался, что тебе аморалку впарят. Только вот что, Стас, будь осторожен. Такое состояние и подвести может. В самый неподходящий момент. По себе знаю. Усёк?
А затем, обратившись к остальным, гаркнул:
– Всё, пацанва, отбой. Гасим свет и в люлю! – а когда комната погрузилась в темноту, со смешком добавил: – Ну что, как будем благодарить культурную столицу за шикарный прием, а?..
Свою благодарность каждый сполна собирался выразить на игре. А девизом выбрать фразу: "Рвать, как тузик грелку". <
Глава 9
«Я буду долго гнать велосипед, в глухих лесах его остановлю...»
Проводница штабного вагона, в который Стасу посчастливилось попасть исключительно стараниями Вовки Лисова, не скрывала своей любви к этой песне и крутила её уже пятый раз, и, судя по всему, это был не предел. Стас глянул на часы – почти полдень. Ну, радовало то, что мучиться осталось не так долго. Какие-то два часа и он доберется до своей станции. А пока можно убавить звук хотя бы в своем купе, и сосредоточиться на приятных мыслях.
Капитан верно подметил. Стас, в самом деле, в последнее время ощущал, что ему и море по колено, и горы по плечо. Но, вопреки опасениям Лиса, это отразилось на игре в самом положительном смысле. Стас стал менее агрессивным, не позволял противнику спровоцировать себя, а вместо этого спокойно отправлял в ворота шайбу за шайбой. Можно было понять растерянность защитника хозяев на вчерашней игре. В прошлом "пятый номер" частенько выводил Стаса из себя, отправляя на скамейку штрафников, но вчера что бы тот ни делал, Стас никак не реагировал. Вот и удалось разбить гостеприимных хозяев игры в пух и прах, за что Виктор Васильевич выразил благодарность сильнее обычного "ну, неплохо, неплохо, но можно было и лучше". Даже не пришлось напоминать ему о договоренности. Вовка после игры подошел к Стасу и сказал, мол, Василич велел сопроводить тебя до вокзала и подсобить с билетом. Стас если и удивился, каким это образом Лиса может ему помочь, то виду не подал. Он сам понимал, что с билетами под праздник будет туго и рассчитывал просто сунуть какому-нибудь проводнику на лапу, и хоть стоя, но доехать до Вики. А оказалось, что у капитана на Московском служила тётка, и не кем-нибудь, а старшим кассиром. Поскольку незамужняя женщина обожала племянника больше всех на свете, билетик в штабной вагон она спроворила сразу. Вот так при помощи родни капитана Стас добирался до родного дома не просто быстро, но и с комфортом. Ну, за исключением того, что "Букет" звучал уже в седьмой раз. И того, что обитатели соседних купе полностью разделяли любовь проводницы и прибавили звук на полную.
***
С самого утра, занимаясь домашними делами, Вика не могла определить: какое из чувств захватило её сильнее. Чувство вины перед мамой за произошедшее накануне или чувство радости от предстоящей встречи со Стасом.
Вчера, когда она вернулась из института, мама выходила из подъезда, волоча за собой тяжеленную сумку:
– Дочка, ты что так задержалась-то? Придется голодной ехать, автобус отходит через сорок минут, надеюсь, успеем на автовокзал. Давай, беги домой, бросай дипломат, я тебя подожду. Твои вещи я собрала. Оставила сумку на софе...
Вика оторопела, сначала не понимая о чём речь, но через секунду вспомнила: еще месяц назад они с бабулей договорились, что на этой неделе приедут к ней в четверг, раз уж так сложилось, и ноябрьские праздники в этом году выпали так удачно под выходной. Мама вообще намеревалась задержаться подольше. На работе она взяла за свой счёт выходные на понедельник и вторник, а Вика собиралась вернуться вечерним автобусом в воскресение.
Но это было в планах ещё до того, как в её жизни вновь появился Стас. Сейчас, как бы ей не хотелось увидеть бабулю, Вика осознавала – увидеть Стаса она хочет гораздо сильнее. И что толку обзывать себя бессовестной и легкомысленной? Что толку напоминать себе, что бабушка рассчитывает с ней увидеться? Собравшись с силами, Вика решительно проговорила:
– Я не поеду, роднуль. Завтра Стас приезжает. Давай, провожу тебя до автобуса.
Мама нахмурилась, собралась что-то сказать, но потом передумала и просто молча схватила сумку за ручку, Вике ничего не оставалось, как подхватить сумку с другой стороны...
Отогнав от себя тревожные мысли, Вика решила попить чаю с бутербродами, и только тут до неё дошло, что бутерброды-то делать не из чего. Утром, по привычке наделав себе оладушков, она не заглянула в хлебницу, которая нынче была абсолютно пустой. Мама вчера не покупала ни хлеба, ни булок, предполагая, что их не будет дома несколько дней. Да и в холодильнике не было ничего съестного, кроме початой пачки масла, двух яиц и полбутылки кефира, но ещё раз кушать оладушки Вике не хотелось.
Она надела пальто прямо на халат, обулась на босу ногу и, памятуя, что с утра временами идет дождик, прихватила зонтик, бегом спустилась по лестнице, и, не успев притормозить, буквально впечаталась всем телом в...
Вика подняла глаза. Стас смотрел на неё так, что сердце моментально ушло в пятки, а по телу пробежали мурашки. Ну, как тут применить тщательно отрепетированное перед зеркалом милостивое выражение лица, небрежно бросить задуманное "О, ты пришел" и надменно приподнять бровку? Когда? Если хватило одной секунды, чтобы растворится в любимом с детства запахе. Вика прижалась к Стасу еще сильнее, краем сознания отметив, что его куртка совсем мокрая, и в теплый аромат сдобы проник прохладный запах дождя.
– Я так скучал, – тихо шепнул Стас, сжимая её в объятиях. – Ты даже... – он уткнулся губами ей в макушку, – я так рад тебя видеть, конфетка...
– И всё-таки, почему ты так меня зовешь? – только и смогла прошептать Вика в ответ. – Странно так... почему конфетка?
– Я же сладкоежка, – со смешком ответил он.
Где-то в подъезде хлопнула дверь. Вика напряглась:
– Нам надо...
– Пойдем, конечно... А твоя мама?
– Она у бабули, вернется через несколько дней, – на последних словах Вика немного стушевалась, вдруг представив, как двусмысленно они сейчас звучат.
Но Стас просто кивнул и последовал за ней вверх по лестнице.
Едва они зашли в квартиру, Вика, с ужасом вспомнила, что на ней надет старенький домашний халат, бросила зонтик в прихожей и пулей рванула в свою комнату переодеваться.
– Иди на кухню, Стас. Поставь чайник, – крикнула она, прикрыв за собой дверь, и бросилась к шкафу, чтобы сменить халатик на темно-серое трикотажное платье, которое мама ей сшила по выкройке из "Бурды".
"Вот, чёрт – подумала она, услышав, как Стас грохочет чем-то на кухне, – я же так и не купила хлеба. Чем же мне его угостить?.."
Однако когда она зашла на кухню, то от удивления вытаращила глаза:
– Ого!
Небольшой кухонный столик был буквально похоронен под деликатесами. Там было всё, что только можно было представить: черная и красная икра, ветчина, сервелат, шоколадные трюфели ...
– С днем рождения, – Стас притянул её к себе и поцеловал в губы.
Вика вздрогнула, и это не осталось незамеченным:
– Прости, – он отпустил её и отступил назад. – Я не хотел тебя пугать, честное...
Вика, сосредотачиваясь на своих ощущениях, не слушала отчаянные оправдания Стаса. Черта с два она испугалась! Напротив, показалось, что всё её тело омыла горячая волна удовольствия. И это лишь от одного легкого поцелуя... Что же будет, если он поцелует её, как тогда? А если погладит так же, как гладил тогда... прямо там...
Вопреки её мнению, что сам акт неприятен и груб, прямо сейчас, в этот момент, она поняла, что, кажется, очень хочет этого... и в принципе понимает, уже понимает: от чего там может стать приятно.
– Скажи, я сильно покраснела? – спросила она у Стаса.
Он прервал поток извинений и пристально посмотрел на неё:
– Совсем не покраснела, – ответ прозвучал расстроенно. – Только румянец на щеках.
– А ты чего так скис? – Вика порадовалась возможности вопросительно приподнять бровку.
– Получается, после того... Тебе больше не нравятся мои поцелуи, да? Поэтому ты не краснеешь...
Ну, как тут было не рассмеяться? Вика честно старалась сдержаться, но, увы. Смахнув пальцами слезы со щек, она подтолкнула растерявшегося Стаса к табуретке:
– Садись, уже. Хлеба у меня нет, буду блины печь. Говорят, что нет ничего вкуснее на свете, чем блины с черной икрой. Вот и проверим сейчас...
Народная молва не обманула. Традиционная русская закуска оказалась действительно вкусной, так что небольшая баночка икры была уничтожена в считанные минуты. Причем, почти всё съела Вика. Стас в качестве начинки предпочел вишнёвое варенье, мотивируя тем, что икру им, как игрокам сборной, дают частенько, и она даже успела поднадоесть.
После невероятного обеда, который завершился чаем с шоколадными трюфелями, Вика получила сразу четыре маленьких футлярчика.
– Это за п-прошлые, – с запинкой пояснил Стас. – Посмотри. Надеюсь, угодил.
Вика, открыв подарки, на некоторое время просто замерла, как завороженная. Серьги, подвеска, браслетик и цепочка составляли единый гарнитур и были удивительно красивыми...
– А это... – Стас достал из кармана пятый футлярчик, – этот за последний день рождения, Вика. И ещё...– он немного помедлил, словно собираясь мыслями. – Когда мы выезжаем за бугор, временами общаемся там с разным народом. И как-то в разговоре с одним канадцем я услышал: для того, чтобы сделать девушке предложение, у них положено дарить ей перстень с бриллиантом. Наши парни тогда не поверили, поржали, подумали, он так шутит. Но я узнал, что за границей и правда так принято... И, знаешь, мне понравилось. Так вот... – Стас опустился на колено, открыл футлярчик и протянул ей: – Станешь моей женой, Викуся? Я обещаю, что буду любить тебя всегда, буду заботиться о тебе. Пожалуйста, согласись!
Вика, еще не отошедшая от первых подарков, уставилась на мерцающий в золотой оправе камень. Господи! Она в жизни не видела такой красоты. Дар речи будто отшибло, и она смогла только судорожно хватать ртом воздух...
– Ты покраснела, – донеслись до неё слова Стаса. – Значит, тебе нравится? Ты...
– Ну, конечно! Да! – наконец-то смогла ответить Вика. – На оба вопроса!
Стас просиял и надел перстень на безымянный палец её левой руки:
– Ну вот, как влитой сидит, а я боялся промахнуться размером, – с облегчением прошептал он, касаясь губами её кисти. – Я вообще много чего боялся...
Вика мягко провела рукой по его лицу, запустила пальцы в волосы, и притянула его голову себе на колени:
– Я люблю тебя, Стас, – тихонько проговорила она. Люблю... – И очень хочу, чтобы ты понял: боятся больше нечего.
– Совсем? – он поднял глаза и с надеждой посмотрел на неё. – Вика, я так люблю тебя, мне так хочется показать тебе это, но... Скажи, ты точно не боишься?
– Я пока не знаю, – Вика почувствовала, как её начинает колотить непонятный озноб. – Покажи...
Больше слов не требовалось. Стас моментально подхватил её на руки, и через миг Вика уже лежала на своей софе, буквально тонула в ласковых поцелуях и ощущала нежные поглаживания путешествующих по телу рук. Горячие ладони скользнули вверх, стягивая с плеч лямки лифчика вместе с платьем, и она задохнулась от интимного прикосновения к обнаженной груди. Запрокинув голову, Вика забыла о смущении, когда ладони двинулись вверх, лаская её плечи и шею, а затем снова вниз, превратив соски в твёрдые камушки.
Это было очень приятно. Волнующе. И совсем не похоже на то, что было в первый раз.
Стас продолжал ласкать ее медленными умелыми движениями, и она обмякла, подчиняясь его уверенным рукам. Тело охватила истома, и Вика, улыбнувшись, с наслаждением выгнулась навстречу нежным прикосновениям. Потом, осмелев, потянулась, чтобы погладить его предплечья, отмечая про себя напряженные изгибы мышц.
– Нравится? – шепнул Стас ей в ушко.
– Очень, – выдохнула Вика.
Он провёл ладонью по бедру, погладил коленку, опустился ниже, зацепил подол платья и медленно потянул его верх, обнажая ногу... Его пальцы поддели резинку трусиков, а потом... потом мысли Вики поплыли, растворяясь в ощущениях, пугающих и влекущих одновременно. Потому что она поняла, что больше не была испуганным зверьком, которого Стас гладил в попытке вызвать доверие. Она превратилась в требовательную женщину, отчаянно нуждающуюся в наслаждении. Продолжая её ласкать, Стас легонько задел какую-то чувствительную точку, надавил сильнее, и перед глазами у Вики поплыли радужные круги. Она застонала, невольно двинув бёдрами навстречу его руке. Нарастающее желание вылилось в прерывистый стон:
